Девочка для генерала Кистяева Марина
Отчего-то Катя, забираясь на матрас, отметила, что кожаные браслеты на запястьях он так и не снял.
Она лежала и ни о чем не думала. Совершенно. Смотрела в потолок и не поняла, как её глаза сомкнулись, и она провалилась в спасительную дремоту.
Ему хотелось её не любить, даже не трахать, а драть. Жестко. До легкого повизгивания, когда уже глотка устает стонать. Когда эмоции на грани, на пределе. Когда несколько раз уже сучка кончила, а он нет, не удовлетворился, и ему всё мало. И он продолжает вколачиваться по самые яйца, доставляя и ей и себе дикое удовольствие.
Воробушек вызывала в нем ещё большую лавину желаний.
Ему было откровенно плевать на её страх, на то, что её к нему привели. Она не пришла по доброй воле. Плевать. Он её хотел. Точка.
Вид её нижних губок в первые секунды ввел его в ступор. У Генерала была слабость, о которой мало кто знал. Постоянные любовницы, может, и догадывались, но вслух не произносили – пресекал. Догадывались, потому что он раз за разом просил показать себя. Коваль любил смотреть на половые губы партнерш, на вагину. На дырочки. Он частично относил себя к вуайеристам. Смотреть, как другие занимаются сексом, не любил, хотя и приходилось много повидать в горячих точках и на Востоке. Трахались многие в одной комнате. Хотя Коваля сложно назвать приверженцем вуайеризма. Какой нормальный здоровый мужик не любит рассматривать тело партнерши?
Она не спорила. Не противилась. Идеально выполняла его команды.
И не пыталась ему понравиться.
Вообще.
Делала, что говорил. Дрожала. Прятала глаза. Отводила их в сторону. Боялась. Частично молчала.
И ни хрена не стонала. Не получала удовольствия под ним.
С одной стороны, Русу было до одного места, получает она удовольствие или нет. Он и так сдерживался. Сильно. Да, пожалел. Не отодрал сразу, как того требовала его природа и зашкалившая, бьющая ключами ярость. Он даже несколько раз вдарил по стене, вымещая агрессию. Иначе бы точно порвал. Зашла в камеру, и по херу, перед глазами кровавая пелена. И девка, которую можно нагнуть.
Так было бы.
Сдержался.
Её выходка с трусиками позабавила. Немного.
Специально отправил её в душ, хотя мог и грязную взять. Не такое бывало.
Это он давал время себе остыть.
Ага, остыл, мать её ети.
Смотрел на трусики на руке и представлял Воробушка голенькой, под душем.
Дааааааа…
Расслабился, генерал, называется.
Накрутил себя ещё больше. Хорошо, что еду принесли. И без коньяка. Нахерачился бы и тогда точно в разгон пошел.
Вышла. Стоит, сучка маленькая, в глаза не смотрит. Вот и правильно, милая, не надо… Ему хватило её взгляда там, в коридоре. Тогда его и понесло. В камере – лучше поостеречься. Он бывает скор на руку.
Многое в его дальнейшем поведении определила её куночка. Красивая. Мля, чертовски красивая. Аккуратные губки. Закрытые. Волосков мало, светлые. Сбрить их или лучше под эпиляцию, чтобы совсем чистенькой была. У него сперло в зобу от вида. Смотрел бы и смотрел. И запретил бы Воробушку носить трусы совсем.
Мля, совсем рехнулся. Честное слово. Мозги поплыли от всей кутерьмы, что на него накатила.
И девочка-целочка в придачу.
Ему было охрененно с ней. Крышесносно. Узкая. Очень. Еле вошел, опять же сдерживаясь. Порвет – будет хуже. Навсегда у девчонки оставит негатив от первого раза. Негатив и так будет, тут понятно, но не в высшей мере, когда страх и отвращение. А ему мало… Ему долбить её хочется. И не только в узкую щелку.
Генерала остановила кровь на её бедрах.
Всё-таки первый раз…
А ещё он представил и… сразу оборвал себя.
ЕЁ нет.
Всё. Внутри – пустота.
