Ревенант Корнев Павел
– Жемчуг был отборный, один к одному. Уж не знаю, насколько облапошил меня ювелир, получилось выжать из него по пятнадцать монет за штуку. Итого…
Маэстро Салазар запнулся, припоминая общую сумму, и я подсказал:
– Сто восемьдесят дукатов. Надо было часть суммы взять серебром.
Микаэль только руками развел.
– Ну извини, мог предупредить заранее!
– Не подумал, – вздохнул я и кинул подручному один из увесистых кошелей. – Держи. Твоя доля. Только все сразу не спускай. До Ренмеля путь неблизкий.
Маэстро Салазар отсалютовал мне стаканом, мы выпили вина, и я отсчитал дюжину золотых дукатов, а остальные вернул в кошель и затянул тесемки. После разделил монеты на две равные стопки, намереваясь одарить ими Уве и Марту, и приступил к расспросам.
– Что говорят в городе?
– В городе? – вскинулся Микаэль. – Да это не город, а натуральное змеиное кубло! Ты только посмотри на мой плащ! Посмотри-посмотри! Я ведь никого не цеплял, даже шуточки о бороде мимо ушей пропускал! Точно-точно! Меня зарезать хотели!
– Грабители?
– Какой! – всплеснул руками маэстро Салазар. – Еще до визита к ювелиру зашел промочить горло в одно заведение, и сразу – драка! А ведь не трогал никого и даже косо не взглянул. Я был добр и благостен, поверь!
Я поверил и потому предположил:
– Думаешь, проследили от имения?
– Да нет, говорю же: кубло! – выдал Микаэль и пояснил: – Тут все друг с другом на ножах, понимаешь? Этот твой граф, к слову, от остальных нисколько не отличается. А меня за бретера на чьей-то службе приняли. У южан репутация вполне определенная сложилась, вот и решили на зуб попробовать.
Как оказалось, дворянские семейства Грахцена связывали не только кровные узы, но и кровная вражда. Правящая династия искусно играла на отношениях аристократов, исподволь стравливая их между собой, стычки в городе и даже нападения на чужие родовые гнезда были делом обычным и привычным. Очень условно можно было выделить три коалиции, при этом среди союзников шла ничуть не менее жесткая борьба за власть, просто вместо шпаг и пистолей в ход шли интриги и яды.
– Твой граф… – Микаэль отвлекся хлебнуть вина, вытер губы ладонью и продолжил: – Он из журавлей, но помимо всего прочего его прадед был бастардом тогдашнего монарха, причем бастардом признанным. В нашем хозяине течет королевская кровь.
– Черный святой символ! – Я вдруг сообразил, что именно означает наличие на гербе этого геральдического элемента. – У правящей династии звезда белая, бастарда пометили черной!
– Черной… – с непонятной усмешкой произнес маэстро Салазар. – Помнишь, я говорил, что граф подкрашивает бородку? Так вот, нынешний король, как и все его предки до какого-то там колена, – черноволосые, а магистр – шатен. Приходится бедолаге мучиться с париком и краской, дабы соответствовать венценосным родичам. Печаль-печаль.
Я посмеялся.
– Ничего смешного, – цокнул языком Микаэль. – Только за последний год на имение нападали дважды и было еще несколько стычек в городе. Графа полагают выскочкой, а его выбор ученой стези – проявлением слабости. Нравы здесь простые до безобразия.
– И все это ты узнал в первом попавшемся кабаке?
– Что значит – в первом попавшемся? – фыркнул маэстро Салазар, сдвинув на край стола опустевший кувшин. – Специально искал, где наемный люд собирается. Эта публика, сам понимаешь, ни один слух не пропустит. Иной раз сплетня жизнь спасти может, а то окажешься не на той стороне – и пока-пока.
– А сцепился с кем?
Маэстро Салазар лишь отмахнулся, я настаивать на ответе не стал и вместо этого спросил о герхардианцах.
– В здешней миссии ордена помимо приора полдюжины послушников и ловчий с парой братьев на подхвате. Несерьезно.
– Ну хоть так, – вздохнул я, раскрыл еретическое сочинение, но приступить к чтению помешал заглянувший в гостиную дворецкий. Его сиятельство приглашал спуститься на ужин.
Граф Хирфельд был мрачен словно туча, его домочадцы боялись и слово вымолвить, трапеза прошла в гробовой тишине. После хозяин имения пригласил меня в кабинет и посетовал на отсутствие каких-либо подвижек в деле.
– Увы, магистр, пока порадовать вас нечем.
– Приор намерен начать разбирательство?
– Приор еще не знает, будут разбирательства или нет, – с кислой улыбкой ответил граф. – Более того – он затруднился с ответом, пытались задержать вас братья или напали самозванцы.
– Боюсь, ничего не понимаю, – опешил я.
