Ледяной укус Мид Райчел
– Ну, как я понимаю, твои манеры с годами не улучшились.
Я встала, чувствуя, что мне все-таки удалось вывести ее из себя.
– Я тоже рада тебя видеть. Просто удивительно, как ты вообще узнала меня. Фактически я думала, ты даже не помнишь о моем существовании, учитывая, что ты не потрудилась сообщить мне о своем приезде.
Теперь она скрестила руки на груди, став еще более невозмутимой.
– Я не могла пренебрегать своим долгом и нянчиться с тобой.
– Нянчиться? – переспросила я.
Эта женщина в жизни не нянчила меня. Удивительно, что она вообще знала это слово.
– Трудно рассчитывать на твое понимание. По дошедшим до меня слухам, ты плохо представляешь себе, что такое долг.
– Я точно знаю, что это такое, – возразила я, намеренно высокомерно. – Лучше многих людей.
Ее глаза расширились в притворном удивлении. Я не раз видела подобное саркастическое выражение на лицах людей и отнюдь не радовалась, когда оно оказывалось направленным на меня.
– Ох, правда? Где ты провела последние два года?
– А где ты провела последние пять? Ты бы в жизни не узнала, что я сбежала, если бы тебе случайно не сообщили об этом.
– Не сваливай с больной головы на здоровую. Я отсутствовала, потому что так было нужно. Ты отсутствовала из желания шататься по магазинам и поздно ложиться спать.
Моя обида и замешательство переплавились в ярость. Видимо, мне никогда не искупить последствия нашего с Лиссой побега.
– Ты понятия не имеешь, почему я сбежала! – сказала я, повысив голос. – И ты не имеешь права высказывать какие бы то ни было предположения о моей жизни, поскольку тебе о ней ничего не известно.
– Я читала отчеты о том, что произошло. У тебя были основания для беспокойства, но действовала ты неправильно. – Ее слова звучали формально и жестко, она хорошо смотрелась бы на месте нашей учительницы. – Нужно было просто обратиться за помощью.
– Не к кому мне было обратиться, поскольку я не имела твердых доказательств. Кроме того, нас всегда учили думать самостоятельно.
– Да. С ударением на слове «учили». Учебой ты была обделена на протяжении двух лет. Вряд ли ты можешь читать мне лекции насчет правил поведения стража.
Я постоянно втягиваюсь во всякие споры, что-то в моей натуре мешает мне избегать их. Поэтому я привыкла защищаться и выслушивать оскорбления. Я толстокожая. Но почему-то, находясь рядом с ней, – в тех редких случаях, когда я находилась рядом с ней, – я чувствовала себя почти трех лет от роду. Ее позиция унижала меня, а упоминание о пропущенных занятиях – очень болезненная тема – заставляло чувствовать себя еще хуже. Я скрестила руки на груди в попытке имитировать ее позу и ухитрилась самодовольно улыбнуться.
– Да? Ну, мои учителя так не думают. Несмотря на пропущенное время, я догнала своих одноклассников.
Она ответила не сразу; в конце концов ровным голосом она произнесла:
– Если бы ты не сбежала, то, возможно, превзошла бы их.
Развернувшись четко, по-военному, она зашагала по коридору. Спустя минуту зазвонил звонок, и в коридор с урока Стэна высыпали ученики.
После этого даже Мейсону не удалось развеселить меня. Остальную часть дня я провела в состоянии раздражения и злости, уверенная, что все перешептываются о матери и обо мне. Пропустив ланч, я отправилась в библиотеку за книгами по физиологии и анатомии. Когда пришло время занятий с Дмитрием после уроков, я практически сразу же бросилась к манекену и кулаком ткнула его в грудь, чуть-чуть влево, но ближе к середине.
– Здесь, – сказала я. – Сердце здесь, ограждено грудиной и ребрами. Можно мне теперь получить кол?
