Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник) Лем Станислав

Гипотеза Лауды

Доктор Лауда постучал в каюту астрогатора и, войдя, увидел, как тот чертит что-то на фотограмметрической карте.

– Что у вас? – не поднимая головы, спросил Горпах.

– Я хотел вам кое-что сказать.

– Это так срочно? Через пятнадцать минут мы стартуем.

– Не знаю. Кажется, я начинаю понимать, что тут происходит, – сказал Лауда.

Астрогатор отложил циркуль. Глаза их встретились. Биолог был ничуть не моложе командира. Странно было, что ему еще разрешали летать. Видно, очень уж ему этого хотелось. Походил он скорее на старого механика, нежели на ученого.

– Вам так кажется, доктор? Я вас слушаю.

– В океане существует жизнь, – сказал биолог. – В океане она существует, а на суше – нет.

– Почему? На суше тоже была жизнь, Баллмин ведь обнаружил следы.

– Да. Но им более пяти миллионов лет. А потом все живое на суше было истреблено. То, что я скажу, звучит фантастично, и, собственно говоря, у меня нет почти никаких доказательств, но… Ну, в общем так. Предположим, что когда-то, а именно миллионы лет назад, сел здесь корабль из другой системы. Возможно, из района Новой. – Теперь он говорил несколько быстрей, но так же спокойно. – Мы знаем, что перед тем, как вспыхнула дзета Лиры, на шестой планете системы обитали разумные существа. У них была высокоразвитая цивилизация технологического типа. Допустим, что здесь совершил посадку разведывательный корабль лирян и что при этом произошла катастрофа. Какой-нибудь несчастный случай, в результате которого погиб весь экипаж. Скажем, взрыв реактора, цепная реакция… в общем корабль, опустившийся на планету Регис, не имел уже на борту ни одного живого существа. Уцелели только автоматы. Не такие, как наши. Не человекоподобные. Лиряне, вероятно, тоже не были человекоподобны. Значит, эти автоматы уцелели и покинули корабль. Это были высокоспециализированные гомеостатические механизмы, способные существовать в самых тяжелых условиях. Теперь уже не было никого, кто мог бы давать им приказы. Некоторые из них – те, которые по структуре мышления наиболее походили на лирян, – возможно, пытались отремонтировать корабль, хотя в данной ситуации это не имело смысла. Но вы же знаете, как это бывает. Ремонтный робот будет ремонтировать, что ему положено, независимо от того, пригодится это кому-либо или нет. Однако потом взяли верх другие автоматы. Обособились от тех, лиряноподобных. Возможно, местная фауна пыталась на них нападать. Тут существовали ящероподобные пресмыкающиеся, значит, были и хищники, а хищник определенного типа нападает на все, что движется. Автоматы начали с ними бороться и победили их. К этой борьбе они должны были приспособиться. Они преобразовывались так, чтобы наилучшим образом приспособиться к условиям этой планеты. Определяющим здесь явилось, по-моему, то, что эти автоматы были наделены способностью производить другие автоматы по мере надобности. Ну, скажем, для борьбы против летающих ящеров им понадобились летающие механизмы. Никаких конкретных деталей я, конечно, не знаю. Говорю, представляя себе такую ситуацию в условиях естественной эволюции. А может, тут не было летающих ящеров: может, были подземные пресмыкающиеся, прорывавшие ходы в почве. Не знаю. Важно то, что с течением времени эти механизмы в совершенстве приспособились к условиям и им удалось одолеть и истребить весь животный мир планеты. Растительный – тоже.

– Растительный тоже? Чем же это можно объяснить?

– Этого я толком не знаю. Я мог бы вам предложить несколько различных гипотез, но предпочитаю воздержаться от этого. К тому же я еще не сказал самого важного. В процессе своего существования на Регис эти механизмы через несколько сотен поколений перестали походить на те, которые положили им начало, то есть на продукты лирянской цивилизации. Понимаете? Это означает, что началась неживая эволюция. Эволюция механических устройств. Что является главным признаком гомеостата? Умение приспособиться к изменчивым условиям, даже самым враждебным, самым тяжелым. Для последующих видов этой эволюции самоорганизующихся металлических систем главной опасностью являлись вовсе не животные или растения. Им необходимы были источники энергии и материалов, из которых можно делать запасные части и очередные механизмы. Разыскивая месторождения металлов, они создали нечто вроде горной промышленности. Их предки, прибывшие на том гипотетическом корабле, несомненно, работали на лучистой энергии. Но на Регис вообще нет радиоактивных элементов. Значит, этот источник энергии был для них закрыт. Пришлось искать другой. Несомненно, возник жестокий энергетический кризис, и я думаю, что тогда между этими устройствами началась война. Просто – борьба за существование. Ведь на этом и основана эволюция. На отборе. Устройства высокоорганизованные в интеллектуальном смысле, но менее способные примениться к этой новой ситуации – допустим, из-за своего размера, при котором требовалось большое количество энергии, – не смогли выдержать конкуренцию с устройствами, менее развитыми интеллектуально, однако более экономными и с более высоким коэффициентом полезного действия…

– Погодите-ка. Не будем уж говорить о фантастичности вашей гипотезы, но ведь в эволюции, в эволюционной борьбе всегда выигрывает существо с более развитой нервной системой, верно? В данном случае вместо нервной системы была, скажем, какая-то электронная, но принцип все равно тот же.

– Это истинно лишь по отношению к однородным организмам, появившимся на планете в результате естественной биологической эволюции, а не к прибывшим из других систем.

– Не понимаю.

– Ну, просто биохимические условия существования жизни на Земле всегда были и есть почти одинаковы. Водоросли, амебы, растения, низшие и высшие животные построены почти из идентичных клеток, у них в принципе одинаковый обмен веществ – белковый, а при таком равноценном старте дифференцирующим фактором становится тот, о котором вы говорили. Это не единственный фактор, но, во всяком случае, один из важнейших. Но тут было иначе. Самые высокоразвитые механизмы из тех, что оказались на Регис, питались радиоактивной энергией из собственных ресурсов, но более простые устройства, какие-нибудь небольшие ремонтные системы, допустим, были снабжены батареями, подзаряжающимися от солнечной энергии. Тогда они могли бы иметь громадное преимущество перед теми.

– Но те, более развитые, могли же отобрать у них солнечные батареи… А впрочем, к чему вы клоните? Может, не стоит об этом и спорить, Лауда?

– Нет, это очень существенно, командир, это очень важное обстоятельство, потому что, на мой взгляд, тут речь идет о неживой эволюции весьма своеобразного типа, которая возникла в совершенно необычных условиях, созданных стечением обстоятельств. Короче говоря, я так себе представляю: в этой эволюции победили устройства, во-первых, наиболее эффективно уменьшающиеся, а во-вторых, оседлые, не двигающиеся. Первые положили начало этим вот черным тучам. Я лично думаю, что это очень маленькие псевдонасекомые, которые способны в случае надобности, в общих, так сказать, интересах объединяться в большие системы. А именно вот в эти тучи. Таким путем шла эволюция движущихся механизмов. Оседлые же положили начало тому странному виду металлической растительности, что мы видели, – руины так называемых городов…

– Значит, по-вашему, это не города?

– Безусловно. Никакие не города, а просто большое скопление оседлых механизмов, неживых созданий, способных размножаться и черпающих солнечную энергию при посредстве своеобразных органов… ими, как я предполагаю, являются треугольные пластины…

– Так вы считаете, что «город» и сейчас продолжает существовать?

– Нет. У меня такое впечатление, что по какой-то неизвестной нам причине этот «город», или скорее этот металлический лес, проиграл в борьбе за существование и теперь представляет собой распадающиеся трупы. Уцелел лишь один вид – движущиеся механизмы, которые завладели всей сушей на планете.

– Почему?

– Не знаю. Я всякие расчеты делал. Возможно, за последние три миллиона лет здешнее солнце начало остывать быстрее, чем раньше, и эти большие оседлые «организмы» уже не могли получать от него достаточное количество энергии. Но это лишь туманное предположение.

– Допустим, так оно и есть, как вы рассказали. Вы считаете, что у этих «туч» имеется какой-то командный центр на поверхности или в недрах планеты?

– Думаю, что ничего такого нет. Возможно, эти микромеханизмы сами становятся таким центром, чем-то вроде «неживого мозга», когда соединяются определенным образом. Разделение для них, может быть, более полезно. Они составляют свободные негустые рои, могут благодаря этому постоянно держаться на солнце или же двигаться вслед за грозовыми тучами; не исключено, что они черпают энергию из атмосферных разрядов. Но в момент опасности или, если взять шире, при внезапной перемене, которая угрожает их существованию, они объединяются…

– Но ведь должно же что-то вызвать эту реакцию объединения. И вообще – где находится во время «роения» невероятно сложная память всей системы? Ведь электронный мозг «умнее» любого из своих элементов. Если б демонтировали мозг, разве смогли бы эти элементы потом сами вскочить на соответствующие места? Сначала нужно было бы составить план всего мозга…

– Не обязательно. Достаточно было бы, чтобы каждый элемент содержал память о том, с какими другими элементами он непосредственно соединялся. Допустим, элемент номер один должен соприкоснуться определенными поверхностями с шестью другими элементами; каждый из них «знает» то же самое о себе. Таким образом, количество информации, содержащееся в отдельном элементе, может быть ничтожно малым, но кроме нее нужен всего лишь один сигнал, типа «Внимание! Опасность!», по которому все элементы соединяются надлежащим образом и мгновенно возникает «мозг». Но это, разумеется, лишь примитивная схема. Я предполагаю, что дело обстоит куда сложней, хотя бы потому, что такие элементы наверняка часто гибнут, а это ведь не должно отражаться на деятельности целого…

– Ладно. У нас нет времени, чтобы дальше обсуждать детали. Вы усматриваете в своей гипотезе какие-то конкретные выводы для нас?

– В известном смысле – да. Но негативные. Миллионы лет механической эволюции. Явление, с которым человек еще не встречался в Галактике. Обратите внимание на основную проблему. Все известные нам машины существуют не для самих себя, а для кого-то другого. Так что с человеческой точки зрения кажутся бессмысленными разрастающиеся металлические дебри Регис или ее железные тучи; правда, такими же «бессмысленными» можно назвать, например, земные кактусы, растущие в пустынях. Суть дела в том, что эти механизмы отлично приспособились к борьбе с живыми существами. Мне кажется, что убивали они лишь в самом начале этой борьбы, когда жизнь на суше кипела; выяснилось, что не экономно расходовать энергию на убийства. Поэтому они используют другие методы, которые обусловили и катастрофу на «Кондоре», и несчастный случай с Кертеленом, и, наконец, трагедию группы Реньяра.

– Что же это за методы?

– Я точно не знаю, в чем они состоят. Могу лишь высказать личное суждение. Случай Кертелена – это ведь уничтожение почти всей информации, какую содержит мозг человека. То же, очевидно, они проделывали и с животными. Живые существа, искалеченные таким образом, неминуемо должны погибнуть. Это способ, более простой, быстрый и экономный, чем убийство… Вывод я из этого делаю, к сожалению, пессимистический. Может, это еще слабо сказано… Мы находимся в неизмеримо худшем положении, чем они, по нескольким причинам. Прежде всего, куда легче уничтожить живое существо, чем механизм. Далее – они эволюционировали в таких условиях, что боролись и с живыми существами, и со своими металлическими «братьями» – мыслящими автоматами. Значит, они сражались одновременно на двух фронтах, стараясь уничтожить и адаптационные системы живых существ, и всякое проявление разума у механизмов. В результате этой миллионолетней войны должен был выработаться необычайный универсализм и совершенство истребительных действий. Боюсь, что победить мы смогли бы лишь в том случае, если б целиком их уничтожили, а это практически невозможно…

– Вы так думаете?

– Да. То есть, конечно, при соответствующей концентрации средств можно было бы уничтожить всю планету… но ведь это же не является нашей задачей, не говоря уж о том, что у нас и сил на это не хватит. Ситуация действительно единственная в своем роде, поскольку, как я это понимаю, мы вообще-то далеко превосходим их в интеллектуальном смысле. Эти механизмы ни в коем случае не представляют собой никакой разумной силы, просто они в совершенстве приспособились к условиям Регис… к уничтожению всего разумного, а также всего живого. Сами они неживые. Поэтому то, что для них безвредно, для нас может оказаться убийственным.

– Но почему вы уверены, что они не обладают разумом?

– Я мог бы тут уклониться, отговориться незнанием, но скажу вам, что если я вообще в чем-либо уверен, так именно в этом. Почему они не являются разумной силой? Да если б у них был разум, так они давно бы с нами расправились. Если вы мысленно восстановите по очереди все события на Регис с момента нашей посадки, то сами увидите, что они действуют без какого-либо стратегического плана. Нападают от случая к случаю.

– Однако… способ, которым они лишили Реньяра связи с нами, а потом нападение на разведывательные машины…

– Да они попросту делают то же, что тысячелетия назад. Ведь те высшие автоматы, которые они истребили, наверняка общались между собой именно при помощи радиоволн. Уничтожить этот обмен информацией, расколошматить связь – это была одна из первых их задач. Решение прямо-таки само напрашивалось, ведь металлическая туча так надежно экранирует, как ничто другое в мире… И что теперь? Что нам делать дальше? Нам приходится охранять и себя, и свои автоматы, свои машины, без которых мы были бы ничем. А они могут маневрировать абсолютно свободно, имеют практически неисчерпаемые источники воспроизводства, они могут размножиться, если мы уничтожим часть их, и при всем том никакие средства, опасные для живого, не могут им повредить. Неизбежно придется пускать в ход самое разрушительное из наших средств: удары антиматерией… но их и антиматерией целиком не уничтожишь. Вы заметили, как они поступают при ударах? Попросту рассыпаются во все стороны… Кроме того, мы должны все время находиться под защитой, что ограничивает наши стратегические планы, а они могут как угодно дробиться, передвигаться с места на место… И если мы их разобьем на этом материке, они перейдут на другие. Да, в конце концов, это же не наша задача – уничтожать их. Считаю, что мы должны улететь отсюда.

– Ах, вот как…

– Да. Потому, что раз нашими противниками являются создания неживой эволюции, наверняка не имеющие психики, мы не можем обсуждать проблему мести, расплаты за «Кондора», за судьбу наших товарищей. Это все равно что пытаться высечь океан, в котором утонул корабль с людьми.

– В том, что вы говорите, было бы много правильного, если б дела в действительности обстояли именно так, – вставая, сказал Горпах. Он оперся руками на исчерченную карту. – Но в конце концов это лишь гипотеза, а мы не можем вернуться с гипотезами. Нужна уверенность. Не месть, но уверенность. Точный диагноз, установленные факты. Если мы их установим, если я закупорю в контейнерах «Непобедимого» образцы этой… этой летающей механической фауны – если она и вправду существует, – тогда я, конечно, сочту, что нам тут больше нечего делать. Тогда уж пускай База определяет дальнейший образ действий. Кстати говоря, нет никакой гарантии, что эти создания останутся по-прежнему на планете: возможно, они так разовьются, что в конечном счете станут угрожать космической навигации в этом районе Галактики.

– Если даже это и случится, то не раньше чем через сотни тысяч, вернее, через миллионы лет. Боюсь, что вы все же рассуждаете так, будто мы столкнулись с мыслящим противником. То, что некогда было орудием разумных существ, после их исчезновения приобрело самостоятельность и по прошествии миллионов лет сделалось фактически частью природных сил планеты. Жизнь сохранилась в океане, потому что туда механическая эволюция не распространяется, но она и не пускает эту жизнь на сушу. Этим объясняется и то, что в атмосфере есть кислород – его выделяют водоросли, и то, как выглядит поверхность континентов. Здесь сплошная пустыня, потому что эти механизмы ничего не строят, не создают никакой цивилизации, никаких ценностей, не имеют вообще ничего, кроме себя; поэтому мы и должны рассматривать их как явление природы. Природа ведь тоже не знает ни оценок, ни ценностей. Эти создания просто являются самими собой, существуют и действуют так, чтобы это существование продолжать…

– Как вы объясняете гибель летательных аппаратов? Ведь их защищало силовое поле…

– Силовое поле можно подавить другим силовым полем. Да ведь, слушайте, для того, чтобы в какие-то доли секунды уничтожить всю память, заключенную в мозге человека, нужно создать вокруг его головы магнитное поле такой напряженности, какой трудно было бы добиться даже нам при помощи всех средств, имеющихся на корабле. Понадобились бы гигантские преобразователи, трансформаторы, электромагниты…

– И вы думаете, что у них все это есть?

– Да ничего подобного! Нет у них ничего. Просто они кирпичики, из которых в зависимости от ситуации строится то, что необходимо. Поступает сигнал: «Опасность!» Что-то появилось: это распознается по изменениям среды – например, по изменению электростатического поля. Летающий рой немедленно преобразуется в такой вот «тучемозг», и пробуждается его совместная память: подобные существа уже были, с ними сделали то-то и то-то, и после этого они погибли… И этот образ действий повторяется…

– Ладно, – сказал Горпах, который уже не слушал, что говорит старый биолог. – Старт я откладываю. Сейчас соберем совещание; я не хотел бы этого делать – тут попахивает большой дискуссией, разгорятся страсти ученых, – но другого выхода не вижу. Через полчаса в главной библиотеке, доктор Лауда…

– Пускай меня убедят, что я ошибаюсь, и тогда у вас на корабле появится человек, искренне удовлетворенный… – спокойно проговорил Лауда и исчез из каюты так же тихо, как появился.

Горпах выпрямился, подошел к настенному информатору и, нажав кнопку внутренней связи, вызвал по очереди всех ученых.

Как оказалось, большинство специалистов строили гипотезы того же рода, что и Лауда; он только первым сформулировал все в такой категорической форме. Споры разгорелись лишь вокруг проблемы – существует ли у «тучи» психика. Кибернетики склонны были счесть ее мыслящей системой, наделенной способностью к стратегическим решениям. Лауде возражали очень резко. Горпах понимал: страстность этих возражений вызвана не столько гипотезой Лауды, сколько тем, что биолог сразу пришел к нему, вместо того чтобы раньше обсудить все с коллегами. При всей прочности связей, объединявших их с командой, ученые на корабле все же представляли собой нечто вроде государства в государстве и соблюдали некий неписаный кодекс поведения.

Главный кибернетик Кронотос спрашивал, каким же образом «туча», по мнению Лауды не имеющая разума, научилась атаковать людей.

– Но это же просто, – возразил биолог. – Она миллионы лет только это и делала. Я имею в виду войну с прежними обитателями Регис. Это были животные, обладавшие центральной нервной системой. «Туча» научилась нападать на них так же, как земные насекомые нападают на жертву. И делает она это с такой же точностью, с какой оса впрыскивает яд в нервную систему кузнечика или майского жука. Это не разум, это инстинкт…

– А почем она знала, как атаковать летательные аппараты? Она же с ними раньше не встречалась…

– Этого мы не можем знать, коллега. Эти механизмы, как я уже говорил, вели войну на двух фронтах. С живыми и с неживыми обитателями Регис. То есть и с другими автоматами. А эти автоматы волей-неволей должны были применять различные виды энергии в целях защиты и нападения…

– Но если среди них не было летающих…

– Я уже догадываюсь, что хочет сказать Лауда, – вмешался заместитель главного кибернетика Заурахан. – Эти большие автоматы, макроавтоматы, переговаривались друг с другом, чтобы объединиться и действовать сообща, и их легче всего было уничтожить, изолировав, разделив; а тут наилучший способ – блокировка связи…

– Речь идет не о том, можно ли объяснить отдельные формы поведения «тучи», не прибегая к гипотезе о наличии у нее разума, – возразил Кронотос, – поскольку нас не ограничивает «бритва Оккама». Наша задача, по крайней мере сейчас, состоит в том, чтобы создать не такую гипотезу, которая объяснила бы все наиболее экономно и точно, а такую, которая обеспечит наибольшую безопасность действий. Поэтому, мне кажется, следовало бы признать, что «туча», возможно, наделена разумом; это будет более осмотрительно. Если же мы вслед за Лаудой решим, что разума у нее нет, а на деле окажется, что он есть, то за такую ошибку мы рискуем расплатиться ужасной ценой… Я говорю это не как теоретик, а прежде всего как стратег.

– Не знаю, кого ты хочешь победить: «тучу» или меня, – спокойно ответил Лауда. – Я не сторонник неосторожности, но «туча» не имеет никакого иного разума, нежели тот, какой имеет насекомое, вернее, даже не одиночное насекомое, а, допустим, муравейник. Ведь если бы дело обстояло иначе, нас бы уже в живых не было.

– Докажи это.

– Мы для «тучи» не были первым противником типа homo, она уже имела дело с людьми; ведь до нас здесь был «Кондор». Так вот, чтобы проникнуть внутрь силового поля, этим микроскопическим «мушкам» достаточно было зарыться в песок. Поле доходит лишь до его поверхности. «Туча» видела силовые поля «Кондора», так что могла додуматься до этого способа. Однако ничего такого она не сделала. Значит, либо «туча» глупа, либо она действует инстинктивно.

Кронотос не собирался сдаваться, но вмешался Горпах и предложил перенести дальнейшую дискуссию на другое время. Он хотел, чтобы давали конкретные предложения, основываясь на том, что установлено с достаточной вероятностью. Нигрен спросил, нельзя ли экранировать людей при помощи металлических шлемов, которые препятствуют воздействию магнитного поля. Физики, однако, пришли к заключению, что это будет бесполезно – мощное магнитное поле создаст в металле вихревые токи, которые сильно разогреют шлем, он начнет обжигать голову, и придется его сорвать, а результат понятен.

Уже вечерело. Горпах в одном углу зала разговаривал с Лаудой и врачами; кибернетики образовали отдельную группу.

– Это все же неслыханно, чтобы существа с более развитым интеллектом, эти макроавтоматы, не одержали победы, – сказал один из кибернетиков. – Это было бы исключением из правила, что эволюция идет по пути усложнения, совершенствования гомеостаза…

– Эти автоматы не имели шансов именно потому, что были уже с самого начала так высоко развиты и сложны, – возразил Заурахан. – Ты пойми: они были высокоспециализированы для сотрудничества со своими конструкторами, лирянами, а когда лиряне исчезли, они оказались вроде как искалеченными, потому что лишились руководства. А те механизмы, из которых развились теперешние «мушки» – я вовсе не утверждаю, что они существовали уже тогда, считаю даже, что это исключается, они могли образоваться лишь намного позже, – были относительно примитивными, и поэтому перед ними открывалось много путей развития.

– Возможно, существовал еще более важный фактор, – добавил доктор Сакс, подойдя к кибернетикам. – Речь идет о механизмах, а механизмы никогда не проявляют такой способности регенерировать, как живое существо, живая ткань, которая восстанавливается при повреждении. Макроавтомат, даже если он способен отремонтировать другой автомат, нуждается для этого в инструментах, в целом машинном парке. Поэтому стоило их отрезать от таких инструментов, и они были обезоружены. Сделались почти беззащитной добычей летающих созданий, которые были гораздо менее чувствительными к повреждениям…

– Это невероятно интересно, – сказал вдруг Заурахан. – Из этого следует, что автоматы надо делать совсем по иному принципу, чем сейчас, чтобы они были подлинно универсальными: надо основываться на маленьких элементарных кирпичиках, которые будут взаимозаменяемыми…

– Это не очень-то ново, – усмехнулся Сакс, – ведь эволюция живых форм идет именно таким образом и не случайно… Поэтому и то, что «туча» состоит из таких взаимозаменяемых элементов, наверняка не случайно. Тут все дело в материале. Для поврежденного макроавтомата нужны запасные части, изготовить которые можно лишь при наличии высокоразвитой промышленности. А устройство, состоящее из пары кристалликов, термисторов или других простейших элементов, можно уничтожить, и никакого вреда от этого не будет, его немедленно заменит одно из миллиарда ему подобных…

Видя, что от ученых уже мало чего добьешься, Горпах ушел, а они почти не заметили этого, увлекшись дискуссией. Он направился в рулевую рубку, чтобы сообщить группе Рогана о гипотезе «неживой эволюции».

Было уже темно, когда «Непобедимый» установил связь с суперкоптером, стоящим в кратере. К микрофону подошел Гаарб.

– У меня тут осталось всего семь человек, – сказал он, – в том числе два врача при этих несчастных. Все сейчас спят, кроме радиста, он сидит тут со мной. Да… у нас полная силовая защита. Но Роган еще не вернулся.

– Еще не вернулся?! А когда он выехал?

– Около шести вечера. Взял шесть машин и всех остальных людей, одиннадцать человек… Мы договорились, что он вернется после захода солнца. Солнце зашло десять минут назад.

– Радиосвязь вы с ним имеете?

– Час назад потерял связь.

– Гаарб! Почему вы немедленно не известили меня?!

– Так ведь Роган предупредил, что связь на какой-то срок прервется, потому что они забираются в одно из этих глубоких ущелий. Их склоны поросли этой металлической дрянью, а она так экранирует, что практически нечего и говорить о связи.

– Известите меня немедленно, когда Роган вернется… Он за это ответит… Этак мы всех скоро потеряем…

Астрогатор продолжал говорить, но тут Гаарб закричал:

– Они едут, командир! Я вижу огни на откосе, вверху. Это Роган… Раз, два… нет, только одна машина… Сейчас я все узнаю…

– Я жду.

Огни фар колыхались низко, над самой землей; они то освещали световыми столбами лагерь, то снова исчезали в неровностях почвы. Гаарб схватил лежащую невдалеке ракетницу и дважды выстрелил вверх. Эффект был замечательный: все спящие вскочили. Тем временем машина описала дугу, радист открыл проход в поле, и по обозначенной голубыми огнями полосе двинулся запыленный вездеход. Гаарб с ужасом узнал маленькую трехместную амфибию командира группы. В скачущем свете фар он побежал навстречу машине. Не успела она толком остановиться, как из нее выпрыгнул человек в изодранном комбинезоне, с лицом, до того измазанным грязью и кровью, что Гаарб не узнал его, пока тот не заговорил.

– Гаарб… – простонал он, уцепившись за плечи ученого; ноги у него подогнулись.

Подбежали, и другие, подхватили его, крича:

– Что случилось?! Где все?!

– Нет… уже… их… никого… – прошептал Роган и повис у них на руках, теряя сознание.

Около полуночи врачам удалось привести его в чувство. Лежа в кислородной палатке, он рассказал то, о чем получасом позже Гаарб сообщил «Непобедимому».

Группа Рогана

Колонна, которую повел Роган, состояла из двух больших энергоботов, четырех гусеничных вездеходов и маленькой амфибии – в ней сидел Роган вместе с водителем Яргом и боцманом Тернером. Машины шли строем, в соответствии с инструкцией третьей степени. Впереди двигался энергобот без людей, за ним – амфибия Рогана, дальше шли четыре машины, в каждой из которых было по два человека, а замыкал колонну второй энергобот. Энергоботы прикрывали всю группу куполом силового поля.

Роган отважился на этот поход потому, что в кратере при помощи «электронных ищеек» – ольфактометрических индикаторов – удалось обнаружить следы четверых пропавших. Ясно было, что если их не разыскать, то они погибнут от голода или жажды, более беспомощные, чем дети, среди хаоса скал и расселин.

Первые километры колонна шла, полагаясь на указания индикаторов. Часам к семи у входа в одно из ущелий, в этом районе широких и неглубоких, в русле пересыхающего ручья были замечены человеческие следы. Они превосходно сохранились в мягком иле, лишь кое-где их размыла тихо струящаяся вода. По характерному узору на отпечатках видно было, что следы эти оставили тяжело обутые люди из группы Реньяра. Следы уходили в глубь ущелья и чуть далее исчезали на каменистом грунте, но это не обескуражило Рогана: он видел, что склоны ущелья вздымаются все круче, и парализованные амнезией люди вряд ли могли на них вскарабкаться. Роган рассчитывал, что вскоре найдет их в глубине ущелья, которое отсюда не просматривалось из-за бесчисленных крутых поворотов.

Посовещавшись, группа двинулась дальше и добралась до места, где по обоим склонам ущелья росли странные, необычайно густые металлические кусты. Были они приземистые, кистевидные, высотой примерно в метр-полтора. Вырастали из скальных трещин, заполненных черноватым илом. Сначала они гнездились поодиночке, потом слились в сплошные заросли, которые ржавым щетинистым покровом устилали склоны ущелья почти до самого дна, где, почти исчезая под каменными глыбами, сочилась струйка воды. Там и сям среди кустов виднелись отверстия пещер. Из некоторых струились тоненькие ручейки, другие были или казались сухими. В те пещеры, отверстия которых находились низко, товарищи Рогана пробовали заглянуть, подсвечивая прожекторами. В одной из них нашли множество мелких треугольных кристалликов; они лежали в воде, капавшей со сводов. Роган набрал целую горсть их в карман. С полкилометра они двигались в глубь ущелья, все заметней под уклон. Пока что гусеницы машин отлично справлялись с покатостью, а поскольку в двух местах снова удалось заметить следы подошв на берегах ручейка, все были уверены, что идут по правильному пути. За одним из очередных поворотов радиосвязь с суперкоптером основательно ухудшилась, а потом и вовсе оборвалась; Роган приписал это экранирующему воздействию металлических зарослей. По обе стороны ущелья, которое здесь было шириной метров двенадцать, вздымались скалы, порой почти отвесные; будто жесткий мех, покрывала их щетинистая гуща зарослей. Машины дважды проходили через довольно широкие каменные ворота; это потребовало немало времени, так как техникам поля пришлось очень осторожно и точно уменьшать его радиус, чтобы не затронуть скал. Скалы тут сильно растрескались и искрошились от эрозии, и удар силового поля мог вызвать целую лавину обломков. Опасались, конечно, не за себя, а за пропавших товарищей – окажись они поблизости, обвал мог бы их погубить.

Примерно через час после того, как была потеряна радиосвязь, на экранах магнитных индикаторов замелькали частые вспышки. Пеленгаторы, видимо, испортились – нельзя было выяснить, откуда исходят эти импульсы, они указывали одновременно во все стороны. Лишь при помощи счетчиков напряженности и поляризаторов удалось установить, что источник колебаний магнитного поля – заросли, покрывающие стены ущелья. Только теперь все заметили, что и заросли здесь выглядят иначе – исчез ржавый налет, кусты стали выше, больше и словно еще чернее от того, что их проволочные ветви были усеяны странными утолщениями. Роган не решился их обследовать – не хотел рисковать, открывая силовое поле.

Колонна ускорила ход; импульсометры и магнитные датчики отмечали все более колеблющуюся активность. Подняв глаза вверх, можно было заметить, что над поверхностью черной чащи колеблется воздух, будто нагретый до высокой температуры, а за очередными каменными воротами возникли над кустами прозрачные пряди, похожие на тающие дымки. Но было это слишком высоко, и разобраться, что представляет собой это явление, не удавалось даже при помощи биноклей. Правда, Ярг, обладавший очень острым зрением, утверждал, что эти «дымки» похожи на рои маленьких насекомых. Роган начал беспокоиться: поездка и так уже затянулась сверх ожиданий, а ущелью не было конца. Правда, ехать теперь можно было побыстрей – исчезли нагромождения глыб на русле ручья, да и сам ручей пропал, уйдя глубоко под осыпи, и только когда машины останавливались, в наступившей тишине слышалось слабое журчание невидимой воды.

За очередным поворотом опять появились каменные ворота – более узкие, чем прежние. Проделав измерения, техники установили, что проехать через эти ворота с включенным полем невозможно: ведь силовое поле не может приобретать произвольную форму, а всегда представляет собой вариант тела вращения – шар, эллипсоид или гиперболоид. До тех пор им удавалось пробираться сквозь тесные ущелья, сжимая поле в нечто вроде сплющенного стратостата, разумеется, невидимого. Но сейчас этого нельзя было добиться, как ни маневрируй. Роган посоветовался с физиком Томманом и обоими техниками поля, и все вместе решили, что рискнут проехать, выключив защиту на мгновение и лишь частично. Первым, выключив эмиттер, должен был идти энергобот без экипажа, а сразу за воротами эмиттер следовало снова включить, чтобы спереди создалась защита в виде выпуклого диска. Двигаясь сквозь узкий проход, машины с людьми оставались бы без защиты лишь сверху; замыкающий колонну энергобот должен был, как только минует каменные ворота, включить эмиттер, и тогда снова возникнет полная защита.

Все шло согласно этому плану, и последний из четырех вездеходов почти уже миновал теснину, когда воздух странно вздрогнул от беззвучного толчка – будто поблизости бесшумно свалилась скала; щетинистые стены ущелья задымились, из них выползла черная туча и с бешеной скоростью ринулась на колонну. Роган, который решил пропустить все вездеходы перед своей амфибией, в этот момент стоял в машине, ожидая, когда пройдет последний из них. Он увидел черноту, внезапно хлынувшую со стен ущелья, и гигантскую вспышку впереди, где в поле переднего энергобота сгорали клубы нападающей тучи. Но большая ее часть пронеслась над огнем и ринулась на машины. Роган крикнул Яргу, чтобы тот немедленно включил эмиттер заднего энергобота и сомкнул поле – в такой ситуации уже ни к чему было бояться обвала. Ярг пытался сделать это, но поле не включалось. Вероятно, как сказал потом главный инженер, перегрелись клистроны аппаратуры. Если бы Ярг подержал эмиттер под возбуждающим током еще несколько секунд, поле, несомненно, включилось бы, но он потерял самообладание и выскочил из машины. Роган схватил его за комбинезон, но Ярг, обезумев от страха, вырвался и пустился наутек вниз по ущелью. Когда Роган сам кинулся к аппаратуре, было уже поздно.

Люди, захваченные тучей врасплох, выскакивали из машин и разбегались во все стороны, почти невидимые в ее бурлящих клубах. Картина эта была настолько невероятной, что Роган уже ничего не пытался делать. Это, впрочем, было и невозможно: включив поле, он убил бы людей, потому что они даже на склоны карабкались, словно ища защиты в металлической чаще. Он недвижимо стоял в машине, ожидая, когда и его постигнет та же судьба. За его спиной Тернер, высунувшись из своей башенки, бил из спаренных лазеров вверх, но это не имело смысла, потому что основная часть тучи уже слишком приблизилась. Остальные машины находились метрах в шестидесяти от амфибии Рогана. Там метались, катались по земле несчастные, будто охваченные черным пламенем; они, наверное, кричали, но их крик, как и все другие звуки, как и гудение переднего энергобота, на силовом поле которого продолжали сгорать в мерцающем пламени мириады нападающих, заглушался протяжным басовым жужжанием тучи. Роган так и стоял, наполовину высунувшись из своей амфибии, даже не пытаясь в ней укрыться, и не от смелости отчаяния, а просто потому, что ни об этом и ни о чем другом он не думал.

Эта картина, которую он никогда не смог забыть – люди под черной лавиной, – внезапно изменилась поразительным образом. Люди перестали кататься по камням, бегать, втискиваться в проволочные заросли. Они медленно останавливались или садились, а туча, разделившаяся на вереницу воронок, образовывала над каждым из них как бы локальный смерч, одним касанием окружала его туловище либо только голову, а потом отдалялась, клубясь и колеблясь; она жужжала все выше между стенами ущелья, наконец заслонила свет сумеречного неба, а потом с протяжным замирающим шумом уползла в скалы, осела в черные джунгли, исчезла, и лишь крохотные черные точки, рассыпавшиеся меж неподвижно лежащими людьми, подтверждали реальность того, что здесь недавно произошло.

Роган, все еще не веря в свое избавление и не понимая, чему его приписать, поискал глазами Тернера. Но башенка была пуста – очевидно, боцман выскочил из машины, неизвестно когда и как; Роган увидел, что он лежит поодаль, все еще прижимая к груди приклады лазеров, и смотрит остановившимся взглядом.

Роган вышел из машины; он перебегал от одного человека к другому. Они не узнавали его. Ни один ему не ответил. Большинство вели себя спокойно; они ложились либо садились на камни; двое-трое встали и, подойдя к машинам, начали ощупывать их медленными неуклюжими движениями слепцов. Роган глядел, как отличнейший радист, друг Ярга Генлис, словно дикарь, впервые увидавший машины, с полуоткрытым ртом подергивал ручку, открывающую люк вездехода. В следующее мгновение Роган смог понять, откуда взялась круглая дыра, выжженная в одной из переборок «Кондора». Стоя на коленях, он схватил Баллмина за плечи и начал трясти со всей силой отчаяния, будто веря, что таким образом можно заставить его очнуться. И тут у самой его головы пролетело гремящее фиолетовое пламя. Это один из сидевших поодаль вытащил из кобуры свой излучатель Вейра и невзначай нажал на гашетку. Роган крикнул, но человек не обратил на него ни малейшего внимания. Возможно, ему понравился блеск, как малышу нравится фейерверк, и он начал стрелять, расходуя атомный заряд, так что зашипел, раскалившись, воздух. Роган, упав наземь, заполз в щель между каменными глыбами.

В этот момент послышался стремительный топот, и из-за поворота выбежал Ярг, запыхавшийся, с лицом, блестящим от пота. Он бежал прямо на безумца, который развлекался стрельбой из вейра.

– Стой! Ложись! Ложись!!! – изо всех сил крикнул Роган.

Но не успел сбитый с толку Ярг остановиться, как разряд ударил ему в левое плечо, и Роган видел лицо Ярга, когда оторванная рука взлетела в воздух, а из ужасной раны хлынула кровь. Стрелявший будто бы и не заметил этого, а Ярг, поглядев с безмерным удивлением на кровоточащую культю и на оторванную руку, повернулся и упал.

Человек с вейром встал. Непрерывная струя пламени из накаляющегося излучателя высекала искры из камней; пахло горелым кремнеземом. Движения человека были неуверенными – совсем как у младенца, который держит погремушку. Пламя пронизало воздух между двумя людьми, сидевшими рядом, но они даже не зажмурились от его слепящего блеска; одному из них разряд едва не угодил прямо в лицо. Роган, опять ничего не решив, просто инстинктивно выхватил из кобуры свой вейр и выстрелил всего один раз. Тот человек с размаху стукнул себя скрюченными руками в грудь, его оружие брякнуло о камни, и сам он упал ничком.

Роган вскочил. Смеркалось. Надо было поскорей отвезти всех на базу. Но он располагал только своей маленькой амфибией; когда он попробовал завести вездеход, оказалось, что два из них столкнулись в самом узком месте ворот и растащить их удалось бы лишь при помощи крана. Был еще задний энергобот, но в нем можно было поместить самое большее пятерых, а у Рогана их было девять – живых, хоть и потерявших рассудок. Он подумал, что лучше всего собрать их вместе и связать, чтобы они не могли ни убежать, ни навредить самим себе, включить поля обоих энергоботов, а самому ехать за помощью. С собой он не хотел брать никого, потому что амфибия была совершенно беззащитна и в случае нападения он предпочитал рисковать одним собой.

Совсем уже стемнело, когда Роган окончил эту жуткую работу; люди позволили связать себя без малейшего сопротивления. Он отвел задний энергобот, чтобы амфибия могла выбраться на свободное пространство, установил оба эмиттера, дистанционно включил силовую защиту, прикрыв ею всех пострадавших, а сам двинулся в обратный путь.

Таким образом, на двадцать седьмой день после посадки почти половина команды «Непобедимого» была выведена из строя.

Поражение

Как всякая правдивая история, рассказ Рогана выглядел странным и нескладным. Почему туча не напала ни на него, ни на Ярга? Почему не трогала и Тернера, пока тот не выскочил из амфибии? Почему Ярг сначала убежал, а потом вернулся? На последний вопрос было сравнительно легко ответить. Вернулся, должно быть, когда панический страх немного схлынул и можно было уже сообразить, что до базы километров примерно шестьдесят и что с таким запасом кислорода пешком туда не доберешься. Но другие вопросы оставались загадкой. А от их решения могла зависеть судьба всех людей «Непобедимого». Но пока что было не до гипотез и рассуждений – требовались срочные действия.

Горпах узнал о судьбе группы Рогана после полуночи; получасом позже он стартовал. Переброска космического крейсера с одного места на другое, находящееся в двухстах километрах, – задача неблагодарная. Корабль должен все время вертикально висеть на огненном столбе выхлопов, вести его нужно с относительно небольшой скоростью, а из-за этого расходуется масса топлива. Двигатели, не приспособленные к такому движению, нуждались в непрестанной помощи электронных автоматов, и все же стальной колосс двигался слегка раскачиваясь, будто на пологой волне. Для наблюдателя, стоящего на поверхности Регис III, это было бы, наверное, любопытное зрелище – еле различимый сквозь пламя выхлопов силуэт, плывущий во мраке, словно огненная колонна. Придерживаться правильного курса тоже было нелегко, тем более что кратер, к которому они направлялись, скрывался под тонкой пеленой облаков. Наконец, еще до рассвета, «Непобедимый» опустился в кратере, в двух километрах от прежней базы Рогана; суперкоптер, машины и бараки попали в радиус силового поля, а хорошо вооруженная спасательная группа около полудня привезла всех уцелевших людей группы Рогана. Под госпиталь пришлось занять два дополнительных помещения – мест уже не хватало.

Лишь теперь ученые начали обсуждать, какая же таинственная сила спасла Рогана и – если бы не трагическая случайность – спасла бы и Ярга. Это было непонятно – ведь оба они не отличались от других ни одеждой, ни вооружением, ни внешностью. Вряд ли могло иметь значение и то, что оба они вместе с Тернером находились в маленькой амфибии.

В то же время Горпах должен был решать, что делать дальше. Ситуация была настолько ясна, что он мог вернуться на Базу с данными, которые оправдывали бы отступление и заодно объясняли трагический конец «Кондора». То, что наиболее интересовало ученых, – металлические псевдонасекомые, их симбиоз с механическими «растениями», обосновавшимися на скалах, наконец, проблема «психики» тучи (а ведь не было даже известно, существует ли одна туча или их много и могут ли небольшие тучи сливаться в единое целое) – все это, вместе взятое, не заставило бы Горпаха остаться на Регис хоть часом дольше, если б не то, что не хватало четверых людей из группы Реньяра вместе с самим руководителем.

Следы исчезнувших терялись в ущелье. Не подлежало сомнению, что эти беззащитные существа погибнут там, даже если неживые обитатели планеты и оставят их в покое. Их может спасти лишь помощь «Непобедимого», и надо, значит, обыскивать окрестности. Единственное, что удалось установить с удовлетворительным приближением, был радиус поисков – люди, затерявшиеся среди ущелий и гротов, не могли отдалиться от кратера более чем на несколько десятков километров. Кислорода у них в аппаратах оставалось уже немного, но врачи утверждали, что дышать воздухом планеты наверняка не опасно для жизни, а оглушение метаном, конечно, было уже несущественно при таком состоянии, в котором находились эти люди.

Район поисков был не очень обширен, но чрезвычайно труден и очень плохо просматривался. Прочесывание всех закоулков, щелей, гротов и пещер даже в благоприятных условиях могло длиться недели. В скалистых стенах ущелий, лишь кое-где выходя наружу, скрывалась целая система подземных переходов и гротов, промытых водами. Вполне возможно, что исчезнувшие оказались в одном из таких укрытий; вдобавок нельзя было рассчитывать даже на то, что их удастся найти в одном месте: лишившись памяти, они стали беспомощней, чем дети, – те по крайней мере держались бы вместе. А к тому же эти окрестности были обиталищем черных туч. Мощное вооружение «Непобедимого», его технические средства немногим могли помочь в поисках. Самую надежную защиту – силовое поле – вообще невозможно было применить в подземных переходах. Так что возникала альтернатива – либо немедленно возвращаться, что означало смертный приговор для исчезнувших, либо начинать рискованные поиски. Поиски эти будут иметь реальный смысл лишь несколько дней, самое большее неделю: после этого удастся обнаружить лишь трупы.

Утром следующего дня астрогатор вызвал к себе специалистов, обрисовал ситуацию и заявил, что рассчитывает на их помощь. В распоряжении ученых находилась горстка «металлических насекомых», которую Роган принес в кармане своей куртки. Почти сутки ушли на их исследование. Горпах хотел знать, существуют ли шансы радикально обезвредить эти существа. Снова встал и вопрос, что спасло Рогана и Ярга от нападения «тучи».

«Пленники» занимали во время совещания почетное место посреди стола, в закупоренном стеклянном сосуде. Осталось их чуть больше десятка, остальные были уничтожены при исследованиях. Создания эти, отличающиеся строгой тройственной симметрией, по форме напоминали букву Y с тремя остроконечными разветвлениями и утолщением в центре, на месте их стыка. В прямых лучах они казались черными, как уголь; в отраженном свете переливались синим и зеленым, как крылья некоторых земных насекомых. Поверхность их состояла из мельчайших плоскостей, похожих на грани бриллианта, а внутри находилась микроскопическая, всегда одинаковая конструкция. Элементы ее были в сотни раз мельче песчинок; они образовывали нечто вроде автономной нервной системы, в которой удалось различить две частично независимые друг от друга схемы. Меньшая из них, расположенная в верхних ответвлениях буквы Y, управляла движениями «насекомого»; в микрокристаллической структуре этих ответвлений содержалось нечто вроде универсального аккумулятора и одновременно трансформатора энергии. В зависимости от характера сжатия, которому подвергались микрокристаллики, они создавали то электрическое, то магнитное поле, то переменные силовые поля, которые могли нагревать центральную часть до относительно высокой температуры; накопленное при этом тепло излучалось наружу в одном направлении. Вызванное этим движение воздуха, вроде выхлопа, позволяло двигаться в любом направлении. Одиночный кристаллик не летал, а скорее вспархивал и, по крайней мере во время лабораторных испытаний, не мог точно управлять своим полетом. Но, соединяясь кончиками ответвлений с другими кристалликами, он создавал комплекс, и чем больше кристалликов соединялось, тем выше были их аэродинамические возможности.

Каждый кристаллик соединялся с тремя другими; кроме того, он мог соединиться концом ответвления с центром другого кристаллика; так возникало многослойное строение «тучи». При соединении не обязательно было соприкасаться вплотную – стоило сблизить концы, и возникшее при этом поле удерживало все элементы в равновесии. При определенном количестве «насекомых» комплекс начинал проявлять многочисленные закономерности: он мог, реагируя на внешние импульсы, менять направление движения, характер, форму, частоту внутренних пульсаций; при определенных изменениях такого рода смещались знаки поля, и металлические кристаллики начинали взаимно отталкиваться, разъединялись, переходили в состояние «индивидуальной россыпи»…

Кроме схемы, ведающей такими движениями, каждый кристаллик содержал еще одну систему связей или, вернее, ее фрагмент, так как она, по-видимому, представляла собой часть какого-то большого целого. Эта сверхсистема, возникающая, вероятно, лишь при соединении огромного количества элементов, и была тем двигателем, который приводил тучу в действие. На этом, однако, оканчивались познания ученых: они не разбирались в возможностях разрастания этих сверхсистем, и уж совсем неясным оставался вопрос о «разумности» тучи. Кронотос предполагал, что объединяется тем большее количество кристалликов, чем более трудную проблему предстоит им решить. Это звучало довольно убедительно, однако ни кибернетики, ни информационники не знали ничего аналогичного такой конструкции, то есть «произвольно разрастающемуся мозгу», который меняет свои размеры в зависимости от размаха начинаний.

Часть кристалликов, принесенных Роганом, была повреждена. Но остальные демонстрировали типичные реакции. Одиночный кристаллик мог взлетать, висеть в воздухе почти недвижимо, опускаться, приближаться к источнику импульсов либо избегать его. При всем том он был абсолютно безопасен, даже на краю гибели (а исследователи пробовали уничтожить их химическими средствами, накаливанием, силовыми полями, излучением) не выделял никаких видов энергии, и можно было его прикончить, как самого слабенького земного жучка, с той лишь разницей, что кристалло-металлический панцирь не так-то легко было раздавить. Зато объединившись хотя бы в небольшой комплекс, «насекомые» начинали в ответ на воздействие магнитного поля создавать свое поле, которое уничтожало созданное людьми; при нагревании старались избавиться от излишка тепла инфракрасным излучением. Но дальнейших опытов проделать не удалось – ученые располагали всего лишь горсткой кристалликов.

На вопрос астрогатора от имени «главных» отвечал Кронотос. Ученые требовали времени для дальнейших исследований, а прежде всего жаждали добыть побольше кристалликов. Они предлагали поэтому, чтобы в глубь ущелья послали экспедицию, которая, разыскивая пропавших людей, одновременно набрала бы минимум несколько десятков тысяч псевдонасекомых.

Горпах согласился на это. Однако, считая, что не имеет больше права рисковать людьми, он решил послать в ущелье машину, которая пока не участвовала ни в одной операции. Это была восьмидесятитонная самоходная машина специального назначения; обычно ее использовали только в условиях высокой радиоактивности, гигантских давлений и температур. Машина эта, которую неофициально все называли «Циклопом», находилась на самом дне корабля, наглухо закрепленная на подъемниках грузового люка. В принципе такие машины не применялись на поверхности планет, а «Непобедимый», по правде говоря, вообще ни разу еще не пускал в ход своего «Циклопа». Ситуации, в которых приходилось прибегать к такой крайности, можно было – по отношению ко всем кораблям Базы – перечесть на пальцах одной руки. Послать за чем-нибудь «Циклопа» – это, по понятиям астронавтов, было все равно, что дать задание дьяволу; никто не слыхал, чтобы такая машина потерпела поражение.

Машину, извлеченную при помощи подъемников, поставили на пандусе, и там ею занялись техники и программисты. Кроме обычной системы эмиттеров Дирака, создающих силовое поле, «Циклоп» был снабжен шаровым излучателем антиматерии и мог извергать антипротоны в любом направлении либо во всех направлениях одновременно. Встроенная в бронированное днище система позволяла «Циклопу» благодаря интерференции силовых полей подниматься до высоты нескольких метров над почвой, так что он не зависел ни от рельефа местности, ни от наличия колес или гусениц. Спереди открывалась бронированная пасть, а из нее высовывался ингаустер – нечто вроде телескопической «руки», которая могла проделывать местные бурения, брать пробы минералов и выполнять многие другие работы. «Циклоп» обладал мощной радиостанцией и телепередатчиком, но был приспособлен и для самостоятельных действий: у него имелся электронный мозг. Техники из оперативной группы инженера Петерсена ввели в этот мозг соответственно разработанную программу: астрогатор считался с тем, что внутри ущелья «Циклоп» потеряет связь с кораблем. В программу входили поиски пропавших; «Циклоп» должен был, найдя их, ввести в свое нутро: сначала накрыть их вторым, внешним силовым полем, а потом, под этой защитой, открыть проход во внутреннее поле, защищающее его собственный корпус. Кроме того, «Циклоп» должен был набрать побольше кристалликов – из тех, которые нападут на него. Излучатель антиматерии разрешалось применить только при крайней необходимости – если обнаружится, что туча подавляет силовое поле: ведь вспышка аннигиляции угрожала жизни пропавших, окажись они невдалеке от места схватки.

«Циклоп» достигал восьми метров в длину и был соответственно «плечист» – его корпус в поперечнике превышал четыре метра. Если бы какая-нибудь расщелина оказалась для него недоступной, он мог расширить ее, либо действуя стальной «рукой», либо расталкивая и дробя скалы силовым полем. Внутри у него поместили автомат, который должен был заняться найденными людьми; приготовили для них и постели.

Техники окончили работу, проконтролировали все устройства; бронированное туловище удивительно легко соскользнуло вниз по пандусу, и «Циклоп», словно несомый невидимой силой – он не поднимал пыли, даже когда двигался с максимальной быстротой, – миновал голубые огни прохода в силовом поле и вскоре исчез из поля зрения.

Вначале радиотелевизионная связь между «Циклопом» и кораблем действовала безукоризненно. Роган распознал на экране вход в ущелье, где произошло нападение, по большому «обелиску», похожему на падающую колокольню, который частично перекрывал просвет между скалистыми склонами. Вскоре «Циклоп» слегка снизил скорость, преодолевая нагромождение больших глыб. Стоящие у экранов слышали даже журчание ручья, струящегося под камнями, – так бесшумно работал атомный двигатель «Циклопа». Связисты принимали изображение и звук до тех пор, пока «Циклоп», пройдя более доступную часть ущелья, не оказался среди ржавых зарослей. Благодаря усилиям радиотехников удалось потом передать и получить еще четыре сообщения, но пятое оказалось уже до такой степени искаженным, что можно было лишь догадываться о его содержании: электронный мозг «Циклопа» извещал об успешном продвижении вперед.

Как предусматривалось по плану, Горпах послал тогда с «Непобедимого» летающий зонд с телепередатчиком. Зонд стремительно взвился вверх и через несколько секунд исчез. В центральную рубку начали поступать его сигналы, и тут же возник на экране вид ущелья с высоты полутора километров: истресканные, крошащиеся скалы, покрытые ржавыми черными зарослями. Вскоре стал ясно виден и «Циклоп», который двигался по ущелью, сверкая, как стальной кулак. Горпах, Роган и руководители специальных групп стояли у экранов центральной рубки. Прием был хороший, но они предвидели, что он может ухудшиться или прерваться, и держали наготове другие зонды-телепередатчики. Главный инженер считал, что в случае нападения связь с «Циклопом» наверняка оборвется, но можно будет по крайней мере наблюдать за его действиями.

Электронный глаз «Циклопа» не мог еще этого заметить, но люди, стоящие у экранов, с высоты парящего над ущельем телезонда видели, что лишь несколько сотен метров отделяло могучую машину от застрявших в каменных воротах вездеходов. «Циклоп» должен был, выполнив свое задание, на обратном пути взять на буксир два вездехода, поврежденные при столкновении. Вездеходы с высоты выглядели как зеленоватые коробочки; возле одного из них виднелась обуглившаяся фигурка – труп человека, в которого стрелял Роган.

Перед поворотом, за которым торчали шпили каменных ворот, «Циклоп» замедлил ход и приблизился к металлическим зарослям, спускающимся почти до самого дна. С напряженным вниманием следили за ним люди. «Циклопу» пришлось открыть спереди свое силовое поле, чтобы сквозь узкий проход просунуть ингаустер. Все увидели, как выдвинулось нечто вроде удлиненного орудийного ствола с зубчатой лапищей на конце; ингаустер захватил этой лапищей полную горсть кустов и без видимых усилий оторвал их от каменистого грунта; после этого «Циклоп», пятясь, сполз на дно ущелья. Вся эта операция была проведена ловко и точно. Через телезонд наладили связь с мозгом «Циклопа», и он сообщил, что «образец», кишащий черными «насекомыми», замкнут в контейнере.

«Циклоп» находился уже в ста метрах от места катастрофы. Там стоял, упершись бронированной кормой в скалу, замыкающий энергобот колонны Рогана, в теснине прохода вздыбились столкнувшиеся вездеходы, а по ту сторону ворот стояли еще два вездехода и перед ними – второй энергобот. Воздух над ними еле приметно вибрировал – силовое поле, которое включил Роган после катастрофы, продолжало существовать. «Циклоп» дистанционно выключил эмиттеры этого энергобота, потом увеличил мощность реактивного выхлопа, приподнялся в воздух, проворно проскользнул над машинами и опустился уже впереди колонны.

В то же мгновение кто-то из стоящих у экранов тревожно вскрикнул. В рубке «Непобедимого», за полсотни километров от ущелья, все увидели, как задымилась черная щетина его склонов и волнами обрушилась на земную машину с таким напором, что в первое мгновение «Циклоп» совершенно исчез, будто его закрыло кинутым сверху плащом смолистого дыма. Однако тут же всю тучу насквозь пронизала ветвистая молния. «Циклоп» не использовал своего страшного оружия – это созданные тучей энергетические поля столкнулись с его силовой защитой. Незримое силовое поле вдруг словно материализовалось, облепленное толстым слоем кишащей черноты; оно то вздувалось, как огромный лавовый пузырь, то сжималось, и эта странная игра тянулась довольно долго. Людям у экранов казалось, что невидимая для них машина пытается растолкать мириады нападающих, но их становилось все больше и больше, потому что новые тучи одна за другой лавинами катились на дно ущелья. Уже не видно было даже сверкания вспышек на границах силового поля, и только в глухой тишине продолжалась жуткая борьба двух неживых, но мощных сил. Вдруг кто-то из наблюдавших бой вздохнул: пульсирующий пузырь силового поля совсем исчез под черной воронкой; туча превратилась в гигантский смерч, который вздымался над вершинами самых высоких скал и, зацепившись основанием за невидимого противника, бешено кружился километровым водоворотом. Никто не сказал ни слова; все понимали, что туча пытается таким образом раздавить силовой пузырь, в котором, словно ядро в скорлупе, скрывалась машина. Роган краем глаза заметил, что астрогатор открыл было рот, чтобы спросить стоящего рядом главного инженера, должно быть, о том, выдержит ли силовое поле, но не спросил. Не успел.

Черный смерч, стены ущелья, заросли – все это вдруг исчезло. Казалось, будто на дне ущелья началось извержение вулкана. Столб дыма, кипящей лавы и осколков, окутанный прозрачной пеленой пара, вздымался все выше; пар, возникший, наверное, из закипевшего ручья, добрался до телезонда, на высоту полутора километров.

«Циклоп» пустил в ход излучатель антиматерии.

Никто из стоявших в рубке не шевельнулся, не заговорил, но всех охватило чувство мстительного удовлетворения; оно было неразумным, но это не снижало его интенсивности. Похоже было, что туча наконец нашла достойного противника.

Всякая связь с «Циклопом» прервалась с момента атаки, и люди теперь видели лишь то, что доносили до них ультракороткие волны телезонда сквозь семьдесят километров вибрирующей атмосферы. О битве, разгоревшейся в ущелье, узнали и те, кто был вне центральной рубки. Часть команды, разбиравшая алюминиевый барак, бросила работу. Горизонт на северо-востоке засиял, будто там всходило второе солнце, ярче того, что стояло в зените, а потом это сияние погасил дым, вздымающийся гигантским грибом к небесам. Техники, контролирующие работу телезонда, вынуждены были отодвинуть его от эпицентра боя и поднять на четыре километра. Лишь теперь он вышел из зоны бурных воздушных потоков, вызванных взрывами. Не видно было ни скал, ни косматых склонов, ни даже черной тучи, которая из них возникла. Экраны были заполнены слоями бурлящего огня и дыма, исчерченного параболами пылающих осколков; акустические датчики зонда передавали неумолчный, то слабеющий, то нарастающий грохот, словно на всем материке шло землетрясение.

То, что дьявольская битва все не кончается, было поразительно. Через несколько десятков секунд после того, как начал действовать излучатель антиматерии, дно ущелья и все вокруг «Циклопа» должно было достичь температуры плавления. Действительно, скалы уже оседали, таяли, превращались в лаву, и ее пурпурный поток начал пробивать себе дорогу к выходу из ущелья, за несколько километров от средоточия схватки. Горпах некоторое время раздумывал, не вышел ли из строя излучатель – казалось невероятным, что туча все еще продолжает нападать на такого страшного противника; но когда зонд по новой команде поднялся еще выше, до границ тропосферы, то изображение, возникшее на экране, доказало астрогатору, что он ошибается. В поле зрения теперь попадало примерно сорок квадратных километров. И на всей этой изрытой ущельями местности медленно – так казалось на большом расстоянии – со склонов, покрытых темными потеками, из провалов и пещер выплывали новые клубы черноты, вздымались вверх, сливались и, концентрируясь в полете, стягивались к очагу схватки. Какие-то минуты могло казаться, что непрерывно свергающиеся черные лавины подавят огонь излучателя, задушат и угасят его своей массой, но Горпах знал энергетические резервы чудища, созданного человеческими руками. Сплошной оглушительный, ни на миг не смолкающий гром, плывущий из репродукторов, наполнил рубку; одновременно языки пламени навылет пробили тучу, взвились на три километра вверх и начали медленно вращаться, образуя нечто вроде огненной мельницы; воздух вибрировал и изгибался от жара, источник которого вдруг начал передвигаться…

«Циклоп» неизвестно почему начал пятиться и, ни на миг не прекращая борьбы, медленно отступал к выходу из ущелья. Возможно, его электронный мозг рассчитал, что взрывы могут раздробить стены ущелья и те рухнут на машину; и хотя «Циклоп» остался бы целым и невредимым даже в такой передряге, это могло бы помешать ему маневрировать. Так или иначе, но «Циклоп» с боем прорывался на более широкое пространство, и в бурлящих огненных вихрях нельзя уже было разобрать, где огонь его излучателя, а где пламя пожара, где обрывки тучи, а где раскаленный каменный прах. Казалось, что накал битвы достиг кульминации. Однако в следующий миг произошло нечто невероятное. Экран запылал, вспыхнул ужасной, режущей глаза белизной, зарябил миллиардами взрывов, и новая волна антиматерии уничтожила все вокруг «Циклопа»; воздух, осколки скал, дым, газы – все это, обратившись в жесткое излучение, на пространстве радиусом в километр охватило тучу аннигиляцией и взлетело вверх, словно выброшенное катастрофой из самых недр планеты. Сейсмические волны промчались по пустыне, и «Непобедимый», стоявший в семидесяти километрах от места этого чудовищного удара, закачался; вездеходы и энергоботы, стоявшие у пандуса, откатились. А через несколько минут налетел плотный ревущий вихрь, мгновенным жаром опалил лица людей, прячущихся за машинами, и, взметая стену клубящегося песка, помчался дальше, в бескрайнюю пустыню.

Какой-то осколок, видимо, угодил в телезонд, хотя тот и находился в тринадцати километрах от центра катаклизма. Связь не прервалась, но изображение очень ухудшилось, начались бесчисленные помехи. Через минуту, когда дым отнесло немного в сторону, Роган, напрягая зрение, увидел очередной этап битвы.

Битва еще не окончилась, как он склонен был предполагать. Если бы нападающими были живые существа, истребление, которому они подверглись, наверное, заставило бы следующие шеренги отступить или хотя бы остановиться у входа в пылающий ад. Но тут мертвое сражалось с мертвым, огонь сражения не гас, а лишь менял форму и направление главного удара. И тогда Роган впервые понял или смутно догадался, как должны были выглядеть те битвы, некогда кипевшие на Регис, в которых одни роботы крушили и дробили других, какими методами отбора пользовалась неживая эволюция и что имел в виду Лауда, утверждая, что псевдонасекомые победили как более приспособленные. И тут же мелькнуло у него в сознании, что нечто подобное здесь уже происходило, что неживая, неистребимая, солнечной энергией закрепленная в кристалликах память биллионной тучи должна содержать сведения о таких схватках, что именно с такими отшельниками-одиночками, с гигантами в тяжелой броне, с атомными мамонтами из племени роботов сотни веков назад расправились эти мертвые крохи, которые на вид ничего не стоили против сокрушительных разрядов, насквозь прожигающих скалы. И что помогла им уцелеть, помогла уничтожить исполинских страшилищ, распороть их стальную броню, разбросать, как ржавые лохмотья, по бескрайней пустыне останки некогда могучих и идеально точных электронных механизмов только невероятная, неслыханная отвага, если можно применить такое слово к кристалликам тучи-титана. Но какое же еще слово мог он подыскать? И Роган невольно восхищался, видя, как сражается туча после таких ужасающих потерь…

Да, туча продолжала атаку. Теперь над ее покровом на всем видимом сверху пространстве еле выступали самые высокие горные пики. Все остальное, вся страна гор и ущелий утонула в разливе черных волн, мчащихся со всех сторон горизонта, чтобы ринуться в огненную воронку, центром которой был невидимый под вибрирующим раскаленным заслоном «Циклоп». И этот натиск, за который приходилось платить громадными, с виду бессмысленными потерями, имел все же шансы на успех. Роган и все остальные, теперь уже бессильно глядевшие на экраны, отдавали себе в этом отчет. Энергетические ресурсы «Циклопа» были практически неисчерпаемы, но под непрестанным огнем аннигиляции, несмотря на мощную защиту, на антирадиационное отражающее покрытие, какая-то доля звездных температур все же воспринималась излучателем, возвращалась к своему источнику, и внутри машины должно было становиться все жарче. Человек давно бы уже погиб, находись он внутри «Циклопа». Возможно, его металлокерамическая оболочка уже накалилась до вишневого свечения, но все видели только сквозь облако дымов и газов пульсирующий сгусток голубого огня, который медленно отползал к выходу из ущелья, так что место первого нападения тучи, в трех километрах к северу, теперь обнажило свою ужасающую растрескавшуюся поверхность, покрытую слоями лавы и шлака, усеянную грудами сплавившихся кристалликов, погибших от термического удара.

Горпах велел выключить репродукторы, наполнявшие рубку оглушительным грохотом, и спросил Язона, что произойдет, когда температура внутри «Циклопа» превысит предел выносливости электронного мозга.

Ученый ответил без колебаний:

– Излучатель выключится.

– А силовое поле?

– Поле – нет.

Огненная битва передвинулась уже на равнину, к выходу из ущелья. Чернильный океан бурлил, вздымался, взвихривался и адскими скачками кидался в огненное жерло воронки.

– Наверно, вот сейчас… – сказал Кронотос, вглядываясь в немое, бурно клокочущее море на экране.

Прошла еще минута. Вдруг сверкание огненной воронки резко ослабело. Туча сомкнулась над воронкой.

– Шестьдесят километров от нас, – ответил техник-связист на вопрос Горпаха.

Астрогатор объявил тревогу. Все кинулись на свои посты. «Непобедимый» втянул пандус, подъемник и замкнул люки. На экране опять засверкал огонь. Пылающая воронка возникла снова. Но теперь туча прекратила атаку; едва лишь засветились ее клочья, тронутые огнем, как вся остальная часть начала отступать к ущельям, всасываясь в их сумрачный лабиринт, и на экране показался «Циклоп», с виду целый и невредимый. Он все еще пятился, очень медленно, и продолжал непрерывно жечь все вокруг – скалы, песок, дюны.

– Что же он не выключает излучатель?! – закричал кто-то.

Словно услыхав этот крик, «Циклоп» перестал метать молнии разрядов, развернулся и с возрастающей скоростью помчался в пустыню. Телезонд сопровождал его на высоте. Внезапно люди увидели, будто огненная нить с неимоверной быстротой летит им в лицо, и, не успев понять, что «Циклоп» выстрелил в зонд и что они видят аннигилировавшие на трассе выстрела частицы воздуха, инстинктивно отшатнулись, словно опасаясь, что разряд пролетит сквозь экран и взорвется в рубке. После этого изображение исчезло, и экран заполнился светлой пустотой.

– Командир, он раскокал зонд! – закричал техник у пульта управления.

Горпах велел запустить другой зонд. «Циклоп» был уже так близко от корабля, что его увидели, как только зонд набрал высоту. Снова промчалась огненная нить, и зонд погиб. Прежде чем изображение исчезло, люди в рубке успели заметить в поле зрения зонда свой корабль: «Циклоп» находился не далее как в десяти километрах от «Непобедимого».

– Спятил он, что ли?! – взволнованно проговорил второй техник.

Эти слова будто отперли какую-то дверцу в мозгу Рогана. Он глянул на командира и понял – Горпах думает о том же. Рогану казалось, что голову, руки, ноги, все его тело наливает свинцовой тяжестью нелепый и неотвязный сон. Но приказы были отданы: командир велел запустить один за другим еще два зонда. «Циклоп» поочередно уничтожил их, как опытный стрелок, развлекающийся стрельбой навскидку.

– Мне нужна вся мощность, – сказал Горпах, не отводя глаз от экрана.

Главный инженер, словно пианист, берущий аккорд, ударил обеими руками по клавишам распределительного пульта.

– Стартовая мощность через шесть минут, – ответил он.

– Мне нужна вся мощность, – повторил Горпах все так же спокойно.

В рубке стало так тихо, что слышно было, как жужжат реле за эмалированными перегородками, словно там просыпается пчелиный рой.

– Корпус реактора слишком холоден… – начал было главный инженер.

Но тут Горпах повернулся к нему и в третий раз, по-прежнему не повышая голоса, сказал:

– Мне нужна ВСЯ мощность.

Инженер молча протянул руку к главному рубильнику. В недрах корабля коротко проблеяли сигналы тревоги и на них отозвался, как далекая барабанная дробь, топот людей, бегущих на свои посты. Горпах снова смотрел на экран. Никто не сказал ни слова, но все поняли, что невозможное случилось: астрогатор готовился к бою со своим же «Циклопом». Стрелки приборов, сверкая, выстраивались в ряд, как солдаты в строю. В окошках индикатора мощности появились пятизначные, потом шестизначные цифры. Где-то искрил провод – пахло озоном. В глубине рубки техники объяснялись условными знаками, включая системы контроля.

Очередной зонд перед гибелью показал удлиненный лоб «Циклопа», переползающего через скалистую гряду; потом экран снова опустел, слепя серебряной белизной. Машина того гляди должна была появиться уже в зоне непосредственной видимости; боцман радаристов караулил ее у аппарата, который выдвигал наружную носовую телекамеру над верхушкой корабля, что увеличивало поле зрения. Техник связи запустил новый зонд. «Циклоп» будто бы не направлялся прямо к «Непобедимому», который стоял наглухо замкнутый, в полной боевой готовности, за щитом силового поля. Из носовой части через равные промежутки времени выпрыгивали телезонды.

Роган знал, что «Непобедимый» может выдержать заряд антиматерии, но на поглощение энергии удара придется потратить немалую часть энергетических ресурсов. Ему казалось, что самым разумным в такой ситуации было бы отступить, то есть выйти на стационарную орбиту. Он ждал, что вот-вот последует такой приказ. Но Горпах молчал, словно надеялся, что электронный мозг каким-то чудом очнется. И в самом деле, наблюдая из-под тяжело нависших век за движением этой темной фигуры, беззвучно проплывающей меж дюн, астрогатор спросил техников:

– Вы его вызываете?

– Так точно. Нет связи.

– Дайте ему аварийный стоп-сигнал.

Техники захлопотали у пультов. Дважды, трижды, четырежды пробегали ручейки света под их пальцами.

– Он не отвечает, командир.

«Почему он не стартует? – не мог понять Роган. – Не хочет признаться, что побежден? Это Горпах-то? Что за чушь! Шевельнулся… Сейчас… сейчас даст команду…»

Но астрогатор лишь отступил на шаг.

– Кронотос!

Кибернетик подошел к нему.

– Я здесь.

– Что они могли с ним сделать?

Рогана прежде всего поразила форма этой фразы: «они» – сказал Горпах, словно и вправду имел дело с мыслящим противником.

– Автономные контуры… они на криотронах… – заговорил Кронотос, и чувствовалось, что он выскажет лишь предположение. – Температура повысилась, они утратили сверхпроводимость…

– Вы знаете или только догадываетесь? – спросил астрогатор.

Странный это был разговор: все смотрели на экран, где «Циклоп», видимый уже без посредства зонда, двигался легко и свободно, но все же не вполне уверенно – временами сбивался с курса, будто не мог решить, куда, собственно, ему следует идти. Несколько раз подряд он стрелял в зонд, пока не попал. На экранах зонд пролетел вниз, словно яркая ракета.

– Единственное, что я могу себе представить, это резонанс, – после некоторого колебания сказал кибернетик. – Если их поле совпало с частотами самовозбуждения его мозга…

– А силовое поле?

– Силовое поле не экранирует магнитного.