– Да что тут непонятного? – всплеснул руками магистр-управляющий. – Попытка вашего задержания возмутительна! Пусть разбирательство и затянется на долгий срок, но в результате действия герхардианцев неминуемо признают незаконными, а это грозит отзывом монаршего дозволения на открытие миссии. Но даже если до этого и не дойдет, репутационные потери будут катастрофичными! Понимаете, о чем я?
– Будет создан прецедент, – ввернул я юридический термин, и мой собеседник кивнул.
– Уверен: приор станет всеми правдами и неправдами тянуть время, ссылаясь на собственную неосведомленность и отсутствие ответа из Линбурга, – заявил граф Хирфельд, и на его осунувшемся лице заходили желваки. – Рано или поздно этой игре придет конец, но это все время! От меня требуют переправить вас в империю незамедлительно, а я не представляю, как подвигнуть прокурора изменить свое решение и дать санкцию на скорейший отъезд!
Я не знал всех политических раскладов, но прекрасно понимал, что в делах, подобных этому, случайностей не бывает. У королевского прокурора имелись собственные резоны поступить так, а не иначе. Быть может, он просто хотел насолить магистру-управляющему, а может статься и так, что все это – результат неких подковерных интриг.
Ангелы небесные! Сам я с легким сердцем задержался бы в доме графа еще на седмицу или две, да только глупо недооценивать герхардианцев. Они точно не упустят возможности решить проблему… неофициальными методами. Здешняя миссия невелика, но наше промедление позволит выписать подкрепление из Сваами или даже Майнрихта, а то и просто столковаться с наемниками.
– Ладно! – вздохнул граф Хирфельд, понемногу успокаиваясь. – Ладно! Не берите в голову, магистр. Что-нибудь непременно придумаю.
Мы распрощались, и я вернулся в выделенные нам покои. К этому времени Уве и Марта разошлись по комнатам, и только маэстро Салазар сидел за столом и планомерно накачивался вином.
– Привет-привет! – помахал он мне и предложил: – Выпьешь?
Я отказался и скрылся в спальне. При моем появлении Марта прекратила отрабатывать сложную эфирную связку и с горечью бросила:
– У меня ничего не выходит!
– В университете научат, – пожал я плечами, уселся на кровать и снял туфли. – Сотворение чар не только искусство, но и наука. Сосредоточимся пока что на разрушении чужих заклинаний, да и морок тебе дается неплохо.
– Я хочу лечить, а не калечить! Созидать, а не убивать!
– Уясни одну простую вещь: мертвецы лечить не умеют. Хочешь выучиться тайному искусству – будь добра, потрудись оставаться живой. Вот этому я тебя и учу.
Девчонка моментально успокоилась и надолго замолчала, потом задумчиво произнесла:
– Разрушение чар, морок… А внушение?
– И это тоже, – кивнул я. – Давай! Оцени мои ментальные блоки и попытайся их обойти. Не проломить, как в прошлый раз, а именно обойти.
Марта вдруг зарделась.
– Тебе действительно хочется этого?
Я закатил глаза.
– О женщина! Необязательно снова отращивать себе груди, придумай что-нибудь безобидное! Это тренировка, а не прелюдия к постельным игрищам!
Девчонка смутилась пуще прежнего, но тут же вспомнила о моих наставлениях, успокоила дыхание и чисто погрузилась в легкий транс, дабы почти без всякого перехода прибегнуть к ментальному доминированию и попытаться проникнуть за выставленные мной блоки. Этот запретный раздел магии давался Марте необычайно легко, но я без всякого труда отстоял свои мысленные бастионы от поползновений ведьмы, а под конец заставил обороняться ее саму; правда, не особо в этой контратаке преуспел. С пользой время провели, не без этого…
Следующее утро оказалось почти точной копией вчерашнего, разве что злой на весь белый свет Микаэль не ушел в город, а лечил головную боль остатками вина да отпускал язвительные комментарии в адрес Уве и Марты. Школяр продолжал упражняться в сотворении магических щитов, ведьма вновь занималась их разрушением, и, надо сказать, определенные успехи наблюдались у обоих.
Сам я углубился в изучение трактата о нереальности нереального и очень скоро напрочь позабыл о своих подопечных, оставив тех на попечение беспрестанно ворчавшего маэстро Салазара.
– Ты что творишь, бездарь?! – сокрушался бретер, не стесняясь в выражениях. – Да у тебя никак ослиная задница вместо головы! Три лишних узла! Три! Уве, ты бакалавр тайных искусств или свой жезл на помойке нашел?
Доставалось и Марте; ее маэстро именовал исключительно бестолочью, советовал позабыть о волшбе и собирать грибы и ягоды, раз уж она в упор не видит слабых мест сотканных школяром чар. Я на эту ругань не отвлекался, всем моим вниманием завладели пространные рассуждения Алфихара Нойля. Нет, в книге не было ровным счетом ничего интересного, да только написали ее языком столь заумным, что приходилось прилагать немалые усилия, чтобы вникнуть в смысл витиеватых словес.
