Последний койот Коннелли Майкл

Глава 11

Звонила Киша Рассел из «Таймс». Она сказала, что откопала в архиве одну крошечную заметку, в которой фигурировало имя Фокса, но настаивала на том, что хочет рассказать Босху все лично. Это была часть игры, часть сделки. Он взглянул на часы. Время у него было. Он пообещал, что угостит ее обедом в «Пантри» в деловой части города.

Когда сорок минут спустя он вошел в ресторан, она уже ждала его в кабинке неподалеку от кассы.

– Ты опоздал.

– Прости, мне нужно было взять в прокат машину.

– Что, твою у тебя отобрали? Да, видимо, плохи твои дела.

– Это мы обсуждать не будем.

– Я понимаю. Ты в курсе, кому принадлежит этот ресторан?

– Да, мэру. Еда от этого хуже не становится.

Она криво ухмыльнулась и обвела зал взглядом, как будто он кишел муравьями. Мэр был республиканцем. «Таймс» была за демократов. Но хуже всего, во всяком случае в глазах Рассел, было то, что мэр поддерживал Управление полиции. Репортеры такое не любят. Это скучно. Им подавай внутренние распри в городской администрации, раскол, скандалы. Так куда интереснее.

– Прости, – сказал Босх. – Наверное, надо было предложить встретиться в «Горьком» или в каком-нибудь другом более либеральном заведении.

– Босх, не переживай. Я просто так шучу.

Ей было не больше двадцати пяти. Очень темнокожая, стройная и очень грациозная. Босх понятия не имел, откуда она родом, но предполагал, что не из Лос-Анджелеса. В ее речи проскальзывал еле уловимый акцент вроде карибского, над избавлением от которого, возможно, она немало потрудилась. И все же до конца он так и не исчез. Ему нравилось, как она произносила его имя. В ее устах оно звучало экзотически, точно разбивающаяся волна. Он не возражал против того, что она, хотя и была практически вдвое его младше, обращалась к нему просто по фамилии.

– Киша, откуда ты родом?

– А почему ты спрашиваешь?

– Почему? Да просто потому, что мне интересно, вот и все. Ты же работаешь в отделе криминальной хроники. Хочу знать, с кем я имею дело.

– Я отсюда, Босх. Приехала с Ямайки, когда мне было пять. Окончила Университет Южной Калифорнии. А ты откуда?

– Отсюда. Всю жизнь здесь прожил.

Он решил не упоминать о тех пятнадцати месяцах, которые провел на войне во Вьетнаме, и еще девяти, на протяжении которых его готовили к этому.

– Что у тебя с рукой?

– Поранился, когда дом ремонтировал. Решил вот заняться всякими делами, раз уж все равно в отпуске. Ну и как тебе работается на месте Бреммера? Он просидел в отделе черт знает сколько времени.

– Да, знаю. Было нелегко. Но я осваиваюсь. Помаленьку. Завожу друзей. Надеюсь, ты будешь одним из них.

– Буду. Когда смогу. Давай посмотрим, что ты там накопала.

Она выложила на стол большой коричневый конверт и собралась его открыть, но тут к ним подошел официант, пожилой мужчина с напомаженными усами. Рассел заказала сэндвич с яичным салатом, Босх – хорошо прожаренный гамбургер с картошкой фри. Она нахмурилась, и он догадался почему.

– Ты вегетарианка, да?

– Угу.

– Прости. В следующий раз ты будешь выбирать место.

– Хорошо.

Она открыла конверт, и он заметил у нее на левом запястье несколько браслетиков. Они были разноцветные, сплетенные из ярких ниток. Он заглянул в конверт и увидел фотокопию маленькой газетной вырезки. Судя по размеру, это была одна из тех заметок, которые обычно печатают где-нибудь на последних страницах. Киша передала ему листок.

– Я думаю, это про твоего Джонни Фокса. Возраст правильный, но описание с твоим не сходится. Ты назвал его белой рванью.

Босх пробежал заметку глазами. Она была датирована 30 сентября 1962 года.

НАСМЕРТЬ СБИТ СОТРУДНИК

ИЗБИРАТЕЛЬНОГО ШТАБА.

ВОДИТЕЛЬ, СОВЕРШИВШИЙ НАЕЗД, СКРЫЛСЯ

Монти Ким, штатный корреспондент «Таймс»

Двадцатидевятилетний сотрудник предвыборного штаба кандидата в окружные прокуроры погиб в эту субботу в Голливуде под колесами автомобиля, двигавшегося с превышением скорости, сообщает полиция Лос-Анджелеса.

Погибший был опознан как Джонни Фокс, проживавший в квартире на Айвар-стрит в Голливуде. По словам полиции, Фокс раздавал агитационные листовки в поддержку кандидата в окружные прокуроры Арно Конклина на перекрестке Голливудского бульвара и Ла-Бреа-авеню, когда машина, ехавшая с превышением скорости, сбила его при переходе проезжей части.

Фокс переходил Ла-Бреа-авеню приблизительно в 14 часов, когда на него был совершен наезд. Полиция сообщает, что Фокс, по всей видимости, погиб от удара, после чего машина протащила его еще несколько ярдов.

После столкновения автомобиль, сбивший Фокса, на мгновение притормозил, но потом вновь набрал скорость и скрылся. Свидетели сообщили следствию, что машина двигалась по Ла-Бреа-авеню в южном направлении на высокой скорости. Полицейские пока не установили местонахождение автомобиля, а свидетели не смогли достоверно назвать марку и модель машины. Следствие продолжается.

Руководитель избирательного штаба Конклина Гордон Миттел сообщил, что Фокс присоединился к кампании всего неделю назад. Конклин, который в прокуратуре возглавляет службу специальных расследований под курированием уходящего на пенсию окружного прокурора Джона Чарльза Стока, заявил, что не успел познакомиться с Фоксом лично, но глубоко сожалеет о гибели человека, принимавшего участие в его избирательной кампании. От дальнейших комментариев кандидат отказался.

Прочитав заметку, Босх довольно долго изучал ее.

– А этот Монти Ким, он все еще работает?

– Ты смеешься? Это ж было сто лет назад. Тогда редакция состояла из кучки белых ребят в белых рубашечках с галстучками.

Босх бросил взгляд на собственную рубашку, потом на свою собеседницу.

– Прости, – сказала она. – В общем, он уже не работает. И я не в курсе про Конклина. Это было немного до меня. Он победил?

– Угу. Если не ошибаюсь, отработал два срока, а потом попытался пойти то ли в генеральные прокуроры, то ли еще куда-то и получил по рогам. Что-то в этом духе. Меня тогда здесь не было.

– Ты же только что сказал, что прожил здесь всю свою жизнь.

– Я на некоторое время уезжал.

– Во Вьетнам, да?

– Угадала.

– Ну да, многие полицейские твоего возраста там были. Та еще, наверное, была поездочка. Поэтому вы все потом подались в полицейские? Чтобы иметь возможность продолжать носить оружие?

– Что-то в этом роде.

– В общем, если этот Конклин все еще жив, он сейчас, вероятно, глубокий старик. А вот Миттел очень даже жив. Ты наверняка в курсе. Не исключено, что он сейчас тут, в одной из этих кабинок, обедает с мэром.

Она улыбнулась, но он не стал обращать на это внимания.

– Да, он теперь большая шишка. Что у него в послужном списке?

– У Миттела? Не знаю. Начинал он совладельцем одной крупной юридической конторы. Водил дружбу с губернаторами, сенаторами и прочими влиятельными людьми. Последнее, что я про него слышала, это что он занимался финансированием у Роберта Шеперда.

– У Роберта Шеперда? Ты имеешь в виду того компьютерного гения?

– Скорее уж компьютерного магната. Ну да, ты что, газет вообще не читаешь? Шеперд хочет баллотироваться, но не хочет тратить на это свои деньги. Миттел организовывает финансирование его пробной кампании.

– Куда баллотироваться?

