Ведьмак Сапковский Анджей

– Объясните мне, – холодно сказал Геральт, поворачиваясь к Дхуну и Крапивке, – каким образом вы пользуетесь книгой, не умея читать руны?

– Самая старшая бабка в селе завсегда знает, што в книге есть, – угрюмо сказал Дхун. – А тому, што знает, учит молодую, когда ей уже пора в землю. Сами видите, нашей бабульке уже в сам раз. Тогда бабка пригрела Лилле и учит ее. Но пока ишшо бабка лучше знает.

– Старая ведьма и молодая ведьма, – буркнул Лютик.

– Если я верно понял, – недоверчиво сказал Геральт, – бабка знает всю книгу наизусть? Так, да? Бабушка?

– Всю-то нет, где уж там, – ответила бабка опять с помощью Лилле. – Только то, что около картинки стоит.

– Ага. – Геральт наугад отворил книгу. Различимый на порванной странице рисунок изображал пятнистую свинью с рогами в форме лиры. – А ну похвалитесь, бабушка. Что здесь написано?

Бабка зачмокала, вгляделась в гравюру, прикрыла глаза.

– Тур рогатый, либо таурус, – прошамкала она. – Неучами ошибочно изюбром именуемый. Рога имеет и бодает ними…

– Довольно. Очень хорошо, весьма… – Ведьмак перевернул несколько слипшихся страниц. – А здесь?

– Потучники и планетники разные. Энти дожжом льют, энти ветер веют, энти моланьи мечут. Ежели пожелаешь урожай от их ухранить, возьми нож железный, новый, помёту мышиного три лота, сала серой цапли…

– Браво! Хм… А здесь? Это что?

Гравюра изображала расчехранное страховидло на лошади, с огромными глазищами и совсем уж непотребными зубищами. В правой руке оно держало солидных размеров меч, в левой – мешок денег.

– Ведьмак, – промямлила бабка, – некоторыми ведьмином прозываемый. Вызывать его оченно опасно, токмо тогда надобно, когда супротив чудищев и поганцев разных ничего поделать уже не можно, ведьмак справится. Однако ж следить надыть…

– Довольно, – проворчал Геральт. – Довольно, бабушка. Благодарю.

– Нет-нет, – запротестовал Лютик, ехидно ухмыльнувшись. – Как там дальше-то? Весьма, весьма интересная книженция! Говорите, бабушка, говорите.

– Э-э-э… Следить надыть, чтобы к ведьмаку не прикасаться, ибо от оного запаршиветь можно. И девок от него прятать, потому ведьмак охоч до них сверх меры…

– Ну точно, ну не в бровь, а в глаз, – засмеялся поэт, а Лилле, как показалось Геральту, едва заметно улыбнулась.

– …и хоча он весьма до злата жаден, – бормотала бабка, щуря глаза, – не давать ему больше как за утопца серебряный грош либо полтора. За котолака два серебряных гроша. За вампира – четыре серебряных гроша…

– Были ж времена, – проворчал ведьмак. – Спасибо, бабушка. А теперь покажите нам, где тут о дьяволе речь и что энта книга вообще о дьяволах говорит. Хотелось бы услышать поболе, любопытно узнать, каковой метод вы применили супротив оного-то.

– Осторожнее, Геральт, – засмеялся Лютик. – Начинаешь подражать им. Это заразительно.

Бабка, с трудом сдерживая дрожь в руке, перевернула несколько страниц. Ведьмак и поэт наклонились над столом. Действительно, на гравюре фигурировал знакомый уже им шарометатель, волосатый, хвостатый и зловеще ухмыляющийся.

– Диавол, он же черт, – декламировала бабка. – Он же рокита, либо сильван, а такоже леший. Супротив скотины и домашней птицы шкодник великий и паскудный. Кабы захотишь его с поля изгнать, таково сделай…

– Ну, ну, – проворчал Лютик.

– Возьми орехов лесных пригоршню, – тянула бабка, водя пальцем по пергаменту, – шаров железных пригоршню-другую. Меду кувшин, дегтю другой. Мыла серого кадку малую, творога другую. Кады диавол сидит, пойди ночной порой. И зачни есть орехи. Диавол тутоже, лакомый зело, прибегит и спросит, смачно ли? Тут и дай ему шары-шарики железные…

– А, чтоб вас… – буркнул Лютик. – Чтоб вас наизнанку вывернуло.

– Тише, – сказал Геральт. – Ну, бабуля, дальше.

– …зубы выломавши, диавол, увидевши, как ты мед кушаешь, такоже меду пожелает. Дай оному дегтю, а сам кушай творог. Скоро услышишь, как у диавола внутри бурчание и сквозение почнется, но сделай вид, будто ничего такого. А захотит диавол творогу, то дай ему мыла. Апосля мыла уж диавол не удержит…

– Итак, уважаемые, вы добрались до мыла? – прервал Геральт с каменным лицом, обернувшись к Дхуну и Крапивке.

– Куда там, – ахнул Крапивка. – Хорошо хоть до шариков-то. Ох, задал он нам перцу, когда шарики начал грызть…

– А кто велел давать ему столь шариков-то? – рассмеялся Лютик. – В книге сказано: мол, одну пригоршню. А вы ему цельный мешок энтих шариков натаскали! Вы ему, диаволу-то, амуниции, почитай, на два годка без малого натаскали, дурни!

– Осторожней! – усмехнулся ведьмак. – Начинаешь подражать им. Это заразительно.

– Благодарю.

Геральт быстро поднял голову, заглянул в глаза стоящей рядом с бабкой девочки. Лилле не отвела взгляда. Глаза у нее были ясные и чертовски голубые.

– Зачем вы приносите дьяволу жертвы зерном? Ведь видно же, он – типичное травоядное. Зерна не ест.

Лилле не ответила.

– Я задал тебе вопрос, девушка. Не бойся, от разговора со мной не запаршивеешь.

– Не выспрашивайте ни о чем, – бросил Крапивка с беспокойством в голосе. – Лилле… она… странная. Не ответит, не заставляйте ее.

Геральт не отрывал от Лилле глаз, а Лилле по-прежнему глядела на него. По спине у Геральта пробежали мурашки, выползли на шею.

– Почему вы не пошли на дьявола с дрекольем и вилами? – повысил он голос. – Почему не расставили западни? Если б вы только захотели, его козлиная башка уже торчала бы на шесте в качестве пугала от ворон. Меня предупредили, чтобы я не пытался его убить. Почему? Ты запретила им, верно, Лилле?

Дхун поднялся с лавки. Головой чуть не задев потолок.

– Выдь, девка, – буркнул он. – Забирай бабку и выдь отседова.

– Кто она? – проговорил Геральт, когда за бабкой и Лилле захлопнулась дверь. – Кто эта девочка, Дхун? Почему пользуется у вас большим уважением, нежели эта чертова книга?

– Не ваше дело, – глянул на него Дхун, и в его взгляде не было дружелюбия. – Умных девушек у себя в городах преследуете, на кострах спаляете. У нас этого не было и не будет.

– Вы меня не поняли, – холодно сказал ведьмак.

– И не стараюсь, – проворчал Дхун.

– Я это заметил, – процедил Геральт, тоже не шибко сердечно. – Но одну основную вещь извольте понять, уважаемый Дхун. Нас по-прежнему не связывает никакой договор, я по-прежнему не обязан вам ничем. У вас нет оснований полагать, будто вы прикупили себе ведьмака, который за серебряный грош или полтора сделает то, чего вы сделать не умеете. Или не хотите. Или… не можете. Так вот, уважаемый Дхун, вы еще не купили ведьмака, и не думаю, чтобы это вам удалось. При вашем-то нежелании что-либо понимать.

Дхун молчал, исподлобья глядя на Геральта. Крапивка кашлянул, повертелся на лавке, возя лаптями по глинобитному полу, потом вдруг выпрямился.

– Милсдарь ведьмак, – сказал он. – Не серчайте. Скажем, что и как. А, Дхун?

Посадский солтыс согласно кивнул.

– Когда мы сюда ехали, – начал Крапивка, – вы видели, как тут все растет, какие тут всходы. Другой раз такое вымахает, о чем где в другом месте и мечтать трудно. Даже невозможно. Ну вот. Поскольку у нас саженцы, да и зерно – штука преотличная, мы и дань этим платим, и продаем, и обмениваем…

– Что тут общего с чертом?

– А есть общее, есть. Чертяка раньше вроде бы пакостил и разные штучки подстраивал, а тут вдруг начал зерно воровать понемногу. Тогда мы ему стали класть помалу на камень в конопле, думали, нажрется и отстанет. Ан нет, продолжал красть. А когда мы от него запасы прятать начали по складам да сараям, на три замка запираемым, то он все равно как взбесился, рычал, блеял, «ук-ук» кричал, а уж коли он укукать начинает, то лучше ноги в руки. Грозился, мол…

– …трахать начнет, – вставил Лютик с добродушной ухмылкой.

