Клинком и сердцем. Том 2 Соловьева Евгения
Бастардо звучно скрипнул зубами – Лучано оценил его выдержку! – и очень ласково сказал:
– Конечно можно. Они ведь ушли, правда? Теперь всё хорошо?
– Ага, – растерянно согласилась невероятная синьорина. – Я только не поняла, почему они… почему они назвали меня королевой? Сказали: «Спасибо, ваше величество»… Перепутали что-то, наверное.
– Наверное, – согласился бастардо.
Снова спешился, уже без опаски переступил границы звезды и осторожно подхватил магессу на руки, деловито поинтересовавшись:
– Карвейн?
Та в ужасе замотала головой, так что длинные косы хлестнули Вальдерона по плечам.
– Нет! Всё хорошо! И поставь меня немедленно, слышишь?
– Обязательно, – согласился тот. – Вот сейчас найду чистое место – и поставлю! Фарелли! Вас не затруднит взять лошадей?
– Нисколько, синьор!
Лучано спрыгнул на обочину, выбрав местечко посуше, собрал поводья кобыл в каждую руку. Успел подумать, что колодцы в деревне остались – куда бы им деться. И чистый дом с печкой наверняка найдётся…
Бастардо, шагающий впереди, словно споткнулся, замер на ходу, а потом осторожно опустил девицу на землю. Положил ладонь на рукоять секиры. И тут же её снял. Глубоко вдохнул и выдохнул:
– Благие Семеро!
Лучано его, в общем, понимал. Об этом призраки почему-то не предупредили. Может, уже не считали дела живых своими, кто знает?
Но в нескольких шагах от их маленького отряда из-за невысокого крепкого забора выглядывали две светловолосые головёнки. А за спиной ребятишек – лет пяти-шести, не больше – сгорбилась высокая худая старуха, совершенно седая и морщинистая, как печёное яблоко. Она глядела исподлобья и, насколько видел Лучано, прижимала к себе детей. Третий малец, ещё меньше этих, всего лет трёх, вывернулся откуда-то у неё из-за спины. Старуха не успела его поймать, и мальчишка, путаясь в рубашонке, пролез между кольями забора, кинулся к Вальдерону, вцепился ему в высокий кавалерийский сапог и звонко завопил:
– Папа… папа пришёл!
Ошалевший бастардо замер, боясь шагнуть и даже пошевелиться. А старуха низко поклонилась, ухитрившись не задеть забор, и торопливо проговорила:
– Прощенья просим, ваша милость. Маленький он ещё. Спутал. Отец у него на вашу милость похож был.
– Чем… похож? – не нашёл ничего умнее спросить Вальдерон, и старуха, оттолкнув мальчишек постарше, выскочила из-за забора, на бегу объясняя:
– Лесорубом он был. Высокий, да с топором. И бородка, как у вашей милости. Прощенья просим.
Наклонившись, она ловко оторвала мальчишку от сапога бастардо. Тот немедленно заревел и начал рваться из рук, но старуха так же бегом понесла его обратно за забор, крепко прижимая к себе и бормоча просьбы о прощении.
– Да погодите! – окликнул её бастардо. – Как же вы живы остались?! И что, только… вы?
Старуха обернулась у самого входа в низенький грязный домик, почти хижину. Настороженно замерла, словно решая, безопасно ли будет юркнуть туда и затаиться. Но поняла, что не выйдет. Снова глянула исподлобья и глухо сказала:
– Да вот… живы. То ли Претемнейшая смиловалась, то ли Баргот побрезговал. От всей нашей деревни… Я да эти… малые. Не обессудьте, ваша милость, а принимать вас нечем. Разве что по домам пройдитесь, поищите, где-то еда и осталась, может. Эти-то… свежину ели, припасы им наши без надобности оказались.
По виду синьорины Айлин можно было подумать, что она вот-вот разрыдается снова. И нельзя сказать, что Лучано её не понял бы! Пусть он давно перестал считать чужую смерть чем-то особенным, но было что-то невыносимо, до тяжёлого кома в горле отвратительное в такой смерти – несправедливой и донельзя бессмысленной!
– Как же вы останетесь одни? – помолчав, спросил бастардо, пока старуха запихивала ребятишек в дверь и накрепко закрывала её.
Сама она осталась снаружи, всё так же глядя со смесью настороженности и неприязни. Худые костлявые руки с узловатыми суставами комкали грязный передник. И было совершенно понятно, что от странных путников здесь не ждут ничего хорошего.
– А куда нам податься? – буркнула старуха. – В городе мы никому не нужны, разве что милостыню у храма просить – так там и своих нищих довольно. Вот чего в Гредоне точно в достатке…
– Но есть и другие деревни! – всё ещё не понимал Вальдерон.
Старуха поглядела на него, как на умалишённого, и Лучано негромко сказал, удивляясь, что приходится объяснять такие простые вещи.
– Дети ещё слишком малы, синьор, а она стара. Никто не станет кормить чужой рот, если к нему не прилагается пара крепких рук. Местный грандсиньор не выделит землю семье, где трое детей и ни одного мужчины. Здесь, правда, пустой земли осталось вдоволь, но её нужно обрабатывать. Нужны лошади, скот, а главное – много сил.
– Но не оставаться же им здесь! Ладно – летом, но ведь зима наступит!
