Детская площадка Шемилт Джейн

Позже полицейские просматривали видеозаписи, которые мы сделали тем летом. Они прокручивали их снова и снова, пытаясь понять, с чего все началось. На первых кадрах, как полагается, дети. Поппи и Соррель в карнавальных костюмах ждут у двери. Чарли и Блейка высаживают из машины. Затем приезжает Иззи. В пруду плавают утята, деревья вдалеке сливаются в плотную темно-зеленую массу. Эрик машет с прислоненной к дереву стремянки, мимо проходит Игорь с лопатой. Одежда становится все ярче, легче и короче. Несколько месяцев стояла жара. Поппи и Иззи идут, взявшись за руки; похоже, они перешептываются. За ними, опустив голову, шагает Блейк. Соррель и Чарли играют с собакой на расстеленном пледе. К ним по траве мчится Эш. Для его возраста он бежит на удивление быстро и далеко. Это стало понятно потом, но разве могло что-нибудь изменить? Затем идут кадры с Чарли, катающей Эша по полю на ослике, Соррель спешит за ними. Все улыбаются.

Жаль, что невозможно остановить пленку на этом месте. Остановить, перемотать и проигрывать по кругу.

Мерцание и рябь. Еда на столе. Фруктовый торт, шоколадный торт, кексы. Лимонный бисквит под слоем клубники со взбитыми сливками. Много кадров с приезжающим и уезжающим Мартином: книги под мышкой, воздушные поцелуи в камеру. Рубашка обтягивает его все теснее – вот что творят пирожные и торты.

На заднем плане пылают костры. Эрик разводил их часто, каждое воскресенье сжигая садовый мусор. Дети обожали костры, ждали их, плясали вокруг огня. Вот длинный фрагмент, на котором они бегут в лес, исчезают среди деревьев и блекнут в лучах солнца, словно маленькие призраки. Ева снимала с пристроенной к дому веранды. Дети так далеко, что не видно, чем они заняты. А мы и не вглядывались. Сейчас кажется невероятным, что мы были настолько заняты, что не разглядели творившееся прямо перед нашими глазами.

Глава 4. Июль

Каникулы начинаются с праздника – дня рождения Эша. Съезжаются все дети, а также Мелли, Пол и Мартин. Грейс надеется присоединиться к ним после работы. В доме собираются двенадцать человек, включая домочадцев Евы.

Сегодня беспорядка больше, чем обычно. Девочки вьются вокруг Евы, пока та замешивает тесто, намазывает глазурь и взбивает крем. Стол усеян мукой, на полу валяются дольки лимона, в раковине полно яичной скорлупы. Лицо Евы влажное от пота – на кухне настоящее пекло. Дети успевают проголодаться до обеда. Поппи просит поесть, нетерпеливо торопя мать, но скоро сдается, хватает из вазы с фруктами яблоко и выбегает на улицу. Соррель плетется за ней. Ева опирается локтями на подоконник и наблюдает за происходящим снаружи, отводя со лба волосы липкими от глазури пальцами. Девочки окружили Эрика, который распиливает доски, чтобы сделать крышу для детского домика. Привыкшие к его молчанию, дети карабкаются на груды заготовок, но Эрик осаживает их безмолвным взглядом. Соррель опускается на корточки рядом с ним и принимается лепить куличики из опилок, расставляя их в ряд на доске. Поппи сидит в тени, жует свое яблоко и внимательно наблюдает за остальными. Детский домик растет быстро, словно по волшебству. Это подарок Эшу на день рождения, его покажут имениннику во время праздника. Наконец привозят горку и качели, Игорь принимается их устанавливать, пыхтя от натуги.

Ева вспоминает о своей стряпне и с аханьем оборачивается к плите. Тарталетки из слоеного теста почернели по краям, Ева выбрасывает их и начинает сначала. Тесто снова пригорает, но с третьей попытки все получается. Она наполняет тарталетки лимонным кремом, свежим укропом и мелкими креветками. Мартин любит морепродукты. Ева готовила рыбный суп, маринованную семгу и крабовые котлетки, не переставая думать о нем. Эш взбирается на стол, запускает пальчики в блестящую горку фасоли в масле и, скорчив гримаску, тянется ручками к лицу матери. Ева смеется и, опуская извивающегося малыша на пол, на мгновение прижимает его к себе и ощущает быстрое биение детского сердечка. Она вдыхает теплый запах волос сына и осторожно ставит его на пол. Вырвавшись, тот неуклюже падает на подушки, под которыми прячется собака. Ева достает из холодильника малину и сливки. Взбив блендером крем, она намазывает торт, любуясь, как красное растекается по белому. Эрик заходит на кухню с капельками пота на лице. К нему, чуть прихрамывая и виляя хвостом, бросается Ной. Коротко взглянув на пса, Эрик направляется к холодильнику, открывает его, зазвенев бутылками на дверце, одним махом выпивает пол-литра апельсинового сока и ставит пустой пакет на стол.

– Ной хромает, – говорит он, вытирая рот рукой.

