Омерта Мейер Лана
– Тебе так идет эта маска, Киан, – томно мурлыкает на ухо Памелла, берет меня под руку и слегка виснет на моем плече. – Хочу, чтобы ты поимел меня в ней.
Пэм касается кончиками пальцев моего затылка, прекрасно зная, как на меня это действует. Сучка.
– Словно загадочный незнакомец в маске, которого я впервые встретила на этом балу… Как тебе идея? Новая ролевая игра. Я вся в предвкушении, – мечтательным тоном напевает девушка, предлагая мне то, что мне сейчас абсолютно неинтересно. Хотя секс мне интересен всегда, определенно. Но Памелла приелась изрядно, словно пережеванная жвачка, давно потерявшая свой вкус.
Ее флирт мне противен.
Слова и предложения – скучны. Даже бровью не веду, ощущая в груди леденящую пустоту.
Я давно пресыщен красотой женских тел, которые «копируются» у одного нью-йоркского хирурга. Все они – одноразовый пластик, фальшивка. А то настоящее, что было моим и помогло познать абсолютную любовь и счастье, уничтожено.
Ванессу я не верну с того света. Не верну… ни ее, ни свою мать, ни другую жизнь и судьбу, которая могла бы у меня быть.
И я не хочу думать о Несс, потому что мои мысли, возвращение в воспоминания ничего не изменят. В них нет никакого смысла.
Она мертва, и часть меня навсегда умерла вместе с ней. Самая человечная часть, пожалуй.
– Какая ты грязная девочка, – снисходительным жестом убираю цепкие пальчики Пэм подальше от себя. Обхватив ее впалые скулы большим и указательным пальцами, выдыхаю сквозь сжатые зубы: – Может, хватит цепляться за меня? Ты все-таки помолвлена, – небрежно отпускаю, многозначительным взглядом выстраивая непробиваемую стену между нами.
Девушка отвечает мне оскорбленным взором и манерно поджимает накачанные губки.
У нас нет кровного родства, и, разумеется, мы трахались. Чувств во мне наше совокупление никогда не вызывало, в отличие от Памеллы.
Она подсела.
С первого раза.
Хотя старается не подавать виду и «липнет» лишь изредка. Соблазняет меня, наивно полагая, что качественным сексом можно привязать к себе мужчину. Фатальная ошибка всех женщин состоит именно в этом. На самом деле для нас, в большинстве случаев, секс – это способ сбросить напряжение в паху, получить удовольствие, разрядку, а вот для них… это способ ощутить себя нужными, любимыми. И привязываются после секса к нам именно женщины, а не наоборот.
Хотя я искренне не понимаю, что с психикой у этих девиц, которые после одного раза со мной жаждут добавки.
Мне чужда забота, нежность и внимание к партнерше.
Я беру этих легкодоступных крошек жестко, не задумываясь об их чувствах и не церемонясь с потаскухами. Абсолютно эгоистично я думаю только о своем удовольствии, прекрасно понимая, что они текут от одних лишь легких моих касаний. И это не нарциссизм, а, к сожалению, факт. Я упиваюсь властью, когда до красноты на коже сжимаю дрожащие и трепещущие тела, полностью признающие мое господство.
Жестко, грязно, больно. С продажными суками, что окружают меня, иначе невозможно. Большего они не заслуживают.
Есть, конечно, особенные женщины. Они попадаются мне чертовски редко, так как я не часто бываю в местах их обитания. Они вращаются в другом, мирном и спокойном (как им кажется) мире.
Музы и феи, которые наполняют что-то внутри… От продажных шлюх и эскортниц, каких в моем окружении много, их отличает одно: они – настоящие.
И эти женщины все равно что редкие алмазы, спрятанные в глубоких слоях горных пород. Нужно хорошо поискать или случайно наткнуться, обратить внимание, заметив их внутренний блеск и сияние.
Я давно оставил Пэм позади и, минуя собравшихся в кружки по сплетням и интересам гостей, поднимаюсь на второй этаж, где меня уже ждет Рик.
Здесь я смогу остаться незамеченным до операции, которая начнется именно тогда, когда подчиненные и кандидаты на вступление в клан вычислят дочь Ди Карло – Аннет Ди Карло – и получат ее в наше распоряжение.
– Еще не нашли? – сухо интересуюсь я у Риккардо, который уже занял свою позицию на балконе большого зала в особняке, возвышаясь над всем этим лицемерным стадом.
– Нет. Все в масках, и найти объект сразу весьма затруднительно. Думаю, на поиск уйдет максимум час.
– Тридцать минут. Передай всем, что у них тридцать минут, – вкрадчивым тоном отдаю приказ Рику, и слышу, как легкая фоновая музыка на маскараде сменяется напряженными аккордами электронного органа. Поворачиваюсь корпусом к сцене, обращая внимание на то, что в шумном пространстве стало подозрительно тихо, светский базар вдруг резко прекратился, а взгляды всех рафинированных снобов вдруг устремились к центру зала.
Сначала я услышал мелодичное, нежное, терпкое, чувственное сопрано. Голос, созданный для колыбельных, звучащий с легким волнением и надрывом… В горле за мгновение развернулась пустыня, а язык прилип к небу. Я думаю, все присутствующие в этом зале испытали сейчас примерно то же самое, черт возьми.
Никогда не отличался сентиментальностью. Искусству не дано дотронуться до моего сердца… Я так думал.
До этой секунды.
А потом я вижу исполнительницу, обладательницу уникального голоса. Девушка поет на итальянском – разумеется, я не мог не обратить внимание на свой второй родной язык, и даже прощаю ей грубые ошибки в произношении, поддавшись очарованию ее голоса.
Слово «муза» беспощадно пульсирует где-то в глубинах сознания, заставляя меня инстинктивно и жестко сжать руками балконную перекладину и выйти из тени с целью лучше рассмотреть девушку.
То, что я вижу, действует на меня как гребаный удар под дых.
Удар резкий, мощный, накрывающий внезапной снежной лавиной, взрывающий внутри спектр эмоций, каких я не испытывал очень давно.
Удар, который парализует каждую клеточку тела, оставляя в движении лишь сердце, которое, наоборот, спешит обернуться бомбой и взорваться в груди.
Я не знаю, красива ли эта девушка, поскольку ее лицо почти полностью скрывает маска, но в остальном ее образ – это точное попадание в воспламеняющие мое нутро триггеры.
Она вся – сплошной триггер для моих инстинктов.
И мне не нужно разглядывать ее ближе, не нужно знать, какая она, чтобы всей кожей ощутить притяжение, манящее к загадочной певице.
Есть в ней что-то до боли знакомое. Зыбкое, призрачное, легкое… едва уловимое, словно постоянно ускользающий свет.
Такая изящная и тонкая статуэтка. Она поет, скованным движением пытаясь расставить в сторону руки, упакованные в длинные серебристые перчатки. Словно птица в клетке, которая не может полностью расправить свои крылья.
Мой взгляд медленно скользит по ее бледной коже с розовым подтоном, наверняка тонкой и чертовски чувствительной к прикосновениям.
Выпирающие ключицы и длинная шея, какие я видел лишь у грациозных танцовщиц. Шелк темно-синего платья плотно облегает ее хрупкую фигурку, от которой чертовски трудно оторвать взор, особенно когда она тоже поднимает на меня глаза и слегка вздрагивает, рождая во мне острое желание улыбнуться, а после ее непревзойденного выступления подойти к ней и увести куда-нибудь в уединенное место.
Удивительно, но эта маленькая не отводит взгляд и умудряется продолжать петь.
А что? Почему бы нам не познакомиться? С удовольствием закручу интрижку на одну ночь. Певиц у меня еще не было. Хотя не думаю, что ее талант нам пригодится. Но вот сам голос у нее что надо, и, мне кажется, я могу в красках представить, как сладко она способна стонать и говорить с соблазнительным придыханием.
Совсем юная девочка, но уже можно. Ее возраст выдает абсолютно все: осанка, гладкая шея, движения рук. Естественная робость, не присущая женщинам. Невинность и чистота, от которой у меня перехватывает дыхание. Почему, блядь?
Ответ прост. Глубоко копать в себе не нужно.
В моей жизни так много жестокости, грязи, крови, потерь и падений в кромешную тьму, в бездну, что было бы странно, если б я не обратил внимания на то, что излучает свет. Знакомый мне свет, но все же другой, отличающийся от того, к которому я прикоснулся.
Все до банального просто: мы все, даже такие прожженные моральные уроды и беспринципные ублюдки, как я, ищем свет.
Черт, какого хрена я посвятил ей столь долгий внутренний монолог? Какого черта она завладела моим вниманием.
Не имеет значения. Я хочу ее.
Не Памеллу, не любую другую в этом зале, что легко примет мое предложение после рабочего дня.
Хочу эту юную красавицу, лет на десять меня младше.
Возможно, глупую и наивную, но от этого не менее сладкую и манящую.
Сжать, смять в своих руках тонкую талию, жадно впиться в губы персикового цвета, приглушенно подавив ее нежный стон своим рыком. Закусать до крови, накрыть собой, клеймить, использовать, испортить.
Очернить. Потушить. Погасить ее проклятый и яркий свет.
Чтобы больше не вызывала во мне таких чувств, не выделялась среди безликих дешевок.
