Девочка, я тебя присвою. Книга 2 Безрукова Елена
— А смысл, папа, есть всегда.
— Рома… — я прямо представил, как отец Романа с укором качает головой. Но его папа оказался куда сговорчивее и милосерднее моего. — Ладно, езжай, все равно сбежишь… Только прошу — мальчики, будьте осторожны.
— Все будет нормально, па, — ответил ему сын и повесил трубку. Мы встретились глазами с Романом. — Ну, я в душ и погнали.
— Спасибо, друг, — с благодарностью сказал я.
— Да ладно, — лениво протянул Ромка и пошел собираться.
В машине мерно гудел мотор. Ромка вел авто по полупустой трассе.
Я смотрел в окно и волновался. Совсем скоро я увижу ее, мою девочку. Мою Снежинку, мою Снегурочку…
Мне казалось, что я не видел ее целую вечность. Верно говорят, что для двух влюбленных и час друг без друга — вечность, а тут целые недели.
Как она там? Не обижает ли кто ее? А вдруг ей там хуже, чем дома было?
Ужасно переживал за нее и в больнице весь извелся, не имея ни здоровья, ни возможности сорваться к ней и полететь на всех парах.
Я ехал, в общем-то, именно за этим: убедиться, что она существует, не приснилась мне и что она жива и здорова. А там уж несколько месяцев до выпуска потерпим. Сейчас уже апрель, остался он, май и период экзаменов. Уже в конце июня я смогу ее оттуда забрать.
Ромка вел машину, а я вспоминал моменты с ней…
Сейчас кажется, что все так давно было, так глупо.
Вот я увидел ее впервые в машине у ребят.
Красивая, белокурая девчонка, которая не обращала на меня никакого внимания и даже нахамила в ответ. Впрочем, мне ее подколки всегда больше нравились, чем нет. Она ими и злила, и бесила, и веселила, и зажигала кровь внутри моих вен… И все это одновременно. Только рядом с ней с первой секунды знакомства я каждый раз испытывал подобный каскад эмоций, но тогда я не понимал, что передо мной моя будущая самая большая любовь жизни.
У меня была Динка. Я к ней привык, смирился с тем, что нам суждено однажды стать мужем и женой, и она… Ведь она мне нравилась. Действительно нравилась. Меня устраивали наши отношения, кроме моментов ревности, конечно, когда палочку Дина сильно перегибала. В остальном же мне было приятно проводить с ней время и я искренне верил, что отвечая ей на признания в любви, делал это совершенно искренне.
Но лишь встретив Снежинку я осознал, как же сильно ошибался. То, что было с Динкой у нас и близко нельзя назвать любовью. Причем, с обеих сторон. У меня — слабая влюбленность, которую очень быстро вымыло бризом настоящего чувства, которое зародила во мне Кристина. А у нее — одержимость и желание держать любимую игрушку при себе, и неважно, что речь идет о живом человеке и он, на минуточку, против быть чьей бы то ни было собственностью.
Вспомнил, как мы играли в какую-то игру с желаниями и Крис умыла меня перед друзьями. Вот вроде бы люблю, мелкую заразу, как ни в себя, а все равно, когда это все вспоминаю, сержусь на нее! Так позорила меня перед друзьями… Никто доселе этого делать не смел! Она такая одна…
Моя Крис. Моя душа. Мое сердце… Сердце, без которого и я жить не смогу, если вдруг оно перестанет биться…
Я снова ощутил испанский стыд, когда вспомнил, как глупо и жестоко повел себя с ней возле бассейна…
Видел же, что губы ее трясутся от холода, а все равно не давал выйти… Требовал поцелуя, чтобы она склонила свою строптивую голову к моим ногам. Но Крис выбрала замерзнуть, чем растрачивать себя на такого идиота, как я… И сейчас, спустя прожитое время и полученный опыт, я понимаю, как же это было сильно и красиво.
Моя девочка берегла себя для любимого. Для меня… Просто любимый был временно кретин, но потом исправился!
Помню, как переживал за нее, когда она перестала двигаться в этом бассейне и нырнул за ней. Скорая, больница, чувство вины… Все это жгло душу снова и снова. И это я сам себе до конца не простил, наверное. Повел я себя как скот тогда, девчонка даже болела сильно… Удивительно, что спустя время Кристина ответила на мое чувство после всего, что мы пережили. После этого злосчастного бассейна…
Честно говоря, я попытался извиниться, принес ей книги и надеялся, что больше никогда не увижу ее. Но нет… Мысли не отпускали ее, а потом судьба свела нас снова — Крис въехала на велосипеде в мою тачку. И снова меня обыграла: нахамила и удрала, не смог ее догнать… Не девушка, а ходячий пожар!
После этого столкновения на дороге, когда она обвела меня вокруг пальца как пацана, я уже не мог ее забыть. Она стала моим наваждением, постоянной гостьей в моих снах и словно прописку оформила в моем сердце. Бессрочную, с арендой на все мое сердце и душу без остатка…
Но каково же было мое удивление, когда я узнал, что Крис — сестра моей девушки!
Вот это уж точно было на грани фантастики — ну сколько шансов из тысячи, что сводной сестрой Динки могла оказаться именно она — Кристина? Ничтожно мало, но мы с этой задачей чудесно справились. Жизнь словно толкала нас в объятия друг к другу.
Мы оказались в одном классе, за одной партой…в одной любви.
Как же я был счастлив, когда она ответила на мой поцелуй там, на горе, куда мы от всех сбежали. Это было место для моей медитации. Туда я никого из девчонок еще не возил, только ее… И это были прекрасные вечера, там с ней.
А потом счастье кончилось. Оказалось, наша любовь и наш маленький мирок кроме нас с Кристиной никому больше и не нужен. Больше того — отец высказался резко против и начал меня прессовать. Он давил на то, что Крис мне не пара, она мне не подходит и никогда не сможет стать мне достойной женой, хотя бы потому что не нашего круга, без манер, без понимания, как живут такие люди.
А какие «такие»? Мне простые понятия Крис тогда уж ближе. Значит, я сам «не такой», раз Кристина им не угодила. Мое сердце выбрало ее, а большего аргумента для того, с кем связывать свою жизнь у меня и не имелось.
Оставалось только уповать на то, что по окончании школы мы обретем свободу и независимость, и я смогу защитить свою девочку. Девочку, которую я присвою. Чего бы мне это не стоило…
47
На территорию монастыря мы попали без проблем. Машину оставили у ворот и спокойно вошли. Никаких препятствий в виде охраны или чего-то еще не было, а вот разыскать, где содержались девушки было не столь просто в лабиринте зданий. Но общежитие так и было подписано табличкой на входе — женское общежитие при монастыре. Располагалось оно на первом этаже. И вот здесь уже начались проблемы…
— Куда вы, молодые люди? — преградила нам путь монахиня на входе. Она была тут кем-то вроде вахтерши: сидела на широким столом и никого не пускала. — Это женское общежитие. Внутрь нельзя.
— А можно тогда позвать на свидание девушку? — спросил я. — Она содержится здесь.
— В монастыре?! — округлила глаза женщина. — Вы в своем уме, молодой человек?
— Вы не так меня поняли, — ответил я ей. — Позвать повидаться. Это моя подруга.
— Тем более — нельзя! — рявкнула она. — Еще раз повторяю, вы в монастыре.
— Значит, никто даже не может приехать и проведать одну из ваших учениц? — поднял брови Питерский.
— Могут, почему же, — крякнула она. — Родители, братья и сестры. Но не какие-то друзья.
Мы с Питерским переглянулись. Надо было назваться ее братьями. Теперь тетка нас обоих в лицо знает и этот фокус уже не прокатит. Не забудет она нас за один день. Прав был Павел Сергеевич: ничего нам тут не светит. Поцелуем сейчас порог монастыря и уедем… Что же делать? Так досадно…
— И не вздумайте пытаться меня провести, — сказала монахиня, очевидно, смекнув, о чем мы оба подумали. — Родители девушек подписывают расписку, что это брат, и они позволяют ему навещать сестру, и все это происходит в присутствии мамы и папы, а вы приехали одни.
Мы снова молча переглянулись. Да, бабка оказалась не промах, умыла нас за три минуты.
— Как у вас тут строго…
— А ты как думал, сынок? Это режимное заведение. Да еще и монастырь.
— Да уж…
— Ну, не кручинься, — обратилась она ко мне. — Выйдет скоро твоя голуба. Осталось всего ничего до конца учебного года. А уж после получения аттестата заставить оставаться тут никого не могут. Заберет аттестат и увидишь ты свою красу.
— Да, вы правы, — ответил я. — Дождусь, конечно. Да. А может быть, вы записку хотя бы можете передать? Как я понял, телефоны тут запрещены?
По дороге сюда я звонил ей много раз, номер помню наизусть, как и телефон мамы. Но гудки не шли, оператор сообщал о том, что абонент находится вне зоны действия сети. Значит, он отключен, либо Кристина сменила номер, но последнее мне сомнительно. Я пришел к выводу, что телефоны отнимают у девчонок, учитывая специфику учреждения…
— Конечно, запрещены, — ответила монахиня. — Ничего мирского. Только учеба, правильные книги и Завет.
Да уж, бедная Крис. Надеюсь она не сошла с ума от скуки…
— Ладно, спасибо вам все равно, — улыбнулся я ей. — Мы поедем. До свидания.
— Счастливого пути, — ответила она мне. — Я помолюсь за вас.
— Спасибо.
Мы вышли из здания и немного прошли дальше от входа.
— И что? Так просто и уедешь? — спросил Питерский.
— Да сейчас прямо, — хмыкнул я и осмотрел стену здания.
Окна не особенно высоко располагались и имели решетки, по которым, в принципе можно забраться. Только надо найти Крис. Не буду же я лазить по всем окнам общежития? Нас так скоро поймают. Но Кристины могло бы и не быть внутри комнаты… Сейчас еще день, у девушек могут еще идти занятия.
Я пошел вдоль здания с другой стороны от входа, вглядываясь в людей, которых смутно видел в окнах.
— Кристина! — прошептал я, ухватив ее силуэт. Я узнал ее сразу, и тут недалеко совсем.
Я пустился бегом, чтобы успеть сказать ей хотя бы пару слов прежде, чем нас с Романом с позором выпрут отсюда. Питерский понял мой план без слов и следовал за мной, оглядываясь по сторонам. Он понял, что будет тем, кто предупредит меня об опасности и скажет, когда надо сваливать.
Я ловко забрался по решетке к нужному окну и заглянул в него. Кристина сидела на кровати и читала какую-то книгу и не видела меня. Я улыбнулся сам себе, наслаждаясь красотой девушки, которая стала совсем взрослой после пережитого. Да и я сам уже не тот глупый мажор, который едва не утопил ее в бассейне.
Напротив нее сидела еще одна шатенка и тоже со скучающим видом перелистывала страницы какого-то фолианта.
Я постучал по стеклу, и девушки подняли головы на звук.
Кристина выронила от неожиданности книгу и ее глаза стали размером с блюдца…
С секунду мы просто жадно смотрели друг на друга. Я крепко держался за прутья, иначе ее было не видно. Приходилось практически висеть.
Она вскочила на ноги, подняла книгу и оставила ее на кровати, а сама кинулась открывать форточку — видимо, только этот маленький квадратик тут и открывался.
— Архип… — услышал я ее.
— Крис… Крис. Моя девочка… Я пришел.
48
— Как ты тут оказался? — спросила я.
— Крис… — всунул он голову в форточку как смог, намекая, чтобы я поцеловала его.
Я взяла стул и поднялась к нему. Обхватила его лицо руками и нежно поцеловала губы. Не очень удобно это делать в проем форточки, но это все мелочи.
Долгожданный поцелуй залил сердце таким теплом, что не передать словами. В груди порхали птички, счет времени мы потеряли. Отпускать его губы не хотелось.
— Как ты узнал, где я? — спросила я, прерывая поцелуй. Архипа скоро застукают и выкинут за территорию монастыря, а меня — накажут. Надо успеть хотя бы поговорить… Теперь снова не скоро увидимся. Если вообще увидимся.
— Мама сказала, — ответил он, а я улыбнулась. И мне показалось тогда, что мама его вовсе не такая бессердечная и злая, как отец, она просто действует по его указке. Наверняка Архип, прийдя в себя, выспрашивал обо мне, и она сдалась.
— Тебя выписали или ты сбежал из больницы? — обеспокоенно оглядела я парня, который упорно висел на прутьях решетки, словно каждый день это делал. Вдруг ему нельзя так перенагрягаться?
— Выписали, не бойся, — ответил он мне. — Я не стал бы рисковать здоровьем снова.
— Молодец, — погладила я его по щеке. — Архип… Я не верю, что вижу тебя снова, здоровым.
— Крис… — целовал он мою руку в форточке. — Прости меня. Ты, наверное, испугалась?
— Безумно, — ответила я и меня снова перетрясло от воспоминаний. — Это было самое страшное, что я вообще испытывала в своей жизни. После смерти мамы…
Как я узнала о том, что его избили.
Как мы все не знали, выйдет ли он из комы… Я не могла ни спать, ни есть, и лишь молилась о том, чтобы он вернулся.
Как увидела его бледным в больничной палате, куда меня даже не пустили. Но даже так мне стало легче, я хотя бы увидела, что врачи со своей стороны сделали все возможное и поддерживали жизнь совсем еще молодого парня, которая просто не должна была вот так оборваться.
Как его мама вдруг сама приехала к нам, стала просить о помощи и умолять Владимира отпустить меня к Архипу, чтобы я попробовала до него достучаться…
Как я взяла его за руку уже в палате и начала шептать ему то, что было на сердце.
Как он сжал мою руку, а потом открыл глаза на несколько секунд.
Счастье разрывало душу, просто потому что он не ушел, услышал, вернулся. Он тоже боролся за нас.
Да, возможно, его судьба разделиться с моей после школы, но сейчас он жив, здоров и пришел ко мне. Ради этого стоило жить. Ради этого стоило все это вынести.
— Прости, прости… — жался он к моим рукам котенком, а мне так хотелось обнять его всего и сразу, залезть к нему на ручки, но чертовы решетки и окно мешали. Эти чертовы решетки везде, куда бы я не шла — они словно шли следом и не давали мне быть с Архипом рядом. Вся моя жизнь — сплошные решетки.
— Ты главное, больше так не пугай никого, — попросила я его.
— Больше никогда, — ответил он со всей серьезностью, которая в наглом глупом когда-то мажоре все же обнаружилась. Как и место для чистой и беззаветной любви… Взаимной… — Помнишь, ты так сказала мне — больше никогда ничего не буду без тебя решать. Вот теперь тебе я обещаю тоже — больше никогда.
— Вот и помни об этом, мой мальчик.
— Моя Кристинка, — целовал он меня в ответ. — Девочка моя любимая. Мое солнце.
Он говорил те же слова, что я шептала ему в палате, когда он был без сознания. Я расстрогалась и слезы сами собой побежали по щекам.
— Арх, сюда бегут! — крикнул Роман, прервав нашу идиллию. — Надо валить.
— Блин… — огорчился Архип. — Я люблю тебя. Я заберу тебя отсюда после экзаменов.
Он запечатлел еще один мимолетный поцелуй и спрыгнул вниз. Парни бросились наутек, но не знаю, смогли ли они сбежать, они завернули за угол здания и скрылись из виду. Надеюсь, что да.
Я в волнении сжала собственные пальцы, потом закрыла форточку и убрала стул.
Впрочем, глупо. Меня все равно вычислили и наказание последует неизбежно. Возможно, они побьют меня и не будут давать есть неделю, но… Я ни о чем не жалею. Поцелуй Архипа и его слова любви будут греть душу даже в самый темный и холодный день.
— Класс, — услышала я позади себя голос Юли. Она тоже плакала. — Как тебе с ним повезло. Так любит… Сюда аж приехал, нашел тебя. Вот бы и мой придурок так однажды сделал…
— Может, и сделает еще, — улыбнулась я ей, вытирая слезы. К нашей комнате уже приближались шаги сразу нескольких пар ног…
Вышла на крыльцо и улыбнулась яркому солнцу. Волоча за собой чемодан, в котором где-то на дне лежал и вымученный аттестат, я покидала территорию монастыря. Юля написала мне свои контакты, и теперь, когда нам вернули наши телефоны, мы сможем с ней списаться уже на «воле».
Я рада покинуть это место. Здесь было лучше, чем в доме Владимира, но если только мы проявляли послушание.
За воротами меня ждал сюрприз…
— Архип, — остановилась я возле него. Парень держал в руках букет больших ромашек и стоял возле машины.
— Привет, — ответил он. — Я же сказал, что приеду за тобой. Ты не верила?
— Верила, — кивнула я, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Он здесь, приехал, но…надолго ли это? Вряд ли его родители одобрят наш союз даже спустя время.
— Это тебе, выпускница, — протянул мне Архип букет.
— Спасибо тебе, выпускник, — забрала я его и втянула нежный запах цветов…
— А теперь поехали, — он подтолкнул меня к машине и помог занять пассажирское сиденье спереди, а потом сел в машину сам, завел ее и выехала на дорогу.
— Ну вот, — сказал он мне, сжав мою руку. — Мы едем в нашу новую жизнь.
Мягкий поцелуй застыл на моих губах… Он все же меня присвоил, как и обещал однажды.
ОТ АВТОРА
— Красивый мишка? — спросил Архип, глядя, как его сын сжимает ручками подаренную им же игрушку. Мальчик и отец не знают, что родные, но словно чувствуют связь. И это меня пугает.
— Да, — ответил ребенок, открыто глядя на мужчину.
— А сколько точно лет и месяцев Костику? — спросил Архип меня.
— Какая разница? — скрестила я руки на груди.
Мужчина встал на ноги с паласа, где играл с моим сыном, и подошел ко мне почти вплотную.
— А такая разница, что это мой сын. Правда же?
Сердце гулко забилось в груди. Воспоминания понеслись вереницей в голове, причиняя невыносимую боль.
— Ты мне изменил и бросил ради женитьбы на моей сводной сестрице, — ответила я, глядя в стенку. — Ничего общего у нас с тобой нет. Это МОЙ сын. Только мой, ясно тебе?
— Да? — изогнул он бровь. — А если сделать тест-ДНК?