– И это тоже, – поддакнул Крапивка. – Да и о красном петухе напоминал. Долго говорить – когда не смог больше красть, потребовал дани. Велел себе зерно и другое добро мешками целыми носить. Тогда мы обозлились и всем сходом решили ему хвостатую задницу отбить. Но…

Крапивка кашлянул, опустил голову.

– Нечего кружить-то, – неожиданно проговорил Дхун. – Неверно мы государя ведьмака оценили. Валяй все как есть, Крапивка.

– Бабка запретила дьявола бить, – быстро проговорил Крапивка, – но мы-то знаем, что это Лилле, потому как бабка… Бабка только то болтает, что ей Лилле велит. А мы… Сами видите, милсдарь ведьмак, мы слушаемся.

– Заметил, – поморщился Геральт. – Бабка может только бородой трясти и бормотать текст, которого и сама не понимает. А на девчонку вы глазеете, как на статую богини, раскрыв рты, не глядите ей в глаза, но пытаетесь угадывать ее желания. А ее желания – для вас приказы. Кто она, эта ваша Лилле?

– Так вы же отгадали, милсдарь. Вещунья. Ну, Мудрая, значит. Только не говорите об этом никому. Просим. Ежели до князя дойдет или, не приведите боги, до наместника…

– Не бойтесь, – серьезно сказал Геральт. – Знаю, в чем дело, и вас не выдам.

Встречающиеся по деревням странные женщины и девушки, которых жители называли вещуньями или Мудрыми, не пользовались особой симпатией у вельмож, собиравших дань и тянувших жилы из селян. Кметы всегда обращались за советом к вещуньям, почти по любому вопросу. Верили им слепо и безгранично. Принимаемые на основе таких советов решения зачастую полностью противоречили политике хозяев и владык. Геральт слышал о совершенно радикальных и непонятных случаях – об уничтожении племенных стад, прекращении сева либо уборки и даже о переселении целых деревень. Владыки преследовали «суеверия», зачастую не выбирая средств. Поэтому крестьяне очень быстро научились скрывать Мудрых. Но слушаться их не перестали. Потому что одно, как подсказывал опыт, не подлежало сомнению – по большому счету всегда оказывалось, что Мудрые правы.

– Лилле не позволила нам убить дьявола, – продолжал Крапивка. – Велела сделать так, как указывает книга. Вы уже знаете – не получилось. Уже были неприятности с сеньором. Когда мы отдали зерна меньше, чем положено, он разорался, кричал, что разделается с нами. О дьяволе-то мы ему ни-ни, потому как сеньор строг ужасть, как и в шутках ничегошеньки не смыслит. И тут вы объявились. Мы спрашивали Лилле, можно ли вас… нанять?

– И что?

– Через бабку сказала, что сначала ей надо на вас взглянуть.

– И взглянула.

– Ага. И признала вас, мы это знаем, умеем понять, что Лилле признает, а чего нет.

– Она не произнесла ни слова.

– Она ни с кем, окромя бабки, словом не обмолвится. Но если б вас не признала – в хату б не вошла ни за что.

– Хм… – задумался Геральт. – Интересно. Вещунья, которая, вместо того чтобы вещать, молчит. Откуда она взялась?

– Не знаем, милсдарь ведьмак, – буркнул Дхун. – Но с бабкой, как твердят старики, тожить так было. Предыдущая бабка тожить приласкала неразговорчивую девку, такую, што явилась неведомо откель. А та девка – то как раз наша теперешняя бабка. Дед мой говаривал: мол, бабка таким манером возрождается. Совсем вроде как месяц на небе возрождается и всякий раз становится новый. Не смейтесь…

– Я не смеюсь, – покачал головой Геральт. – Я достаточно много видел, чтобы меня могли насмешить такие вещи. К тому же я и не думаю совать нос в ваши дела, уважаемый Дхун. Мои вопросы имеют целью установить связь между Лилле и дьяволом. Вы, пожалуй, уже и сами поняли, что такая связь существует. Поэтому, если вам дорога ваша вещунья, то относительно дьявола я могу вам дать только один совет: вы должны его полюбить.

– Знаете, – сказал Крапивка, – тут не только в дьяволе дело. Лилле никому не позволяет сделать ничего плохого. Ни одному существу.

– Конечно, – вставил Лютик. – Деревенские вещуньи идут с того же корня, что и друиды. А друид, ежели слепень сосет его кровь, так он тому еще и приятного аппетита пожелает.

– Точно, – слабо улыбнулся Крапивка. – В самое что ни на есть яблочко. То же было у нас с дикими свиньями, которые по огородам повадились лазать. И что? Гляньте в окно. Огороды как на картинке. Отыскался способ, Лилле даже не знает какой. Чего глаз не видит, того сердцу не жаль. Понятно?

– Понятно, – буркнул Геральт. – А как же. Ну и что? Лилле не Лилле, а ваш дьявол – это сильван. Существо чрезвычайно редкое, но разумное. Я его не убью, ибо мой кодекс этого не позволяет.

– Ежели он такой страсть как разумный, – проговорил Дхун, – то попробуйте его на этот самый ум взять.

– И верно, – подхватил Крапивка. – Если у дьявола есть разум, значит, он крадет зерно по-умному. Так вы, милсдарь ведьмак, разузнайте, чего ему надо. Ведь он того зерна не жрет, в кажном разе – не столько. Так на кой ему зерно? Нам назло или как? Чего он хотит? Узнайте и выгоните его из округи каким-нито ведьмаковским способом. Сделаете?

– Попытаюсь, – решился Геральт. – Но…

– А чего?..

– Ваша книга, дорогие мои, устарела. Понимаете, куда я клоню?

– По правде-то, – буркнул Дхун, – не очень.

– Я вам разъясню. Так вот, уважаемый Дхун, уважаемый Крапивка, если вы думаете, что моя помощь обойдется вам в серебряный грош или полтора, то глубоко заблуждаетесь.

– Эй!

В зарослях послышался шорох, гневное «ук-ук» и потрескивание жердей.

– Эй! – повторил ведьмак, предусмотрительно спрятавшись. – Покажись-ка, леший!

– Сам ты леший!

– Тогда кто? Черт?

– Сам ты черт! – Козерог выставил голову из конопли, скаля зубы. – Чего надо?

– Поговорить хочу.

– Смеешься или как? Думаешь, не знаю, кто ты такой? Парни наняли тебя, чтоб меня отсюда выкинул, э?

– Верно, – спокойно согласился Геральт. – Именно об этом я и хотел поговорить. А вдруг – договоримся?

– Вон оно что! – проблеял дьявол. – Хочешь отделаться малой ценой? Без трудов? Со мной такие штучки не пройдут, бе-е-е! Жизнь, человече, это состязание. Выигрывает лучший. Хочешь у меня выиграть, докажи, что ты лучше. Чем болтать-то – давай устроим состязание. Победитель диктует условия. Я предлагаю гонки отсюда до старой вербы на дамбе.

– Не знаю, где дамба и где старая верба.

– Если б знал, я предлагать бы не стал. Люблю состязаться, но не люблю проигрывать.

– Это я заметил. Нет, не станем играть в догонялки. Жарковато сегодня.

– Жаль. Так, может, потягаемся в чем-нибудь другом? – Дьявол оскалил желтые зубы и поднял с земли большой булыжник. – Знаешь игру «Кто громче гукнет»? Чур, я гукаю первый. Закрой глаза.

– У меня другое предложение.

– Ну-ка, ну-ка?

– Ты отвалишь отсюда без состязаний, гонок и гукания. Сам, без принуждения.

– Засунь свое предложение a d’yeabl aep arse. – Дьявол проявил знание Старшей Речи. – Никуда я не уберусь. Мне и здесь хорошо.

– Но ты слишком уж тут набезобразничал. Переборщил с шутками.

– Dwelsheyss тебе до моих шуток. – Леший, оказывается, знал и язык краснолюдов. – И цена твоему предложению такая же, как и dwelsheyss’y. Никуда я не уберусь. Другое дело, если победишь в какой-нибудь игре. Дать тебе шанс? Поиграем в загадки, ежели не любишь силовых игр. Сейчас я тебе загадку загадаю, если отгадаешь – выиграешь, а я уйду. Если нет – я останусь, а ты уберешься. Ну, напряги мозги, потому как загадка не из легких.

Не успел Геральт возразить, как дьявол заблеял, затопал копытцами, мазнул землю хвостом и продекламировал:

– Ну что это? Угадай.

– Понятия не имею, – равнодушно призался ведьмак, даже не пытаясь подумать.

– Скверно. Ты проиграл.

– А правильный ответ? У чего бывают… хм… в точечках цветочки?

– У капусты.

– Слушай, – проворчал Геральт, – твои шуточки начинают действовать мне на нервы.

– Я упреждал, – захохотал дьявол, – что загадка не из легких. Сорт такой. Что делать, я выиграл, остаюсь. А ты уходишь. Низко кланяюсь.

– Минуточку. – Ведьмак незаметно сунул руку в карман. – А моя загадка? Наверно, у меня есть право на реванш?

– Нету, – запротестовал дьявол. – Чего ради? А вдруг я не отгадаю? За дурака меня держишь?

– Нет, – покачал головой Геральт. – Держу тебя за зловредного, наглого, нахального балбеса. Сейчас поиграем в совсем новую, неизвестную тебе игру.

– Да? Ишь ты! Ну и что же это за игра?

– Игра называется, – медленно произнес ведьмак, – «Не делай другому то, что тебе самому неприятно». Закрывать глаза не обязательно.

Геральт наклонился, размахнулся, в воздухе резко просвистел дюймовый металлический шарик и со звоном врезался дьяволу точно между рогами. Сильван рухнул как подкошенный. Геральт щукой скользнул меж жердей и схватил дьявола за косматую ногу. Леший забебекал и взбрыкнул, ведьмак прикрыл голову предплечьем, но у него все равно зазвенело в ушах, потому что дьявол, несмотря на неуклюжую фигуру, лягался с силой разъяренного мула. Геральт попытался ухватить брыкающиеся копыта, но не сумел. Козерог разошелся, заколотил по земле руками и лягнул его снова, на этот раз прямо в лоб. Ведьмак выругался, чувствуя, как нога дьявола вырывается у него из пальцев. Оба они, расцепившись, покатились в разные стороны, с треском выворачивая жерди и запутываясь в побегах конопли.

Дьявол вскочил первым и кинулся на ведьмака, опустив увенчанную рогами голову. Но Геральт уже твердо стоял на ногах и легко уклонился, схватил лешего за рог, крепко рванул, повалил на землю и прижал коленями. Дьявол заблеял и плюнул ему в глаза, причем так, что этого не постыдился бы и верблюд, страдающий слюноизвержением. Ведьмак автоматически отступил, не отпуская, однако, дьяволиных рогов. Леший, мотая головой, лягнул его двумя копытами сразу и – что самое удивительное – обоими попал. Геральт дико выругался, но рук не разжал. Поднял дьявола с земли, припер к трещащим жердям и со всей силы долбанул ногой по косматому колену, а потом наклонился и наплевал ему прямо в ухо. Дьявол взвыл и защелкал тупыми зубами.

– Не делай другому… – выдохнул ведьмак, – что тебе неприятно! Продолжаем игру?

– Блеблебле-е-е! – булькал, выл и плевался дьявол, но Геральт крепко держал его за рога и прижимал голову книзу, поэтому плевки попадали дьяволу на собственные копыта, вздымающие тучи пыли и травы.

Следующие несколько минут ушли на бурную возню, обмен ругательствами и пинками. Геральт если и мог чему-то радоваться, так исключительно тому, что никто его не видит, ибо картинка была воистину кретинская.

Очередной пинок разорвал дерущихся и разбросал их в разные стороны, в гущу конопли. Дьявол снова опередил ведьмака – вскочил и кинулся бежать, заметно прихрамывая. Геральт, тяжело дыша и вытирая лицо, бросился вдогонку. Они продрались сквозь коноплю, влетели в хмель. Ведьмак услышал цокот копыт мчащегося галопом коня. Звук, которого он ожидал.

– Здесь! Лютик! Я здесь! – крикнул он. – Во хмелю!

И тут он увидел над собой грудь лошади, а в следующую секунду на него наехали. Он оттолкнулся от коня, как от скалы, и рухнул навзничь. От удара о землю потемнело в глазах. Несмотря на это, он сумел откатиться вбок, за жерди, уклоняясь от удара копыт. Ловко вскочил, но тут на него налетел другой всадник и снова повалил. А потом вдруг кто-то насел на него, пригвоздив к земле.

И был блеск и пронизывающая боль в затылке.

И тьма.

Рот был забит песком. Когда Геральт попытался его выплюнуть, то понял, что лежит лицом к земле. Когда захотел пошевелиться, понял, что связан. Слегка приподнял голову. Услышал голоса.

Он лежал на земле у ствола сосны. Шагах в двадцати стояло несколько расседланных лошадей. Он видел их сквозь перистые папоротники, нечетко, но один из коней, несомненно, был гнедой Лютика.

– Три мешка кукурузы, – услышал он. – Хорошо, Торкве. Очень хорошо. Молодцом.

– Это еще не все, – сказал блеющий голос, который мог принадлежать только козерогу. – Посмотри на это, Галарр. Вроде бы фасоль, но совсем белая. И какая крупная! А вот это называется рапс. Они из него масло делают.

Геральт крепко зажмурился, потом снова открыл глаза. Нет, это был не сон. Дьявол и Галарр, кем бы он ни был, пользовались Старшей Речью эльфов. Но слова «кукуруза», «фасоль» и «рапс» были произнесены на общем.

– А это что такое? – спросил тот, кого звали Галарр.

– Льняное семя. Лен, понимаешь? Рубахи делают из льна. Гораздо дешевле, чем из шелка, и носится дольше. Способ обработки, кажется, довольно сложный, но я выспрошу, что и как.

– Только б принялся этот твой лен, только б не пропал у нас, как репа, – посетовал Галарр, по-прежнему пользуясь чудным воляпюком. – Постарайся раздобыть новые саженцы репы, Торкве.

– Чего проще, – бякнул дьявол. – Никаких проблем, все растет как на дрожжах. Доставлю, не бойся.

– И еще одно, – сказал Галарр. – Узнай наконец, в чем суть ихнего троеполья.

Ведьмак осторожно приподнял голову и попробовал повернуться.

– Геральт… – услышал он шепот. – Очнулся?

– Лютик, – тоже шепотом отозвался он. – Где мы… Что с нами…

Лютик тихо застонал. Геральт не выдержал, выругался, напрягся и перевернулся на бок.

Посреди поляны стоял дьявол, носивший, как он уже знал, звонкое имя Торкве. Он был занят погрузкой на лошадей мешков, корзин и вьюков. Помогал ему высокий худощавый мужчина, который мог быть только Галарром. Тот, услышав движение ведьмака, повернулся. Его черные волосы заметно отливали темно-синим. На угловатом лице горели большие глаза. Уши заострялись кверху.

Галарр был эльфом. Эльфом с гор. Чистой крови Aen Seidhe – представитель Старшего Народа.

Галарр не был единственным эльфом в пределах видимости. На краю поляны сидели еще шестеро. Один был занят тем, что потрошил вьюки Лютика, другой тренькал на лютне трубадура. Остальные, собравшись вокруг развязанного мешка, усиленно уничтожали репу и сырую морковь.

– Vanadain, Toruviel, – сказал Галарр, движением головы указывая на пленников. – Vedran! Enn’l!

Торкве подскочил и заблеял.

– Нет, Галарр! Нет! Филавандрель запретил! Ты забыл?

– Нет, не забыл. – Галарр перекинул два связанных мешка через спину лошади. – Но надо проверить, не ослабли ли петли.

– Чего вы от нас хотите? – простонал трубадур, пока один из эльфов, прижав его к земле коленом, проверял узлы. – Зачем связываете? Что вам надо? Я – Лютик, тру…

Геральт услышал звук удара. Повернулся, выкручивая шею.

У стоящей над Лютиком эльфки тоже были черные глаза и буйно опадающие на плечи волосы цвета воронова крыла, только на висках заплетенные в две тоненькие косички. На ней была короткая кожаная курточка, надетая на свободную рубаху из зеленого атласа, и облегающие шелковые брючки, заправленные в сапоги для верховой езды. Бедра обмотаны цветным платком.

– Que glosse? – спросила она, глядя на ведьмака и поигрывая рукоятью длинного кинжала, висящего на поясе. – Que l’en pavienn el’ea?

– Nell’ea, – возразил он. – Т’еn pavien, Аеn Seidhe.

– Слышал? – повернулась эльфка к товарищу, высокому сеидхе, который, и не думая проверять узлы Геральта, с безразличной миной на вытянутом лице продолжал бренчать на лютне Лютика. – Ты слышал, Ванадайн? Человекообразное умеет говорить! К тому же нагло!

Сеидхе повел плечами. Перья, украшавшие его куртку, зашелестели.

– Еще один повод заткнуть ему глотку, Торувьель.

Эльфка наклонилась над Геральтом. У нее были длинные ресницы, неестественно бледная кожа, обветренные, потрескавшиеся губы. Она носила ожерелье из фигурных кусочков золотистой бронзы, нанизанных на ремешок, несколько раз обернутый вокруг шеи.

– Ну-ка скажи что-нибудь, человекообразное, – прошипела она. – Посмотрим, куда годится твоя привыкшая лаять глотка.

– Тебе что, повод нужен, – ведьмак с усилием перевернулся на спину, выплюнул песок, – чтобы ударить связанного? А так, без предлога, не можешь? Я же видел, тебе это доставляет удовольствие. Ну, успокой душеньку.

Эльфка выпрямилась.

– На тебе я уже душу успокоила, когда у тебя были свободные руки, – сказала она. – Это я прошлась по тебе конем и дала по морде. Знай, что именно я прикончу тебя, когда придет время.

Он не ответил.

– Охотнее всего я б ткнула тебя кинжалом сейчас, глядя в глаза, – продолжала эльфка. – Но от тебя жутко несет, человек. Я прикончу тебя из лука.

– Воля твоя, – пожал плечами ведьмак, насколько это позволяли путы. – Как хочешь, благородная Aen Seidhe. В связанного и неподвижного ты должна бы попасть. Не промахнуться.

Эльфка встала над ним, расставив ноги, и наклонилась, сверкнув зубами.

– Должна, – прошипела она. – И попаду, куда хочу. Но будь уверен, от первой стрелы ты не подохнешь. И от второй тоже. Постараюсь сделать так, чтобы ты чувствовал, что умираешь.

– Не подходи так близко, – поморщился он, изображая отвращение. – От тебя зверски несет, Aen Seidhe.

Эльфка отскочила, качнулась и с размаху пнула его в бедро. Геральт скорчился и сжался, видя, куда она собирается пнуть теперь. Это ему удалось, он получил по ноге, да так, что лязгнули зубы.

Стоящий рядом высокий эльф аккомпанировал ударам резкими аккордами на струнах лютни.

– Оставь его, Торувьель, – заблеял дьявол. – Спятила? Галарр, вели ей прекратить!

– Thaess! – взвизгнула Торувьель и пнула ведьмака еще раз. Высокий сеидхе сильно рванул струны, одна с протяжным стоном лопнула.

– Достаточно! Довольно, о боги! – нервно крикнул Лютик, дергаясь в путах. – Зачем ты издеваешься над ним, глупая девка! Оставьте нас в покое! А ты перестань терзать лютню, слышишь?

Торувьель повернулась к нему со злой гримасой на потрескавшихся губах.

– Музыкант! – проворчала она. – Гляньте-ка, человек, а музыкант! Лютнист! Надо же!

Она молча выхватила инструмент из рук высокого эльфа и, с размаху разбив о ствол сосны, бросила опутанные струнами остатки Лютику на грудь.

– На коровьем роге тебе играть, дикарь, не на лютне!

Поэт смертельно побледнел, губы у него задрожали. Геральт, чувствуя вздымающуюся где-то внутри холодную ярость, притянул взглядом черные глаза Торувьель.

– Что пялишься? – прошипела эльфка, наклоняясь. – Грязное человекообразное! Хочешь, чтобы я выколола твои гадючьи зенки?

Ожерелье нависло над ним. Ведьмак напрягся, резко приподнялся, схватил ожерелье зубами и сильно рванул, подогнув ноги и выворачиваясь набок. Торувьель, потеряв равновесие, свалилась на него. Геральт метался в узах, как выброшенная на берег рыба. Он прижал собою эльфку, откинул голову так, что хрустнуло в шейных позвонках, и изо всей силы ударил ее лбом в лицо. Торувьель взвыла, захлебнулась воздухом.

Его грубо стащили с нее, волоча за одежду и волосы. Подняли, кто-то ударил, он почувствовал, как перстни рвут кожу на скуле, в глазах заплясал и поплыл лес. Он увидел, как Торувьель поднимается на колени, увидел кровь, текущую у нее из носа и рта. Эльфка выхватила из ножен кинжал, сгорбилась, но вдруг разрыдалась, скуксилась, схватилась за лицо и опустила голову в колени.

Высокий эльф в украшенной пестрыми перьями куртке взял у нее из руки кинжал и подошел к удерживаемому другими ведьмаку. Усмехнулся, поднимая клинок. Геральт видел его сквозь красный туман, кровь, сочившаяся из разбитого о зубы Торувьель лба, заливала ему глаза.

– Нет! – заблеял Торкве, подскакивая к эльфу и повисая у него на руке. – Не убивай! Нет!

– Voerle, Vanadain, – раздался вдруг звучный голос. – Quess aen? Caelm, evellienn! Galarr!

Геральт повернул голову, насколько это позволяла вцепившаяся ему в волосы пятерня.

На полянку выехал снежно-белый длинногривый конь. Грива, мягкая даже на вид, казалась шелковистой, как женские волосы. Шевелюра сидящего в богатом седле наездника была того же цвета. Волосы были перехвачены на лбу повязкой, усеянной изумрудами.

Торкве, побебекивая, подскочил к лошади, ухватил ее за стремя и засыпал белоголового эльфа потоком слов. Сеидхе, прервав его властным жестом, спрыгнул с седла. Приблизился к Торувьель, осторожно отнял от ее лица окровавленный платок. Торувьель душераздирающе охнула. Сеидхе покрутил головой, повернулся к ведьмаку, подошел ближе. Его черные пылающие глаза, горевшие на бледном лице словно звезды, были обведены синими кругами, будто он несколько ночей кряду не знал сна.

– Кусаешься даже связанный, – сказал он без акцента, тихо, на общем языке. – Как василиск. Я сделаю отсюда выводы.

– Торувьель сама начала, – забебекал дьявол. – Она пнула его, связанного, словно сумасшедшая…

Эльф жестом велел ему замолчать. По его краткому приказу другие сеидхе перетащили ведьмака к сосне и привязали ремнями к стволу. Потом все присели рядом с лежащей Торувьель, заслонив ее. Геральт слышал, как она вдруг вскрикнула, дергаясь в их руках.

– Я этого не хотел, – сказал дьявол, все еще стоявший рядом с ними. – Не хотел, человек. Я не знал, что они появятся именно тогда, когда мы… Когда тебя оглушили, а твоего друга связали веревкой, я просил, чтобы вас оставили там, в хмеле. Но…

– Они не могли оставить свидетелей, – проворчал ведьмак.

– Может, нас не убьют? – простонал Лютик. – Может, нас не…

Торкве молчал, шмыгая мягким носом.

– Черт побери, ох, прости, – снова застонал поэт. – Убьют? В чем дело, Геральт? Свидетелями чего мы были?

– Наш козлорогий друг выполняет в Долине Цветов особую миссию. Верно, Торкве? По заданию эльфов он крадет семена, саженцы, рассаду, выуживает сельскохозяйственные знания… Что еще, чертушка?

– Что удастся, – бебекнул Торкве. – Все, что они потребуют. А ты скажи мне, чего они не требуют? Они голодают в горах, особенно зимой. А о земледелии понятия не имеют. Пока-то они приручат животных или птицу, пока-то что-нибудь вырастят на своих делянках… У них нет на это времени, человек.

– Плевал я на их время. Что я им сделал? Лично я? – простонал Лютик. – Что плохого сделал им я?

– Подумай хорошенько, – сказал беззвучно подошедший белоголовый эльф, – и, может быть, сам себе ответишь.

– Он просто мстит за все несправедливости, какие эльфы испытывали от людей, – криво усмехнулся ведьмак. – Ему все равно, кому мстить. Не дай обмануть себя благородной внешностью и изысканной речью, Лютик. Он ничем не отличается от той черноглазой, которая била нас ногами. Ему надо на ком-то разрядить свою бессильную ненависть.

Эльф поднял сломанную лютню Лютика. Некоторое время рассматривал искореженный инструмент, потом отбросил его в кусты.

– Если б я хотел дать волю ненависти или желанию отомстить, – сказал он, поигрывая перчатками из мягкой белой кожи, – я напал бы на Долину ночью, спалил поселки и вырезал жителей. Детская забава, они даже не выставляют охраны. Они не видят и не слышат нас, когда ходят в лес. Разве может быть что-то проще, легче, чем быстрая тихая стрела, пущенная из-за дерева? Но мы не охотимся на вас. Это ты, человек со странными глазами, устроил охоту на нашего друга, сильвана Торкве.

– А, да что там, – бебекнул дьявол, – какая там охота. Мы немного поиграли…