Старуха медленно покивала, а потом снова заговорила равнодушным скрипучим голосом:
– Я-то что, пожила уже своё, а их жалко. Хоть и неродные. Мои все в поле были. Двое сыновей с невестками, внуки… А этих соседка привела, попросила присмотреть, пока мужу обед отнесёт. Я как увидела, что творится, в охапку их – да в подпол. А он у нас глубокий, муж покойный копал, чтобы сыр в холоде хранить. Закрылись и сидим. Слышим только – крики наверху. День сидели, потом всю ночь – выйти всё боялись. Вот я и думаю сейчас, может, лучше бы я в том подполе осталась? Потерпела бы немного, да и догнала всех своих в Претёмных Садах. Вот если б не эти… малые… так бы и сделала. А жалко… Ничего, что чужие, они ж не виноваты, что живы остались. Нет у меня теперь никого роднее… Умру – что с ними будет?
Лучано увидел, как широкую спину и мощные плечи Вальдерона повело и передёрнуло. Что ж за день такой неудачный? Всё по больному месту. Он покосился на притихшую магессу. Та засыпала стоя, глаза явно слипались. Немудрено после стольких магических подвигов. Как ещё на ногах держится?
– Давайте расседлаем коней, синьор? – тихо предложил он. – Синьорине Айлин нужно отдохнуть, а я бы приготовил еду.
– Да, всё верно, – тяжело сказал бастардо и спросил у старухи: – Где тут можно устроиться на ночлег?
– Да где хотите, – отозвалась та и добавила с чудовищной прямотой: – Только поищите дом, чтобы покойников не было. Вон, к старосте можете заехать, его дом по улице чуть дальше, сразу увидите. Там у калитки двоих порвали, самого старосту да дочку его, но вы ж молодые, сильные, уберёте. Это мне не по силам, а то сами туда ночевать ушли бы.
Лучано услышал, как бастардо скрипнул зубами, а потом очень ровно сказал:
– Я уберу. Фарелли, побудьте с Айлин.
– Ал, – вздохнула магесса, прислоняясь к его плечу. – Я же некромантка. Я покойников столько видела! И в таком состоянии! Подумаешь, два трупа шестидневной давности. И даже не очень тепло было, так что ничего страшного. Пойдём вместе, вы уберёте, а я лошадей подержу.
«Что за девица! – в немом восхищении подумал Лучано. – Неужели у них там все такие? Или это только нам повезло? Ни визгов, ни капризов, держится, как опытный боец. Что бы из неё дальше выросло? Претемнейшая, до чего жалко…»
Вернувшись в сёдла, они проехали дальше по улице и вскоре увидели обещанный дом. Среди прочих он выделялся величиной, да и соломенная крыша казалась попышнее и поновее. Наверное, внутри найдутся и крепкие лавки, и одеяла, и кухонная утварь. Готовить в одном котелке всё-таки поднадоело.
На два тела, изломанными куклами лежащие у забора, он глянул с лёгким спокойным сожалением. Не повезло, что уж говорить. Но если рвать себе сердце из-за каждого чужака, так и с ума сойти недолго.
Бастардо непререкаемым тоном велел магессе побыть с лошадьми, и та, к удивлению Лучано, не стала спорить. Покорно взяла недоуздки и ждала, пока мужчины унесут мертвецов, а потом спешилась и завела кобыл в ворота скотного двора.
Лучано помог Вальдерону оттащить оба трупа подальше, брезгливо потряс в воздухе кистями рук, хотя прикасался только к обутым ногам мертвецов. И не смог не подумать, что стоит теплу вернуться, как деревня превратится в зловонный ад. Ещё и болезни могут вспыхнуть, они любят подобные места.
– Сколько же здесь покойников, – пробормотал о том же бастардо. – Надо бы их похоронить…
И осёкся. Оба понимали, что копать могилу для стольких тел – непосильная задача для двоих. Во всяком случае, очень долгая.
А потом, всё так же не сговариваясь, они посмотрели на дом старосты, молчаливо темнеющий в наступивших сумерках.
Лучано шагнул к деревянному крыльцу и замер, изумлённо чувствуя, как откуда-то изнутри поднялось невыносимое отвращение. Несправедливо и до ужаса глупо! Ведь дом свободен и больше никому не принадлежит, да и они не возьмут ничего! Разве что проспят одну ночь в тепле!
– Ал… Синьор… то есть Лучано…
Подошедшая магесса прятала глаза, а потом тихонько попросила:
– Может, переночуем на сеновале, как и собирались? Я зашла в дом, а он… Вы не подумайте, призраков там больше нет! И никакой нечисти – тоже. Просто он такой чужой… А сеновал – вон он! Там сена полно, и оно сухое…
– Богато жил староста, – с едва различимой ноткой одобрения отозвался бастардо. – Весна уже поздняя, а у него сено ещё целое. И крыши на домах в деревне не разобранные.
Поймал удивлённый взгляд Лучано и пояснил:
– Когда молодой травы долго нет, крестьяне часто разбирают крыши на корм скотине. А здесь хоть и бедно жили, но люди были работящие, сена запасли вдоволь. На сеновале, так на сеновале.
Лучано посмотрел на сеновал и тихо вздохнул. В стенах длинного приземистого сарая даже самый невзыскательный взгляд нашёл бы немало щелей, а крыша казалась не более надёжной, чем, к примеру, бумажная. Лучше бы в палатке ночевали. Там, правда, тесно, зато он уже и забыл, когда мёрз ночами. А стоит представить, какие сквозняки гуляют по этому се-но-валу, как тут же становится зябко! И это если забыть, что солома имеет неприятное свойство колоться и набиваться в одежду. К тому же крысы…
Впрочем, на фоне всего остального, крысы – это уже не стоящие внимания мелочи, если, конечно, синьор Пушок не примет их за дичь и не начнёт гонять по всему се-но-валу с грохотом, сделавшим бы честь любому табуну коней – в точности, как это делают кошки мастера Ларци.