Скрестив на груди руки, я устремила на него победоносный взгляд, ожидая, что на меня обрушится град похвал. Но Дмитрий просто кивнул в знак подтверждения с таким видом, словно мне и прежде следовало знать это. И да, следовало.
– А как ты преодолеешь грудину и ребра? – спросил он.
Я вздохнула. Только ответишь на один вопрос, тут же возникает другой. Типично.
Большая часть занятия была посвящена этому. Он продемонстрировал несколько технических приемов, с помощью которых легче всего убивать. Его движения выглядели изящными и смертоносными одновременно. Казалось, они не требуют от него никаких усилий, но я понимала, что это не так.
Когда внезапно он протянул мне кол, до меня сначала даже не дошло.
– Ты даешь его мне?
Темные глаза сверкнули.
– Просто глазам своим не верю! Ты проявляешь сдержанность? А я-то думал, ты тут же схватишь и заработаешь им.
– Разве не ты учишь меня проявлять сдержанность? – парировала я.
– Не всегда.
– Но в отношении некоторых вещей.
Я услышала подтекст в произнесенных мною же словах и удивилась, откуда он возник. Я уже давно смирилась с существованием множества причин, по которым нельзя даже думать о Дмитрии в романтическом ключе. Время от времени я как бы забывалась и в глубине души хотела, чтобы и с ним такое происходило. Было бы приятно почувствовать, что он все еще хочет меня. Сейчас я подумала, что вряд ли я до сих пор свожу его с ума. И эта мысль нагнала тоску.
– Конечно. – Всем своим видом он демонстрировал, что мы обсуждаем исключительно проблемы обучения. – Равновесие. Понимание, когда можно бежать вперед, а когда лучше постоять на месте.
Он в особенности подчеркнул последние слова. На мгновение наши глаза встретились, и меня словно пробило электрическим током. Он понимал, о чем я говорила. Но, как всегда, игнорировал подтекст, оставаясь моим учителем. Вздохнув, я выбросила из головы мысли о нем и напомнила себе, что вот-вот прикоснусь к оружию, о котором мечтала с детства. Тут же вернулись воспоминания о доме Бадика, где побывали стригои. Пора сосредоточиться.
Неуверенно, почти благоговейно я протянула руку и сомкнула пальцы на рукоятке. Металл оказался холодным, от соприкосновения с ним кожа ощущала легкое покалывание. На рукоятке он был вытравлен для удобства, но, проведя пальцем по остальной части, я почувствовала, что поверхность гладкая как стекло. Я взяла кол и поднесла поближе к себе, внимательно разглядывая и привыкая к его тяжести. Беспокойная часть меня хотела развернуться и пронзить один манекен за другим, но я посмотрела на Дмитрия и спросила:
– Что я должна сделать сначала?
В характерной для него манере он еще раз повторил основы – то, как нужно держать кол и двигаться с ним. И потом наконец позволил мне атаковать один манекен, и тут-то я и поняла, какие усилия потребуются в такой схватке. Эволюция поступила очень умно, защитив сердце грудиной и ребрами. Дмитрий ни на мгновение не утратил терпения и усердия, старательно проводя меня через все этапы и поправляя в самых мелких деталях.
– Всаживай его между ребрами и вверх, – объяснял он, глядя, как я пытаюсь просунуть кончик кола через щель в костях. – Так будет легче, потому что ты окажешься ростом ниже большинства своих противников. Плюс можешь воткнуть кол под нижний край ребер.
По окончании занятия он забрал у меня кол и одобрительно кивнул.
– Хорошо. Очень хорошо.
Я удивленно посмотрела на него. Обычно он не склонен расточать похвалы.
– Правда?
– Ты действовала так, словно тренировалась годами.
Когда мы покидали тренажерный зал, я не смогла сдержать счастливой улыбки. Уже у самой двери я заметила манекен с вьющимися рыжими волосами. Внезапно все, что произошло сегодня на уроке Стэна, тяжело обрушилось на меня. Я нахмурилась.