При этом, как и говорил архиепископ Фредрик, ничего еретического или даже просто крамольного в этих рассуждениях не сыскал бы даже самый придирчивый ревнитель веры. Сначала автор пространно расписывал особенности осознания и принятия человеком абстрактных понятий и прослеживал изменения, происходящие при переходе от индивидуального восприятия к некоему коллективному и бессознательному аналогу этого действа. Дальше приводились доводы в пользу существования ментального плана бытия, где происходило взаимодействие того самого коллективного бессознательного.
Рассуждения, лишенные общей нити, очень быстро утомили, возникло даже впечатление, что в руки попал какой-то другой философский трактат, и я открыл титульный лист, но нет, черным по белому там значилось: «Рассуждения о нереальности нереального».
Нереальность нереального? Хоть бы слово об этом написано было!
Неужели пустышка? Неужели Роберт Костель польстился на броское название и ничего из этого сочинения для себя не почерпнул?
От невеселых размышлений отвлек вскрик Марты. Как оказалось, утомленный однообразностью упражнения Уве смухлевал и закрепил конец эфирной нити узелком. Ведьма подвоха не заметила, в итоге ее ощутимо тряхнуло выплеском силы. Обозленная девчонка трясла рукой, крыла школяра последними словами и грозила сходить за ножом, дабы под корень отчекрыжить шутнику тот орган, которым он думает, и речь шла отнюдь не о голове.
Микаэль кудахтал от смеха и вмешиваться в перебранку не спешил, пришлось отрываться от чтения и утихомиривать Марту самому.
– Смотреть надо было, куда пальцы суешь! – рявкнул я, с шумом захлопывая книгу. – И думать, что делаешь, а не повторять, будто дрессированная собачка!
– Но… – выдавила из себя оскорбленная в лучших чувствах девчонка и указала пальцем на подбоченившегося Уве. – Он изменил плетение! Я с таким не умею работать!
Школяр ухмыльнулся.
– Да с ним теперь и не сделать ничего, умей – не умей!
В отличие от большинства ритуалистов он и в грош не ставил способности истинных магов, так что я решил преподнести очередной урок сразу обоим своим подопечным.
– Ну-ка сплети щит! – потребовал я, и маэстро Салазар мигом прекратил покатываться от хохота и весь обратился во внимание, предвкушая очередное развлечение.
А вот Уве и бровью не повел. С непрошибаемой уверенностью в собственной правоте он несколькими уверенными движениями волшебной палочки воссоздал нужное плетение, не преминув и на этот раз закрепить конец эфирной нити. Я медленно выдохнул, заставил себя погрузиться в неглубокий транс и прибегнул к истинному зрению, а после недолгого изучения схемы указал Марте на один из узлов и потребовал сместить его относительно других вверх и немного в сторону.
Ведьма испытующе посмотрела на меня, затем с опаской выполнила распоряжение и шустро отшатнулась назад, когда эфирное плетение вдруг съежилось, скрутилось в сияющую точку и погасло.
Уве от изумления даже рот разинул.
– Но как, магистр? – округлил он глаза. – Это невозможно! Немыслимо!
Школяр закашлялся и спешно приложил к губам носовой платок, тогда я ободряюще похлопал его по плечу и посоветовал обдумать на досуге допущенную при сотворении чар ошибку, а после прогнал слугу в сад.
– И не вздумай до обеда наведываться в библиотеку! – предупредил его напоследок. – Тебе нужен свежий воздух! Заодно оцени магическую защиту имения. Вечером расскажешь о ее уязвимостях.
– А они есть? – усомнился Уве.
– Вот ты нам об этом и расскажешь! – отрезал я и обратил свое внимание на Марту. – Тоже не понимаешь, что случилось с плетением? А ты подумай!
– Подумать? – ухмыльнулся маэстро Салазар. – Девкам ум не нужен вовсе, бедра б шире, груди больше!
Ведьма так и взвилась.
– Умолкни, а не то отрежу твой поганый язык! – пригрозила она, выведенная из себя едким замечанием Микаэля.
Тот за словом в карман не полез и поманил девчонку к себе.
– Попробуй! Только не плачь, когда перегну через колено и отшлепаю по худосочной попке!
Марта даже зашипела от бешенства; тихо-тихо, будто ядовитая змея.
Я с тоской посмотрел на еретический трактат, к чтению которого никак не получалось вернуться, и вдруг расплылся в улыбке, осененный неожиданной идеей.
– Почему бы вам не заняться этим прямо сейчас?
На меня с недоумением уставились две пары глаз.
