Наследница Ефиминюк Марина

– Мне надо переодеться, – решилась я на поездку. – Вы можете подождать в доме.

– Не переживайте о моем комфорте, я вполне способен посидеть в экипаже, – церемонно отказался от приглашения Генри и указал большим пальцем назад, намекая на заляпанную грязью карету.

Застегивать бесконечный пуговичный ряд, пудрить лицо, накладывать на губы розовую помазулю тонкой кисточкой нервными, нетерпеливыми руками было страсть как неудобно. Закончив со сборами, я остановилась у высокого зеркала. Из отражения на меня смотрела ярко накрашенная высокородная дама в дорогом бархатном платье и с несуразной маленькой шляпкой, приколотой к светлым волосам.

…Нелепая, смешная, претенциозная.

Разозлившись, я сорвала головной убор, вылезла из вычурного наряда, смыла краску с лица, надела простое дорожное платье. Вернулась из коридора, чтобы нацепить следящий кристалл, на столике в холле оставила письмо для Глэдис и вышла из дверей. К моему огромному удивлению, золотые карманные часы с острыми стрелками показали, что сборы заняли всего десять минут.

Генри с неуклюжей обходительностью помог мне усесться в карету, и все равно, когда я забиралась, то испачкала подол. В экипаже пахло кислым вином, словно кто-то разбил целую бутыль, а в незашторенное окно струилась дождливая прохлада, и я пожалела, что не взяла шаль.

Некоторое время мы в полном молчании тряслись по размытой дороге, но вдруг у Генри вырвался странный смешок. С удивлением я обратилась к попутчику. Он кусал кулак, стараясь подавить приступ хохота, и мне стало не по себе.

– Генри, что вас рассмешило?

– Я много лет мучаюсь вопросом, почему стоит произнести имя Влада Горского, как даже умницы превращаются в безмозглых гусынь?

– Простите?

– Ты так легко поехала со мной, Анна…

Я не успела испугаться и осознать, что происходит, как он выставил ладонь и с силой сдул мне в лицо серебристый порошок. В воздухе закружилось мерцающее на солнце облако, кислый запах усилился. Невольно я вдохнула пыль, в носу запершило, а во рту появился горьковатый привкус. Закашлявшись, я прохрипела:

– Что ты делаешь?

– Избавляюсь от тебя.

Последнее, что я увидела, прежде чем потерять сознание, – стремительно приближавшаяся к носу лавка, отполированная сотнями пассажиров до неимоверной гладкости и…

В сознание меня вернула ударившая по глазам вспышка. Застонав, я хотела закрыться ладонью, но не смогла пошевелить руками. Стоило повернуть голову в слабой попытке спрятаться от жалящего света, как тут же виски пронзила яростная боль, точно при чудовищном похмелье. Рядом кружились голоса, и кто-то беспрерывно рыдал за стеной.

– Опять ты этой дрянью товар одурманил, – ворчал незнакомый визгливый голос, принадлежащий то ли мужчине, то ли женщине. – Они потом до утра с кровати подняться не могут, а торги уже начинаются.

– Берешь или нет? – фыркнул Генри.

– Сколько хочешь?

– Семьдесят процентов.

– Совсем охамел, стервец? Если она издохнет на помосте? Сорок и не больше.

– Ладно, все равно случайно подвернулась, – пробухтел Генри. – Только монетами, а не ассигнациями.

– Может, тебе еще на счет в банке положить?

Плохо понимая, что обсуждают люди рядом, я собрала крохи сил и просипела:

– Потушите свет…

– О, глянь-ка, очнулась! – обрадовался мучитель. – Ну-ка, дорогуша, открой глаза. Хочу увидеть их цвет.

Повинуясь приказу, я с трудом разлепила веки. Чужие лица расплывались, к горлу подступала тошнота. Чужие пальцы больно сжали мне подбородок.

– Синеглазая блондинка, – поцокал он языком. – За двадцатку сбудем.

– Может, накинешь еще пятак? – тут же предложил мой похититель.

– Рыло пополам не треснет?

Свет погас, голоса отдалились. Хлопнула дверь, три раза в замке провернулся ключ. В воцарившейся тишине за стеной кто-то беспрерывно рыдал, и под чужой горестный плач ко мне медленно возвращалось сознание. Как всегда, магический дар переборол колдовской дурман в разы быстрее, чем у обычного человека.

Окончательно придя в сознание, я обнаружила себя одетой в одну лишь исподнюю сорочку и лежащей на замусоленных простынях. Следящий кристалл исчез, впрочем, как и обувь. Видимо, тюремщики не ожидали, что я сумею прийти в себя, и меня даже не связали.

Я слезла с кровати, неустойчиво пошатнулась. Переждав несколько секунд, когда приступ утихнет, на цыпочках прошмыгнула к окну, скрытому деревянной решеткой. На улице уже разливались сизые сумерки, в небе проявлялась острая краюха полупрозрачной луны с яркой звездочкой-спутницей.

Створки поддались не сразу, пришлось хорошенько дернуть, и окно отозвалось протяжным обиженным стоном, таким громким, что за стеной утих вой. В зловонную комнатушку ворвался поток вечернего холода.

Испугавшись, что выдала себя, я замерла и, переждав некоторое время, подергала решетку с маленьким навесным замком, и от каждого толчка по перекрещенным рейкам пробегали голубоватые искры. Хлипкая с виду решетка оказалась опечатанной заклинанием. Какая предусмотрительность!

И в этот момент раздались тяжелые шаги, под дверью прочертилась полоска яркого света. В замке провернулся ключ, и меня парализовало от страха. В ужасе я смотрела на перешагнувшего через порог бородатого здоровяка с магическим светильником в руке. Его мощная фигура заслоняла собой проем.

– Не попорть товар! – донесся из глубины коридора знакомый голос. Ни жива ни мертва, я следила, как он приближался ко мне.

– Сама пойдешь или связать? – прогу дел он.

– Сама… – осознавая, что все равно сбежать прямо сейчас не смогу, а только окажусь избитой, просипела я.

От страха тело стало нечувствительным к холоду, а происходящее казалось дурным сном. Мне с трудом помнилось, как меня впихнули в прокуренное помещение, полное людей. Под свист и пьяное улюлюканье я оказалась стоящей на сколоченном из грубых досок невысоком помосте перед возбужденной толпой. Меня ощупывали жадными взглядами, изучали как скаковую лошадь.

– Начальная ставка, уважаемые сунимы, сто золотых! – объявил носатый карлик в замусоленном камзоле, и я узнала голос человека, рассматривавшего меня в грязной каморке.

Толпа взорвалась оглушительным громом голосов.

– Распустите ей волосы! – выкрикнул кто-то.

– Давай, дорогуша, поторопись! – прошипел коротышка.

Едва живая от страха, я подняла дрожащие руки и вытащила шпильки. Тяжелый золотой водопад упал на плечи и скрыл спину до самой поясницы.

– Как видите, сунимы, никакого обмана, никакой магической маски. Перед вами натуральная блондинка! Итак, двадцать золотых, кто больше?

– Тридцать! – выкрикнул кто-то.

– Семьдесят!

– Кто даст сто, сунимы? – Карлик указал в толпу молотком, и я в растерянности проследила взглядом в указанном направлении. Проходящие торги казались мне абсолютно фантастичными, даже не верилось, что подобная нелепица происходила именно со мной. Разве я лошадь или корова?

Вдруг некстати подумалось, что у меня имелась собственная лошадь рыжей масти с белыми чулками. Ее звали Искорка, и я была столь жалкой, что сумела вспомнить об обожаемом питомце, лишь превратившись в живой товар на подпольном аукционе.

– Пусть она снимет исподнее! – выкрикнул кто-то, и я невольно сжала дрожащими пальцами ряд жемчужных пуговичек на груди измусоленной рубашки.

– Снимай! – приказал мне карлик.

– Нет.

– Снимай!!! – прошипел он и, не дождавшись охраны, сам дернул за кружевной подол. Нежная батистовая ткань затрещала. Мигом решив, что подохну только с музыкой, я со всей силы ударила коротышку ногой в живот. С хрюканьем он согнулся пополам и вылупился на меня красными злыми глазами. Толпа зашлась издевательским гоготом.

– Горячая штучка! – заливался кто-то. – Даю сто!

Но не успела «горячая штука» опомниться, как оказалась поваленной на дощатый помост мощной оплеухой от стража. В голове разлетелся на части тугой ком боли, во рту появился привкус крови. Спрятавшись за пеленой волос, я хватала ртом воздух и старалась подавить унизительные рыдания.

Внезапно в помещении началось хаотичное движение. Задние ряды заволновались, взбаламученный народ закрутил головами, а потом толпу накрыл визгливый сигнал свистка стражи, и зал погрузился в хаос.

Пока про меня все забыли, я сползла с помоста, кое-как доковыляла до стены и сжалась в углу комочком, пережидая, когда народ схлынет и у меня появится возможность попросить о помощи и не оказаться растоптанной людьми, похожими на стадо взбешенных баранов. Не-ожиданно мои плечи накрыли курткой, хранившей тепло ее хозяина. Я подняла голову, рядом со мной на корточках сидел Влад Горский.

– Как вы здесь оказались? – просипела я.

– Это я хотел спросить, как ты здесь оказалась? – Сжав мой подбородок, он долго рассматривал синяк на разбитой, пульсирующей от боли скуле и, наконец, вздохнул: – Вставай.

На ноги я поднялась сама, держась за стену. Влад остановил взгляд на моих грязных ступнях, и вдруг я поймала себя на том, что оттягиваю подол разодранной сорочки, чтобы прикрыть разбитые колени. Последовала странная пауза.

– Как можно было довести… – осекшись, он зло цыкнул, а в следующий момент совершенно неожиданно подхватил меня на руки.

Шокированная знакомой близостью крепкого мужского тела, я оцепенела и не могла даже мизинцем пошевелить.

– Обними меня за шею, я не кусаюсь, – вымолвил он, направляясь через полный стражей и плененных аукционеров зал, но я замотала головой.

Выйдя из здания заброшенной мануфактуры, мы оказались на заднем дворе, так ярко озаренном магическими огнями, что казалось, будто снова наступил день. Влад принес меня к карете, помог забраться внутрь, не позволив встать босыми ногами в грязь, взбитую конскими копытами до густого киселя. Расправленные кожаные шторки скрывали салон от чужих любопытных глаз, на оббитом замшей потолке отбрасывал неяркое свечение магический кристалл. Кутаясь в мужскую куртку, я забилась в уголок сиденья.

– Прикройся, – велел Влад, намекая на клетчатый плед, аккуратно сложенный на соседнем сиденье. – Ты почти обнажена.

– Вас это смущает?

– У тебя нет ничего, что я не видел бы раньше.

Он хлопнул дверью кареты и надолго оставил меня самостоятельно переваривать случившееся, но похищение, торги и последующее спасение все равно казались абсолютно нереальными, как будто произошли не со мной.

Через некоторое время Влад вернулся в экипаж и, уткнувшись взглядом в мои голые ноги, категорично швырнул мне на колени плед. От неожиданности я даже вздрогнула и едва успела подхватить колючее покрывало прежде, чем оно соскользнуло на пол.

Горский устроился напротив и прикрикнул кучеру:

– Поехали!

Мы тронулись с места.

– Куда мы? – тихо спросила я.

– В дом к твоему судебному заступнику. Он о тебе позаботится. Я договорился с дознавателями, они сделают вид, что тебя не было в мануфактуре. Шумиха вокруг фамилии Вишневская – ни к чему.

– Вы заплатили деньги?

– Поспи пока. – Он замолчал и вдруг с плохо скрываемым раздражением рявкнул: – И заверни уже ноги в плед, пока не подхватила горловую жабу![4] Если у тебя не соображает голова, это не значит, что должно страдать тело.

– Что? – с возмущением выдохнула я.

– Зачем ты провоцировала их? Зачем позволила себя ударить?!

– Мне надо было позволить себя раздеть?

– Полагаешь, что под рубашкой чем-то отличаешься от других женщин или на тебя кинулась бы толпа?

Резко обрывая спор, он закрыл глаза, сложил руки на груди и сделал вид, будто отдыхает, всем своим видом давая понять, что больше не намерен ни говорить со мной, ни даже ругаться.

Долгое время в гробовом молчании мы тряслись в карете. Конские копыта звонко застучали по брусчатке, и стало ясно, что экипаж въехал в городские ворота. Влад открыл глаза, наши взгляды встретились.

– Почему вы злитесь на меня? – тихо произнесла я.

– В нашу последнюю встречу ты сказала, что хочешь забыть обо мне как о страшном сне. – Он усмехнулся. – Видимо, чтобы забыть меня, тебе пришлось стереть абсолютно все воспоминания и здравый смысл вместе с ними. Как ты додумалась поехать с человеком, о котором ничего не знаешь?

– Потому что вы позвали меня, а он – ваш друг!

– Я не звал тебя.

– Нет?

– Зачем бы мне это делать?

– Мы были любовниками, а потом я исчезла, даже не попрощавшись.

– Верно, были, – кивнул он. – Не знаю, что ты увидела в своих видениях и что именно додумала, но, поверь мне, ты ошибаешься абсолютно во всем. Наша интрижка закончилась раньше, чем ты потеряла память.

– Я скрывала свой дар ото всех, но вы-то о нем знаете, – отчего-то заспорила я. – Значит, я доверяла вам…

– Ты глухая или глупая? Не слышишь, о чем я говорю, или не понимаешь? – нетерпеливо оборвал он мой невнятный лепет.

Внутри вспыхнуло раздражение.

– Интрижка, глухая, глупая, – зло повторила я. – Вы нарочно используете такие оскорбительные слова?

Некоторое время мы рассматривали друг друга. Понимал ли он, что обидел меня?

– Ты хотела узнать о нас? – Влад изогнул брови. – Между нами случился роман. Я поспорил, что соблазню тебя за месяц, мне удалось это сделать за три седмицы. Я думал, что будет весело, но когда ты влюбилась, стало ужасно скучно.

К горлу подступил тошнотворный комок, я судорожно сглотнула, надеясь, что меня не вывернет прямо на пол кареты.

– Даже твои деньги, Анна, не делали тебя веселее…

– Довольно! – выдохнула я. – Я все поняла!

В салон обрушилось тяжелое молчание. В сущности, я практически не помнила человека, который сидел напротив и безразличным голосом выговаривал мне все эти ужасные вещи, но тогда почему мое сердце было готово взорваться от боли?

Предательские слезы жгли глаза. Мне не удалось сдержать громкого всхлипа, и этот горестный звук повис в густой духоте. Стараясь не смотреть на Влада, я дернула занавеску, и в салон ворвался вихрь ночной прохлады. От осознания, что по глупости я допекала человека, который уже и думать забыл о моем существовании, становилось мучительно стыдно.

Карета остановилась. Кучер с глухим жмыхом отодвинул заслонку, отделявшую козлы от пассажиров, и оповестил:

– Суним Горский, мы на месте.

– Спасибо, – отозвался Влад и кивнул мне: – Я отнесу тебя…

– Не надо! – Я выставила руку, останавливая его неожиданно светлый порыв. – Я хочу извиниться перед тобой, Владислав.

У того сделалось странное лицо.

– Прости, что свалилась на тебя, как снег на голову, и устроила переполох… – У меня сорвался голос. – Честно говоря, мне больше нечего сказать. Я, наверное, никогда не умела извиняться, да?

Возница открыл дверь, разложил ступеньку. Скинув плед, я осторожно спустилась босыми ногами на ледяную брусчатку. Из дома Кастана, особняка с узкими окнами и эркером в гостиной, к карете бежали слуги. Впереди всех неслась Глэдис.

– Анна… – вдруг позвал Влад. В его лице отражалась необъяснимая растерянность.

– Это так унизительно… – Я с трудом проглотила комок слез, но голос все равно истончился и сломался. – Чувствую себя полной идиоткой!

– Нима Анна, что с вами случилось? – на ходу охала испуганная дуэнья. – Почему вы так одеты? Что происходит?!

Я знала, что он наблюдал за мной из глубины экипажа. Повела плечами, и куртка упала на брусчатку, а мои плечи немедленно прикрыли пледом.

Эта куртка провалялась на дороге всю ночь и исчезла к рассвету. Может быть, ее выбросил дворник, выметавший под светом магического фонаря клочок мостовой перед воротами. Может быть, забрали бродяги. Я долго смотрела из окна второго этажа на эту проклятую куртку, грязную и изъезженную колесами грохотавших экипажей, но все равно не узнала, кому в итоге она досталась.

В открытые окна моей спальни в доме Кастана Стоммы лилось густое послеполуденное солнце. Сквозняк надувал пузырем легкую белую тюль и приносил в умиротворение теплой комнаты птичье стрекотание.

Сидя перед секретером, я записывала в блокнот едкие фразы. После похищения в голову вообще приходили только нехорошие, злые слова, растекавшиеся по белым листам темными пятнами.

…Ведьма, мошенник, пьяница, ключница, наследная принцесса, король, Владислав Горский…

Последнее имя я написала по инерции и поспешно зачеркнула. Владислав Горский испарился из моей жизни раньше, чем из нее исчезли воспоминания, а значит, пытаться восстановить события, связанные с ним, являлось бессмысленной потерей времени.

– Нима Анна, вы меня слышите? – донесся до меня нетерпеливый голос Глэдис.

– А? – Я вдруг осознала, что некоторое время невидящим взором пялилась на жирно зачеркнутое имя и пририсовывала к нему крылышки с цветочками.

Крылышки? Я это серьезно?

– Суним Стомма просит, чтобы вы спустились к нему в кабинет, – со скорбным выражением на лице объявила дуэнья.

– У тебя такой загробный голос, как будто подлеца Генри нашли мертвым, – не особенно-то удачно пошутила я. Как и следовало ожидать, она не улыбнулась. – Ты меня пугаешь, Глэдис. Почему ты такая серьезная?

– Сейчас сами все увидите, – буркнула она, сложив руки на животе. – И хочу сразу объявить, что это идея сунима судебного заступника. Я не участвовала в этом… непотребном сыр-боре.

Непотребный сыр-бор? Святые Угодники! Если Глэдис начала сыпать такими страшными ругательствами, то дело действительно было серьезным.

Напустив туману, она развернулась на пятках и, отчаянно стуча каблуками по наборному паркету, устремилась вон из комнаты. Заинтригованная до глубины души, я направилась следом.

В кабинет Кастана я вошла по-хозяйски, без стука. Широко открыла дверь, смело шагнула, завернувшись в приветливую улыбку, точно в вуаль, и замерла на пороге, чувствуя, как невольно меняюсь в лице. За длинным столом переговоров сидел Владислав Горский, и он выглядел гораздо лучше, чем мне запомнился по трем нашим неудачным встречам.

Некоторое время в комнате царила дивная тишина, словно в театре перед самым началом спектакля, когда в зрительном зале уже тушили магические лампы, но еще не успевали открыть занавес.

– Присаживайся? – Кастан, занимавший стратегически удобную позицию в торце переговорного стола, словно мировой судья на заседании, указал на стул напротив Влада.

Я села. Нас разделила полированная гладкая столешница, на которой тут же появлялись следы от пальцев, если руки хоть сколько-то становились влажными, а при взгляде на Влада Горского мои – мгновенно вспотели.

– Анна? – с едва заметной улыбкой произнес нежданный гость и сделал глоток кофею из чашки на тонком блюдце.

– Владислав? – Я спрятала руки под стол, чтобы он не заметил нервически обкусанные ногти и расковырянные заусенцы у меня на пальцах. – Что вы забыли в нашем доме? Вы вляпались в неприятности и вам понадобился судебный заступник?

– Я предложил суниму Горскому службу, – ответил хозяин дома.

– Твоим помощником?

– Твоим женихом.

Я поперхнулась.

– Кофею? – видя, как я отчаянно пытаюсь подавить позорный приступ кашля, с любезной улыбкой Влад подвинул в мою сторону чашку.

– Я предпочитаю чай.

– Нет, ты предпочитаешь кенерийский кофей, – все с той же улыбкой поправил он. – Черный, с кардамоном и половинкой ложки коричневого сахара.

Мне даже кашлять расхотелось. Подлец знал обо мне даже такие мелочи! Я уже давно выяснила, что люблю крепкий кенерийский кофей, но вот с приправой никак не могла угадать.

Желание судебного заступника приставить ко мне телохранителя было понятным. Слишком мало я помнила прошлую жизнь, чтобы выглядеть в семейном кругу естественной, и Влад Горский помог бы мне избежать многих досадных промашек. Но ведь речь шла о человеке, седмицу назад заявившем, что в прошлом он еле-еле выносил мое общество. Неужели не нашлось более подходящей кандидатуры?

– Я не согласна, – спокойно заявила я, глядя в глаза бывшего любовника.

– С кофеем? – не понял Кастан.

– С женихом. Ты сам можешь выступить в роли моего жениха.

– Твои родственники слишком хорошо меня знают, а суним Горский, что уж греха таить, лучше всех знает тебя, – пояснил Кастан с непроницаемым лицом. Если с такой же каменной физиономией, словно у него вмиг атрофировались все лицевые мускулы, он выступал в мировом суде, то повешение того бедняги меня не удивляло.

– Я не доверяю ему, – кивнула я в сторону Влада. – Уверена, что он спокойно проследит, как я утону в Эльбе, вместо того чтобы бросить спасательный круг. По крайней мере, именно так он поступил, когда меня едва не спустили с молотка.

– Анна, ты преувеличиваешь… – начал Кастан.

– Благодарю, суним Стомма, но мне не нужен судебный заступник, – перебил его Влад и обратился ко мне: – Анна, я не собираюсь извиняться за то, что не имею привычки, очертя голову, кидаться в драку и уж тем более за то, что не соответствую твоим представлениям об идеальном герое. Если бы стражи не успели вовремя, то я бы просто перебил ставку.

– Смотрю, ты много знаешь о торгах и ставках, – сухо заметила я.

– Да.

Я не нашла чем ответить и, положа руку на сердце, сама не понимала, почему из моего рта вылетали все эти злые слова, но в перепалке Влад уложил меня на две лопатки, а сверху прикрыл одеялом, чтобы не высовывалась.

– Не помню, чтобы позволяла называть себя на «ты», – по-детски огрызнулась я.

– Извините, нима Вишневская, – насмешливо скривил он губы. – И коль мы пришли к общему мнению, что моя помощь вам не требуется, не вижу смысла и дальше терять время…

Влад попытался встать из-за стола. Но провал переговоров, видимо, в планы Кастана совершенно не входил, и он поспешил успокоить гостя:

– Постойте, Владислав! Вы же знаете, что Анна всегда была излишне резка и норовиста.

– Вы говорите обо мне, как о племенной кобыле, – с милой улыбкой встряла я. – В нашу последнюю встречу суним Горский заявил, что я была до отвращения скучна. Впрочем, несмотря на всю мою нудность, физической близостью со мной он не побрезговал.

От изумления Кастан забыл закрыть рот.

– Почему у тебя такое лицо? – развела я руками. – Сомневаюсь, что останусь старой девой из-за потери невинности до свадьбы. Не находишь, что отсутствие девственности с лихвой компенсирует щедрое приданое? Кстати, Владислав, что именно я пообещала тебе за роль жениха?

Передо мной лег контракт, написанный ровным секретарским почерком без излишних вензелей и закорючек. По диагонали просмотрев первые пункты, я обнаружила, что за три месяца жениховства потенциальному нареченному обещалось передать два золотых рудника на юге Алмерии.

– Ого, суним Горский, а у вас неплохие аппетиты, – присвистнула я и уточнила у судебного заступника: – Сколько у меня всего золотых рудников на юге?

– Два, – машинально отозвался тот. – И еще четыре на юго-востоке.

– То есть ты все-таки постеснялся забрать все? – Я глянула на Влада. – Выходит, вопрос был только в деньгах? Два золотых рудника вполне способны сделать меня чуточку забавнее, скажи?

И снова последовала странная пауза.

Не чувствуя никакого удовлетворения за то, что нагородила дерзостей, но никого не задела, я поставила четкую подпись под договором, тюкнула магическую печать, при прикосновении высвечивающую герб семьи, и объявила с ядом в голосе:

– Поздравляю, суним Горский, если вы не удавитесь от скуки в следующие три месяца, то станете крайне богатым человеком.

Пальцем я подтолкнула документ в сторону Влада.

– Святые Угодники, – пробормотал судебный заступник, принявшись обмахиваться своей копией бумаг, – мне даже жутко от того, что я снова увидел прежнюю Анну.

– Я всегда говорила гадости? – удивилась я.

– Ты всегда говорила правду, как бы возмутительно она ни звучала, – поправил меня Влад.

Он потягивал кофей и прятал нахальную ухмылку за тонкой фарфоровой чашкой. В его глазах танцевали веселые бесы.

– Прямо как сейчас, – добавил он через два глотка.