Омерта Мейер Лана
Вздрагиваю от столь вопиющей откровенности. Я общалась с мизерным количеством мужчин в жизни, но ничего подобного из их уст никогда не слышала.
– Знаешь, чем заканчиваются подобные игры? Большая же уже девочка. Тебе же есть восемнадцать? – Мне кажется или в его вкрадчивом голосе звучит надежда?
И это явно не комплимент. Я знаю, что выгляжу очень юной, но чтобы настолько? Это все из-за маленькой груди, роста или?.. О черт, откуда во мне столько комплексов? Не припомню, чтобы подобные мысли терзали меня в непосредственной близости от Майкла. Призрак плохо влияет на мою самооценку. Потому что, черт возьми, мне по какой-то необъяснимой причине хочется ему нравиться.
Хочется вызывать у него взрослые чувства, которые для меня пока заблокированы и мне неведомы. Но так притягательны.
Ответить я не успеваю. Дар речи пропадает вновь, когда я начинаю чувствовать, как ощущение близости его сильного, натренированного, доведенного до совершенства тела завязывает в груди горячий узелок. Чистое пламя из пустоты, возникшее внутри. Горит сердце, легкие, изнанка кожи… я умираю от переизбытка чувств и сгораю от желания увидеть его лицо. Настоящее лицо. Целиком и полностью.
– Не трогай меня, – шиплю я, когда чувствую, как ладони Призрака сжимают мою талию, а большой палец настойчиво скользит по ребрам, посылая табун мурашек по телу. – Ты убил их, тех людей? У тебя был пистолет… есть и сейчас…
Нервно сглатываю, припоминая об этой жуткой детали.
– Ай, – вырывается на выдохе, когда рывком он прижимается ко мне всем телом. Вдыхает мой запах, проведя кончиком носа в двух миллиметрах над шеей. Мне становится по-настоящему жутко и жарко. Ядерная смесь. Не знаю, может ли женщина испытывать возбуждение и страх одновременно. Наверное, что-то мне подсказывает, что он не убьет меня, что он не хочет мне причинить вред, и поэтому все превращается для меня в мучительную игру, которую так страшно начинать, но которую так не хочется заканчивать.
– Прекрати, пожалуйста. Я не позволяю обычно вот так себя трогать… не знаю, что ты обо мне думаешь… не делай мне ничего плохого, – лепечу я, чувствуя себя беззащитным ребенком. А он манерно, будто играючи, касается языком уголка моих губ.
А потом усмехается так. Сладко-горько.
– Ты ничего не видела, птичка, – звучит как утверждение. Точнее, приказ.
– Когда обернулась, я все видела. Если ты убил их, я осмелюсь быть свидетелем! Ясно тебе? И ты не убьешь меня, если не хочешь погибнуть сам. Мой дядя не простой человек. Он тебя уничтожит, – осыпаю угрозами Призрака, но кажется, будто он меня не слышит, не слушает. Просто смотрит на мои губы, словно одурманенный. – Кто ты, черт возьми?
– А ты как думаешь? – дразнит он вкрадчивым шепотом. Это секс в чистом виде, а не голос.
– Призрак Оперы. Маньяк? Ты же с самого начала на меня пялился, когда я пела. Преследовал меня в холле. И вообще…
Все мысли разом растворились, исчезли. Весь внешний мир погас, но огнем вспыхнул внутренний.
Обхватив мою шею ладонью, мужчина зафиксировал мою голову так, чтобы я не смогла избежать его приговора. Точнее, поцелуя, который он на меня обрушил. Бесцеремонно раздвинув мои губы, вторгся языком в рот, глухо застонав, будто от боли или удовольствия… Я позволила, обмякла в его руках.
Не верила, что могу найти в себе силы сопротивляться. Мой первый поцелуй – и при весьма странных обстоятельствах. Плевать…
В моей крови нет алкоголя, наркотиков. Я должна отдавать себе отчет в своих действиях, оттолкнуть, но не могу. Меня ведет. Глаза закрыты. Он не причиняет боли, несмотря на крепкий захват шеи.
«Поцелуй смерти» наполняет меня жизнью.
Самыми яркими эмоциями, каких никогда не испытывала прежде.
С моих губ срываются тихие стоны, которые успеваю выдохнуть в коротких перерывах между горячими поцелуями-укусами. Бедра предательски хочется сжать, я чувствую, как внутри между ними все дрожит, пульсирует. Вкус горячих губ дурманит, я даже не могу думать о том, что не умею целоваться, просто отдаюсь порыву, чувствуя, как загадочный незнакомец пьет меня, бесконечно пьет… и словно не может напиться.
– Проклятье, – выдыхает он в губы, сильнее сжимая мою шею и тяжело дыша. – Хочу, – коротко, с надрывом. Снова приказ. Нормальный, а?
Зато это «хочу» помогает мне прийти в себя.
– Что? – начинаю вырываться, но это лишь вызывает боль в шее и легкое удушье.
– Не отпущу. Не дергайся.
– Ты не так меня понял. Я не целуюсь обычно на первых свиданиях. – Стоит ли говорить, что у меня вообще нет свиданий?
– Конечно. Такая святая невинность. Такое впечатление ты производишь, – едва ли не цокнув языком, кивает мужчина снисходительно.
– Ты не понимаешь. Я просто…
– Ты просто позволила трахнуть свой рот языком и продолжения не хочешь? – вновь бьет откровением он, вызывая во мне новый приступ негодования. Черт возьми, он живет в мире, где такие слова – это в порядке вещей? Они возмущают меня.
Возбуждают немножко. Точнее, то, каким импульсивным и полным жажды голосом он произносит их.
– В тебе есть что-то, bella. Что-то особенное. Хочу понять что, – слышу, вновь чувствуя его еще ближе.
– Это такой способ соблазнения? Я должна растаять? – дерзко бросаю я, глядя на него из-под опущенных ресниц.
– Если я захочу – растаешь. – Он самоуверенно поддерживает нашу странную, но манящую игру слов.
Глава 4
Там, в его руках, она стала другой женщиной. Она стала самой собой.
Из кинофильма «Соблазн» (Original Sin)
Я, конечно, знаю, что мной на девяносто процентов управляют инстинкты, но основной из них я давно не ощущал так остро, так ярко. Безрассудно.
Ослеп от жажды и похоти, прижав эту хрупкую птичку к дереву. Обхватываю за шею и чувствую, как мелко содрогаются ее бедра, обтянутые тонким шелком платья, который хочется стремительно задрать до талии, порвать. Толкнуться в чувственное тело каменной эрекцией, увидеть ее невербальный ответ и откровенное приглашение в льдисто-бирюзовых глазах.
Вогнать до упора член, ощутить ее жар каждой веной и вдалбливаться в это нежное тело, пока не станет ненужным. Неинтересным. Обесцененным. Использованным.
Фак, я двинутый извращенец.
Я почти не думаю о работе. Откровенно говоря, меня конкретно размазало. Не узнаю себя, но оторваться от пойманной в капкан птички – невозможно в данный момент.
Опрометчиво. Глупо. Действия инфантильного мальчишки, а не того чудовища, которым я когда-то был вынужден стать. Может, поэтому все вдруг ушло на второй план? Я изголодался. По собственной, блядь, человечности.
Рик справится самостоятельно с операцией по похищению, я поставил перед ним задачи. Прерогатива капо и солдат в нашей «семье» – выполнить всю грязную работу. Я был на их месте, каждый из нас через это проходит. Когда дело касается капитанов, стоящих ниже меня по семейной лестнице, я являюсь тем, кто дергает за веревочки.