Руслан уложил Катю себе на грудь. Пусть кровать и была полуторкой, намного удобнее, чем в обычных камерах, она и для него одного маловата была. Но Воробушка он отпускать не собирался. Не насытился ещё.
Пусть поспит, маленькая.
Она была легкой. Пятьдесят килограмм-то весит? Наверняка и голодала последние дни. Сколько она под следствием? И на чем её взяли? Шарап говорил или нет? Он накрыл их обоих простыней, хотя в камере было душновато. Надо сказать, чтобы сплит-систему установили, дышать нечем.
Генерал прикрыл глаза. Со своим организмом он давно договорился. Он ему секс, тот ему сон. Всегда и везде. И без сновидений.
Катя проснулась от странного ощущения, что на неё смотрят. Глупо, конечно. Кто на неё будет смотреть в камере, где она одна?
Была и другая странность. Она лежала на чем-то непонятном. Абсолютно ей не знакомом и определить никак не могла… Мягкое, горячее и одновременно теплое.
Двигается под ней. Дышит, её тело приподнимает совсем чуть-чуть.
Катя резко распахнула глаза и едва не закричала.
Она полулежала распластанная на груди Руслана Коваля.
Мужчина так же проснулся и смотрел на неё, одну руку закинув за голову, второй по-собственнически удерживая её за талию под одеялом. Проснулся он намного раньше её, в его глазах не наблюдалось сонной поволоки.
С Катей случился шок.
То, что произошло с ней вчера, беспощадной правдой обрушилось на Катю. Каждая картинка, каждый эпизод, начиная от встречи в коридоре. Мерзкое отношение Потапова, его сальный взгляд и отвратительное дыхание. Конвоир, который и конвоиром не был, а такой же опер, ведущий её к Ковалю.
И сам генерал.
Как она могла уснуть на нем? На его теле? Более того, проспать всю ночь, ни разу не проснувшись? В следственном изоляторе она постоянно просыпалась, ей всё время что-то мерещилось: голоса, звуки, она боялась, что к ней подселят ещё кого-то или войдут, пока она беспомощная во сне.
А тут вырубилась, иначе и не скажешь. Проспала! Всю ночь! Словно на своей родной кровати, в то время, когда она была ещё счастлива и надеялась только на лучшее.
Катя смотрела на Коваля, тот на неё. Пристально смотрел, изучающе.
Катя не знала, что говорить, как себя вести. По логике, он должен был её вчера отправить к себе в камеру. Зачем оставил? Да ещё позволил спать, расположившись у него на груди. Ему, наверное, неудобно было. Какая же ты, Катя, неисправимая дура. Кто о чем, а она думает о том, что мужчина, который вчера прошелся по её судьбе берцами, не выспался.
Хотя правильно и делает, что думает. Не выспавшийся мужчина – злой мужчина.
– Привет, – его осипший после сна голос не показался ей злым. Или она не окончательно проснулась?
– Доброе утро, – ответила Катя, зашевелилась, хотела сползти с Коваля к стене, но рука, сжимавшая талию, остановила. Ощутимо напряглась, говоря вместо хозяина: лежи, как лежишь и не дергайся.
А Кате же хотелось избавиться от ощущения мужского тела. Любой тактильный контакт с ним вызывал отторжение у девушки. Она помнила, что он с ней творил ночью, какие слова говорил. В какие условия ставил. И единственное, что ей теперь хотелось – чтобы он отпустил её. Позволил уйти. Пусть её камера не такая комфортная, и есть вероятность подселения, а после вчерашних слов капитана, она даже не сомневалась, что больше не будет одна, она хотела избавиться от любого общества. Ей хотелось одиночества. Иллюзии, что она ещё что-то решает.
Катя интуитивно облизнула пересохшие губы, не подозревая, что вид розового кончика языка сыграет с ней злую шутку. Она лишь успела отдаленно осознать, что тело мужчины напряглось. Рука, что удерживала за талию, сместилась, распластавшись на её пояснице, и чуть надавливая.
Дальше события происходили слишком быстро. Они позволили Кате на себе испытать, насколько сильным и ловким был мужчина, с которым она оказалась запертой в одной камере.