– Перерезать ему горло? – уточнила Марта. – Уверен, Филипп?
Микаэль не стал спрашивать разрешения выпороть ведьму и потребовал объяснений:
– Что ты имеешь в виду?
– Подготовь инвентарь и организуй учебный процесс. Уве ты неплохо натаскал, может, и здесь толк выйдет, – распорядился я и предупредил: – Только смотри, чтоб без членовредительства!
Маэстро Салазар задумчиво хмыкнул и перевел взгляд на озадаченную девчонку, затем пожал плечами и покинул гостиную.
– О чем это вы? – забеспокоилась Марта. – Филипп, ответь!
Я досадливо отмахнулся.
– Успокойся и начинай вспоминать схему создания иллюзорного полога, которой научил Уве. Без морока у тебя не будет ни единого шанса.
До обеда сойтись в учебном поединке Марта с Микаэлем не успели. Обучать девчонку премудростям обращения со шпагой маэстро Салазар посчитал излишним и для начала выстругал из найденных в саду палок два подобия кинжала, а там уже и на стол накрыли. За трапезой эта парочка кидала друг на друга столь многозначительные взгляды, что раздираемый любопытством Уве попытался задержаться в гостиной, но я велел ему закрыть шторой одно из окон, а после отослал изучать магическую защиту имения.
В комнате сгустились тени, Марта необычайно легко растворилась в них и едва заметным мороком скользнула к Микаэлю, чтобы немедленно согнуться в три погибели и на подкашивающихся ногах отступить назад. Палка противника ткнула девчонке точно в солнечное сплетение.
– Туше! – объявил маэстро Салазар и приложился к горлышку кувшина, не утруждая себя наполнением бокала.
Ведьма шумно выдохнула, восстановила дыхание и вновь укрылась покровом морока, но в лоб атаковать не стала и зашла со спины. С тем же успехом – за исключением того, что на этот раз пропустила хлесткий удар по запястью, выронила оружие и замерла с приставленной к шее палкой.
– А мне начинает это нравиться! – объявил Микаэль, отпуская девчонку. – Ну же, ведьма! Удиви меня!
Марта попыталась, маэстро не впечатлился, играючи сбил противницу с ног и покачал головой.
Я потер поясницу, злорадно ухмыльнулся и сходил в комнату за бутылкой грушовицы. Вытянул зубами пробку, плеснул в кружку, пригубил. Напиток оказался крепким и забористым, с приятным послевкусием груши, так что я сделал длинный глоток, шумно выдохнул и занялся еретическими рассуждениями о нереальности нереального. Скрип половиц, стук палок и короткие девичьи вскрики мне нисколько не мешали.
Подпитанного злобой и раздражением упорства Марты хватило на полтора часа. Очень скоро девчонка перестала полагаться на один лишь морок, и отработка иллюзорных чар плавно перешла в настоящий фехтовальный поединок, но за все время маэстро Салазар пропустил лишь два или три удара, да и то всякий раз размен оказывался в его пользу. Вот уж воистину: опыт не пропьешь!
В итоге ведьма запросила передышку, повалилась на стул рядом со мной и не удержалась от болезненного шипения.
– Не понимаю! – покачала она головой, вытерев полотенцем раскрасневшееся лицо. – Филипп, я не понимаю! Он словно видит морок насквозь!
– Он и видит, – спокойно подтвердил я. – Микаэль такой же истинный, как и ты. Простеца морок обмануть еще способен, но в истинном зрении твои эфирные пологи сияют как костер в ночи.
– И ты молчал?! – взвилась девчонка. – Молчал все это время, пока меня превращали в отбивную?
Я хлебнул грушовицы и холодно улыбнулся.
– Ставишь под сомнение мои педагогические способности?
Девчонка насупилась.
– Педагогические?
– Наставнические, – пояснил я ведьме значение незнакомого слова. – Хочешь поискать другого учителя?
– Нет! – моментально поникла Марта, но сразу взяла себя в руки. – Нет, Филипп! Так легко ты от меня не отделаешься. Ты обещал!
– Обещал-обещал! – рассмеялся услышавший эти слова Микаэль, который за время учебного поединка особо даже не запыхался. – Продолжим, детка?
Ведьма зло глянула на своего мучителя и понизила голос:
– Филипп, что мне делать?
– Есть способы обмануть истинное зрение, но эти плетения для тебя слишком сложны. Используй иллюзии. Создавай дополнительные цели, – посоветовал я.
Марта задумалась, потом злорадно улыбнулась.
О небеса! До чего же наивная девочка…
Я вздохнул и вернулся к чтению. К середине сочинения Алфихар Нойль слегка утомился от своих мудреных словес, прекратил витийствовать и понемногу начал переходить к заявленной в названии теме трактата, но пока что ничего интересного из сего еретического труда почерпнуть не удалось. Полагаю, не сумел сделать этого и мой зловредный профессор…
Я долил в кружку грушовицы и усмехнулся. Половина книги, половина бутылки. Как символично!
