Незнакомцы на Монтегю-стрит Уайт Карен

Глава 5

Стоя в дверях комнаты Нолы, я наблюдала за тем, как она аккуратно разворачивает из старой газеты игрушечные фигурки и одну за другой ставит их на веранду кукольного домика. Там были игрушечные отец, мать, старший брат и младшая сестра. Все светловолосые и голубоглазые, за исключением дочери, чьи каштановые волосы падали ей на спину, а очки в проволочной оправе скрывали темно-карие глаза. Была даже лохматая собака, помесь золотистого ретривера и овчарки. Все человеческие фигурки были вырезаны из дерева и наряжены в костюмы викторианской эпохи. Их взгляды были пусты. Я очень надеялась, что голоса, которые услышала сразу после того, как моя мать упала в обморок, – явление временное.

– Ты точно хочешь, чтобы кукольный домик стоял в твоей спальне? – спросила я Нолу, вспомнив едкий запах гари и реакцию матери, когда та коснулась его. Она даже упала в обморок прямо в моем саду, и я была вынуждена сказать всем, что у нее резко понизился уровень сахара в крови. Мой отец немедленно отвез ее домой, но, перед тем как уйти, она шепнула мне, что видела лишь яркую вспышку белого света.

Нола в упор посмотрела на меня и закатила глаза:

– Не хочу обижать Амелию. Она очень милая, хотя и старая. – Она осторожно придвинула собаку ближе к мальчику, и у меня возникло странное ощущение, что именно там ей самое место. – В том смысле, это как же надо отстать от жизни, чтобы подарить подростку кукольный домик?

Я заметила, что она назвала всех по имени, как будто нарочно избегая таких слов, как «отец» или «бабушка».

Не уверенная в том, что кукольный домик должен стоять в ее спальне, особенно ночью, пока Нола спит, я продолжила гнуть свою линию:

– Но если хочешь, чтобы он стоял в гостиной, у меня не будет с этим проблем, да и твоя бабушка тоже не будет против. Без него у тебя в комнате будет больше места. Я подумала, что, может, лучше устроить здесь небольшой музыкальный уголок, с креслом для игры на гитаре. Чтобы тебе было где хранить твои ноты и гитару твоей матери.

Взгляд, которым она одарила меня, был даже менее враждебным, чем я ожидала. Скорее подавленным, как будто она заранее репетировала этот разговор, чтобы скрыть свои истинные чувства.

– Я не люблю играть на гитаре. Я просто храню это дерьмо, потому что это была ее вещь.

Над грудой нот, которые Нола сложила рядом с кроватью, вороша страницы, пронесся холодный ветерок.

– Кондиционер, – быстро сказала я в ответ на ее недоуменный взгляд. Решетка кондиционера была прямо над моей головой, и в настоящий момент из нее ничего не дуло. Я надеялась, что Нола этого не заметит.

Мне показалось, что я уловила в кукольном домике некое движение, но, когда я повернулась, чтобы посмотреть, что это было, меня встретили пять пустых остекленевших взглядов. Я потерла руки, чувствуя, что озябла.

– Ладно, скажи мне, если передумаешь.

– Посмотрим, – ответила она и, шагнув к открытой задней части домика, начала расставлять миниатюрную мебель.

– Не засиживайся допоздна. – Не дожидаясь ответа, я вышла из комнаты, не уверенная в том, к кому или чему мне не хочется поворачиваться спиной, и зашагала вниз по лестнице. Джек сидел в фойе на чиппендейловском стуле, но, когда я открыла рот, чтобы поздороваться, он приложил палец к губам и жестом пригласил меня следом за собой на переднюю веранду. Мучимая любопытством, я последовала за ним и, включив внешнее освещение, чтобы разогнать сумерки, села в одно из плетеных кресел-качалок. Джек прислонился к перилам крыльца и небрежно скрестил ноги. Однако его каменное лицо и напряженные плечи противоречили этой расслабленной позе.

– Где Ребекка?