Пара секунд… Одна… вторая…
А её уже перевернули. Более того, она оказалась внизу, на матрасе, лицом, едва ли не уткнутым в подушку, что пропахла запахом дорогого парфюма Коваля. Катя даже толком среагировать не смогла, понять.
Генерал оказался сзади. Навис темной тенью. Его согнутые в локтях руки опустились по обе стороны от головы Кати, а горячее дыхание прошлось по лопаткам и плечам девушки. Катя замерла. Вот те раз… Вот тебе и пробуждение. Её организм частично ещё спал, не желал просыпаться и окунаться в жестокую действительность. Пошло полное отрицание происходящего. Но тревожный колокольчик в голове уже звенел, трепыхался, пытаясь сказать хозяйке, что не стоит долго медлить, пора активировать защитные функции, инстинкт самосохранения.
Катя уперлась лбом в подушку.
Она даже не кожей чувствовала Коваля. Каким-то интуитивным зрением, словно видела их со стороны.
Как он распластался за её спиной, навис. Как его огромное тело полностью покрывает её миниатюрное.
И это только начало.
Потому что Катя чувствовала и как его уже эрегированный член упирается ей в поясницу… чуть ниже… в копчик…
Утро началось хуже, чем могло быть. Или Катя настолько наивна, что один не в меру горячий и возбужденный мужчина воспринимался ей слишком остро?
– Разведи ножки в сторону, маленькая.
Катю повело. Маленькая? Серьезно? Ей что слышится в голосе генерала Коваля нечто отдаленно напоминающее ласку? Не надо…
Катя сильнее вжалась в подушку, цепляясь руками за простынь, сминая её. И одновременно сантиметр за сантиметром заставляла непослушные ноги двигаться, разводя их. Видимо, слишком медленно, потому что генерал решил ей помочь. Не грубо, но настойчиво и не давая ни единого шанса даже на мысль о сопротивлении или неповиновении, развел ноги своими ногами. Кате пришлось подстраиваться. Он устроился между ними. Катя обнаженная, на Ковале лишь боксеры, но даже через них она ощущала его большой и довольно толстый член.
– Что ты опять зажимаешься, – его дыхание щекотало шею, значит, лицо находилось рядом.
Катя зажмурила глаза. Даже хорошо, что он её перевернул. Она сомневалась, что смогла бы спокойно видеть его лицо. Он убрал одну руку с подушки. Для того, чтобы ей пройтись по позвонкам Кати, спуститься вниз, прикоснуться к пояснице и далее к ягодицам. Сжал сильнее, ощутимее. Рефлекторно Катя тоже их сжала. Сзади послышался смешок. Коваль не спешил отпускать, распластал пальцы сразу на обе ягодицы. Снова чуть сжал.
И лишь потом продолжил спускаться к тому месту, которое его интересовало больше всего.
Катя с такой силой сжала зубы, что те заскрежетали. Хорошо, что не слышно из-за подушки.
Мужские пальцы довольно собственнически дотронулись до её нижних губ.
– После ночи ты влажная, – голос генерала прозвучал почти довольно.
А Кате впору было рассмеяться и спросить: Руслан Анатольевич, а вы о такой вещи, как женские ежедневные выделения не в курсе?
Но смех у неё застрял в горле, потому что палец нырнул внутрь, растягивая и проверяя, насколько она готова.
Катя ни черта не была готова!
Его палец орудовал внутри, дыхание оставляло след на коже. То, что Коваль находился сзади оказалось давило не меньше, чем если бы она видела его лицо. Не иметь возможности знать, что сейчас предпримет мужчина – мука.
Хотя…
Она знала.
Вернее чувствовала.
И громко застонала, когда он начал в неё входить. Приподнял её попу кверху, чтобы удобнее было, и плавно начал проталкиваться пальцем.
Катя запаниковала. Инстинктивно подалась вперед, желая отползли, вырваться из цепких загребущих рук Коваля.
– Нет…
– Тихо… тихо… Тихо, я сказал!
Куда уж тише. Она и так лежала, не сопротивлялась, а то, что не смогла перебороть инстинкты, это нормально в её ситуации.
– Больнее будет…
Гад! Гад и сволочь! Неужели такому, как он, шлюх мало? Какого он на неё набросился? На неопытную? Ему в удовольствие вот с такой напряженной, дрожащей от страха?
Зачем…
Коваль вошёл полностью и, как вчера, дал ей время привыкнуть к себе. Привыкнуть получалось плохо. Боль отозвалась внизу живота, правда, она немного отличалась от той, что была вчера. Катя приподняла голову, хотела посмотреть на мужчину, но ей не дали – на шею легла рука и несильно надавила, возвращая её голову в подушку.
Получается, Коваль не хочет, чтобы она на него смотрела? Да пожалуйста! Катя приказала себе не двигаться. Пусть снова насилует. Лишь бы потом отпустил. Она стерпит. Она вынесет всё.
Видимо, Судьба у неё такая. Расплата.
Катя ненавидела каждое движение генерала Коваля внутри себя. Она ЕГО чувствовала. Остро. На всю длину. Зажмурившись, Катя ждала. И считала. Толчок. Ещё один. И ещё. Более глубокий. За спиной не то рычание, не то стон. А вот в первое она вполне в состоянии поверить. Потому что за её спиной самый что ни на есть настоящий хищник.
– Какая же ты…
Коваль не договорил, Кате же было неинтересно. Не надо ей ничего знать. Не надо… Какая она для него и так понятно.
Он кончил, выплеснув семя на поясницу Кати. Хватка руки, удерживающей её шею, сразу же ослабла. Катя ждала, что он руку уберет – нет. Большим пальцем мужчина начал делать движения, очень сильно напоминающие ласку.
Выходить и освобождать Катю от себя генерал не спешил. Катю так и подмывало попросить его, черт возьми, наконец-то слезть с неё, но она по понятным причинам молчала.
И снова ждала.
– Ладно, хорош на сегодня, – проговорил мужчина над её ухом, и давление с тела исчезло.
Катя не спешила переворачиваться или вставать. Лишь свела ноги вместе, даже голову с подушки не подняла.
– Сейчас за тобой придут. Проводят тебя в камеру.
Его слова вернули Катю в действительность, она повернула голову на голос. Лучше бы не делала. Потому что Руслан Коваль стоял рядом с кроватью, абсолютно голый и с ещё не опавшим членом. Мужская сексуальная агрессивность не могла не давить.
– У меня нет трусиков, – это единственное, что волновало Катю на данный момент. Она в здании, полном мужчин. И теперь её низ ничем не прикрыт. Доступен.
– Будут. Принесут в течении пятнадцать минут.
О как.
– Спасибо.
А что она могла ещё сказать?
Катя кое-как поднялась. Болело всё тело. Особенно низ живота.
Она прошла в ванную, где поспешно сполоснулась. Её отпускают, а, значит, надо уходить. Пока не передумал. Смыла с себя следы так называемой генеральской любви, сполоснула холодной водой лицо, натянула платье и обула балетки. Волосы никак не желали собираться в приличный хвост, расчески в комнате, предназначенной для мужчины, не наблюдалось. Несмотря на то, что Катя находилась в полиции, неряшливой выглядеть не хотела.
Генерал стоял снова лицом к стене.
– Дверь открыта.
Катя кивнула и, ничего не говоря, направилась к ней.
Глава 7
Камера встретила Катю тишиной. К ней никого не подселили.
Девушка прошла к кровати и села на неё, положив руки на колени.
Что дальше?
В голове не было ни одной здравой мысли. Нездравой, кстати, тоже.
Сколько времени Катя так просидела, она не знала. В заключении и в одиночестве время летит совершенно иначе, теряешься, забываешься. Тебе кажется, что прошло несколько часов, а по факту не больше получаса. И наоборот.
Поэтому, когда дверь камеры снова открыли, она вздрогнула, встрепенулась и испуганно посмотрела на входящего. Только бы не конвоир с вызовом к Потапову…
Она боялась именно вызова. Генерал Коваль – пройденный этап, а вот глаза Потапова и его взгляд, которым он провожал её вчера, полный ненависти, ярости, не суливший ей ничего хорошего, пробирал её до дрожи. Этот мужчина просто так не оставит её в покое. Где-то в камере есть наблюдающие устройства. Он следит за каждым её шагом.
К ней вошёл незнакомый мужчина в гражданской одежде.
– Доброе утро, Екатерина.
Катя настороженно его оглядела. Лет сорока, высокий, крепкого телосложения. На лице минимум эмоций.
– Доброе, – медленно ответила она, даже не желая гадать, кто он.
– Это вам, – снова едва ли не равнодушно сказал он, делая шаг в сторону и впуская ещё одного мужчину, более молодого.
У последнего в руках было несколько пакетов и три коробки.
Парень прошёл в камеру, оглядел её, не найдя ничего подходящего, мазнув по Кате торопливым взглядом, в котором проскальзывал скрытый интерес, опустил коробки и пакеты на кровать.
Катя, справившись с оторопью, негромко спросила, у самой ноги ослабли враз.
– Постойте… Что это значит? Вы кто?
Парень вышел.
Тот, что постарше, кивнул и всё тем же монотонным голосом, произнес:
– Всего хорошего, Екатерина.
После чего за ним захлопнулась дверь.
Катя моргнула.
Что это было? И что есть…
Она посмотрела на рядом разложенные коробки. Камеру постепенно наполняли запахи еды. Вкусной, ароматной. Как и вчера, во рту мгновенно образовалась вязкая слюна. Катя её сглотнула, не замечая, как сжимает руки в кулаки.
Ей принесли завтрак, так получается? А что в пакетах? Трусики, взамен взятых?
Катя первой открыла пакет, что был самым мелким. Так и есть. Комплект белья. Белого. Тут впору было засмеяться. От ржавой воды, идущей из крана, после первой стирки он превратится в тряпье неприглядно-серого цвета. Хлопок с тончайшим кружевом. Отчего-то Катя не сомневалось, что белье элитное. Далее шли платья в количестве два штуки. Простые и между тем удобные.
А вот с коробками с едой оказалось труднее. Блинчики, твороженная запеканка, жаренная рыба, хлеб, сыр. И сладости. Много сладостей.
Катя зажала рот рукой и разрыдалась.
– Руслан Анатольевич, я могу ошибаться, но в прошлую нашу встречу вы выглядели немного иначе… – лживая напрочь продажная журналистка с федерального канала, которую не трахал только ленивый, улыбнулась, не скрывая кокетства. Привыкла, сучка. – В плечах вроде как уже были… У вас очень фактурная фигура.
– Вы пришлю сюда обсуждать мою фигуру? Вес? Рост?
Руслан поднялся.
– Интервью окончено.
– Но мы даже не начали…
Жгучая брюнетка растерянно моргнула наращёнными ресницами, отчего её ещё сильнее захотелось умыть. Смыть всю «штукатурку». До чего же мерзко. Девки сами уже не знают, когда остановятся. Сначала были силиконовые титьки с губищами, теперь пошло всё остальное. Противно иногда даже прикасаться. Того и гляди, что-нибудь отвалится. Зажать по-нормальному ни одну нельзя.
Можно.
Одну точно.
Коваль, и без того злой, как собака, разозлился ещё сильнее.
– Всё. Пошла вон отсюда, – он говорил, не повышая голоса, но журналисточка побледнела.
– Да как вы смеете… Вы забываетесь… Да я…
– Вам лучше уйти. И запись положите вот сюда.
Володя мгновенно просёк ситуацию. Похлопал по столу, рядом с собой. Оператор выглянул из-за штатива и посмотрел на коллегу. Та стояла, хватая воздух ртом.
– Я на вас…
– Не стоит усугублять ситуацию, – Шарапов посмотрел на бейджик журналистки, – Ксения. Интервью отменяется. Флешку мне на стол.
Она, возможно, ещё что-то сказала, но оператор решил за неё. Ссориться ни с кем он не желал, тем более с ментами. Потом ездить по городу, оглядываться, ожидая подставы. Дура Ксюха не знала, что Шарапов и Коваль кореша, а он-то пробил инфу. Ссориться с такими себе дороже.
Как только за представителями прессы закрылась дверь, Руслан встал и подошёл к окну.
– Пусть Иматов жрет протеин пачками! Я за что ему бабло плачу?
– Не кипешуй, Рус. Найти тебе двойника – не простая задача. С твоими-то физическими данными. Иматов и так пятнадцать кило набрал, пока сидит тут. Твой человек занимается с ним усиленно, скоро различия будут минимальны.
– Хорошо.
– Сегодня домой. Но после полуночи.
Коваль не стал уточнять, почему именно после полуночи. Значит, иначе Шарап не может.
– Как домашние?
Он обернулся, прошёл к шкафу начальника полиции, достал коньяк и один стакан. Плеснул немного спиртного и выпил. Володе не предлагал, тому ещё работать.
– Лида ушла.
Руслан быстро обернулся, нахмурившись.
– В смысле? Совсем?
– Совсем.
– А ты?
– Отпустил.
– На хрена? Ты же любишь её? Сколько лет вы вместе? Десять?
– Рус, не кипятись. Беременна она, – Шарап скривил губы, а в глазах мелькнула тщательно контролируемая и оттого скрываемая боль. – От другого.
– Ты так спокойно об этом говоришь, точно…
Коваль специально не договорил.
– Я её отпустил. Мне её силой удерживать? Под замок посадить? Или её любовничка выпотрошить? Лида в ногах валялась, просила его не трогать…Ты же знаешь, не получалось у нас с ней с детками, даже ЭКО и то не пошло… А тут переспала с этим утырком, клянется, что единожды, и залетела.
– Что за хмырь?
Шарап отмахнулся. Потом резко ударил раскрытыми ладонями по столу и сказал:
– Плесни мне тоже. Парень вроде бы не плохой, её одноклассник, сейчас бизнесом занимается. В общем… Отпустил я её.
– А с этим… одноклассником поговорил?
– Поговорил. Парень выбирает обручальное кольцо.
Руслан поставил стакан перед другом и, немного приглушив тон, сказал:
– Я бы ни хрена не отпустил.
Шарап задрал голову и посмотрел на старого товарища.
– Я знаю.
Мужчины с полминуты говорили взглядами. То, о чем нельзя сказать вслух, потому что не положено по рангу. Потому, что их связывало в прошлом. Да и то, что объединяет в настоящем.
– Что Тарасова? За что её взяли?
– Причинение смерти по неосторожности. Сбила мужика.
– С места преступления не скрылась, вину признала.
– Совершенно верно.
– Адвокат?…
– Петитов.
– Никого получше не нашли?
Шарапов пожал плечами.
– Кто был.
Петитова Коваль знал. Обычный неудачник. Нелюбимая работа, несбывшиеся мечты, располневшая жена. Есть где-то любовница на периферии, к которой наведывается раз в две недели и то, предварительно приняв «Виагру». Руслан за свою жизнь тысячи таких Петитовых повидал. Плывут по течению, ничем не интересуются, ни к чему не стремятся. Сетуют на маленькую зарплату, а оторвать задницу от дивана и предпринять шаги, улучшающий семейный бюджет, не позволяет лень и надуманные принципы. Он будет с пеной во рту обвинять соседа, что добился успеха в подхалимстве, жополизанье и прочих грехах, завидовать, что тот отдыхает хотя бы раз в год на море, но сам Петитов не такой, что вы, что вы. Жена хочет новые сапоги? Нет-нет, это её прихоть, у неё же есть уже одни, а баловать женщин нельзя, сядут на плечи. И так по жизни.
Петитов выполняет работу нехотя, не вдумываясь. Руслан особо не интересовался его делами, ни к чему лишняя информация. Но с ним Кате ничего хорошего не светит, даже максималка по статье, потому что господин адвокат построит защиту таким образом, что прокурор плеваться будет и жалеть подсудимую.
– Дай мне её дело почитать.
Владимир открыл стол и достал папку. Подготовился, значит.
– Она у тебя на особом контроле? – усмехнулся Руслан, принимая папку.
– Нет. Для тебя приготовил. Вдруг заинтересуешься.
– А если нет?