Пить я начал вовсе неспроста – хотелось встретить полнолуние во всеоружии. Опьянение не только снимало нервное напряжение и прогоняло дурные мысли, но и делало неизбежные кошмары не столь пронзительно яркими и болезненными.
Марта тем временем осмыслила полученный от меня совет, обратилась к незримой стихии и закуталась в нее, превратившись в сгусток серого марева, а дабы сбить с толку Микаэля, создала дополнительно пару обманок. Маэстро Салазар чуть вином не подавился при виде них и смерил меня укоризненным взглядом, но протестовать не стал, лишь поудобней перехватил деревянный кинжал.
В идеале, Марте стоило бы сотворить два своих иллюзорных отражения, но одновременно двигаться, нападать и контролировать движения нематериальных марионеток под силу только опытным магам, а никак не лесной ведьме, только-только начинающей постигать основы тайного искусства. Впрочем, неплохо вышло и так. Пусть маэстро Салазар и определил, какой из теней обернулась Марта, но сделал это в самый последний миг и успел лишь уйти из-под удара, а не контратаковать. Девчонка тут же закружилась вокруг него, пытаясь запутать, сбить с толку и дотянуться импровизированным оружием.
Я вновь вернулся к чтению, но на этот раз меня очень скоро от него оторвали. Пусть от подавляющего превосходства Микаэля не осталось и следа, но он уверенно отбивался от нападок противницы и обычно доставал ее ответными выпадами, поэтому Марта возжелала узнать, что она делает не так на этот раз.
– Ты дышишь, – ответил я. – Скрипишь половицами и шуршишь платьем.
– О-о-о… – задумчиво протянула девушка.
– Но даже если разденешься донага, задержишь дыхание и станешь ходить на цыпочках, шансов особо не прибавится, – окончательно спустил я ведьму с небес на землю. – Собственное сердце тебе не остановить.
– Тук-тук-тук, бьется девичье сердечко. Тук-тук-тук! – немедленно рассмеялся Микаэль.
А вот Марте было не до смеха.
– Но зачем тогда все это? – зашипела она. – Вы развлекаетесь так, да?
– Тайным искусствам тебя научат в университете, – холодно ответил я. – Но до поступления в университет еще нужно дожить, поэтому ты со всем прилежанием будешь медитировать, укрепляя самоконтроль и связь с незримой стихией, разрушать чужие заклинания и пытаться ткнуть палкой маэстро Салазара. Отработка навыков выживания – вот твоя первоочередная задача, это ясно?
Марта понурилась, потом неуверенно кивнула.
– А теперь бегом умываться и марш в библиотеку. Чтобы до ужина я тебя не видел!
Девчонка обреченно вздохнула и отправилась в уборную, заметно припадая на отбитую тычком деревянного кинжала ногу.
Маэстро Салазар задумчиво глянул ей вслед и поскреб щеку.
– Надо будет научить бедняжку совмещать медитации и самолечение.
– Научи, – кивнул я, глотнул грушовицы и шумно выдохнул, а после раскрыл заложенную на нужной странице книгу. Пора уже разобраться с этими измышлениями о нереальности нереального…
Глава 3
За еретическим трактатом я просидел до самого вечера. Требовалось прилагать постоянные усилия, чтобы не упустить нить повествования, и дело было вовсе не в плескавшейся во мне грушовице. Слишком уж замысловато сплетал словеса сочинитель, и мало-помалу возникло ощущение, что он изо всех сил старался донести до читателя некую мысль, но при этом упорно не называл вещи своими именами, а ходил вокруг да около. К тому же Нойль беспрестанно ссылался на труды неизвестных мне философов, как если бы поднятую им тему всерьез рассматривали до того многие ученые мужи.
Впрочем, понемногу рассуждения становились все откровенней и прямолинейней; стало ясно, что нереальным автор именует запределье, кое в его понимании «изнанка эфирной стихии, составляющей саму основу мироздания».
Ну да – напиши прямым текстом, что небесный эфир и запределье суть одно и то же, и мигом в келью монастыря на вечное покаяние отправишься, а так лишь самые упорные книжники посыл поймут, да и отбрехаться на суде всегда можно. Ну почти всегда…
Я перевернул очередной лист и обратил внимание, что он заметно плотнее соседних. Присмотрелся – так и есть, это слиплись страницы, пришлось аккуратно разделять их, подцепив краешек ногтем. Мучился отнюдь не зря: три абзаца оказались отмечены вертикальной чертой, рядом с безобразной кляксой на свободном поле чернела экспрессивная приписка: «Вот он, ключ ко всему!» – а далее следовало совсем уж неразборчивое добавление: «Забытый князь запределья?» Неровный угловатый почерк я узнал сразу; пометки были сделаны рукой профессора Костеля, чернокнижника и моего бывшего наставника.
«Вот он, ключ ко всему!»
Ключ?! Неужто попытки раздобыть это еретическое учение окупились сторицей? Неужели именно размышления Алфихара Нойля столь сильно повлияли на профессора, что тот вознамерился обуздать одного из князей запределья?
Я шумно выдохнул и даже потряс головой, но опасения оказались напрасны: приписка со страницы никуда не исчезла. И столько экспрессии, столь восторга! Я хлебнул грушовицы, закрыл левый глаз, чтобы не двоились буквы, и углубился в чтение.
«Нереальное нереально! Запределье суть мусорная яма, заполненная обрывками мыслей, чаяний, молитв и страхов, силу которым придает извращенный несовершенством человеческой природы небесный эфир. Нет ни демонов, ни ангелов, но есть напитанные силой образы, сотворенные коллективным бессознательным и верой людей в сверхъестественных существ. Именно вера в действенность формул призыва вырывает из небытия тварей, именуемых порождениями запределья, именно вера в действенность ритуалов дарует чернокнижникам над ними власть. И ровно так же суеверная убежденность простецов в существовании загробной жизни воплощает в реальность воспоминания об умерших родственниках, рекомые беспокойными духами, а столь ужасающими чертами их наделяют страх смерти и чувство вины. Вполне логично, что фанатичная вера священников оказывается сильнее суеверий и легко стирает из реальности то, чему здесь не место. Вот и вся разгадка феномена экзорцизма.
Но наивно полагать, будто воображение одного-единственного человека способно сравниться с невыразимой мощью коллективного бессознательного, особенно в части корневых легенд и ключевых архетипов. Именно поэтому призванные неопытными демонологами твари столь слабы, именно поэтому чернокнижники столь жадно выискивают всяческие упоминания о потусторонних созданиях и в особенности – об их истинных именах. Пропущенный через сознание одного человека эфирный поток ничтожен, но, если задействовать образы, придуманные много раньше и закрепленные истовой верой множества людей, результат превзойдет ожидания. И здесь скрывается ответ на вопрос, отчего столь непокорны демоны и почему никому еще не удавалось навязать свою волю ангелам. Бессчетное множество людей верит в них прямо здесь и сейчас, и одному человеку, пусть даже с кристальной ясностью мысли, не переломить чужих представлений о том, как надлежит вести себя столь могущественным сущностям.
Отсюда и казус вон Рута, отсюда и прочие слухи об адептах, которые сумели вернуть из небытия забытых языческих богов и получили возможность навязывать им свою волю. Одиночке не выстроить крепость и не отбить ее у толпы защитников, но один-единственный человек может овладеть заброшенным замком, главное только иметь представление о его расположении, потайных ходах и ловушках».
Стиснутая мертвой хваткой кружка лопнула в пальцах, окропившая стол грушовица забурлила и вспыхнула бесцветным, с голубыми лепестками пламенем. Правивший оселком клинок шпаги маэстро Салазар вскочил на ноги и уставился на меня во все глаза; я заставил себя разжать кулак, и на пол посыпались черепки.
Ангелы небесные, ну что за осел?!
– Микаэль, – ровным голосом обратился я к подручному, – скажи, что ты не ограничился одной бутылкой этого пойла!
Маэстро выразительно хмыкнул, но от комментариев воздержался и молча ушел к себе в комнату. Заливший стол напиток уже погас, так что я просто отодвинул книгу в сторону и задумчиво изучил левую ладонь, на той не обнаружилось ни царапины. Дрожали пальцы, да только дело было исключительно в нервах. Я понял, чего добивался профессор Костель, и не знал, плакать мне теперь или смеяться.
Осел! Чванливый самоуверенный осел!
Роберт Костель ничто не принимал на веру и высмеивал во время лекций даже признанных авторитетов, а его язвительность стала среди школяров притчей во языцех, но я и помылить не мог, что упоение остротой собственного разума приведет профессора к ереси нигилизма.
Архиепископ Фредрик заблуждался, полагая Алфихара Нойля безобидным распутником. Этого мыслителя стоило отправить на костер за любой из очерченных моим покойным наставником абзацев. Слишком уж крамольными были высказанные им утверждения о нереальности ангелов небесных и демонов запределья. Слова о том, что они созданы неким «коллективным бессознательным» и являют собой напоенные эфиром верования людей, прямо подводили к мысли об отрицании Вседержителя. Что если пророк просто убедил своих последователей в существовании владыки небесного?
Ну конечно! Как же мог профессор Костель пропустить столь яркие славословия могуществу человеческого разума? Он вознамерился подтвердить их с помощью позабытого всеми князя запределья, которого посчитал «заброшенным замком». Насколько помню, Осиному королю было уделено немало страниц в «Именах всех святых»; то ли профессор выбрал его за наиболее проработанный образ, то ли из-за каких-то личных качеств мнимого праведника.