Не взывала к человечности внутри меня своим ангельским голосом.
Накрыло, блядь. Да, я знал и помню, что так бывает.
Но после смерти Несс я не думал, что такое когда-либо повторится. И даже будет сильнее, острее… невероятно. Или я просто забыл?
Что-то в голове «щелкает», когда я напрягаюсь, пытаясь вспомнить, мог ли видеть эту девушку раньше?
Да, она в маске, но есть что-то важное, что я вижу, но пока не осознаю. Какой-то знак, сигнализирующий мне о том, что мы встречались. Я выделил ее не просто так, иначе и невозможно.
Но где и когда? При каких обстоятельствах, черт возьми?
Ей не больше девятнадцати, я думаю. Мне двадцать девять. Понятия не имею, где наши пути могли пересечься.
Но что-то подсказывает, что интуиция меня не обманывает.
В горле вибрирует тихий рык, когда мой взгляд со скоростью автоматного прицела останавливается на «напарнике» очаровательной певицы. Их ладони соприкасаются в воздухе, когда они начинают петь следующую композицию на итальянском языке, уже более мелодичную и романтичную, лиричную, а у меня внутри все горит, полыхает дьявольским пламенем, и ладони жжет от желания заткнуть ублюдка рядом с ней. Оторвать его грязные лапы от чистейшего света. И отрезать язык, чтобы не смел и не мог петь в унисон с этой девушкой.
Итак, я хочу ее. Я принял решение. И вынес ей свой приговор. И получу. Быстро, без промедления. И выкину из жизни и мыслей, чтобы не бередила в душе сгнившие остатки милосердия.
– Рик, ты знаешь, кто она? – нейтральным тоном интересуюсь я у Сандерса.
– Она? Киан, что у тебя за взгляд. Понравилась? – вздернув брови, любопытствует Рик.
– Не отвечай вопросом на вопрос, – холодно отрезаю я. – Кто она?
– Откуда мне знать, что за птичка-певичка. Уверен, что одна из дочерей богатеньких гостей. А они те еще дряни, с детства сидят на золотых горах, поэтому падки на деньги и власть. Классика. Я думаю, ничего особенного, Киан. Если хочешь, проверю. Но время понадобится.
– Не надо. Я сам.
Я не знаю отказов.
И не помню, чтобы женщина, на которую «встал» мой выбор, сопротивлялась, не считая искусственного набивания цены и выпрашивания особенного отношения. Поскольку я и так избалован женским «да», мысль о том, что певица – легкая добыча, немного потушила мой пыл.
Но не слова Риккардо повлияли на это. А наблюдение за птичкой.
Не могу понять ее.
Словно полна противоречий. Да и танцует на сцене, соблазнительно виляя бедрами, заставляя посмотреть на нее иначе.
В ней есть надлом, какая-то трещина. И не только свет. Но и тьма.
Страх, вызов, табун внутренних демонов. Она подавляет их в себе.
Она представляет собой желание и грех, приглашение и отказ одновременно…
А после окончания второй песни просто уходит за сцену. И я уже знаю, что прямо сейчас пойду за ней. Операцию выполнят без меня, все и так продумано до мелочей.
Отдаю напоследок приказ Риккардо:
– Мне нужно уйти. Держи меня в курсе. Отправляй отчет каждые десять минут, – кидаю короткий взгляд на электронные часы на своем запястье, где буду ждать его сообщений. – И помните: не стоит быть с жертвой слишком грубыми, – имею в виду Аннет. – Ее нужно хорошенько напугать. Не бить. Мы же не животные, – больше напоминаю себе, чем Риккардо.
Я уже не раз присутствовал на официальных мероприятиях в данной резиденции и поэтому знаю самый быстрый путь к коридору, расположенному за главным залом для приема гостей. Именно он разделяет общественную часть особняка и личные комнаты семьи О’Коннел.
Мной движет острое желание добраться до певицы, пока она не ускользнет в комнату, выделенную под гримерную артистов и музыкантов на вечере, с этим оперным соловьем-мажором. Не знаю, откуда во мне эта злость и ярость по отношению к нему, но моя жажда выдрать ему перья, пульсирующая в сжатых кулаках, неоспорима.
Это просто вспышка внутренней агрессии, и я быстро беру ее под свой сознательный контроль, но сам порыв и факт… раздражает. Маленькая сладкоголосая певица почему-то чертовски сильно зацепила меня.
То, что происходит дальше, выходит за рамки разработанного на вечер плана. Тем интереснее. Хоть какое-то разнообразие в рутине криминального бизнеса.
Когда я бесшумно и незаметно миную замаскированных и по-прежнему театрально-фальшивых гостей в зале и двигаюсь по направлению к закулисному холлу, всем моим вниманием и слухом вдруг овладевает истошный женский крик, в котором слышатся уже знакомые нежные нотки:
– Отпустите меня, ублюдки! Я не вернусь домой! Не вернусь! Я устала жить взаперти! Боже, неужели я прошу о многом? Хотя бы немножко, хотя бы капельку свободы! Капельку жизни, свежего воздуха! А-а-а!.. Не трогайте его! Он не виноват! Я сама сбежала! Майкл, нет! – на одном дыхании в истерике кричит девушка, пока я ускоряю шаг и, наконец, попадаю в эпицентр происходящего беспредела.
Я мгновенно реагирую на развернувшуюся в проходе картину привычным и доведенным до автомата жестом. Заметив удостоенную моего внимания девушку, удерживаемую двумя безликими мужчинами в смокингах и черных масках, которые с вероятностью сто процентов не являются членами клана Морте, достаю из внутреннего кармана пиджака кольт и направляю прямо на одного из смертников. От девушки и ее нападавших меня отделяет метров двадцать.
Если что, я не промахнусь. Хотя ранние выстрелы доставят нам много проблем. Вся операция может сорваться.
Кому эта крошка понадобилась? Кто она, черт подери? Хотя, судя по монологу, это ее телохранители, которые спешат вернуть юную птичку домой. Очевидно, у богатой девочки строгий папаша, подрезающий ей крылья. Вариантов на самом деле много, пока ее личность не установлена. Возможно, она замужем и ее ревнивому супругу не понравилось, что она вытворяла на сцене со своим партнером, которого уже скрутили двое, изрядно подпортив сценический образ. Бедолага корчится на полу, покряхтывая от боли. Сворачиваясь в защитную позу, он прикрывает раскрашенное кровью лицо одной ладонью.
На самом деле в момент, когда я вижу, как девушку сжимают до красных отметин на предплечьях, которые оставил не я, в моей голове почти нет мыслей.
И все происходит быстро.
Мое появление с оружием здорово отвлекает этих недоносков, и девушка, поймав нужный момент, вырывается из их плена.
На мгновение мне кажется, что сейчас она побежит в мою сторону, но, сделав всего шаг вперед и подняв взор на меня, дрожащая птичка резко разворачивается и умудряется ускользнуть от охраны, кинувшись вглубь коридора.
Я знаю, куда она выбежит. Выход в обоих концах холла ведет в ландшафтную зону резиденции, в фамильный сад, где я ее и догоню. Однако мои планы сделать это немедленно рушатся, как только два мощных смельчака направляются в мою сторону, по пути доставая из-за пояса оружие. Я не ошибся, когда подумал, что это охрана птички: это можно уловить по их манере доставать пистолет.
Я даже знаю, о чем они думают, когда двигаются в мою сторону, держа на мушке. Ожидают, что я буду пятиться, скроюсь в одной из комнат, попытаюсь убежать от угрозы выстрела или первой предупреждающей пули. Быть может, ожидают и моего выстрела, хотя я более чем уверен, что им тоже не нужна лишняя шумиха.
Как бы там ни было, происходящее не вызывает во мне ни капли страха.
Совершенно никаких эмоций. Внутри – ледяная пустыня. Сердце бьется ровно, как идеальные часы.
И я прекрасно знаю, что охрана не станет стрелять на столь официальном мероприятии, с кучей свидетелей за стеной. Это прерогатива таких, как я.
Удел наемников богачей – понты и бестолковое размахивание оружием. Поэтому с непоколебимой уверенностью я иду навстречу этим двоим и, почти поравнявшись с ними, замечаю секундное замешательство в их глазах, едва различимых за плотными масками.
Левой рукой направляю пистолет в голову одного телохранителя, правой вырубая второго одним точечным ударом под подбородок. Пока этот второй взвывает от боли, нейтрализую первого, жестко надавив дулом на висок. Маска тут не поможет, если попасть точно в болевую точку.
Еще один хук вновь достается травмированному, и пока они оба находятся в шоковом состоянии, окончательно вырубаю двоих.
Пушки забираю себе, небрежно смахнув пару пылинок со своего пиджака. Оглянувшись назад и удостоверившись, что в холле никого нет, а за стеной по-прежнему в своем ритме идет светская тусовка, отправляю голосовое сообщение Рику через часы на запястье:
– Рик, я знаю, что ты занят. Отправь парочку ребят во внутренний коридор, – наспех распоряжаюсь на итальянском я, прекрасно зная, что все капитаны и солдаты идеально знают план особняка. Мы никогда не идем неподготовленными на такие мероприятия. – Тут небольшая проблема. Две проблемы, – выразительным тоном добавляю, глядя на павших мачо. – Прикрыть нужно. И заткнуть свидетеля. – Поэтому я говорю на родном языке. Этот полудохлый соловей все еще никуда не исчез, но благодаря маскам он не доставит нам много проблем. Его оставят живым. Но сделают так, чтобы он никогда и никому не рассказал о том, что здесь видел.
– Через две минуты будут, босс, – сразу отзывается Рик.
– Нашли девчонку? – успеваю поинтересоваться я, в быстром темпе направляясь к саду. Где эта чертова Аннет Ди Карло? Схватить ее, забрать и свалить бы как можно скорее.
Но Рик почему-то мне больше не отвечает. Бросив сквозь зубы парочку ругательств, вспоминаю про сбежавшую птичку.
Адреналин закипает в крови, разогревая вены, до жжения натягивая каждую мышцу. Думая лишь об одной цели, минуя бесконечные метры плохо освещенного холла, я выхожу в сад, делая глубокий вдох на свежем воздухе. Почти сразу мой внутренний радар вкупе с пристальным взглядом находит вдали синюю, быстро передвигающуюся по подстриженному газону точку. Далеко дуреха не убежала, но по какой-то причине со всей дури несется к пирсу семьи О’Коннел.
И бежит она к пришвартованной на Ист-Ривер[3] яхте и нескольким парусным лодкам так, словно убегает от самой смерти.
Я срываюсь с места, словно гончий пес, которому дали команду, и почему-то рассчитываю на то, что девчонку остановит конец пирса под ее ногами. Но стоит мне моргнуть, как она исчезает.
Какого черта? Прыгнула в пролив? Идиотка.
Ну ее на хер.
Я же не герой, мать ее, чтобы спасать, прыгать за ней в воду. Да и она наверняка умеет плавать. Что скажут капитаны, когда увидят меня в насквозь мокрой одежде к концу этого адского вечера?
Что-то в груди предательски сжимает, сдавливает как тисками. Словно разрастается неизвестная субстанция, поселившаяся между ребер. Уничтожить ее пока не получается, и я с отчаянным рыком вспоминаю тонкую фигурку девушки, облаченную в платье, подчеркивающее все изгибы.
Долбаная колдунья.
Заворожила меня, словно пыль в глаза пустила своим голосом.
Наваждение, с которым пока совладать трудно.
То, что я не вижу ее лица, а образ кажется знакомым, сводит с ума еще больше, заставляя желать запретный и неизведанный плод с двойной силой. Мне необходимо сорвать с птички маску… грубо, немедленно, обхватить выразительные скулы и впиться в полные губы, забрав ее сладкий голос, вкус. Ее всю.
Поэтому плевать, что скажут капо. Могу представить себе их удовлетворение, когда они увидят меня насквозь мокрым.
Глава 3
Вильям Шекспир
- Коль буйны радости, конец их буен;
- В победе – смерть их; как огонь и порох,
- Они сгорают в поцелуе.
Суеверный ужас плотно сжимает меня в своих крепких оковах.
Мне давно не было так страшно в реальной жизни.
Во сне меня часто преследуют кошмары, а наяву моя жизнь представляет собой иллюзию счастливых и роскошных будней.
Я вижу в них родителей и снова теряю их самыми разными изощренными способами. Не только в автокатастрофе.
Иногда я вижу, как в маму и папу стреляют и они резко падают на землю, устремляя на меня свои пустые, стеклянные взгляды.
Пробуждаюсь от ощущения липкой испарины на коже и не могу прокашляться, побороть беспощадный приступ удушья.
Но одно дело – просыпаться в холодном поту в своей теплой и уютной постели. Нервно выдохнуть и прогнать чудовищный сон. А другое – оказаться в реальной ситуации, когда все нервы оголяются до предела.
Вены под кожей превращаются в раскаленные проводки.
Внутренности скручивает от страха, а сердце стучит в рваном ритме «умри или беги».
Когда двое грубых ублюдков схватили нас с Майклом, я сначала ничего толком не поняла. Просто закричала от резкой боли, потому что церемониться со мной они явно не собирались и обхватили с такой силой, что я осознала сразу: если буду сопротивляться и пытаться освободить запястья, они мне непременно сломают руки.
Поведение мужчин, которых я вроде как приняла за подчиненных опекуна, повергло меня в негодование. Полнейший шок и состояние аффекта. Потому что вели они себя не как охрана моего дяди. Доминик Ди Карло никогда бы не позволил своим пешкам так обращаться со мной.
Прозвучит странно, но дядя любит меня. Знаю, что держит на коротком поводке в целях безопасности. Я не могу этого понять и принять, но это действительно так. Других причин быть не может. Он просто слишком сильно переживает, пока я маленькая. Когда мне исполнится двадцать один, все изменится – по крайней мере, хочется в это верить.
Да только ждать нет сил…
«Я люблю тебя, моя принцесса. Никто не посмеет причинить тебе боль. Никто не заберет тебя». Он частенько повторял нечто подобное с маниакальной одержимостью в голосе. Лицо его при этом оставалось каменным и бесчувственным.
Сильно сомневаюсь, что напавшие на нас с Майклом и заставшие врасплох подонки – посыльные дяди.
Тогда кто они? Меня хотят похитить? Зачем? Что будет, если со мной такое случится? Я никогда не контактировала с «чужими людьми», с миром. Да, я всегда мечтала об этом, но не с преступниками же и не таким образом!
Но пистолет, который хладнокровно сжимал в руке тот самый Призрак Оперы, добил меня окончательно.
Одно нажатие на спусковой крючок, и я стала бы свидетельницей убийства либо уже была бы мертва.
В тот момент мой разум отключился, поднявшиеся из глубин сердца страхи прорвали в паническом вихре плотину спокойствия, и вот я уже бегу куда глаза глядят, не видя никого и ничего вокруг.
Не чувствуя, как подворачиваются до адской боли ноги, как слетают с них босоножки и как морозит сырая трава ноющие стопы.
Все тело бьет дрожь, я обхватываю плечи двумя руками, делая глубокий вдох. Вокруг ночная тьма, подсвеченная фонарем на пирсе. Я и не заметила, как проскочила огромный сад особняка и оказалась у воды.
Порывы ледяного ветра пронизывают до костей лютым холодом, напоминая дыхание смерти, которое я уже не раз чувствовала на себе…
Нервно сглатываю, давясь раскаленными слезами, пытаясь понять, что происходит, и помолиться за жизнь Майкла, который остался там, в холле, с двумя долбаными гангстерами и чертовым Призраком.
Майкл еще жив? Конечно, жив. Кто же совершит убийство при толпе свидетелей в фамильной резиденции федерального судьи? Только полный идиот.
Сердце танцует гулкое танго где-то под ребрами, пока я кусаю губы до боли, которую едва чувствую, словно после укола анестезии. Внезапно пелена паники рассеивается, и, кажется, тревога отпускает меня из своих смертельных оков…
Я вдруг прислушиваюсь к своему телу, к истинным своим желаниям. Разве этот вечер не мой шанс изменить все? Сбежать, уйти, не вернуться в особняк дяди, где меня ждет день сурка и вечная душевная мерзлота.
Идея побега парализует меня, полностью захватывает разум в этот момент.
Наверное, я обезумела окончательно, сошла с ума от столь насыщенных событий вечера.
Слишком много противоречивых эмоций: внутренняя дрожь, желание вырваться из привычной колеи жизни, страх возвращаться в особняк, по коридорам которого ходят люди, которые меня ищут. Забыв о том, что я плохо плаваю, словно не отдавая отчета в своих действиях, я с разбега прыгаю в воду, твердо решив доплыть до ближайшей лодки, которая все это время маячит на горизонте. Прямо-таки настойчиво мелькает, словно ее обитатели специально гипнотизируют и призывают меня к себе.
И, только погружаясь в ледяную воду, осознаю, что натворила.
Поддалась порыву, сдавшим нервам, состоянию аффекта.
Как я могла забыть? Глупая…
Я чертовски несамостоятельна, в кармане у меня с собой ни цента, вдобавок к этому я не умею ориентироваться в пространстве. Окажись я в незнакомом месте одна, в любом месте за пределами особняка Ди Карло, – я тут же сойду с ума от неизвестности.
Холодная вода превращается в ледяные иглы и с остервенением впивается мне в кожу. Берет в плен, беспощадно лишая воли.
Я беспомощно барахтаюсь на поверхности, пока запасы энергии довольно быстро и резко не покидают меня. Всего лишь один глоток воды приводит к ощущению удушливого ужаса.
Теперь мне действительно страшно, как никогда. Осознание того, что я умру через несколько минут, ослепляет, заставляет бороться изо всех сил с холодной стихией, но все тщетно.
Тело наполняется невыносимой тяжестью, руки немеют. Ноги, словно финальным аккордом, сводит невыносимой судорогой. Это становится последней каплей.
Легкие пустеют, а перед внутренним взором мелькают лица родителей. Они качают головой и шепчут мне о том, что наша встреча не должна была состояться сегодня…
Я не хочу умирать.
Какая ирония… В особняке Ди Карло мне порой казалось, что все что угодно может быть лучше, чем жизнь в изоляции.
Я никогда так не ошибалась, но, к сожалению, человеческая психика способна познать истину лишь в сравнении…
В тот момент, когда я уже окончательно прощаюсь с солнцем и воздухом и принимаю то, что мне не суждено больше никогда спеть ни единой песни, в мой мир иллюзий врываются предсмертные сладостные галлюцинации.
Сначала мне кажется, что я лечу сквозь кометы и звезды, неудержимым кораблем покоряя вселенные, минуя пространства, галактики и скопления космической пыли.
Потом вижу большой взрыв, яркую вспышку перед внутренним взором. Ослепительную, нереальную, огненную… сильную.
Такую невероятно сильную, как и мужские руки, которые обхватывают мою талию.
Руки, будто выкованные из гранита. Твердые. Уверенные. Горячие. В них вибрирует власть и воля, острые чувства пронзают меня, словно удар молнии.
Судя по ощущениям, мужчина достает меня из воды.
Сквозь вату слышу его голос. Незнакомец задает какие-то вопросы и похлопывает меня по щекам, но я не могу разобрать и слова. Все тело трясет мелкой дрожью, хочется свернуться в позу младенца и прижаться к тому, кому доверяю… кому, например?
Наконец я широко распахиваю глаза, резко приходя в сознание.
Еще бы я не пришла в себя. Многое бы пропустила. Например, то, что этот подонок полностью нарушает мою зону комфорта, несмотря на то, что я пришла в себя и уже явно не нуждаюсь в его помощи.
Черт возьми, я даже неба из-за ширины его плеч не вижу.
А от того, что он возвышается прямо надо мной, удерживая вес своего тела на одной руке, вода с его темных волос капает мне прямо на ресницы.
К тому времени, когда мой любопытный взгляд прекращает скользить по четкому рельефу крепких бицепсов, которые облегает его черная мокрая рубашка, я окончательно прихожу в себя. Смотрю прямо перед собой, замечая две расстегнутые верхние пуговицы и треугольник бронзовой кожи. Несмотря на то, что он только что вышел из холодной воды, его тело излучает тепло, вполне осязаемый жар, словно в его венах бурлит кипяток, а не кровь.
Мое дыхание непроизвольно учащается, когда я провожу взглядом по массивному кадыку и четкой линии челюсти мужчины. У него легкая двухдневная щетина и в меру полные губы с ярко выраженной ямкой над ними. Совершенно нет морщинок, которые бы охарактеризовали незнакомца как улыбчивого и жизнерадостного, позитивного человека. Прямой и довольно крупный нос, а вот все остальное… скрывает та самая маска, с которой я уже прекрасно знакома.
Призрак наклоняется чертовски близко ко мне, и все внутри меня сжимается от страха. Кажется, что мой пульс и дыхание зависят сейчас только от одного показателя в мире – миллиметров, разделяющих наши лица. Свет от фонарей сада и яркой полной луны бросает блики на его кроваво-красную маску, в прорезях которой я могу разглядеть его глаза.
Непроглядная тьма. Черный омут, не имеющий дна. Цвета вороного крыла, цвета обсидиана. Пугающие, сводящие с ума… Я проваливаюсь в магнетическую бездну его взгляда, ощущая, как волоски на теле встают дыбом, а затылок покрывается инеем.
Невероятные ощущения. Он приближается еще на несколько сантиметров. Чувствую себя жертвой дементора[4], который собирается даровать мне «поцелуй смерти» и испить мою душу до дна, вдоволь полакомившись моими страхами.
И вот, он еще ближе, словно… словно мы очень близки, мать его. Я утрачиваю способность дышать, забываю набирать воздух в легкие и теряю дар речи окончательно. К такой ситуации меня жизнь не готовила. Я не была в таком тесном контакте с мужчиной, никогда…
Держа вес своего тела на одной руке, второй… мужчина вдруг с нежностью прикасается к моей щеке. В глазах вспыхивает дюжина бесов, я начинаю видеть в черных стекляшках свое отражение и вздрагиваю всем телом. Проводит по моей скуле, не скрытой маской, костяшками грубых пальцев. Едва касаясь, мягко изучает, пока его взгляд медленно ласкает мое лицо, заставляя ощутить, как к щекам приливает кровь и пульсирует в них. На мгновение кажется, что я в самом прямом смысле этого слова пылаю.
Время замирает, и я даже не дышу, пока мужчина ко мне прикасается.
– Bella… Uccellino[5]. – А у него чертовски приятный баритон, я бы с таким непременно спела дуэтом. Если бы не считала мужчину маньяком, которому явно от меня что-то нужно, раз он целый вечер то на меня пялится, то меня преследует, то меня спасает! То не спешит убирать от моего тела подальше груду своих напряженных мышц.
Черт. А если он правда маньяк? Вечеринка в масках – идеальное место, чтобы сначала найти себе жертву, а потом истязать ее где-нибудь в темном саду, вдали от увлеченных беседами гостей…
Открываю рот, намереваясь заорать, но, будто предугадывая мое действие, мужчина глушит мой крик ладонью.
– Тихо, птичка. Я не причиню тебе вреда. Только не кричи, – спокойно, даже как-то безэмоционально выдыхает мой Призрак. Часть меня хочет ему верить и до одури жаждет его узнать, а вот другая… сомневается, мучается, боится в конце концов. И совершенно не понимает, что происходит.
Почему в сказках все так красиво? Золушка отправляется на бал, убегает, теряет туфельку или телефон. Не поймите меня неправильно, но этот мужчина ведет себя так, словно жаждет, чтобы на этом балу я потеряла девственность.
Но, разумеется, не дождется. Если дядя узнает, что какой-то незнакомец лапает меня в саду, пусть даже после спасения моей жизни, он ему руки оторвет. В лучшем случае.
Мой мыслительный процесс останавливает то, что Призрак проводит большим пальцем по моим губам. В его жесте столько власти, покровительства и превосходства, что меня будто током бьет в очередной раз. Он меня хочет до приступа довести? Сердце в груди пылает, стучит до боли.
Волны несокрушимой мужской энергетики ощущаю всей кожей, чувствуя внутри совершенно новый фейерверк эмоций, которые мне мало знакомы, но очень приятны. Как-то по-особенному сладки, томительны. Низ живота тяжелеет, когда незнакомец слегка раздвигает мои губы, проводя по их влажной, внутренней стороне… С ума сойти, он точно маньяк. К моему большому удивлению, его палец мне не противен. Более того, сам запах его тела мне приятен, притягателен. Чувствую себя фетишисткой. Я хорошо разбираюсь в парфюмах. Нужно же себя чем-то развлекать, пока сидишь дома. Элитную, дорогую парфюмерию я узнаю, так сказать, «с первого глотка». Мускатный орех, дубовые нотки, шафран и немного табака. Все эти запахи вместе с ароматом его кожи создают бурную симфонию. Если бы я могла ее послушать, она бы выражала запретные чувства… олицетворяла грех, который мне нельзя совершать.
И о чем я вообще думаю? Почему лежу завороженная его действиями?
Для меня совершенно очевидно, что он вот-вот раздвинет мои ноги коленом, сменит ласку на грубость и изнасилует меня! Есть в его движениях, дыхании и голосе что-то маньячное, дьявольское, хищное.
То, от чего лучше держаться подальше. И такие хорошие девочки, как я, всем своим нутром это всегда чувствуют.
Дальше я не думаю, просто бью своего спасителя коленом в пах. Резко, с силой, лишь бы ослабил хватку. Действует, несмотря на то что Призрак не издает ни звука. Ну, только нечто похожее на подавленный рык ярости.
Не совсем логичный поступок, но я еще маленькая и глупая и мне можно, а вот он, чтобы избежать подобного, мог бы и не приставать ко мне.
Ощущая, как грудь сдавливают тиски страха и набранной скорости, несусь без оглядки вперед, только бы ближе, ближе к особняку, к людям, где смогу почувствовать себя в безопасности. Невольно проскальзывают мысли о Майкле и о том, обнаружен ли мой побег людьми дяди. Сердце вновь разрывается от волнения и проигрывания в голове сценариев, в которых я буду жестоко наказана. Сад, как назло, просто огромный. Не проходит и двух минут, как я с недовольным всхлипом вскрикиваю, почувствовав, что не могу бежать дальше.
Его сильные руки обвивают меня свинцовым лассо.
Сопротивляюсь, брыкаюсь, кричу, поднимая вверх ноги, пока мужчина не прижимает меня к ближайшему дереву. Резко, грубо. Ударяюсь затылком об кору, едва ли не прокляв подонка сквозь зубы. Короткие ветки, словно ядовитые шипы, царапают обнаженную спину.
Но деваться некуда. Он снова поймал меня, прижал бедрами со всей силы. Так, словно мы одно целое. Дрожу, глядя на мужчину снизу вверх, нервно покусывая губы, и наконец выдыхаю:
– Кто ты? Что тебе от меня нужно? Откуда у тебя оружие? Ты преступник? Или охранник? – Все это волнует меня сейчас больше всего.
– Это не так важно, птичка. – Призрак поддевает мой подбородок жестом собственника, и мои ноздри раздуваются от возмущения в ответ. – Я тот, кто спас твою жизнь, – напоминает мужчина, при этом его лицо остается каменным, бесстрастным. – А ты меня так решила отблагодарить? Отбить мне яйца?