С другой стороны, если выбирать между сеновалом и мёртвым домом, лишившимся хозяев… Ладно, это будет интересный опыт!
– Тогда устраивайтесь, – предложил он. – А я наберу воды и поставлю вариться ужин. Кстати, нашёл у себя в сумке кусок копчёного сыра, о котором совершенно забыл! Тащил его от самой Дорвенны, это же надо иметь настолько дырявую голову! Но всё к лучшему, зато на ужин у нас будет сырный суп. Что может быть лучше горячего супа после долгого тяжёлого дня, м?
Он болтал без умолку, не выходя из роли весёлого шута и с радостью наблюдая, как с лица магессы исчезает выражение загнанного зверька, да и у бастардо глаза теплеют. Ещё не летнее небо, но уже и не вода в полынье. А день и правда выдался тот ещё. Эх, им бы сейчас всем в купальню! А потом хороший массаж по всем правилам целительской науки…
– Будь мы сейчас в Верокье, – понизил он голос, наблюдая, как синьорина Айлин удаляется в сторону сеновала, – я бы позвал пару-тройку гулящих девиц.
– Зачем? – выдавил бастардо, глядя на него со священным ужасом. – То есть я понимаю, зачем они, но…
– Вы только представьте, синьор Вальдерон! – сказал Лучано, держа лицо непроницаемым. – Две или три прекрасные девушки готовят вам ужин, поливают на голову в купальне, разминают плечи… Потом укладывают в постель… Укрывают одеялом… – Он сделал тщательно рассчитанную паузу и закончил драматическим шёпотом: – А потом уходят подальше! Как можно дальше! И не возвращаются до самого утра, а лучше – ещё неделю!
Несколько мгновений Вальдерон смотрел на него в полном изумлении, Лучано уже почти уверился, что шутка провалилась, но потом глаза бастардо блеснули, и он негромко, но искренне рассмеялся. А просмеявшись, глянул уже совсем иначе, окончательно оттаявшим взглядом, и сказал:
– Да ну вас… Я же и в самом деле подумал! Фарелли, вы вообще бываете серьёзным?
– Зачем? – улыбнулся Лучано. – Скучного и страшного в жизни и без меня хватает. Но если всё хорошо, зачем быть серьёзным? А если всё плохо, шутка тем более не помешает, пусть хотя бы чуть веселее станет.
– Я над этим поразмыслю, – задумчиво пообещал Вальдерон и, развернувшись, пошёл к конюшне.
Так-то лучше… Ну и где у них здесь колодец, м? Пройдя единственную улицу деревни до конца, Лучано не нашёл ничего похожего и, вернувшись, постучал в дверь единственного обитаемого дома.
– Колодец? – проскрипела старуха, уяснив, что ему нужно. – Он вам не пригодится, ваша милость. Я за водой к ручью хожу, это во-о-он там!
Она махнула рукой в сторону небольшой рощицы, которая в сумерках выглядела на редкость зловеще.
– А с колодцем-то что? – уточнил Лучано.
Старуха пожевала морщинистыми губами, потом нехотя отозвалась:
– Жена старосты в нём плавает. Уж не знаю, то ли с перепугу туда прыгнула, то ли думала отсидеться, да забыла, что весной вода высокая. Не вытащить её никак. А и вытащить – вода не скоро очистится.
Лучано сглотнул и признал про себя, что почти неделю замачивать в колодце труп – это не самая хорошая идея для супа. Да и мыться такой водой не захочется.
– Многоуважаемый синьор Пушок, – церемонно обратился он к удивительно вовремя подбежавшему волкодаву. – Не соблаговолите ли прогуляться со мной до ручья? В вашей почтенной компании мне будет как-то поспокойнее.
Пёс глянул на него снисходительно, но стоило Лучано двинуться в сторону рощицы, побежал рядом и немного впереди.
Вдвоём они быстро нашли упомянутый ручей. Лучано набрал воды и решил, что вот сейчас отыщет в доме старосты ведро и сходит сюда ещё пару раз. Демонов поблизости нет, раз Пушок совершенно спокоен, призраков – тоже, а если немедленно не отмыть въевшуюся в кожу и волосы вонь, он сам начнёт кусаться не хуже любой барготовой твари. Надо же было этой несчастной дуре так неудачно утопиться! Ещё вопрос, что хуже: чтобы тебя быстренько загрызли демоны, или долго захлёбываться в ледяной колодезной воде, видя круг света над головой.
Лучано вспомнил реку, где едва не утонул, передёрнулся и подумал, что лично он предпочёл бы демонов.
Уже в полной темноте он натаскал воды в большую бадью, что обнаружилась на скотном дворе, и задумался, как сельчане греют воду для мытья. Ни одного котла поблизости не видно! И в чём моются? Неужели даже в доме старосты нет хотя бы бадьи?
Откуда-то вывернул Вальдерон, отчаянно пахнущий теперь не только гарью, но и лошадьми, из чего Лучано сделал вывод, что кобылы сыты, вычищены, и им разве что колыбельную на ночь не спели. А может, и спели, кто знает.
– Придётся мыться холодной, – сказал он вслух, надеясь, что благородный синьор подскажет что-нибудь дельное.
Но тот беззаботно поболтал в воде рукой и удивился:
– Разве холодная? Отличная водичка для весны!
«Это он всерьёз, – понял Лучано, глядя, как бастардо деловито тянет с могучих плеч рубашку. – Не издевается и даже не мстит за все мои шутки. Они тут просто все такие… устойчивые к холоду!»
– Ой, водичка! – раздался звонкий голос синьорины Айлин.