– На него только что упал Эш. Ничего, поправится. – Ева подходит и берет мужа за руку. Его кожа горячая и влажная. – Помнишь, какая жара стояла, когда родился Эш? – Роды оказались долгими и трудными, Эрик постоянно был рядом, нежный и внимательный, счастливый оттого, что у него родился сын. Ева улыбается. – Не верится, что нашему малышу уже три года!

– Он больше не малыш. – Эрик идет к двери и на пороге с легкой ухмылкой бросает через плечо. – Между прочим, он сказал «папа».

Муж исчезает в саду, Ева ошарашенно смотрит ему вслед. Вот и первое слово сына.

За окном Эш восседает на холме из буковых опилок и играет, пропуская их между пальцев. Он незаметно сбежал из кухни. Ева поспешно выходит наружу и наклоняется к сыну.

– Что сказал наш именинник?

Эш хватает пригоршню опилок и протягивает ей.

– Зайка, как зовут папу?

Эш ложится на спину и жмурится от яркого солнца.

Соррель спрыгивает с качелей и опускается на корточки рядом с братом.

– Я слышала, как он сказал «папа», – шепчет она.

Мать обнимает ее, и они вместе смотрят, как Эш радостно перекатывается с боку на бок.

– Везет же людям, – тихо отвечает Ева. – Жаль, что я все пропустила.

– А домик-то – сюрприз, – раздается с горки недовольный голос Поппи. – Ты должна держать Эша внутри.

Ева уносит брыкающегося малыша обратно на кухню. Ставит в холодильник шампанское и смотрит в окно на высокую фигуру Эрика, который сгребает сухие ветки для костра. Он слишком занят, чтобы отпраздновать неповторимое событие в жизни Эша прямо сейчас. Ева начинает мариновать лосося, наблюдая, как мед и соевый соус скользят по его розовой мякоти. Она изучила Эрика как свои пять пальцев. Изменились ли они оба с тех пор, как поженились? В самом начале, будучи полностью поглощенной детьми, она не придавала значения его молчанию. Тогда ей было все равно, а теперь – нет. Она убирает лосося обратно в холодильник и достает стейки, чтобы замариновать их в масле с чесноком. Эрик – прекрасный отец и верный муж, но, если она больше не скажет ни слова, их разговоры, наверное, прекратятся совсем. Ева втирает чеснок в мясо и представляет себе молчание, растянувшееся на часы, дни и месяцы. Воображает будущую жизнь, проведенную бок о бок с мужем, но в полном безмолвии. Как в монастыре. Когда она скажет Мартину, что Эш произнес первое слово, тот рассмеется и захлопает в ладоши. Они начнут болтать и постепенно перейдут к обсуждению языка и книг, романа, который он читает, или главы, которую пишет. Темой разговора может стать вид с его балкона или люди на улице, что угодно. Пустая трепотня, сказал бы Эрик, но их беседы с Мартином – окно в огромный мир. А реплики Эрика, напротив, как ставни, которыми по вечерам закрывают витрины магазинов – металлические, грохочущие. Пес хромает. Он больше не малыш.

Ева наклоняется над Ноем и проводит рукой по лапе. Тот скулит, когда она прикасается к тазобедренному суставу. Наверное, его стоит показать ветеринару. Повседневные заботы просачиваются в трещинки ее брака, заполняют их, заделывают и маскируют.

– Столы готовы. – На кухне появляется Поппи и показывает пальцем за окно. На веранде два стола, каждый накрыт на шесть персон. Зажжены свечи, расставлены разноцветные стаканы и вазочки с таволгой и лютиками.

– Спасибо, Попс. Просто чудесно. – Ева обнимает дочь и прижимает к себе, несмотря на ее сопротивление. – Может, сдвинем их, чтобы все могли разговаривать друг с другом?

– Иззи сказала, что лучше поставить отдельно.

– Хорошо. – Ева целует дочь в светло-каштановые волосы. «Не заводись, – уговаривает она себя. – Ничего страшного. Сегодня праздник, пусть».

– Что ты наденешь?

– Господи, да все равно.

Поппи выворачивается из-под ее руки и направляется к лестнице. Ева отрывает листок растущего в горшке базилика и вдыхает его пряный запах. И в словах Поппи, и в том, как она отвернулась, промелькнула манера Иззи. А чего она ожидала? Девочки очень сблизились, они перешептываются на уроках и вдвоем пропадают в саду. Они подружились, а дружба накладывает свой отпечаток на каждого. В сумерках за окном светятся свечи. Время не ждет, надо поторапливаться.

– Оставь ее в покое, – бормочет Ева себе под нос. – Пусть подрастает.

Дети меняются, но в конце концов становятся собой. Если хочешь для детей свободы, надо быть готовой рисковать.

