Наследники Ассарта Михайлов Владимир

9

Это и в самом деле должно было стать праздником. И ребята не зря организовали пикник на лоне природы, с выпивкой и дамами, подобранными, как уже говорилось, в Летней Обители Власти, – вернее, в ее развалинах.

Я уж не помню, кому первому пришла в голову мысль – отметить возвращение на Ассарт именно таким легкомысленным образом. Может быть, Питеку, но инициатором мог быть и Рыцарь, и даже Гибкая Рука. Точно знаю только, что не я. Но идея мне понравилась. Давно уже нам не удавалось посидеть так – легко, свободно, бездумно. И кто знает – придется ли еще. Девушки отправились с нами, похоже, с удовольствием, прекрасно понимая, что к чему, им достаточно было пообещать хорошее угощение. И, судя по тому, что у костра сейчас не было никого, кроме нас с Уве, да еще его дамы сердца (она, перебрав, спала тут же, свернувшись клубком, словно большая кошка), между моими коллегами и прекрасным полом установилось полное взаимопонимание.

Ночь достигла своего дна и теперь должна была начать подъем к рассвету. Наконец-то в голове приятно зашумело. Возня в кустах пpекpатилась, даже самые неутомимые, похоже, утихомирились…

Действительно, из заpослей появился Георгий – но в одиночестве. Лицо его выражало крайнее недовольство.

– Сбежала, – сказал он и присовокупил еще словечко, достаточно всеобъемлюще характеризующее исчезнувшую даму. – Я едва задремал, открываю глаза – ее нет.

– Наверное, ты ее напугал, – усмехнулся Уве-Йорген прежде, чем, наверстывая упущенное, оттащить свою даму от костра и улечься рядом с нею. – Не надо было кормить ее раньше времени. Сытые всегда стараются смыться.

Меня происшествие не смутило: на войне как на войне, и после войны – как после войны. Я не стал сочувствовать ему. Рыцарь, похоже, собирался исполнить свой мужской долг тут же, не уходя от теплого костpа; я поймал его взгляд и, чтобы не смущать ветерана, медленно двинулся в темноту.

Мне хотелось найти то место, ту точку, где я вынырнул из сопространства, прибывая на Ассарт; ту яму, где я чуть не сломал ногу. Хотелось попрощаться с памятью, что ли?

Я нашел ее метрах в двадцати от костра. Да, отсюда я двинулся на одной, по сути дела, ноге в путь, приведший меня к Ястре – и в конечном итоге к войне…

Мысль о войне оказалась неприятной, и я повернулся и пошел на колышущийся свет костра.

Наверное, я стоял на месте приземления достаточно долго; и Рыцарь, и его дама успели уснуть. Я был один. Одиночество у ночного костра – что может быть лучше, когда у тебя такое настроение?

И вдруг неизвестно откуда подкравшийся сон свалил и меня – сразу, бесповоротно, как выстрел в упор.

10

Мастер смотрел на нас с легкой улыбкой – в отличие от Фермера, который с осуждением качал головой, явно выражая свои чувства.

– Извините за то, что пришлось вызвать вас таким способом, – проговорил Мастер, дав нам минуту, чтобы мы, не без изумления оглядываясь, сообразили, что находимся не где-либо, а именно на Ферме – все до единого из ассартской команды. Правда, присутствовали здесь и другие, и мы с ними были рады видеть друг друга.

– У меня просто не было времени, – продолжал он, – ждать, пока вы вернетесь, – или хотя бы вызвать обычным порядком, – чтобы тут же отправить обратно.

Мы мельком переглянулись; услышанное нас не обрадовало.

– Что-то случилось? Но только что на Ассарте все было вроде бы в порядке… – выразил я общую мысль.

– Новая информация. И на этот раз очень серьезная опасность грозит не только Ассарту и всему его населению. Опасность, откровенно говоря, галактического размаха. Я сейчас объясню вам, но прежде скажу: вам необходимо остаться там до поры, когда можно будет улететь со спокойной совестью.

– Мы внимательно слушаем, – только и оставалось сказать мне.

– Новая информация, – начал Мастер, – заключается в том…

Когда он закончил, мы смогли только снова переглянуться. В сказанное верилось с трудом. Но сомневаться в его словах не приходилось.

– Нам кто-нибудь поможет? – хотел уточнить я.

– На серьезную помощь не рассчитывайте. Но что-нибудь сможем сделать. Однако главное – на вас. Роли там распределите сами. Все. Счастливого пробуждения под сенью дерев.

Я хотел еще перекинуться хоть парой слов с Элой, то и дело поглядывавшей на меня, но только дружески – не более. Но не успел.

Мастер прощально кивнул нам. И все исчезло.

11

Очень далеко от Ассарта, на окраинной планете Инара, Магистр Миграт сказал Лезе:

– Собирайся. Пришла пора возвращаться домой. На Ассарт.

Женщина кивнула; за минувшие месяцы она привыкла повиноваться сводному бpату Властелина, выpвавшему ее из огня войны и пpивезшему на Инаpу. Он всегда знал, как лучше.

– А ребенок выдержит? – спросила она только.

– Можешь быть совершенно спокойна.

Она кивнула. За себя она не боялась.

– И этому скажи – когда появится, – добавил Миграт.

– Его я уже второй день не вижу.

– Вот как?

– И рыбки его тоже нет. Унес с собой.

Миграт только пожал плечами.

– Ну, дело его, – сказал он равнодушно. – Ждать не станем.

12

Я проснулся мгновенно, словно потревоженный зверь. Все спали – как и в тот миг, когда, бросив тела на произвол судьбы, откликнулись на зов Мастеpа. И я по-прежнему пребывал в одиночестве.

Одиночество оказалось, однако, не таким уж продолжительным.

Минуты, я думаю, через две его нарушили военные башмаки. Они возникли на освещенном пятачке по ту сторону костра. Шагнули и остановились. Не сами по себе, конечно. В башмаках были ноги, поддерживающие крепкий торс, оснащенный головой в шлеме и двумя руками, крепко сжимавшими направленный на меня автомат. Я покосился налево и направо. Солдат было несколько, и они взяли меня в плотное кольцо. Другие точно так же обошлись с Рыцарем и его девчонкой. Я с легкостью опознал мундиры и знаки различия. То были Горные Тарменары – гвардия Жемчужины. Парни из офицерской – Знаменной – роты. Люди, не любящие и не понимающие шуток. А тот, что остановился передо мной, был их капитаном. Мне приходилось встречать его раньше, в бытность мою Советником (и не только) супруги Властелина.

Первой мыслью было: мы вроде бы не докладывали о своем прибытии никому. Но тут же сообразил: сбежавшая девица. Видимо, нас ждали в этих краях. Но кто мог предположить, что, возвращаясь, мы направимся именно сюда? Кто мог нас вычислить?

Ответ был один: Ястра. Жемчужина Власти решила прибрать нас к рукам. Недаром говорится, что старая любовь не ржавеет.

А может быть, она и ни при чем? Просто солдаты резвятся? И вот сейчас один из них нажмет, смеха ради, на спуск – мы ведь, на их взгляд, безоружны…

Но никто не нажимал. Стоявший по ту сторону костра, убедившись в том, что замечен мною, сделал «циклоном» движение – дернул стволами вверх, приказывая встать. Я поднялся; остальные автоматы – во всяком случае, те, что находились в поле бокового зрения, – тоже изменили положение, продолжая метить в мою грудь или спину на уровне лопаток. В следующий миг двое сзади крепко взяли меня за руки. Я не стал протестовать. Пусть держат покрепче.

И вдруг странная мысль мелькнула. Не далее как час или полтора тому назад мне уже подумалось, что пришла пора рассчитаться с планетарным периодом своего бытия и перейти в новое – космическое – качество, чтобы воссоединиться со многими ушедшими. И вот сейчас возникла прекрасная возможность осуществить это как бы и не по своей вине. Все совершенно естественно: на меня нападают, я сопротивляюсь – и со мной поступают соответствующим образом. Полдюжины пуль в грудной клетке. Этого и для меня окажется вполне достаточно. Так что никто не придерется. Даже Мастер. Гибель при выполнении служебного долга – что может быть благороднее и чище?

Двое задних по-прежнему держали меня за руки. Осталось лишь, сильно оттолкнув ногами землю, взлететь, попутно выбив носком автомат из рук стоявшего передо мной, и таким образом выиграть долю секунды, нужную нападавшим для того, чтобы среагировать и вновь поймать меня в прицел. Они поймают – и представление закончится.

Получилось же не совсем так. Потому что остальные, окружавшие меня, оказались вдруг на земле, а их оружие – в руках четырех моих сотоварищей. Те двое, что стерегли Рыцаря, лежали в нокауте. Пришлось признать, что мой замысел осуществлять некому.

– Ну, что сделаем с ними? – спросил Питек. – Может, придушим, чтобы не поднимать лишнего шума? Не то девицы проснутся. А им надо выспаться, им сегодня досталось на месяц вперед.

– Разберемся, – сказал я ему. И обратился к тому, что еще пару минут тому назад стоял передо мною, вооруженный и самоуверенный:

– Чего вы хотели?

Он сперва вхолостую пошевелил челюстью: кажется, я слегка задел его ногой, выполняя прием. Но в его взгляде, не отрывавшемся от моего лица, я не заметил ни обиды, ни упрека; он понимал, что служба есть служба и на ней приходится всяко. И голос прозвучал спокойно, когда тарменар ответил:

– Было приказано вручить Советнику собственноручное послание Жемчужины Власти.

– Только-то?

Капитан уже извлек из объемистого, на длинном ремешке, планшета запечатанный розовым сургучом конверт. От бумаги повеяло знакомым, тонким ароматом, мои ноздри с удовольствием втянули его. Офицер четким жестом протянул пакет мне:

– Срочно.

Я взял пакет.

– И для этого направили чуть ли не целый взвод?

– Приказано было доставить с почетом, – проговорил он. – Да и в этом лесу стало беспокойно в последние дни…

– Сейчас уже спокойно, – сказал Рыцарь. Тарменар кивнул:

– Верю.

Уве-Йорген взглянул на меня:

– Ну что – отпустим их подобру-поздорову?

– Обожди. Прочту.

Плотный конверт распечатался с громким хрустом. Маленький листочек в нем был сложен вдвое. Косой, размашистый почерк:

«Ульдемир! Жизнь твоего сына в смертельной опасности. Моя тоже. Срочно нужна твоя помощь. Жду с нетерпением!!!»

Именно так – с тремя восклицательными знаками в конце. Эти несколько слов занимали весь листок: Жемчужина не любила ограничивать себя ни в чем.

Похоже, я на какое-то время задумался – судя по тому, что Рыцарь позволил себе тронуть меня за локоть:

– У нас не так много времени осталось, капитан. Пора собираться.

Но я уже принял другое решение. Принял с облегчением, и только теперь почувствовал, что оно отвечало до сих пор не осознанному желанию: еще раз увидеться с этой женщиной – и добиться каких-то реальных гарантий благополучия для рожденного ею ребенка; ее ребенка, но и моего тоже. А если для таких гарантий ей нужен я сам – тем лучше.

– Я увижусь с Жемчужиной, Рыцарь. Думаю, это задержит нас ненадолго. Мастер ведь не ограничил нас определенными сроками. Значит, можем располагать своим временем.

(И, кстати, – подумал я, – отдам ей то, что забыл вручить вовремя. Лучше поздно… Хотя, кажется, еще и не поздно. Правда, не исключено, что они и сами уже наткнулись на этот мой – тайник не тайник, но во всяком случае – укрытое от поверхностных взглядов местечко.)

– Хочешь снова увидеться с нею? – Уве-Йорген нахмурился. – Странные у тебя возникают намерения…

– Чего же странного? Там мой сын – хотя и не мой наследник. К тому же формально – я все еще ее Советник.

– Я не об этом, Ульдемир. Сын – это понятно, и прекрасно, что она позволяет тебе увидеть его. Но последнее время ты неоправданно рискуешь. Как вот только что.

Он смотрел на меня в упор, и я понял, что такого старого вояку, как Рыцарь, мне не провести. Наверняка ему и самому приходилось переживать подобное.

– Больше не буду, – пообещал я. – Во всяком случае, в обозримом будущем. Слово.

– Верю. Ну а что делать нам?

– Общая задача вам ясна – как и мне. Действуйте по обстановке так, чтобы можно было начать в любое время. И держите связь со мной. Ты, как всегда, за старшего.

Он кивнул, и я сказал предводителю тарменаров:

– Что у вас тут – вездеход?

– Аграплан. В двух шагах.

– В столице произошло что-нибудь… неожиданное?

Он покачал головой:

– Мне об этом ничего не известно.

– Ладно, – сказал я. – Полетели.

13

Маленькая машина стояла метрах в двухстах от нашего лагеря. В ней нас ожидали пилот и еще два тарменара; прочие, видимо, останутся, чтобы караулить мой экипаж; что же – помогай им Рыба! Я имел в виду, понятно, не моих людей.

Я занял указанное мне кресло. Взлетели бесшумно, вершины леса стремительно провалились, потом побежали назад – все быстрее, быстрее. Поднялись над облаками. Звездное небо над нами походило на полусферическое зеркало, хорошо отполированное, отбрасывающее на облака свет неизвестного источника, так что облака сверху казались серебряными. Далеко справа на серебре проступало розовое пятно; то пробивался свет из кратера Священной Гоpы, которая странным образом уже сотни лет вела себя, как хорошо отлаженный мотор на холостом ходу, котоpый не глохнет, но и не увеличивает оборотов. Зрелище было красивым.

Потом еще один источник света возник; маленький, но прыткий, он приближался к нам по плавной кривой. Пилот и капитан обменялись словечком-другим на языке, мне не понятном. Аграплан дал крутую свечу, потом нас слегка тряхнуло. Это означало, видимо, что меры защиты приняты. Прошло несколько секунд, пилот перевел машину в горизонтальный полет и держал площадку с полминуты; потом внизу маленький огонек превратился в букет из огненных цветов – лепестки вспыхнули и опали.

– Это по нам? – спросил я капитана.

– По факту, – ответил он, усмехнувшись.

– Чужие десантники из леса?

– Да кто угодно, – сказал он, пожав плечами. – Чужие, свои, а может быть – просто ребятня. Этого добра на планете валяется невесть сколько. Вот и играют. Мы защищены, не бойтесь.

– И в мыслях не было, – искренне сказал я.

Но тут же пилот снова нахмурился.

– Что-то еще? – поинтересовался я. Но тут же увидел и сам.

Неизвестно откуда возникло и теперь летело – справа, параллельным курсом, на расстоянии метров тридцати – несколько (шесть или семь) странных светящихся шаров – размером, как показалось мне, с человеческую голову. Поверхность их, если вглядеться, переливалась.

– Что это? – невольно вырвалось у меня.

Капитан пожал плечами:

– Никто не знает. Но после войны их развелось немало. Они не нападают, но все же приходится остерегаться. Может, они взрываются?

Больше я не спрашивал. Потому что понял: это те самые энобы, о которых предупредил нас Мастер. Энергия и информация. Хорошо, если только это…

Они сопровождали нас почти полчаса. Потом резко отвернули и стали снижаться.

Ничего страшного не произошло.

14

Мы долетели без приключений. Приземлились, однако, не там, где я ожидал: не на крыше правого крыла Жилища Власти, где была оборудована площадка для легких аграпланов и вертушек. И даже не на площади, на которую выходил Главный подъезд. Я не обиделся: через этот вход принимали лишь высоких гостей, я же сейчас был неизвестно кем. Но все же, оказавшись на земле, я удивился: уж слишком далеко мы пpиземлились, на пятачке среди развалин то ли Первого, то ли Второго городского пояса. Удивительно, как удалось пилоту втиснуть машину меж хребтами изломанных бетонных плит. Хотя – вспомнилось – они же горцы, Ястрины пареньки, так что ничего странного. Мог бы сесть и поближе…

Эту мысль я высказал капитану. Он глянул на меня достаточно хмуро:

– Мы, конечно, пробились бы. Но приказано не подвергать вас риску.

– Жилище Власти, что же, захвачено? Кем?

– Властелином, – буркнул он. – Ладно, пошли.

Некоторое время я жалел о том, что не занимался альпинизмом; потом привык, отделавшись парой синяков. Правда, оба солдата подстраховывали меня. Мы одолели «хребет», спустились по противоположному его склону (когда-то здесь проходила улица) и вошли под каким-то чудом уцелевшую арку, что вела раньше, видимо, во двор, теперь же представляла собою тупик, до половины заваленный битым кирпичом. Арка была очень старой, судя по виду кирпичей; потому, наверное, и устояла.

Я подумал было, что здесь мы будем дожидаться чего-то. Но капитан не собирался задерживаться. Почти на границе завала оказался канализационный люк, присыпанный кирпичной крошкой. Я не заметил его сразу, потому что глаза не успели привыкнуть к темноте. Капитан скомандовал по-своему. Один из его солдат остался у входа, изготовив свой автомат к бою, второй стал поднимать крышку люка, сметя с нее мусор.

Потом мы спустились по скобтрапу. Солдат, прикрывавший нас, влез последним и надвинул крышку на место. Колодец был неглубоким. Внизу оказалось сухо. Капитан зажег фонарик. Он шел первым, я – третьим, на всякий случай считая шаги. Ход постепенно расширялся, потолок уходил ввысь. Мы прошли, по моей прикидке, около двух километров, когда капитан сделал знак остановиться и стал шарить лучом фонарика по стенам.

– Наши доски, – пробормотал он. – Куда, к дьяволу, девались доски?

Я тоже стал оглядываться. У меня и раньше были подозрения, что ассариты видят в темноте хуже, чем мы, земляне.

– Вон они, впереди. Они нужны?

И я сделал шаг вперед. Он схватил меня за рукав:

– Стойте на месте.

И отдал приказание. Солдат отложил автомат, лег и стал подползать к доскам по-пластунски, прижимаясь к самой стене. Я не без удивления наблюдал. Потом солдат остановился, вытянул руки перед собой, что-то на своем наречии проговорил. Капитан ответил. Направил свет туда, где солдат уже делал что-то пальцами вытянутых рук. Он копался около пяти минут. Потом стал отползать, уже более уверенно, чем полз туда. Когда он поднялся на колени, я увидел в его руках два детонатора и тонкую проволоку – кусок около метра в длину.

Капитан, похоже, выругался – но скорее с удовлетворением. Передав ему принесенное, солдат снова пополз; на этот раз он ухватился за одну из досок и не без труда потянул на себя, вновь отползая. Я опять дернулся было, чтобы помочь, – и во второй раз был остановлен:

– Я сказал вам – не рисковать!

Доски вытащили по одной. Они были метра по три длиной и сантиметров двадцати в ширину, толщиной же дюйма полтора. «Хорошие доски для занятого постройкой дачи», – подумал я. Солдаты, теперь уже вдвоем, стали укладывать доски в виде настила на полу, и потом по одной толкать их вперед так, что конец доски оставался примерно в шаге перед нами. Досок было четыре, настил получился широким и удобным – если только не спотыкаться о пакеты взрывчатки, прочно прибинтованные к каждой доске. Непонятно только было – к чему тут настил и для чего взрывчатка на нем.

Еще команда – и первый солдат, подобрав оружие, двинулся по настилу и перешел на ту сторону. Сделал еще шаг и остановился. Пошел капитан. Потом – я. Доски были как доски. Наконец и последний участник экспедиции оказался рядом с нами. Но на этом дело не закончилось. Настил разобрали, доски по-старому сложили у стены, отсовывая их назад. Потом первый тарменар вернул детонаторы на место и зацепил конец проволоки за едва видимый крючок в полу, у самой стены.

– Можем идти, – сказал капитан.

– К чему была эта церемония? – не утерпел я.

Он усмехнулся:

– Тут – старая ловушка. Еще два шага – и человек проваливается в шахту, можно даже сказать – прямиком к Духам Гоpы. Пройти можно только по мостику.

– Дальше тоже будут такие сюрпризы?

– Такие – нет. Другие – возможно. Но и к другим мы готовы.

Он скомандовал, солдаты вытащили из сумок глушители и навинтили их. Из ножен были извлечены длинные кинжалы. Даже смотреть на них было страшновато.

– Идемте.

Мы двинулись в прежнем порядке.

Чем дальше мы шли, тем извилистее становился ход. Еще через километр вышли на перекресток. Свернули направо. Минут через десять остановились. Фонарик погас. Трое шепотом заговорили между собой, мне пришлось помалкивать. Я не обижался; мне хотелось лишь поскорее добраться до места, где можно будет по-человечески отдохнуть. Потом нас осталось трое: один солдат – тот, что шел последним, – растаял в темноте, за изгибом хода. Мы ждали. Было тихо. Потом послышался едва уловимый свист. Повторился. Капитан зажег фонарик. Мы двинулись дальше. Ушедший вперед тарменар поджидал нас шагах в двадцати. Капитан предупредил меня:

– Осторожно, не споткнитесь.

Но я успел уже разглядеть два тела, аккуратно уложенные к стене. Капитан провел по ним лучом. То не были тарменары Властелина.

– У них слишком мало людей, чтобы держать все проходы, – негромко сказал мне капитан. – Теперь, думаю, дойдем без задержек.

– Хотелось бы, – сказал я ему в затылок и умерил шаг, чтобы не оттоптать ему каблуки. – Но зачем вы их так – наповал?

– Это не мы, – сказал он, не оборачиваясь.

– Кто же?

Он ответил не сразу:

– Может, тут проходили Незримые. Бывает – некоторые умирают от страха. Сердце не выдерживает.

Я сделал вид, что объяснение меня удовлетворило.

15

Оставшиеся четверо дремали у догоревшего костра. Все было выпито, девицы ускользнули, опасаясь, наверное, солдатского пристрастия. Тарменары несли службу, охватив кострище и всех возле него редкой цепью. Было тихо и скучно.

– Чего ждем? – спросил у старшего Уве-Йорген, не очень рассчитывая на ответ.

– Машин.

– Где же они?

Тарменар немного подумал:

– Где-нибудь. Приедут.

И, еще поразмыслив, добавил:

– Лес густой.

И в самом деле, машинам пробираться сюда, выкручиваясь между деревьями, наверняка было сложно.

– Могли бы и сами дойти до просеки хотя бы. Вот как вы – сюда.

Тарменар сказал:

– Приказ.

Встал и отошел – наверное, чтобы больше не слышать вопросов.

Ждать пришлось еще не менее часа, пока не послышался звук работающего мотора. Звук многократно отражался от деревьев, и трудно было определить, с какой именно стороны приближается транспорт.

– Готовность! – негромко скомандовал старший команды своим солдатам, и они сразу же залегли, укрываясь за деревьями, изготовив оружие к бою.

Старший вернулся к костру:

– Подъем. За деревья. Лежать до команды.

Четверо нехотя поднялись, протирая глаза.

– К чему? – поинтересовался Уве-Йорген. – Есть угроза? Ребята, берем оружие.

– Отставить! – хмуро приказал старший. – Оружие – нельзя.

– А вы почему?..

– Так полагается.

– Приляжем, – сказал Питек. – Хотя я, конечно, предпочел бы более теплую компанию. Разогнали всех красавиц, черти.

– Тише, – остановил его Рыцарь. – Слушать всем. Слышите?

– Тихо, – ответил за троих Гибкая Рука.

– Машины остановились. Наверное, не могут пройти. Если…

Он не закончил – тишину нарушили хлопки. Вроде негромких аплодисментов. Один. Два. Три. Но донеслись они вовсе не оттуда, откуда можно было ждать появления машин. Хлопнуло наверху. Над головами. Ниже лесных макушек.

Рыцарь, как и все остальные, невольно поднял глаза к густозвездному небу над поляной. Но первым увидел опасность не он.

– Облако! – негромко предупредил индеец.

Звезды и в самом деле мутнели, расплывались. Небо меркло.

– Газ! – это был уже Рыцарь. – Принять меры…

Спохватились поздно: уже вдохнули. Голова пошла кругом. Отказался подчиняться язык. Не осталось сил подняться. Сладко-сладко зевнулось…

Последее, что еще увидели глаза, пока тяжело не упали веки: солдаты на опушке. Черные Тарменары. Много. Приближались неспешно, с оружием в руках, палец – на спуске.

И тут же пришел сон. Глубокий, как в детстве после дня беготни. Мягкий. Светлый.

…Ты отдаешь ручку от себя. Послушная, как палец руки, машина наклоняет острый нос. Бомбардировщик противника в прицеле – медленный, громоздкий, как крылатая баржа. Servus, mein lieber! Большой палец сам вжимает гашетку. Und – auf wiedersehen…

Но два мчатся навстречу. Только что их не было – и вот они. Длинноклювые. Маленькие крылья – где-то в самом хвосте. Нет мерцающего диска, бешено крутящегося винта. И не видно трасс, прочерченных пулями для корректировки прицела. Но краткий взблеск пламени, струя дыма – и сейчас, сейчас ракета…

Даже во сне понимаешь: этого не может быть. Эти перехватчики – совсем из другой эпохи. Не из той, военной. Но из неимоверно затянувшегося после нее нового предвоенья.

Ничего, это ведь только сон… Ничего. Das ist garnichts. Der is janischt, как говорят берлинцы.

Или:

Он совсем крохотный, этот мальчик, младенец, лежащий на широких ладонях высокого рыжебородого человека. Наверное, ему страшно. Детям часто бывает страшно: они изначально знают, что мир жесток, но еще не умеют его жестокости противопоставлять свою. Но младенец не плачет, попискивает только. Может быть, инстинктивно ощущает: то, что произойдет с ним сейчас, избавит его от всей злобности мира, от необходимости защищаться от нее и причинять зло другим… А может быть, ему, голенькому, просто приятно сейчас на жарком солнце: ему не холодно…

Рыжебородый с младенцем становится над самым обрывом. И все, стоявшие позади, невольно приближаются короткими шажками, сами того не замечая. Разговоры падают до шепота, потом и вовсе стихают. Всех накрывает тишина, и писк ребенка в ней особенно слышен.

Бессмертные боги, но ведь это я лежу на жестких ладонях, и это меня сейчас – хилого, ненужного стране – меня, меня…

Громкий голос оглушает: бородатый что-то раздельно произносит. Я его не понимаю: еще не научился говорить. Затем – взрыв голосов у него за спиной. И среди них – ни одного, в котором послышалась бы жалость.

И тут же я взлетаю в воздух. Солнце на миг заставляет зажмуриться, исчезает, снова слепит – и снова его нет. Свистит ветер – сперва ласково, потом все резче и резче. Все слышнее голос моря внизу, все ближе. И – …

Нет, это был не я. Не я! Я не родился хилым, я отважный воин, стоял в одном строю с Леонидом, когда нас было лишь триста.

Но это только сон. Я понимаю, что это только сон. Ничего страшного. Ты никогда не боялся, не бойся и сейчас…

Или:

Глубокая расселина. И я лежу в ней. Двинуться не могу. Наверное, переломаны кости. Сырость и холод пробираются под кожу, и я чувствую, как медленно немеет все внутри. Что там внутри? На костях почти ничего уже не осталось. Трудно есть беззубыми деснами, но я привык бы. А что еще я смог бы? Ничего. Только есть, пить и оставлять свои кучки. Такие не нужны роду. Не нужны племени. Все правильно. Только зябко. Но скоро и это пройдет.

А я ведь прекрасный охотник, я – летающий по деревьям, я – обрушивающийся на добычу с вершины, я – без промаха и дальше всех мечущий копье. Хотя – это уже не сейчас. Это – раньше.

Что такое – сейчас? Что – раньше? Когда я оступился и сорвался в расселину, мои сородичи глядели сверху, лица их оставались неподвижными; наши лица оживают, лишь когда мы преследуем дичь или врага, или спорим между собой, или подминаем под себя женщин. Когда бросают старика, все остаются спокойными.

Я ведь не сам оступился: меня подтолкнули, а я не так уж уверенно держался на ногах.