Таргитай Никитин Юрий

Пролог

Словно передумав нападать, птица стала подниматься выше, все сильнее и чаще лупя по воздуху крыльями. Наконец, громадный ворон превратился в черную точку и пропал среди массивных туч. Пики гор вокруг замерли в тишине.

Таргитай одним движением бросил Меч в перевязь.

Промет медленно открыл глаза. По бледному лицу заметно, что терпит страшную боль. Рана на животе перестала кровоточить, запеклась темной коркой.

– Ты…– проговорил велет глухим голосом. – Ты…помог, пусть и ненадолго! Избавил от мук…

– Род несправедлив, – сказал дудошник и печально покачал головой. – Люди же все равно его дети. Как и ты!

Лицо гиганта смягчилось, губы тронула улыбка.

– Я Промет…сметливый…многое знаю. Ты – мой потомок, что выбил себе место среди богов… Быть может, ты своим появлением разгонишь эту гниль в вирии и вернешь людям благословение, которое боги не торопятся передать. Скажи им, что люди не скот, чтобы его резали в жертву! Не послушные рабы, чтобы повиноваться каждому слову! Так и передай Роду! Место богов должны занять – люди! Помни об этом, Таргитай-Сварог!

Дударь кивнул. Вид у него растерянный, словно все еще не верит, что ему такое по силам.

Он смотрел с состраданием на исхудавшее тело гиганта, на его изможденное лицо. Но больше всего взгляд притягивает окровавленная рана на животе. Перед мысленным взором громадный ворон до сих пор стучит клювом, выедает у обреченного на муки велета печень.

Внезапно Таргитай изменился в лице. Пухлые губы сжались в прямую линию, глаза сверкнули решимостью.

– Это несправедливо! – воскликнул он с жаром. – Неправильно!

Шагнув к Промету, невр схватился за толстую цепь на правой руке велета.

В потухших глазах исполина проступило великое изумление.

Схватившись обеими руками, Таргитай что было сил потянул в стороны. Мышцы на руках под волчовкой пошли страшными буграми, точно заглотивший коня удав. Щеки раскраснелись, будто их натерли свеклой.

Раздался едва слышный звенящий хруст, и в ладонях Тарха оказалось по обрывку тяжелой цепи.

Промет удивленно заметил, что невр излучает могущество и силу, какой обладают лишь обитатели вирия. Волосы струятся по плечам, как расплавленное золото. Из голубых глаз словно просвечивает само небо.

Дудошник схватился за цепь на второй руке исполина. С силой потянув в разные стороны, он стиснул зубы от напряжения – мышцы натянулись, точно веревка на вороте колодца. С мучительным стоном разорвал и вторую цепь.

Затем, смахнув пот, Таргитай нагнулся и с яростным ревом оборвал цепи на ногах.

Промет тяжело ступил на траву. Ноги едва заметно дрожат. Глаза на бледном исхудавшем лице светятся торжеством. Он вскинул к небу освобожденные руки.

– Свобода! – закричал он хрипло, чувствуя, как тело купается в налетевшем порыве холодного ветра. – Наконец-то, свобода!

Часть 1

Глава 1

Образы друзей всё ещё стоят перед затуманенным взором Таргитая. Хмурый, всклокоченный оборотень. Волхв с волосами цвета лесного пожара. Мысли обоих ясно читаются на лицах.

Мрак думает, как найдёт ту, что закрыл от ядовитого ножа. Олег – как отыщет мудрых магов, что снизойдут и научат премудрости. Обоих уже след простыл.

Дударь тяжко вздохнул, как будто на него обрушилось небо, и теперь приходится в одиночку держать эту тяжесть. Пальцы нащупали за пазухой драгоценную дудочку. Рядом наткнулись на длинное, пушистое и тёплое.

Жар, что идёт от Пера Власти, уже истончился до тепла, приятно греет живот и грудь под волчовкой. От Пера во все стороны идёт чистый, яркий, ослепительно белый свет.

Вытащив из кармана порток кусок ткани, он бережно обмотал им Перо и сунул за пояс рядом с сопилкой – да не узрят это чудо ни одни посторонние глаза.

Чувствуя беспросветную тоску, Таргитай нехотя двинулся по тропинке. Меч за плечами легонько бьёт в спину, толкает вперёд.

Ишь, думал он, как назло попалось именно три дорожки. Будь всего две или вообще одна, то, глядишь, и не пришлось бы разбегаться.

Дударь ощутил себя голым на продуваемом всеми ветрами поле. Пусть уже и бог, а всё равно без надёжных друзей неуютно и зябко. Даже без Олега, который с перепугу обрушит на врага дерево или гору, а потом скажет, мол, я ж его и пальцем не тронул.

Всё теперь самому, никто не подставит плечо, не даст самый вкусный ломоть жареного мяса, не позволит поспать подольше.

Дорожка лениво петляет меж деревьев. Но вот уже раздалась вширь, пространство пошло в стороны, и лес остался позади. Под пыльными сапогами потянулась широкая, утоптанная дорога. Убегая вдаль, она вьётся в степи, подобно нескончаемой гигантской змее.

Куда ни кинь взгляд, зеленеет степь, темнеют рощицы. От них приглашающе веет прохладой. Ноздри щекочет запах трав, ароматы разогретой солнцем земли. То здесь, то там её вспучивают холмы, словно огромные звери, что пытались вылезти из Подземного мира, но не прорвали ковёр из травы, так и оставшись под ней навеки.

Над головой громко каркнуло. Таргитай задрал голову и едва успел отскочить. Сверху щедро ляпнуло белым, расплескалось по траве, будто птица терпела с неделю. Он передёрнул плечами, представив, что могло брякнуться на него, погрозил вороне вслед кулаком.

Золотоволосый варвар проводил взглядом плывущие по небу облака. Одно, самое крупное, похоже на замок со множеством башен и парапетов. Вон проступила морда дракона с распахнутой пастью, голова крылатого коня с золотистым рогом на лбу. А когда выкатился слепящий диск солнца, в нём Таргитаю почудился прекрасный лик смеющейся девушки.

В лицо ударил ветерок, разметал волосы по широким и покатым, как морские валуны, плечам.

Таргитай заметил яркую красивую бабочку. Она пролетела совсем близко, маша цветастыми крыльями, сама здоровенная, размером с богомола, мелькает в воздухе смазанным цветным пятном.

У дудошника от восторга округлились глаза. Он бросился за чудной бабочкой, стараясь рассмотреть получше, захотелось самому вот так же оторваться от земли и беспечно парить в небесах, ни о чем не заботясь…

В глаза ударило солнце. Тарх остановился и вскинул ладонь, закрывая лицо. А когда опустил руку, бабочки уже и след простыл.

Взгляд наткнулся на каменные глыбы, грозно темнеющие в высокой траве. Присмотревшись, понял, что это расколовшиеся от ветхости массивные каменные столбы.

Всё, что от них осталось, это массивные обломки, на которых едва видны нанесённые умелыми руками резы. Там же фрагменты изображений лиц, рук, сжимающих мечи или луки, диковинных зверей и людей со звериными головами.

Из любопытства Таргитай направился к камням, ноги понесли туда сами, словно их манит неведомая сила.

Острый глаз дудошника рассмотрел небольшую щель, куда едва поместится ладонь. Любопытство взыграло сильнее. Он сам не заметил, как оказался рядом, и вот уже руки разбрасывают массивные камни, расширяя узкую тёмную щель, из которой тянет холодом и сыростью.

Почудилось, что снизу доносится едва слышный стон. Невр продолжил отбрасывать камни и землю, разгребая широкими дланями.

Когда лаз расширился так, что туда спокойно смогла бы протиснуться отощавшая корова, Таргитай с трудом пролез и осторожно начал спускаться. Под ногами тихо постукивают каменные ступени, тихо шуршат мелкими камешками, уходят вниз в темноту.

Снизу веет могильным холодом, поднимается затхлый воздух. Тем не менее зов, что привёл к этим камням, усилился, стал мощнее, настойчивее. Дудошнику почудилось, что уже ясно различает усталый, едва слышный голос – он призывает сойти вниз, узреть нечто важное, такое, ради чего стоит спуститься в кромешную тьму заброшенного подземелья.

Проход между плитами, в который спустился Таргитай, остался далеко наверху. Дневной свет превратился в тусклое пятно.

Наконец, ступени упёрлись в каменный пол, и в полумраке дударь с трудом различил возле себя стену, а на ней – факелы в металлических держателях.

Он шагнул к стене, но тут же по ногам больно ударило, так что едва не взвыл. Нагнувшись, нащупал массивный сундук, который тут же рассыпался под его пальцами.

На сапоги Таргитаю со звоном хлынули монеты, засияли самоцветы, ловя гранями каждую частичку тусклого и рассеянного света.

Невр увидел, как мелькнул и тут же исчез маленький кожаный мешочек. Мигом запустил руку в прохладную россыпь монет и самоцветов, ухватил. Внутри, как и думал, оказалось огниво и трут.

С пятой попытки Таргитай сумел-таки высечь искру, вспомнив, как это ловко и быстро делал Олег. Из нашедшейся тут же ветоши развёл крохотный костерок, швырнул туда обломки сундука, и вот перед ним уже пылает костер, давая большой круг света.

Из темноты выступили увешанные доспехами и оружием стены. В пляшущем свете огня тускло блестят металлические панцири, шлемы разных форм и размеров, кольчуги из крупных, средних и совсем уж мелких колец.

Вытащив из ближайшего держателя факел, невр запалил его от костра и двинулся вдоль стены, осматривая помещение.

Он оказался в просторном зале с выгнувшимся над головой потолком. На стенах вперемешку с кольчугами и панцирями – множество разных щитов: круглых, треугольных, квадратных и вытянутых, похожих на длинные капли. Там же угрожающе висят массивные боевые молоты, мечи, клевцы, палицы, кинжалы всех размеров и мастей.

У стен расположились массивные и неуклюжие сундуки. В некоторых мыши прогрызли дыры размером с кулак, другие и так развалились от ветхости.

Возле тех и других блестят золотые и серебряные монеты – квадратные и треугольные, многие с отверстиями посредине. В свете факела поблёскивают щедро рассыпанные самоцветы, огранённые драгоценные камни. Некоторые в искусной оправе из золота или серебра.

Внезапно под сапогом хрустнуло. Посветив под ноги, дудошник узрел тускло белеющие во тьме кости. Тут словно полегло в битве с десяток воинов – мрачно белеют разодранные скелеты. Некоторые практически целы, оторваны только руки или ноги. Рёбра словно растоптаны громадной широкой ногой, заметен след от огромного сапога, черепа угрюмо смотрят на невра провалами глаз.

Подняв факел выше, он увидел впереди, аккурат посреди каменного зала, возвышение. Ведущие к нему ступени покрывает толстый слой пыли. Взгляд упёрся в могильную плиту поверх широкого гроба.

Гроб выглядит поистине величественно – вырезан из цельного куска гранита с тёмными и белыми слюдяными прожилками. Размеры немалые, видно, что в него положили могучего воина.

Таргитай охнул, но любопытство влечёт туда, к этому массивному саркофагу из камня.

Под ногами вновь захрустели кости, хоть невр и старается не тревожить покой усопших и не растаптывать пальцы, конечности или черепа, которые будто провожают его строгими, укоряющими взглядами.

Каменный гроб приближается с каждым шагом. Ветерок треплет оранжевое пламя факела в руке Таргитая. За спиной, выстреливая вверх оранжевыми светлячками искр, жадно пылает костер. Дударь, чтоб сделать светлее, набросал туда гору разбитых крышек от сундуков, так что пламя теперь взвилось чуть не до самого потолка, мощно разгоняет темноту.

Он повернул голову и вдруг замер. Справа от гроба из массивной плиты торчит наполовину погружённый в камень меч. Рукоять сделана настолько искусно, что невр буквально прикипел взглядом, не в силах отвести глаза от этой дивной, божественной красоты.

Лезвие, что торчит вместе с рукоятью из плиты, широкое, как ладонь Таргитая, там видна идущая по всей длине выемка для стока крови. Металл отливает голубоватым светом, но тут же неуловимо меняется на золотистый, пурпурный.

Пару мгновений дудошник стоял, разинув от удивления рот. Затем шагнул к плите.

В темноте вдруг прокатился мощный вздох. Таргитай замер, принялся осматриваться, поводя вокруг себя пылающим факелом. В тот же миг по огромному склепу прокатился могучий голос с нотками неимоверной усталости, отражаясь эхом от стен и потолка.

– Надо же… Еще один явился…

От каменного гроба начал струиться свет. Идёт из-под самой крышки, словно там не мертвец, а землянка, в которой, встревоженные его появлением, пробудились хозяева и зажгли пару лучин.

– Я ж вас, подлых охотников до чужого добра, бил-крушил, а вы всё лезете и лезете, как тараканы.

– Я слышал зов, – торопливо сказал Таргитай, оправдываясь. – Кто-то звал на помощь, призывал спуститься…

– Проклятье! – ответствовал голос с раскатистым эхом. – Вот ведь дожил… В смысле, доумирался… Меч сам уже призывает каждого, кто подходит к кургану. Вот и ты услыхал его зов. Тут уж я бессилен…

Золотоволосый варвар выпятил грудь колесом.

– А ты кто такой будешь? – спросил он с любопытством.

Голос устало ответил:

– Так-так… Зрю – ко мне явился не простой охотник пограбить могилы. Никак сам новый бог, сумевший взнуздать Ящера, почтил моё последнее пристанище!

– Кто ты? – снова спросил Тарх, радуясь, что таинственный голос смягчился. После расставания с друзьями на душе одиноко и горько, в драку лезть неохота. Сесть бы в уютном месте, наесться от пуза да поиграть на дудочке.

– Я – Гардей! – донеслось из каменного гроба. – Было время, когда я и моя дружина, верные и преданные соратники… сражались с нечистью, защищая эти земли! Мы не давали земледельцам сгинуть. Много… много воды утекло с тех пор, Сварог.

Голос продолжил, теперь уже с горечью и сожалением:

– Я давно уж один. Дружина пала. Я один выжил, стоял до последнего! Мы очистили эти земли от древнего зла – навий, дивов и велетов! Потомки, наверняка, и не помнят ни наших подвигов, ни имён…

Таргитай уважительно покрутил головой.

– Слава тебе, богатырь! О тебя я не слышал. Но рад, что ты ещё не до конца… того… ну, помер.

– Этот Меч… – проговорил низкий незримый голос. – Многие приходили, чтобы его добыть. Перед смертью от ран в битве с вожаком дивов я погрузил клинок в камень. Лишь достойный сумеет им завладеть! Недостойных слишком много…

Голос замолк, затем зазвучал снова. Невру в нём почудилось облегчение.

– Наконец, явился тот, кому я с гордостью передам оружие, что служило мне верой и правдой! Бери его, Сварог! Меч Перуна, как я слышал, ты перековал в чашу, ярмо и орало. Надеюсь, с моим подарком так не поступишь.

Несколько мгновений дударь стоял, хлопая глазами и созерцая чудесное оружие. От удивления у него отвисла челюсть, как у коровы, едва не доставая до пола.

Наконец, шагнул к плите, в которой исходит сиянием клинок, с хрустом раздавив остатки чьи-то кости. Факел лёг на плиту, пламя принялось плясать над холодным камнем.

Ухватившись за рукоять обеими ладонями, Таргитай почувствовал, что меч врос в плиту намертво. Он продолжил тянуть, чувствуя, как от страшного напряжения вздуваются мышцы на руках и спине.

Меч начал медленно поддаваться. Лезвие дрогнуло, затем начало выходить из каменной поверхности со скоростью ползущей улитки.

Богатырь ощутил, как лицо омывают горячие струйки. Мышцы протестующе взвыли, но руки продолжают вытаскивать меч. В глаза бьёт идущее от клинка сияние, что разгорается всё ярче.

Наконец, сопротивление исчезло, и Таргитай отшатнулся, едва не опрокинувшись на спину. Руки крепко сжимают рукоять, а широкий сияющий клинок горит перед глазами, переливается голубоватым и золотистым.

– Прощай, мой верный друг, – прогудел голос из сияния под крышкой гроба. – Ты всегда без устали разил недругов!

Дудошник тряхнул головой, всё ещё созерцая чудесное оружие. От зажатой в ладони рукояти по всему телу растекается странно знакомое тепло. С головой накрыло чувство неуязвимости, опутало, точно рубашка из металлических колец, что сидит плотно и легко, словно сделана как раз по нему.

Он смутно ощутил идущую от Меча жажду – крови, смерти, напитка, слаще которого ничего нет для богов – людских душ.

– Где ты добыл этот клинок? – вопросил Таргитай, с трудом вытолкав из себя слова.

– Этот меч в древности, – произнёс Гардей с сожалением, словно хочет вернуться в те самые времена, о которых рассказывает, воротить себе жизнь, молодость и богатырскую силу, – ковали гномы для самого Перуна! Он долго разил им врагов, омывал клинок в их крови и слезах их вдов. Но потом он оставил Меч в тайнике для героя, который сумеет его найти! Я сумел… добыл… и вот теперь передаю другому… достойнее чем ты, Сварог, никого вокруг…

Голос принялся затихать, истончаться, словно говорящий удаляется прочь. Свет под крышкой саркофага погас.

Единственным источником остался горящий на крышке саркофага факел да Меч в руке Таргитая.

– Проклятый Перун, – пробормотал дударь, – ты меня обхитрил. Снова подсунул свой меч.

Он уже собрался бросить с таким трудом добытое оружие, за спиной в перевязи висит меч обычный, пусть и не столь могучий, но тоже вполне годный для сражений и битв.

Однако в голове настойчиво бьётся мысль, что если воевать за добро и справедливость, то лучше оружия, чем меч бога воинских дружин, не придумаешь.

Только на время! – пообещал себе Таргитай торопливо, словно оправдываясь. – Как только искореню несправедливость и зло, тотчас брошу или опять перекую во что-нибудь полезное!

Он зевнул, повёл широкими плечами. Усталость навалилась внезапно, словно весь день катил в гору огромный камень, а тот постоянно срывался и приходилось спускаться к подножию, чтобы вкатывать наверх снова.

От костра идёт сухой жар. Невр присел у костра и спустя минуту уже спал, привалившись к стене в двух шагах от потрескивающего огня. Рот на миг приоткрылся, а затем Тарх принялся легонько причмокивать пухлыми губами. Сложил широкие, как лопаты, ладони и по-детски подложил их под щеку. Пламя бросает на его скулы и лоб оранжевые блики.

Когда проснулся, от костра остались одни угольки. Оставив их тлеть – пусть тушит тот, у кого дел меньше, – он, освещая путь факелом, выбрался по ступеням наружу.

В очи ударил яркий свет. Когда глаза привыкли, Таргитай увидел, что солнце уже высоко. Вокруг зеленеет трава, в небе проплывают массивные, похожие на взбитые подушки облака. Поправив за спиной полученный от Гардея Меч, невр двинулся куда глаза глядят.

В животе громко урчит. Топая по вьющейся среди деревьев дорожке, дударь принялся мечтать, чтобы попалась корчма или, на худой конец, харчевня, где можно будет неспешно перекусить, заморить червячка, отведать, откушать, угоститься, а потом уж поесть, насытиться и даже налопаться от пуза. Кушать уже давно не хотелось, теперь Таргитаю отчаянно хочется жрать.

Он выудил из-за пояса дудочку. Пальцы осторожно забегали по прорезанным дырочкам. Раздувая щёки, он принялся дудеть на разные лады. В сердце уже стала зарождаться новая песня – о крепкой, нерушимой дружбе. О любви. О селянах, что живут в радость, сеют, пашут, собирают грибы в лесу, а по праздникам водят хороводы и жгут костры до небес, славя богов.

Вскоре ноги вынесли на широкую утоптанную дорогу. Он сошёл на обочину и дальше шёл, так и сяк складывал слова, подгонял друг под друга, наигрывал мелодию, исправляя, улучшая, пробуя брать так и эдак.

Зелёный ковёр степи сменился золотом полей. Взгляд скользит по сторонам, замечая фигурки работающих там крестьян. На осеннем солнце поблёскивают серпы. Со смехом и разговорами мужчины и женщины срезают крупные спелые колосья, увязывают в снопы, и те стоят то здесь, то там на выкошенном поле, точно огородные пугала.

При виде дударя женщины поворачивают головы, мужчины хмурятся и сплёвывают. Взгляды полны осуждения: этот крепкий парень ходит без дела и дудит, когда мог бы вот так же, как они, заниматься неизбежным и тяжким трудом!

Селянки поглядывают с улыбками, вслушиваясь в музыку, что льётся из дудочки.

Таргитай и не заметил, как поравнялся с неспешно едущими по дороге телегами. Там громоздятся мешки с зерном, бочки с рыбой. Из деревянных клеток слышно кудахтанье, идёт стойкий запах навоза. Возницы подстёгивают коней, из-под колёс летят облачка пыли.

Впереди на солнышке ярким золотом сияют соломенные крыши домиков, торчат колодцы-журавли, лают собаки.

Он хотел уже обойти стороной эту вольготно раскинувшуюся деревеньку. Однако ветер донёс умопомрачительные запахи еды, и Тарх тут же представил себе целиком запечённого кабанчика с разваристой гречневой кашей, а потом еще жаренную с грибами картошку, холодный ягодный квас в пузатом кувшине. В животе жалобно квакнуло, напоминая, что ел в последний раз уже чуть ли не вечность назад.

Развернувшись, будто повинуясь воле местного колдуна, Таргитай потопал к расположенным вдали хаткам.

Дальше на холме блистает гонтовыми крышами город. Выглядит надёжным и защищённым, стены из толстых ошкуренных брёвен стоят гордо, несокрушимо. За ними, как грибы после дождя, множество домов, в небо тянется дымок. На самой вершине холма видны башни княжеского терема из белого камня. Ветер треплет яркие прапоры.

Ворота гостеприимно раскрыты, словно приглашают, мол, заходи, тут и еда, и ночлег, и отдых. По дороге нескончаемым потоком внутрь тянутся гружённые телеги из сел. Из города везут мешки с намеленой мукой или едут порожними. Лица крестьян довольные – назад везут деньги, купленные для хозяйства товары.

Таргитай идет, уже предвкушая, как отыщет корчму, закажет лучшей еды. Жареный поросёнок хоть как-то поможет отвлечься от того, что остался без верных друзей. Дорогу в жизнь лучше протаптывать на сытый желудок.

Вновь поднеся сопилку к губам, он принялся играть лёгкое, весёлое – о солнышке, речке, птичках в небе и доброй молодой вдове, что пустила на ночлег красивого пастуха.

Мелодия едва стала набирать темп, как за спиной загрохотала земля. Песня оборвалась, невр вскинул голову и обернулся.

Вдоль дороги несутся всадники. Семеро воинов на крепких поджарых конях, в лёгких доспехах из кожи с нашитыми булатными пластинами. На солнце блестят злые потные лица. С телег их провожают настороженными взглядами.

Позади на привязанных к сёдлам веревках, выбиваясь из сил, бегут измождённые люди. Волосы бедолаг спутались от пота. Лица покрывает дорожная пыль, грязные разводы. Сквозь прорехи в одежде пламенеют следы от плетей. Над ранами с жужжанием вьются толстые зелёные мухи, остервенело впиваются в мясо, в текущую из ран сукровицу. Пленники измождёно смотрят перед собой.

При виде золотоволосого парня с косой саженью в плечах воины натянули поводья. Все семеро смерили его взглядами, заметив огромный Меч в перевязи.

Повинуясь натянувшимся удилам, кони замерли. Воины бросили руки на рукояти мечей. Однако, заметив у здоровяка сопилку, а на лице – полуозадаченное выражение с налётом мечтательности, убрали ладони от оружия.

Воины переглянулись. Тот, что впереди блестит на солнце вспотевшей лысиной, подал коня вперёд.

– Эй, ты! – гаркнул он. – Варвар, ты на земле князя Кологора! Ни один чужестранец не смеет топтать его владения без спросу. У тебя за плечами меч, но в руках дудка, хе-хе. Сомневаюсь, что умеешь пользоваться оружием. Отдай его добровольно, а сам отправишься с нами. Дударь нам как раз нужен. Ха-ха-ха! У князя сегодня пир!

Воины дружно захохотали. С виду этого парня распирает сила, но судя по детскому и наивному взгляду, сопилке в руках, мощью своей пользоваться не умеет. Похож на деревенского простачка, который где-то раздобыл меч, но, скорее всего, просто машет им, как дубиной.

Выражение на лице Таргитая поменялось. Небесная синева в глазах сменилась холодным отблеском льда. Вскинув ладонь, красиво демонстрируя вздувшиеся по всей руке мышцы, он коснулся рукояти Меча за плечом.

Краем глаза заметил, что на дороге всё замерло, телеги остановились. Кони грызут удила, фыркают. Крестьяне смотрят с надеждой, азартно потирают руки – истосковались по зрелищам.

Таргитай перевёл взгляд на лысого всадника.

– Желаешь убедиться, владею ли мечом? – предложил он миролюбиво. – Так вас тут всего семеро. Подходи! А потом освобожу этих несчастных, которых вы несправедливо пленили!

Таргитай кивнул на тяжело дышащих бедолаг. Двое едва стоят, держатся из последних сил. Лица осунулись, дышат тяжело и надрывно. Ещё четверо без сил сидят на земле.

– Почём знаешь, что несправедливо? – спросил лысый насмешливо.

– Такие увальни, как ты, что служат тиранам, не берут пленных справедливо! – выпалил невр.

Лицо лысого воина пошло красными пятнами.

– Ах ты сопляк. Да я тебя за такие речи…!

Выхватив меч, он пришпорил коня, погнал на золотоволосого варвара. Конь раскатисто заржал.

Меч будто сам выпрыгнул в ладонь Таргитая. По руке побежал жар, словно ухватился за раскалённый металлический прут.

Он молниеносно ушёл в сторону, давая всаднику проскочить мимо. В тот же миг Меч в руке ожил, и невр вдогонку рубанул лысого по спине. Меч Гардея с победным пением, слышным лишь Таргитаю, вошёл в плоть, разрубив кожаный доспех, как бересту.

Лысый воин беззвучно завалился на конскую шею. Спина окрасилась кровью. Скакун понёс его дальше и остановился, сбросив мёртвого, истекающего кровью седока.

Остальные, побледнев от такого исхода, запоздало пришпорили коней. Выстроившись в полумесяц, они понеслись к Таргитаю. В руках заблестели клинки.

Дударь бросился навстречу, чувствуя, как тело заполняет неведомая мощь. Меч в руке ожил, стал двигаться без его участия. Он лишь крепко держит рукоять, а клинок сам парирует, рубит, повергает.

Таргитай видел всё, как через мутное стекло, где мелькают перекошенные яростью лица, клинки, синее безоблачное небо. Он прыгает, уворачивается от ударов, парирует выпады. Чувствует, как его сильные руки выдёргивают врагов из сёдел, и они, как мешки с мукой, падают на жёсткую землю.

И снова рука с Мечом взлетает, обрушивается. Тела врагов отзываются мощным хрустом. Воины отшатываются, падают. В уши врезаются исполненные боли крики – Меч отсекает руки, пробивает живот или горло, жадно впитывая бьющую тугими струями кровь. Стук сердца отдается у Таргитая в висках, мерный и частый, как у молотов в кузнице.

Наконец, красная пелена медленно спала с глаз. Посмотрев вокруг, узрел перед собой зарубленных воинов. Кто-то еще шевелится, издавая стоны, но не в силах подняться.

Дудошник смахнул горячие капли пота со лба. В небе уже кружат чёрные точки воронов. Всё ниже – к обочине дороги, где в лужах крови застыли тела. Сверху донеслось хриплое карканье.

Один, самый смелый, опустился на дальнего воина, тот ещё жив, и принялся долбить клювом по блестящим яблокам глаз. Раненый издал истошный крик. Тут же опустился ещё один и мощным ударом вырвал несчастному кадык.

– Всемогущий Род, – промолвил потрясённо бородатый мужик на ближайшей телеге. Его голос заставил Таргитая посмотреть вокруг, вспомнить, где он и что на него смотрят люди. Десятка три.

Крестьяне глядят потрясённо, шепчут заговоры и трогают обереги на шее. Другие нехотя отдают проигранные монеты, те со звоном пересыпаются из ладоней в калитки.

Богатырь глянул на клинок, но на широком, испускающем сияние лезвии ни пятнышка крови – металл впитал всё до капли. Не глядя забросил оружие в ножны.

– Расходитесь! – молвил он крестьянам. – Езжайте своей дорогой!

Селяне, видя, что зрелищ больше не будет, с ворчанием тронули лошадей. Телеги двинулись дальше. Воздух вновь зазвенел от стука копыт и скрежета старых телег.

В стороне раздался шорох, и Таргитай повернулся. Рука снова взметнулась, чтоб выхватить Меч. С земли, едва стоя на ногах, поднимаются невольники, в изумлении и недоверии глядя на окровавленные тела поверженных воинов. Совсем недавно эти изверги гнали их плетьми по пыльной дороге. Теперь их расклёвывают вороны.

Дударь спешно подошёл, натыкаясь на изумлённые, недоверчивые взгляды.

– Вы свободны! – воскликнул он с жаром и взмахнул руками. – Идите!

Сорвав с пояса ближайшего трупа кинжал, певец одним движением перехватил веревки на руках стоящего рядом бедолаги. Его чёрные волосы слиплись на лбу, серые глаза смотрят внимательно и пытливо. В чёрной, как деготь, бороде застряли травинки.

– Спасибо, витязь! – проговорил он. Затем вдруг поднял голову. Взгляд сделался хмур, палец указал Таргитаю за спину. – Эх, они тебя убьют.

Невр быстро обернулся.

Отсюда видно, как из городских ворот выскакивает две дюжины всадников. Кони под ними идут лихо, стремительно. На поясах ножны с мечами, за спинами поблёскивают щиты. Таргитай заметил притороченные к сёдлам луки, закинутые за спины колчаны с белыми оперениями стрел.

Он быстро освободил остальных пленников.

– Бегите, – поторопил он, – уносите ноги!

Пятеро бросились прочь. Лишь один не двинулся с места. Дрожь в его членах испарилась, он расправил плечи, которые оказались довольно широкими, а само его тело – жилистым. Подбежав к одному из трупов, подобрал меч и встал рядом с Таргитаем, глядя, как, понукая коней, приближаются воины.

Телеги вновь принялись останавливаться. На простецких лицах мужиков появилась радость – продолжение драки!

Лицо освобождённого озарилось мрачной усмешкой, словно уже прикинул, скольких врагов успеет убить прежде, чем сам упадёт замертво.

– Как тебя звать, герой? – спросил он.

– Таргитай, – молвил невр и добавил: – А ты зря не убежал. Укрылся бы вон там в высокой траве, где овраг. Чуть дальше река. Они бы не догнали.

Черноволосый смерил его взглядом серых, как весенний лёд, глаз.

– Меня кличут Степаном. Я не привык бросать в беде того, кто мне помог!

Грохот копыт сделался громче, всадники уже в паре десятков шагов.

Певец вытащил Меч, перехватил обеими руками, широко расставив ноги.

– Прежде чем нас убьют, – проговорил Степан ободряюще, – мы успеем зарубить парочку. У тебя не меч, а чудо! Где такой взял?

– Подарили! – ответил дударь с гордой и честной улыбкой.

В ответ бородач лишь усмехнулся – ясно, что трупы могут подарить все, что угодно, они не сопротивляются.

– Нас могут просто истыкать стрелами, – сказал он. – Падем, как герои, в неравном бою!

Он гордо оскалил зубы.

– Разве есть смерть достойнее?

Таргитай не ответил. Молча смотрит на приближающихся конников с оружием.

Воины натянули поводья. Все в доспехах из дубленой кожи, сверху блестят железные пластины, защищающие от стрел и ударов копьем. Лица злые, смотрят внимательно и настороженно.

По взмаху ладони старшего – крепкого плечистого воина с седыми волосами – остальные сняли с сёдел луки. Послышались звуки натягиваемой тетивы, на солнце заблестели наконечники стрел.

– Ты убил Сыча с воинами, – проговорил седовласый с угрозой. – Они были из лучших!

Только сейчас Таргитай рассмотрел, что на месте уха у этого воина уродливый обрубок, а через всю шею тянется белёсый шрам. Волосы обрезаны коротко, словно на голову надели ночной горшок и стригли уже по нему.

– Однако князю всё донесли смотровые с башен, – произнес он. – Кологор велел доставить тебя живым!

Его глаза буравят дударя, будто воин надеется прожечь ему в черепе дыру.

– Как тебя звать? – спросил Таргитай миролюбиво.

– Кодлан, – словно бы выплюнул сквозь зубы своё имя седовласый. – Но тебе это не поможет. Не знаю, что задумал князь, но Сыч был моим другом. Живым ты из города не выберешься. Даю слово воеводы!

Он обнажил зубы в волчьем оскале и перевел взгляд на Степана.

– А этот вообще – беглый разбойник!

Кодлан повернулся к воинам, взмахнул дланью.

– Эй, взять его! Верёвку на горло! И найдите остальных, не могли далеко уйти!

Десяток воинов пришпорили коней, поскакав в сторону оврага, где скрылись беглецы.

Кодлан вновь посмотрел на Таргитая. Смерил взглядом широкие плечи, толстые, как молодые деревья, руки и массивные кулаки. Взор сделался хладнокровным.

– Полагаю, ты сейчас станешь сопротивляться, – сказал он с грозной усмешкой. – Придётся остудить твой пыл. Ну и что, что в княжеский терем приползёшь на переломанных ногах.

Таргитай покачал головой.

– Кодлан, – произнес он честно и открыто, – ты же сам сказал – я один справился с полудюжиной. Они были верхом, а я – пеший.

Седовласый сдвинул брови.

– И что?

– А то, что не стоит недооценивать странников, – пояснил Таргитай миролюбиво, вспоминая, как разговаривал в таких случаях Олег. – Говорят, в их обличье по земле ходят боги.

Воевода усмехнулся, рука потащила из ножен меч. Всадники за его спиной снова взяли певца на прицел.