Роберт Костель не собирался призывать Осиного короля, он лишь хотел выдернуть из запределья и напитать эфиром чужие воспоминания и представления о нем! Мой слишком самоуверенный наставник принял за аксиому отсутствие у потусторонних созданий собственного разума и потому рассчитывал навязать созданному в ходе ритуала образу свою волю. Как же он должен был гордиться остротой интеллекта, если решился проверить на практике этот «истинно научный» подход в демонологии!
Накатило омерзение; я сплюнул и потянулся разорвать злосчастную книгу надвое, но на глаза вовремя попался экслибрис. Ну нет, от этого тома еще выйдет прок!
– И что это было? – спросил маэстро Салазар, протягивая мне принесенную из комнаты бутылку.
Ответа он не дождался. Я лишь неопределенно пожал плечами, забрал грушовицу и ушел в спальню, не забыв прихватить с собой и «Рассуждения о нереальности нереального». Там уселся на широкий деревянный подоконник, зубами выдернул пробку и надолго приник губами к горлышку запрокинутой бутылки. Внутрь потек жидкий огонь, но я не остановился, пока не ополовинил сосуд, ведь разочарование жгло куда сильнее алкоголя. Да еще желтело за облаками разбухшее пятно полной луны…
Нестерпимо хотелось напиться и забыться, этому славному процессу и посвятил остаток вечера. Никаких сложностей с накачкой алкоголем не возникло: ужин я проигнорировал, а грушовица оказалась на диво забориста, развезло меня очень быстро. В голове приятно шумело, отступили тревоги и заботы, оставило даже разочарование.
Да и с чего мне убиваться? Пусть «Размышления о нереальности нереального» и не помогут спасти душу несчастного братца, зато теперь предельно ясно, что ритуал был обречен на неудачу изначально и не имело никакого значения, провели бы его должным образом до конца или нет. Моей вины в случившейся катастрофе не было, но вот брат…
Я упустил его, не смог остановить! И кто бы теперь подсказал, как загладить тот роковой промах! Впрочем, и это режущее душу застарелой болью переживание в итоге утонуло на дне бутылки. Там еще что-то плескалось, когда я повалился на кровать, не став даже толком раздеваться; ограничился лишь тем, что стянул туфли и камзол.
Навалилось головокружение, комната начала раскручиваться перед глазами, словно реальность рвал эфирный смерч. Пришлось подняться и привалиться спиной к изголовью, тогда наваждение отпустило. Так и просидел, пока не появилась Марта.
Ведьма расшнуровала и стянула через голову платье, тихонько зашипела от боли и очень медленно и аккуратно улеглась на кровать рядом со мной. Белоснежно-бледная девичья кожа пестрела многочисленными синяками и кровоподтеками; маэстро Салазар скидок новоявленной ученице не делал и бил пусть и не в полную силу, но предельно жестко.
– Сил нет, – пожаловалась Марта, опуская заслонку ночника.
– Спи, завтра легче не будет, – сказал я и закрыл глаза.
Проснулся среди ночи. Штору никто задернуть не удосужился, и луна светила в лицо своей мерзкой желтизной. Голову ломило, в ушах звенело, пересохла глотка. Я пошарил рукой в сгустившейся за кроватью темноте, ухватил кувшин и надолго приник к его горлышку. Напился, но часть воды пролилась на грудь, пришлось стягивать мокрую сорочку через голову. Заодно избавился от штанов, а после и от исподнего.
Марта тихонько посапывала на кровати, я осторожно улегся рядом. Сна не было ни в одном глазу, поэтому уставился в потолок и начал обдумывать свои дальнейшие действия. Не грядущее возвращение в империю, разумеется, а пути спасения души моего непутевого братца. Увы и ах, заточенная в шаре алхимического стекла тень князя запределья нисколько помочь в этом не могла, да и «Размышления о нереальности нереального» не содержали в себе никаких полезных откровений. После ознакомления с ними стала ясна изначальная ущербность затеи профессора Костеля, но и только.
И что делать? Что мне теперь делать?
Понемногу начала накатывать сонливость, я перевернулся на бок и вдруг увидел, как из уха Марты выползает темный осиный силуэт.
– Ангелы небесные! – невольно вырвалось у меня, и в тот же миг девичье тело рассыпалось сонмом ненавистных насекомых. Комнату заполонило отвратительное жужжание, осы засияли ядовитым огнем и упали на меня, окутали копошащимся слоем, вдавили в перину и своей противоестественной тяжестью заставили ее прогнуться и прорваться, забросили прямиком в запределье!