– Господи, Босх, ты и в самом деле не читаешь газет и не смотришь телевизор?

– Мне было не до того. Так куда он хочет баллотироваться?

– Ну, думаю, как и любой самовлюбленный маньяк, он метит в президенты. Но пока что нацелился на Сенат. Шеперд хочет быть независимым кандидатом. Говорит, что республиканцы слишком правые, а демократы слишком левые. А он ровно посерединке. И, судя по тому, что я слышала, если кто-то и может раздобыть для него денег, чтобы он мог удовлетворить свои амбиции, то это Миттел.

– Значит, Миттел хочет себе маленького карманного президента.

– Видимо. Только я не понимаю, почему ты задаешь мне все эти вопросы. Я журналистка, которая занимается криминальной хроникой. А ты полицейский. Какое отношение все это имеет к Гордону Миттелу?

Она указала на фотокопию газетной заметки. Босх спохватился, что задал слишком много вопросов.

– Я просто пытаюсь восполнить пробелы. Как ты и сказала, я не читаю газет.

– Не нужно читать газеты, нужно читать газету, – улыбнулась она. – Не дай бог, я застану тебя за чтением «Дейли снюсь».

– Живые позавидуют мертвым, да?

– Что-то вроде того.

Босху показалось, что он развеял ее подозрения. Он взял в руки фотокопию вырезки.

– Там потом никакого продолжения не было? Никого так и не поймали?

– Видимо, нет, иначе об этом написали бы.

– Можно мне взять ее себе?

– Конечно.

– А ты не хочешь еще раз прогуляться до морга?

– Зачем?

– За заметками про Конклина.

– Босх, их там будут сотни. Ты же сам сказал, что он два срока оттрубил на должности окружного прокурора.

– Мне нужны только те заметки, которые были опубликованы до его избрания. А если у тебя будет время, посмотри и те, в которых фигурирует Миттел.

– Ты многого просишь. Если в редакции узнают, что я копаюсь в архивах по просьбе полицейского, у меня могут быть неприятности.

Она притворно надула губы, но он не придал значения и этому тоже. Он понимал, к чему она клонит.

– Ты не хочешь мне рассказать, зачем тебе все это надо, Босх?

Он снова промолчал.

– Я и не рассчитывала. Ладно, слушай, у меня сегодня еще два интервью. Мне пора бежать. Я могу поручить кому-нибудь из стажеров собрать вырезки и оставить их для тебя у охранника на входе с шаром. Они будут в конверте, так что никто не узнает, что там. Пойдет?

Он кивнул. Ему несколько раз доводилось бывать в редакции «Таймс», – как правило, он встречался там с репортерами. Это было огромное, на целый квартал, здание с двумя вестибюлями. В том, вход в который был с угла Первой улицы и Спринг-стрит, посередине красовался гигантский шар, ни на мгновение не прекращавший вращаться – прямо как новостные события, которые никогда не прекращали происходить.

– Ты просто оставишь их на мое имя? А у тебя не будет неприятностей? Ну, за слишком тесную дружбу с полицейским. Наверняка это у вас против правил.

– Не переживай. – Его саркастический тон вызвал у нее улыбку. – Если редактор или кто-нибудь еще спросит, я просто скажу, что это инвестиция в будущее. И советую тебе запомнить это, Босх. Дружба – это улица с двухсторонним движением.

– Не переживай. Я никогда этого не забуду.

Он наклонился через стол и приблизил к ней свое лицо.

– Я хочу, чтобы ты тоже кое-что запомнила. Одна из причин, по которым я тебе не говорю, зачем мне все это понадобилось, заключается в том, что я и сам пока толком этого не знаю. Только не проявляй излишнего любопытства. И никуда не звони. А не то можешь все испортить. И тогда будет плохо не только мне, но и тебе. Поняла?

– Поняла.

Официант с напомаженными усами материализовался у столика с их тарелками.

Глава 12

– Я обратила внимание, что вы сегодня приехали раньше времени. Стоит ли мне воспринимать это как признак того, что вы хотите здесь находиться?