Ожившая магесса тоже попробовала воду рукой и просияла:
– Ух, какая прохладная, прелесть! Чур, я после тебя, Ал! Синьор Лучано, вы ведь не против? А у вас там суп кипит… И пахнет!
«Действительно, – вздохнул Лучано. – Что им какие-то демоны? Эту страну не уничтожить и не покорить! Банков у них нет, видите ли! Зато принц и грандсиньорина могут вымыться в воде, от которой у меня, бедняги, даже волосы замёрзнут! Не говоря уже об остальном… Да если только Баргот сюда явится – сам сбежит в ужасе!»
Много позже, уже согревшись горячим супом, а потом и шамьетом, он влез на сеновал, надеясь, что после такого купания не заболеет снова. Глаза неумолимо слипались, и даже если в сухом колючем сене водились крысы, Лучано был согласен разделить с ними сеновал. Жёсткая труха кололась, лезла за шиворот, но Лучано свернулся на расстеленном плаще, подложил под голову свёрнутую куртку. Вокруг было темно, только слышалось, как ворочается Вальдерон. Что-то с ним творилось не то, и Лучано приказал себе завтра же попытаться вызвать бастардо на разговор. Магесса спала тихо: ни движения, ни дыхания. Замучилась, бедная.
Лучано закрыл глаза и оказался где-то в тёплом и потому на редкость приятном месте. Наверное, это охотничья сторожка, где он болел. В окно, слегка подёрнутое инеем, было видно, как в сугробах кувыркаются безумные дорвенантцы со своим не менее безумным псом. Синьорина Айлин и Пушок завалили Вальдерона, который от смеха не мог им сопротивляться, и с двух сторон его закапывали. Из-под девичьих ладоней и собачьих лап летел снег…
Было мучительно сладко наблюдать за этим и так же больно понимать, что он упустил свой единственный шанс присоединиться к веселью. Вряд ли у него получится дожить до следующей зимы. А у магессы это тем более не выйдет. И даже если каким-то чудом она останется жива, что за дело будет ей и наследнику трона до наёмного убийцы, оказавшегося их случайным спутником. Кто он такой, чтобы разделить с ним не только дорогу и опасности, но счастье, редкое и поэтому воистину драгоценное.
«А я никогда не кувыркался в снегу, – подумал Лучано, уже засыпая, но жадно ловя каждый миг воспоминаний. – Ужас, конечно, если смотреть со стороны. Холодина – бр-р-р-р! Но я бы рискнул. Ну, хоть разок. Просто чтобы понять, каково это: веселиться с людьми, от которых не ждёшь ножа в спину или яда в стакан, как от своих же собратьев-Шипов. С людьми, которые смеются тебе в ответ и просят прощения, если думают, что обидели. По-настоящему просят, вот ведь какая штука! А синьорина зовёт меня по имени… И правда, какой этикет, если он ей никогда больше не понадобится? Это живым нужно соблюдать тысячи правил, просто чтобы оставаться живыми как можно дольше. Но если ты знаешь, что вот-вот погибнешь, то… ты вроде как уже мёртв. А мёртвым можно вообще всё! Вот Айлин – красивое имя, всё-таки! – вот Айлин и ловит каждое мгновение как последнее. И если ещё подумать, то чем я от неё отличаюсь? Ну, разве что срок свой не знаю так точно. И всё-таки живым королева Беатрис меня не отпустит, а значит… Значит, мне тоже можно всё. Какая странная и великолепная мысль. Ещё бы только придумать, что именно? Вот завтра и подумаю над этим», – очень рассудительно успокоил он себя и окончательно провалился в снег, который теперь был везде.
Снег был тёплый, какой-то колючий, но очень душистый. «Вереск, – понял напоследок Лучано. – Сено пахнет вереском, наверное, на холмах косили… Где-то я этот запах уже слышал… Нет, не помню. Ну и ладно…»
Глава 3
До зверя Перлюрена
Утром Аластор обнаружил, что у него под боком спит, свернувшись котёнком, вчерашний мальчишка. Грязное личико во сне светилось таким счастьем, что Аластор замер, не решаясь встать. Глупо, конечно! Всё равно придётся уезжать, а мальчишка останется в мёртвой деревне, и неизвестно, какова будет его судьба. И вообще, это всего лишь крестьянин, простолюдин! Их везде, как грязи, не стоит и приглядываться…
«Папа! Папа!» – вспомнилось и резануло где-то внутри неожиданной болью. Старуха сказала, что он похож на погибшего отца этого малыша. Отца, который уже никогда не вернётся. Но что Аластору с этим делать? И можно ли вообще сделать что-нибудь для этих людей?
Фарелли правильно сказал, что в другой деревне они вряд ли найдут приют. Слишком беспомощные. А время идёт. Поля то ли вымерзли, то ли ещё не были засеяны, одинокой женщине с детьми обработать надел не по силам, да и скота в деревне не осталось. А значит, им нужно просить помощи у своего лорда!
Аластор вспомнил карту и невольно нахмурился. Гредон и его окрестности – земли Сазерлендов. Но их, кажется, проехали. А чей майорат здесь, он не помнил. Ладно, старуха-то должна знать, кто её господин!
Он осторожно отполз от мальчишки, стараясь не потревожить, и спустился с сеновала. Айлин ещё спала, зато Фарелли обнаружился внизу. Сидя на колоде для рубки дров, он ловко чистил какие-то корешки и болтал со старухой, которая ощипывала здоровенного гуся.
– Я и не думал, что в деревне птица осталась, – удивился Аластор.