– Можно, в следующий раз я проткну вот этого?
Дмитрий надел пальто – длинное, коричневое, кожаное. Оно очень напоминало ковбойский пыльник, хотя он в жизни не признал бы этого. Он тайно восхищался Диким Западом. Я никогда не понимала этого, но, с другой стороны, его музыкальные предпочтения тоже казались мне странноватыми.
– Не думаю, что оно того стоит, – ответил он.
– Но все же лучше, чем если бы на его месте оказалась она, – проворчала я, вешая рюкзак на плечо.
Мы покинули гимнастический зал.
– Насилие не решит твои проблемы, – глубокомысленно заявил он.
– Она – одна из этих проблем. И мне казалось, весь смысл моего обучения в том, что насилие и есть решение.
– Только по отношению к тем, кто сам так поступает с тобой. Твоя мать не нападает на тебя. Вы с ней просто слишком похожи, вот и все.
Я остановилась.
– Я ничуть не похожа на нее! В смысле… ну у нас одинаковые глаза. Но я гораздо выше. И волосы у меня совсем другие.
Я дернула себя за «конский хвост», просто на тот случай, если он забыл, что у меня густые, почти черные волосы, а у матери темно-рыжие кудри.
Его как будто забавляла беседа, но взгляд оставался твердым.
– Я говорю не о внешности, и ты понимаешь меня.
Я отвернулась, избегая его взгляда. Меня потянуло к Дмитрию почти сразу же, как мы впервые встретились, – и не потому, что он хорош, нет. Я почувствовала, он понимает во мне нечто такое, чего я не понимаю сама, а иногда сама была уверена, что понимаю в нем то, чего он не понимает сам. Единственная проблема – он имел досадную склонность указывать на то, что я не хотела видеть.
– Думаешь, я завидую и ревную?
– Ты? – переспросил он; терпеть не могу, когда он отвечает вопросом на вопрос. – Если да, то чему точно ты завидуешь?
Я посмотрела на него.
– Не знаю. Может, завидую ее репутации. Может, ревную, потому что она уделяет своей репутации гораздо больше времени, чем мне. Не знаю.
– По-твоему, она не совершила ничего выдающегося? В том деле, о котором рассказывала?
– Да. Нет. Не знаю. Это просто… словно она хвасталась. Ради славы. – Я состроила гримасу. – Ради знаков отличия.
Знаки молнии – татуировка, которой вознаграждается страж, убивший стригоя. Каждый такой знак выглядит словно крошечные, перекрещивающиеся в форме буквы «Х» молнии. Они наносятся на шее сзади и являются показателем опыта.
– По-твоему, встретиться лицом к лицу со стригоями стоит нескольких знаков? Я думал, увиденное в доме Бадика чему-то научило тебя.
Я почувствовала себя ужасно глупо.
– Я совсем не то…
– Ага.
Я остановилась.
– Что?
До сих пор мы шли в сторону моего корпуса, но сейчас он кивнул в противоположном направлении.
– Я хочу показать тебе кое-что.
– Что?
– Не все знаки – символы славы.
Пять
Я понятия не имела, о чем Дмитрий толкует, но послушно пошла за ним. К моему удивлению, он вывел меня за пределы кампуса, в лес. Академии принадлежит много земель, и далеко не все они используются в целях обучения. Мы находились в отдаленном районе Монтаны, и временами казалось, будто школа едва сдерживает наступление дикой природы. Мы шли по глубокому, нетронутому снегу, хрустящему под ногами. Несколько птиц порхали вокруг, пением приветствуя восходящее солнце, но в основном нас окружали лишь высокие, покрытые снегом вечнозеленые деревья. Не отставать от Дмитрия было нелегко, в особенности с учетом глубокого снега вокруг. Вскоре я увидела впереди что-то темное, похоже здание.
– Что это? – спросила я.
Однако еще до того, как он ответил, я поняла – перед нами небольшая, сложенная из бревен хижина. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что бревна старые и в некоторых местах прогнившие, а крыша слегка провисла.
– Старая караульная будка, – пояснил Дмитрий. – Раньше страж жили тут, на краю кампуса.
– А почему теперь не живут?
– Теперь их слишком мало для этого. Кроме того, морои окружили кампус защитной магией, и, по общему мнению, дополнительной охраны не требуется. При условии, что никакие люди не разрушат эти защитные кольца.
Несколько секунд я развлекала себя надеждой, будто Дмитрий решил устроить нам небольшой романтический «отпуск». Потом с противоположной стороны домика донеслись голоса. В голове возникло знакомое ощущение жужжания. Там была Лисса. Мы с Дмитрием обогнули дом, и нам открылась удивительная сцена. Кристиан с Лиссой катались на коньках по льду небольшого озера. С ними была незнакомая мне женщина, спиной ко мне. Я могла видеть лишь волну угольно-черных волос, взметнувшихся над головой, когда она, грациозно развернувшись, остановилась.
Увидев меня, Лисса улыбнулась.
– Роза!
Услышав возглас, Кристиан глянул на меня через плечо с таким видом, словно я помешала их романтическому свиданию. Лисса неуклюжими шагами подошла к краю озера, она не очень-то хорошо катается на коньках. Я лишь таращилась на них, испытывая недоумение – и ревность.
– Спасибо, что пригласила и меня на эту тусовку.
– Я подумала, ты слишком занята, – сказала она. – И между прочим, это секрет. Нам нельзя находиться здесь.
Я и сама знала об этом.
Кристиан подкатился к ней, вслед за ним и незнакомая женщина.
– Ты привел «зайца», Димка? – спросила она.
Я не понимала, к кому она обращается, пока Дмитрий не рассмеялся в ответ. Такое происходило нечасто, и мое удивление возросло.
– Невозможно удержать Розу вдали от тех мест, где ей не следует находиться. В конце концов она всегда находит их самостоятельно.
Женщина улыбнулась, повернулась, перекинула длинные волосы на одно плечо, и внезапно я полностью увидела ее лицо. Я и так была вся в напряжении, а тут мне понадобилось взять себя в руки, чтобы не среагировать. Лицо у нее было в форме сердца, а большие глаза в точности того же оттенка, что у Кристиана, – бледно-голубые, холодные. Улыбающиеся губы более изящные, красивые и подкрашены розовой помадой того оттенка, который выгодно оттенял остальные черты лица. Однако поперек левой щеки, некогда гладкой, белую кожу вспучивал багровый шрам. По форме он выглядел так, словно кто-то укусил ее и вырвал часть щеки. Что, поняла я, и произошло на самом деле.
Я сглотнула, внезапно поняв, кто это. Тетя Кристиана. Когда его родители стали стригоями, они пришли за ним, рассчитывая спрятать его и тоже превратить в стригоя, когда он подрастет. Всех деталей я не знаю, но мне было известно, что тетя пыталась отбить их нападение. Однако, как я уже говорила, стригои беспощадны. Она сумела отвлечь их, пока не прибыли стражи, но при этом пострадала сама.
Она протянула мне затянутую в перчатку руку.
– Таша Озера. Я много слышала о тебе, Роза.
Я бросила на Кристиана сердитый взгляд, и Таша рассмеялась.
– Не беспокойся, – сказала она. – Только хорошее.
– Вовсе нет, – возразил он.
Она в раздражении покачала головой.
– Честно, я понятия не имею, где он набрался таких дурных манер. Уж не от меня точно.
«Это очевидно», – подумала я.
– Что вы тут делаете? – спросила я.
– Я хотела провести время с этими двумя. – Ее лоб пересекла еле заметная хмурая складка. – Но по правде говоря, мне не нравится болтаться рядом со школой. Здесь отнюдь не все такие уж гостеприимные…
Сначала я не сообразила, о чем она. Школьные чиновники обычно просто расшибаются в лепешку, когда приезжают представители королевских семей. Но потом до меня дошло.
– Это из-за… Из-за того, что произошло…
Учитывая, как все обращались с Кристианом из-за его родителей, не следовало удивляться, что его тетя столкнулась с точно такой же дискриминацией.
– Так уж оно есть. – Таша потерла ладони и выдохнула, ее дыхание образовало в воздухе морозное облачко. – Давайте не будем торчать здесь – мы же можем разжечь внутри огонь.
Я бросила последний тоскующий взгляд на замерзшее озеро и пошла вслед за остальными в дом. Там было пусто, пыльно, грязно… и всего одна комната. В углу стояла ничем не прикрытая узкая кровать; на стенах висели несколько полок, где, по-видимому, когда-то держали запасы продовольствия. Однако тут имелся камин, и вскоре в нем запылал огонь, быстро согревший небольшое пространство. Мы все уселись перед ним, и Таша достала мешок маршмэллоу[3], которые и начала поджаривать на огне.
Пока мы угощались этими клейкими вкусностями, Лисса с Кристианом разговаривали друг с другом в свойственной им легкой, спокойной манере. К моему удивлению, Таша и Дмитрий тоже общались легко, как хорошо знакомые люди. Очевидно, они знали друг друга с давних пор. Никогда прежде я не видела его таким оживленным. Даже в тех редких случаях, когда он был нежен со мной, его всегда окружала атмосфера серьезности. С Ташей он добродушно подшучивал и смеялся. Чем дольше я слушала ее, тем больше она мне нравилась. Под конец, не в силах оставаться в стороне, я спросила:
– Значит, вы поедете на лыжную базу?
Она кивнула, подавила зевок и потянулась, точно кошка.
– Я уже сто лет не каталась на лыжах. Времени не хватает. Все свои отпуска приберегала для этого.
– Отпуска? – Я с любопытством посмотрела на нее. – Вы что… работаете?
– К сожалению, да, – ответила Таша, хотя в ее голосе не чувствовалось сожаления. – Я веду уроки боевых искусств.
Я была потрясена. Если бы выяснилось, что она астронавт или психолог по телефону, я и то удивилась бы меньше. Множество членов королевских семей вообще не работают, а если уж и работают, то занимаются каким-нибудь инвестированием или другого вида предпринимательством – в общем, тем, что способствует дальнейшему процветанию семьи. И уж никто из них точно не занимается боевыми искусствами или другим видом деятельности, требующим физической нагрузки. Морои имеют множество прекрасных качеств: исключительно обостренные чувства – обоняние, зрение и слух – и способность работать с магией. Но физически они высокие и худощавые, часто тонкокостные. Они также не выносят солнечного света. И хотя все перечисленное не помешает кому-то из них стать воином, оно потребует от него несравненно большего вложения сил. Среди мороев со временем укоренилась идея, что лучший способ нападения – защита, и в массе своей они избегают даже думать о физических конфликтах. Прячутся в хорошо защищенных местах вроде Академии, полагаясь на более сильных и жестких дампиров как своих стражей.
– Как по-твоему, Роза, – Кристиана, казалось, очень забавляло мое удивление, – ты могла бы одолеть ее?
– Трудно сказать.
Таша улыбнулась мне.
– Ты скромничаешь. Я видела, на что вы, ребята, способны. Для меня это просто хобби, которым я зарабатываю на жизнь.
Дмитрий засмеялся.
– Теперь ты скромничаешь. Ты в состоянии вести здесь половину уроков.
– Вряд ли, – сказала она. – Я бы почувствовала себя очень неловко, если бы меня победила в бою группа тинейджеров.
– Не думаю, – возразил он. – Я помню, как ты отделала Нейла Селски.
Таша закатила глаза.
– И это называется отделала – выплеснуть вино ему в лицо? Разве что его костюм пострадал, а мы все знаем, как он трясется над своей одеждой.
Они оба рассмеялись над чем-то сугубо личным, относительно чего остальные были не в курсе, однако я слушала лишь вполуха. Меня по-прежнему больше всего интриговала ее роль в той истории со стригоями. Я пыталась сдержаться, но в конце концов сдалась.
– Вы начали учиться боевым искусствам до или после того, что случилось с вашим лицом?
– Роза! – прошипела Лисса.
Однако Ташу, похоже, мой вопрос ничуть не огорчил. Да и Кристиана тоже, а ведь обычно он испытывает явную неловкость, когда заходит разговор о нападении его родителей. Таша устремила на меня спокойный, задумчивый взгляд – похожий на тот, который иногда бросал на меня Дмитрий, если я делала что-то удивительное, но такое, что он одобрил бы.
– После, – ответила она, не выглядя смущенной, хотя я ощутила в ее тоне грусть. – Как много тебе известно?
Я бросила взгляд на Кристиана.
– Основное.
Она кивнула.
– Я знала… знала, кем стали Лукас и Мойра, и все же оказалась не готова – ни умственно, ни физически, ни эмоционально. Думаю, если бы мне пришлось снова это пережить, я все равно не была бы готова. Однако после той ночи я посмотрела на себя – образно говоря – и поняла, насколько я беззащитна. Всю свою жизнь я рассчитывала только на стражей, которые придут и защитят меня. И дело не в том, что стражи на это неспособны. Как я уже говорила, ты, скорее всего, одолеешь меня в схватке. Но они – Лукас и Мойра – убили двух наших стражей, прежде чем мы поняли, что происходит. Я помешала им забрать Кристиана, но с трудом. Если бы не подоспели другие, я была бы мертва, а он… – Она помолчала с хмурым видом. – Я решила, что не хочу погибать таким образом – без настоящей схватки, не умея защитить себя и тех, кого люблю. Поэтому стала изучать все способы самообороны. Вдобавок спустя какое-то время выяснилось, что я… ну не слишком-то хорошо вписываюсь в здешнее высшее общество. Поэтому перебралась в Миннеаполис и стала зарабатывать на жизнь, обучая других.
Я не сомневалась, в Миннеаполисе живут и другие морои – хотя один бог знает почему, – но я умею читать между строк. Она переехала туда и жила среди людей, держась в стороне от остальных вампиров – как мы с Лиссой на протяжении двух лет. У меня также возникло чувство, будто тут между строк есть и кое-что еще. Она сказала: «изучала все способы самообороны» – то есть больше, чем боевые искусства. В соответствии со своими убеждениями касательно нападения-обороны морои считают, что магию нельзя применять как оружие. Правда, в давние времена ее так и использовали, а некоторые морои обращаются к ней и до сих пор. Кристиан, я знала, один из них. Внезапно до меня дошло, у кого он мог этого набраться.
Все молчали. Разговаривать после такой грустной истории стало трудно. Но Таша, поняла я, из тех людей, которые всегда умеют улучшить настроение. Все оставшееся время она потратила, рассказывая нам разные забавные истории, и от этого нравилась мне еще больше. Она не важничала, как большинство королевских особ, но знала множество сплетен практически обо всех. Дмитрий, похоже, знал многих из тех, о ком она говорила, – поистине удивительно, как такой вроде бы замкнутый человек может знать практически всех в сообществе мороев и стражей?
Они чуть не довели нас до истерики, пока в конце концов Таша не взглянула на часы.
– Где тут поблизости самые лучшие магазины? – спросила она.
Мы с Лиссой обменялись взглядами и сказали в унисон:
– Мизула.
Таша вздохнула.
– Часа два пути, но если я выеду сейчас, то, наверное, успею до закрытия магазинов. Я безнадежно припозднилась с рождественскими покупками.
Я застонала.
– Обожаю ходить по магазинам.
– Я тоже, – сказала Лисса.
Я бросила на Дмитрия полный надежды взгляд.
– Может, мы могли бы вместе…
– Нет, – отрезал он.
Я испустила вздох. Таша снова зевнула.
– Мне нужно выпить кофе, чтобы не уснуть за рулем.
– А разве один из ваших стражей не может вас отвезти?
Она покачала головой.
– У меня их нет.
– Нет… – Я попыталась осмыслить услышанное. – У вас нет стражей?
– Нет.
Я так и подскочила.
– Но это невозможно! Вы же из королевской семьи. У вас должен быть хотя бы один. На самом деле два.
Стражей распределял между мороями Совет стражей, загадочным и в высшей степени экономным способом. В некотором роде не слишком справедливая система, учитывая соотношение стражей и мороев. Не принадлежащие к королевским семьям получали стражей путем лотереи, королевские особы всегда обзаводились охраной. Особы высокого ранга часто имели двух дампиров, но даже представители низкого ранга никогда не оставались вообще без стражей.
– Когда распределяли стражей, семья Озера точно не стояла во главе очереди, – с горечью улыбнулся Кристиан. – С тех пор как… мои родители умерли… стражей все время не хватает.
Мой гнев вспыхнул с новой силой.
– Но это несправедливо. Нельзя наказывать вас за то, что сделали ваши родственники.
– Это не наказание, Роза. – Таша, казалось, совсем не была возмущена, а следовало бы, по моему мнению. – Просто… расстановка приоритетов.
– Вас оставили беззащитной. Вы не можете никуда поехать в одиночестве!
– Я не беззащитна, Роза. Я уже говорила об этом. И если бы я действительно хотела иметь стража, я могла бы поднять шум, но слишком хлопотно. Мне и так хорошо.
Дмитрий посмотрел на нее.
– Хочешь, поеду с тобой?
– И не будешь спать всю ночь? – Таша покачала головой. – Я не могу так обойтись с тобой, Димка.
– Он не возражает, – быстро вмешалась я, в восторге от этого решения.
Дмитрия, казалось, позабавило, что я говорю за него, но он не стал опровергать меня.
– Я и вправду не возражаю.
Она заколебалась.
– Ладно. Но тогда нам нужно отправляться.
Наша противозаконная вечеринка распалась.
Морои двинулись в одном направлении, мы с Дмитрием в другом. Они с Ташей договорились встретиться через полчаса.
– Ну и что ты о ней думаешь? – спросил он, когда мы остались одни.
– Она мне понравилась. Супер. – Я задумалась. – И я поняла, о каких знаках ты говорил.
– Ой ли?
Я кивнула, глядя на дорожку, по которой мы шли. Она была посыпана солью, и все же кое-где блестели участки льда.
– То, что она делала, – не ради славы. Долг. Так же, как… Так же, как моя мама.
Мне претило делать это признание, но правда есть правда. Возможно, Джанин Хэзевей – худшая мать, которую можно себе представить, но страж она выдающийся.
– Дело не в знаках, не они имеют значение, будь то молнии или шрамы.
– Ты быстро учишься, – одобрительно сказал он.
Я прямо раздулась от гордости.
– Почему она называет тебя Димка?
Он негромко рассмеялся. Он много смеялся тем вечером, и мне это очень нравилось.
– Уменьшительное имя от Дмитрий.
– Бессмыслица какая-то – совсем не похоже на Дмитрий. Тебя нужно называть… ну не знаю… Дими или что-то в этом роде.
– По-русски получается иначе.
– Странный ваш русский.
По-русски уменьшительное имя Василисы было Вася, что для меня не имело никакого смысла.
– И английский не лучше.
Я лукаво посмотрела на него.
– Если ты научишь меня ругаться по-русски, я, может, по-новому оценю твой язык.
Читать бесплатно другие книги:
