Моя незнакомая жизнь Полянская Алла
– Нет, спасибо.
– Ладно, захотите – наливайте себе. Скажите, Рита, а убитого вы не узнали?
– Да я к нему и не присматривалась. Но – нет. Точно нет.
– А между тем погибший был известным журналистом на нашем телеканале и известным в городе музыкантом, руководителем рок-группы, его многие знали в лицо. Известный человек и известный ловелас Виктор Борецкий. Знакомое имя?
– Безусловно. Даже я иногда смотрю телевизор. Но мы не были знакомы лично.
– Насколько я понял, ему нравились женщины вашего типа. Вы уверены, что не знали его?
Я опять вздохнула. Вот привязался! Да ему просто нравились женщины, без всякого типа. Конечно, я сейчас врала бессовестно и откровенно, только ведь и правда там, в квартире, не узнала Витьку. И оно, наверное, к лучшему. Потому что в трупе на полу не было ничего от того Виктора, которого я знала, с которым… Собственно, это тоже никого не касается.
– Уверена.
– А Нина Литовченко утверждает, что…
– Послушайте, Игорь Васильевич. Да я и Нину-то увидела сегодня впервые в жизни. С чего она так резво принялась клеветать на меня? Что-то здесь не так.
– Слишком много странностей для одного убийства.
– А мне до всего этого дела нет. Долго вы намерены меня здесь еще держать?
– Зависит от вас.
– Я арестована?
Телефонная трель прерывает нашу вновь разгорающуюся ссору. Если звонит тот, о ком я думаю, то часа не пройдет, как я окажусь в своей квартире. Следователь берет трубку, его высокая плотная фигура нависает над столом.
– Панков слушает.
Когда-то я писала диссертацию по антропонимике – (поясню: антропонимика – это наука о происхождении фамилий) и могла бы ему рассказать о его фамилии… Но, думаю, у него сейчас появятся иные интересы в жизни.
– Да, она здесь. Что?! Хорошо, пусть поднимается.
Мой визави бросает трубку и медленно поворачивается ко мне. Пусть сильнее грянет буря! Глаза у Панкова сердитые, но не бешеные. Мы все-таки вместе пили чай, а стрелять в человека, с которым ты только что поделился бутербродами, как-то невежливо.
– Откуда вам удалось позвонить?
– Хоть это и не ваше дело, все же отвечу: по закону я имею право звонить кому хочу.
– Я спрашиваю, откуда вы позвонили?
Тогда я выуживаю из кармана свой маленький красный телефончик экстренной связи, купленный два года назад. Недавно купила новый, тоже красный, но старый не выбросила, привыкла к нему, как к живому существу, а потому приспособила под номер, известный двоим самым близким мне людям.
– Где вы его взяли?
– Трубка моя.
– Ваша у меня в столе лежит.
– Вы не имели права отбирать у меня телефон. А у меня их два. Один ваша тетка не нашла. Не скажу, куда его спрятала, но она не нашла. И не надо краснеть, речь совсем не о том, от чего вы краснеете.
– Вы не имели права тайком делать звонки.
– А вы в этом уверены?
Конечно, он понимает, что все не так. И прекрасно знает, что именно у полицейских не было никакого права изымать у меня телефон, да и что угодно другое, принадлежащее мне на законных основаниях и не относящееся к расследуемому преступлению. Как не должны были препятствовать мне звонить любому, с кем я сочту нужным связаться. Но, видимо, Панков, как и его коллеги, настолько привык плевать на закон, что даже мысль о том, что нужно следовать его букве, кажется ему нелепой. Ничего, сейчас моего мучителя ждет еще одно потрясение, от которого он взбесится надолго. Но мне нет никакого дела до его расшатанной нервной системы.
Андрей вошел в кабинет так уверенно, словно привык бывать здесь ежедневно. Он вообще везде чувствует себя как дома. И я готова поспорить на что угодно, а в случае проигрыша проглотить свой сотовый, что максимум через полчаса я выйду из этого кабинета свободная, как птица на ветке. Мой кум Андрей, лучший в области адвокат и по совместительству Наткин муж, – очень тяжелая артиллерия. И хотя со мной еще ничего плохого не произошло, я не стала ждать, пока произойдет, пусть лучше сейчас Андрей расставит приоритеты, чем потом будет исправлять то, что исправить сложно. Так он нам с Наткой всегда и объяснял, когда заходил разговор о наших действиях, если случится нечто… Ну, такое, как сегодня. И я накрепко его слова запомнила.
– Итак, на каком основании вы задерживаете у себя мою клиентку? – сурово произносит первую фразу Андрей.
Профессиональный разговор я слушать не желаю, а думаю о том, что столь странного дня у меня не было уже очень давно. История получилась неправдоподобная, невозможная. Но какой же красавец тот блондин! И как только он мог связаться с тощей клячей Ниной? Хотя кто может знать, как у них там было, чужая семья – дело темное, и часто все не так, как выглядит со стороны.
Зачем мадам Литовченко пришла к нам в агентство под видом клиентки? И если следователь говорит правду, зачем лжет обо мне? Я уверена, что никогда раньше в глаза не видела ни ее саму, ни ее мужа. Что за идиотская история произошла с Витькой? Он явно трахнул кого-то не того, потому что за журналистскую деятельность его никто и пальцем бы не тронул. Парень не любил усложнять себе жизнь, все его интересы лежали совсем в иной плоскости. Больше всего его занимала рок-группа с каким-то дурацким названием, которое никогда не держалось у меня в голове. Витька надеялся стать знаменитым, но с каждым годом надежда таяла, потому что музыканты становились все старше, а престарелые рокеры – это же просто несерьезно. Собственно, их пятеро, и ни у кого нет ни семьи, ни работы. Конечно, какая женщина потерпит, если муж вместо того, чтобы работать и нести все в дом, выносит из дома даже те немногочисленные деньги, что есть, тратя их на потребности никому не интересной рок-группы?
– Рита, мы уходим, – доносится до меня.
Кто бы сомневался. Андрей самого дьявола убедит принять крещение. Я иногда думаю, что надо бы чаще брать его на дачу. Я опрыскиваю деревья от вредителей каким-то ядом, а всего-то и надо, что поставить Андрея посреди сада, и он точно убедит гусениц переползти в соседний двор, потому что их пребывание на моей территории незаконно, вступает в противоречие с действующим законодательством, нарушает мои гражданские права и так далее. Уверена, что гусеницы послушно отправятся в соседний сад, лишь бы с ним не связываться. Андрюха такой, он все может.
– Темная история…
Это Андрей, садясь в машину, итожит мой день. Хм, я тоже так думаю. И что с того? Ладно, проехали.
– Рита, это все очень странно.
– Что именно?
Андрей встревоженно смотрит на меня, и у меня снова портится настроение. Я знаю, когда у него такое лицо, значит, случилось что-то неприятное, и сейчас это что-то случилось у меня. Но, собственно, что? Подумаешь, кто-то убил Витьку… Да, я черствая, бессердечная сука. А вы думали, что в сказку попали?
– Да все! Скажи, ты точно не знала раньше Литовченко?
– Андрюшка, я тебе клянусь, сегодня утром увидела ее впервые в жизни.
– Тогда зачем тетка принялась врать о тебе? Да еще так ретиво! Она же тебя подставляет своими показаниями, понимаешь? Сказала, что ты была знакома с ее мужем. И с убитым тоже. Не просто знакома, а близко знакома.
– А если бы даже была, что это меняет?
– Может, все, а может, и ничего. Но ты должна знать: если в показаниях появляются такие вот разночтения, то полицейские сразу принимаются копать. Ты пойми одно, лейтенанта Коломбо среди них нет, особо разбираться никто не станет. Поймают на лжи и навешают всех собак, попробуй тогда отмыться. Им лишь бы дело закрыть, а кто виновен, как все было на самом деле, неинтересно. Так ты знала кого-то из них?
– Ладно, признаюсь. Да, я знала Витьку. В смысле, убитого. Нет, не перебивай меня! Я там ничего, кроме крови, вообще не увидела. Ты только представь: заходим в комнату, притом что я была в ней накануне вечером, и видим – кровь на стенах, потолке, паркете, а в красной луже на полу тело. Я его не рассматривала, сразу поняла, что передо мной труп, и все. То есть Витьку просто не узнала.
– А почему так и не сказала Панкову об этом?
– А зачем? Я не имею к этой истории никакого отношения. И в дальнейшем не хочу иметь.
– Если раскопают, что вы были знакомы, непременно решат – ты что-то скрываешь. Неприятности как минимум я тебе гарантирую.
– Да как узнают-то? Наш роман случился шестнадцать лет назад, после мы практически не виделись, только иногда, случайно. При встрече здоровались, и все. У меня ни малейшего представления о том, как и чем Витька жил все эти годы. Да мне и неинтересно, своих проблем хватает.
– Ты всегда так говоришь.
– Потому что это правда. Андрюш, я понимаю, что побеспокоила тебя, но…
– Брось, я не о том! – У Андрея даже кончик носа побелел. – Подумай своей дубовой башкой, история-то нешуточная. Ты была в квартире, знала убитого и скрыла это от следствия. Понимаешь, как все выглядит?
– Да ладно тебе! Не я же убила Витьку.
– Я понимаю, что не ты. – Андрей тяжело вздохнул. – Нет, я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях, ты в состоянии убить любого, если решишь, что у тебя есть на то уважительная причина. Но вот именно так ты никого убить не смогла бы.
– Андрюш, ты что говоришь-то?!
– Помолчи. Сколько лет мы знакомы, семнадцать, больше? За это время я хорошо изучил тебя, не сомневайся. Кума, ты прекрасная женщина, и я искренне люблю тебя. Но я реалист и знаю: ты способна на любой безжалостный, с точки зрения обычного человека, поступок, если решишь, что именно это тебе нужно. Есть одна ремарка: ты способна на что угодно по отношению к людям, которые тебе безразличны. Мы с Натальей, к счастью, в сей обширный список не входим. Не нужно возмущаться, я просто констатирую факт, который ничего не менял и не изменит в моем отношении к тебе. И в этом деле ты должна полностью мне довериться.
– Я доверяю тебе. Но есть еще кое-что. Честно сказать, не знаю, смогу ли я в случае чего оплатить твое время, знаешь ведь…
Андрей резко сворачивает на обочину, глушит двигатель и с яростью смотрит на меня.
– Рита, ты сама себя слышишь? Мы с тобой близко дружим почти два десятка лет, ты крестила моего сына, давно уже стала членом семьи. И сейчас смеешь говорить, что собираешься мне платить? Видимо, у тебя все-таки стресс, иначе я должен бы обидеться.
– Ну, Андрюша…
– Не ной! Головой надо думать, прежде чем языком болтать! Значит, так. Если тебя вызовут повесткой, без меня в сторону полиции даже шагу не делаешь. Рот на замок, ни с кем ничего не обсуждаешь, на работе языком не треплешь. А если кто-то из полиции подкатится, типа, с неофициальным разговором, просто помни: у них не бывает неофициальных разговоров, любые твои слова используют против тебя, если решат, что смогут это дело повесить на тебя. Ты меня поняла?
– Да.
– Теперь вот еще что. Знаю, ты неохотно впускаешь чужих к себе в дом, но будем осторожны. Сегодня же, прямо сразу по приходе домой, устрой генеральную уборку.
– ???
– Не надо делать такие глаза. Мне пока не ясно, что происходит, но Литовченко слишком быстро принялась тебя подставлять. Что это, бред злобной бабы или попытка подвести тебя под монастырь? Короче, сейчас ты переберешь дома все до нитки, прощупаешь все подушки, заглянешь в мышиные норы – ищешь то, что тебе не принадлежит. А теперь едем в офис, просмотрим ящики твоего стола. У тебя там вечно бардак, кто-то мог этим воспользоваться.
– Но зачем? Кому я могла понадобиться?
– Вопрос риторический. А в том смысле, с которым ты его задала, могу ответить: не знаю. Но вся эта история выглядит более чем странно, и я не хочу, чтобы она стала по-настоящему взрывоопасной, так что береженого бог бережет.
Как-то неуютно мне стало от слов Андрея. Да, у меня в доме практически не бывает посторонних. Ну, инспектора, проверяющего счетчики, не считаем. С другой стороны, Нина Литовченко стала моей клиенткой случайно – я была в тот момент более-менее свободна. В ином случае на моем месте мог оказаться любой другой сотрудник агентства. Разве что тетка сговорилась с офис-менеджером Сашкой, но эту версию пока отбросим как невероятную. Нет, зря Андрей нагнетает.
Я открываю офис, снимаю его с сигнализации, и мы с Андреем входим. Уже темно, ролеты опущены. Закрыв дверь, зажигаем свет и проходим в рабочую комнату. Здесь у каждого стола – два хозяина, свой я делю с Ликой Беловой.
– Мой – верхний ящик.
– Даже не заперт!
– Там же нет ничего ценного, зачем его запирать?
Андрей прав, в моем ящике всегда хаос, потому что я всегда спешу. Вынимаю ящик и высыпаю содержимое на стол. Файлы, договора, ручки, маркер, сломанный степлер, окаменевший шоколадный батончик, лак для ногтей, пилочка, помада, щетка для волос, несколько заколок. Вот эту, украшенную синими камешками, я уже мысленно похоронила, а она, оказывается, вон где.
– Ой, а вот это не мое…
Небольшой альбомчик, из тех копеечных, которые продаются в каждом киоске, весь оклеен красными сердечками.
– Уже вижу, что не твое. – Андрей перехватывает мою руку. – Не трогай, не оставляй отпечатков. Уверен, что не твое, ты бы скорее пальцы себе отгрызла, чем стала клеить подобную пошлятину. С тобой такой альбомчик в принципе несовместим. А тут кто-то поработал с душой, но совершенно не зная тебя.
– Андрюша, что все это значит?!
– Не надо кричать. Дай-ка мне пилочку.
Андрей осторожно открывает альбом пилочкой, переворачивает страницы. Я в оцепенении пялюсь на фотографии. На них я и Витька, причем снимки не старые, а совсем новые, судя по датам, им года нет. Ничего себе! Я уже очень давно не встречала его, а тут мы сидим, обнявшись, а здесь вообще…
– И как ты это объяснишь? – пристально смотрит на меня Андрей.
– Не знаю. Никак. Клянусь тебе, я не то что не спала с Витькой последние пятнадцать лет, но даже не прикасалась к нему при встречах. Видела раз в полгода, а то и реже. Здоровались, перекидывались парой фраз и расходились. Один раз, правда, пива попили, полчаса посидели, наверное. А тут… Это все неправда!
– Перестань истерить, я тебе верю. И так знаю, что на снимках не ты.
– Но…
– Рита, ты, если бы не была сейчас так испугана, тоже заметила бы то, на что обратил внимание я. И полиция обратит, не беспокойся. Голова здесь твоя, а тело – нет. Форма рук, груди… Не забывай, я видел тебя в купальнике, и мне ясно, тело тут другое. И родинки на плече у тебя нет. А о том, что у тебя есть татуировка, которую ты себе года три назад набила, знает только человек, видевший тебя раздетой. Я видел, потому что мы с Наткой бываем у тебя на даче, в единственном месте, где ты разгуливаешь в купальнике, а тот, кто сляпал данный шедевр, нет, поэтому о татушке не в курсе.
– И что теперь?
– Ничего. Я заберу альбом с собой, все равно фотографии тебе ни к чему, зря только нервы истреплешь, рассматривая. Снимем отпечатки, получим заключение о фотошопе, посмотрим, что еще вылезет. Где-то же эту липу состряпали, мог остаться след. Больше ничего чужого?
– Нет.
– Едем к тебе домой. Позвоню Наталье, пусть тоже подтягивается, вместе скорее управимся.
Мы мчимся по улицам, а у меня от ужаса холодно и пусто в животе, в груди же поднимается тупая боль. Кому понадобилось меня подставлять? Зачем подбрасывать мне Витьку в чужой квартире и мерзкий альбомчик в стол? Я, конечно, не ангел, но живу сама по себе, никого не трогаю, никому ничего не задолжала, не… Собственно, причина может быть какая угодно, потому что тот, кто все это сделал, – больной на голову сукин сын.
Натка уже дожидается около двери моей квартиры. Я открываю замки, мы гурьбой вваливаемся в прихожую, зажигаем свет. Что-то настораживает меня, какой-то посторонний запах, ощущение чужого присутствия, точно не знаю. Но это «что-то» зависло в воздухе. Мы снимаем обувь, и Натка с Андреем привычно направляются в гостиную, а у меня, как на грех, заело змейку в правом сапоге.
Наткин короткий крик совпал с моей победой над молнией. Риелторы ничего не боятся, поэтому я просто застываю на месте, видя, что на полу моей гостиной, на новехоньком ковре, лежит наш офис-менеджер Сашка – кто-то разрезал ему горло от уха до уха. Нож валяется тут же. Ковер безнадежно испорчен, а я отдала за него полштуки американских денег, и прямо сейчас они с тоскливым свистом полетели псу под хвост. Вот блин!
Глава 3
Натка прижала к щекам ладошки и в ужасе смотрит на труп. Мы с Андреем переглядываемся. У меня возникает соблазн завернуть труп в ковер и вывезти куда-нибудь с глаз долой. Но Андрей, наверное, не согласится. Он ощупывает тело.
– Еще совсем теплый… А нож, кстати, из твоей кухни, и, думаю, на нем только твои отпечатки. Если я ничего не путаю, сейчас здесь появится полиция.
– Что же делать?
– У вас с Натальей есть минут десять, чтобы бегло осмотреть квартиру на предмет наркотиков и прочих посторонних вещей. Все найденное немедленно спускайте в канализацию. Натка, солнышко, у нас мало времени, потом будешь ужасаться, помоги Рите. А мне надо позвонить.
– Конечно. – Натка уже пришла в себя. Она крепкий орешек, моя Натка. – Рита, я в спальню, ты в кабинет. Андрюша, осмотри гостиную и детскую.
Я бросаюсь в кабинет.
Так, ящики стола… Порядка здесь намного больше, чем на работе. Письма, квитанции, документы на квартиру – ничего подозрительного. Под подушками дивана тоже ничего, под ковром какая-то бумажка, выброшу в унитаз. В книжном шкафу слишком много книг, чтобы понять, есть ли среди них что-то не мое. Кладовка с банками варенья и маринованных овощей – вроде бы, на беглый взгляд, все нормально, хотя, конечно, может быть что угодно. Но осматривать тщательно нет времени. В кухне есть коробка с лекарствами, и мне нужно выпить таблетку, потому что в груди тяжело ворочается боль. Вода в стакане дрожит… Или это рука дрожит? Не кисни, Рита, некогда!
Вот таблетки от головной боли, от насморка, от сердца, еще какие-то – знакомые, значит, мои. А это… Нет, розовые пилюли в пакетике, перемотанном резинкой, не мои. Ссыпаю их в унитаз, спускаю воду. А в дверь уже звонят. О боги, шкафчик в ванной!
Я заскакиваю в ванную и открываю дверцу. Лаки, пакетик тампонов, кремы, баночка с морской солью, и снова незнакомая вещь, мешочек на этот раз, с каким-то порошком. Кто-то топает по квартире, я открываю кран и произвожу характерные звуки, типа, вырвало меня от ужаса. Порошок отлично уходит вместе с водой. Стиральная машинка пуста. Все. Если есть что-то еще, так тому и быть.
– Рита, ты там как?
Это Андрей. Мой кум дорогой, умник!
– Нормально. Ты полицию вызвал?
– Они уже здесь, выходи.
Я плеснула себе в лицо водой и, вытираясь полотенцем, открыла дверь. Первый, кого вижу, – Игорь Васильевич собственной персоной. Стоит, с подозрением глядит на меня. Нет, я Сашку не убивала. Я ни за что не стала бы его убивать на своем новом ковре, это глупо.
– Даже не знаю, что сказать, Рита, – усмехается Панков. – Но ваш ангел-хранитель отлично знает свою работу.
– А по-моему, он сегодня запил.
Мы смотрим друг на друга, и я чувствую, как между нами возникает… нет, не симпатия – понимание. Следователь знает, что мы успели здесь пошуршать, но также знает: все то, что мы нашли и утилизировали, не мое.
– Кто-то вас очень не любит, – слышу я его следующую фразу. – Не в курсе, кто бы это мог быть?
– Даже представить не могу.
Мы снова смотрим друг на друга, но наши «гляделки» пропадают зря – у меня нет ответов на его вопросы, а он не хочет их искать. Такая вот ситуация. И что нам с ней делать?
– Знаете, как все должно было выглядеть?
– В общих чертах.
– Нет, сомневаюсь, Рита. Тут все было продумано для получения совершенно конкретного результата. Рассчитано до мелочей. Поступил звонок, якобы от вашего соседа, который сказал, что из вашей квартиры слышны крики. Ваша фамилия уже имелась в базе, мы выехали незамедлительно. И должны были застать вас рядом с еще теплым трупом и с орудием убийства в руках. На ноже, я уверен, только ваши отпечатки. И так бы оно и было, Рита. На вас пытались повесить два убийства, хотя и одного достаточно. Но! Момент смерти первой жертвы совпадает со временем внеплановой оперативки в офисе. Накануне вы не сдали ключи – осмотр был вечером, вы поленились вернуться в агентство с ключами и отдали их утром, то есть теоретически могли прийти на ту квартиру и убить Борецкого. Однако ваш шеф созвал срочную оперативку, и вы на ней присутствовали, что свидетели подтверждают. Второе убийство, в вашей собственной квартире, уж точно должно было выглядеть как дело ваших рук. Ведь если бы мы получили ордер на обыск да нашли то, что вам здесь подбросили, а вы бы не успели найти… Ну, сами понимаете. По чистой случайности вы пришли в квартиру раньше нас, к тому же с известнейшим адвокатом и его женой. Вот этого предвидеть не мог никто.
– Да, правда, случайно получилось. И что теперь делать?
– Не знаю. Давайте вместе подумаем. У кого есть ключи от вашей квартиры?
– Ни у кого.
– У нас есть. – Натка уже совершенно успокоилась. – На всякий случай лежат. Но я не поднималась сюда и не убивала Сашу.
– Вы знали убитого?
– Андрей когда-то работал вместе с ним, так что – да, знала.
– Так. У кого еще были ключи? Вспоминайте, Рита, вспоминайте!
– Да ни у кого, тут и вспоминать нечего! Я не раздаю кому ни попадя ключи от своей квартиры.
Игорь Васильевич нахмурился еще больше.
– И тем не менее замок, как видите, не был взломан, его открыли ключом. Мог ли кто-нибудь завладеть незаметно вашей связкой и сделать дубликаты?
– В принципе, да. Я часто оставляю сумку в офисе, а сама выхожу, иногда надолго. У нас никогда не случалось краж, так что мы спокойно оставляем сумки, кошельки, документы. Теоретически любой мог взять ключи, но я уверена, никто из наших сотрудников этого не делал. Не те люди, понимаете? Да и причины нет. Я ни с кем не ссорилась, не отбивала чужих клиентов, не…
– Причина может быть настолько невероятной, что никому из нас и в голову не придет. Но причина есть, не сомневайтесь. Вам сейчас придется поехать в прокуратуру для дачи показаний.
Андрей отодвинул меня в сторону.
– Сегодня моя клиентка устала, плохо себя чувствует, да и время позднее. Назначьте время, и мы приедем завтра.
– Вам совсем не обязательно ехать с ней, Риту ни в чем не обвиняют.
– Нет, вы же сами в курсе, что все может повернуться как угодно плохо. Я уверен, что она невиновна, потому что хорошо знаю ее, а у вас не может быть такой уверенности. И нам не известно, какие еще паленые «доказательства» вынырнут в этой истории.
– Хорошо. – Было видно, Игорь Васильевич тоже заметно устал. – Сейчас приедет следователь прокуратуры, поговорит с вами и назначит время официального допроса.
Андрей подталкивает меня к кабинету. Видимо, дело обстоит не так плохо, как казалось. Но в одном мужчины правы: кто-то всерьез принялся за меня, так что ждать можно любой подлянки.
– Что будем делать с фотографиями? – шепчу я Андрею. Тот предостерегающе хмурится. – Но…
– Молчи пока, я еще не решил, как лучше поступить.
Я хочу залезть в ванну и полежать в ароматной пене, а потом спать, спать, потому что день был долгий… и он еще не закончился. По моей чистенькой квартире шарятся чужие мужики, испорчен мой новый серо-голубой ковер… Как будто нельзя было, раз уж такая нужда возникла, зарезать Сашку в ванной или в прихожей! Теперь придется ковер выбросить. Еще и Андрей с Наткой, уставшие после работы, вынуждены оставаться здесь. А что мне завтра скажет Руслан, боюсь даже представить. Это помимо того факта, что у меня вдруг объявился неведомый враг. Причем не вчера и не позавчера. Потому что фотографии в альбоме, который мы нашли с Андреем в ящике моего офисного стола, сделаны не за день-два. Кто-то следил за мной долго, настойчиво и старательно. И у него есть ключи от моей квартиры. От последней мысли у меня все внутри холодеет.
– Рита, нужно немедленно поменять замки и поставить сигнализацию. – Андрей сосредоточенно перебирает бумаги в своем портфеле. – Я отменю завтра несколько назначенных встреч, там нет ничего срочного. Мы с тобой съездим в прокуратуру, и ты дашь показания, вот это ждать не может. Но имей в виду, если сами не позаботимся о расследовании, полиция особо искать и разбираться не будет. Возьмут какого-нибудь бомжа, выбьют из него явку с повинной, и все. Только тебе чужое липовое признание не поможет, нам нужен именно тот, кто устроил тебе аттракционы с убийствами. У меня есть хороший друг, частный детектив, и завтра надо…
– Не надо, – твердо произносит, входя в комнату, неизвестный мне мужчина.
Если я и ненавижу полицию, то отчасти из-за таких вот типов. Даже странноватый Игорь Васильевич Панков мне более-менее понятен: грязная, причем за копейки, работа, связанная с разной мразью, с отщепенцами, вот он и скорбен иногда главою, нервы ни к черту. Но если смотреть глубже, следователь, похоже, совсем не плохой человек, по крайней мере, что-то человеческое в нем еще осталось. А этот! Высокий, самоуверенный, с презрительно-снисходительной миной на откормленной роже, в дорогом костюме, в бешено дорогих туфлях, с часами на руке, которые стоят как годовой бюджет развивающейся страны. Я понимаю в таких вещах достаточно, чтоб оценить кажущуюся простоту прикида. И возникает вопрос: ну вот откуда у тебя, соколик, такие деньги?
Ужасно длинный сегодня день…
– Не нужно никаких частных детективов, – повторяет вошедший. – Это дело полиции, никто вам не позволит вмешиваться в следствие. И вообще, господин Коломийцев, вам нечего здесь делать.
– Ну, это уже не вам решать. – Андрей поднимается навстречу, загораживая меня. – Вы прекрасно знаете, господин Гайдей, что моя клиентка имеет право на присутст-вие адвоката. Так что давайте не будем перетягивать канат, а сразу примемся за дело, весьма неприятное и темное, как вы и сами видите.
Мужчины яростно пронзают друг друга взглядами, но я в любом случае ставлю на Андрея. Хотя супруг Натки на первый взгляд не кажется слишком грозным – сложно производить впечатление, если ты ростом метр шестьдесят пять сантиметров. Но в данном случае внешность обманчива, как обманчива, например, милая внешность ядовитой тропической бабочки. Когда надо, Андрей поставит на место любого наглеца, он умный и твердый, как кремень, а его репутация несокрушима, как Монблан. Так что пижон в дорогом костюме первым отводит глаза, потому что отлично знает: в плоскости закона с адвокатом Коломийцевым лучше не вступать в антагонизм.
– Ладно, – роняет он. (Я знала, что Андрей победит, знала!)
Неприятный тип садится в кресло и смотрит на меня так, словно я – пятно на его костюме, только что им замеченное.
– Я – старший следователь прокуратуры Гайдей Юрий Владимирович. Вы сейчас расскажете мне по порядку обо всем, что с вами сегодня произошло. А завтра мы встретимся в прокуратуре, и вы дадите официальные показания.
У меня паранойя или тон его насмешлив? Потом разберусь.
– Опять рассказывать? Я безумно устала. Меня семь часов продержали в полиции, где я повторила все, что знала, много раз. А то, что случилось здесь, уместится в одно предложение: пришла со своими друзьями домой, а тут – это. Все!
– И вы не знаете, кто мог такое совершить в вашей квартире?
– Абсолютно.
– Кто еще живет с вами?
– Мой сын. Ему одиннадцать лет, сейчас он гостит у моих родителей в Суходольске, в школе карантин. Больше никто здесь не живет, и ключей ни у кого нет. По крайней мере, насколько мне известно. Потому что когда я найду скотину, испортившую мой новый ковер, у кого-то будет битая морда.
– Конструктивно, – усмехается наглый тип. (Если он еще раз так ухмыльнется, я ему устрою…) – Рита Витальевна, я читал ваши показания по поводу инцидента в пустой квартире на улице Победы. Читал также показания остальных участников событий. И странная картина получается: ваша клиентка госпожа Литовченко сказала, что вы сразу отнеслись к ней враждебно, а еще отметила, что ваше знакомство с убитым Виктором Борецким и ее мужем было давним и близким. Что вы на это скажете?
– Скажу, что госпожа Литовченко зачем-то лжет. А касаемо враждебного отношения… Знаете, я всегда враждебно отношусь к людям, пытающимся кинуть меня с комиссионными. А именно такой спектакль упомянутая мадам нам и устроила. Что же касается ее мужа, то я даже не знаю, как его зовут, и до сегодняшнего дня никогда не видела. Как и саму госпожу Литовченко, кстати.
– А у нас есть и другая информация. Вот, посмотрите.
Следователь прокуратуры открывает папку и достает фотографии. Я даже не удивлена. Точно такие же лежат в портфеле Андрея, в дурацком альбомчике с сердечками. Однако на этих я не только с Витькой, но и с блондином. Надо же! Да я бы не отказалась, честно. Хотя теперь было бы глупо.
– Здесь не я.
– Вот как? Значит, у вас есть двойник?
– Слишком вы быстрый! Где вы взяли эту гадость?
– Неважно.
– Ну да, конечно, неважно… Неплохая подделка на первый взгляд, правда?
– Подлинность установит экспертиза.
– Не нужно никакой экспертизы! Видите даты на снимках? Их устанавливает фотоаппарат. Если верить им, кадры сделаны на протяжении года. А сейчас посмотрите сюда.
– Что вы делаете?!
– Ничего особенного. Расстегиваю молнию на блузке и оголяю плечо. Там распустила крылья тропическая бабочка. Мастер, который набивал тату, учился в Японии, я выложила за рисунок бешеные деньги. Однако он того стоит! Краски яркие, бабочка совсем как живая. И такой останется навсегда.
– Красивая картинка.
– Мне тоже нравится. Татуировка у меня три года, но на фотографиях ее нет. То есть тот, кто состряпал липу, лажанулся. А вы небось обрадовались, что нашли претендента на должность главного злодея?
Следователь долго смотрит на меня, и взгляд у него примерно такой же дружеский, как у гремучей змеи. Только мне от этого ни холодно ни жарко. Не надо было хвататься за первую попавшуюся наживку, не проверив! Тебе ведь должно было показаться подозрительным, что есть один труп, следом появляется второй, а потенциальную убийцу кто-то полиции прямо на блюдечке преподносит. Тебе так хочется спихнуть с себя это дело, что ты чему угодно поверишь. Или сделаешь вид, что поверил. Но сейчас ты уже не так уверен, что присяжные тоже сделают вид.
Гайдей молча встает, собирает фотографии, прячет их в папку и снова смотрит на меня. Да хоть дырку во мне глазами протри, я не боюсь!
– Завтра в десять часов жду вас в прокуратуре. Не опаздывайте.
Я и не собираюсь опаздывать. Даже если бы захотела, не опоздаю – Андрей не позволит. Вот кто любит свою работу, так точно Наткин муж! Он во всем этом чувствует себя как рыба в воде, все эти хитросплетения раззадоривают его, я вижу, что Андрюша уже сделал стойку, как хорошая охотничья собака, почуявшая дичь. И если бы можно было снимать скальпы с поверженных врагов, у него в квартире стояли бы мешки, заполненные ими. В три ряда.
Натка, до сих пор сидевшая молча, тоже поднимается.
– Я пойду домой. Дети там одни…
– Конечно. – Андрей подает ей шубку. – Придешь – позвони, что дошла.
– Не стоит беспокоиться. – Панков, пришедший вместе с Гайдеем и вмешивающийся в разговор, отрывается от писанины. – Пошлю с вашей женой человека, доведет до самой квартиры.
– Спасибо. А то темнеет рано… – Андрей немного расслабился. – И уж больно дело гнилое, Игорь Васильевич.
– Да, темное дело. Много странного, нестыковок…
Я выхожу в гостиную. Труп уже унесли, но пятно на ковре большое. А еще там, где лежало тело, как водится, обвели контур. Короче, ковру труба. А на моем диване сидят два здоровенных молодых парня, и штаны у них на вид не слишком чистые. Нужно будет вызывать чистку.
– Хозяйка, подпишите вот здесь…
Андрей, словно материализовавшись из воздуха, отстраняет меня и берет бумагу. Долго вчитывается, потом снова кладет на стол.
– Изъятие материальных ценностей? С какой стати?
– Каких материальных ценностей?!
Я хватаю листок и читаю. Ну, ладно, они хотят забрать ковер. Не страшно, я мысленно уже простилась с ним. Но в комнате были найдены деньги, а это моя заначка, которую я прятала сама от себя.
– Ковер берите, деньги не дам!
– На месте преступления…
– На месте преступления имеются также диван, мебельная стенка и телевизор. Тоже будете изымать? – Андрей иронически улыбается. – Люстру еще снимите, занавески. Господа, не надо делать вид, что вы ничего не понимаете. Где были найдены деньги?
– В серванте, в супнице.
– Рита?
– Моя заначка. Собиралась делать ремонт. Две тысячи шестьсот долларов.
– Почему в акте об изъятии указана сумма в тысячу долларов?
У меня внутри все холодеет. Как тысяча? А остальное где? Собирала деньги на протяжении года, и только я и бог знаем, как тяжело мне было их заработать, а еще тяжелее не потратить. И сколько раз я сама себя била по рукам, когда хотелось взять оттуда хоть сотню и купить себе… неважно что, желаний у меня хватает. А теперь мне говорят, что там только штука!
– Рита?
– В супнице лежала та сумма, которую я озвучила. Куда подевалось остальное, не знаю. Но, возможно, знает наша доблестная полиция?
Парни переглянулись и как по команде сделали грозные лица. Но они не знают, что, когда речь идет о моих материальных ценностях, я не боюсь ни бога, ни черта. А уж пара воришек с полицейскими бляхами меня точно не испугают.
– Может, деньги взял тот, кто побывал в квартире. – Тот, что выше, глумливо ухмыляется. – Может, ты сама их куда-то подевала, может, твои гости взяли. Когда ты их видела в последний раз?
Мы уже на «ты»? Забавно, как сближают людей украденные деньги.
– Вчера вечером. Добавила сотню и пересчитала.
Андрей сжимает мою руку, и я умолкаю. Знаю, что это полицейские взяли деньги, и Андрей тоже знает, и они знают, что мы знаем, но мерзавцы так уверены в своей безнаказанности, что даже не скрывают насмешки. Мне от бессилия хочется плакать.