Старуха, до этого спокойно говорившая с итлийцем, сжалась в комок, уже привычно для Аластора глянула исподлобья и замолчала, только руки её всё так же быстро мелькали, обдирая перья.
– Гуся изволил добыть и принести синьор Собака, – пояснил Фарелли. – Здесь озерцо маленькое за рощицей, вот он туда утром и прогулялся. А дальше, в полудне пути, есть озеро большое. Сударыня Грета говорит, что оно как раз по дороге на юг.
Грета, значит? Аластор слегка позавидовал умению итлийца молниеносно сходиться с кем угодно, даже с этой то ли запуганной, то ли просто нелюдимой крестьянкой. Ну да, стоит вспомнить, как синьор Паскуда втёрся в отряд к ним самим!
Старуха тем временем подхватила недоощипанного гуся и, косясь на Аластора, буркнула:
– Пойду печь растоплю, нечего ей без дела стоять. Прошу прощения у вашей милости.
И ушла, забрав гуся с собой.
– Почему она меня боится? – спросил Аластор, не особо рассчитывая на ответ, но итлиец охотно пояснил:
– Чует благородную кровь, синьор. Вы ходите и говорите совсем иначе, не как деревенский люд. Шпагу снять можно, а вот манеры – нет.
– Ну и что? – продолжал удивляться Аластор. – Я же часто приезжал в свою деревню, там никому в голову не приходило меня бояться. Наоборот, все радовались!
Итлиец посмотрел на него с непонятным сожалением, а потом вздохнул и мягко, словно несмышлёнышу, сообщил:
– Немного зная вас, благородный синьор, я предполагаю, что вы вели себя с присущим вам великодушием. Не раскладывали деревенских девок, а то и невесту прямо на свадьбе, не пороли парней за то, что вовремя не отскочили с дороги. Наверное, не топтали посевов, охотясь рядом с полями. И суд, пожалуй, вершили справедливый?
– Что? Ну разумеется! – возмутился Аластор, краснея. – Да мне бы в голову не пришло вот это всё… что вы говорите! Отец меня учил, что мы не только хозяева своим людям, но их первые защитники!
– Исключительно достойный человек ваш отец, – уважительно склонил голову Фарелли. – Но… Как бы это сказать… Один высокородный синьор другому не ровня. В этой деревне людей золотой крови боятся, как огня, из чего я делаю вывод, что местный господин не отличается вашей добротой. Да и живут здесь победнее, чем ваши люди, м?
– Это так, – признал Аластор, снова оглядевшись. – В наших землях у многих зажиточных крестьян дома и подворья не хуже, а здесь только у старосты. Да и деревня грязновата, хоть и не совсем нищая. На самое необходимое, видно, хватает, а вот спину разогнуть и сделать свою жизнь хоть немного краше…
– Для этого уже и силы нужны, – подхватил итлиец, – и лишняя монетка в кармане. Чего здесь и близко не видно. Я тут поговорил с бедной женщиной, так она, уж простите, благородный синьор, о своём хозяине слова доброго не сказала. Скряга, по её словам, такой, что рыбьей чешуи не выпросишь.
– А у нас говорят «снега зимой», – хмыкнул Аластор. – Но я понял. На своего лорда бедолага не надеется? Вот что, Фарелли, позовите её, будьте любезны. И постарайтесь успокоить.
Кивнув, наёмник встал и ушёл. Аластор рассеянно потрепал подошедшего за лаской Пушка и подумал, что решать опять придётся самому. И снова идти по той грани, за которой его поступок могут очень сурово осудить. Вообще-то, он сейчас собирался совершить одно из самых некрасивых дел для дворянина, причём сурово осуждаемое законом.
– Слушай меня внимательно, добрая женщина, – сказал он, когда старуха вернулась вместе с итлийцем и, подойдя, замерла перед Аластором, комкая передник. – Ты когда-нибудь бывала на севере за Дорвенной? Или хоть в самой Дорвенне?
– Откуда мне, ваша милость?
– Ну, значит, придётся, – вздохнул Аластор. – Здесь вам оставаться нельзя, не демоны вернутся, так неурожай доконает. Разве что, в самом деле, попросишь помощи у своего лорда, а?
Старуха ниже склонила голову и так упрямо поджала губы, что стало ясно – на милосердие хозяина она не рассчитывает.
– Тогда уходите, – тяжело уронил Аластор, внутри ёжась от того, что совершает.
Сманивает чужую крестьянскую семью! Законное имущество местного лорда! Хоть Правда Дорве Великого и признавала за крестьянами возможность сменить господина, но делалось это иначе! Благородным лордам следовало сначала договориться между собой и выплатить законную компенсацию за потерю рабочих рук! А не вот так, за глаза!
Старуха тоже поняла, что происходит неладное, потому что воззрилась на него с недоумением, даже голову подняла.
– Идите по большому тракту до самой Дорвенны, – сказал Аластор медленно, чтобы крестьянка его поняла. – Вам бы лошадь с повозкой, но ведь отнимут. А так потихоньку проскочите. Ничего, что медленно, мир не без добрых людей, может, и подвезут. Но в столицу не ходите. Обогните её и идите по северному тракту до городка Вальдро. Слышала о таком?
– Слышала, – неожиданно ответила старуха. – Муж мой ещё молодым добрую лошадь оттуда привёл для хозяйства.
– Ну, слава Благим, – усмехнулся Аластор. – Выбраковку взял, наверное… Ладно, неважно! Как доберётесь до земель Вальдеронов, которые под Вальдро, иди в любую деревню прямо к старосте. И говори, что младший лорд Аластор велел о тебе позаботиться. Пусть найдёт вам жильё и выделит из общинных денег вдовью долю и три сиротских, как положено. У нас голода точно не будет. А я вернусь – и спрошу с него, если крутить начнёт. Поняла, Грета? Земли Вальдеронов под Вальдро. Младший лорд Аластор Вальдерон. Приказал позаботиться как о своих людях.
Старуха долго смотрела на него, пытаясь осознать сказанное, потом беспомощным движением подняла морщинистую руку к губам, словно прикрывая рот, и ахнула из-под ладони:
– Так это что же! Ваша милость… То есть ваша светлость?!
– Моя, – устало подтвердил Аластор. – Моя светлость, он самый. Собирайтесь в дорогу, ем быстрее, тем лучше. Еды здесь набрать сможете?
Про себя он подумал, что надо бы дать старухе денег. Может, купит по дороге место в повозке для себя и ребятишек. Но денег осталось так мало, что каждая монетка на счету.
Грета закивала, и Аластор с удивлением подумал, что запомнил её имя. И, кажется, надолго. Ну, если Всеблагая Мать будет милостива, а Странник подарит немного удачи, эти бедолаги доберутся до его земель, а там уж не пропадут.
– Соберём… – отозвалась старуха, глядя на него с благоговейным ужасом. – А я вот гуся думала… Для вас, ваша… светлость…
– Гусь – это хорошо, – кивнул Аластор и повернулся к итлийцу, молча слушающему их разговор. – Фарелли, отдайте доброй женщине, что у вас там, и пойдёмте со мной.
Он вышел на улицу, оглядел мёртвую деревню, передёрнулся и обернулся к неслышно подошедшему наёмнику. Глубоко вдохнул и выдохнул, а потом глянул в чуть прищуренные внимательные жёлто-зелёные глаза.
– Синьор Фарелли, есть одно дело. Приказывать в нём я не могу, поскольку ни вас, ни поручения королевы оно не касается. И дело, честно говоря, премерзкое…
Он невольно глянул в ту сторону, куда они с итлийцем вчера отволокли трупы старосты и его дочери. Потом посмотрел вдаль по улице. Десятка три домов! И в каждом непогребённые тела. Души, положим, Айлин отпустила, но всё равно это неправильно! Когда ещё сюда доберутся люди, узнав, что случилось с деревней? И всё это время тела будут гнить, источая зловоние и приманивая заразные болезни. А если ещё нежитью встанут?!
Фарелли проследил за его взглядом и с удивительной проницательностью заметил:
– Мы ведь не сможем их всех похоронить, м? Копать могилы – занятие долгое.
– Я думаю об огненном погребении, – признался Аластор. – Собрать все тела в одном доме и… Даже если огонь перекинется на остальные, ничего страшного. Пусть хоть вся деревня выгорит – чище будет на этом месте. Но один я не справлюсь, а просить мне больше некого.
– Перчатки нужны, – деловито сказал Фарелли, снова оглядывая безмолвные жуткие дома. – Хорошие прочные перчатки. Трупный яд – отвратительная штука! Одна незаметная царапинка – и не всякий маг-целитель спасёт, а у нас их и вовсе нет под рукой. Куда носить будем? Дом нужен попросторнее.
– Так вы согласны? – с облегчением выдохнул Аластор. – Фарелли, мне, право, неудобно!
– Благородный синьор Вальдерон, – улыбнулся итлиец. – По моему скромному опыту «неудобно» – это когда вы только легли с дамой, а тут её муж вернулся. Исключительное неудобство может получиться! Особенно, если у неё балкона нет! А в вашей просьбе всё вполне разумно, потому что таскать покойников парой гораздо удобнее, чем в одиночку. Но перчатки! Непременно перчатки! Чужие, чтобы сжечь их потом. И лицо чем-то замотать надо. А потом, пожалуй, придётся нагреть воды и вымыться, потому что к концу работы от нас так будет смертью нести – лошади к себе не подпустят.
– Вы совершенно правы, – ошеломлённо кивнул Аластор.
К благодарности за то, что Фарелли так легко согласился, примешивалось изумление, как быстро итлиец сообразил, что им понадобится. Словно всю жизнь трупы таскал! Хотя он же наёмник… И очень опытный, похоже. Стоит поблагодарить её величество Беатрис при встрече за такую услугу.
Мысли о королеве никакого удовольствия не доставляли, но помогли немного отвлечься от того, что им предстояло. Фарелли исчез и примерно через четверть часа вернулся с двумя парами кожаных перчаток. Ещё итлиец принёс два простых полотняных платка, одним из которых сноровисто замотал себе лицо. Аластор старательно его скопировал. Отец всегда говорил, что если человек умеет что-то делать лучше тебя, стоит у него поучиться!
А потом они начали, и Аластору показалось, что он при жизни попал во владения Баргота. Как-то вот так он их и представлял. Не кипящие котлы с душами, не ледяные пустыни, а тяжёлая тошнота от непрерывной мерзости, которая никак не заканчивается. Они носили тела мужчин и женщин, стариков и детей. Окровавленные, разодранные на куски, что свешивались до земли, с изуродованными лицами, которые уже тронуло разложение. Грязная кровавая одежда не скрывала ничего, и Аластору пришлось мгновенно забыть стыд перед чужой наготой. Впрочем, испытать что-то, кроме отвращения и тягостного сочувствия, он всё равно не смог бы.
Тела, тела, тела… Они стаскивали их и складывали в дальней комнате дома старосты, потом, когда свободное пространство на полу закончилось, и покойники лежали омерзительной грудой, перешли в другую комнату. Третья осталась почти свободной.
Аластор хотел вытереть лоб, покрытый гадким холодным потом, но вовремя опомнился. Подошёл к колодцу…
– Не надо! – окликнул его Фарелли. И со вздохом добавил: – Там тоже тело, меня вчера предупредили. Но его мы вряд ли сможем вытащить, да и вода всё равно испорчена.
– Надо, – буркнул Аластор, сдирая мешающую повязку с лица.
Холодный свежий воздух обжёг кожу, и сразу почувствовалось, что он действительно пропах смертью, как метко выразился итлиец. У этой смерти был запах крови, грязи, страха и отчаяния. Ну и гнилой плоти уже, разумеется.
– Надо, – повторил он упрямо. – Не знаю, станут ли здесь жить люди, но путники могут заехать. Или кто-то приедет из города, чтобы разобраться. Да и Всеблагая Мать гневается на тех, кто оставляет родники и колодцы отравленными. Это… неправильно. Пусть это не моя земля, но я должен сделать для неё то, что могу.
– Я же не спорю, синьор, – мягко сказал итлиец. – Просто не понимаю, если честно, как вы собираетесь это устроить. Прошла почти неделя. Тело этой несчастной уже очень, очень плохо выглядит. Его не верёвкой, а сетью доставать надо, иначе на куски распадётся.
– Значит, сетью достанем, – выдавил Аластор.
Представил, что там плавает в тёмной ледяной воде, и его затошнило. Но если взялся – отступать нельзя. Нет, можно, если ты вдруг сам понял, что был неправ! Но не потому, что решил – и не справился.
– Синьор, надеюсь, вы не собрались туда лезть? – ещё мягче, почти вкрадчиво поинтересовался Фарелли. – Восхищаюсь вашей отвагой, но прошу этого не делать. Умоляю!
– Иначе – что? – огрызнулся Аластор. – Как вы меня заставите передумать?
В глазах Фарелли промелькнуло что-то нехорошее, словно он всерьёз прикидывал, получится ли дать строптивому спутнику по голове, например. Точно такой взгляд был у шулера, которого Аластору месьор д’Альбрэ однажды показал в кабаке. Очень выразительный взгляд, быстрый и оценивающий. Аластору даже захотелось сделать пару шагов назад. Но там как раз и была каменная кладка колодца.
– Заставлять вас? Ну что вы? – одними губами улыбнулся итлиец, а глаза у него вдруг стали непроницаемыми. – Если вам непременно хочется спуститься в этот барготов колодец, я вряд ли смогу вам помешать. Подумаешь, вода, в которой уже неделю настаивается труп, отравляя её! У вас ведь наверняка на теле ни малейшей царапинки после вчерашней драки, правда? А если даже вы свалитесь в лихорадке и не сможете продолжить путь, у Дорвенанта найдётся ещё дюжина принцев, чья кровь способна закрыть дыру к Проклятому. Не так ли, м?
– Чтоб вас, Фарелли! – с бессильной злостью сказал Аластор, понимая, что проиграл. – Ладно, я болван! Но я не могу просто уйти и оставить…
– Ал?
Они разом повернулись на голос Айлин – Аластор, до боли сжимающий кулаки, и невозмутимый внешне итлиец. Магесса неуверенно улыбнулась и сделала к ним шаг. Перевела взгляд на колодец, нахмурилась.
– Что случилось? – спросила она и потёрла лоб ладонью. – Я чувствую… некротические эманации. Такие сильные!
– Это от дома, наверное, – виновато сказал Аластор. – Мы решили сжечь в нём трупы. Все тела, что нашли.
– Ну и правильно, – кивнула Айлин и опять глянула на колодец. – А там – тоже тело? Его ведь нужно вытащить, я верно понимаю?
– Именно, прекрасная синьорина, – поклонился итлиец и подло выдал Аластора: – И потому наш отважный синьор собрался туда спуститься.
– Зачем? – поразилась Айлин. – Ал, это же опасно! А я уже отдохнула. Покойник сейчас сам вылезет, на это у меня сил хватит.
– Сам? – с трудом выговорил Аластор, а Фарелли заметно побледнел.
– Ну да, – кивнула магесса. – Конечно, я не буду призывать душу! Просто анимирую его на время. Это совсем другое! Всё равно, что куклу сделать. Знаете, бывают такие куклы на верёвочках! Итлийские, кажется.
– О да… – со странным выражением лица согласился Фарелли. – Марионетти. Наша любимая… забава. С людьми так тоже можно?
– С живыми – нет. Я ведь не белый маг, чтобы управлять разумом. А тело – это просто тело. И помолчите, – нахмурилась синьорина. – Это сложно, мы ещё этого не проходили. На обычных занятиях, я имею в виду.
Она осеклась, и Аластор заподозрил, что здесь опять не обошлось без блистательных лордов Саймона и Дарры. Может, стоит поговорить с ними? Некромантам, конечно, виднее, чему учить Айлин. Однако если они дают ей запрещённые или преждевременные знания… Вдруг это опасно?!
Он думал, что Айлин будет чертить звезду, как вчера, призывая Претемнейшую, но она просто достала кинжал и написала что-то в воздухе его остриём, не вынимая из ножен. Письмена на миг вспыхнули густо-фиолетовым и тут же погасли. А на лбу Айлин выступил пот. Не отрывая взгляда от колодца, она протянула к нему другую руку, пошевелила пальцами…
У Аластора мороз прокатился по спине. Это была его Айлин, родная, милая, и в то же время что-то совершенно чужое смотрело из её глаз. Древнее, зловещее, опасное. Впервые в жизни он понял, почему некромантов боятся.
Губы Айлин шевельнулись, и вдруг над колодцем что-то показалось. Тёмная масса приподнялась ещё раз, и Аластор понял, что это волосы. Макушка, полурасплетённые косы, одутловатое лицо с тёмными пятнами и слепыми мутными глазами. Мёртвая женщина выбиралась из зева колодца, как нелепая жуткая кукла, Айлин смотрела куда-то мимо неё, покачивая пальцами. Аластор отступил, услышал рядом и немного позади шумный выдох итлийца. Тошнота подступила к горлу, и он сдержал её немыслимым усилием. А ещё думал сам лезть в колодец!
Покойница неуклюже перевалилась через край каменной кладки и грязной скользкой кучей осела на землю. И тут же Айлин всхлипнула и бросилась к забору, зажимая рот ладонью, а спустя мгновение оттуда послышались кашляющие звуки.
Аластор сглотнул, не представляя, как вообще взять вот это! Не за ноги и плечи ведь, как прочих мертвецов?!
– Схожу за рогожей, – раздался бесцветный голос Фарелли, и Аластор преисполнился к нему почти восторженного уважения. – Где-то я видел достаточно большой кусок.
Потом они молча мылись водой, которую Аластор притащил от ручья – сразу два больших кожаных ведра. Айлин подогрела её в кадушке магией, и Аластор отправил итлийца отмываться первым, а сам сходил к ручью ещё раз – пары вёдер им бы явно не хватило. Фарелли накапал в воду какого-то зелья с резким травяным запахом, и только тогда Аластору полегчало, а тошнота отступила.
Они даже поели гусятины, которой хватило на всех, потому что Грета сварила большой котелок вкуснейшей пшённой каши с птичьим мясом. Дети ели, настороженно поглядывая на чужаков, и только младший снова прилип к Аластору, вцепившись тонкими пальчиками в отворот его сапога.
– Дани, перестань! – прошипела Грета, но Аластор её остановил.
– Пусть посидит, – сказал он, роняя ладонь на голову мальчишки. – Дани… Даниэль, значит? Я запомню.
А потом вдруг оказалось, что пора, причём всем. Грета с детьми вышла из своего дома, неся за спиной мешок с какими-то скудными пожитками, и Фарелли сорвался с места. Влетел в дом старосты, возле которого Айлин с мрачным лицом перебрасывала с ладони на ладонь огненный шар размером с крупное яблоко, и пропал в нём на несколько минут. Выбежал и сунул в руки Грете кожаный мешочек, пояснив то ли спутникам, то растерянной старухе:
– Староста собирал налоги. В тайнике были.
– А откуда вы его тайник узнали? – изумился Аластор.
Итлиец посмотрел укоризненно, почти обиженно, словно нет ничего естественнее, чем в незнакомом доме, полном мертвецов, быстренько найти тайник с деньгами и выскочить оттуда, даже не запачкавшись. Словно по воздуху летел, котяра брезгливый!
– Это же крестьяне! – снизошёл он до объяснений. – Всегда или под стрехой прячут, или в подвале. В этот раз повезло, что вниз не пришлось лезть. Ну, во имя Благих!
Айлин резко кивнула и запустила в соломенную крышу дома огненный шар. Упав на потемневшую кровлю, тот покатился пылающим клубком, посыпались искры, загудело мигом взметнувшееся пламя. Фарелли улыбнулся, и в его кошачьих глазах заплясали отблески.
Грета молча поклонилась, а потом пошла по улице вверх, к выходу из деревни и тому холму, где вчера они отбивались от демонов. Прямая, высокая и похожая на высохшее дерево, мёртвое, но всё ещё очень прочное. Трое мальчишек семенили рядом с ней, держа друг друга за руки. Подсадив Айлин, Аластор взлетел на Искру, и рядом тут же оказался в седле своей гнедой Фарелли, держа вторую в поводу.
– Подождите! – сказала вдруг Айлин.
Достав из седельной сумки потрёпанную тетрадь очень старого вида, она с превеликой осторожностью вырвала из неё пол-листика. Вытащила из ножен кинжал и остриём начертила на листке пожелтевшей бумаги несколько слов, которые тут же потемнели, словно выведенные чернилами. Держа листок в руках, пустила Луну с места в галоп, и озадаченный Аластор последовал за подругой вместе с Фарелли.
Айлин же, доехав до столба, отмечавшего границы деревни, ладонью пришлёпнула к нему бумажный клочок, и тот врос в потемневшее дерево, словно выжженное клеймо.
– Я, Айлин, ад-деп-тка… – с трудом прочитал подъехавший Фарелли.
– У меня ужасный почерк, – почему-то очень грустно улыбнулась магесса. – Но те, кому нужно, разберут. Это отчёт некроманта о сделанной работе. Деревня чиста, все души упокоены, и я ручаюсь за это своим именем. Только мне всё равно не поверят, – добавила она со вздохом. – Я же на шестом курсе… была. Упокоить столько душ разом! Точно не поверят! Проверять будут. А здесь и следов нет, я же сама не понимаю, как их отпустила! Решат, что наврала из хвастовства.
– Так, может, не оставлять этот отчёт? – осторожно поинтересовался Аластор, однако глаза Айлин гордо и тоскливо сверкнули.
– Нет уж! – отрубила она. – Я сделала своё дело честно, и стыдиться не собираюсь! А кто не поверит – может обращаться в Претёмные Сады за подтверждением!
– Отчего-то мне кажется, – кротко заметил Фарелли, – что всем сомневающимся достаточно будет проехать через во-он тот холмик. После чего сомнений в силах грандсиньорины у них поубавится.
Читать бесплатно другие книги:
