Сердце Дракона. Книга 12 Клеванский Кирилл
– Успокой свою душу, Хаджар Дархан, – глаза Эрхарда сверкнули сталью. – Воину не престало барахтаться, как рыбе в сетях. Твой разум должен быть трезв и холоден. Сердце – горячо, тело, как вулкан, должно мерно дышать, невзирая ни на что. Руки – крепки. Глаза – зорки. Ты сейчас в этом мире. Иллюзия или нет, это неважно. Перед тобой, воином, стоит враг, твое нежелание видеть истину. Одолей своего врага. Одержи победу. Таков путь воина. Все остальное, кроме твоей битвы и твоей победы, лишь пыль, пристающая к ногам. Отринь ее.
Хаджар вздохнул.
Все это он уже слышал.
Слышал от тех, кто уже умер, и чаще был убит.
– Ты заблуждаешься, Эрхард. – Хаджар опустился на песок тренировочной площадки и сел в позу лотоса. – Но я не Эйнен, чтобы философствовать.
Эрхард смотрел на Хаджара, погрузившегося в глубокую медитацию.
Интересно, понимал ли юный воин, столь яростно ненавидящий их учителя, насколько они были похожи? Хаджар и первый из Дарханов?
Эрхарду казалось, что он говорит не с живым человеком, а с тенью своего наставника…
В мире, где не было ни единого препятствия взору, летящему над океаном колышущейся в такт потокам ветра травы, облокотившись на камень, наблюдая за чистящей перья птицей в кроне единственного невысокого дерева, сидел мужчина.
Средних лет, с седыми волосами и морщинами на пока еще молодом, но уже увядающем лице. Было видно, что во времена расцвета сил этот человек был силен и могуч.
Сейчас же он постепенно клонился к своему закату. Но там, где была голая и необузданная сила, первобытная ярость, теперь затаилось что-то иное. Что-то, пришедшее на смену даже разуму. Куда более глубокое, чем чистый, ясный ум.
Черный Генерал, сидя в своей темнице внутри чужой души, смотрел на то, как редкие облака плывут по небу.
– Кто ты такой? – прозвучал старый сухой голос.
Дархан посмотрел на подножие холма. Там стоял старик, завернутый в черный плащ, опирающийся на посох, выточенный из смертной породы древесины. Седые волосы были стянуты в косу, казалось, стоит подуть ветру – и он развалится на части.
– Так вот, значит, как бы я выглядел, – протянул Дархан и вновь повернулся к созерцанию облаков.
Старик с трудом, кряхтя и стеная, поднялся на холм.
– Ты кажешься мне знакомым, – протянул он, а затем отшатнулся в сторону. – Ты – это я.
– В каком-то смысле, – не стал отрицать Дархан.
– Но ты должен быть молод… Почему же ты так стар? Вечность… ты ведь старше меня…
– Старше, – вновь согласился Дархан.
Осколки, которые разлетелись по миру, были, как бы это странно ни звучало, разного возраста. В конце концов, они состояли из чистой эссенции разума, заточенного на Горе Черепов древнего мечника.
Иными словами, его воспоминания. В каких-то их было меньше, и они оставались молоды. В других больше – они оказывались старше.
Тот, кто сейчас сидел перед стариком, помнил момент рождения первого из Дарханов. Он являлся старейшим из них, но потому должен был оказаться самым молодым.
Этот парадокс рождался из-за того, что осколок души Дархана не мог хранить все его воспоминания. Лишь часть. Большую или меньшую, но часть.
– Как так случилось? – спросил старик. – Почему в тебе так много… сути? Ты должен помнить наше рождение и путь, но не более того… в тебе же сути на тысячи тысяч лет…
Дархан промолчал.
Чем общаться с юнцом, стоявшим перед ним, он лучше будет любоваться плывущими по небу облаками. Они напоминали ему о старых днях.
Днях, когда его вечная жизнь имела смысл…
Интересно, если бы они сошлись с Яшмовым Императором в честном поединке, а не в той битве Седьмого Неба эпохи назад, что бы из этого вышло?
Когда сражаются двое неспособных умереть, их битва будет бесконечна? Или произойдет как в детских счетах, и минус, положенный на минус, даст плюс, и два единственно бессмертных создания в безымянном мире смогут принести друг другу смерть?
Увы, он так и не смог этого проверить.
Дархан отправился на битву с целым миром, но тот его одолел.
Запер на горе.
– Ты поглотил его… – догадался старик… или юнец… – Поглотил осколок, который я… мы… он… поместил в тренировочный артефакт.
– Тренировочный… – протянул Дархан. Он поджал правую ногу и положил на нее локоть расслабленной руки. Второй отправил в рот травинку и с наслаждением вытянул левую ногу. Так и сидел, продолжая созерцать облака. – Он искал рабов, чтобы освободить себя с горы. Это сложно назвать тренировкой…
– Он искал? Ты искал… я искал… мы искали…
Дархан промолчал.
Он вспомнил ее волосы. Черные и густые. Цвета безлунной ночи. Они пахли цветами и ягодами. Пахли как первый сладкий полевой аромат по ранней весне. Пахли как утреннее пробуждение с мирно сопящей в объятиях возлюбленной. Пахли как морозное утро после празднования начала нового цикла смены сезонов. Пахли как первая мягкая игрушка, с которой не расставался маленький ребенок.
Они пахли…
Он долго жил и много видел. И мог бы придумать еще десять тысяч метафор и сравнений, описывающих, как пахли ее волосы. Но даже самые красивые слова, самые пышные эпитеты не смогли бы воскресить этого аромата.
Ибо они пахли так, как только лишь они могли пахнуть.
– Ты размяк? – прищурился старик. – Ты…
Он недоговорил.
Дархан даже пальцем не пошевелил, а старик рассыпался на тысячи черных песчинок. Они, взлетев на потоках ветра, втянулись в черный плащ, который окутал Черного Генерала, и сделали его чуть длиннее.
– Пепел… – прошептал Дархан, смотря на то, как черные песчинки втягиваются в его плащ. – Цепи, которые ты создал, все еще держат меня… его… нас… на этой горе. Но принесло ли тебе это счастье, мастер ста тысяч Слов? Тот, кто не был рожден, волшебник из детских сказок. Вернуло ли это твою возлюбленную? Стал ли ты богом? Остался ли среди смертных? Последний из тех, с кем я был истинно рад сойтись в битве… Я чувствую, что час нашей встречи близится… Надеюсь, ты готов к смерти.
– Но я хочу леденец! – маленький мальчик тянул мать за подол ее платья. – Зачем нам цветок, мама?! Давай лучше купим леденец!
Молодая девушка, бывшая матерью ребенка, не сводила взгляда с торговца цветами. Прекрасный юноша с разноцветными глазами стоял посреди городской площади и кричал:
– Подходи, выбирай! Любой цветок за пяток! Сдачи не даю, поцелуи в оплату не беру! Подходи, выбирай, цветы с собой забирай!
Люди, в основном, конечно же, девушки и женщины, подходили к торговцу, а тот продавал им букеты из своего огромного мешка. Один краше другого.
Когда подошла очередь матери с ребенком, мальчик вдруг увидел, как торговец протягивает ему красный цветок.
– Не нужен мне твой дурацкий цветок! – надулся отвернувшийся ребенок.
– А ты присмотрись, – вдруг прошептал торговец.
Мальчик повернулся. Цветок, который торговец медленно поворачивал в пальцах, так же медленно превращался в сладкий, сочный сахарный леденец.
Ребенок схватил его и тут же убрал за щеку.
– Фафифо, – прочавкал он и, вцепившись в материнский подол, вскоре исчез в толпе.
Торговец же, выпрямившись, посмотрел далеко на север. Оттуда дул ветер.
Северный ветер.
Жестокий и холодный.
Несущий в себе лишь смерть и одиночество.
Торговец поежился.
Впервые за многие годы ему стало холодно.
– Я буду ждать тебя, – прошептал он, а затем широко улыбнулся и вновь повернулся к толпе. – Пришло время фокусов! Но спешу вас огорчить, я не фокусник, а великий волшебник! Так что в этот раз в оплату беру не монету, а поцелуй! Если среди вас есть принцессы – оплату принимаю вдвойне!
Народ засмеялся, и представление началось.
Глава 1043
Аркемейя упала на землю, ее правая рука была обожжена по локоть, а по лицу стекали кровавые струйки. Одежды, которые она купила в Курхадане, превратились в рваное тряпье. На обнаженном животе и бедрах чернели страшные пятна.
На саблях, отличного качества артефактах Императорского уровня, появились трещины и зазубрины.
Но, сколько бы она ни билась со стеной синего пламени, которая окружала беловолосого мечника, так и не могла сквозь нее пробиться. Земля вокруг уже давно превратилась в пепелище после артиллерийского залпа военно-воздушного флота.
Вскопанная, разбитая, местами оплавленная и черная, как от копоти или сажи.
Лучшие, сильнейшие техники Аркемейи, сплав человеческого и демонического пути развития, не смогли не то что пробиться, а даже ослабить стену огня, созданную неизвестной мечницей.
– На, выпей, – рядом с правым ухом Аркемейи что-то бултыхнулось.
Она повернулась и увидела, как рядом с ней стоял, вернее качался Том. Тот самый адепт, который пытался ее заболтать у входа в рудник и которого она взяла в плен.
– Тебе настолько плевать на Хаджара? – спросила она.
Том, задумавшись, показал маленькое расстояние между большим и указательным пальцем.
– Настолько плевать?
– Нет, – покачал он головой и сделал несколько крупных глотков из горлянки. – Настолько не плевать.
– Он ради тебя отдал пять килограммов бесценного ресурса!
– И насколько он был бесценен? – прищурился Том.
– Настолько, что даже императорский род Дарнаса, продай он все свое имущество, не смог бы себе позволить и сотую часть этого объема.
– Ничего себе, – присвистнул Том и сделал еще глоток. – Тогда беру свои слова назад – Дархан не идиот… а полный кретин. Иначе и не скажешь.
– Да как ты…
– Скажи мне, Аркемейя, – перебил Том. Он все еще свободной рукой протягивал ей копию своей горлянки. – Хаджар сейчас в смертельной опасности?
– Безусловно!
– На грани смерти?
– Он уже почти на пороге дома праотцев!
– Тогда нам точно не о чем беспокоиться.
Аркемейя, будто выброшенная на берег рыба, молча открывала и закрывала рот.
– Успокойся, красавица, – пожал плечами Том. – Насколько я видел, его продырявил Белый Клык… Не хочу тебя разочаровывать, но я видел, как Хаджар перечил главам семи великих кланов Дарнаса. Видел, как он прыгал в пасти чудовищным монстрам. Как обхитрил древнюю ледяную ведьму. А уж из историй про него и не такого наслушаешься.
– Любой удаче есть предел.
– Разумеется, – согласился Том. – Но когда дело касается Хаджара… в общем, если он находится при смерти в какой-нибудь глубокой заднице, то вылезает из нее не с запахом дерьма, а при звонкой монете. Знаешь, иногда даже обидно становится.
– Он может умереть!
– Может, – вновь не стал спорить Том. – Но, видишь ли, я хорошо знаю историю. Аристократическое образование как-никак. И такие люди, как Хаджар Дархан… Смерть на обочине империи, в грязи и пыли, от руки какого-то Белого Клыка… Нет, такие люди уходят иначе. Уходят так, что об этом еще сотни эпох поют песни. Так что выпей и успокойся. Эту стену тебе все равно не пробить, да и незачем. Тот, кто ее ставил, явно ничуть не слабее Белого Клыка. И к тому же он… ну, то есть она явно озаботилась тем, чтобы никто не потревожил этих голубков.
Аркемейя вдруг поняла, что не только она видела беловолосую мечницу.
– Ты ее видел, – она не спрашивала, а утверждала.
– Видел, – кивнул Том, – и знаешь, что-то мне в ней показалось знакомым… Хотя, наверное, чересчур много. – Он покачал горлянкой, в которой плескалось что-то слишком густое, чтобы быть простой водой. – Так или иначе, она точно знает Хаджара. И если бы хотела, легко бы его добила. Но вместо этого оставила своего рода защиту. Одно это уже говорит о том, что ему ничего не угрожает…
– Ничего?!
– Ну, ничего сверх того, что угрожает нам всем, а таким людям, как он, в двойном объеме. Так что вместо того, чтобы сотрясать воздух и пытаться пробить непробиваемое, лучше выпей. – Том внезапно окинул девушку оценивающим взглядом. – Хотя, если хочешь, можешь еще немного попрыгать в пламя. Глядишь, одежду до конца и спалит.
Аркемейя вытянула саблю, и та уткнулась острием под кадык Тому. Несмотря на то что в прошлый раз около спуска на рудник после подобного жеста тот едва штаны не испачкал, сейчас он выглядел совершенно спокойным.
– Ты притворялся?
– Ты бы меня в любом случае не убила, – развел руками бывший аристократ. – К чему тебе это? Ты явно не хочешь портить отношения с нашим общим знакомым. Это прекрасно понимали и я, и ты, и он сам. Так что мы все там притворялись.
Аркемейя выругалась. Потом подумала и выругалась еще раз, но уже куда грязнее.
– Хорошо сказала, – улыбнулся Том и вновь протянул горлянку.
Аркемейя приняла емкость, зубами вырвала пробку и сделала первый глоток. Горячая, почти раскаленная жидкость обожгла горло, а затем порохом взорвалась в желудке.
Прокашлявшись, девушка сделала еще несколько глотков.
– Уважаю, – хмыкнул Том.
Аркемейя посмотрела на него. Высокий, статный аристократ со слегка печальным, задумчивым взглядом. Проклятье… наверное, в Сухашиме большинство девушек в ночных грезах видят именного этого молодого воина.
– Ты не так глуп, как кажешься.
– Все мы кем-то кажемся, Аркемейя из Курхадана. – Том приподнял горлянку так, словно провозгласил тост. – Каждый из нас в душе кто-то другой, не тот, кого мы показываем на публике и…
– Хватит со своей философией, сопляк, – процедила Аркемейя. – И без нее тошно.
Том только засмеялся.
– У вас с варваром явно много общего… – А затем неожиданно выпалил: – Может, переспим, пока его жде…
Оставшийся звук слова вернулся в глотку Тома раньше, чем он успел его выдать. Причем вернулся посредством мощного удара кулаком Аркемейи.
Том, пролетев спиной несколько метров, приземлился в мокрую, вязкую и горячую грязь. Ему на лицо падал белый снег.
– Еще раз позволишь себе подобное, – прошипела стоявшая поодаль Аркемейя, – отправлю к праотцам!
– Праотцы… – протянул Том. – Интересно, а есть ли они у меня теперь? Интересно даже… так что, если хочешь, не сдерживайся.
Том отодвинул край одежд и обнажил грудь.
– Только бей наверняка, – произнес он, заливая в горло остатки содержимого горлянки. – Боль не люблю.
Аркемейя посмотрела на него и отошла в сторону. Она уже видела подобный взгляд. Он не предвещал ничего хорошего ни смотрящему, ни тому, на кого он был направлен.
Том продолжал лежать в вязкой грязи. Он смотрел на залитое серебром ночное зимнее небо. Падал снег.
Забавное совпадение.
Этой ночью у его сестры должен был родиться ребенок – его племянник. Вот только теперь это уже была не его сестра… у него не было никакого племянника или племянницы.
Том остался совершенно один…
Дул северный ветер.
Том завидовал оркам… Но кто знает, может, вскоре он получит то, ради чего пошел следом за Хаджаром…
Сидя в позе лотоса, Хаджар не погрузился внутрь своей души. Наоборот, он устремлялся куда-то в обратном направлении. Все дальше и дальше от самого себя. От этого иллюзорного мира. Затем от реального, а потом, оказавшись над Рекой Мира, Хаджар впервые посмотрел не вглубь бесконечного потока энергии, а… наверх.
Глава 1044
Там не было ничего. Только чернеющая пропасть бесконечной, бездонной пустоты. Хотя даже сама пустота подразумевала наличие этой самой пустоты, там же, над Рекой Мира, не было ровным счетом ничего. Даже пустоты.
Ни голодной бездны.
Ни холодных пустот мрака Вселенной, заполнявших все, до чего не могли дотянуться воспоминания об умерших звездах, проливающихся на черный бархат ночного неба разноцветным светом.
Ничего.
Всепоглощающее. Настолько голодное, что даже поглощающее себя. Но только, в отличие от Уробороса, не имеющее ни тела, ни головы, ни хвоста.
Хаджар видел смерть. За свои почти сорок лет, проведенных в этом безымянном мире, он видел ее тысячи раз. Иногда так близко, что та принимала облик прекрасной девушки, внутри которой таилась костлявая, старая тень.
Так вот, даже смерти там не было.
Может, из-за этого человеку стоило почувствовать себя одиноким… Таким, который, возвращаясь после тяжелого рабочего дня, всеми силами ищет хоть какой-то повод задержаться и не заходить в пустую, холодную квартиру, где нет даже кота или собаки, верно ждущих его с самого утра.
Человек петляет, выдумывает себе какие-то несуществующие дела, а затем все равно возвращается в эту пустоту камеры из четырех стен. В холодном полусумраке пропищит микроволновка, а затем какой-то бред польется из динамиков столь же холодного света телевизора.
Комедия или трагедия, человеку неважно.
Он включает телевизор вовсе не для того, чтобы насладиться происходящим, а просто чтобы не было так одиноко.
Так вот, даже этого одиночества, пустоты, с которой с рождения борется каждый из людей, – даже ее там не было.
Хаджар поднимался все выше и выше. Река Мира оставалась внизу. Сначала она выглядела широкой лентой, затем нитью, а теперь – мерцающим стеклянным осколком игрушки.
Хаджар оказался посреди пустоты. Бесконечной и вечной.
И это не было метафорой или пустой игрой слов.
Здесь действительно не было ничего.
Впервые в жизни, за все годы лишений и страданий, за тысячи битв, самых кровавых и безумных, сердце Хаджара пропустило удар. Но не от волнения, нетерпения или азарта, а от страха.
– Что… это… – с удивлением прошептал Хаджар.
Нечто ледяное сжало его сердце. Заставило его дрогнуть и, замерев, нерешительно продолжить свой путь. Что-то потянуло внизу живота, а в желудке появилось то же, что и вокруг, – пустота.
Глубокая складка пролегла между бровями Хаджара.
Он не знал, падал ли он или поднимался, но, выпрямившись, внезапно замер.
Один посреди бесконечного ничто.
Меньше чем точка света во мраке, незаметнее атома на пике высочайшей горы.
Один на один с ничем.
Он обнажил свой меч.
Выставил его перед собой.
Клинок дрожал от страха. Страха перед пустотой абсолютного забвения, в котором нет ни направлений, ни ориентиров.
Хаджар прикрыл глаза.
Он вспомнил, как закружились потоки ветра. Теплый и ласковый с юга, влажный и свистящий с востока, сухой и резкий с запада и, будто твердый и несгибаемый, холодный северный.
Незримые для глаза, почти неощутимые, он смог создать из них цветок для маленькой девочки. Лита…
Он вспомнил, как из того же ветра сделал яркие шарики света в подземной гробнице-темнице своего далекого предка. Предка, который отдал бы свою душу, чтобы уничтожить потомка.
Душа…
Душа и разум…
Незримое и зримое…
Хаджар еще раз оглянулся.
Вокруг него ничего не было. Абсолютно ничего.
Ничего из того, что он мог бы увидеть глазами.
– Меня зовут Хаджар Дархан, – медленно, по слогам произнес Хаджар. Его голос исчезал внутри пустоты. Пожирался ею так быстро, что звуки стихали, не успев покинуть губ. – И в этом мире нет ничего, что могло бы заставить меня трястись от ужаса.
И в этот момент, перед лицом бесконечного ничто, Хаджар сделал “шаг вперед”. Прыжок веры, если говорить поэтично.
Хаджар закрыл глаза.
Дул ветер. Он качал высокую траву, тянущуюся к бескрайнему лазурному небу. По нему плыли пушистые, белые кучевые облака. Рядом с Хаджаром возвышался холм. Единственное, что нарушало гладь изумрудного травяного моря.
На нем в кронах невысокого дерева спала птица Кецаль.
Дух Хаджара.
Единственный камень смотрел острием, похожим на драконий клык, на все то же небо.
Спиной же к нему прислонился закутанный в изорванный черный плащ, как сначала показалось Хаджару, старик. Присмотревшись, он понял, что это был уже стареющий, но некогда пышущий жизнью и силой мужчина.
В его белых волосах появились пепельные пряди, а когда-то яркие радужки теперь слегка потускнели. Но все же в них было нечто такое, что заставило Хаджара открыть глаза.
Он вновь оказался посреди бесконечного ничто. Внизу единственным ориентиром, игольной головкой мерцала Река Мира. Некогда настолько большая, что казалась шире и глубже Вселенной.
Хаджар несколько раз вздохнул, крепче сжал меч и снова закрыл глаза.
Он вновь стоял посреди травяного моря.
Внутри собственной души.
– Ее сложно увидеть, когда смотришь глазами. – Голос у первого из Дарханов тоже изменился. Он стал глубже, суше и как-то… спокойнее, что ли.
– О чем ты, Черный Генерал?
Величайший воин в истории безымянного мира поднял на Хаджара взгляд, а затем вновь устремил его куда-то вглубь себя.
Надо же…
Раньше, стоило только упомянуть имя, данное ему богами, как Дархан моментально терял самообладание. Теперь же он почти никак не отреагировал на озвученное рабское клеймо.
– О душе, ученик.
– Я не твой… – хотел было возразить Хаджар, но лишь устало отмахнулся и не стал договаривать. – У меня нет времени на твои уловки, Черный Генерал. Мне нужно понять, почему с открытыми глазами я ничего не вижу, а когда закрываю их, оказываюсь внутри своей души.
Хаджар чувствовал, как мистерии проникают в сознание. Как они сплетаются со всеми тайнами и загадками, которые он встречал прежде.
Все, что он пережил, все, что узнал об этом мире, все это вело его именно к этому моменту. Именно к осознанию этой тайны.
Тайны, истины, мистерии – называйте как хотите. Но именно она должна была сделать из него – ползающей гусеницы – воспарившую в небо бабочку.
– Мне кажется, ты уже и так все понял, ученик. – Ветер трепал изорванный плащ Черного Генерала, игрался с его белыми волосами. – Осталось только посмотреть себе под ноги.
Хаджар опустил взгляд.
Туда, где качалась трава.
Туда, где должна была качаться трава.
Туда, где вдалеке, в бескрайнем мире его души сияла игольной вспышкой Река Мира.
Огнеш вдруг почувствовал что-то. Что-то, что заставило его крепче вцепиться в крепостную стену Сухашима.
– Что это…
– Вы тоже чувствуете?
– Посмотрите на это!
– Проклятье… камни дрожат на ветру?!
– Но ведь ветра нет!
Эти и им подобные крики заполнили древнюю крепость.
Огнеш и стоявший рядом с ним Гурам смотрели на то, как при полном штиле вертится флюгер на крепостном шпиле и как, будто при тайфуне, дрожат маленькие камешки на земле.
Одновременно, не сговариваясь, они обернулись к перекрестку четырех дорог. И на этот раз вместо ревущего торнадо белого пламени увидели нечто совсем иное.
Синий северный ветер поднимался к самому небу и, драконьим клыком пронзая серые снежные тучи, устремлялся куда-то к небу.
Читать бесплатно другие книги:
