Солнце мертвых Атеев Алексей

Мы обернулись. Перед нами стоял обычный милиционер в синей фуражке с красным околышем, с полевой сумкой и кобурой на боку. На плечах его были погоны старшины.

– Итак, я повторяю, граждане: что тут происходит? – сказал милиционер официальным тоном. Вроде ничего особенного, обычный милиционер, однако увидеть его здесь, посреди леса, вдали от населенных пунктов мы никак не ожидали. Поэтому мы с Колей стояли и смотрели, вытаращив глаза на представителя власти.

Только профессор не растерялся. Он неторопливо вылез из ямы и подошел к милиционеру.

– Мы работники Академии наук, – сказал ему Струмс спокойно. – Ведем здесь раскопки. Коля, достань наши документы. Вот разрешение от соответствующих ведомств, кстати, и от областного управления внутренних дел на проведение раскопок.

И он протянул документы милиционеру. Однако милиционер документы почему-то не взял. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и старательно отводил взгляд в сторону.

Я обратил внимание на его лицо. Это был молодой парень лет двадцати—двадцати двух, с веснушчатым загорелым лицом, из-под фуражки торчал рыжеватый чуб, но вот глаза… Глаза были какие-то нехорошие. Старческие были глаза, белесые и выцветшие, точно владелец глядел ими на белый свет много-много лет.

Не обращая на нас внимания, он подошел к могиле, глянул вниз. Задумчиво покачал головой.

– Ученые, значит. Дарью выкопали. Нехорошо.

Услыхав, что милиционер знает имя покойницы, мы переглянулись.

– А вы сами кто? – осторожно спросил Струмс.

– Я-то? Я здешний участковый.

– А на документы ваши позвольте взглянуть.

– Документы мои… – Милиционер почему-то положил руку на кобуру.

Краем глаза я заметил, как Коля весь напружинился и сунул руку за пазуху.

– Документы мои, значит… – повторил милиционер. Он круто повернулся и быстро пошел прочь. Потом вдруг остановился, оглянулся и, глядя в сторону, сказал: – А Дарья-то к вам сегодня в гости сама придет.

Сказав это, он быстро зашагал с кладбища.

– Задержи его, Коля! – крикнул профессор.

Коля рванулся к милиционеру, выхватив из-за пазухи пистолет. Он почти нагнал его, но вдруг милиционер неизвестно как оказался намного впереди. Он не бежал, а шел быстрым шагом. Как это получилось, я и теперь не понимаю. Коля снова рванулся за ним, при этом он несколько раз выстрелил в воздух. Но преследуемый не обратил на выстрелы никакого внимания.

Вскоре он был почти у опушки леса. Тогда Коля, бежавший за ним во весь дух, остановился, вскинул пистолет и сделал несколько выстрелов по удаляющейся фигуре. Но все было напрасно. Милиционер исчез.

– Что же это, Викентий Аркадьевич? – прерывающимся голосом спросил запыхавшийся Коля.

– А это, видимо, хозяева кладбища дают о себе знать, – совершенно спокойно промолвил профессор. – Вот ты стрелял по нему, а зря. Были бы серебряные пули, тогда бы какой-нибудь толк получился.

«Ой, ой! – подумал я. – Серебряные пули! Вот так в историю попал. Нечистая сила окружает, а на мне и креста нет».

Струмс тем временем начал укладывать инструменты, Коля кинулся помогать ему. В минуту все было собрано.

– А с этим что делать? – Коля кивнул на раскопанную могилу.

Профессор задумчиво посмотрел на него.

– Этот милиционер, помнится, сказал, что красавица сегодня нас навестит. Можно, конечно, осиновый кол забить в нее, однако хочется самому увидеть, на что они способны. Оставим все как есть, а завтра видно будет.

Мы отправились на место стоянки. День клонился к вечеру. Поели, хотя аппетита не было.

– То, что сегодня ночью нас посетят, не вызывает сомнения. – Струмс ходил по поляне и, казалось, разговаривал с самим собой.

– Может быть, уедем? – предложил я, но он не обратил на мои слова никакого внимания.

– Что предпринять? Ну конечно! Магический круг. Средство стародавнее, но испытанное.

Я вспомнил гоголевского Вия. Как же он очертит круг – по траве?

– Так, ребятки, – Струмс схватил саперную лопатку, – срочно окапываем наш бивак. Машина и палатка – центр круга. Канавка должна быть неглубокой, но обязательно сплошной, не дай бог, где прервется.

Скоро был выкопан аккуратный круг, диаметром примерно десять-пятнадцать метров.

– Так, – продолжал руководить Струмс, – где веревка? Укладывайте ее в выкопанную канавку да плотнее к земле прижимайте. Неплохо получилось. Теперь нужно выкопать четыре пятиконечных звезды. На каждую сторону света по звезде. Компас сюда… Здесь, значит, север. – Струмс воткнул в землю на границах круга четыре колышка.

– Вот тут копайте. Вершина звезды должна быть направлена в круг. Да делайте звезды побольше, поглубже. В них мы уложим дрова, обольем чем-нибудь горючим, а в нужный момент подожжем.

Работа закипела. Струмс залез в одну из своих сумок и достал оттуда здоровенную бутыль литра, наверное, на три. Внутри колыхалась какая-то прозрачная жидкость.

– Как ты думаешь, Митя, что это такое?

– Водка, наверное, Викентий Аркадьевич.

– Скажешь тоже, водка! Это святая вода. Знакомый мой священник, отец Филарет, специально освятил для такого случая. Это, так сказать, оружие массового уничтожения демонов. Правда, я никогда его не применял, знаю лишь понаслышке. Но говорят, мощнейшая вещь.

Все происходящее казалось мне сном. Какой век на дворе? Колдуны. Оборотни…

– Ну вот, вроде все возможные меры приняты, – удовлетворенно промолвил профессор. – Да, кстати, Митя, вас в детстве крестили?

Я утвердительно кивнул головой.

– Тогда все в порядке.

– Послушайте, Викентий Аркадьевич, неужели все, что мы тут делали, это серьезно? – осторожно спросил я.

Профессор внимательно посмотрел на меня.

– А вы еще сомневаетесь? Совершенно зря. Вы, видимо, думаете, что в двадцатом веке подобное случиться не может. Однако глубоко заблуждаетесь. Разве утром вы сами не были свидетелем. Милиционер этот… Типичный колдун-оборотень. Да что милиционер. Я, например, обратил внимание, что все время, пока мы находились на кладбище, на старой липе сидел здоровенный ворон, а вот когда появился этот старшина, ворон куда-то исчез. Какая, спросите, связь? Я думаю, самая прямая. Жаль, что вы не читали секретный доклад Остродумова. В нем много интересного. Трудно, конечно, в это поверить, тем более в нашей стране, где атеизм возведен в догму. Хотя и официальная церковь отрицает возможность существования всякой нечистой силы, суеверий. А ведь мне приходилось сталкиваться с такими явлениями, которые ничем другим объяснить нельзя. Наш институт изучает… – Тут он осекся. Замолчал, о чем-то задумался.

Было уже почти темно. Коля возился с костром, на котором закипал чайник. Где-то недалеко посвистывали перепела, стрекотали последние кузнечики, наступала ночь. Что она несет на своих крыльях? Об этом можно было только догадываться.

Мы тихо сидели у костра. Курили, молчали. Говорить не хотелось. Я с огромным любопытством и одновременно со страхом ждал начала событий. Ждал, но в глубине души не верил в то, что они случатся, – настолько нереальным казалось происходящее.

В ямы, вырезанные в мягком дерне в форме звезд, были заложены куски старой автомобильной покрышки. Вперемешку с дровами их мы облили бензином и каким-то техническим маслом. Заготовили факелы. Мы ждали.

Профессор взглянул на светящийся циферблат часов:

– Скоро двенадцать. Осталось десять минут.

Не успел он произнести эти слова, как над нами пролетела какая-то огромная ночная птица. Бесшумно махая крыльями, она сделала один круг, другой… Внезапно послышалось какое-то заунывное пение. Сначала я подумал, что мне показалось, но пение становилось все явственнее.

Странная мелодия, напоминавшая отпевание покойника, переворачивала все внутри. Слов было не разобрать, но пели на каком-то незнакомом языке.

– Вроде началось, – проговорил Струмс, и в его голосе звучало удовлетворение.

Ночь, еще несколько минут назад полная звуков, вдруг замерла, исчезли кузнечики, не шелохнулась ни одна ветка. Стояла полная тишина. Лишь потрескивали дрова в костре да слышалось непонятное пение.

Но вот в темноте, окружавшей наш лагерь, обозначилось некое движение: шуршала трава, звук неуверенных шагов.

Мороз пошел у меня по коже. То же чувство, по-моему, испытывал и Коля. Только профессор был внешне спокоен. Он внимательно смотрел во тьму. В его руках я заметил фотоаппарат со вспышкой.

Из темноты вышла какая-то фигура и встала на границе круга. Трудно было разобрать, кто это, – она казалась совсем черной. Однако когда я внимательно присмотрелся, то увидел, что от фигуры исходит слабое зеленоватое свечение, каким светятся иногда гнилые пни на болотах.

– По-моему, наша знакомая пожаловала. – Профессор вскинул фотоаппарат. В свете вспышки мы явственно различили девицу Дарью Сурину.

Она отшатнулась и чуть не упала. Движения ее напоминали движения марионетки, будто все тело состояло из шарниров.

Струмс направил на мертвую мощный фонарь. В его лучах мелькнуло черное оскаленное лицо, стеклянные, остановившиеся глаза, какие-то истлевшие лохмотья, покрывавшие ее остов. Она снова подошла к границам круга и уставилась на нас. Из темноты показались еще какие-то фигуры.

– Ого! Да она с компанией, – усмехнулся профессор. – Готовьте факелы.

В эту минуту меня кто-то крепко схватил сзади за руку. Я с удивлением обернулся и почувствовал тяжелый запах гнили.

– Помогите! – закричал я. Струмс рванулся на мой голос. Как сейчас помню, в свете его фонарика я увидел отвратительную, покрытую зеленой плесенью руку мертвеца с длинными желтыми ногтями.

Струмс схватил саперную лопатку и одним махом перерубил эту руку у предплечья. Раздался какой-то чавкающий звук, точно разрубили огромный гнилой помидор. Однако отрубленная кисть продолжала крепко сжимать мою руку. Я завизжал от ужаса.

– Это он с тыла прорвался! – закричал профессор, мы туда не смотрели. В его руках появилась бутыль со святой водой.

Профессор плеснул ею на мертвеца, который все еще пытался схватить меня уцелевшей рукой.

Послышалось шипение, точно это была серная кислота. Зомби забился в конвульсиях и явственно задымился.

– Коля, зажигай костры, – отдал команду Струмс.

В один миг заполыхали четыре пятиконечных звезды по краям магического круга. Упыри шарахнулись в сторону. В ярком свете костров стало видно, что их около десятка. Но свет вырвал из тьмы и еще одну группу фигур, стоявших поодаль. И это были явно живые люди.

Тот мертвец, который проник в круг, продолжал дергаться на земле и вдруг стал как бы всасываться в нее (другого определения я не подберу). Внезапно он исчез. Так же внезапно исчезли и все остальные. Мы остались одни, и только четыре костра чадили черным, жирным дымом.

Митя остановился, перевел дыхание и в который раз уже закурил.

– А дальше что? – Валентина Сергеевна от нетерпения вся подалась вперед. – Дальше, Митя, дальше.

Митя молчал, попыхивая папиросой.

– Это все, – наконец сказал он.

– Как все? – Валентина Сергеевна недоверчиво улыбнулась.

– Представьте себе. На другой день, когда профессор с ассистентом снова собрались на раскопки, я сказал, что больше в этом не участвую. По совести говоря, я испугался. Да и до сих пор, когда вспоминаю эту историю, испытываю не совсем приятные чувства.

Профессор меня не удерживал.

– Ну что ж, – сказал он, – я понимаю, что втянул вас в неприятную историю. Не подготовил, ничего не объяснил… Поэтому не смею задерживать. Хотя вдвоем нам будет тяжелее. А хотелось бы разобраться во всей этой чертовщине. Ну прощайте. – Он пожал мне руку и, посвистывая, зашагал вслед за ассистентом.

С тех пор о них я больше не слыхал. Где-то через месяц меня вызвали в одно учреждение. Ни о чем не расспрашивали, ничего не сообщали. Заставили только описать все произошедшее, причем с мельчайшими подробностями. На прощание настоятельно посоветовали ни о чем никому не рассказывать. Несколько лет я действительно молчал, тем более что при упоминании Лиходеевки меня охватывала дрожь. Больше всего меня мучил вопрос, что случилось со Струмсом и Колей? Сгинули они в борьбе с нечистой силой? Или благополучно выпутались из всей этой истории?

И вот совсем недавно мне стало известно, что Струмс жив и здравствует. О подробностях я пока умолчу. Собственно, поэтому я обо всем и рассказал. Честно говоря, Валентина Сергеевна, я не испытывал к вам особой симпатии. Однако мысль о том, что кто-то может повторить мои ошибки и попасть из-за этого в скверную историю, не дает мне покоя.

– Но что же будет со мной?! – вскричала библиотекарша. – Ведь если всему этому верить, мне осталось жить двенадцать дней. Нет, уже одиннадцать, – она посмотрела в окно, где занималось бледное утро.

– Выход один, – сказал Забалуев. – Надо ехать в Лиходеевку, на месте во всем разобраться.

– Вот вы и поезжайте, – усмехнулся Митя, – вдвоем. Валентине Сергеевне что! Она не верит во все эти глупости. А с меня достаточно. Как вспомню эту руку в зеленой плесени… Вся трухлявая, а из нее черви выползают… – Его передернуло. – Нет уж! Увольте!

– Но ведь надо же что-то делать, – продолжал Забалуев. – Нельзя же так все оставлять. В конце концов, человеческая жизнь в опасности!

– Я вас очень уважаю, Петр Петрович, – тихо заговорил Митя, – и мне понятно ваше беспокойство. На Валентину Сергеевну я давно зла не держу и искренне хочу ей помочь. Но вы, видимо, не понимаете, с чем столкнулись. Это Зло. Зло с большой буквы, существующее сотни, может быть, тысячи лет. Мы не знаем, что это, откуда это и как с ним бороться. Случайно заглянули мы за грань реальности, и что же? Все наши представления рушатся, как карточный домик.

– Митя, все это словеса! – воскликнул Забалуев. – Ты поможешь или нет?

Воробьев встал, обвел присутствующих долгим взглядом и, не прощаясь, вышел.

Некоторое время сидели молча. Потом поднялась Валентина Сергеевна.

– Ну что же, Петр Петрович, пора домой. Спасибо за помощь.

– Какая помощь…

– Ну все-таки рассказ был достаточно поучителен. Во всяком случае, я знаю, что меня ждет. Придет мертвец, «зомби» – как называет их Митя… – она криво усмехнулась.

– Пойдемте, я вас провожу, Валентина Сергеевна, – засуетился Забалуев.

– А бутыль со святой водой у вас есть? – снова усмехнулась Валентина Сергеевна.

– Святую воду достать можно, – в тон ей сказал архивариус. – Вооружиться согласно Митиным рецептам.

Они вышли из здания архива. Было раннее летнее утро, свежее и чистое. Вдали раздался гудок паровоза. Ему вторили фабричные гудки. Шла будничная жизнь без всяких чудес.

– И все-таки ехать! – вдруг сказал Забалуев. – Решено! Сегодня же.

– Но… – начала было Валентина Сергеевна.

– Никаких «но». Сейчас идите поспите, а часиков в одиннадцать я за вами зайду, и двинемся. Чем сидеть и ждать неизвестно чего, лучше идти навстречу опасности, – несколько высокопарно произнес архивариус.

Петухова снова невольно усмехнулась, но на этот раз без сарказма.

«Милый какой старик, – подумала она. – А ведь он прав. Ехать надо. Разобраться со всей этой чертовщиной раз и навсегда. А если что-нибудь случится… Ну что ж, чему быть, того не миновать».

– Ладно, – она взяла за руку Забалуева, – едем.

…Валентина Сергеевна как женщина пунктуальная ровно в одиннадцать часов вышла из своей квартиры, уже готовая к путешествию. Теперь при ней не было обычных корзин для грибов, только легкий рюкзачок с запасом еды, кое-каких вещей – словом, самое необходимое. Во дворе было пусто. Она присела возле подъезда в ожидании. «А вдруг передумал, – мелькнула мысль, – что тогда?»

«А тогда, – сказал внутренний голос, – сиди дома и не высовывайся. Закупи продуктов да книжки читай, а все это опасное время за дверь ни ногой».

Мысль была интересная.

Валентина Сергеевна задумчиво поглядела на рюкзак, лежащий у ног, потом на окна своей квартиры.

«Все равно отпуск, – думала она, – никто не хватится, отключу телефон, дверь никому открывать не буду. Вытерплю как-нибудь эти проклятые одиннадцать дней». Идея эта все больше захватывала ее. Она вспомнила страшную историю, рассказанную Воробьевым, и почти уговорила себя остаться, но что-то мешало принять окончательное решение.

Тут надо отметить, что в жизни Валентины Сергеевны происходило чрезвычайно мало выдающихся событий. Можно сказать, что и вообще не происходило. А так хотелось пережить настоящее приключение! И вот теперь, когда настоящее приключение действительно случилось, она испугалась. Забиться, как мышка в норку, переждать – а ведь где-то рядом таятся грозные, неведомые силы. Может, рискнуть?

Она снова поглядела на рюкзак. Решительность всегда отличала нашу даму.

Если этот старикашка Забалуев не явится, она поедет в Лиходеевку самостоятельно! Конечно, лучше бы вместо Забалуева с ней поехал Митя. Она представила его невысокую фигурку, лысоватую голову, вздернутый нос – все-таки мужчина «в расцвете лет», можно сказать, симпатичный, не то что этот старый гриб архивариус.

С мужчинами Петуховой не везло. Она подавляла их своим кипучим темпераментом, а кому хочется быть подавленным? Постепенно Валентина Сергеевна стала не то что мужененавистницей, но смотрела на всех без исключения представителей сильного пола с легким презрением. Однако в глубине души отважная библиотекарша мечтала обрести спутника жизни, хотя даже себе самой стыдилась в этом признаться.

В Мите было что-то, чего ей всегда не хватало, – душевная раскрепощенность, что ли? Или детская непосредственность? Даже его отказ поехать в Лиходеевку не обидел библиотекаршу.

Так сидела она и размышляла, как вдруг раздался страшный шум. Во двор въехал мотоцикл с коляской. За рулем сидел Митя, а за его спиной скорчился Забалуев. Надо сказать, что этот мотоцикл, трофейный «БМВ», был предметом особой гордости Мити. Купил он его у какого-то спившегося отставного военного, что называется, задаром. Привел в порядок и носился по окрестностям с неимоверным грохотом.

– Экипаж подан, – сказал Митя весело.

– Он едет с нами, – добавил Забалуев, – я его не уговаривал, сам решился.

Валентина Сергеевна ни разу в жизни не ездила на мотоцикле. Она с сомнением посмотрела на странный, по ее мнению, агрегат и спросила нерешительно:

– Мы на этом поедем?

– Именно, но не «на этом», как вы изволили выразиться, а на мотоцикле марки «БМВ», – обидчиво заметил Митя.

– А куда же мне сесть?

– В коляску, и смелее.

Ей выдали огромные очки. Мотоцикл, взревев, понесся навстречу ужасным приключениям.

До Лиходеевки добрались довольно быстро. Езда на мотоцикле Петуховой даже понравилась, хотя неимоверно трясло и обдавало пылью от проезжающего мимо транспорта.

Сразу же встал вопрос: где остановиться?

– Я думаю, – сказал Забалуев, – Валентине Сергеевне лучше всего отправиться к той старушке, у которой она останавливалась в первый раз. А мы с Митей расположимся где-нибудь за деревней в лесу: палатка у нас есть, так удобней, и внимание привлекать не будет. А то сразу пойдут вопросы: что это за компания? А вы, Валентина Сергеевна, объясните, что решили продолжить свой грибной промысел. Завтра же с утра выходите за деревню и прямо по дороге пройдите с полкилометра, там мы вас будем поджидать. На том и порешили.

Валентина Сергеевна сошла, немного не доехав до деревни, а мотоцикл затарахтел дальше. Вот и знакомый дом. Хозяйки не было видно, и Петухова нерешительно остановилась у калитки. Вспомнились последние слова этой бабки (зовут ее вроде Агриппина Кузьминична?). Что такое она там говорила? Мол, через день увидимся? «Ну что ж, и бабка замешана в эту историю», – со странным удовлетворением констатировала Валентина Сергеевна.

Ничего больше ее не удивляло.

– А, это ты, Валечка! – неожиданно раздался веселый возглас. – За грибами своими вернулась?

Библиотекарша чуть не подпрыгнула с испугу. У нее за спиной стояла Агриппина Кузьминична.

Давненько ее никто не называл Валечкой. Чем-то детским повеяло от этого имени…

– Ну, проходи в дом, – продолжала старуха. – Грибы твои подсохли, дождей-то не было.

Валентина Сергеевна вошла в дом, и снова, как в первый раз, бросились ей в глаза иконы. Невольно она подняла руку, словно хотела перекреститься. «А ведь и вправду хотела», – машинально отметила про себя Петухова. Старуха тоже заметила ее жест.

– А ты вроде крестишься? – удивленно заметила она. – Давно ли в бога уверовала?

Библиотекарша промолчала, а про себя подумала, что впору бы уверовать. Она подошла к киоту и стала разглядывать иконы: святые строго и печально глядели на нее со старых досок, словно укоряли в чем-то. Остаток дня прошел в беседе и чаепитии. Уже поздно вечером от нечего делать перекинулись с бабкой в картишки. Ни о том, зачем приехала библиотекарша, ни о минувших событиях не говорили.

– А хочешь, Валя, я тебе погадаю? – внезапно спросила старуха.

– Ну что ж, погадайте, – усмехнулась Петухова.

Старуха достала другую колоду карт: большую и довольно засаленную. Карты были странные. Таких Валентина Сергеевна никогда не видала. Здесь не было обычных мастей, не было королей, дам… Их заменили странные зловещие символы.

Взяв одну карту, она рассматривала нарисованную на ней виселицу с повешенным.

– Что это за карты такие? – заинтересовалась она.

– Это специальные гадальные карты. «Таро» называются. Достались мне давным-давно по случаю. Очень старинные карты. Принадлежали когда-то одному здешнему помещику Кокуеву.

– Кому-кому? – удивленно переспросила Петухова.

– Да был тут один. Все нечистого тешил. Ну да ладно…

Старуха разбросала по столу карты, внимательно стала рассматривать их, потом смешала и разложила снова, но уже в другом порядке. Пристально посмотрела на библиотекаршу:

– Да!.. Давненько не видела я ничего подобного. Ну что тебе, бабонька, сказать… Находишься ты между двух огней. Бьются за тебя две силы, одна хорошая, другая – не приведи господь. Пока черная-то сила перетягивает.

– И перетянет? – взволнованно спросила Петухова.

– Не торопись, все скажу. Светлая сила может перетянуть, а может и нет. Все зависит от тебя самой, но не только. Есть кто-то третий, кто перетянет чашу весов, а вот в какую сторону – неясно. Но только опасную ты игру затеяла, бабонька, ох опасную.

Старуха смешала карты, перекрестилась:

– Пора спать…

«Почему все кругом говорят загадками?» – думала Валентина Сергеевна, ворочаясь на кровати. С этими мыслями она заснула. И приснился ей странный сон. Будто идет она по лесу и выходит все на то же кладбище. Там тихо, ни души, и вдруг, откуда ни возьмись, ребенок, мальчик лет пяти. Беленький, голубоглазый. Увидел он библиотекаршу, подбежал к ней и кричит: «Тетя, тетя, уведи меня домой!» Взяла его Валентина Сергеевна за руку и спрашивает: «А где твой дом?» – «Пойдем, покажу!» – тянет ее за собой малыш. Подводит к склепу и говорит: «Вот мой дом, иди за мной!» Валентина Сергеевна сопротивляется, не идет, а он все тянет, да так сильно…

Вдруг видит она: на кладбище людей полно, а вместо лиц у них ничего нет, гладкое место, а посреди старик седобородый стоит в милицейской форме. Эти безлицые мечутся по кладбищу, будто кого-то ищут. А старик тут и говорит: вот она, хватайте! Безлицые бросаются к ней, а ребенок кричит: «Нет! Она моя!» Безлицые тут же рассыпались в прах, остались старик да ребенок. Она стоит между ними, и каждый ее к себе манит… Тут все пропало, и она проснулась.

Утро, серенькое и теплое, неярко горело августовским светом. Сильная роса приятно холодила ноги, пока она бежала к колодцу умываться. Хозяйка была уже во дворе, несла из хлева полное ведро парного молока.

– Проснулась уже, – одобрительно заметила бабка. – Да ты никак куда собралась?

– В лес пойду за грибами. – Валентина Сергеевна старательно отводила глаза от пытливого взгляда хозяйки.

– Не находилась еще, – помрачнела та. – Ну иди, коли есть охота. Только мой совет – в сторону кладбища не ходи. Попей-ка парного молочка.

Немного погодя библиотекарша была готова к выходу. Только вот беда – корзинки для грибов у нее не было.

– Да возьми мою. – Хозяйка подала ей красивую большую корзину. – На-ка молочка на дорожку. – Она протянула ей кринку, туго обмотанную чистой белой тряпкой. – Поставь на дно, по дороге выпьешь.

Валентина Сергеевна быстрым шагом двинулась в путь. Ей очень хотелось поскорее встретиться со своими товарищами. Надо обязательно побывать на кладбище. Посмотреть еще раз на памятник: действительно ли на нем ее имя? Деревня кончилась, и вскоре среди деревьев мелькнула палатка.

Товарищи ее уже встали и позавтракали.

– Ну, какие на сегодня планы? – спросил Забалуев. Валентина Сергеевна предложила тут же идти на кладбище, что было встречено без возражений.

По дороге библиотекарша поинтересовалась у Мити, далеко ли отсюда был лагерь профессора Струмса.

– Да нет, – последовал ответ. – Совсем рядом. Я, между прочим, туда уже сходил.

– Ну и что?

– Да ничего, никаких следов не осталось.

Дорогу на кладбище вроде бы никто точно не знал, но дошли до него неожиданно быстро. Подул ветерок. Из-за туч выглянуло солнце, серое утро перешло в яркий летний день. И при солнечном свете кладбище казалось отнюдь не зловещим. Запустение, царившее здесь, придавало ему романтический вид, а старинные памятники еще больше усиливали впечатление.

Валентина Сергеевна, поначалу спешившая увидеть место своего приключения, заинтересовалась надгробиями. Она ходила от одного памятника к другому, пытаясь прочесть полустертые временем надписи, разглядывая причудливые обелиски. Ее товарищи вели себя так же. Наконец вышли к старой часовне, стоящей на самом краю. Вот здесь она пережидала грозу. Часовня темнела провалами окон и дверей, но уже не вызывала страха. Библиотекарша подошла к дверному проему и заглянула внутрь. Там было так же темно и пусто, только лучи света, пробивавшиеся сквозь дыры в крыше, причудливо выхватывали фрагменты полуосыпавшихся фресок на стенах. Она повернулась, пытаясь вспомнить, где находится тот памятник, на котором прочитала она дату предполагаемой смерти.

Взгляд ее сразу же нашел накренившуюся плиту из черного мрамора.

– Вот он, – боязливо произнесла библиотекарша, указывая на памятник.

– Ну-ка, ну-ка. – Забалуев достал из кармана очки и подошел к надгробию. За ним последовал Митя.

Она же осталась на месте, со страхом и нетерпением ожидая результатов. Внезапно раздался веселый смех. Смеялись оба. «Что они, с ума сошли?» – опешила библиотекарша.

– Идите-ка сюда! – захлебываясь от смеха, позвал Забалуев.

Она нерешительно подошла, не понимая причины их веселья.

– Читайте! – усмехаясь, приказал Забалуев. Она вгляделась в надписи.

«Петушкова Валентина Савельевна, – изумленно прочитала она. – Вдова действительного статского советника, потомственная дворянка». Дальше шли даты рождения и смерти. Год рождения действительно походил на ее, но только это был девятнадцатый век, а дата смерти и близко не соответствовала нынешнему году. Неужели она тогда со сна ошиблась? Валентина Сергеевна стояла, ничего не понимая.

– Конечно, вы обознались, – подтвердил ее догадку Забалуев. – После кошмарной ночи, грозы этой, опять же спали урывками.

– Так что же, ничего этого не было? – еще до конца не веря, спросила Петухова. – И жутких женщин, и руки, показавшейся из могилы?

– Ну конечно, – последовал ответ. – Все это вам приснилось. А имя на памятнике похоже на ваше, в горячке немудрено было ошибиться.

Валентина Сергеевна в недоумении переводила глаза с одного на другого. Забалуев весело улыбался, лицо же Мити было нахмурено. Он еще раз внимательно прочитал надпись.

– Похоже на правду, – задумчиво произнес Митя. – Хотя…

– А ваша история, Митя, не сродни ли истории Валентины Сергеевны? – Забалуев насмешливо посмотрел на Воробьева. – Воробушек вы мой ненаглядный, признайтесь, что все это придумали, так сказать, подыграли нашей уважаемой библиотекарше.

– Бросьте! – сердито возразил Митя. – Валентина Сергеевна, возможно, и ошиблась, но я-то был в трезвом уме. Пойдемте, покажу вам место раскопок.

Он быстро зашагал среди надгробий. Следом за ним двинулся и Забалуев.

Петухова плелась за ними следом и чувствовала себя последней дурой.

Казалось бы, радоваться надо. Все оказалось просто дурным сном. Однако сердце подсказывало: не все здесь так просто…

Товарищи ее были уже довольно далеко. Они остановились и, оживленно жестикулируя, о чем-то спорили. Нехотя подошла к ним и она.

Первое, что увидела, был памятник, та самая полуразбитая дорическая колонна. Под ней, как свидетельствовала надпись, покоилась девица Дарья Михайловна Сурина.

– Ну вот, убедились, Валентина Сергеевна? – Забалуев показал рукой на могильную насыпь. – Никаких следов раскопок. Плита на месте, да вы посмотрите, ведь никаких следов!

– Прошло несколько лет, – хмуро заметил Митя.

– Каких лет? – Забалуев язвительно усмехнулся. – Здесь ничего не изменилось с момента погребения. Вы, помнится, сказали, что оставили могилу открытой?

– Ее могли и закопать.

– И не оставить никаких следов? Помилуйте. Неужто передо мной краевед и археолог?

– Так вы хотите сказать, что я все выдумал? – Лицо Мити покрылось красными пятнами.

– Успокойтесь, голубчик. Я ничего не утверждаю, но факты…

– А имя на памятнике?

– Ну, имя… Его вы могли прочитать в пресловутой книге Кокуева, а что вы здесь бывали и раньше, я не сомневаюсь.

– Ладно, идемте назад, – махнул рукой Митя. – Может быть, это и к лучшему. Во всяком случае, ничего не нужно объяснять, да и Валентине Сергеевне, как выяснилось, ничего не угрожает.

– Я сильно устала, – жалобно проговорила Петухова. Чувство опасности не только не покинуло ее – напротив, стало сильнее. Что-то тут было не так. – Давайте передохнем.

– Конечно-конечно, – подхватил Забалуев. – Передохнуть нужно обязательно. Да и перекусить бы не мешало.

Он один сохранял спокойствие и присутствие духа и был, казалось, весел. Быстро разложил на траве белую салфетку, достал кое-какую снедь. Валентина Сергеевна вспомнила про свое молоко, достала из корзинки кринку.

– Не желаете, Петр Петрович?

– Нет-нет, – Забалуев сделал брезгливую гримасу. – Не употребляю.

– А я, пожалуй, выпью. – И она поднесла кринку ко рту. – Фу! Да молоко скисло! А ведь утром только хозяйка надоила…