– Я хотел поговорить с тобой, но Ребекке нужно было домой, поэтому ее отвез Марк.

В тусклом свете сумерек я пристально смотрела на него. Интересно, от того, что он только что сказал, ему стало так же неловко, как и мне? Впрочем, судя по его задумчивому лицу, его мысли были где-то далеко, в другом месте.

– Я хотел поговорить с тобой о Ноле, – сказал он, откашлявшись, – но не хотел, чтобы она подслушала.

– Разумно, – согласилась я. – Хотя в данный момент она увлечена своей новой игрушкой.

– Верно, – кивнул он. – О чем только думала моя мать? Не знаю, как ты, но, по-моему, в этом кукольном домике есть что-то жуткое.

Я вопросительно подняла брови, но ничего не сказала, хотя про себя задалась вопросом: неужели сигналы, которые посылает кукольный домик, настолько сильны, что даже такой непробиваемый человек, как Джек, их уловил.

Положив обе ладони на перила, он наклонился ко мне:

– Есть ли что-то такое, что я должен знать про этот кукольный домик?

Я пожала плечами, не зная точно, что ему ответить.

– Не знаю. Пока. Скажу честно, я не в восторге от того, что он стоит в комнате Нолы, но она настояла. Но я буду следить… – Я на миг умолкла. – Кстати, а как выглядела Бонни?

Джек наклонил голову:

– Высокая и стройная, как Нола. Но волосы были длиннее, и она всегда носила их распущенными. Она обожала свободную одежду, почти как Софи, правда, не такую безвкусную. – Он грустно улыбнулся. – Почему ты спрашиваешь?

– Я сказала тебе, что, по-моему, Нола пришла не одна – и твое описание Бонни совпадает с внешностью женщины, которую я видела несколько раз. А поскольку гитара Бонни продолжает попадать в постель Нолы или в другие странные места, я просто хотела убедиться, что это ее рук дело. – Я пожала плечами: – Возможно, духи кукольного домика составят Бонни компанию.

Джек пристально посмотрел на меня:

– Разве такое возможно? Ты хочешь сказать, призраки заводят друзей?

– Понятия не имею. Я стараюсь не проводить в их обществе слишком много времени. Большинство призраков, которых я знаю, одиночки.

Джек опустил голову и посмотрел на черно-белую плитку веранды.

– Разве Бонни… сказала тебе что-нибудь?

Я покачала головой:

– Пока нет. Она довольно робкая. Но, как я уже сказала, она продолжает двигать по комнате свою гитару, отчего Нола злится на меня, так как думает, что это делаю я, и несколько минут назад она шуршала нотами. Может, она просто хочет, чтобы Нола училась играть на гитаре?

Вдыхая доносящийся из сада аромат олеандра, я пытливо посмотрела на Джека. Этот запах всегда напоминал мне о нем, вероятно, потому, что, как и этот красивый, дурманящий цветок, Джек раздражал и, возможно даже, угрожал моему благополучию. Его волосы все еще были темными, плечи широкими, талия узкой. В свои тридцать пять он был просто неприлично красив. Интересно, как он выглядел в свою бытность квотербеком колледжа?

– Расскажи мне больше о Бонни, чтобы я могла связаться с ней. Имела ли она успех в качестве автора песен? Она хоть раз выходила замуж? Такого рода вещи.

Его лицо тотчас приняло несчастное выражение, как будто я только что сказала ему, что Зубной Феи не существует.

– Понятия не имею. Даже не верится, что я ничего не знал о ее жизни после того, как мы расстались. Или что у меня была дочь. По идее, мне полагалось это знать.

Я сцепила руки, чтобы не протянуть их к нему. Это была опасная территория. Откуда мне знать, выйду ли из путешествия по ней целой и невредимой. Да и вообще, утешать его теперь – забота Ребекки.

– Не кори себя, Джек. Бонни не хотела, чтобы ты знал. Вот почему она солгала о тебе Ноле. Она задалась целью порвать со своим прошлым и, похоже, преуспела в этом.

Джек потер ладонями лицо.

– Нола что-нибудь рассказала тебе? Про мать? Про свое детство?

Я покачала головой:

– Ничего. Я пыталась ее разговорить, но, скажем так, подростки не лучшие собеседники. Особенно те, кому кажется, будто их сослали на враждебную территорию. – Я в упор посмотрела на него: – Сколь безумно это ни звучало бы, думаю, твоя мать поступила правильно, подарив Ноле этот кукольный домик. Я обратила внимание, что при виде его ее лицо впервые смягчилось. Стало детским. Ведь у тринадцатилетней девочки оно такое взрослое. Будем надеяться, что это начало.

Джек посмотрел на меня тем взглядом, который я про себя называла «взглядом Джека», и я даже зябко поежилась. Обычно, когда Джек Тренхольм чего-то хотел, он добивался своего даже у самых упрямых и несговорчивых. Это был лишь вопрос времени.

– Что такое? – спросила я, проводя языком по зубам – вдруг между ними застряла еда.

– Нола ведет дневник?

– Понятия не имею, – осторожно ответила я. – Почему ты спрашиваешь?

– Я просто подумал, что, если она и дальше будет молчать, возможно, нам есть смысл попытаться найти ее дневник и прочесть ее собственные слова о том, что происходит в ее голове. Там наверняка найдется что-то и о Бонни…

Я покачала головой, не давая ему договорить:

– Только не это. Даже если она ведет дневник, он не предназначен ни для твоих глаз, ни для моих. И ни для кого-то еще, кроме самой Нолы. – Я вспомнила свой собственный дневник, который вела, будучи подростком. Я была бы готова сквозь землю провалиться, если бы кто-нибудь его прочел, правда, по весьма необычным причинам. Мой дневник в подростковые годы (и даже позже, если быть до конца честной) представлял собой исключительно списки того, что я надевала каждый день, чтобы быть уверенной, что я не использую один и тот же наряд в течение некоторого времени. Я была настолько безнадежной и жалкой, что в моем дневнике не было ни единой строчки о том, что я влюбилась в кого-то из мальчиков или что я ненавижу моих родителей.

По крайней мере, Джеку хватило совести смутиться.

– Да, ты права. Но на то я и мужчина, не так ли? И не привык смотреть на вещи под разными углами, прежде чем говорить.

Я прочистила горло:

– Знаешь, Джек, для человека с таким большим донжуанским списком, как у тебя, ты проявляешь столь странное невежество в отношении юных представительниц женского пола.

По его лицу расползлась хитрая улыбка.

– Скажи это Мэри Бет Мэйбэнк, которая сидела передо мной на уроках математики в седьмом классе.

Я вопросительно выгнула бровь. Джек пожал плечами:

– Она рано созрела. Я за пять секунд умел расстегнуть на ней лифчик прямо через свитер. Что делало меня настоящим героем в глазах других мальчишек. Она же бывала вынуждена встать и пойти в женский туалет, чтобы вновь его застегнуть.

– Это другое. Нола твоя дочь. Представь, что какой-то подросток делает то же самое с ней.

Джек мгновенно преобразился, его было не узнать. Если честно, я даже испугалась.

– Я бы убил его.

– Именно. Для тебя, Джек, это неизведанная территория. Вообще-то для нас обоих. Но у меня, по крайней мере, есть смутные воспоминания о том, что я когда-то была подростком, так что, возможно, мне чуть полегче. Из того, что я помню о том, что было в моей голове в ее возрасте, могу дать тебе один-единственный совет: наберись терпения и продолжай попытки достучаться до нее. И не слишком расстраивайся, когда она будет тебя отвергать. Она придет к тебе, как только поймет, что здесь она в безопасности, что у нее есть семья, которая любит ее, даже несмотря на ее дурацкую одежду и все такое прочее. – Я не стала комментировать внезапную заботу Джека о дочери. Это было так неожиданно и так трогательно. Даже слишком.

– Тем не менее, – сказал он, выпрямляясь, – я постараюсь узнать о Бонни как можно больше. Вдруг обнаружится что-то такое, что может помочь мне найти с Нолой общий язык. Ничего другого у меня нет, но надо же с чего-то начинать.

Я едва не сказала ему, что быть заботливым отцом – это очень даже неплохо для начала, уж кому как не мне это знать, и что фактически он уже им стал, но тут у меня зазвонил телефон. Достав его из кармана, я посмотрела на номер.

– Мать, – пояснила я Джеку, поднося телефон к уху. – Алло?

– Твой отец спит, и я подумала, что сейчас самое время поговорить с тобой про этот кукольный домик.

Мой отец, всю свою жизнь не веривший ни в каких ночных барабашек, недавно увидел своего первого призрака, давно умершего гессенского солдата, который несколько столетий проживал в доме моей матери. И хотя он по-прежнему отрицал их существование, объясняя, что, мол, это лишь игра света и тени или моего собственного воображения, его заявления звучали далеко не столь безапелляционно, как раньше.

– А что с ним не так? Ты сказала, что видела лишь ослепительно-белую вспышку.

– Сначала да, – сказала мать, помолчав. – Но потом…

– Что – потом? – уточнила я.

– За этим светом что-то было. Что-то… зловещее. Но кто-то, или что-то, загородил меня, не давая мне увидеть, что именно. Возможно, пытаясь защитить меня или их, не знаю. В любом случае не ставь его в комнату Нолы, пока мы не выясним, что это такое.

Я нахмурилась:

– Боюсь, мы опоздали. – Я посмотрела на Джека. Его лицо тоже было серьезным.

Я слышала, как мать дышит в телефон.

– Тогда будь очень, очень осторожна. Следи за Нолой и ее поведением. Дай мне знать, если заметишь за ней какие-то странности или если вдруг она станет слишком упрямой.

– Мам, ты серьезно? Можно подумать, я узнаю отличия!

– Ничего. В течение недели вы переедете ко мне, и я тоже смогу наблюдать за ней. Или даже предложу поставить эту вещь на первом этаже.

– Удачи тебе. Когда ей чего-то хочется, ее не переубедить. В этом отношении она вся в отца, – я покосилась на Джека. Тот ответил мне хмурым взглядом.

– Как бы то ни было, не своди с нее глаз и дай мне знать, когда мне вас ожидать.

– Наверно, не раньше чем через неделю. Мы с Амелией все еще пытаемся согласовать, куда нам деть крупную мебель. Впрочем, для этого мне не обязательно быть здесь. Так что я…

Мои слова прервал приглушенный крик. Не успела я сказать матери, что перезвоню ей, как Джек одним прыжком влетел в дом и бегом бросился вверх по лестнице. Я влетела в комнату Нолы следом за ним и на миг застыла на месте, чтобы понять то, что предстало моему взгляду.

Генерал Ли, обычно скорее похожий на плюшевого мишку, чем на волка, скалил зубы и рычал на кукольный домик, рядом с которым, сердито на него глядя, стояла Нола. Я не сомневалась: будь у нее такая возможность, она бы тоже скалилась и рычала.

– Что произошло? – требовательно спросил Джек. Его голос звучал гораздо спокойнее, чем могло показаться, глядя на нас обоих.

Волосы Нолы были мокрыми. Капли воды стекали на ковер и деревянный пол, но я не стала делать ей замечания по этому поводу.

– Я пошла принять душ, а когда вернулась, пес, должно быть, возился с моим кукольным домиком, потому что все фигурки переставлены. И смотри – голова сломана. – Она протянула дрожащую ладонь, на которой лежала фигурка мальчика. Голова его была вывернута под странным углом.

