Экспедиционный корпус Лопатин Георгий

4

Но если кто-то подумал, что на этом все закончится, то нет, не прошло и часа, как горожане буквально осадили лагерь словно вражеское войско. Словно бомбы через стену полетели сначала все те же треклятые букеты, а за ними корзины со всякой снедью. Потом и вовсе марсельцы пошли на штурм, откуда-то взяли лестницы и приставив их к стенам ползли наверх откуда передавали вино и пили сами.

Продолжался этот бардак порядка часа, пока наконец подоспевшие полицейские не оттеснили всю эту восторженную до помешательства братию, что перепилась собственного вина от стен лагеря, дав наконец солдатам нормально устроиться в бараках-казармах и отдохнуть.

Для офицеров естественно подготовили условия получше. Правда никто задерживаться в лагере не собирался, все хотели после длительного плавания погулять по городу во всех смыслах этого слова.

– Сегодня и завтра отдыхаем, – сказал генерал Лохвицкий. – Сегодня только разгрузят наши пароходы, а завтра имущество загрузят на паровозы…

Все понятливо кивнули. Помимо солдат везли всякое имущество бригады вплоть до собственных полевых кухонь.

Климов тоже выбрался в город, подумав: «При желании можно свалить хоть сейчас…»

Искушение было велико, но делать это именно сейчас не стоило. Без значительных средств далеко не убежишь, а идти на дело, когда полиция на усиленном режиме службы верх безрассудства.

Бухать с остальными в «Старом квартале», где располагались бордели, Михаил не стал и осмотрев доступные достопримечательности до сумерек, вернулся в лагерь, где оказался самым старшим офицером если не считать заявившегося в лагерь военного агента Игнатьева Алексея Алексеевича с каким-то кавказцем в звании ротмистра, что пытались наладить кормежку личного состава. Пришлось ему впрягаться в это дело.

Офицеры после вчерашней затянувшейся попойки и легкого опохмела под вечер двадцать первого числа шумели, активно обсуждая устроенную русским частям встречу и лишь Михаил, взяв стул пристроился в темном уголке, взяв бокал вина и медленно его попивал. Но как ни пытался он изобразить из себя невидимку, его конечно же не оставили в покое, особенно учитывая его совсем не восторженное поведение, и конечно же потребовали пояснений.

– А вы почему столь хмуры Михаил Антонович?! – докопался до него слегка перебравший вина командир первой роты первого батальона капитан Генроз.

– Я не хмур, Виктор Францевич.

– Как же не хмуры?! Вот, сидите тут как Кащей и зыкаете темным глазом…

– И правда, господин штабс-капитан, – поддержал капитана Генроза, еще один офицер, полковник Лисовский, военный прокурор при особой бригаде в котором видимо из-за профдеформации личности проснулся профессиональный интерес к нетипичному поведению «подозреваемого». – Что это на вас нашло?

«Вот блин, и смотрит падла, словно я уже совершил какое-то преступление, – мысленно хмыкнул Михаил. – Так вот, я еще пока только раздумываю над этим…»

Наездом этой парочки заинтересовались прочие офицеры и выжидательно уставились на Климова. Мысленно сплюнув, он ответил:

– А чему я собственно должен радоваться господа?

– Но ведь такой восторг…

– Восторг местных, я понять могу, – перебил какого-то младшего офицерика Михаил. – Особенно мужиков. Как они отдаривались паршивого качества винцом, сигаретами да шоколадками за то, что мы и наши мужики поедут вместо них на фронт подыхать да дышать ядовитыми газами коими нас конечно же попотчуют германцы. Я даже могу понять восторги женщин, ведь опять же мы, а не их мужья, братья или отцы поедут на всю туже войну, где не по ним будут стрелять из пулеметов и накрывать «чемоданами» разрывая в ошметки. Да, они нам искренне благодарны за то, что именно мы будем подыхать вместо них. Как не так давно вместо них подыхали какие-то индусы, а когда те кончились, привезли негров из Западной Африки, а когда и они кончились привезли негров из Восточной Африки, а когда и они закончились, привезли индокитайцев, таких смешных узкоглазых ребят в соломенных шляпах, а когда и они закончились… угадайте с трех раз, кого привезли подыхать вместо жабоедов? Правильно господа! Нас! Вот я и думаю, а кем мы тогда являемся на фоне всех этих сипаев из французских колоний? Не таким же сипаями? Мне вот интересно, их встречали с таким же размахом и радостью на улицах?

Офицеры начали недоуменно и хмуро переглядываться о чем-то вполголоса заговорив между собой.

– Вы пьяны, господин шабс-капитан, и говорите глупости, – произнес ледяным тоном полковник Щолоков Иван Иванович, начальник штаба бригады. – Мы не сипаи, а выполняем союзнический долг!

– Именно, господин полковник! Именно! Долг! – распалился Михаил Климов. – Россия так должна Франции, как земля крестьянину, что решила расплатиться всеми нами! Нехай, бабы еще нарожаютЬ…

Михаил уже понял, что сорвался, говорит что-то не того, не тем и не там, но остановиться уже не мог. Да и зачем? Все равно скоро свалит отсюда, так что можно напоследок резануть правду-матку, выплеснуть весь негатив копившийся в нем все это время. А то видеть все эти наивно-восторженные рожи было просто невыносимо. Так что, демонстративно сделав глоток из бокала, пока полковник от возмущения хватал ртом воздух, продолжил:

– Вот эти все буржуа, что так радовались нашему прибытию и были нам благодарны за то, что станем подыхать вместо них… а скажите мне, а точнее ответьте себе на вопрос, а насколько далеко распространяется эта их благодарность по отношению к России? Или дальше сифилисного поцелуя и корзинки с печеньем, – кивнул он на вазу такого подаренного печенья, – да бутылки с вином дело не дойдет?

При словах о поцелуе вздрогнул поручик Бодько и рефлекторно потер губы рукавом кителя.

– Ведь часть из них владеет облигациями госдолга России. Так ли далеко распространяется их благодарность, что может они порвут все эти бумажки? Ах нет?! Ну конечно же нет! Благодарность благодарностью, а деньги деньгами. Как говорят у нас, дружба дружбой, а табачок врозь! Вот и получается господа, что мы не только будем лить за них свою кровь, но они, выжив за наш счет, с России еще станут дополнительно тянуть деньги в качестве дивидендов по этим облигациям. Может ответит мне кто-нибудь, сколько сотен миллионов рублей реальным золотом Россия платит только по процентам? Хорошо устроились лягушатники, вы не находите? И подумайте еще над вот чем, нас ведь поставят не на второстепенный фронт, туда они, надо думать, собственных граждан отведут, что для них гораздо ценнее пришлых и которых можно не жалеть.

Зал погрузился в тишину, что с каждым мгновением становилась все более гнетущей. Все переваривали сказанное Михаилом и судя по тому, как все сильнее сдвигались их брови к переносице, до них начинала доходить вся глубина и абсурдность сложившейся ситуации.

«Зря… все-таки зря…» – снова раскаивался в содеянном Климов, глянув на комсостав бригады, а выражение их лиц не сулило ему ничего хорошего, по крайней мере от некоторых из них.

Не смог удержаться, тело реципиента, его гормоны, общая горячность, все-таки влияло на подселившееся сознание. Тут еще винца хлебнул, совсем раскрепостился…

Хотя, увидев легкую грустную усмешку генерала Лохвицкого, удивился.

«Готовит мне какую-то особенно пакостную каверзу или… согласен?» – недоуменно подумал он.

Покопавшись в памяти, выудил несколько сказанных еще на пароходе генералом фраз из которых следовало, что Николай Александрович являлся противником посылки русских солдат во Францию.

– Вы говорите недостойные русского офицера и благородного человека гнусности! Я буду настаивать, чтобы тебя отстранили от командованием боевым подразделением и… перевели в маршевый батальон! Там найдутся более достойные офицеры, что смогут повести солдат в бой и отличиться, не посрамив знамя бригады!

«Паскуда… как же я тебя… люблю! Обеими руками «за»!» – мысленно засмеялся Михаил.

Перспектива командовать ротой обозников его ничуть не пугала, даже радовала. Подальше от окопов и вшей, в атаки ходить не надо. Лепота! Это в том случе если ничего не получится с бегством. Мало ли…

– Не стоит так горячиться, дорогой Иван Иванович, – похлопал по плечу начштаба подошедший генерал Лохвицкий, Михаил при этом встал со стула, сидеть, когда перед тобой стоит генерал даже в неформальной обстановке это уже оскорбление. – Михаил Антонович храбрый и достойный офицер и искренний патриот России, его награда тому свидетельство. У каждого может иметься свое мнение… пусть оно и было сейчас высказано в несколько резкой форме.

«Ну зачем?!» – мысленно с разочарованием простонал Михаил, ведь если бы его перевели в маршевую роту, то просидел бы в ней до конца войны ничем не рискуя и не ввязываясь в авантюру с ограблением банка, коя хрен знает как может в итоге закончиться, он ведь все-таки не грабитель.

– Я же вас прошу, господин штабс-капитан, больше не позволять себе таких эскапад, – обратился уже непосредственно к Климову генерал.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

– Покиньте наше общество, господин штабс-капитан! Немедленно! Вы мне омерзительны! – буквально выкрикнул взбешенный полковник Щолоков, что как, оказалось, являлся тем еще франкофилом, готовым вогнать в землю тысячи русских солдат, во имя милой Франции.

– Как пожелаете…

Михаил Климов даже подумал в том плане, что оно и к лучшему.

«Хоть не будут больше доставать с музыкальными вечерами, достало играть и петь для этих снобов…» – сплюну он, выйдя из здания.

Впрочем, бойкот офицеров, что активно попытался инициировать начштаба, продлился меньше суток, толком даже не начавшись. Все-таки головы у офицеров на плечах имелись, а в этих головах хоть маленько, но присутствовали мозги, коими они даже иногда пользовались по прямому назначению, так что сказанное Михаилом влетев в одно ухо не вылетело из другого, по крайней мере не полностью, а частично впиталось в иссушенные уставом мозги заставив их работать, с трудом, но осмысливать услышанное. А осмыслив всю пикантность своего положения…

До бунта, конечно, не дошло, даже отдаленно им не пахло, но вот восторгов все же сильно поубавилось. Так что, когда погрузились в составы и поехали на север, смотрели из окон вагонов на встречающих их на каждой станции радостных французов как… Ленин на мировую буржуазию. Генералу Лохвицкому даже пришлось вмешаться и приказать вести себя с встречающими их бригаду людей более радушно.

– Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем, – усмехнулся на это Михаил, вызвав нервные смешки у тех, кто его услышал.

К концу пути в провинцию Шампань, куда их собственно и везли в район городка Верден, возле которого происходила в данный момент основная движуха окопной войны, Михаил Климов снова стал своим в доску, если не считать нескольких отъявленных франкофилов во главе с полковником Щолоковым, что его показательно игнорировали.

5

Вечером двадцать третьего апреля бригада вошла в пределы военного лагеря Майльи, представлявшего собой скорее военный городок. Располагался он в тридцати километрах от Шалона-на-Maрне.

До вечера размещали личный состав по казармам. Заселились сами офицеры. То, что это лагерь Майльи – военный городок, сказано не для красного словца. Тут действительно располагались нормальные жилые дома в которых ранее проживали французские офицеры с семьями. Французы большей частью уже покинули территорию и их квартиры теперь отдавались в распоряжение офицерского состава бригады.

Младшие офицеры селились по четверо в квартиру, штабс-капитаны и капитаны с подполковниками расселялись по двое, а полковники ну и конечно генерал естественно занимали квартиры единолично.

Под самый вечер запланировали провести общий молебен по случаю благополучного прибытия.

– Становись! Оправиться!

Солдаты привели себя в порядок, одернув форму и разгладив складки.

– Смирно! На молитву шапки – долой!

Сняв фуражку и, как положено, разместив ее на сгибе левой руки Михаил крестился в положенных местах мысленно матерясь, а не молясь. Для него вся это церковная ритуалистика лишь потеря времени особенно учитывая, что он сам считал себя атеистом. Но делать нечего, приходится выполнять бессмысленные ритуалы, которые если подумать, то к собственно вере не имеют никакого отношения. Можно подумать, богу есть какое-то дело до того, кто, как сколько раз осенил себя крестным знамением или поклонился? Глупость ведь! Ты или веришь, или не веришь, все остальное от лукавого.

Протоиерей Цветаев Николай Иоаннович протяжно тянул молитвы, ему помогал полковой священник Барсов Дмитрий Дмитриевич, что зыркал по солдатам взглядом комиссара, определяя нет ли симулянтов или еще каких проявлений ереси. Аж передернуло от такого преображения, казалось бы обычного попика-тихони.

Еще один священник из второго полка в пику коллеге из первого отличавшегося крупным телосложением, но не жирным, вел себя как обычно. Более того, на его груди болтался Георгиевский крест, и вот он у солдат пользовался гораздо большей популярностью.

Климову все это было до фонаря, но что-то зацепило его взгляд в действиях рядом стоящего фельдфебеля Прокопия Анисимова. Вот после очередных дребезжащих завываний протоиерея, новая порция крестных знамений.

«Не понял…» – подумал Михаил.

Фельдфебель в момент прикосновения ко лбу поджимал большой поближе к ладони и вместо трехпальцевого крестного знамения получался двуперстный.

«Раскольник? То бишь старовер что ли?» – подумал Климов.

Собственно, ему было глубоко наплевать на то, какую версию христианства исповедуют его временные подчиненные, он здесь ненадолго. Да даже если бы задержался и в этом случае тоже было бы наплевать.

Просто вспомнил такой фактик, что когда к власти придет Временное правительство и отменят обязательное посещение служб, то ходить на них станет в лучшем случае пятая часть, остальные на это дело забьют болт. Вот эти, что поджимают палец и прочие, что еще как-то выкручиваются, те и забьют. В общем получалась не самая приглядная картина, если подумать. Лишь пятая часть православного населения империи относит себя к последователям официальной РПЦ, а остальные держат фигу в кармане.

«Чего потом удивляться, что как бЭ коммунисты начнут взрывать храмы? Но при этом почти не трогали мечети и синагоги. – Подумал он. – Не коммунисты, а вот эти вот вынужденные притворяться староверы различных течений и начнут жестоко мстить официалам за свое притворство и вынужденный грех лицемерия…»

Чтобы не привлекать к себе внимание, ни священников, ни собственных солдат, Михаил, особо не вертя башкой искоса понаблюдал за личным составом не только своей, но и соседней третьей роты в момент крестных осенений. Заметил еще несколько человек, что проделывало тот же финт, что и фельдфебель.

Наконец вся это мутная бодяга закончилась.

– Накройсь! Смирно! Вольно! Разойтись!

6

Первым в лагере из высокопоставленных чинов отметился представитель русского главнокомандования генерал Жилинский Яков Григорьевич, являвшегося прямым начальником русских частей во Франции.

Офицеры встретили его, скажем так, прохладно, да и сам сноб еще тот, так что надолго не задержался, даже на ужин не остался. Получив отчет о путешествии от генерал-майора Лохвицкого он и тут же отбыл обратно в Париж. Был бы он хорошим военачальником, то во Францию, с глаз долой из сердца вон не отправили бы.

Как позже узнал Климов подоплеку дела, 19 июля 1914 года Жилинского назначили Главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Из-за ошибок, допущенных им в военном планировании во время Восточно-Прусской наступательной операции, потерпела поражение 2-я русская армия, около шести тысяч военнослужащих которой погибли, почти пятьдесят тысяч попали в плен. Следом за ней потерпела поражение и 1-я русская армия, ранее успешно продвигавшаяся по Восточной Пруссии. В результате чего был сорван захват Восточной Пруссии.

«За такое расстреливать надо, а не отправлять на синекурные должности, да еще в милую Францию! – злобно подумал Михаил. – Остается только радоваться, что он тут ничего не решает и не участвует в планировании операций».

Через пару дней в лагерь приехал смотреть бригаду командующий 4-й армией генерал Анри Жозеф Гуро. Именно под его начало была приписана Первая особая пехотная бригада.

Снова смотр. Французский генерал прошелся вдоль строя солдат пристально всматриваясь в их суровые лица.

«Ну все блин, Наполеона с этим взглядом косплеят, даже тот президент-пидарас Макрон и тот Наполеона из себя изображать любит, – раздраженно подумал Михаил. – Чего они все время хотят увидеть в лицах? Прыщик на губе или бельмо в глазу?»

Климов с удивлением увидел на груди генерала, помимо французских национальных наград орден святого Георгия четвертой степени.

«Когда? За что?!» – недоумевал он.

Из-за этого даже не сразу заметил, что у генерала не хватает правой руки.

«Ну значит было за что…» – сделал он вывод.

– Превосходно! – сказал он по окончании смотра.

После торжественной части занялись скучной административной деятельностью по передаче материально-технической части базы под контроль подполковника Свенарда Владимира Владимировича, что собственно являлся командиром маршевого батальона и отвечал за тыл бригады.

– Есть какие-то пожелания?

– Для начала, нам не помешали бы инструктора для освоения оружия, – сказал генерал-майор Лохвицкий.

– Да, конечно. Этот вопрос будет решен в ближайшие дни…

И правда решили. Через три дня прибыло два десятка инструкторов в сопровождении пары младших офицеров под командованием капитана Альберта Лелонга. А перед этим привезли несколько грузовиков с касками Адриана с прочим имуществом, уже выкрашенные в зеленый цвет и с кокардами в виде двуглавых орлов.

– И что, господи капитан, – вертя в руках каску, обратился к французу полковник Нечволодов с явным сомнением в голосе, – эти каски действительно могут от чего-то защитить?

Сомнения командира первого полка были понятны. Выглядели каски как-то не серьезно, особенно в плане толщины. Шутка ли, когда Климов взял одну такую каску козырек при желании можно было погнуть пальцем. Что, собственно, он и сделал. Толщина там составляла 0,3 миллиметра! Как у консервной банки!

Весила каска от семисот пятидесяти до восемьсот грамм в зависимости от размера, а их сделали два.

«Да уж, это не советская каска, там толщина полтора миллиметра минимум и сталь используется куда как качественнее, а не это…» – подумал он.

– О, да! Опыт боев показал, господин полковник, что при использовании касок уровень летальных и санитарных потерь от ранений в голову снижается в два-три раза!

– И что тогда мешает сделать броне… то есть защитные жилеты вроде кирас? – спросил Климов. – Потери наверняка упадут еще больше.

– Увы, но нет, основные ранения в тело получаются из-за пуль, а никакая кираса винтовочную пулю не держит.

– Сделать толще, чтобы держала…

– Солдат становится, тяжел и неповоротлив и становится отличной мишенью. Так что здесь лучше положиться на скорость движения в атаке, чем на броню…

– Ясно, – сказал полковник. – Что ж, давайте начнем обучение. Для начала покажите нам, а потом уже ваши люди станут обучать наших унтер-офицеров под нашим приглядом, а потом уже они сами обучат солдат.

– Хороший план, господин полковник, – улыбнулся капитан Лелонг. – Поручик Деперт, покажите господам офицерам винтовку.

– Господа, – вышел названный поручик и подойдя к столу с образцами вооружения в числе которых были пистолеты и гранаты, взял винтовку. – Это «винтовка лебель» образца 1886 года модернизированная в девяносто третьем и получившая дополнительный индекс М93. Калибр 8 миллиметров. Оружие представляет собой магазинную винтовку с неотъёмным подствольным трубчатым магазином на 8 патронов с подачей за счёт пружины. Запирание продольно-скользящего затвора – за счёт двух боевых упоров в передней части боевой личинки. В закрытом положении стебель рукоятки затвора почти упирается в заднюю стенку выреза ствольной коробки, что считается дополнительной мерой безопасности при использовании новых мощных патронов. Ствол длиной 800 миллиметров с четырьмя левосторонними нарезами. В теории вести огонь можно почти на 4 километра, но как понимаете господа, разглядеть цель на таком расстоянии практически невозможно, а попасть можно лишь случайно.

Слушатели понятливо посмеялись. Тут и два-то километра для «мосинки» избыточны, увидеть цель, да еще умудрись в нее попасть тоже за гранью реального.

– Максимальную эффективную дальность стрельбы определили в 1800 метров. Более важно, что дальность прямого выстрела составляет примерно 420 метров. Подача очередного патрона в патронник осуществляется вручную с помощью затвора, который приводит в движение качающийся лоток подавателя. Снаряжение магазина производится вручную, по одному, через окно ствольной коробки. Общую ёмкость винтовки можно довести до десяти патронов: кроме восьми в магазине, ещё один можно вручную положить на лоток подавателя и ещё один – вложить в патронник.

– Неплохо…

– В данной модели отказались от предохранителя, поскольку на марше винтовка всё равно переносится с заряженным магазином, но пустым патронником. Надо признать, господа, что трубчатый подствольный магазин оказался средоточием как преимуществ, так и недостатков винтовки. С одной стороны, такая конструкция позволила создать компактную винтовку при большом боезапасе – практически вдвое больше, чем у большинства образцов используемых в настоящий момент, а с другой стороны, магазин приходится дозаряжать вручную, по одному патрону, и в результате практическая скорострельность «лебеля» уступает винтовкам с обойменным и тем более пачечным заряжанием.

– Да, неприятно…

– Ложа винтовки – деревянная, из двух частей. Винтовка хорошо сбалансирована и обеспечивает быструю и удобную прикладку.

Поручик Деперт сноровисто продемонстрировал процесс прицеливания.

– Оружие комплектуется игольчатым четырёхгранным штыком длиной 52 сантиметра.

Достав штык, поручик закрепил его на стволе.

– Форма штыка позволяет легко пробивать кожаные элементы снаряжения и толстую плотную ткань. Штык крепится довольно жёстко: выступ под стволом входит в паз рукоятки, а кольцо гарды надевается на ствол, при этом вырез кольца фиксируется на широкой мушке. Кнопка защёлки располагается на штыке с левой стороны под гардой. Прицельные приспособления состоят из открытой мушки и ступенчатого прицела, размеченного до 2400 метров. Если откинуть рамку прицела вперёд, открывается фиксированный прицел на 400 метров, которым собственно пользуются чаще всего. К винтовке можно приспособить 51-миллиметровый дульный гранатомёт VB образца 1915 года…

– О нем чуть позже Жан, – остановил поручика Деперта капитан Лелонг. – Проведи разборку.

– Слушаюсь, мой капитан.

Далее поручик произвел разборку винтовки с пояснениями того, за какими деталями нужно следить особенно тщательно и что может выйти их строя в первую очередь.

Настала очередь проводить обучение унтер-офицеров. Старшие офицеры ушли по своим делам, а Михаил отвлекся на второй стол, где еще один поручик французской армии обучал владению пулеметом Шоша. Ему действительно подходило другое название ружье-пулемет или автоматическое ружье, потому как именно на ружье они и походило, а на пулемет не тянуло.

Прежде всего, внимание привлек полукруглый магазин на двадцать патронов.

– Ну и херота… – тихо в изумлении пробормотал Михаил Климов.

Он подумал, что если бы агрегат облегчить, а то девять килограмм для ручной носки это все же многовато, и патрон послабее сделать, ага, тот самый пресловутый промежуточный, то вполне получился бы нормальный автомат. Ладно, херовый автомат, но все же автомат, простой в производстве и обслуживании. А так, это именно что автоматическое ружье. Чтобы стать пулеметом ему нужно что-то с боепитанием придумать. Двадцать патронов на очередь, а потом муторно менять магазин под огнем противника, это не серьезно.

Применённая в пулемёте схема автоматики с длинным ходом ствола обусловила очень низкий темп стрельбы в 250 выстрелов в минуту и в 75 выстрелов при стрельбе короткими очередями. Выглядело это… бледно. Более того, он имел возможность стрелять еще и одиночными. В известной степени это обеспечивало устойчивость оружия в рамках концепции «блуждающего огня» (у пулемётчика «шоша» второго номера не предусматривалось).

Вообще о пулемете можно спеть песенку Алены Апиной: «Я его слепила из того, что было…»

Конструкция Шоша представляла собой гремучую смесь из универсальных узлов, проверенных временем и нестандартных деталей.

Детали затвора изготавливались высокоточным методом фрезеровки из твердой стали и всегда были полностью взаимозаменяемы. Пулемет получил почти стандартный ствол винтовки «лебель», немного укороченный с дульной стороны. Радиаторы охлаждения были выполнены из ребристого литого алюминия.

С другой стороны, внешний корпус казенника представлял собой простую полую трубку, а остальные части пулемета изготавливались из обычных штампованных низкокачественных металлических пластин, причем скрепленных винтами, которые могли разболтаться после продолжительной стрельбы.

Пулеметчики быстро разобрались с этим чудо-юдом, в конце концов их в отличие от простых солдат набрали из опытных бойцов, и поехали на полигон для проведения практических стрельб. Михаил, увидев, что в нем нужды нет, младшие офицеры справляются в качестве переводчиков для унтеров, увязался с ними. Все-таки хотелось в реале посмотреть на стрельбу пулемета о котором так много слышал в свое время и получившего звание худшего их худших.

И вот на полигоне началась самая настоящая комедия с приставкой «траги», когда сквозь смех хочется плакать.

Как и ожидалось, первые проблемы преподнес сменный магазин. Даже инструктора не могли сменить его достаточно быстро, а уж когда за пулемет залегли наши пулеметчики, то слышался только глухой мат.

– И лягается сука, как конь какой-то… – пожаловался один из пулеметчиков другому, еще не стрелявшему, кривя рожу, потирая отбитое сильной отдачей плечо.

Патрон и вправду для пулемета оказался избыточно мощен (как и для винтовки, собственно), а так же из-за легкости конструкции его мотало из стороны в сторону, так что ни о какой прицельной стрельбе не могло идти речи.

Но это были лишь цветочки. Ягодки оказались впереди.

Один из пулеметов вдруг заклинило. Затвор не двигался и ни туды, и ни сюды.

– Перегрелся… – с кислой рожей прокомментировал инструктор.

«Че, на?! – мысленно воскликнул Михаил. – Отстрелял полтора магазина и перегрелся?! А как с ним сука вообще воевать можно?!»

Судя по ошарашенным лицам зрителей, остальные тоже оказались в шоке от такой новости.

Дальше – больше.

Со вторым пулеметом пришлось повозиться по причине того, что последний патрон в магазине каким-то невероятным образом сумел кувыркнуться задом-наперед и так влезть в приемник.

– Ну и говно, прости господи… – произнес один из совсем молодых пулеметчиков, при этом успевших заработать Георгиевский крест.

Послышался приглушенный смех.

– Ефрейтор Малиновский! – вскинулся в служебном рвении услышавший его прапорщик. – Следи за языком! Не посмотрю на то, что ты Георгиевский кавалер, определю строгое наказание!

– Виноват, вашбродь! Исправлюсь! – гаркнул тот, вытянувшись в струнку.

– Кха-кха! – надсадно закашлялся, подавившийся воздухом Михаил Климов, так что на него покосились.

«Как?! Малиновский?! – мысленно возопил он неверяще. – Да ладно?! Может все же однофамилец?..»

Климов искоса присмотрелся к ефрейтору с «громкой» фамилией, коему фельдфебель поднес под нос пудовый кулак, тот демонстративно к нему принюхался, а потом скривил лицо, дескать воняет неприятно, что вызвало только еще одну порцию сдержанного веселья. Фотографию маршала и министра обороны он помнил хорошо.

«И правда, есть некоторое сходство, – неуверенно заключил он. – Но надо бы имя уточнить… Хотя, зачем? Что мне это даст? Только любопытство удовлетворить?.. Но вообще конечно неожиданно…»

Михаил невольно попытался вспомнить, кого еще можно из знаменитостей встретить.

«Революционеров разве что в Париже поискать? – нахмурившись подумал он. – Открыть на них сезон охоты что ли перед тем, как слинять? Только как этих тварей найти и есть ли они сейчас тут? Вроде в Швейцарии сейчас предпочитают гулять борцы за народное счастье».

Михаил еще раз тяжело вздохнул. Пристрелить при случае парочку другую ублюдков он бы не отказался. Вроде Троцкого и иже с ним откровенных агентов американских банкиров, да и фанатиков тоже не мешало бы обнулить.

«Можно попробовать частных детективов нанять? – снова подумал он. – Вот только они могут разведке стукануть, и та уже схватит за жопу меня…»

Что до пулеметов, то пулеметная команда выглядела хмуро. Несколько раз случились осечки из-за не сработавшего патрона, у которого имелась особенность в виде усиленного капсюля, это чтобы в винтовке носик пули не привел к случайному срабатыванию ударив по капсюлю впереди лежащего патрона. Тут и там слышались глухие разговоры:

– Может у них все же «максимки» есть, а? Хоть бы немецкие версии…

– Ага, немецкие версии они надо думать сами используют. Да и где на них патронов напастись?

– Это да…

– …Или на худой конец «льюисы»?

– …Да даже «мадсены» и то лучше будут. Тьфу!

«И это еще в полигонных условиях, что будет твориться в грязи окопов даже представить сложно», – удрученно покачал головой Михаил.

7

Солдаты первого полка в своем большинстве довольно быстро освоили винтовку и в этом собственно не было ничего удивительного, так как набирали его в основном из рабочих, а они с техникой дело имели, пусть и со станками, так что не терялись.

Из всей массы солдат искали особенно метких, чтобы сделать из них снайперов. Винтовки таких «охотников на людей», как их еще называли, оснащались троекратными оптическими прицелами.

Гораздо хуже ситуация обстояла с освоением оружия солдатами второго полка, набранных из самарских крестьян. Но даже более-менее разобравшись с устройством, стреляли куда бог на душу положит. Офицеры ругались, унтера откровенно матерились, дошло до того, что принцип полета пули объясняли на полете камня бросаемых самими солдатами.

– Ну?! Видишь, как камень летит?!! Так же и пуля себя ведет только, летит она дальше, но по такой же дуге! А не все время прямо! И для того, чтобы попасть в дальнюю мишень надо ствол задирать чуть выше! Понял?!

– Так точно, господин фельдфебель!

В общем судя по синякам вскоре появившимся на лицах отдельных солдат унтера вбивали им знания в голову с помощью кулаков. Особо тупым вбивали знания розгами в ближайшей рощице.

В общем, было «весело».

Пока второй полк осваивал винтовки, первый полк перешел на освоение 51-миллиметрового дульного гранатомёта VB образца 1915 года, кои по штату французской армии полагались по шестнадцать штук на роту. Ну и наши ничего менять не стали.

– Гранатомёт представляет собой мортирку, которая крепится на ствол винтовки и предназначена для отстрела винтовочной гранаты с помощью холостого или боевого патрона. Основным типом боеприпаса является осколочная граната с дальностью стрельбы до ста девяноста метров, также есть осветительная граната, дымовая и химическая, а так же «граната связи». В последнем случае в пустотелый корпус можно заложить письменное сообщение и запустить ее на триста пятьдесят метров.

– Ага, ищи ее потом… – произнес кто-то скептически.

– При стрельбе гранатой следует упереть приклад винтовки в землю. Но в принципе можно стрелять и с рук… Масса гранаты четыреста восемьдесят грамм, изготавливается из чугуна, внутри имеет насечку для равномерного разрыва на фрагменты, радиус эффективного поражения до тридцати метров, но вообще осколки могут разлетаться и до семидесяти метров.

Сама граната оказалась весьма причудливой формы.

– Ручная граната F1 с автоматическим рычажным запалом… – тем временем продолжил инструктор.

Михаил узнал «лимонку», что практически не изменилась с момента ее изобретения.

– Длина гранаты тринадцать сантиметров, диаметр – пять с половиной, масса – шестьсот девяносто грам. Время замедления порядка четырех-пяти секунд. Для приведения в боевое положение требуется выдернуть чеку. Благодаря новой конструкции запала, гранату можно держать в руках неограниченно долго. Это не как раньше с ударным запалом, когда после приведение в боевое положение гранату требовалось сразу бросать из-за чего эффективность метания сильно страдала.

Познакомились с менее мощным аналогом OF с массой двести пятьдесят грамм и даже химической гранатой яйцеобразной формы верхняя половина которой имела красный цвет.

К последнему изделию даже прикасаться было страшно. Внутри плескалась какая-то ядреная дрянь и чтобы использовать сей боеприпас следовало самому сначала защититься от поражающего фактора напялив на себя маску-противогаз иначе самому травануться можно раз плюнуть.

Противогазы, кстати, удручали своей конструкцией. Это вам не резиновая маска с банкой-фильтром. В общем попадать под химическую атаку в такой «тряпочке» не стоило.

Увидев противогаз в видле мешка со стеклышками и примерив его Михаил Климов только утвердился в своей решимости «рвать когти». Выглядел этот натуральный мешок с окулярами ненадежно.

– Новейшая маска-противогаз М2, – заливался соловьем инструктор, – конструкции Рене Луи Граверо. Представляет собой маску с абсорбентом с двумя окулярами. Способна защитить носителя от вредных воздействий химического газа до пяти часов…

Следующим из высокопоставленных лиц республики кто решил посетить лагерь Майльи и ради которого устроили большой смотр, стал генералиссимус Жозеф Жак Сезер Жоффр, Верховный главнокомандующий французскими армиями.

Его встретили уже с касками Адриана на головах.

После всех протокольных мероприятий, вновь состоялся фуршет, но с деловым оттенком.

После «протокольного» этапа пустопорожних разговоров с выказыванием восхищения видом русских солдат и нескольких тостов: за победу, Россию, Францию и императора, генерал-майор Лохвицкий поинтересовался:

– Господин генералиссимус, согласно ранее утвержденному плану, прежде чем занять свой участок фронта наши подразделения должны пройти практическую учебно-боевую обкатку на одном из участков фронта под Верденом, так как опыта ведения боев у солдат и части офицеров нет и не хотелось бы получить конфуз и стать причиной какой-то военной неудачи. Сейчас середина мая, батальоны первого полка вполне готовы для проведения этого мероприятия.

Тут Михаил навострил уши, ибо услышанное ему сильно не понравилось. Тут явный риск попасть в переделку, так что операцию по сваливанию требовалось форсировать.

– Хм-м… господин генерал, с практической обкаткой целых подразделений русской бригады не все так просто и однозначно, – начал неуверенным тоном отвечать тот.

– Я вас не понимаю, господин генералиссимус. В чем заключается проблема?

– Как раз-таки в неопытности ваших солдат.

– Поясните. Ведь затем и нужно их отправить на фронт, чтобы обкатать их в реальных условиях.

– Все дело в том, господин генерал, что не так давно, как вы знаете, в феврале, на участке фронта под Верденом случилась довольно крупное и кровопролитное сражение. Там до сих пор нестабильная обстановка, регулярно случаются атаки со стороны германцев и в любой момент все может измениться. За очередной, привычной атакой, что уже приелись, может случиться новое полноценное наступление. Как вы понимаете посылать ваших неопытных солдат сколько-нибудь крупным подразделением туда просто опасно. Противник может сосредоточить именно на них основной удар и в итоге прорвать оборону. Мы не можем так рисковать. Кроме того, буду говорить начистоту, есть в этом деле еще и некоторый политический аспект, который тоже надо учитывать…

– Какой? – удивился командир бригады. – При чем тут вообще политика?

– Видите ли, господин генерал, вопрос отстаивания Вердена стал для французов делом даже не стратегической или даже тактической целесообразности, а вопросом нашей национальной чести и достоинства. Так что дело обороны Вердена, должно проводиться исключительно французскими войсками. Это как… ну я не знаю… скажем оборона русскими войсками… допустим Киева. Вряд ли русским людям понравилось бы, если этот древний русский город помогли бы защитить… к примеру англичане!

– Хм-м… это да, – аж закашлялся генерал-майор от представленной картины, так что пришлось отпить вина. – С них станется приписать всю победу в обороне себе.

– Именно об этом я и говорю!

– Хорошо, я понял вашу позицию в этом деликатном для Франции вопросе. Но что же тогда в этом случае делать нам? Офицерам и солдатам нужно получить опыт. А его можно получить только под Верденом ибо только здесь происходит какая-то активность. На других фронтах практически мертвое затишье, что не способствует приобретению навыков.

– Я могу предложить вам пройти упрощенную процедуру, скажем с двух батальонов собрать сводную роту. Взвода под началом старших офицеров мы разместим на разных участках фронта. В итоге их малое количество в случае попытки противника провести крупномасштабную операцию не повлияет на ход боевых действий. Срок нахождения этой сводной роты определим в десять дней. То есть на срок, что часть находится на передовой и до ее замены отдохнувшим подразделением. Ваши офицеры и солдаты, вернувшись с практики, передадут полученный другим командирам рот.

– Что ж, господин генералиссимус я понял вашу логику, – с не самым довольным видом сказал генерал-майор Лохвицкий. – И если другого варианта нет, то нам не остается ничего другого как принять за основу ваше предложение.