Миг – и я оказался распластан на холодном камне, а кругом раскинулась беспредельная серость. От нее меня отделяли только сияющие линии начертанной на камне семиконечной звезды да мерцающая окружность, в которую та была вписана. Багряное свечение текло вверх от магической фигуры и не меркло даже, но распадалось на отдельные всполохи, словно пустота растворяла в себе кроваво-красное сияние, не давая тем подняться на высоту более локтя.
Запределье? Семиконечная звезда? И сам я внутри, точно призванный демон?!
Рывком я вскочил на ноги и обнаружил, что во мраке и бесцветье проявились очертания стен и провалы далеких окон, словно меня забросило в невероятных размеров фантасмагорический зал.
– Ну вот и вы, профессор Костель… Мы вас заждались!
Зазвучавшие в голове голоса заставили вздрогнуть и завертеть головой по сторонам.
– Я – Филипп! – хрипло выкрикнул я и тут же осекся, разглядев вставшие в углах семиконечной звезды фигуры. Этим бесполезно что-то объяснять. Эти не поверят.
Четыре юноши, две девушки и полная копия меня самого, только помолодевшая на пять лет. Соученики и брат…
– Ты предал нас! Подвел и обрек на муки вечные!
Слова прозвучали абсолютно синхронно, словно мои пленители были единым целым, а их юные лица оставались бесстрастны, никак не проявлялись эмоции и в голосах. И это пугало даже больше творящегося кругом абсурда. До дрожи поджилок пугало, до слабости в коленях. Но все только начиналось…
Сияющие линии звезды не остановили призраков, семь пар рук протянулись, намереваясь ухватить мертвой хваткой и разодрать душу и тело, но не успели. За миг до того меня будто пронзили невидимым крючком и как заглотившую наживку рыбину утянули куда-то наверх.
Я очнулся на кровати весь мокрый от пота, пальцы судорожно стискивали сдернутые с прикроватной тумбочки четки, зубы скрежетали, но даже так сдерживать рвущийся наружу крик уже не было никаких сил. Помогла Марта.
Девчонка навалилась сверху, прижалась всем телом и успокаивающе шепнула:
– Тсс… Это лишь сон, просто дурной сон.
Сон?! Полнолуние?
Я сипло выпустил через стиснутые зубы воздух из легких, и тогда улегшаяся на меня девчонка стала напевать колыбельную. Тихо-тихо, на самой грани слышимости, но большего и не требовалось. Закаменевшее от пережитого ужаса тело понемногу расслабилось, я наконец задавил рвавшийся из глотки крик и обмяк, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. После уснул.
Встал я поздно, пропустив и завтрак, и отъезд графа Хирфельда на службу. Поднялся с кровати совершенно разбитым, да еще на плечах огнем горели свежие царапины. На миг мелькнула дурацкая мысль, что падение в запределье не привиделось в кошмаре и это дотянулись бывшие соученики, но конечно же нет – ссадины оставила пытавшаяся унять мои судороги Марта.
Ведьмы, к слову, в комнате не было. Я напился, оделся и вышел в гостиную, как ни странно, пустую. Там сразу уловил доносящийся из сада звон клинков и выглянул в открытое окно. Маэстро Салазар крутился волчком, отражая выпады беспрестанно атаковавших его Уве и Марты. Школяр неплохо владел шпагой, но еще не оправился после ранения и потому двигался скованно и нередко отступал на полушаг назад, чтобы перевести дух и после вернуться на прежнюю позицию. Его жезл лежал на скамейке, к эфиру мой слуга не обращался вовсе. А вот Марта мало того что ничуть не уступала в скорости движений наставнику, так еще и пыталась запутать того иллюзиями и мороком. Впрочем, безуспешно.
– Микаэль! – позвал я подручного. – Поднимайся! Есть дело.
– Сейчас!
– Поднимайся! Ты совсем их загонял!
Маэстро Салазар презрительно фыркнул и опустил оружие.
– Продолжим в другой раз, – оповестил он подопечных, подхватил наброшенный на спинку лавки камзол и прошел в дом.
Марта вытерла раскрасневшееся лицо платком и напомнила Уве:
– Пора пить отвар!
Школяр испустил горестный вздох, но противиться ведьме не стал и отправился вслед за Микаэлем. А тот, поднявшись в гостиную, первым делом приложился к стоявшему на столе кувшину с водой.
– Желаешь похмелиться? – полюбопытствовал маэстро Салазар с ехидной полуулыбкой. – Перегонного вина коварнее нет – согреет в долгую ночь, но горьким станет рассвет!
Я страдальчески сморщился и кинул на стол том «Размышлений о нереальности нереального».
– И что? – вопросительно изогнул бровь Микаэль.
– Тебе надо выбраться в город… – начал было я, и навострившая уши Марта немедленно вмешалась в разговор:
Читать бесплатно другие книги:
