Не упускайте своих детей. Почему родители должны быть важнее, чем ровесники Ньюфелд Гордон

Двенадцатилетний Джереми, склонившись над клавиатурой, уставился в монитор компьютера. На часах восемь вечера, домашнее задание на завтра не сделано, но отцовские увещевания «не тянуть с этим» игнорируются. Джереми переписывается с друзьями в мессенджере: они сплетничают, кто кому нравится, решают, с кем дружить, а с кем враждовать, обсуждают, кто, что и кому сказал сегодня в школе, какие девчонки клевые, а какие – нет. «Оставь меня в покое!» – огрызается он на отца, когда тот в очередной раз подходит c напоминанием об уроках. «Если бы ты занимался делом, – парирует отец, и его голос дрожит от раздражения, – я бы оставил тебя в покое». Словесная перепалка нарастает, голоса становятся громче, и через несколько мгновений Джереми уже кричит: «Ты ничего не понимаешь!» – и хлопает дверью.

Отец расстроен и сердит на Джереми, но еще больше он сердится на себя: «Опять у меня ничего не вышло, – думает он. – Я не умею общаться с собственным сыном». Их с женой очень беспокоит поведение Джереми: раньше он был таким сговорчивым, а теперь его невозможно контролировать, и даже родительских советов он слушать не хочет. Похоже, он полностью поглощен общением с друзьями. Несколько раз в неделю в доме возникает конфликт по одному и тому же сценарию, но ни ребенок, ни родители не способны изменить свое поведение и найти выход из тупика. Родители чувствуют себя беспомощными. Они никогда не относили себя к сторонникам наказаний, но сейчас им все чаще и чаще приходится применять «жесткие меры», отчего сын становится еще более озлобленным и ведет себя вызывающе.

Неужели воспитание детей должно быть таким трудным? Всегда ли оно было таковым? Старшие поколения и раньше жаловались, что молодежь их не уважает, и утверждали, что в стародавние времена дети были гораздо более дисциплинированными. Но в последнее время многие родители интуитивно чувствуют: что-то идет не так. Современные дети действительно изменились. Они далеко не всегда следуют примеру взрослых, меньше боятся неприятностей. Они как будто стали менее невинными и наивными, они уже не смотрят на мир широко раскрытыми глазами, они больше не умеют изумляться, ни чудеса природы, ни творения человека не возбуждают в них жажду открытий. Многие дети кажутся не по возрасту искушенными, даже в каком-то смысле пресыщенными, созревшими раньше времени. Им очень быстро становится скучно без общения с себе подобными и без гаджетов под рукой. Творческие игры в одиночестве уходят в прошлое. «Когда я была маленькой, я порой до бесконечности возилась с глиной, найденной в канаве возле дома, – вспоминает одна сорокачетырехлетняя мама. – Мне очень нравилось трогать ее, я обожала придавать ей различные формы или просто разминать ее в руках. А вот мой шестилетний сын совершенно не умеет играть самостоятельно, только в компьютерные или видеоигры вроде Nintendo».

Воспитание детей, по ощущениям, тоже изменилось. Наши родители были спокойнее, увереннее в себе, и, к добру или к худу, но они больше влияли на нас. Сегодня у родителей часто уже не получается подходить к воспитанию интуитивно.

Современные родители любят своих детей сильнее, чем их предшественники, но эта любовь не всегда помогает справиться с трудностями. Как и предыдущим поколениям, нам есть чему научить своих детей, но у нас почему-то хуже получается передавать эти знания. Мы не в силах помочь детям реализовать их потенциал. Иногда они отдаляются от нас, будто увлекаемые песней сирен, которая нам не слышна. Мы боимся, порой неосознанно, что мир для них стал менее безопасным, что мы не в состоянии их защитить. Пропасть, разделяющая поколения взрослых и детей, все чаще выглядит непреодолимой.

Мы боремся за то, чтобы соответствовать «правильному» образу родителя. Не достигая желаемых результатов, мы взываем к нашим детям, умасливаем их, подкупаем, награждаем или наказываем. Когда мы обращаемся к ним, наш тон кажется слишком резким даже нам самим, мы словно перестаем быть самими собой. Мы становимся равнодушными в моменты кризиса, в те самые моменты, когда нам хотелось бы проявить всю силу нашей безусловной любви. Мы чувствуем себя уязвленными и отвергнутыми как родители. Мы виним себя, что не справились со своей родительской задачей, виним наших детей за их непокорность, телевизор – за то, что они отвлекаются на него, школьную систему – за недостаток строгости. А когда мы больше не можем выносить наше бессилие, мы применяем примитивные авторитарные меры в стиле педагогики «для чайников», столь характерном для нашего времени.

Значимость родительского влияния на развитие и созревание молодого поколения сегодня поставлена под сомнение. «Имеют ли родители значение?» – так звучала тема номера одного из выпусков журнала Newsweek в 1998 году. «Роль родителей преувеличена, – утверждается в одной из книг, получившей мировую известность в этом году. – Вас заставили поверить, что вы куда сильнее влияете на личность своего ребенка, чем на самом деле»{1}.

Вопрос о влиянии родителей не был бы столь принципиальным, если бы у молодого поколения все было в порядке. С фактом, что наши дети не прислушиваются к нам или не принимают наши ценности, можно было бы смириться, будь они по-настоящему уверенными в себе, самостоятельными и независимыми, с адекватной самооценкой, жизненными целями и пониманием своего пути. Но мы видим, что у детей и молодых людей очень часто ничего этого нет. Дома, в школе, в обществе – взрослеющие молодые люди утрачивают естественные связи повсеместно. Многие из них плохо контролируют себя, употребляют наркотики, склонны к социопатии или насилию либо ведут бесцельное существование. Они менее обучаемы и доставляют родителям больше хлопот по сравнению с их сверстниками несколько десятилетий назад. Многие из них утратили способность адаптироваться, извлекать уроки из неприятного опыта и взрослеть. Количество детей и подростков, которым назначают препараты для лечения депрессий, фобий и массы других отклонений, достигло рекордного уровня. Зловещим свидетельством кризиса молодого поколения стало умножение случаев издевательства в школах и его крайнего проявления – убийства детей детьми. Подобные трагедии происходят довольно редко, но это лишь ярчайшие вспышки широко распространенной болезни – агрессивности, которая столь часто встречается в современной молодежной культуре.

Преданные и ответственные родители в замешательстве. Несмотря на нашу любовь и заботу, дети испытывают огромный стресс. Родители и другие взрослые перестали быть естественными воспитателями для молодежи, как всегда было принято в человеческой культуре и как это происходит до сих пор у других живых существ в природе. Старшие поколения, родители, бабушки и дедушки послевоенного периода смотрят на нас с непониманием. «В наше время мы не нуждались в руководстве по воспитанию детей, мы просто воспитывали и все», – говорят они, искренне недоумевая.

Ирония ситуации еще и в том, что сегодня мы больше, чем когда-либо, знаем о развитии детей и у нас больше возможностей для посещения различных курсов и чтения книг по воспитанию, чем у всех предыдущих поколений родителей.

Не хватает контекста

Так что же изменилось? Проблема заключается в одном слове – контекст. Неважно, насколько мы доброжелательны, опытны или участливы, нельзя просто взять и начать воспитывать любого ребенка. Для успешного воспитания необходим контекст. Чтобы у нас была возможность воспитывать, утешать и направлять, ребенок должен быть ко всему этому восприимчив. Дети не считают, что мы можем воспитывать их по умолчанию, только потому, что мы взрослые, любим их, лучше них знаем, что им нужно, или искренне печемся о них. С этим часто сталкиваются приемные родители и все, кому довелось заботиться о неродных детях: патронатные семьи, няни, гувернантки, воспитательницы в детском саду, учителя. Но естественный родительский авторитет можно утратить и с родными детьми, если разрушается контекст воспитания.

Но если родительского опыта и даже родительской любви недостаточно, что же тогда нужно? Существует абсолютно необходимый, особый тип отношений, без которого воспитание лишено твердого фундамента. Девелопменталисты – психологи и другие исследователи, занимающиеся вопросами развития человеческой личности, – называют их отношениями привязанности. Ребенок открыт для воспитательного воздействия со стороны взрослого, когда активно привязан к нему, стремится к контакту и близости с ним. В начале жизни это стремление к привязанности носит вполне физический характер: ребенок буквально льнет к родителю, нуждается в том, чтобы его держали на руках. Если все идет по плану, привязанность перерастает в эмоциональную близость и, наконец, в тесную психологическую связь. Детей, у которых такой связи с родителями/опекунами нет, очень сложно воспитывать, а порой и обучать. Только отношения привязанности создают подходящий контекст для взращивания ребенка.

Секрет воспитания не в том, что делает родитель, а в том, кто он для ребенка. Когда дети ищут близости с нами и стремятся к установлению контакта, мы становимся для них воспитателями, учителями, советчиками, утешителями, образцами для подражания. Если ребенок привязан к нам в должной степени, мы становимся для него убежищем, из которого он совершает вылазки ради исследования мира, местом, где он всегда найдет поддержку, источником вдохновения. Никакие методы воспитания не в состоянии компенсировать недостаток привязанности в отношениях. Вся любовь мира не сможет нам помочь, если нет этой психологической пуповины, созданной привязанностью ребенка к нам.

Ребенок должен быть привязан к родителям по крайней мере до тех пор, пока он нуждается в родительской опеке. Но именно этого в современном мире достичь все сложнее. Родители остались прежними, они все так же заботливы и компетентны. Не изменилась и базовая природа детей: они все так же зависимы или так же восприимчивы. Изменился культурный контекст, в котором мы их воспитываем. Культура и общество больше не поддерживают привязанность детей к родителям. Даже изначально крепкие и максимально питающие отношения с ребенком могут разрушиться, как только он выйдет в мир, где люди больше не ценят эту связь и не стремятся ее укреплять. У детей все чаще формируются привязанности, конкурирующие с привязанностью к родителям, отчего создать правильный контекст для воспитания становится все сложнее и сложнее. Наши методы воспитания перестают быть эффективными вовсе не потому, что мы мало знаем или мало любим своих детей, а потому, что разрушается контекст привязанности.

Влияние культуры ровесников

Основная и наиболее разрушительная из конкурирующих привязанностей, которая подрывает родительский авторитет и лишает силы родительскую любовь, – все больше укрепляющаяся связь наших детей с ровесниками. Поведение целого поколения сегодняшних детей и подростков нарушено, потому что они больше не ориентируются на взрослых, которые их растят, – вот основная идея этой книги. Мы не собираемся ставить здесь очередной медико-психологический диагноз: родители, и без того сбитые с толку, в этом точно не нуждаются. Слово нарушение мы используем в самом базовом значении: прерывание естественного хода вещей. Впервые в истории молодые люди обращаются за знаниями, примером и советом не к матерям, отцам, учителям и другим ответственным за них взрослым, а к людям, которые по природе не должны выступать в роли воспитателей: к своим ровесникам. Ими больше нельзя управлять, они не поддаются обучению, они не взрослеют, потому что больше не следуют примеру взрослых. Воспитанием детей нынче занимаются незрелые личности, вряд ли способные помочь им созреть. Дети воспитывают друг друга.

Наиболее подходящий термин для описания этого феномена – ориентация на ровесников. Именно ориентация на ровесников заглушает наши родительские инстинкты, подтачивает наш естественный авторитет и вынуждает воспитывать детей не сердцем, а головой – черпая знания о воспитании из книг и советов «экспертов», следуя противоречивым ожиданиям общества.

Что же такое ориентация на ровесников?

Ориентация, то есть стремление определить свое положение на местности и изучить свое окружение, – врожденный инстинкт и потребность человека. В противоположность ей, дезориентация – одно из самых тяжелых состояний психики. Привязанность и ориентация неразрывно связаны друг с другом. Человек и другие живые существа автоматически ориентируются на тех, к кому привязаны, обращаясь к ним за подсказками, как действовать.

Дети, подобно детенышам любых теплокровных, обладают врожденным инстинктом ориентации: им нужно, чтобы кто-то направлял их движение. Как магнитная стрелка компаса автоматически разворачивается в сторону Северного полюса, так и дети рождаются с потребностью определять свое положение, поворачиваясь в сторону источника авторитета, контакта и тепла. Дети не могут жить без такого человека: их это дезориентирует. Они не могут справиться с тем, что я называю ориентационной пустотой[1]. Родитель или другой взрослый, исполняющий обязанности родителя, задуман природой как полюс ориентации для ребенка. То же самое происходит у прочих видов животных: особи, растящие потомство, ориентируются на пример старших.

Ориентационный инстинкт человека сродни инстинкту импринтинга, которым наделены утята. Вылупившись из яйца, утенок мгновенно запечатлевает образ матери-утки: он будет следовать за ней везде, учиться на ее примере и слушаться ее указаний до тех пор, пока не созреет и не станет самостоятельным. Именно так все и задумано природой. Однако в отсутствие матери-утки утенок будет следовать за ближайшим к нему движущимся объектом – человеком, собакой или даже механической игрушкой. Само собой разумеется, ни человек, ни собака, ни игрушка не смогут так же успешно помочь утенку достичь зрелости, как его мама-утка. И точно так же, если рядом нет заботящегося взрослого, человеческое дитя будет ориентироваться на кого угодно из ближайшего окружения. Социальные, экономические и культурные тенденции последних пятидесяти-шестидесяти лет служили смещению родителей с их изначальной позиции ориентира для собственных детей. Место этого ориентира заняла группа ровесников, и это привело к печальным последствиям.

Как будет показано ниже, дети не могут одновременно ориентироваться на взрослых и на других детей. Невозможно в одно и то же время следовать противоположным указаниям. В любой ситуации, когда эти два мира конфликтуют, мозг ребенка вынужден автоматически выбирать между родительскими ценностями и ценностями ровесников, родительским руководством и руководством ровесников, родительской культурой и культурой ровесников.

Мы что, хотим сказать, что детям не нужны друзья их возраста или общение с другими детьми? Вовсе нет. Напротив, такие связи естественны и могут быть полезны. В культурах, ориентированных на взрослых, где ведущие принципы и ценности усваиваются от старшего поколения, дети привязываются друг к другу, не утрачивая опоры на родителей и не отрицая их ведущей роли. Но в нашем обществе это уже не так. Основным источником ориентации для ребенка стали не отношения с взрослыми, а связи с ровесниками. Противоестественно, однако, не само взаимодействие со сверстниками, а решающее влияние детей на развитие друг друга.

Нормально, но не полезно и не естественно

В наши дни ориентация на ровесников распространилась столь широко, что стала нормой. Многие психологи и воспитатели, да и обычные люди начали воспринимать ее как нечто естественное. Чаще всего в ней вообще не видят ничего особенного, на что нужно обращать отдельное внимание. Ее принимают как должное. Но «нормальное» в смысле соответствия общепринятым нормам – не обязательно «естественное» или «полезное». В ориентации на ровесников нет ничего полезного или естественного. Такая «контрреволюция», изменившая природный ход вещей, восторжествовала в наиболее развитых промышленных странах лишь недавно. Причины этого мы рассмотрим ниже (в главе 3). Феномен ориентации на ровесников пока еще не стал частью традиционных культур, да и в западном мире за пределами глобализированных городских центров с ним знакомы далеко не везде. На протяжении всей эволюции человечества и примерно до Второй мировой войны ориентация на взрослых была нормой человеческого развития. Мы, взрослые, вроде как наделенные властью – родители, учителя, – лишь недавно утратили влияние, даже не осознав этого факта.

Ориентация на ровесников маскируется под нечто естественное или остается незамеченной, потому что мы перестали доверять нашей интуиции, а еще потому, что мы тоже начали невольно ориентироваться на сверстников. Представители послевоенных поколений Англии, Северной Америки и многих других уголков индустриального мира сами настолько зациклены на ровесниках, что не могут здраво оценить всю серьезность этой проблемы.

До недавнего времени культура передавалась по вертикали, от поколения к поколению. На протяжении тысячелетий, как писал Джозеф Кэмпбелл, «молодое поколение получало образование, а взрослое набиралось мудрости», изучая, переживая и постигая традиционные формы культуры. Взрослые играли ключевую роль в сохранении культуры, передавая детям полученное от родителей. Но культура, с которой знакомятся наши дети, – чаще всего культура их ровесников, а не родителей. Дети создают свою собственную культуру, весьма отличную от родительской и в некотором смысле даже чуждую ей. Теперь культура передается не по вертикали, а по горизонтали, представители молодого поколения передают ее друг другу.

Ключевые элементы любой культуры – обычаи, музыка, стиль одежды, праздники, истории. Музыка, которую слушают дети, очень мало напоминает ту, что слушали их деды. Внешность наших детей гораздо больше соответствует внешности сверстников, чем культурному наследию родителей. Нынешние дети по-другому отмечают дни рождения, у них иные «обряды посвящения», не такие, как были в детстве у их родителей. Мы воспринимаем это как норму лишь потому, что сами ориентированы на ровесников. Феномен существования молодежной культуры, отдельной и отличной от культуры взрослых, появился примерно пятьдесят лет назад. И хотя полвека – относительно небольшой период для истории человечества, в жизни отдельного человека это целая эпоха. Большинство читателей этой книги уже выросли в обществе, где культура передавалась по горизонтали, а не по вертикали. С каждым новым поколением этот процесс, грозящий разрушить цивилизованное общество, приобретает все большую силу и развивается все быстрее. Даже за двадцать лет между рождением моего первого и моего пятого ребенка позиции родителей серьезно ослабли.

В обширном международном исследовании, проведенном британским детским психиатром сэром Майклом Руттером и криминологом Дэвидом Смитом, утверждается, что феномен детской культуры, впервые возникший после Второй мировой войны, стал одним из самых ярких и зловещих социальных явлений двадцатого века{2}. Это исследование, в котором приняли участие крупнейшие ученые из шестнадцати стран, связывает распространение асоциальных форм поведения с прекращением вертикальной передачи культуры. Появление детской культуры, отличной и отдельной от основной культуры общества, привело к росту преступности, насилия, агрессии и правонарушений среди молодежи.

Эти общие культурные закономерности прослеживаются и в рамках индивидуального развития наших детей. Кем мы хотим быть и какими стать, зависит от того, на что мы ориентируемся, кому выбираем подражать, с кем себя идентифицируем. Современная психологическая литература подчеркивает: чувство идентичности ребенка во многом формируется под влиянием ровесников{3}. Когда детей просят описать себя, часто они даже не вспоминают о родителях, рассматривая себя исключительно в рамках системы ценностей и ожиданий других детей и группы ровесников, к которой принадлежат. Произошел какой-то серьезный системный сдвиг: ядро личности многих современных детей формируется под влиянием ровесников, а не родителей.

Всего несколько поколений назад ключевая роль в этом процессе принадлежала родителям. Карл Юнг предполагал, что сильнее всего влияют на ребенка даже не сами детско-родительские отношения. Наиболее болезненно на личности ребенка сказывается то, чего в этих отношениях не хватает. Знаменитый британский детский психиатр Д. В. Винникот так описывает подобную ситуацию: «Что-то очень важное должно происходить, но не происходит». Пугающая мысль. И еще больше пугает мысль, что, если ровесники теперь значат больше, чем родители, сильнее всего будет влиять то, чего не хватает в отношениях именно с ровесниками. А в таких отношениях абсолютно отсутствует безусловная любовь и принятие, стремление заботиться о другом человеке, способность к самопожертвованию, желание сделать все для роста и развития другого человека. При сравнении отношений между ровесниками и между детьми и родителями последние выглядят святыми. А вот результаты такой подмены для многих детей оборачиваются катастрофой.

Одновременно с распространением ориентации на ровесников в нашем обществе ужасающе быстрыми темпами растет число детских суицидов: за последние пятьдесят лет в Северной Америке их количество среди детей от десяти до четырнадцати лет выросло в четыре раза. В этой возрастной группе рост числа самоубийств был особенно стремительным: только в период с 1980 по 1992 год он составил 120 %. В бедных районах, где замещение родителей ровесниками наиболее распространено, этот показатель увеличился еще больше{4}. То, что стоит за этими суицидами, очень показательно. Как и многие исследователи развития человеческой личности, я всегда предполагал, что основным провоцирующим фактором в подобных случаях выступает родительское неприятие. Теперь это уже не так. Некоторое время я работал с несовершеннолетними правонарушителями и в том числе изучал психологическую динамику детей и подростков, пытавшихся покончить с собой, успешно или нет. К моему бесконечному удивлению, решающим фактором чаще всего становились отношения со сверстниками, а не с родителями. Не я один пришел к таким выводам, они подтверждаются все возрастающим количеством сообщений о случаях детских суицидов, спровоцированных неприятием и издевательствами со стороны ровесников. Чем больше значат ровесники, тем больше детей приходит в отчаяние из-за их равнодушия, неприятия, из-за невозможности соответствовать группе или исключения из нее.

Нет ни одного общества, ни одной культуры, которые были бы от этого защищены. В Японии, например, традиционные ценности старшего поколения пали жертвой вестернизации и развития молодежной культуры. До недавнего времени детская преступность и травля в школе в этой стране практически отсутствовали, но сейчас на нее обрушились самые серьезные последствия ориентации на ровесников, включая рост правонарушений, детских суицидов и ухода из школ. Журнал Harper’s недавно опубликовал подборку предсмертных записок, оставленных японскими школьниками, совершившими самоубийство: основной причиной такого решения у большинства стали невыносимые издевательства со стороны сверстников{5}.

Последствия ориентации на ровесников наиболее ярко проявляются в подростковом возрасте, но ее ранние признаки заметны уже ко второму или третьему классу, а предпосылки этой проблемы появляются раньше, чем ребенок достигнет детсадовского возраста. Это нужно понимать всем, особенно родителям совсем маленьких детей, которые хотят избежать возникновения такой проблемы или купировать ее в самом начале.

Тревожный звонок

Первые признаки проблемы проявились еще сорок лет назад. В учебниках, по которым я преподавал психологию развития и детско-родительских отношений, были ссылки на работы одного американского исследователя. В начале 1960-х годов он впервые заявил, что основным примером для подражания и ценностным ориентиром чаще становятся ровесники, а не родители. Доктор Джеймс Коулман провел исследование с участием семи тысяч молодых людей и выяснил, что отношения с друзьями для них важнее отношений с родителями. Он выразил свое беспокойство столь фундаментальным сдвигом в американском обществе{6}. Большинство ученых, однако, скептически отнеслось к его теории, заявив, что выводы исследования относятся лишь к Чикаго, а не к Северной Америке в целом. Их оптимистичный настрой объяснялся тем, что причиной такого положения дел они считали дестабилизацию общества после Второй мировой войны. Как только общество придет в норму, проблема исчезнет, полагали они. Автор пришел к выводу, что ровесники начали оказывать решающее влияние на детей, изучив нетипичные случаи на периферии общества, утверждали критики теории. Беспокойство Джеймса Коулмана посчитали паникерством.

Я не был исключением и тоже прятал голову в песок, не вспоминая об этой теории, пока мои собственные дети внезапно не вынудили меня к ней вернуться. Мне и в голову не приходило, что мои дети предпочтут мне своих ровесников. К моему ужасу, я заметил, что в подростковом возрасте обе мои старших дочери погрузились в мир своих друзей, следуя их примеру, разговаривая, как они, усваивая их ценности. Добиваться от них послушания становилось все труднее и труднее. Все мои попытки навязать им свои желания и ожидания только ухудшали ситуацию. Родительский авторитет, который мы с женой воспринимали как должное, вдруг как будто куда-то испарился. Делить наших детей с кем-то – это одно, но знать, что тебя кем-то заменили, – совсем другое. Я думал, моим детям это не грозит: их не привлекали преступность и подростковые банды, они выросли в любящей семье в атмосфере относительной стабильности, в благополучном районе, ориентированном на семейные ценности, не лишились раньше времени детства из-за масштабной мировой войны. Казалось бы, выводы Коулмана не имеют к моей семье вообще никакого отношения. И тем не менее, соединив все части пазла, я понял, что происходившее в моей семье – скорее типичный пример, нежели исключение.

«Но разве мы не должны отпускать своих детей? – спросят многие родители. – Разве дети не должны стремиться к независимости от нас?» Безусловно, должны, но только когда наша миссия выполнена и только чтобы стать самими собой. Молодые люди взрослеют и обретают самостоятельность и чувство собственного достоинства не благодаря приспособлению к незрелым ожиданиям группы ровесников. Ослабляя естественные узы привязанности и ответственности, ориентация на ровесников мешает здоровому развитию личности.

Возможно, дети знают, чего хотят, но предполагать, что им все известно о своих нуждах – опасный путь. Ребенку, ориентированному на сверстников, кажется нормальным выбирать общение с друзьями, а не с семьей, проводить с ними как можно больше времени, походить на них, насколько это возможно. Но в этом вопросе детям не виднее. Если в воспитании вы ориентируетесь на предпочтения ребенка, вас могут отправить в запас задолго до завершения вашей миссии. Чтобы вырастить детей, нужно вернуть их себе и самим удовлетворять их потребности в привязанности.

Крайние проявления ориентации на ровесников регулярно освещаются в СМИ: это жестокие издевательства, убийства детей ровесниками, детские суициды. И хотя подобные ужасные происшествия шокируют всех, почти каждый считает, что напрямую к нему они не относятся. И наша книга, собственно говоря, не об этом. Подобные трагедии – лишь самые страшные проявления ориентации на ровесников, феномена, распространившегося уже и за пределами каменных джунглей огромных мегаполисов вроде Чикаго, Нью-Йорка, Торонто, Лос-Анджелеса, погрязших в культурном хаосе. Теперь эта болезнь поразила и семейные кварталы с жильем для среднего класса и хорошими школами. Эта книга – не о том, что происходит где-то там, вдали от нас. Мы говорим о происходящем рядом с нами, у нас дома.

Для авторов этой книги тревожный звонок прозвучал, когда наши собственные дети стали ориентироваться на ровесников. Мы надеемся, что книга «Не упускайте своих детей» станет таким звонком для всех родителей и для общества в целом.

Хорошая новость

Возможно, мы не в состоянии остановить социальные, культурные и экономические предпосылки ориентации на ровесников, но в наших семьях и в наших школах мы можем сделать многое, чтобы нас не устранили раньше времени. Поскольку культурные ориентиры больше не приводят детей куда положено – к подлинной независимости и зрелости, – родители и другие взрослые, занимающиеся воспитанием, значат сегодня как никогда много.

Нам ничего не остается, кроме как вернуть отношениям «родитель – ребенок» (и «взрослый – ребенок») их естественную базу. Отношения создают трудности родителям и учителям, но они же – ключ к их преодолению. Взрослые, которые строят воспитание на прочном фундаменте отношений с детьми, полагаются на интуицию. Им не нужны техники или руководства, они опираются на понимание и эмпатию. Если мы знаем, как вести себя с нашими детьми и кем нужно быть для них, нам требуется гораздо меньше советов и указаний. Если наши отношения с детьми восстановлены, практические решения приходят сами собой, на основе личного опыта.

Хорошая новость в том, что природа на нашей стороне. Наши дети хотят принадлежать нам, даже если они не ощущают этого или демонстрируют нам обратное словами или действиями. Мы в состоянии вернуть себе роль наставников и воспитателей. В четвертой части этой книги мы даем подробную программу, которая поможет нам держать детей при себе, пока они не повзрослеют, и восстановить отношения с ними, если те ухудшились или полностью разрушены. Мы всегда можем сделать хоть что-то. Конечно, не существует универсальных подходов, которые сработают в любых обстоятельствах, но мой опыт показывает: родители, понимающие, куда именно им нужно приложить усилия, с большей вероятностью добьются успеха, чем потерпят неудачу. Но, как и всегда, лечение зависит от диагноза. Сначала нужно понять, чего не хватает и почему все пошло наперекосяк.

Родители четырнадцатилетней Синтии озадачены и расстроены. Отчего-то поведение их дочери за последний год сильно изменилось. Она стала грубой, замкнутой, даже враждебной. Мрачная в их присутствии, она выглядит счастливой и довольной в компании друзей. Она зациклена на своей независимости и требует, чтобы родители не лезли в ее жизнь. Всякий раз, пытаясь заговорить с ней, и мать, и отец чувствуют, что навязываются. Их дочь, которая раньше была такой любящей, теперь, похоже, избегает контакта с ними. Синтии больше не нравятся семейные трапезы, она стремится уйти из-за стола при первой же возможности. Общаться с ней стало крайне сложно. Проводить время с матерью дочь готова лишь для похода по магазинам за одеждой. Раньше они думали, что знают свою дочь, но теперь она для них загадка.

По мнению отца, новые манеры Синтии – просто плохое поведение, и поскольку стандартные методы поддержания дисциплины – наказания, домашние аресты, тайм-ауты[2] – не сработали и даже ухудшили ситуацию, он ищет другие способы заставить ее слушаться. Со своей стороны, мать считает, что дочь эксплуатирует ее и злоупотребляет ее добротой. Она перестала понимать поведение Синтии. Может, это нормальное подростковое бунтарство? Может, дело в гормонах? Нужно ли беспокоиться? Как реагировать на происходящее?

Причины загадочного поведения Синтии немедленно проясняются, если спроецировать их на отношения взрослых. Представьте, что ваш супруг (супруга) или возлюбленный (возлюбленная) вдруг начинает странно себя вести: не смотрит в глаза, избегает физического контакта, общается раздраженно и односложно, игнорирует ваши попытки поговорить и вообще избегает вас. Затем представьте, что вы идете к другу за советом. Как думаете, что он вам скажет? «А ты пробовал(а) устроить тайм-аут? Установил(а) границы и четко объяснил(а), чего ждешь?» В контексте взаимоотношений взрослых всем сразу станет ясно, что проблема тут не в поведении, а в отношениях. И в первую очередь вы наверняка заподозрите, что ваш партнер завел роман на стороне.

То, что кажется таким очевидным при взаимодействии взрослых, в контексте детско-родительских отношений немедленно сбивает нас с толку. Синтия полностью поглощена ровесниками. Ее безудержное стремление общаться с ними конкурирует с ее привязанностью к семье. Это абсолютно то же самое, что интрижка на стороне.

Аналогий с изменой тут можно провести много, и чувствами, которые переживают родители Синтии – разочарованием, обидой, ощущением, что тебя отвергают и предают, – этот список отнюдь не исчерпывается. У человека может быть много привязанностей: к работе, к семье, к друзьям, к спортивной команде, к кумирам, к вере – но мы не выносим, когда они вступают в противоречие. Когда другая привязанность угрожает близости супругов, эмоционально она воспринимается как роман на стороне. Если муж игнорирует свою жену, погружаясь с головой в интернет, жена чувствует себя брошенной и ревнует. В нашей культуре отношения с ровесниками начали конкурировать с привязанностью детей к взрослым. С виду достаточно невинная, эта привязанность детей друг к другу на стороне ведет к разрушительным последствиям.

Почему нужно осознанно относиться к привязанности

Что такое привязанность? Говоря простым языком, это сила притяжения, соединяющая два тела. Выраженная в физической, электрической или химической форме, это самая мощная сила во Вселенной. Всю жизнь мы считаем ее чем-то само собой разумеющимся. Она притягивает нас к земле и собирает наши тела в единое целое. Она соединяет частицы атома вместе и удерживает планеты вокруг Солнца. Она придает форму Вселенной.

В психологии привязанность – основа человеческих отношений и функционирования общества. В мире людей привязанность – это стремление к поддержанию контакта, близости, единения: физическое, поведенческое, эмоциональное и психологическое. Как и сила притяжения в материальном мире, она невидима, но критически важна для нашего существования. Семья без нее не может быть семьей. Игнорируя ее непреложные законы, мы навлекаем на себя неприятности.

Мы все – существа, созданные для привязанности, задумываемся мы об этом или нет. В идеале мы и не должны осознавать наличие привязанности. Она должна восприниматься как нечто, существующее по умолчанию, как сила притяжения, которая удерживает наши ноги на земле, заставляет планеты двигаться по орбитам и направляет стрелку компаса к Северному полюсу. Чтобы пользоваться преимуществами и энергией привязанности, совсем не обязательно понимать механизмы ее действия или отдавать себе отчет в ее существовании, точно так же, как для использования компьютера нет нужды разбираться, как он работает, а для вождения машины не требуется знать, как устроен двигатель. Необходимость в таких знаниях появляется только в случае поломки. Именно привязанность в первую очередь управляет инстинктами ребенка и родителя. Пока привязанность работает, мы можем позволить себе просто следовать нашим инстинктам, не задумываясь об этом. Если привязанность «выходит из строя», наши инстинкты делают то же самое. К счастью, когда инстинкты подводят, люди способны компенсировать это осознанием, что именно пошло не так.

Почему сегодня нам нужно осознанно относиться к привязанности? Потому что в современном мире ее действие уже нельзя считать чем-то само собой разумеющимся. Экономика и культура больше не создают контекста для естественной привязанности детей к взрослым, которые их растят. Можно сказать, что с точки зрения отношений эпоха, в которой мы живем, отличается от всей предыдущей истории человечества, и в следующей главе мы обсудим, как разрушались социальные, экономические и культурные основы здоровой привязанности детей к родителям. Чтобы найти дорогу обратно к естественному родительству, которое наилучшим образом способствует развитию ребенка, нам необходимо понять движущие силы привязанности. В мире все возрастающего культурного хаоса понимание привязанности – вероятно, самое важное знание, которым родители должны обладать. Но недостаточно просто понимать, как работает привязанность. Мы должны разобраться, как она устроена. Есть два вида знаний – знание о предмете и знание предмета на личном опыте, и в данном случае необходимы они оба. Нам нужно всем сердцем чувствовать привязанность.

Привязанность – основа нашего существования. Основа, абсолютно не связанная с сознанием. В этом смысле она похожа на сам человеческий мозг: чем глубже его изучаешь, тем меньше работы сознания в нем видишь. Нам нравится говорить, что мы наделены интеллектом, мы даже называем наш вид Homo Sapiens, человек разумный. И тем не менее думающая область мозга – лишь тонкая прослойка, а самая значительная его часть отведена под психологические процессы, обслуживающие привязанность. Эта система, получившая название «мозг привязанности», хранит наши неосознанные эмоции и инстинкты. Эта часть мозга у людей такая же, как у многих других живых существ, но только мы в состоянии осознать, как работает привязанность.

В психике развивающегося молодого человека – и, если быть до конца честными, в психике многих взрослых тоже – привязанность играет ведущую роль. Дети без нее просто не могут существовать. Пока не способные к самостоятельной жизни, они должны быть привязаны к взрослым. Пока наш ребенок в утробе не станет достаточно жизнеспособным для появления на свет, он физически привязан к матери пуповиной. И точно так же наши отпрыски должны быть привязаны к нам эмоционально до того момента, как встанут на ноги, научатся думать самостоятельно и выбирать направление своей жизни.

Привязанность и ориентация

Отношения привязанности, тесно связанные с ориентационным инстинктом, о котором мы говорили выше, критически важны для воспитания, обучения и передачи культурного наследия. Как и привязанность, ориентационный инстинкт для нас основной, хотя мы редко осознаем его существование. В самом конкретном, физическом смысле ориентация подразумевает расположение тела в пространстве и времени. Если по каким-то причинам нам сложно сориентироваться в пространстве, нас охватывает тревога. Если, просыпаясь, мы не можем точно сказать, где находимся, или не понимаем, сон это или явь, определение нашего места во времени и пространстве выходит на первый план. Представьте, что вы пошли с друзьями в поход и заблудились в лесу. Вы тут же перестанете интересоваться растениями и животными вокруг, размышлять о смысле жизни и даже думать об ужине. Все ваше внимание и энергию вы направите на то, чтобы вернуться к группе.

Наша потребность в ориентации не только физическая. Для развития личности психологическая ориентация важна не меньше. Подрастая, дети испытывают более сильную потребность в ориентации: им нужно понять, кто они, какова реальность вокруг, что происходит, что правильно, что значат те или иные вещи. Если ребенок не может сориентироваться, он чувствует себя потерянным, страдает от психологической дезориентации. Наш мозг запрограммирован избегать этого всеми возможными способами. Дети абсолютно не способны ориентироваться самостоятельно. Им нужна помощь.

Привязанность и есть такая помощь. Первая задача привязанности – выбрать ориентир: им становится человек, к которому ребенок привязан. Пока ребенок в состоянии определить свое местоположение по отношению к этому ориентиру, он не боится потеряться. Инстинкт заставляет малыша держаться как можно ближе к нему. Привязанность позволяет ребенку присоединяться к взрослым, которые (по крайней мере, по его представлениям) лучше умеют самостоятельно ориентироваться и находить путь.

Больше всего на свете, даже больше, чем физически пострадать, дети боятся потеряться. Потеряться для них – значит утратить контакт со своим ориентиром. Ориентационная пустота, состояние, когда у нас нет ничего или никого, кто помог бы нам сориентироваться, абсолютно невыносима для человеческого мозга. Даже взрослые, относительно хорошо умеющие ориентироваться самостоятельно, порой чувствуют себя потерянными, не имея в своей жизни никого, кто стал бы для них ориентиром.

Если даже мы, взрослые, бываем дезориентированы, находясь в разлуке с теми, к кому привязаны, насколько же сильно это ощущают дети! Я все еще помню то огромное чувство утраты, которое испытывал в первом классе в отсутствие миссис Экерберг, учительницы, к которой я был сильно привязан: я был потерян, брошен на произвол судьбы, дрейфовал по волнам без всякой цели.

Наилучший ориентир для ребенка, безусловно, родитель или замещающий его взрослый, например учитель. Кто именно это будет – зависит от того, к кому ребенок привязан. А привязанности, как мы знаем, могут меняться. И столь важную функцию ориентира может присвоить кто-то совершенно не подходящий, например ровесник ребенка. Когда ребенок настолько привязывается к сверстникам, что скорее предпочитает проводить время с ними и походить на них, именно они, по отдельности или целой группой, становятся ориентиром для ребенка. И он будет искать близости с ровесниками, на них оглядываться, решая, как себя вести, во что одеваться, как выглядеть, что говорить и что делать. Ровесники становятся мерилом того, что хорошо, что происходит, что важно, и даже того, как ребенок определяет себя. Это и произошло с Синтией: центром притяжения в ее эмоциональной Вселенной вместо родителей стали ровесники. Она «вращается» вокруг них, и естественный порядок вещей встает с ног на голову.

Психологические модели детских привязанностей были подробно изучены лишь недавно. Абсолютно очевидно, что по задумке природы дети должны «вращаться» вокруг своих родителей и других взрослых, которые за них отвечают, в точности как планеты вращаются вокруг солнца. И тем не менее все чаще нынешние дети «вращаются» друг вокруг друга.

Дети совершенно не способны помогать другим в процессе ориентирования, ведь они не могут сориентировать даже самих себя. И нам совершенно не хочется, чтобы наши дети впадали в зависимость от ровесников. Они не научат детей понимать себя, определять, где добро, а где зло, отличать факты от фантазий, выяснять, что правильно, а что нет, находить свой путь в жизни и двигаться по нему.

Что получают дети, ориентируясь друг на друга? Давайте еще раз представим себя на темной и извилистой тропинке в абсолютно незнакомом лесу. Оказавшись там в одиночестве, мы испытаем страх или даже панику. Если нас ведет по ней проводник, который вроде бы знает, куда идет (или мы думаем, что он знает), мы доверимся ему и пойдем следом, ни о чем не тревожась, если только наш проводник сам не выкажет тревоги.

Точно так же, ориентируясь друг на друга, дети защищают себя от леденящего ужаса ориентационной пустоты. На сознательном уровне они таким образом избавляются от чувства растерянности, путаницы и замешательства. Удивительно, что дети, ориентированные на ровесников, полностью лишены подобных чувств. В этом и состоит ирония: они буквально как слепцы, ведущие слепцов, или рыбы, нарезающие круги сами по себе, но при этом они чувствуют себя просто отлично. Им как будто все равно, что ориентиры, по которым они определяют направление, ненадежны, дают неверную информацию и даже противоречат друг другу. Будучи на самом деле потерянными и дезориентированными, такие дети совершенно не осознают этого.

Детям, которые уже подменили взрослых ровесниками, достаточно быть рядом друг с другом, даже если они понятия не имеют, где находятся. Они не позволяют взрослым указывать им путь и не спрашивают у них советов. Их полная уверенность в собственной безопасности расстраивает нас, и тут уже неважно, куда они на наших глазах движутся – в ошибочном направлении или вовсе в никуда. Многие родители знают, каково это: безуспешно возвращать к реальности подростка, чей мир очевидно рушится, а он с пеной у рта доказывает, что все отлично.

На первый взгляд может показаться, что привязанность к ровесникам идет детям на пользу, раз помогает им не потеряться и не утратить ориентиры. На самом же деле она не дает никаких гарантий, что подросток не потеряется, она лишь избавляет его от чувства потерянности.

Шесть способов чувствовать привязанность

Если мы хотим успешно вырастить своих детей или вновь стать для них ориентиром вместо столь манящей их культуры ровесников, мы обязаны разобраться, что такое привязанность. В данной главе мы в общих чертах расскажем родителям о том, как именно работает эта важнейшая система. «Если вы не понимаете своего ребенка, – сказала одна мать, историю которой мы приводим в этой книге, – он будет вас безмерно раздражать». Понимание привязанности – единственный и самый важный фактор, который поможет вам изучить своего ребенка вдоль и поперек, а также распознать тревожные признаки ориентации на ровесников.

Можно выделить шесть способов чувствовать привязанность, каждый из которых даст нам ключ к пониманию поведения нашего ребенка, а зачастую – и к пониманию своего поведения тоже. Эти шесть способов перечислены по порядку, от самого простого к наиболее сложному. Учтите, что дети, ориентированные на ровесников, обычно задействуют только самые примитивные виды привязанности друг к другу.

Цель первого вида привязанности – физическая близость. Ребенку необходимо физически ощущать человека, к которому он привязан, вдыхать его запах, смотреть в глаза, слышать его голос, касаться его. Он сделает все возможное, чтобы сохранить контакт с таким человеком. Когда что-то мешает или угрожает этой близости, ребенок испытывает страх и отчаянно протестует.

Жажда физической близости возникает в младенчестве и длится всю жизнь, и незрелая личность сильнее зависит от этого базового вида привязанности. Дети вроде Синтии, ориентированные на ровесников, поглощены желанием проводить с ними время, разделять одно и то же пространство, «тусоваться» вместе, оставаться на связи. Когда привязанность настолько примитивна, разговоры обычно невнятны и глупы. «Мы с друзьями часами болтаем ни о чем, – говорит пятнадцатилетний Питер. – Типа «Как дела?», «Превед, чувак» и «Есть че покурить?», «Куда пойдем?» или «Где че есть». Цель разговора тут не коммуникация, это ритуал привязанности, смысл которого – в поддержании слухового контакта. Ориентированные на ровесников дети не понимают, что именно так властно движет ими, желание всегда быть вместе для них абсолютно естественно и даже порой неодолимо. Они следуют за своими искаженными инстинктами.

Второй вид привязанности, как правило, проявляется к моменту, как ребенок делает первые шаги. Он старается походить на тех, кого считает самыми близкими, пытается подражать им, копируя их образ жизни или выражение лица. Этот вид привязанности важен также при изучении языка и при передаче культуры. Замечено, что со времен Второй мировой войны словарный запас среднестатистического ребенка значительно уменьшился. Почему? Потому что теперь дети учатся языку друг у друга. Ориентированные на ровесников, они копируют речь и поведение друг друга, предпочтения, жесты, внешность и манеру держаться.

Другим средством формирования привязанности через сходство является идентификация. Чтобы идентифицировать себя с человеком или вещью, нужно быть с ними одним целым. Самоощущение человека сливается с объектом идентификации. В качестве такого объекта может выступать родитель, герой, группа, роль, страна, спортивная команда, рок-звезда, идея или даже работа. Крайний национализм и расизм базируются на отождествлении себя со страной или этнической группой.

Чем более зависим ребенок или взрослый, тем сильнее он будет склонен к подобной идентификации. В нашем обществе объектами идентификации стали ровесники или поп-звезды из мира ровесников, занявшие место родителей и выдающихся деятелей истории или культуры.

Третий вид привязанности также появляется в раннем детстве, если все идет своим чередом. Близость с кем-то подразумевает отношение к этому человеку как к своей собственности. Для маленького ребенка быть привязанным к кому-то или чему-то означает заявлять права на объект привязанности, будь это мамочка, папочка, плюшевый мишка или младшая сестренка. Точно так же ориентированные на ровесников дети ревностно стремятся к обладанию друг другом и стараются защитить себя от потери. Конфликты, спровоцированные собственническими инстинктами, порой бывают яростными и интенсивными. Для многих подростков вопрос, кто чей лучший друг, может стать вопросом жизни и смерти. Этот незрелый вид привязанности – часто основной в общении детей, ориентированных на ровесников, особенно девочек.

За принадлежностью следует преданность – потребность быть верным и послушным по отношению к выбранным фигурам. Следуя своим естественным инстинктам привязанности, ориентированные на ровесников дети хранят секреты друг друга, принимают сторону друг друга в спорах и повинуются требованиям друг друга. Такая преданность бывает очень велика, но она – всего лишь следствие привязанности. Если привязанности ребенка меняются, меняются и ощущения принадлежности и преданности.

Дети с сильной ориентацией на ровесников бывают слепо преданны друг другу и своей группе. О смерти юной Рины Вирк из города Виктория (Британская Колумбия), убитой ровесниками, знали многие подростки, но не говорили об этом взрослым несколько дней. Впоследствии трагедия получила мировую огласку.

Четвертый способ достичь близости и связи с объектом своей привязанности – это желание значимости, необходимость ощущать, что ты для кого-то важен. Держаться за то, что мы ценим, – в природе человека. Если мы кому-то дороги, это обеспечивает близость и связь между нами. Дошкольник, привязанный к нам, отчаянно стремится порадовать нас и заслужить наше одобрение. Он крайне чувствителен к нашему недовольству и критике. Такие дети буквально живут ради того, чтобы видеть радость в глазах людей, к которым привязаны. Ориентированные на ровесников дети делают то же самое, но желают видеть улыбки на лицах сверстников. Обычно они называют хорошими тех, кто их любит и одобряет, даже если эти «хорошие» грубы с остальными.

Проблема этого вида привязанности в том, что она делает ребенка крайне уязвимым. Стремление много значить для кого-то становится причиной страданий, если у нас есть чувство, что именно ему мы не важны. Если мы стремимся к одобрению, проявления неодобрения ранят нас. Чувствительный ребенок приходит в отчаяние, когда глаза, в которых он ищет признаки тепла и симпатии, не загораются в его присутствии, будь то глаза родителей или ровесников. Большинство родителей, даже далеких от совершенства, гораздо реже ранят детей так, как их ровесники.

Пятый вид стремления к близости связан с чувствами тепла, любви, нежности. Эмоции всегда часть привязанности, но у ранимого дошкольника, способного на глубокие чувства, стремление к эмоциональной близости усиливается. Дети, которые стремятся к такого рода связи, часто влюбляются в тех, к кому привязаны. Ребенок, у которого есть с родителями эмоциональная близость, может пережить длительное физическое разлучение и все еще чувствовать эту связь. Если привязанность через ощущения – первый и наиболее примитивный ее вид – можно назвать коротким плечом рычага привязанности, то любовь будет самым длинным. Ребенок носит образ любящего и любимого родителя в своем сердце и находит в нем поддержку и успокоение.

Но здесь мы вступаем на опасный путь. Когда отдаешь кому-то свое сердце, всегда есть риск, что оно будет разбито. Некоторые люди навсегда теряют способность к эмоциональной открытости и уязвимости, если в раннем возрасте ощутили себя отвергнутыми или брошенными. Человек, который любил и страдал из-за любви, может отказаться от столь уязвимых форм привязанности. Как мы покажем ниже, как раз уязвимости ориентированные на ровесников дети и стараются избежать. Когда более глубокие формы привязанности кажутся слишком опасными, начинают преобладать ее менее уязвимые разновидности. Ориентированные на ровесников дети гораздо реже способны к эмоциональной близости, чем дети, ориентиром для которых остаются родители.

Шестой вид привязанности – через познанность. Первые признаки этого последнего вида привязанности обычно становятся заметны к школьному возрасту. Чувствовать близость с кем-либо – значит ощущать, что этот человек тебя знает. В некотором смысле этот вид привязанности повторяет привязанность через ощущения, но здесь человек испытывает потребность быть увиденным и услышанным уже не физически, а психологически. Стремясь к такой близости, ребенок будет делиться секретами. На самом деле общие секреты час-то и есть признак такой близости. Дети, ориентированные на родителей, не любят хранить от них секреты, потому что для них это означает потерю близости. У детей, ориентированных на ровесников, не будет секретов от друзей. Открываясь другому, мы становимся очень уязвимыми. Для многих риск поделиться самым сокровенным и быть непонятым или отвергнутым слишком велик. В результате этот вид близости самый редкий, и поэтому большинство из нас так неохотно делится даже с любимыми людьми опасениями и страхами, касающимися нас самих. Однако никакой иной вид близости не дарит такого сильного ощущения, что тебя знают и все равно любят, принимают, одобряют и радуются тому, что ты есть.

Наблюдая, как наши дети украдкой рассказывают друг другу секреты, мы можем предположить, что они со всей искренностью делятся друг с другом самым сокровенным. Но чаще всего секреты, которые они поверяют друг другу, – просто сплетни о других людях. Поскольку риски слишком высоки, настоящая психологическая близость среди ориентированных на ровесников детей встречается крайне редко. Дети, которые делятся своими секретами с родителями, часто удивляют этим своих друзей, больше ориентированных на ровесников. «Мои друзья не могут поверить, что я рассказываю тебе так много, – сказала четырнадцатилетняя девочка своему отцу, когда они в очередной раз гуляли вместе. – Они говорят, я ненормальная».

За всеми шестью способами привязанности стоит единое стремление к близости. В процессе здорового развития отношений шесть нитей сплетаются в один толстый канат, помогающий сохранить контакт даже в самых неблагоприятных обстоятельствах. Если ребенок крепко привязан к вам, есть много способов сберечь вашу близость и быть вместе, даже если физически вы разделены. Чем менее зрелый у вас ребенок, тем более примитивным (больше похожим на свойственный младенцам или дошкольникам) будет стиль его привязанности. Дети далеко не всегда могут реализовать потенциал своих привязанностей, особенно если они ориентированы на ровесников. По причинам, о которых мы расскажем позже, ориентированные на ровесников дети часто остаются незрелыми, а их эмоциональная сфера формируется так, чтобы избежать любого осознания их уязвимости (подробнее об этом в главах 8 и 9). Ориентированные на ровесников дети живут в мире крайне ущербных и поверхностных привязанностей. Дети, вынужденные стремиться к контакту с ровесниками, выбирают сходство как наименее уязвимый вид привязанности. Отсюда их желание быть максимально похожими друг на друга: внешне, манерой держаться, образом мыслей, вкусами и ценностями.

По сравнению с детьми со здоровой привязанностью к родителям, ориентированные на ровесников дети часто ограничиваются только двумя-тремя способами устанавливать и поддерживать связь. Дети, ограниченные в выборе способов привязанности, попадают в серьезную зависимость от них, точно так же, как люди, потерявшие зрение, больше зависят от прочих доступных им органов чувств. Если способ держаться только один, хватка будет крепкой и отчаянной. Именно так ориентированные на ровесников дети привязаны друг к другу: крепко и отчаянно.

Когда основные привязанности конкурируют

Поскольку привязанность играет ключевую роль в психике ребенка, человек, к которому он сильнее всего привязан, будет оказывать наиболее серьезное влияние на его жизнь.

Но неужели дети не могут быть одновременно привязаны к своим родителям (учителям) и к ровесникам? Это не только возможно, но и желательно, если разные виды привязанностей не вступают между собой в противоречие. Чего не может быть и чего не бывает никогда – сосуществования конкурирующих первичных привязанностей, конкурирующих отношений ориентации, другими словами, ориентационных отношений с противоположными ценностями и взглядами. Когда первичные привязанности вступают в противоречие, одна из них проигрывает. Несложно понять, почему это происходит. Моряк, прокладывающий путь по компасу, заблудится, если на нем будет два Северных полюса. Столь же «успешным» будет и путь ребенка, использующего в качестве указателей одновременно ровесников и взрослых. Ребенок может ориентироваться либо на ценности ровесников, либо на ценности взрослых, но не на те и другие одновременно. Либо доминирует культура ровесников, либо культура родителей берет верх. Мозг привязанности незрелой личности не может выдержать два ориентирующих влияния одинаковой силы, два послания, противоречащих друг другу. Ему необходимо выбрать одно из двух. В противном случае возникнут эмоциональная путаница, паралич мотивации и остановка деятельности. Ребенок перестанет понимать, куда двигаться. Точно так же поступает мозг, когда глаза у ребенка расходятся настолько, что изображение начинает двоиться: автоматически подавляет поступление визуальной информации от одного из глаз, и тот как будто слепнет.

В сравнении с взрослыми – зрелыми взрослыми – детьми гораздо больше движут потребности в привязанности. Взрослые тоже могут ощущать сильнейшую потребность в привязанности, и многим это известно на собственном опыте, но вместе с настоящей зрелостью приходит и способность откладывать удовлетворение этих потребностей на будущее. У детей такой способности нет. Когда ребенок вкладывает силы в отношения, конкурирующие с его привязанностью к родителям, это оставляет серьезный отпечаток на его личности и поведении. Именно это мощное притяжение со стороны ровесников с огорчением наблюдали родители Синтии.

За переживаниями родителей часто скрывается боль предательства (как они это ощущают). Но мы, как правило, игнорируем или недооцениваем этот внутренний сигнал. Мы пытаемся успокоить себя, что все дело в проблемах с поведением, гормонах или «нормальном подростковом бунтарстве». Подобные псевдобиологические объяснения или психологические теории отвлекают нас от реальной проблемы – несовместимых, конкурирующих между собой привязанностей. Гормоны всегда были частью нормальной физиологии человека, но раньше их действие не приводило к массовому отдалению детей от родителей, с котором мы имеем дело сегодня. Раздражающее и грубое поведение всегда лишь внешнее проявление более глубоких проблем. Попытки наказывать или контролировать поведение без учета его внутренних предпосылок – то же самое, что лечение симптомов болезни без поиска ее причины. Как мы покажем в этой книге, более глубокое понимание своих детей укрепит уверенность родителей и позволит им справляться с «плохим поведением» действительно эффективными способами. Что же касается «нормального подросткового бунтарства», в следующих главах станет ясно: непреодолимое стремление наших детей принадлежать к группе ровесников, приспосабливаться к ней и соответствовать ее ожиданиям ценой их собственной настоящей индивидуальности не имеет ничего общего со здоровым развитием и созреванием.

Фундаментальная проблема, с которой мы, родители, сталкиваемся лицом к лицу, – это проблема конкурирующих привязанностей, которые уводят детей прочь от нашей любви и заботы.

Когда привязанность оборачивается против нас

Мы поняли, каким образом ровесники Синтии заняли место ее родителей, но остался еще один волнующий вопрос: как объяснить ее враждебность по отношению к матери и отцу? Многие родители нынешних подростков и даже детей помладше испытывают точно такой же шок, сталкиваясь с грубостью и агрессией собственных детей. Почему же сближение с ровесниками приводит к отчуждению от родителей?

Ответ следует искать в биполярной природе привязанности. Человеческая привязанность устроена так же, как ее аналоги в материальном мире, например магнитное притяжение. Магнитное поле поляризовано: один полюс притягивает стрелку магнитного компаса, другой – отталкивает ее. Термин биполярный означает существование в двух полярностях, наличие двух полюсов одновременно. В биполярности нет ничего необычного: это часть естественной природы привязанности.

Чем ближе вы к Северному полюсу, тем дальше от Южного. Это верно и для человеческой личности, особенно в случае с детьми и другими незрелыми субъектами привязанности. Ребенок, стремящийся к близости с кем-либо, скорее всего, будет сопротивляться любому конкуренту этого человека. Точно так же взрослый, влюбившись в другого, вдруг обнаруживает, что общество бывшего возлюбленного (возлюбленной) ему невыносимо. При этом сам бывший возлюбленный ничуть не изменился, изменилось отношение к нему. Одного и того же человека можно желать или отвергать в зависимости от того, куда указывает компас привязанности. Когда происходит смена первичной привязанности, близкие еще недавно люди становятся объектами презрения и вместо любви начинают внушать отвращение. Такие сдвиги могут происходить с ошеломляющей скоростью: многие родители наблюдали подобное, когда ребенок приходил домой в слезах, озлобленный и обескураженный неожиданным неприятием со стороны лучшего друга.

В большинстве своем мы интуитивно ощущаем биполярную природу привязанности. Мы знаем, как короток путь от влечения до отчуждения, от симпатии до отвращения, от нежности до пренебрежения, от любви до ненависти. Но мало кто из нас понимает, что столь сильные эмоции и импульсы – в действительности две стороны одной медали.

Современным родителям просто необходимо понять биполярную природу привязанности, особенно в связи с распространением ориентации на ровесников и, соответственно, все большим отдалением детей от родителей и прочими сопутствующими проблемами. Нынешние дети не только поворачиваются к своим ровесникам, вместе с этим они активно и со всей присущей им энергией отворачиваются от собственных родителей, как Синтия. В отношениях привязанности нейтральности не существует. Поскольку ребенком управляет его привязанность, все его отношения имеют какой-либо заряд. Привязанность делит все и всех в мире ребенка на симпатичных или безразличных, желанных или отвергаемых, притягивающих или опасных. В наши дни две разных привязанности, к родителям и к ровесникам, очень часто вступают в противоречие, соперничают, как влюбленные за внимание одного и того же человека. Многие родители, к своему глубочайшему сожалению, проверили на собственном опыте: дети не могут одновременно ориентироваться на ровесников и на родителей.

Отчуждение ребенка по отношению к родителям объясняется не изъянами в характере, укоренившейся грубостью или поведенческими проблемами. Это происходит, когда инстинкт привязанности направлен не туда.

В нормальных условиях биполярная природа привязанности служит благородной цели – удерживает ребенка рядом с растящими его взрослыми. Первое ее проявление в раннем детстве обычно называют боязнью посторонних. Чем сильнее привязанность младенца к конкретным взрослым, тем старательнее он будет избегать контакта с теми, к кому не привязан. Если новорожденный хочет быть с вами, и к нему приближается кто-то незнакомый, он отстранится от чужака и прижмется к вам. Это чистый инстинкт. Дистанцироваться от незнакомцев, которые подходят слишком близко, более чем естественно. Тем не менее мы все наблюдали ситуации, когда родители отчитывали младенцев за столь явные жесты отчуждения и просили прощения за детскую «грубость».

Для детей постарше подобная реакция считается еще менее простительной. Ориентация на ровесников оборачивает естественную, интуитивную реакцию на посторонних против самих родителей. Признаки нарушения привязанности у подростка бывают не столь наглядными, как реакция едва начавшего ходить малыша, который показывает маме язык, но существуют и другие жесты отчуждения, не менее эффективные: взгляд, заставляющий вас держаться на расстоянии, каменное лицо, отказ улыбнуться, закатывание глаз, отказ посмотреть на вас, избегание контакта, нежелание взаимодействовать.

Иногда мы буквально всем телом ощущаем сдвиг полярностей. Поставьте себя на место матери третьеклассницы Рэйчел. С первого дня вы водили ее в школу за руку, и это было чудесно. Прежде чем расстаться, вы всегда обнимались, целовались и шептали друг другу нежности на прощанье. Но вдруг все внимание Рэйчел поглотили ровесники, теперь она хочет быть с ними постоянно. Она приносит домой позаимствованные у них жесты, язык, предпочтения в одежде, даже манеру смеяться. Однажды вы выходите из дома, как обычно, рука об руку, взаимно стремясь к близости и общению. По дороге вы встречаете ее одноклассника. И что-то меняется. Вы все еще держите дочь за руку, но она уже не держится так крепко за вашу ладонь. Она идет чуть впереди или чуть позади вас, не рядом. Чем больше детей вы встречаете по пути, тем шире становится пропасть между вами. Вдруг она бросает вашу руку и бежит вперед. Вы спешите за ней, наклоняетесь, чтобы, как обычно, обнять ее, но она отстраняется, будто стесняясь. Вместо нежных объятий вы получаете мимолетный взгляд с приличной дистанции и взмах рукой на прощание. Вы чувствуете, что действуете вопреки каким-то базовым инстинктам. То, что вы переживаете в это мгновение, – темная, обратная сторона привязанности, отвержение со стороны того, кто прежде был для вас очень близок, возникающее при появлении новых, более значимых отношений. Проще говоря, наши дети бесцеремонно бросают нас ради своих ровесников.

Этот отрицательный полюс привязанности проявляется несколькими способами. Один из них – отрицание сходства. Стремление к сходству играет огромную роль в формировании личности и поведения ребенка. Дети, крепко привязанные к своим родителям, делают все, чтобы походить на них. Как минимум до подросткового возраста им очень приятно, когда сходство между вами замечают другие, и не важно, что конкретно имеется в виду, одинаковое чувство юмора, похожие предпочтения в еде, общие мысли по теме, схожие реакции на фильм, похожие музыкальные вкусы. (Некоторые читатели могут с недоверием отнестись к этому утверждению, счесть его безнадежно идеалистичным и устаревшим. Но это лишь продемонстрирует, насколько ориентированными на ровесников за последние несколько десятилетий стали взрослые и до какой степени нормальной стала ориентация на ровесников.)

Ориентированные на ровесников дети не желают быть похожими на своих родителей и стараются как можно сильнее отличаться от них. Если сходство означает близость, то стремление к отличию – способ дистанцироваться. Такие дети часто из кожи вон лезут, чтобы отстоять противоположную точку зрения и сформировать отличные от родительских предпочтения. Они выбирают противоположные взгляды и суждения.

Эту навязчивую потребность отличаться от родителей можно принять за стремление ребенка к индивидуальности. Но это приведет к неправильному истолкованию ситуации. Настоящая индивидуация[3] проявляется во всех отношениях ребенка, а не только с взрослыми. Ребенок, по-настоящему настроенный на обретение собственного «я», защищает свою самость от любых посягательств. Однако те «настоящие индивидуальности», которые отстаивают свою независимость от родителей, напротив, часто стремятся слиться со своими ровесниками, их страшат любые отличия от группы. То, что взрослым кажется индивидуальностью ребенка, скрывает под собой лишь желание соответствовать ровесникам.

Один из самых неприятных видов поведения, почти наверняка ведущий к отчуждению, – насмешка и передразнивание тех, от кого мы хотим дистанцироваться. Такое поведение встречается во всех культурах, что свидетельствует о его глубоко инстинктивной природе. Инстинктивное передразнивание – противоположный полюс наших попыток сблизиться через подражание и имитацию. Имитация – один из самых лестных комплиментов для человека, передразнивание и насмешка – одно из самых обидных унижений.

Чем больше ребенок стремится к близости с ровесниками через сходство, тем скорее он будет передразнивать взрослых. Когда передразнивают ученики или дети – это ранит в самое сердце, выводит из себя. Такое поведение, направленное против взрослых, отвечающих за ребенка, – яркий признак ориентации на ровесников. Аналогично полярная противоположность симпатии и стремлению угодить – надменность и презрение. Когда дети начинают ориентироваться на ровесников, родители часто становятся объектами издевательств и насмешек, оскорблений и унизительных высказываний. Обливание грязью сначала происходит у родителей за спиной, часто с целью заработать очки в глазах ровесников, но по мере усиления ориентации на ровесников нападки приобретают более открытый характер. Такую враждебную позицию логично приберечь для врагов в знак того, что сожжены все мосты. Но какой смысл в том, что дети будут считать нас врагами? Это вредно и для них, и для нас, и для отношений. Зачем кусать дающую руку? В этом нет никакой пользы. Но дети, ориентированные на ровесников, просто делают то, что для них естественно, в согласии со своими инстинктами. И мы снова возвращаемся к идее, что выходят из строя именно инстинкты, а поведение просто следует за ними. Вот что случается, когда привязанности конкурируют и поляризуются.

Иногда отчуждение носит пассивный характер. Ориентированные на ровесников дети часто ведут себя так, будто у них нет родителей, особенно в компании друг друга. Существование родителей не учитывается и не обсуждается. На школьных мероприятиях родителей просто игнорируют.

Иисус указывал на несовместимость конкурирующих привязанностей и биполярную природу привязанности, когда говорил: «Никто не может служить двум господам. Ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть» (Матф. 6:24). Если ребенок привязан к ровесникам, для него противоестественно выступать на нашей стороне или выполнять наши просьбы. Дети не специально проявляют свое неуважение, они просто следуют своим инстинктам – инстинктам, которые исказились по причинам, над которыми сами дети не властны.

Как же так вышло, что современные дети с такой готовностью переносят свои привязанности с взрослых, которые их растят, друг на друга? Причиной тут не ошибки отдельных родителей, а беспрецедентный культурный сбой, с компенсацией которого инстинкты не справляются.

Наше общество не удовлетворяет потребности, ключевые для развития наших детей. Лишь в двадцатом веке ученые выявили важность привязанностей для здорового психологического роста, и в то же самое время случились незаметные сдвиги в обществе, постепенно ослабившие механизм ориентации детей на взрослых. Экономические силы и культурные тенденции, преобладавшие в последние несколько десятилетий, разрушили социальный контекст естественной работы родительских инстинктов и стремления детей к привязанности.

Хотя в каждом из нас генетически заложено сильнейшее стремление к привязанности, в человеческом мозге нет архетипа родителя или учителя. Мозг запрограммирован лишь на то, чтобы ориентироваться, привязываться и, наконец, поддерживать контакт с полюсом притяжения. У ребенка нет никаких причин тянуться именно к тому, кто похож на маму или папу или кажется заботливым, знающим и зрелым. У ребенка изначально нет предпочтений, помогающих выбрать взрослого, который будет о нем заботиться: первобытный мозг привязанности не испытывает никакого уважения к диплому государственного образца или педагогическим курсам. Врожденные механизмы не признают социально обусловленных ролей, им все равно, будет ребенок прислушиваться к учителю, воспитателю или даже родителю, уважать их и поддерживать близость как положено.