– Не совсем. Я просто обедал в городе с другом и оттуда поехал прямиком к вам.

– Что ж, рада слышать, что вы ходили куда-то с другом. Думаю, вам это на пользу.

Кармен Инохос сидела за столом. Перед ней лежал открытый блокнот, но она не делала попыток ничего записывать, просто сидела, сложив руки домиком. Казалось, она изо всех сил старается не сделать ничего такого, что могло бы быть воспринято как угроза диалогу.

– Что у вас с рукой?

Босх вскинул ладонь и устремил взгляд на перебинтованные пальцы:

– Молотком стукнул. Делал ремонт в доме.

– О, сочувствую. Надеюсь, ничего страшного.

– Жить буду.

– А почему вы в костюме? Надеюсь, вы не считаете, что обязаны являться на наши сессии в таком виде?

– Нет. Я… я просто люблю во всем постоянство. Я одеваюсь так, даже когда мне не надо на работу.

– Понимаю.

После того как она предложила ему кофе или воды, от которых Босх отказался, Инохос начала сессию.

– Скажите, о чем вы хотели бы поговорить сегодня?

– Мне все равно. Вы тут главная.

– Мне не хотелось бы, чтобы вы смотрели на наши отношения в таком ключе. Я тут не главная, детектив Босх. Я просто фасилитатор, человек, чья задача – помочь вам поговорить о том, о чем вы хотели бы поговорить, о том, что вас тяготит.

Босх молчал. У него не было никаких мыслей. Побарабанив ручкой по своему желтому планшету, Кармен Инохос пришла ему на выручку:

– Неужели совсем ни о чем?

– Ничего не приходит в голову.

– Тогда давайте поговорим о вчерашнем дне. Когда я позвонила вам, чтобы напомнить о нашей сегодняшней сессии, вы явно были чем-то расстроены. Это тогда вы ударили молотком по руке?

– Нет, дело было не в этом.

Он умолк, но она ничего не сказала, и он решил немного пойти ей навстречу. Как это ни удивительно, что-то в ней ему нравилось. От нее не исходило ощущения угрозы, и он верил, что она сказала правду, когда утверждала, что единственная ее цель – помочь ему.

– До того как вы позвонили, я узнал, что моего напарника, ну, то есть, в смысле, моего бывшего напарника, поставили в пару с другим полицейским. Мне уже нашли замену.

– И какие эмоции это у вас вызвало?

– Вы же сами слышали. Я был в бешенстве. Да и кто бы на моем месте не был? Потом я позвонил моему напарнику, а он разговаривал со мной как с отработанным материалом. Я многому его научил, и…

– И что?

– Не знаю. Наверное, это меня задело.

– Понимаю.

– Нет, не думаю, что вы понимаете. Чтобы воспринять это так, как воспринял я, нужно быть мной.

– Пожалуй, это справедливо. Но я могу вам посочувствовать. Давайте на этом и остановимся. Позвольте задать вам вопрос. Разве то, что в пару с вашим напарником поставят нового человека, стало для вас неожиданностью? Ведь согласно уставу управления детективы работают в парах. Вы отстранены от работы на неопределенный срок. Разве не само собой разумелось, что ему дадут другого напарника, не важно, на время вашего отстранения или постоянно?

– Наверное.

– Разве работать в парах не безопаснее?

– Наверное.

– А что говорит ваш опыт? Вы чувствовали себя в большей безопасности, когда оказывались на задании вместе с напарником, чем когда действовали в одиночку?

– Да, я чувствовал себя в большей безопасности.

– Значит, то, что произошло, было неизбежным и логичным, и тем не менее вы разозлились.

– Дело было не в том, что это произошло. Меня разозлило то, каким тоном он со мной говорил и как повел себя, когда я позвонил. Я почувствовал себя так, как будто я больше не нужен. Я попросил его об одной услуге, а он… не знаю.

– Что он?

– Он заколебался. Напарники так себя не ведут. Во всяком случае, друг с другом. Они должны друг друга поддерживать. Говорят, что это во многих отношениях как брак, но тут ничего не могу сказать, я сам никогда женат не был.

Она принялась что-то записывать в свой блокнот, и Босх задался вопросом, что из только что им сказанного могло показаться ей столь важным.

– Судя по всему, – произнесла Инохос, не прекращая писать, – вы плохо переносите фрустрацию.

Это утверждение немедленно разозлило его, но он понимал: продемонстрировав свою злость, он подтвердит ее правоту. Возможно, конечно, это был всего лишь хитрый прием, призванный вызвать у него именно такую реакцию. Он попытался взять себя в руки.

– А что, разве не у всех так? – спросил он натянутым тоном.

– До какой-то степени, наверное. Когда я просматривала ваше личное дело, я обратила внимание, что вы были в армии во время Вьетнамской войны. Вы видели боевые действия?

– Видел ли я боевые действия? Да, я видел боевые действия. И даже сам в них участвовал. Непосредственно. Почему люди всегда спрашивают, видел ли я боевые действия, как будто это какое-то кино, на которое нас возили?

Инохос долго молчала, держа ручку в руке, но не делая никаких попыток ничего записать. Такое впечатление, что она просто ждала, когда паруса его гнева сдуются. Он сделал рукой знак, который, он надеялся, она истолкует как извинение и заверение, что его уже отпустило и они могут продолжать.

– Прошу прощения, – на всякий случай произнес он вслух.

Она по-прежнему молчала, и ее взгляд начал его тяготить. Он отвернулся от нее к книжным полкам, которые тянулись вдоль стены кабинета. Они были заставлены объемистыми трудами по психиатрии в кожаных переплетах.

– Прошу прощения, что вторгаюсь в такую чувствительную область, – сказала она наконец. – Причина, по которой…

– Но ведь ради этого все и затевалось, верно? У вас есть право вторгаться, и я ничего не могу с этим сделать.

– Тогда смиритесь с этим, – произнесла она строго. – Мы с вами уже обсуждали этот вопрос. Чтобы я могла вам помочь, мы должны говорить о вас. Смиритесь с этим, и тогда, возможно, у нас получится продвинуться дальше. Так вот, я говорила, что причина, по которой я упомянула войну, заключается в том, что я хотела спросить: известно ли вам о посттравматическом стрессовом синдроме? Вы когда-нибудь о нем слышали?

– Ну да, разумеется. Слышал.

– Так вот, детектив. В прошлом его главным образом ассоциировали с военнослужащими, возвращающимися с войны, но это не только военная или послевоенная проблема. Она может возникнуть в результате нахождения в стрессовой обстановке любого рода. Любого рода. И должна сказать, что вы прямо-таки ходячий пример симптомов этого синдрома.

– Вашу ж мать, – произнес он, качая головой, и повернулся в своем кресле так, чтобы не смотреть ни на нее, ни на ее книжный шкаф. Его взгляд был устремлен на небо за окном. На нем не было ни облачка. – Вы сидите тут в своих кабинетиках и понятия не имеете…

Он не договорил и лишь снова покачал головой. Потом ослабил узел галстука. Казалось, ему не хватает воздуха.

– Выслушайте меня, детектив, ладно? Просто взгляните фактам в лицо. Вы можете представить себе, у кого в этом городе за последние несколько лет было больше стресса, чем у полицейских? После Родни Кинга[6] и связанного со всей этой историей повышенного внимания к полиции, беспорядков, пожаров, наводнений и землетрясений всем полицейским впору писать книги об управлении стрессом.

– Пчел-убийц забыли упомянуть.

– Я серьезно.

– Я тоже. Про это было в новостях.

– И вот во время всего того, что происходило и происходит в этом городе, во время всех этих катаклизмов, кто каждый раз оказывается в центре событий? Полицейские. Те, кто должен реагировать. Те, кто не может отсидеться дома, спрятаться и подождать, пока все не закончится. А теперь перейдем от обобщения к частному. Вы, детектив. Вы были на переднем крае во время всех этих кризисов. В то же самое время от вашей непосредственной работы вас никто не освобождал. Убийства. Это одна из самых стрессовых областей работы в управлении. Скажите, сколько убийств вы расследовали за последние три года?

– Послушайте, я не ищу себе оправданий. Я уже вам сказал, я сделал то, что сделал, потому что так захотел. Это не имеет никакого отношения ни к беспорядкам, ни…

– Сколько трупов вы осматривали? Просто ответьте на мой вопрос. Сколько их было? Сколько было вдов, которым вы принесли трагическую новость? Сколько матерей, которым вы сообщили о гибели их детей?

Он потер лицо ладонями. Больше всего ему сейчас хотелось скрыться от ее взгляда.

– Много, – прошептал он наконец.

– Много – это еще слабо сказано.

Он с шумом выдохнул.

– Спасибо, что ответили на мой вопрос. Я не пытаюсь загнать вас в угол. Смысл моих вопросов и этого экскурса в социальную, культурологическую и даже геологическую проблематику заключается в том, что вы пережили такое, что большинству обычных людей и не снилось. И это я еще даже не упомянула о тех травмах, которые могло вам нанести пребывание во Вьетнаме, и о разрыве романтических отношений. Но каковы бы ни были причины, симптомы стресса отчетливо дают о себе знать. Они видны как божий день. Ваша нетерпимость, ваша неспособность сублимировать фрустрацию и в первую очередь ваше нападение на старшего по званию.

Она сделала паузу, но Босх не стал ничего говорить. У него было чувство, что она еще не закончила. Так оно и оказалось.

– Есть и другие признаки, – продолжила она. – Ваше упорное нежелание покидать ваш поврежденный дом можно интерпретировать как форму отказа признавать то, что происходит вокруг вас. Есть и физические симптомы. Вы давно в последний раз смотрели на себя в зеркало? Мне не нужно даже задавать вопросы, чтобы понять, что вы слишком много пьете. И ваша рука. Никаким молотком вы по ней не били. Вы уснули с сигаретой. Я готова прозакладывать свой диплом, что у вас там ожог.

Она выдвинула ящик стола и достала оттуда два пластиковых стаканчика и бутылку воды. Наполнив стаканчики, она придвинула один к нему. Предложение мира. Босх молча смотрел на нее. Он чувствовал себя абсолютно и безвозвратно выпотрошенным. И в то же самое время он не мог не поражаться тому, как она ловко его раскусила. Сделав глоток воды, Инохос продолжила:

– Все эти вещи указывают на наличие посттравматического стрессового расстройства. Но тут возникает одна маленькая проблема. Приставка «пост» в данном случае указывает на то, что стресс уже позади. Но в нашем с вами случае это не так. Не в Лос-Анджелесе. Не с вашей работой. Гарри, вы находитесь в ситуации непрекращающегося колоссального психологического давления. Вам совершенно необходима передышка. Вот ради чего этот отпуск. Это передышка. Время на то, чтобы восстановиться и прийти в себя. Не сопротивляйтесь. Воспользуйтесь этой возможностью. Это лучший совет, который я могу вам дать. Воспользуйтесь этой возможностью по максимуму. Чтобы сохранить себя.

Босх выдохнул и вскинул перевязанную руку:

– Можете с чистой совестью оставить свой диплом при себе.

– Спасибо.

Они некоторое время молчали, потом она продолжила говорить тоном, который, видимо, был призван успокоить его:

– Кроме того, вы должны знать, что вы такой не один. Тут совершенно нечего стыдиться. В последние три года мы видим резкий скачок инцидентов, связанных со стрессом у полицейских. Наш отдел только что отправил в городскую администрацию заявку на еще пятерых психологов. С девяностого года наша нагрузка возросла с тысячи восьмисот консультационных сессий более чем в два раза! У нас даже есть название для того, что происходит. Голубая тоска, Гарри. И это именно то, что я вижу у вас.

Босх с улыбкой покачал головой, продолжая из последних сил упорствовать в своем отрицании.

– Голубая тоска. Звучит прямо как название какого-нибудь романа Уэмбо.

Она ничего не ответила.

– То есть вы хотите сказать, что возвращение на работу мне не светит.

– Нет, я вовсе не хочу сказать ничего такого. Я хочу сказать, что нам с вами предстоит большая работа.

– Такое ощущение, будто меня уложила на обе лопатки чемпионка мира. Вы не возражаете, если я буду время от времени вам звонить, когда надо будет расколоть какого-нибудь матерого преступника?

– Поверьте мне, то, что вы сейчас это говорите, уже само по себе отличное начало.

– Чего вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы вы хотели сюда приходить. Это все. Чтобы вы не относились к этому как к повинности. Я хочу от вас взаимодействия, а не противодействия. Я хочу, чтобы, когда мы будем говорить, вы говорили обо всем и ни о чем. Все, что придет вам в голову. Ничего не утаивая. И еще один момент. Я не требую от вас вообще бросить пить, но вы должны сократить употребление алкоголя. Вам нужна ясная голова. Не мне вам говорить, что воздействие алкоголя на человека сохраняется еще долгое время после того, как он был употреблен.

– Я постараюсь. Все, что вы сказали. Постараюсь.

– Это все, о чем я вас прошу. И раз уж вы внезапно проявили такую готовность пойти мне навстречу, еще одна мысль. У меня завтра в три часа дня отменилась сессия. Сможете подъехать?

Босх заколебался.

– Мы с вами, похоже, наконец смогли найти общий язык, и я думаю, что это пойдет на пользу. Чем быстрее мы с вами закончим нашу работу, тем скорее вы сможете вернуться к своей. Ну, что скажете?

– В три?

– Да.

– Ладно, я буду.

– Отлично. А теперь давайте вернемся к нашему диалогу. Почему бы вам не начать? Расскажите мне что угодно, о чем бы вы хотели поговорить.

Босх наклонился вперед, взял стаканчик и, в упор глядя на Инохос, сделал несколько глотков воды, потом поставил его на стол.

– Просто что-нибудь сказать?

– Что хотите. О том, что происходит в вашей жизни. Или любые ваши мысли, которыми вы хотели бы поделиться.

Он на некоторое время задумался.

– Вчера ночью я видел койота. Неподалеку от моего дома. Я… наверное, я был не совсем трезв, но я уверен, что я его видел.

– Почему это показалось вам таким важным?

Он попытался сформулировать внятный ответ.

– Я и сам не очень понимаю… Наверное, их в городе не так уж и много осталось – во всяком случае, поблизости от меня. Так что каждый раз, когда я вижу койота, у меня мелькает мысль, что он может быть последним оставшимся здесь. Понимаете? Последний койот. И наверное, будет печально, если когда-нибудь это именно так и окажется, если я никогда больше не увижу ни одного койота.

Инохос кивнула, как будто ему удалось заработать очки в игре, в которую он не очень понимал, как играть.

– Раньше в каньоне неподалеку от моего дома жил койот. Я время от времени видел этого парня, и…

– Почему вы решили, что это был именно парень? Что позволило вам сделать такой вывод?

– Даже не знаю. Наверное, просто так. Всего лишь предположение.

– Ясно. Продолжайте.

– Этот парень… ну, то есть койот, он жил рядом с моим домом, и я время от времени его видел. А после землетрясения он исчез. Я не знаю, что с ним случилось. А потом вчера ночью я увидел того, другого. Был туман, и светили фонари… ну и, в общем, его мех казался голубым. У него был голодный вид. Они производят такое впечатление… грустное и пугающее одновременно. Понимаете?

– Да, понимаю.

– Ну, в общем, когда я пришел домой и лег в постель, я о нем думал. Тогда я и обжег руку. Уснул с сигаретой. Но перед тем как я проснулся, мне приснился сон. Ну, то есть я думаю, что это был сон. Возможно, это было что-то вроде видения на границе между сном и явью. В общем, я снова увидел койота. Только он был со мной. И мы с ним находились не то в каньоне, не то на склоне холма, я точно не помню. – Он вскинул руку. – А потом я почувствовал ожог.