После душа Ева одевается и внимательно оглядывает себя в зеркале. Ее фигура не такая спортивная, как у Мелиссы, и не такая изящная, как у Грейс, но руки уже покрыты загаром. Новое бледно-розовое платье красиво подчеркивает цвет лица. Она не выглядит как тридцатичетырехлетняя мать троих детей и не чувствует своего возраста. От приятного ожидания замирает сердце. Ева подводит глаза, наносит тени, подкрашивает ресницы и губы, подхватывает накидку и делает шаг назад. Смотрит на свое отражение в зеркале и улыбается.

Эрик жарит барбекю. Ева протягивает ему бутылку пива, и он чмокает ее в плечо. Это похоже на перемирие, хотя они не ссорились, и в этом, наверное, и заключается проблема. На ветках оливковых деревьев горят гирлянды, освещающие дорожку по всей ее длине от фасада дома, вдоль стен и до самого гаража и сараев.

Появляются девочки с Эшем. У Поппи на обеих щеках блестки. Соррель неровно вымазала ими лоб. Похоже, они нашли губную помаду Евы. Они выглядят старше и как-то незнакомо. В блестках даже кулачок Эша. Сестры торжественно ведут малыша к детскому домику и радостно восклицают, указывая на окошки, но тот убегает, плюхается на горку опилок и с визгом разбрасывает их по сторонам. Девочки, приуныв, медленно плетутся следом. Поппи хмурится, глядя на мать, которая позволила Эшу увидеть подарок раньше времени.

Дочки оживляются, когда приезжает Мартин с Чарли и Блейком. Поппи, гордая работой отца, проводит гостей по площадке, демонстрируя гладкие стыки и яркие стены домика. Чарли свешивается с перекладины вниз головой, касаясь волосами земли. Соррель смеется, хлопая в ладоши. Блейк съезжает с горки, держа на коленях Эша.

– Грейс все-таки не сможет приехать. – Мартин провожает глазами Блейка, когда тот несет Эша по ступенькам и снова съезжает с ним вниз. – Она ждет мастера. Стиральная машина сломалась так некстати.

Ева видит, что он искренне верит в отговорку, которую сама она распознала мгновенно. Предлагает выпить шампанского, и они чокаются. Как она и предполагала, Мартин радостно смеется, узнав о первом слове Эша. Эрик смотрит на них поверх жаровни и снова переводит свой невозмутимый взгляд на угли.

Приближаются Мелисса и Пол с огромным букетом цветов в хрустящем целлофане. На Иззи футболка и рваные джинсы. Поппи, взглянув на подругу, быстро стирает блестки со щек. Пол очень элегантен в белом льняном костюме и с кожаной сумкой через плечо. Мелисса в шелковых брюках, блузке и с шарфиком в тон тоже выглядит потрясающе. Пол пропускает жену вперед. Идеальная пара, красивая, как в рекламе. Однако, принимая из рук Мелиссы цветы, Ева замечает под слоем тонального крема на ее лице темную, похожую на синяк припухлость в области правой скулы.

– Я, как дура, поскользнулась в цветочном магазине, – объясняет Мелисса с легким смешком. – Пол был мокрый.

– Мелли, бедняжка.

– Вот подарок Эшу, – быстро меняет тему Мелисса и протягивает малышу плюшевого медвежонка в блестящем голубом жилете. Мальчик прижимает игрушку к себе, его лицо расплывается в благодарной улыбке.

– Вы только взгляните на этот стол! – Мелисса шутливо окидывает голодным взглядом горки пирожков, поблескивающие ломтики лосося, миски с салатами и толстые ломти домашнего хлеба с оливками. Затем обе женщины наблюдают за Полом, который достает из сумки бутылочки с имбирным лимонадом, ловко открывает их и с низким поклоном раздает детям.

– У тебя очень умный папа, – говорит он Эшу, пожимая его маленькую ладошку. – Он и для меня хорошо поработал.

Эш смотрит на Пола широко раскрытыми глазами, Соррель хихикает.

– Ты устроишь мне небольшую экскурсию? – спрашивает у нее Пол.

Соррель берет его за руку и ведет по опилкам к качелям на площадке. Ева с улыбкой переводит взгляд на Мелиссу. Она и не подозревала, что Пол способен так очаровывать детей. Однако Мелисса смотрит на мужа с окаменевшим лицом. Наверное, не может прийти в себя после падения. Под ее внешним лоском, похоже, скрываются усталость и болезненность. Ева оглядывается на Пола. Тот качается на качелях, посадив на колени Эша, рядом стоит Соррель.

– Великолепно! – Пол опускает Эша на землю, быстро чмокает Соррель в макушку и поднимается на веранду. Подходит к стоящему у жаровни Эрику, протягивает ему еще одну бутылку пива и принимается болтать, пока тот колдует над едой, помешивая угли, раскладывая стейки и переворачивая сосиски. Ева с интересом наблюдает за ними. Должно быть, то же самое происходило в саду у Пола: хозяин говорил, а Эрик занимался делом. Кажется, они неплохо сработались и ладят друг с другом.

Иззи, стоя у ведущих на веранду ступенек, вглядывается в лица окружающих ее детей. Выбрав фаворитку, она кладет руку на плечо Поппи. Та расплывается в улыбке, и они вместе шагают к домику. Блейк берет за руку Эша и следует за ними. Чарли и Соррель спешат за остальными. Дверь в домик захлопывается. Ева встречается взглядом с Эриком и поднимает бокал; муж салютует ей бутылкой пива: игровая площадка введена в эксплуатацию. Ева приглашает гостей за стол. Мелисса садится по одну сторону от нее, а Мартин по другую – так близко, что она чувствует легкие прикосновения его рукава каждый раз, когда он подносит к губам бокал с вином.

– Иззи рассказала о своих успехах. – Мелисса кладет прохладные пальцы на запястье Евы. – Особенно по математике. Мы в восторге. Как вам это удалось?

Ева вглядывается в ее лицо, стараясь скрыть удивление. Она еженедельно передает с Иззи подробные отчеты. В них ясно говорится, что Иззи работает небрежно. Ее трудности отличаются от проблем Поппи и Блейка. Те, как и ожидалось, переставляют числа местами, борясь с их порядком, и путаются в целых и дробных числах. Иззи, в отличие от них, начинает хорошо, но не может довести дело до конца, словно ей становится скучно. Вероятно, она выбрасывает отчеты, поэтому те не доходят до матери.

– С письмом и чтением у Иззи все прекрасно. – Ева накрывает пальцы Мелиссы ладонью другой руки. – А вот математику нужно немного подтянуть.

– Пол сказал, что она старается, – неуверенно отвечает Мелисса, высвобождая свою руку.

– Я чувствую в ней острый ум. Если она решит поднажать, она мигом взлетит, я это знаю.

Мелисса пристально смотрит на детский домик, где скрылась ее дочь. Вид у нее озадаченный.

– Нам нравится все, что вы делаете, – шепчет Мартин Еве на ухо, и по ее коже бегут мурашки. Он встает, чтобы подлить шампанского Мелиссе, а затем себе. Короткое прикосновение его руки обжигает Еве плечо. Когда Эрик поднимает лицо от жаровни и зовет детей, руки Мартина снова лежат на коленях. Обходя стол, Эрик нечаянно роняет стейк на тарелку Мартина, из мяса вытекает капелька крови. Мелисса вздрагивает и тянется за салатом. Дети шумно усаживаются за свой стол. Блейк отталкивает Чарли и падает на стул рядом с Иззи, Поппи усаживается по другую сторону. Ева капает на дно стакана немного розового вина и наполняет его водой. Протягивая стакан Соррель, она шепчет Мартину:

– Я поступаю ужасно? Но ей так нравится. Думаю, это помогает ей чувствовать себя взрослой.

Мартин со смехом качает головой.

Ева поднимает бокал.

– С днем рождения, мой любимый сыночек.

Эш сидит у Иззи на коленях. Соррель целует его в щеку, а Поппи протягивает жареную сосиску, которую он тут же запихивает в рот. Дети затягивают «С днем рожденья тебя». Песню подхватывают все, кроме Иззи. Девочка крепко обнимает Эша. Как подарок на ее собственный день рождения.

Блейк забыл ингалятор на столе.

Грейс заставляет себя не думать об этом, вынимая белье из стиральной машины. Мартин поверил в ее поломку, хотя в тот момент его одежда крутилась в барабане.

Грейс отпирает стеклянные двери на их небольшой балкон и развешивает одежду, стараясь не наступить на высаженную Блейком помидорную рассаду. Воздух теплый как парное молоко. Здесь, наверху, кажется, что ты на смотровой площадке дорогого отеля или на носу огромного корабля. Прошел еще один чудесный, но упущенный ею день. Быстро садится закатное солнце. По небу, нарушая покой, с ревом проносится самолет, его огни рассекают темнеющую синеву. На парковке внизу вспыхивает и затухает красная точка, похожая на предупреждающий сигнал. Там курит какой-то мужчина. Его лица не разглядеть, но сам он может видеть силуэт Грейс на фоне окна. Она возвращается в комнату, закрывает дверь и опускает жалюзи. У нее есть два-три часа, чтобы спокойно заняться своей книгой. Обычно столько времени выкроить не удается. Возможностью побыть с мужем и детьми, к сожалению, пришлось пожертвовать. Грейс достает из тайника тетрадь, открывает ее на заложенной странице и начинает писать. Останавливается, возвращается к предыдущему абзацу, вычеркивает строчку, вписывает другую, меняет последнее слово, задумывается в ожидании вдохновения. Ее взгляд упирается в ингалятор Блейка. На синем пластике отпечатки измазанных шоколадом пальцев. Блейк нечасто им пользуется, но сегодня у него может появиться одышка. Чарли сказала, что будут жечь костер. Блейк рискует наглотаться дыма, а Мартин, наверное, заметит это, когда станет слишком поздно. Грейс кладет карандаш, медленно закрывает тетрадь и, взобравшись на табурет, задвигает ее на полку.

Сбрасывает джинсы и достает из дальнего угла шкафа так ни разу и не надетое летнее платье из красного нейлона, купленное в прошлом году по Интернету для выходных в Девоне. Она срывает этикетку, натягивает платье, сует ноги в украшенные стразами босоножки Чарли и вешает сумку на плечо. Открывает банку из-под печенья и достает оттуда несколько монет. По дороге надо купить подарок малышу, Мартин наверняка забыл это сделать. Выходя из подъезда, Грейс обнаруживает, что на связке отсутствует помеченное красным кольцо с ключами от подъезда и входной двери. Вероятно, оно ослабло и разошлось, а потом соскользнуло и лежит теперь на полу в квартире. «Не важно, – думает она. – Когда вернемся, воспользуемся ключами Мартина». Но мгновение спустя понимает, что очень важно. Юнец в кроссовках с зелеными подошвами вышел из тени и стоит перед ней, преграждая путь. Без ключей Грейс не сможет ускользнуть в безопасное место. Парень подходит ближе. Так близко, что становятся видны гнойнички и щербинки на его щеках и белый налет по краям ноздрей. В голове Грейс начинает тихонько гудеть, словно включается запоздавшая сигнализация. В спешке она забыла о правилах. Юнец щелчком отбрасывает окурок – красная точка улетает в темноту. Должно быть, он следил за Грейс с тех пор, как уехал Мартин.

– Отвали! – Грейс отворачивает лицо, стараясь изобразить раздражение, хотя сердце колотится так сильно, что ее голос начинает дрожать.

– Отвали? – Уловка не срабатывает. Парень напирает на Грейс своей тщедушной грудью. – Отвали? – шепчет он ей на ухо и вдруг хватает за волосы, грубо разворачивает к себе и подносит к лицу пластиковый пакетик, туго набитый белым порошком. – Дунешь?

Что-то похожее на кожаный ремешок плотно обвивает ее шею. В голове звенит от страха, мозг отключается. Юнец натягивает удавку. Грейс, задыхаясь, ловит ртом воздух. Их ноги шаркают по полу, будто в танце, когда негодяй тащит ее, шатающуюся и хрипящую, к деревянной перегородке, за которой стоят мусорные баки, а потом толкает вперед. Грейс ударяется грудью о край бака. Мыслей нет, по ногам течет что-то горячее. Моча, ее моча. Парень резко наклоняет ее и до пояса задирает платье, а потом чуть ослабляет хватку, и Грейс слышит звук расстегиваемой молнии. Прижимаясь бедрами к ее ягодицам, насильник возится с джинсами.

Грейс закипает от ярости. Он думает, что сделает это, что все сойдет ему с рук, что темнокожая женщина не сможет ответить белому мужчине. Ее разум включается. Негодяй забыл, что ее руки свободны, и не видит, как она открывает сумку, переместившуюся на живот. Пока он, царапая кожу и разрывая ткань, стягивает ее трусики до середины бедер, Грейс сдвигает в сторону кошелек и ингалятор, находит перочинный нож и, не вынимая его из сумки, раскрывает лезвие. Тем временем юнец рычит ей в ухо:

– Сама напросилась, заносчивая сучка.

Грейс резко и сильно бьет его ножом. Лезвие скользит по джинсам. Насильник не останавливается и, ничего не замечая, раздвигает Грейс ноги и пытается в нее войти. Быстро не получается, он рычит от злости и кусает ее за шею, но она снова бьет его ножом, на этот раз повыше. Лезвие, проткнув футболку и кожу, впивается во что-то плотное. Юнец визгливо вскрикивает и падает навзничь, с глухим стуком ударившись об асфальт сначала плечами, а потом головой. Грейс мчится к машине, она задыхается, в горле горит, сумка болтается на шее. Ключом в замок она попадает с третьего раза. Упав на сиденье, она не оглядывается. Рвет с места, вылетает с парковки на дорогу, поворачивает налево на втором перекрестке, въезжает боковыми колесами на тротуар и бьет по тормозам. Приподнявшись на сиденье, снимает трусики и сует в бардачок – на них ДНК преступника. Подается вперед и глубоко дышит, стараясь успокоиться. Сердце по-прежнему колотится, в голове шумит, но это уже не имеет значения. Через несколько минут она вытирает лицо ладонями, достает телефон и набирает номер полиции.

– Наркодилер с ножевым ранением в Блэкберри-Эстейт, при нем большое количество кокаина. Он за перегородкой у мусорных баков, – сообщает Грейс каким-то чужим голосом. Называет адрес и прерывает звонок – лучше сохранить анонимность.

В ее памяти всплывают леденящие кровь рассказы отца о том, что творили белые полицейские с ее соплеменниками. Грейс тревожится, что вину могут переложить на нее. В любом случае ее показания не слишком важны: при этом парне достаточно кокаина, чтобы упрятать его за решетку на много месяцев, даже лет. О Грейс он, конечно, промолчит, ведь попытка изнасилования – это еще одно обвинение. Мартину она тоже не обмолвится ни словом. Муж из другого мира. Не понимая опасности, он заставит ее пойти в полицию или расскажет все сам, и она угодит в тюрьму. Она справится самостоятельно, она всегда справляется.

Грейс поднимает голову. В нескольких метрах тускло поблескивает серая металлическая решетка водостока. Она медленно подъезжает и останавливает машину рядом. Оглядывается. Улица пуста. Открывает дверцу и, высунувшись наружу, опускает нож в щель. Слышит или воображает, что слышит, негромкий всплеск. Выпрямляется, пристегивает ремень и трогается с места. Трудно следить за дорогой сквозь злые слезы, но ехать, к счастью, недалеко. Ее переполняют ярость и торжество.

Грейс сбрасывает испачканные босоножки и выходит из машины. За домом взрываются и трещат фейерверки, искры взлетают высоко над крышей. Среди громких детских криков она различает голос Блейка. Ингалятор все-таки не понадобился. Грейс рассмеялась бы от радости, если б сердце не щемило от тоски по Мартину и детям, от желания выпить чего-нибудь и согреться.

Гравий на подъездной дорожке больно впивается в подошвы. Огромная входная дверь распахнута настежь. Неужели здешним обитателям плевать на безопасность? Грейс закрывает дверь за собой и осматривается. Дальний конец прихожей исчезает в тени где-то за лестницей. С тем же успехом Грейс могла оказаться в подъезде большого, но на удивление безликого муниципального здания. От холодного пола слегка тянет сыростью. В прошлый раз она вошла через дверь в задней части дома и оказалась на кухне, которая, как и ее хозяйка, поразила Грейс теплом и яркими красками. Сейчас все по-другому. Будто это место принадлежит чужакам и она без разрешения вторгается в их владения. Откуда-то из глубины дома доносится собачий лай. Грейс быстро взбегает по устланной ковром лестнице на просторную площадку второго этажа. За дверью налево – неубранная комната. На незаправленной кровати с балдахином – гора одежды. Грейс открывает следующую дверь. Там ванная размером с их квартиру. Грейс входит внутрь и запирается на замок. Здесь тепло и приторно пахнет спелой земляникой. Овальная ванна, душевая кабина, флаконы с шампунем на кафельном полу. Один перевернут, из-под неплотно завинченной крышки сочится густой розовый ручеек. Грейс протирает запотевшее стекло и видит в саду за окном огромный костер, вокруг которого носится Блейк без футболки. Чарли увивается за ним. Дети Евы, разумеется, там же. Светловолосая девочка размахивает руками и кричит, словно руководит игрой. Должно быть, это Иззи. Взрослые бок о бок сидят за столом прямо под окном. С тремя из них Грейс незнакома. Мартин подался вперед. Рядом с ним Ева с малышом на коленях. Они разговаривают, почти касаясь друг друга. Мартин хохочет, запрокинув голову. Грейс накрывает внезапная волна злости. Если бы Мартин меньше веселился и больше писал, они не жили бы в нищете в запущенном доме. На нее не напали бы прямо у подъезда. Муж поворачивается к Еве, Грейс не видит его лица, но уверена, что он продолжает беспечно смеяться. Ее лицо вспыхивает. Это совсем другой мир, она была права.

Худенькая белокурая женщина по другую сторону от Евы теребит повязанный вокруг шеи шарф и смотрит на заставленный угощениями стол. Высокий загорелый мужчина в шортах переворачивает куски мяса на решетке. Другой, в белом льняном костюме, стоит рядом и вальяжно жестикулирует, не выпуская из руки сигару. У него лощеное лицо и белозубая улыбка кинозвезды. Кажется, он не спускает глаз с детей. Ну, хоть кто-то за ними присматривает.

Собравшиеся передают друг другу блюда; кивают и сближают лица в разговоре; расслабленно смеются, как добрые друзья. Они не подозревают, что за ними сверху наблюдает уязвленная и невидимая Грейс. На полу валяются махровые полотенца, Грейс переступает через них и направляется к раковине. Возле крана забыта открытая баночка с блестками, на зеркале – отпечатки детских пальчиков. Грейс приближает лицо к зеркалу и изучает свое отражение: порез у самых волос, синяк на лбу, еще один – на щеке. Засохшая струйка крови тянется, поворачивая с тыльной стороны шеи на грудь, где синяков еще больше. Грейс поднимает подол платья. На животе, в месте, которым ее прижимали к мусорному баку, темнеет отпечаток – треугольник с неровными краями, напоминающий очертания Африки. Грейс хочется рассмеяться. На ее бедрах – глубокие кровоточащие царапины, но боли нет, пока нет. Только едкий запах его пота и мусора. Грейс подбирает с пола розовую шапочку для душа и убирает под нее волосы. Запрокинув голову, она подставляет лицо под мощные струи горячей воды, позволяя им каскадом стекать на платье. Ждет, пока смоются все пятна, потом снимает платье и стоит под душем, стиснув зубы, пока тело не перестает гореть. Насухо вытирается полотенцем и отправляет его на самое дно корзины для белья. В шкафчике с лекарствами она находит пластыри с плюшевыми мишками и заклеивает рану от укуса на шее. Потом маскирует синяки, размазав пальцем блестки по щекам. Надевает мокрое платье и прячет лоб под волосами. Странно, но выглядит она хорошо, просто прекрасно.

Грейс выходит из ванной и быстро сбегает по лестнице. Снова слышится собачий лай. Она закрывает за собой входную дверь и огибает дом. Чуть вдалеке, в саду, дети по-прежнему носятся вокруг костра, прыгают и кричат. Блейк что-то вопит во все горло, но слов не разобрать. Сначала ее никто не замечает. Мартин и Ева сидят, прислонившись друг к другу. Худенькая блондинка первой поднимает глаза. Мужчины, которых она видела у барбекю, теперь за столом; оба они поворачиваются и наконец замечают Грейс, освещенную отблесками горящих свечей. Все вскакивают, на землю падает опрокинутый стул. Лощеный красавец не перестает жевать.

К ним приближается босая незнакомка. Она не улыбается и словно пылает воинственным огнем, готовая к очередному бою. Мелисса не встречала женщин красивее. Отсветы огня играют на ее руках и ногах, темная кожа влажно поблескивает. Она идет, как по подиуму, покачивающейся походкой от бедра. Красное платье, мерцающие скулы. «Настоящая валькирия», – думает Мелисса, и ей хочется аплодировать гостье.

Мартин первым приходит в себя от изумления.

– Грейси, ты все-таки вырвалась.

– Добро пожаловать, – негромко произносит Эрик, протягивая ей бокал с шампанским. Мелисса слышала, таким же тоном он успокаивал животных. И эта женщина, Грейс, похожа на грациозное животное. На прекрасную скаковую лошадь, напряженную и дрожащую от нетерпения. Гостья не отвечает. Ева пересаживает сына на колени Мелиссе. Тот слегка влажный и неожиданно тяжелый. Мелисса склоняется к его головке и ощущает прилив нежности. Она уж и не помнит, держала ли на коленях ребенка с тех пор, как Иззи была маленькой.

– Здравствуйте, незнакомка. – Ева протягивает руки навстречу Грейс и целует ее в обе щеки, но та не отвечает. – Как хорошо от вас пахнет! Земляникой! Забавно, совсем как от Поппи… Господи, да у вас все платье мокрое!

Грейс отстраняется и ничего не отвечает. Мелисса восхищена. На месте Грейс она поторопилась бы извиниться и все объяснить, неловко отшутилась бы.

– Мы найдем вам полотенце. – Ева кивает в сторону дома. – Там их масса. Эрик мог бы…

Грейс сводит брови и отрицательно качает головой. Она из тех, кто не терпит суеты.

– Возьмите хотя бы мою накидку. – Ева снимает со спинки стула большую розовую шаль и протягивает Грейс. – Я очень рада, что вы все-таки приехали, – продолжает она. – Вы, наверное, устали. Здесь много вкусного. Присаживайтесь.

Ева указывает на стул рядом с Мартином, но Грейс садится по соседству с Мелиссой.

– Привет, меня зовут Мелли, – говорит та, явно польщенная. – Я мама Иззи.

Грейс молчит. Она глядит на Мартина и, несмотря на теплый вечер, начинает слегка подрагивать.

– Поздравляю с благополучной починкой стиральной машины. – Мартин поднимает бокал и смотрит на жену.

Ева смеется, а Грейс молча осушает свой бокал, привстает и тянется за бутылкой, чтобы налить еще. На сиденье стула остается изящный отпечаток ее влажных ягодиц. Мелисса еле удерживается, чтобы не спросить, откуда взялась кровоточащая ссадина на ее ладони. Но Мартин тоже заметил.

– Грейси, что у тебя с рукой? Господи, посмотри на себя. Похоже, стиралка сломалась, когда ты на нее налетела.

– Так оно и было. – Грейс опускает руки на колени, волосы падают на глаза. – Я чертовски неуклюжая.

Эти слова усугубляют царящую за столом тишину. Эрик молча поднимается с места и ставит бутылку рядом с тарелкой новой гостьи. Мартин качает головой. Первым начинает говорить Пол:

– Вы прекрасно выглядите после аварии. – Он расплывается в своей неотразимой улыбке, однако Грейс отводит глаза.

У Пола вытягивается лицо, и он залпом опрокидывает бокал. Мелиссе хочется улыбнуться: похоже, чары ее мужа совершенно не действуют на эту женщину. Мелисса глядит на ее сверкающие глаза, мокрое платье и испачканную кровью руку. История о стиральной машине явно выдумана. Остальные ни о чем не догадываются, но она-то чувствует, что Грейс перенесла какой-то сильный стресс. Нечто очень тяжелое, о чем предпочитает молчать. Мелисса придвигает к ней салат, лосося и хлеб, к которым сама так и не притронулась. Наверное, Грейс попала в небольшую аварию и немного повредила машину, но слишком напугана и ошарашена, чтобы в этом признаться. Случись подобное с самой Мелиссой, она вела бы себя так же.

– Я тоже считаю, что вы потрясающе выглядите, – шепчет Мелисса, сознавая, что банальным комплиментом тут не помочь. Лицо Грейс смягчается, когда она смотрит в сторону сада. Мелисса тоже переводит взгляд на детей, пляшущих вокруг костра. Иззи, совершенно счастливая, кричит громче всех. Мелисса не может сдержать до неприличия широкую улыбку. Скрывая ее, она подносит руку ко рту. Грейс наблюдает за ней. Ее оценивающий взгляд кажется слегка отстраненным, но не враждебным.

– Иззи веселится на всю катушку, – признается Мелисса. – Она обожает малышей, будто сама возвращается в раннее детство.

– А мои не слишком общительны. Они спокойнее, если не сказать – угрюмее. Взрослеют, я надеюсь.

Грейс постукивает пальцами по столу. Под ее ногтями еле заметные следы подсохшей крови. Мелисса, понимая, что оказалась права, отводит глаза.

– Ева, а вы как думаете? – чуть повышает голос Грейс. – Наши дети взрослеют или, напротив, еще больше впадают в детство? Мы все никак не разберемся.

Ева прерывает беседу с Мартином и отрешенно переводит взгляд с предмета на предмет. Пока она собирается с мыслями, повисает пауза. Эрик подается вперед и пристально смотрит на жену.

– И то и другое. – Ева разводит руками. – Их мышление стало более сложным даже за то короткое время, пока мы занимались. Все они способны к абстрактным рассуждениям и критике. Но временами могут вести себя вызывающе.

– А Иззи? – спрашивает Мелисса, питая жгучую надежду, что ее дочь никому не грубит.

– Бывает, она немного нарушает правила, стараясь изменить план урока. Выпытывает, какова его цель, кто от этого выиграет и тому подобное. Она не всегда делает то, что я прошу, но это в некотором смысле хорошо, это признак зрелости.

– Значит, немного нарушает правила? Совсем как ее отец. – Пол выглядит довольным.

– Ты таким себя видишь? – Мелисса смотрит через стол на раскрасневшееся лицо мужа. Немного нарушающим правила?

– С другой стороны, после занятий они носятся по саду, совсем как малыши, – смеется Ева. – Эрик надеется, что новая детская площадка привяжет их к дому.

Она смотрит на качели, горку и деревянный домик, резко контрастирующие с размытыми очертаниями деревьев, едва различимых вдалеке под потемневшим небом.

Все взгляды устремляются в сад. Подсвеченные догорающими угольками костра детские силуэты танцуют, словно на затененных театральных подмостках. Глядя на них, Мелисса вспоминает сцену из оперы «Фауст», которую видела на Глайндборнском фестивале, куда они ездили в прошлом году с фирмой Пола. Солисты и хор собрались у пылающих врат ада, музыка с грохотом взлетела ввысь, и в темноту зала хлынула волна тревоги и страха. Эш шевелится и роняет капельку слюны на ее блузку. Жаровня погасла, становится свежо. Свечи почти догорели. Мелисса дрожит, борясь с желанием вскочить и позвать детей сюда, где светло.

На другом конце стола Мартин сокрушенно качает головой.

– …никаких конкретных планов. Впереди целое лето скуки. А как у вас, Пол?

Пол, чуть ссутулившись, вертит в руках пустой бокал.

– Мы обычно снимаем виллу, – отвечает он, помахивая недокуренной сигарой. – Возможно, поедем на юг Италии. Иззи обожает водные виды спорта. Я, пожалуй, найму лодку или катер.

Иззи уже тринадцать, у нее появилась куча друзей. Теперь она, наверное, не захочет проводить каникулы с родителями. Могут начаться размолвки. Сердце Мелиссы сжимается.

Ева подается вперед, в отблесках свечей сияет ее раскрасневшееся лицо.

– Только что мне в голову пришла чудесная идея. – На ее правой щеке появляется ямочка, крохотная впадинка, которую Мелисса до сих пор не замечала. – Каждое лето мы отдыхаем в Греции, в старом доме моего отца на полуострове Пелопоннес. – Голос Евы дрожит от возбуждения. – Через месяц вы можете поехать туда вместе с нами. – Ева оглядывает сидящих за столом. Ее глаза сверкают, они какие-то другие, стали больше, что ли. Наверное, дело в макияже, которым она, насколько помнит Мелисса, прежде не пользовалась. – Там просто рай для детей. Сотни оливковых деревьев, среди которых можно заблудиться, – продолжает Ева. – Почему бы вам всем не составить нам компанию?

Кто-то ахает. Мелисса не уверена, что не она сама. Она смотрит на Грейс, у которой, по словам Мартина, почти не бывает выходных. У них явно нет денег на отпуск или на путешествия. Лицо Грейс ничего не выражает. Должно быть, она решила не придавать значения этому внезапному и необдуманному предложению, сделанному с благими намерениями, но абсолютно нереальному.