Пять минут жизни Скотт Эмма

Emma Scott

A Five-Minute Life

Copyright © 2019 Emma Scott

© Музыкантова Е., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Плейлист

Trampoline by SHAED

Sweet Child O’ Mine by Guns N’ Roses

Bury a friend by Billie Eilish

Bad Romance by Lady Gaga

Black by Pearl Jam

I Will Follow You Into the Dark by Death Cab for Cutie

Dreamer by LP

Tidal Wave by Portugal. The Man

We Are Young by Fun. (feat. Janelle Mone)

BOOM by X Ambassadors

Good Riddance (Time of Your Life) by Green Day

Beloved by Mumford & Sons

Times Like These by the Foo Fighters

Посвящение

Мелиссе. Ты значишь для меня больше, чем я могу выразить словами, ведь ты все для Иззи…

И

Моей дорогой Талии.

Твой свет способен озарить самую темную из комнат…

Часть I

Пролог

Тея

Ричмонд, Вирджиния, два года назад

Голос моей сестры эхом донесся из прихожей:

– Тея, поехали уже!

– Иду, – крикнула я, сидя в своей старой спальне в доме наших родителей.

Я приезжала к ним на лето и превратила свою бывшую комнату во временную художественную студию, с брезентом на полу и огромным холстом на мольберте у окна. Делия ныла, что я дома всего три дня, и уже вся перепачкалась красками, а ведь мне еще идти к ней на выпускной? Но не рисовать три дня для меня все равно что не есть и не дышать.

За моей спиной по «Нетфликсу» показывают «Офис», лучший в мире сериал. Я каждую серию по сто раз пересмотрела. Мама предполагала, что я так им одержима, потому что сериал похож на меня: смешной, честный и шутки сыпятся в самые неподходящие моменты. Что ж, виновна по всем пунктам.

Я убрала прядь светлых волос с глаз и вытерла руки о льняной халат. Фиолетовые и оранжевые мазки добавились к полосам желтого и темно-синего цвета. Обычно я использовала не только кисти, но и свои пальцы. Папа любил дразнить, мол, я как начала рисовать пальцами в детстве, так и не смогла остановиться.

Брезент зашуршал под моими босыми ногами, когда я отступила, чтобы оценить холст. Египетская пирамида отбрасывала темную тень на золотой песок пустыни в лучах заходящего солнца.

Мой взгляд переместился на фотографию, сделанную мною во время нашей семейной поездки в Гизу прошлым летом. Я не знала, что в этих проклятых пирамидах – или истории Египта вообще – так меня очаровало, но я просто помешалась на этой теме. Огромные гробницы были ошеломляющими. Египтяне заполнили их комнаты всем, что может понадобиться фараону в загробной жизни.

Словно он не умер, а просто ненадолго отлучился.

– Как в путешествие, – пробормотала я.

– Алтея, спускайся сейчас же! – заорала Делия. – Мы же опоздаем!

– Мы при всем желании не опоздаем, ведь ты потребовала выехать за три часа до начала! – крикнула я в ответ.

Затем склонила голову к своей работе, и мои губы сами собой растянулись в улыбке. Я всегда позволяла картине самой решать, когда работа над ней завершена, и эта как раз закончилась. Цвета и формы отображали величие пирамиды, красоту пустыни и необъятность неба над головой именно так, как я хотела.

Я сняла халат. Под ним на мне было розовое шелковое платье. Быстрый осмотр выявил лишь несколько брызг краски на подоле.

Голос Делии снова подхлестнул меня.

– Я знаю, что мой выпускной ничего для тебя не значит…

– Тея, дорогая, – позвала мама, мягко вклиниваясь в разговор. – Пожалуйста, спускайся.

Я последний раз взглянула на картину и улыбнулась.

– Ничего вышло, – сказала я самой себе.

– Тея, богом клянусь…

– Да иду я! – Я выключила телевизор и шумно спустилась по лестнице. – Действительно давайте поспешим, а то вдруг нам придется сидеть несколько часов и ждать начала.

Наши родители – Сандра и Линден – уже переоделись в элегантные наряды и ждали меня вместе с Делией. Сестра была в темно-синей выпускной мантии. Она пригладила выбившуюся прядь своих темных волос до плеч и смерила меня полным презрения взглядом, пока я запихивала ноги в туфли на низком каблуке, которые она заставила меня надеть по случаю.

– Мой выпускной, мне и решать, когда выезжаем, – заявила Делия. – И что на тебе такое?

– Каблуки, – ответила я. – Но лишь потому, что ты меня вынудила.

– Я про платье. Оно все в краске.

– Всего пара капелек. Придают изюминку наряду.

Делия закатила глаза.

– Ты грязная. Как всегда. Удивительно, что хоть волосы расчесала.

– Ну сегодня же суббота. – Я подмигнула папе.

Он подмигнул в ответ.

– Идем, милые. Туда добираться час. Если выедем сейчас, то прибудем на место… – Сделал вид, будто сверяется с часами. – Да, сильно заранее.

Делия со свистом втянула воздух, переходя в свой печально знаменитый деловой режим.

– Знаю, по-вашему, я чокнутая, но вы мне еще спасибо скажете, когда не придется судорожно искать место для парковки. Народу ожидается много, и я беспокоюсь, что мы опоздаем.

– Ты? Беспокоишься? Да ладно.

– Боже, ты хоть раз в жизни можешь отнестись к чему-то серьезно? – спросила Делия, оборачиваясь ко мне. – Перестань шутить. И когда церемония начнется, не смей устраивать сцен и позорить меня.

Я невинно моргнула.

– Ты о чем?

Она подарила мне Смертоносный Взгляд Делии.

– Ты знаешь, о чем я. Ничего неуместного.

– С тобой не повеселишься.

– Зато ты отрываешься за нас обеих.

– Верно.

Моя сестра – самый дисциплинированный человек в мире, а вот я вечно жила одним днем. Папа любил шутить, что касаемо нашего родства ему приходится верить маме на слово.

– У нас еще есть время сфотографироваться, – заявила мама, готовя свой мобильный. – Девочки, станьте поближе друг к другу. Ты тоже, Линден.

– Мам, ты должна быть в кадре, – сказала я. – Возьми мой телефон. Там есть таймер.

Я кинулась вперед, открыла приложение и положила телефон на полку напротив лестницы. Затем обнялась с моими самыми любимыми людьми в мире.

– У нас десять секунд, – сказала я с улыбкой. – Все говорим «чиииз».

Телефон щелкнул. Мама взяла его с полки и проверила изображение.

– Отлично. Вы обе прекрасно выглядите. – Ее глаза наполнились слезами, когда она повернула экран к нашему отцу. – Ну разве они не красавицы?

Папа кивнул и обнял Делию за плечи.

– Мы так гордимся тобой, дорогая. – Он посмотрел на меня и подмигнул мне. – Тобой тоже, горошек.

Мне двадцать один год, а папа по-прежнему называет меня горошком. Я надеялась, что он никогда не перестанет это делать.

Я обняла Делию.

– Я тоже тобой горжусь, сестренка. Произносить речь на выпускном вечере в Университете Вирджинии!.. А ты крутая!

– Спасибо, Тея, – сказала Делия с теплой улыбкой, которую приберегала для особых случаев. Затем она прочистила горло и вернулась в свой деловой режим. – Может, уже поедем?

– Да, да. – Папа снял ключи от машины с крючка на стене и широко распахнул входную дверь. – Дамы.

Мы направились к двери; мои ноги уже ныли из-за этих глупых туфель. У кого-то зазвонил телефон.

– Это у меня, – сказала Делия, роясь в сумочке. Она прочитала сообщение и стиснула зубы. – Родители Роджера его кинули. Опять. Нужно его подбросить.

– Они не пойдут на выпускной? – переспросила я. – Боже, вот же уроды.

Найсы жили в нескольких кварталах от нас, в доме, похожем на наш, на такой же прекрасной улице, но с тем же успехом они могли жить на Луне, настолько отличались от наших мамы и папы. Мы с Делией росли, окруженные неизменной любовью и поддержкой родителей, и у нас в голове не укладывалось, как Найсы могут вечно наплевательски относиться к собственному сыну.

– Без проблем, – сказал папа. – Мы можем его забрать

Делия взяла ключи от своей машины.

– Нет, я отвезу его сама. А вы, ребята, поезжайте.

– Дорогая, нам хватит времени за ним заскочить.

Она покачала головой.

– Вы знаете, каков Роджер. Он от стыда сгорит. Лучше я его отвезу.

Делия заметила, как мы обменялись любопытными взглядами, как делали всегда, когда она упоминала Роджера. Ребята клялись, что всего лишь друзья, но были неразлучны еще с детского сада. Только Роджер мог выбить мою сестру из ее жесткого графика. Их дружба была одной из тех немногих вещей, которые выявляли ее более мягкую сторону.

– Слушайте, – начала Делия. – Поездка с нами только заставит Роджера чувствовать себя еще хуже. Ему придется наблюдать за тем, как мама и папа прекрасно общаются, и это через несколько минут после того, как собственные родители в который раз его подвели.

– Ну если ты так считаешь, – протянул папа.

– Именно так я и считаю. – Делия поцеловала его в щеку, обняла маму и похлопала меня по голове. – Ведите себя хорошо, – напутствовала она. – Встретимся на месте. Езжайте не спеша, но не теряйте времени.

Она бросила на нас последний строгий взгляд, а затем пронеслась мимо прямиком в теплый майский вечер. Ее отглаженная мантия хлопала вокруг туфель на низком каблуке, что отбивали по асфальту барабанную дробь, словно бы говоря «Все. Прочь. С моего. Пути».

– Отлично, – сказала я. – Теперь мы можем остановиться и перехватить по кусочку пиццы.

Мама пригладила свои светлые, уже тронутые сединой кудри.

– Думаю, один из лучших подарков, который мы можем преподнести твоей сестре на выпускной, – это быть на месте к ее приезду.

– Подождите. – Я стащила туфли и схватила с подставки для обуви у двери свои желтые сандалии.

– Тея, ты же обещала, – укорила мама.

– Эй, я пообещала надеть это скучное платье. Одобренная Делией обувь в контракт не входила. Она ни о чем и не узнает, пока не станет слишком поздно.

Мы забрались в серебряный «Кадиллак» отца. Мама устроилась впереди, я села за ней, и мы отправились в путь из Ричмонда в Шарлоттсвилль, штат Вирджиния. Виды были ошеломляющими – зеленые холмы и деревья под безоблачным голубым небом. Я любила свой родной штат, но не собиралась в нем оставаться. Как только закончу Школу искусств в следующем году, сразу потащу свою задницу прямиком в Нью-Йорк.

– Как насчет музыки? – спросила я с заднего сиденья.

– Восемь секунд тишины, – отметил папа. – Новый рекорд.

– Музыка – это жизнь, – сказала я, смеясь. – Сразу после живописи. И «Офиса». И пиццы.

– Никакой пиццы. – Папа покрутил радио, пока не нашел мою любимую станцию, и машину заполнили звуки «Bad Romance». – Хорошо?

– С Леди Гагой не может быть плохо.

Папа ухмыльнулся.

– Поверю на слово.

Я подпрыгивала в такт песне, насколько мне позволял ремень безопасности, пока мама не убавила громкость.

– Бедняга Роджер, – сказала она. – О чем вообще думают его родители?

– Мне интересно, о чем думает Делия, – заметил папа и посмотрел на меня через зеркало заднего вида. – Вы, часом, не ведете задушевные разговоры по-сестрински? Они не встречаются?

– Понятия не имею, – ответила я. – Ты же знаешь, какова Делия. Себе на уме. Никогда ничего мне не рассказывает.

Мама изогнулась, чтобы посмотреть на меня.

– А что насчет тебя самой? Никакого парня на горизонте?

– Тогда бы я вам его представила, – сказала я. – А ни один из тех парней, с которыми я встречалась за последнее время, этого не достоин. Они считают, что я «забавная», и не хотят заводить со мной ничего серьезного. Или, может быть, я не хочу ничего серьезного с ними. Может быть, я и не способна на серьезное.

– Я уверена, что это не так, дорогая, – сказала мама.

– Делия бы с тобой поспорила.

– Я люблю твою сестру, но иногда она перегибает.

– Честно говоря, мне очень хочется влюбиться, но, полагаю, торопить события глупо. Это случится, когда случится. Я встречу того самого парня. Такого, о ком просто не смогу перестать думать. И когда мои чувства к нему найдут отражение в моем искусстве, я пойму, что он единственный.

– Мудрая философия, – заметил папа.

– Кстати, об искусстве, – подхватила мама, – как продвигается твоя последняя картина?

– Уже готова. Я закончила как раз в тот момент, когда Делия уже собиралась рвать и метать.

– Прекрасно, мне не терпится ее увидеть. – Мама шлепнула меня по колену тыльной стороной ладони. – Ты и твои пирамиды.

– Ага. – Я засмеялась. – Если когда-нибудь стану знаменитой, Египет будет моей фишкой. Как автопортреты у Кало или похожие на вагины цветы у О’Киф.

– Тея. – Папа усмехнулся.

– Я не утверждаю, что я вторая Фрида или Джорджия…

– Ты бы так не сказала, потому что ты слишком скромная, – перебила мама. – Но, как твоя мать, я имею право хвастаться, что ты ничуть не уступаешь великим.

– Это твоя святая обязанность как моей матери, – отозвалась я. – Но все равно спасибо, мам. Ты лучше всех. Я…

– Боже! – закричал отец.

Мама начала поворачиваться.

– Что?..

Вспышка бледно-голубого ослепительного хрома.

Ужасающий, оглушительный грохот. Он отдался в моих костях. В моих зубах. Он эхом пронесся через капот, через лобовое стекло.

Он все нарастал, нарастал и нарастал, разрывая нас, пока не осталось ничего.

Глава 1

Джим

Красно-белый знак «Сдается» бросился в глаза даже через визор моего шлема. Я замедлил свой «Харлей», встал у обочины и поднял стекло.

За шатким забором на клочке сухой травы примостился крошечный домик площадью, вероятно, не более девятисот квадратных футов. Цементная дорожка, ведущая к двери, потрескалась. Одна ступенька крыльца покосилась. Белая краска на стенах облупилась.

Маленький, простой и дешевый.

Отлично.

Я снял шлем, вытащил телефон из черной кожаной куртки и набрал номер.

Это просто чертов телефонный звонок, подумал я, глубоко вдыхая. Соберись, тряпка.

Ответил мужчина.

– Да.

Вдох. Выдох.

– Я звоню по поводу аренды дома в Бунс-Милл?

Ни разу не заикнулся. Даже на «м» в Милл. Незначительная, но победа.

– Хорошо, – сказал мужик. – Шестьсот пятьдесят в месяц. Коммунальные услуги включены, но не вода. Никаких домашних животных. Хотите посмотреть дом? Я могу подъехать через пять минут.

– У меня собеседование в санатории «Голубой хребет», – пояснил я. – Если получу работу, то вернусь через несколько часов. Тогда и посмотрю.

Мужик вздохнул.

– Так зачем звонить мне сейчас?

– Не хочу, чтобы кто-нибудь перехватил дом.

Он усмехнулся сквозь отчетливый звук выдоха сигаретного дыма – наполовину кашель, наполовину смех.

– Сынок, ты первый, кто вообще позвонил за последний месяц. Думаю, тебе ничего не грозит. – Затяжка. – Собираешься работать в «Голубом хребте»? Со всеми этими психами и шлепнутыми?

Я крепче сжал телефон. Вот урод.

– Просто не сдавайте никому дом, хорошо?

– Конечно-конечно. Придержу его, специально для тебя.

– Спасибо, – пробормотал я, повесил трубку и уронил руку.

Мужик был прав – никто не позарился на его дерьмовый домик, кроме меня. Телефонный звонок был тренировкой перед собеседованием в санатории. Я в шесть утра выехал сюда из Ричмонда и не хотел, чтобы мой интервьюер был первым, с кем придется разговаривать.

Насмешливый голос бывшей приемной матери зазвенел в голове.

«Как будто это поможет, дубина. Ты завалишь это собеседование, сам знаешь».

– Заткнись, Дорис, – пробормотал я.

Из всех приемных семей, у которых мне приходилось жить с рождения, под ее опекой, если это можно так назвать, я находился с десяти до восемнадцати лет. В двадцать четыре ее насмешливый голос все еще не оставлял меня в покое. Я больше не заикался в каждой фразе, но изъян все равно прятался у меня под языком и неизменно вылезал, когда я злился. Или нервничал.

Как, например, сейчас, перед собеседованием.

Когда мне было двенадцать, врачи назвали мое заикание психологическим расстройством: скорее реакцией на травмирующее событие, чем физиологической проблемой в мозгу.

– Реакция? – с усмешкой переспросила Дорис в кабинете врача. – То есть он не может говорить нормально из-за проблем в голове? Пфф. Да он просто дурачок. А это лишнее тому доказательство.

Доктор напрягся.

– Имелись ли недавно травмирующие инциденты?

– Конечно, нет, – отрезала Дорис, а я хотел развязать наконец онемевший язык и крикнуть, что да, кое-что случилось. Как раз неделей раньше умер дедушка Джек.

Технически отец Дорис не был моим настоящим дедушкой, но он уделял мне куда больше внимания, чем кто-либо когда-либо, пока меня пинали из дома в дом, действуя в рамках системы усыновления Южной Каролины. Джек брал меня на озеро Мюррей ловить рыбу. Покупал мне мороженое и совал леденцы мне в руку после обеда.

– Не говори своей матери, – всегда повторял он.

Мать. Дорис набирала приемных детей за деньги, а не по доброте душевной. И уж назвать ее матерью язык не поворачивался. Как у такого человека, как Джек, выросла такая дочь, как Дорис, я никогда не узнаю. Он был добрым. Ерошил мне волосы вместо того, чтобы щипать меня, и никогда не называл меня глупым. Когда он умер, то забрал с собой единственный кусочек счастья, который у меня был за мои двенадцать несчастных лет.

Стоя рядом с Дорис в похоронном бюро, глядя на гроб, я заплакал. Дорис оттащила меня в боковую комнату, ее пальцы вонзились в мою кожу как когти. Она с силой меня встряхнула.

– Не смей о нем плакать, слышишь меня? Он не был твоей семьей.

– Он… он был дедушкой Дж-Джеком, – сказал я, мои рыдания разбивали слова на части.

– Никакой он тебе не дедушка. – Темные глаза Дорис вперились в мои, будто она накладывала на меня какое-то проклятие. – Больше не смей говорить о нем как о родственнике. Он был моим отцом. Моим родным. А ты – не мой. Ты всего лишь чек, что приходит по почте каждый месяц, так что перестань плакать.

Я перестал.

Я втянул в себя боль и похоронил глубоко в душе. Все, что я хотел сказать дедушке Джеку, застряло где-то за зубами. Горе заполнило мой мозг, свело челюсть и вызвало заикание, обеспечив долгие годы мучений от школьных хулиганов и еще больше зла со стороны женщины, которая должна была обо мне заботиться.

Дорис никогда не водила меня к логопеду или на какое-либо другое лечение. Лишь в седьмом классе я получил помощь. Моя учительница, миссис Маррен, пожалела меня и прочла кое-что про заикание. Она не была специалистом, но нашла несколько дыхательных техник, которые помогли мне осиливать хотя бы одно предложение за раз.

«Вдохни мысль, выдохни слова. Легко и просто, Джеймс.

Вдох. Выдох.

Попробуй петь. Иногда музыка может помочь вывести слова наружу».

Я вдохнул воспоминания о Южной Каролине и выдохнул нынешний Бунс-Милл, штат Вирджиния. Все мои надежды сосредоточились на дерьмовом домике и собеседовании.

Я снова надел шлем, завел мотоцикл и отправился в путь. Через пятнадцать минут я был в Саус-Хиллс, недалеко от Роанока. На юго-западе под ясным летним небом спали горы Голубого хребта. Я двинулся по извилистой двухполосной дороге по холмистой местности, окруженной яркими зелеными папоротниками и высокими деревьями. Слева от меня появилась старинная вывеска с вычурными буквами: «Санаторий «Голубой хребет», основан в 1891 году».

Ниже был воткнут знак поновее, с более яркой краской: «Специализация: длительное лечение черепно-мозговых травм, памяти и реабилитация».

Психи и шлепнутые, как сказал арендатор. Я мысленно показал ему средний палец. Все мы в той или иной мере психи и шлепнутые. Просто некоторые лучше это скрывают. А некоторые вообще делают сокрытие данного факта целью своей жизни.

Я ехал по дорожке, пока не достиг высокой каменной стены, которая простиралась далеко по обе стороны и исчезала в лесу. Грозное строение нарушали только широкие металлические ворота с охраной в небольшой сторожке. Я свернул к ним.

– Джим Уилан, – представился я. – На собеседование.

Человек в светло-серой форме со значком на груди сверился с планшетом.

– Уилан… Да. Вам надо к Алонзо Уотерсу. Первый этаж. Спросите на стойке регистрации, там подскажут. Парковка для посетителей слева.

– Спасибо.

Ворота с металлическим скрежетом раздвинулись, и я поехал по асфальтированной дороге. Еще через сто ярдов я добрался до санатория «Голубой хребет».

Высокий дом выглядел как усадьба плантатора, коей, вероятно, и являлся до 1891 года. Прочный трехэтажный особняк из красного кирпича с белой отделкой, со стороны фасада четыре белые колонны.

Я свернул к пустой парковке для посетителей и оставил там «Харлей». Тишину нарушал только гул насекомых во влажном воздухе. Никто не прогуливался по дорожкам и не сидел на каменных скамьях вдоль них.

На выкрашенной в черный цвет старой деревянной двери коробка домофона смотрелась довольно неуместно. Я нажал красную кнопку.

Страницы: 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Высшие демоны упрямы и коварны. Тебе кажется, что ты спряталась от главнокомандующего Темного Альянс...
Порнозависимость наносит реальный ущерб многим современным мужчинам: личная жизнь приходит в упадок,...
Все видели эту красотку в неглиже и все будут тебе завидовать, что получил на законных основаниях её...
Новая книга доктора Стивена Гандри, знаменитого кардиолога и кардиохирурга, нацелена на ускоренное и...
Это стало самым тяжелым испытанием для нас. Но все же мы смогли хоть немного приоткрыть завесу тайны...
История "Хелл. Обещанная усем любофф" была написана за восемь дней, исключительно благодаря поддержк...