Генерал Ли заскулил, и я наклонилась, чтобы поднять его. Но стоило мне сделать шаг в сторону кукольного домика, как он вырвался у меня из рук и пулей вылетел из комнаты. Мы с Джеком недоуменно переглянулись, а затем оба повернулись, чтобы взглянуть на кукольный домик.

Вся кукольная семья, за исключением мальчика и собаки, столпилась в высоком окне башни, словно пытаясь увидеть что-то снаружи. Я сглотнула комок.

– Где собака? – спросила я.

– Здесь, – ногтем ноги, выкрашенным черным лаком, Нола постучала по полу перед кукольным домом. Голова игрушечной собаки треснула пополам, тело едва виднелось из-под кровати, как будто кто-то забросил его туда с большой силой.

– А где был мальчик?

– Здесь же. – Нола побагровела от злости. – Убери своего гребаного пса из моей комнаты, хорошо? Иначе он переломает тут все.

Я не сомневалась, что Генерал Ли проигнорирует любой запрет, равно как и в том, что пес не имеет никакого отношения к перестановке фигур в кукольном домике – и не только потому, что собачьи лапы плохо приспособлены к такого рода манипуляциям. К счастью, Нола либо была не в курсе собачьей анатомии, либо слишком расстроилась из-за сломанных фигурок, чтобы об этом подумать.

– Послушай, – сказала я как можно спокойнее, что стоило мне немалых усилий, – у меня внизу есть суперклей. Вот увидишь, мы склеим их, так что никто не заметит даже трещинки. – Я протянула Ноле руку.

Презрительно фыркнув, та сунула фигурку мальчика в мою руку.

– Ладно. Но теперь я буду запирать дверь. Знаю, это твой дом и все такое прочее, но мне не нравится, когда ты и твоя собака трогаете мои вещи.

Я взглянула на кровать и только сейчас заметила на подушках гитару Бонни.

– Я запомню это, – ответила я и попятилась из комнаты.

– С тобой здесь все будет в порядке? – спросил Джек. – Ты ведь знаешь, что всегда можешь вернуться ко мне.

– Верно. Это решило бы все. – Голос Нолы в равной мере дышал страхом и сарказмом.

– Просто проверка. У тебя есть мой номер, если я тебе понадоблюсь. Звони в любое время.

Я ждала в коридоре, пока Джек закрывал дверь.

– Что это было? – тихо спросил он, когда мы направились к лестнице.

– Не знаю. Моя мать тоже. Может, дело даже не в нем. Я с детства много читала на тему духов и тому подобного – просто чтобы убедиться, что я не чокнутая и что у других людей был точно такой же опыт, как и у меня. В любом случае, Нола в том эмоциональном, бурлящем гормонами возрасте, когда они привлекают к себе энергию, где бы ни находились. – Мы вошли в фойе, и я остановилась, повернувшись лицом к нему: – Но есть еще одна вещь, которую ты мог бы исследовать, изучая прошлое Бонни.

Джек вопросительно поднял брови.

– Происхождение кукольного домика. Так, на всякий случай.

– На всякий случай чего? – медленно уточнил он.

– Чтобы узнать, что именно пришло сюда вместе с кукольным домом, кроме мебели и кукол.

Наши взгляды на мгновение встретились. Но затем я отвернулась и повела его к входной двери.

– А если что-то и вправду пришло? – спросил он.

Я на секунду задумалась.

– Мы могли бы его отдать. Ребекке.

– Почему Ребекке? – удивленно переспросил Джек.

– Потому что духи всего один раз взглянут на розовое гнездышко, которое она называет своей спальней, и тотчас, сломя голову и расталкивая друг друга, наперегонки помчатся вон.

Я видела, что Джек пытается не засмеяться.

– Спокойной ночи, Мелли.

– Спокойной ночи, Джек.

Я закрыла за ним дверь и лишь потом поняла, что так и не напомнила ему, чтобы он не называл меня Мелли.

Глава 6

Второй раз менее чем за год я с набитыми чемоданами стояла на пороге дома моей матери – с той разницей, что на этот раз я пришла не одна, а с непокорным подростком. Я почти ждала этой минуты, хотя бы потому, что теперь у меня будет союзник в войне против угрюмой враждебности, которую я испытывала на своей шкуре почти каждый час. Я знала: это в основном потому, что вещи в комнате Нолы отказывались знать свое место, она же считала, что это все мои происки. Не знаю почему, но мне было легче принять вину, чем сказать ей правду.

Нола, разинув рот, посмотрела на квадратный кирпичный георгианский дом с двухъярусным портиком. Несмотря на позднюю весну, сад поражал калейдоскопом красок и ароматов, а новая решетчатая беседка – подарок моего отца – была сплошь в бутонах вьющейся розы. Моя мать выросла в этом доме, а я первые шесть лет жизни навещала здесь мою бабушку. Наверно, именно поэтому я сама никогда не замечала его величия и не задумывалась о том, каким чопорным он может показаться постороннему человеку, не знавшему его домашнего тепла и любви. Или его призраков.

– Ни фига себе! Вот это да! – воскликнула Нола.

Я сердито посмотрела на нее, вспомнив то, что однажды сказала мне мать, когда я была еще достаточно юной, чтобы прислушиваться к мнению взрослых. Тогда я повторила слова, сказанные моим отцом, когда он решил, что я не слышу. Я до сих пор ощущала вкус мыла «Дайал» на моем языке.

– Нецензурная лексика не для женщин, – тихо сказала я. – И если моя мать услышит от тебя что-то в этом роде, она заставит тебя вымыть рот с мылом.

Нола вытаращила глаза, как мне показалось, испуганно, поэтому я воспользовался возможностью и добавила:

– И я не стану ей мешать.

Нола отпрянула от меня, из чего я сделала вывод, что мои слова произвели впечатление. С другой стороны, я была в ужасе, оттого что уподобилась собственной матери, так что эта небольшая победа особой радости мне не принесла. При звуке приближающихся шагов мы обе повернулись к двери.

– Мелли, Нола! – певуче произнесла моя мать, распахивая дверь и впуская нас в фойе дома на Легар-стрит. Она по очереди обняла каждую из нас, окутав шелестом шелка и облаком духом «Шанель № 5». Когда-то я ненавидела этот парфюм – он всегда напоминал мне мать, бросившую меня, когда мне было всего шесть лет. Но теперь он постепенно начал мне нравиться, наряду с моим растущим интересом к опере и обменом обувью. Эти новые отношения «мать – дочь» были похожи на переезд в другую часть света, где никто не говорит на вашем языке. Добавьте в этот микс Нолу, и все станет гораздо пикантнее.

– Привет, мам. Еще раз спасибо за то, что позволила нам пожить у тебя.

– Не говори глупости, Мелли. Ты моя дочь, поэтому считай мой дом своим. И ты тоже, Нола. Я даже заказала ключи для вас обеих, чтобы вы могли приходить и уходить, когда вам вздумается. Миссис Хулихан уже устроилась на кухне с Генералом Ли, так что все будет как дома.

– Что?! Эта псина тоже здесь? – простонала Нола.

Еще недавно я бы с ней согласилась. Переезжая вместе с моим отцом с одной военной базы на другую, я не могла даже заикнуться, чтобы нам завести домашнее животное, даже если бы очень захотела. Но потом я унаследовала от покойного мистера Вандерхорста Генерала Ли и с тех пор стала владелицей домашнего питомца, если меня можно так назвать. Скорее я была для него компаньоном, делящим с ним мягкую кровать, источником еды и угощений и теплых коленей. Не желая демонстрировать слабость, я подумала, что неплохо научилась прятать свою растущую привязанность к этому милому существу.

Я хмуро посмотрела на Нолу – что в последнее время делала постоянно – и решила, что, если не следить за собой, этак недолго заработать морщины.

– Если ты скажешь хотя бы еще одну гадость о моей собаке, ты мигом вернешься к отцу. – Подняв мои чемоданы, я решительно направилась к лестнице. – Я предполагаю, мне отведена моя старая комната?

Воцарилось короткое молчание. Нола и моя мать смотрели друг друга. Наконец мои последние слова дошли до матери.

– Да, дорогая, – ответила она. – А комната Нолы напротив твоей. К счастью, ванная комната отреставрирована, но боюсь, что за спальню еще не брались. Я была слишком занята остальной частью дома и не ожидала, что у меня так скоро появится гостья. – Разговаривая с Нолой, она зашагала к лестнице. – Полковник Миддлтон будет здесь с минуты на минуту и занесет остальные вещи. А ты пока, если хочешь, возьми лишь рюкзак и гитару.

Я тем временем сгибалась под тяжестью моих собственных чемоданов. Интересно, почему она не сказала об этом мне?

Между тем она продолжала говорить с Нолой:

– Матрас новый и простыни чистые, так что тебе наверняка понравится.

– Главное, чтобы там нашлось место для моего кукольного домика, – ответила Нола.

Я повернулась и посмотрела на мать. Джек и Чэд должны были привезти кукольный домик чуть позже, и я надеялась, что к тому времени, когда он прибудет, мы с матерью сумеем убедить Нолу поставить его где-нибудь еще, но не в ее комнате.

Я, пошатываясь, вошла в свою спальню и, бросив чемоданы, присоединилась к Ноле и матери. Как и все остальные комнаты в доме, спальня Нолы была большой и просторной, с высокими окнами и потолком, лепными карнизами и медальонами. А вот в том, что касалось дизайна ее интерьера, этой комнате не хватало утонченного вкуса моей матери и Амелии. К сожалению, предыдущие владельцы дома – миллионеры из Техаса, торговавшие металлоломом, – оставили повсюду свой отпечаток. Мне постоянно вспоминалась строчка из Макбета о том, что нужен весь океан Нептуна, чтобы отмыть все чисто-начисто. Разглядывая цветовую гамму комнаты, лично я сомневалась, что всего океана будет достаточно.

Все четыре стены от пола до потолка были оклеены черными фольгированными обоями с нарисованными вручную гигантскими оранжевыми ромашками – явные потуги воссоздать альтернативную реальность наркотического улёта. Красивый паркетный пол закрывал розоватый велюровый ковер, но не настолько, чтобы полностью замаскировать наклейки с фиолетовыми точками, наугад разбросанные по деревянным доскам, напоминая рвоту леопарда того же цвета. С каждого окна свисали длинные нити миниатюрных помпонов совершенно немыслимых цветов, этакие шторы космической эры. При виде всего этого у меня свело живот.

– Круто! – воскликнула Нола, ставя в угол гитару и рюкзак. Из раскрытой молнии виднелась мордочка плюшевого мишки. Мне тотчас стало жаль его глаза – у них не было век, чтобы скрыть этот кошмар. – А вы говорили, что здесь еще не было ремонта!

– Э-э-э… не совсем, – пролепетала моя мать. – Это постарались предыдущие владельцы.

– Супер! Вам повезло. Не вижу смысла тут что-то менять.

Мы с матерью снова переглянулись. Я была готова поклясться, что ее испуганное лицо – копия моего.

– Нам приятно, что тебе нравится, – выдавила я из себя.

Подойдя в дальний конец комнаты, мать распахнула дверь.

– У тебя тут собственная ванная комната.

Сунув голову в недавно отреставрированную ванную, Нола окинула взглядом со вкусом подобранные нейтральные оттенки, черно-белый мрамор, неброский узор на стенах.

– Эх, жаль, что они заодно не сделали ремонт и здесь.

Я стояла посреди комнаты рядом с большой кроватью, которую моя мать накрыла простым белым покрывалом, которое она нашла на чердаке. Я смотрела на ее белое пространство, как пассажир автомобиля порой смотрит на неподвижный горизонт, чтобы побороть тошноту. В комнате были только кровать, туалетный столик, комод и низкая тумбочка, на которую моя мать планировала поставить небольшой телевизор с плоским экраном. Мебель была взята с чердака, привезена из моего дома и антикварного магазина Тренхольмов. Глядя на нее, я подумала, что мы зря не впихнули сюда больше вещей. Потому что сейчас в любой из четырех углов комнаты можно было запросто поставить большой кукольный домик.

– Мне нравится, что здесь так просторно, мама. Много воздуха, свободного места. Я бы не стала больше ничего добавлять.

Я с надеждой улыбнулась Ноле, когда та вышла из ванной.

– Только кукольный домик, – сказала она, топая по комнате в армейских берцах. Лично я не назвала бы их обязательным модным аксессуаром к полосатым легинсам и короткой юбке с оборками, тем более для выхода в таком виде на публику. – Он встанет здесь идеально, – сказала она, указывая угол слева от изголовья. – Ты согласна, Мелли?

В этот момент я судорожно пыталась придумать причину, почему кукольному домику здесь не место, и потому никак не отреагировала на это жуткое имя.

– Вообще-то, Нола, – сказала моя мать, – мы подумали, что пустая комната в конце коридора будет для него идеальным местом. Там его можно поставить не у стенки, а посередине комнаты, чтобы он был виден со всех сторон. Я даже могу найти большой стол и поставить его так, чтобы он был более или менее на уровне глаз. Как ты думаешь?

Нола упрямо вскинула подбородок, чем напомнила мне ее отца, когда тот что-то вбивал себе в голову. И я поняла: у нас не больше надежды переубедить ее, чем попытаться уломать архитектурный совет разрешить мне покрасить мой дом на Трэдд-стрит в фиолетовый цвет.

– А по-моему, он отлично встанет в этом углу. – Она подошла к кровати, встала на маленькую скамеечку рядом с ней и плюхнулась на покрывало. – Может, у вас тут найдется другое покрывало, поярче, в стиле этой комнаты. Если, конечно, это не слишком дорого.

Я попыталась придумать тактичный способ сказать ей, что если ей хочется найти что-то в стиле этой комнаты, то для этого ей придется нырнуть в мусорный бак за благотворительным магазином «Гудвилл», куда бросали те вещи, которые невозможно продать. Как будто прочитав мои мысли, мать строго посмотрела на меня – мол, лучше молчи. И я промолчала.

Тем более что в дверь позвонили.

– Должно быть, это твоя бабушка, – сказала мать, обращаясь к Ноле. – Мы оставим тебя здесь. Можешь привести себя в порядок, потому что скоро мы поедем на ланч. Мы должны быть в кафе «Алуэтт» ровно в двенадцать, так что в твоем распоряжении примерно полчаса.

Нола насупила брови:

– Мы что, снова куда-то едем?

– Мы хотели, чтобы ты познакомилась с Олстон Равенель и ее матерью Сесили. Они твои родственницы, хотя и дальние, со стороны твоей бабушки.

Мать взялась подробно излагать генеалогическое древо Нолы, как то обычно делают все чарльстонцы, пока взгляд Нолы не остекленел.

Заметив это, мать прервала свой урок генеалогии.

– В любом случае, вы с Олстон одного возраста. Обе осенью пойдете в восьмой класс. Олстон уже записалась в Эшли-Холл, alma mater твоей бабушки – и моей тоже, – и мы подумали, что до твоего вступительного собеседования неплохо бы узнать об этой школе побольше.

– Вступительного собеседования?

В голосе Нолы промелькнула паника. Я машинально шагнула к ней. В юности со мной бывало то же самое всякий раз, когда отец объявлял мне, что его переводят на другую военную базу.

– Разве Амелия тебе еще не сказала?

– Вроде бы да, – Нола пожала плечами и тихо добавила: – Мне казалось, что меня к тому времени здесь не будет.

Я напряглась:

– И где, по-твоему, ты можешь быть?

Она снова пожала плечами, избегая смотреть мне в глаза.