Трое Перрен Валери
Нина открывает бокс, попросив Гримальди подождать снаружи. Она никогда не пускает внутрь чужих людей. Боб подходит, виляя хвостом. Маленькая черная дворняжка, помесь фокстерьера с кокером.
– К тебе гость, парень, – тихим голосом сообщает Нина.
Она наклоняется, гладит песика по жесткой шерсти. Ромэн начинает беседу из-за дверцы:
– Привет, у тебя симпатичная морда…
Боб не смотрит на человека. Нина надевает на него ошейник, пристегивает поводок.
– Давайте пройдемся и посмотрим, как он будет вести себя с вами.
– Думаете, у меня есть шанс понравиться Бобу?
Нина улыбается.
– Да, но Боб застенчивый и сразу незнакомым людям не доверяется.
– Он напоминает моего первого пса, из детства. На сайте я сразу положил на него глаз. Сколько ему?
– По мнению ветеринара – восемь лет.
– Вы знаете, откуда он взялся?
– Нашли в коммуне поблизости… Четыре года назад.
– Почему никто его не выбрал?
– Наверное, он ждал вас.
Они идут рядом, Нина отдает поводок Ромэну на пустыре, прилегающем к приюту. Он тоже ничейный, совсем как собаки, которых тут выгуливают.
– Вы живете один? – спрашивает Нина.
– Да.
– У вас дом или квартира?
– Дом. С садом.
– Продумали, как организуете свой день, когда появится Боб?
– Собираюсь брать его с собой на работу.
– В коллеж?
– Да. Именно поэтому я не хочу щенка. День Боб будет проводить в директорском кабинете, а на большой перемене я смогу его выгулвать.
– Вы имеете право так поступать?
– Да, в Марн-ла-Кокет я всегда ходил на работу с собакой.
– Почему переехали?
– Захотелось поменять обстановку… Какие формальности нужно соблюсти, чтобы забрать Боба?
– Заполнить бумаги. Приходите завтра.
– А плата?
– Боб старичок, так что дадите, сколько решите.
– А если бы он был молодым песиком?
– Четыреста евро. За кота – триста. Сюда входит стоимость вакцинирования, стерилизации, идентификации породы и всего прочего, то есть корма и других услуг.
– А сегодня нельзя его забрать?
– Нет. Боб должен побывать на осмотре у ветеринара, иначе никак.
В животе у Нины порхают бабочки, она искоса поглядывает на Боба и благодарит собачьего бога. Пес наконец покинет приют.
Она останется.
Нине семь лет. Июньское воскресенье. Из радиоприемника льется голос Жан-Жака Гольдмана[37], он поет «На краю моей мечты»[38]. Погода прекрасная, и девочка предвкушает приключение. Накануне дедушка сказал ей: «Завтра мы кое-куда поедем, это будет сюрприз для тебя».
Она надела красивое платье и новые туфельки, заплела две косички и закрепила их «корзиночкой» заколкой-маргариткой.
Они уже больше часа едут на синем «Рено 5». Дед выглядит как заговорщик. «Куда мы едем?» – гадает сидящая сзади Нина. «Вот исполнится тебе десять лет, будешь ездить рядом со мной на пассажирском месте…» – не раз обещал внучке Пьер Бо.
Первый щит с названием Нина видит километров за тридцать до финиша. «Паа… звериный парк развлечений…» – читает она, подпрыгивает от радости и восклицает: «Я догадалась, дедуля!»
Чем они ближе, тем больше на обочинах дороги фотографий, наклеенных на большие яркие панно. Нина в нетерпении, она предвкушает удовольствие, и Пьер Бо довольно улыбается. Затея удалась.
Местные жители называют парк раем, здесь есть манежи, маленький поезд, курсирующий по кругу, картошка фри и сладкая вата. Тут живут невиданно прекрасные звери: бегемоты, хищные кошки, слоны, волки, обезьяны, жирафы.
Нина попадает в гущу событий, кто-то хохочет, кто-то плачет, дети капризничают. Она прижимает к себе мяч и разглядывает людей, как другие – животных. Нина любит держаться поодаль и видеть «общий план».
Дед сжимает ее ладошку в своей большой руке, она в безопасности, но чувствует себя плохо. Голова разболелась, в животе тяжесть, ноги вдруг устали. С чего вдруг? Народу слишком много? Жара виновата? Или все дело в том, что рядом нет родителей? Всех ее ровесников в парке «пасут» мать с отцом. Она то и дело слышит: «Мамочка, иди скорей сюда!», «Папа, смотри!». Нина никогда не произносила этих слов. Ей кажется, что все животные в вольерах и за стеклянными стенками загонов похожи. В неволе повадки и взгляд становятся похожими.
Черная пантера расхаживает по клетке, держа в зубах детеныша, как будто ищет выход, а посетители завороженно наблюдают. Спрятаться негде. Ее поймали, подчинили, засунули за решетку людям на потеху.
Нина чувствует ужасный стыд. То, что веселит окружающих, вводит ее в ступор. Она еще слишком мала и не способна понять природу своих ощущений, но чувствует себя другой. Душа глухо рычит, сердится, тоскует.
В вагончике поезда становится легче, и Нина засыпает, прислонившись к плечу деда, переживания утомили и вымотали ее.
– Хочешь напоследок сходить к волкам? – спрашивает Пьер, поглаживая огромной теплой ладонью хрупкие пальчики.
– Нет, я боюсь.
Это неправда. Ни одно животное не способно напугать девочку.
Они занимают места в машине, Пьер поворачивает ключ в зажигании. Нина счастлива, что страшное место осталось за спиной.
– Понравилось?
– Да, спасибо, дедуля.
– Кто лучше – жираф или львы?
– Поезд.
– Почему?
– Он свободен и едет куда хочет.
13
Июль 1988
Троица переходит в пятый класс. Они взяли немецкий вторым «живым языком», чтобы наверняка оказаться вместе. Их лейтмотив: не разлучаться больше никогда. Язык Гёте добровольно выбирают редкие отличники, остальные предпочитают углубленный английский или испанский.
Сначала родители Этьена воспротивились, заявили: «У тебя не тот уровень!» – но все трое заучили наизусть аргументы для спора с предками. «За немецким будущее. Классный руководитель говорит, что с точки зрения этимологии нет ничего лучше. По статистике, все, кто выбирает немецкий, прогрессируют по другим предметам, это двигатель мотивации, он укрепляет физическую и умственную выносливость… Если встречу Клаудию Шиффер, хочу пообщаться на ее родном языке».
Они в бассейне. Все девчонки-ровесницы поглядывают на Этьена, а он выпендривается, проплывает двадцать пять метров, забирается на тумбу № 3 – ту, что в центре, – потягивается и ныряет идеально выверенным движением, долго плывет под водой, поднимается по лесенке и снова ныряет. Этьен загорел до черноты, у него стройное мускулистое тело, а роста в нем уже метр шестьдесят.
Нина смотрит в небо с редкими кудрявыми облачками, мысленно собирает их в кучу, «лепит» из них пастушью собаку. Солнце пылает, жжется, как огонь. Ей хорошо.
Адриен с задумчивым видом держится за бортик, время от времени погружается с головой, чтобы охладиться.
Через две недели Этьен отбудет в Сен-Рафаэль, и они с Ниной снова останутся вдвоем.
«В следующем году поедем вместе! – обещает Этьен. – Родители почти согласились. Условие одно: повысить на два пункта средний балл…»
Когда тебе двенадцать, «будущий год» кажется очень далеким, но Нина мечтает увидеть море и надеется, что спустя «вечность» это случится. Придется помочь Этьену. Ради осуществления мечты.
– Жрать хочу! – заявляет вынырнувший Этьен.
Они идут на террасу, стелют полотенца, чтобы не обжечься о сиденья железных стульев.
Этьен заказывает и платит за три порции картошки фри и кетчуп.
Наступил час сиесты. Утренние посетители, взрослые и пенсионеры, разошлись по домам или вернулись на работу. Дети появятся после двух. У воды осталось несколько расслабленных жарой подростков, они мажутся солнцезащитным кремом, девчонки смеются, принимая позы на надувных матрасах, мальчики тренируют прыжки.
Их тела изменились. Они выросли, окрепли. Этьен и Адриен вдруг обнаружили, что у Нины под лифчиком есть грудь, и таращат глаза.
– Больно? – шепотом спрашивает Адриен.
– Терпимо… – лаконично отвечает Нина.
Этьен и бровью не повел. Он уже регулярно флиртует – так, не всерьез, накоротке, общается с каждой новой девчонкой пару дней. В первый выглядит влюбленным, во второй – свободным от всех чувств.
Нине нравится один ученик из третьего класса, некий Жиль Бернар, угловатый дылда, который курит сигареты и бывает в клубах. Нина считает, что он похож на Ришара Анконину[39], никто другой этого не замечает. Они слова друг другу не сказали, только переглядываются в коридорах коллежа или в столовой. В следующем году он будет учиться в профессиональном лицее, и она его больше не увидит. Нина ходит по улицам Ла-Комели в надежде на встречу. Жиль Бернар не получает никакой почты, а его родителям приходят только скучные счета. Нина чувствует себя невезучим старателем, жаждущим найти самородок и вечно находящим пустую породу… среди пачек почтовой корреспонденции.
Этьену неизвестно тайное увлечение Нины, ее секрет знает только Адриен, и это их сближает.
Этьен уезжает в Сен-Рафаэль, а его друзья крадут у Пьера Бо все больше писем и открывают для себя повседневную жизнь горожан Ла-Комели и их респондентов. Люди обсуждают погоду, описывают подрастающих внуков.
Нина не сразу распечатывает конверты, сначала она их нюхает, закрыв глаза, пытается вычислить хранящийся внутри секрет и чаще всего бывает разочарована: авторам писем недостает воображения, или они не умеют любить.
Возвращается Этьен, и они заканчивают лето вместе, между бассейном, музыкальным подвалом и комнатой Нины, где она их рисует.
Этьен стал еще выше. Они сидят втроем на бортике большого бассейна, сосут леденцы и рассеянно наблюдают за купальщиками.
Нина стянула волосы резинкой в конский хвост. Как и каждое лето, ее смуглая кожа совсем закоптилась, а глаза еще больше почернели.
Адриен ненавидит свою слишком белую кожу, не поддающуюся солнцу, зато краснеющую, как рак в кипятке.
– В Сен-Рафаэле я кое с кем переспал, – внезапно роняет Этьен будничным тоном.
– По правде? – изумляется Нина.
– Угу… Было странно. Ей шестнадцать. Она легла на меня. Была вся горячая. Ну, кожа как при температуре. Обожгла меня, и я закрыл глаза, но все-таки сделал это.
– Приятно было?
– Влажно… и пованивало.
Они смеются. От смущения, любопытства, жадного желания узнать заветное. Вопросы сыплются один за другим, Нина и Адриен захлебываются словами, перебивают друг друга.
– Где ты это сделал? – спрашивает Адриен.
– Не где, а куда, болван!
Они смущенно хихикают.
– Не я болван, а ты идиот! Я имел в виду в постели, в твоей комнате?
– Нет, на пляже, так все поступают.
– При людях?! – восклицает Нина.
– Не-а… Ночью. Вокруг ни одной живой души не было.
– Ты влюбился?
– Вот еще…
– Тогда зачем?
– Нужно когда-то начинать… Зато я больше не девственник.
– Как ее зовут?
– Синтия.
– Имя как у актрисы какой-нибудь… Вы давно знаете друг друга?
– С детства. Встречаемся там каждый год.
– Она тебя любит?
– Понятия не имею.
Все трое погружаются в свои мысли, потом Нина нарушает неловкое молчание:
– Я лягу только с тем, в кого влюблюсь…
– Ты девчонка, это другое дело, – философским тоном заявляет Этьен.
– Почему? – изумляется Адриен.
– Все девчонки ужасно романтичные. Особенно Нина.
– Она получила удовольствие?
Этьен краснеет. Они впервые говорят о сексе так откровенно, Нина впервые задает вопрос в лоб, что кажется ему ужасно грубым.
– Ну, не знаю… Дышала шумно.
Они начинают хохотать как дети, жаждущие поскорее вырасти, несмотря на счастливое детство.
Теперь они застряли между Les Bons Becs[40] и будущим. Между глупостями и ломающимся голосом. Между велосипедными спицами, по которым задорно стучит картонка, и мечтами о долгих прогулках на мотоцикле.
14
11 декабря 2017
Нина ставит свой велосипед у приюта, здоровается с волонтерами Жозефом и Симоной, ждущими у ограды.
Румяный коротышка Жозеф, рабочий на пенсии с вечной сигаретой в углу рта, которую он закуривает через раз. Сын Симоны погиб в автомобильной катастрофе, так что выгул приютских собак – способ не сойти с ума и жить дальше. Поводки заставляют ее держать спину прямо. Брошенные животинки для Симоны что трость для инвалида.
Нина перевидала много добровольных помощников. Люди приходят и уходят, меняются в эклектичном дефиле. Каменщики, сиделки, домохозяйки, вдовцы, просто старики, «проблемные» парни и девушки. Одинокие и слишком чувствительные люди вычищают клетки, латают решетки и пытаются излечиться, воспрять духом. Здесь бедняги всех сортов знакомятся, пьют горячий кофе, заводят споры-разговоры, чинят крышу, а потом исчезают, потому что им стало лучше, они переезжают, женятся, выходят замуж. Некоторые признаются: «Все это слишком тяжело…», «Поздно, уже ничего не изменишь» – и испаряются, как не было.
Сегодня утром у Нины встреча с Ромэном Гримальди. Сегодня утром уйдет Боб.
Всякий раз, когда из приюта забирают кота или собаку, каждый сотрудник мысленно празднует счастливое событие. Дни усыновления совершенно особенные: один глаз плачет по животному, к которому неизбежно привязываешься, а второй улыбается, ведь еще чьему-то одиночеству пришел конец. Вот и Боб обрел хозяина. Человек выдерживает игру в жизнь только благодаря подобным святым моментам.
Ромэн ждет Нину перед дверью кабинета. Они обмениваются рукопожатием и вместе заходят внутрь. «От него по-прежнему вкусно пахнет…»
Мужской аромат завораживает Нину, она вспоминает мужа, каким тот был в самом начале. «Все решает обоняние», – думает она.
– Я подготовила все бумаги, и через месяц Боб официально станет вашим псом.
– А пока он не мой?
– У вас есть месяц, чтобы сдать его назад.
– С какой стати?
– Да мало ли… Усыновление подобно женитьбе, любой может захотеть развестись в первый же год.
– Такое часто случается?
– Нет, редко, и все-таки… Бывает так, что собаку возвращают, потому что она не оправдала ожиданий.
Симона заводит в кабинет Боба, кивает Ромэну, буркает: «Он хороший песик, позаботьтесь о нем…» – протягивает ему поводок и оставляет их.
Раньше Симоне дела не было до животных, она, конечно, ни одному живому существу не причинила бы вреда намеренно, но в упор их не замечала.
За два дня до похорон сына Симона пришла к нему на квартиру за одеждой и познакомилась со старой собакой, которую подобрал Эрик, никому не сказав ни слова. Она вспомнила, что ее мальчик всю жизнь мечтал завести пса, но ему не позволяли. Она не позволяла. Симона с собакой долго смотрели друг на друга, в их глазах стыла одинаковая жгучая тоска. Животное поняло, что хозяин не вернется, Симона сыграла роль утешительницы – и утешилась сама. Когда душа псины отлетела в звериный рай, Симона пришла к Нине и заявила: «Я должна выгуливать ваших собак!» – и в тот же день получила работу. Знакомы они не были, а вот с Эриком учились в одном лицее. После похорон она всегда видела его мать с собакой на поводке, они бродили по городу с вечной спутницей Печалью. Нина считала эту женщину еще одной жертвой жестоких обстоятельств и не могла отказать ей, хотя предвидела, что той будет нелегко справляться с болезнями, старением и смертью обитателей приюта.
– Я восхищаюсь тем, что вы делаете, – говорит Ромэн Нине, подписывая бумаги.
– Взаимно… – отвечает она. – Наверное, непросто руководить коллежем?
– Труднее всего не с учениками, а с родителями.
Она улыбается. Он протягивает ей чек.
– Вы не обязаны.
– Знаю.
– Благодарю от имени четвероногих… – Нина смеется.
Ромэн ведет Боба к машине, открывает пассажирскую дверь, устраивает нового друга на переднем сиденье и обещает:
– Я буду держать вас в курсе нашей жизни.
Нина фотографирует Боба на телефон, Гримальди машет ей рукой и уезжает, она еще несколько секунд стоит на месте, чувствуя запахи бензина и мокрой собачьей шерсти, потом возвращается в кабинет и размещает на сайте снимок счастливчика. Подпись БОБ УСЫНОВЛЕН украшена сердечком.
15
10 ноября 1989
Они в четвертом. Первое занятие дня. Та же конфигурация, что в классе мсье Пи. Нина сидит рядом с Этьеном, Адриен – сзади, смотрит на ее затылок. Она постриглась и теперь чуть-чуть напоминает мальчишку. Адриену не слишком нравится ее новый стиль. Нина начала подводить глаза карандашом, но делает это неумело – взгляд кажется слишком мрачным. Этьен сказал: «Уродство какое-то…» Она ответила: «Что с тебя взять, ты же не рокер…»
Преподаватель немецкого мсье Шнейдер входит в класс, и по его взъерошенному виду мгновенно становится ясно: произошло нечто невероятное. Все умолкают и устремляют взгляды на Шнейдера. Он человек сдержанный, даже робкий, его голова «утоплена» в плечи, как будто по макушке ударили кувалдой. У него тихий голос, которым он больше двадцати лет терзает слух учеников. Странно, но у мсье Шнейдера рюкзак за плечами. Он что, пришел проститься перед отъездом?
– Eins, zwei, drei, die Mutter ist in der Kche…[41]
Обычно все продолжают болтать, когда он появляется в классе, но сейчас все иначе. «Наверное, этот чудик выпил, – думает Нина. – Вон как глаза блестят…» Шнейдер открывает портфель, и книги валятся на пол. Ученики хохочут. Их всего пятнадцать, собранных в группу из пятых и четвертых классов.
Учитель поднимается на кафедру, делает глубокий вдох и заявляет торжественным тоном:
p>– Meine lieben Kinder, ich habe gute Nachrichten, eine Nachricht, die das Gesicht der Welt verndern wird: die Berliner Mauer ist gefallen[42].Ноль реакции! Никто не понял ни одного чертова слова! Шнейдер впервые обратился к ним на немецком не по теме урока, а просто так.
Дальше – больше, действия преподавателя повергли коллежан в полное изумление. Они бредят? Это сон наяву? Мсье Шнейдер достал из рюкзака четыре бутылки шампанского и откупорил одну за другой, смеясь и нелепо вскрикивая. Им овладело веселое безумие, что совсем выбило его питомцев из колеи. Учащиеся ненавидят строгие школьные порядки, но именно рамки этих порядков дают им уверенность в надежности бытия. Преподаватель расставляет на столе пластиковые стаканчики и начинает разливать вино, выкрикивая фразу на немецком:
– Lang lebe die Freiheit![43]
Первый глоток все делают в 09:00, и Шнейдер радостно чокается с каждым.
«Стены позора больше нет, – говорит он. – Германия снова едина, во что трудно поверить, так вершится история, это невероятно чудесно, никто и не надеялся!» Наконец-то ученики понимают, что в состояние транса мсье Шнейдера повергло падение Берлинской стены. Он рассказывает, захлебывается словами, вдруг начинает лить слезы над теми, кто погиб, пытаясь вырваться на свободу. Нина спрашивает: «У вас там родственники? С какой стороны?» – и он отвечает, потрясенно запинаясь на каждом слове, что его родители жили в Восточной Германии.
Выпив два стаканчика и не закусив даже орешком, Шнейдер без стука врывается в другие аудитории и приглашает всех коллег и учащихся отпраздновать вместе с ним великое событие. В 10:00 на четвертом этаже коллежа Шарля Бодлера двести человек слушают или танцуют под «Африканское регги» Нины Хаген[44] – мсье Шнейдер вставил кассету в рабочий плеер, которым пользуется на уроках грамматики. Песню он заводит в режиме «нон-стоп», танцует, как молодой, и выкрикивает:
– Lang lebe die Freiheit! – и приглашает всех без разбора, и кружится, кружится…
Этьену впервые интересно в школе. Пусть рушатся все стены в мире!
Ребята и представить не могли, что их учитель немецкого слушает Нину Хаген, а в крови у него плещется хоть унция фантазии.
Этим утром Адриен осознает, что из свободы воспоследует безудержная радость, преображающая лица и тела.
Вечером они с матерью смотрят по телевизору новости, и Жозефина то и дело вытирает платком слезы – она потрясена и глубоко растрогана. Весь мир видит слезы немцев, воссоединение семей, девушек, которые целуют солдат, люди бьют молотами по камню, куски стены падают на землю, толпа расхватывает осколки бетона, чтобы превратить их в сувениры на память.
Адриен задается вопросом о своей собственной стене, которая отделяет его от него самого, за которой он прячется с первой секунды жизни. Интересно, какой она высоты?
16
11 декабря 2017
Здание исчезло с лица земли. Останется несколько снимков в архивах да коллективные фотографии классов в пыльных альбомах.
Коллежа Вьё-Коломбье больше нет. На его месте теперь пустырь. Весь мусор и обломки убрали. Корпуса «Превер», «Бодлер», «Верлен» и «Гюго» приказали долго жить. Мэрия уже расставила щиты с объявлением о строительстве жилых комплексов для пожилых людей и предложением обращаться в такое-то агентство недвижимости для резервирования квартир, которые будут сданы в 2020 году.
Я спрашиваю себя, о чем подумала Нина, узнав о случившемся, она ведь каждый день проходит мимо по пути в приют. Впрочем, Нина наверняка ничего не чувствовала, она с детства презирала ностальгию.
Я не встречаю ее, когда хожу за покупками, но иногда замечаю, если еду на машине. Нина водит «Ситроен»-комби с надписью «АЗЖ» (Ассоциация защиты животных) на обоих бортах и кажется просто крошечной за огромным рулем. Она всегда напряженно думает о чем-то своем и словно бы не замечает ни пешеходов, ни других автомобилистов.
Знает ли она, что я вернулась в наш город? Проглядывает ли хоть иногда мои статьи в местной газете (если вообще ее читает!)?
Сегодня вечером пустырь напоминает озеро, каким оно было на прошлой неделе, когда я снимала там по заданию редакции. Непонятно, какие работы ведутся, все замерло. Погрузилось в забвение. Продрогшие оголившиеся деревья похожи на призраков и стоят прямо из чистого упрямства. Противная морось сыплется с неба, фары моей машины разгоняют темень ледяной ночи, как будто день решил вовсе не заниматься. Забастовал.
Я возвращаюсь из Макона, с пресс-конференции. Прокурор подтвердил, что в кабине «Твинго», выловленного из так называемого Лесного озера, водолазы жандармерии обнаружили скелет. Машину опознали по номеру, ее угнали 17 августа 1994 года, после полудня, у мсье и мадам Гийом Деснос, от их дома в коммуне Ла-Комель. Можно с уверенностью утверждать, что в этот же день ее утопили в озере, где она и пребывала последние двадцать три года.
На данном этапе расследования идентификация тела будет долгим и сложным процессом, учитывая состояние костей. Эксперты сделают анализ ДНК и сравнят с генетическим материалом родственников лиц, пропавших в регионе в тот период.
«Твинго», забитый илом, был обнаружен на семиметровой глубине. Бригада водолазов продолжает исследовать сонаром дно вокруг, чтобы попытаться обнаружить предметы, имевшие к ней отношение.
Один из журналистов задал вопрос о Клотильде Марэ: «Если это она, будет ли наконец раскрыта тайна ее исчезновения?» Троица свято верит, что тайна известна им одним.
Я хорошо помню все наши выкрутасы летними вечерами на берегу озера. Мы курили травку, пили всё, что попадалось под руку или было украдено из семейных буфетов: мартини отца, водку деда и виски брата. Этьен приносил свой магнитофон и кассеты, на которые заранее записывал музыкальный микс. На земле за нашими спинами лежали велосипеды, терпеливо дожидаясь, когда мы наконец решим отправиться по домам.
17
20 апреля 1990
На первом этаже, в гостиной дома родителей Этьена, четвертый класс празднует четырнадцатилетие Адриена.
Нина заперлась в ванной комнате Больё, ее притянули сюда ароматы и солнце, просочившееся через окно и ласкающееся к кафельному полу.
Стены дрожат от громких звуков, музыка грохочет где-то в глубине дома.
Нина слушает и тихонько подпевает Роберту Смиту[45], шепча слова его «Колыбельной». Она нюхает кремы для тела, пенистый гель для душа, стоящий на бортике большущей ванны, разноцветные кусочки мыла. Открывает дверцы шкафчика и обнаруживает косметичку, щипчики, лекарства в ящичках с перегородками. Нина любит шарить везде – где можно и нельзя, выискивая изнанку декораций: по ее мнению, в домах секретов не меньше, чем в письмах, которые она ворует у деда.
Она вздрагивает, ощутив за спиной чужое присутствие. Нет, показалось, это всего лишь ее собственное отражение в ростовом зеркале. Нина смотрит на свой зыбкий силуэт, горбится, выпрямляется, втягивает живот, ерошит волосы (ужас, до чего быстро они становятся жирными!). Фу, какая темная у нее кожа, и мерзкие черные точки на щеках, и вообще, все лицо какое-то… угловатое. Она похожа на мальчишку, и это ей не нравится, но с длинными волосами она любила себя еще меньше, хотя и была чуточку женственней. Нина растягивает губы, но не улыбается, а скалится, проверяя, хороши ли зубы. Почему в тринадцать лет выглядишь противней некуда? Ну что за рожа? Нина надеется, что время поправит дело, иначе придется добровольно уйти на свалку.
Она отворачивается от своего отражения и продолжает «исследовать окрестности». Семейная туалетная комната Больё выглядит как пещера чудес Мари-Лор.
Нина обводит взглядом флаконы, их много, некоторые давно пусты, словно когда-то принадлежали другим женщинам.
Внезапно ее осеняет.
Она спускается по лестнице и направляется в сторону кухни, толкае закрытую створку и… натыкается на Мари-Лор и Жозефину. Они сидят за столом, пьют чай и что-то обсуждают. Нина всегда считала этих женщин совсем разными и не могла представить, что они будут вот так запросто общаться.
– Почему ты не с гостями? – удивляется Жозефина. – Вам чего-нибудь не хватило?
– Нет… всего полно… – отвечает Нина.
«На этой кухне не хватает моей матери», – думает она.
Марион должна была бы сидеть за этим столом, грызть печенье и ждать, когда закончится детский праздник.
Нина встречается взглядом с Мари-Лор, мать Этьена ласково ей улыбается и спрашивает:
– Ну что, поедешь с нами летом в Сен-Рафаэль? Этьен мне об этом все уши прожужжал.
– Адриен тоже, – добавляет Жозефина. – Только о том и говорит.
«Море близко, – говорит себе Нина. – Море близко».
Она улыбается. Этьен улучшил средний годовой балл благодаря их с Адриеном помощи. Билет в счастье совсем близко.
– Конечно, будет здорово, – отвечает она. – А вы… знали мою мать, Марион Бо?
Читать бесплатно другие книги:
