Давший клятву. Том 2 Сандерсон Брендон

Молодой человек замер, выказав некую степень сдержанности. Он взвесил то, во что ввязался, и решил – риск стоит награды. Унизить Черного Шипа здесь и сейчас – и, возможно, спасти город. По крайней мере, так он это видел.

– Я сожалею лишь о том, – отрывисто бросил юноша, – что мой голос не был достаточно громким, чтобы ты услышал оскорбления, деспот.

Далинар громко вздохнул, после чего начал расстегивать свою форменную куртку и остался в облегающей сорочке.

– Никаких осколков, – предупредил молодой человек. – Мечи.

– Как пожелаешь.

У сына королевы Фэн не было осколков, хотя он мог бы одолжить их, если бы Далинар настаивал. Но все равно мечи были для Далинара предпочтительней.

Юноша скрыл нервозность, потребовав, чтобы один из прислужников камнем нарисовал на земле круг. Охранники Риала и Далинара приблизились, позади них взволнованно трепетали спрены предвкушения. Далинар махнул, веля им удалиться.

– Не причини ему вреда, – прошептала Навани. Поколебавшись, прибавила: – Но и не проиграй.

– Не причиню. – Далинар вручил ей куртку. – Но не могу обещать, что не проиграю.

Навани не понимала – ну разумеется, как она могла понять! Нельзя просто избить парня. Это бы лишь убедило остальных в том, что князь Холин способен прибегнуть к угрозам, чтобы добиться своего.

Он вошел в ринг и измерил его, чтобы запомнить, сколько шагов можно сделать, прежде чем его вытолкнут наружу.

– Я предложил мечи, – проговорил юноша с оружием в руке. – Где ваш меч?

– Будем чередовать преимущество, три минуты, – ответил Далинар. – До первой крови. Можете начинать.

Молодой человек застыл. Чередование преимущества. У него было три минуты с оружием против невооруженного Далинара. Если князь продержится, не позволив себя задеть или вытолкнуть с ринга, они с противником поменяются ролями. Далинар с мечом, юноша – без оружия.

Этот нелепый дисбаланс обычно применяли во время учебных боев, чтобы бойцы набирались опыта для ситуаций, когда они могут оказаться безоружными перед лицом вооруженного врага. И в таких боях никогда не использовалось настоящее оружие.

– Я… – проговорил юноша. – Я возьму нож.

– Нет нужды. Меч вполне годится.

Юноша изумленно уставился на Далинара. Песни и предания повествовали о героях, которые без оружия сражались со множеством вооруженных противников, но на самом деле битва с вооруженным врагом пустыми руками невероятно трудна.

Сын королевы Фэн пожал плечами.

– Как бы мне ни хотелось прослыть человеком, который побил Черного Шипа в честном бою, – сказал он, – соглашусь на несправедливые условия. Но пусть твои люди дадут клятву, что, если дело обернется не в твою пользу, меня не назовут убийцей. Ты сам выдвинул эти условия.

– Да будет так, – подтвердил Далинар и посмотрела на Риала и остальных, которые отдали честь и произнесли нужные слова.

Тайленская письмоводительница встала рядом с рингом, чтобы засвидетельствовать бой. Как только она закончила обратный отсчет, юноша немедленно ринулся на Далинара, замахиваясь с грозным видом. Замечательно. Согласившись на такой поединок, не стоит медлить.

Далинар увернулся, потом принял бойцовскую стойку, хотя и не собирался подбираться ближе, чтобы попробовать захват. Пока письмоводительница отсчитывала время, Далинар продолжал увертываться от атак, зависая вдоль границы ринга и стараясь ее не переступать.

Сын Фэн, несмотря на свою агрессивность, был от природы наделен осмотрительностью. Вероятно, юноша мог вытолкнуть Далинара с ринга, но вместо этого предпочел снова и снова испытывать противника. Он опять атаковал, и Далинар с трудом ускользнул от мелькнувшего меча.

Юноша даже расстроился. Возможно, будь небо затянуто тучами, он бы увидел, что Далинар слабо светится.

Когда обратный отсчет приближался к концу, он стал менее осмотрительным. Тайленец знал, что надвигается. Три минуты в одиночку на ринге, без оружия, против Черного Шипа. Его атаки сделались более решительными, а потом и вовсе отчаянными.

«Ладно, – подумал Далинар. – Момент настал…»

Обратный отсчет достиг десяти. Молодой человек ринулся на него, вложив в последнюю атаку все силы.

Далинар выпрямился, расслабился и раскинул руки в стороны, чтобы зрители увидели: он намеренно не уклоняется. Потом он сделал шаг навстречу противнику.

Меч вошел ему прямо в грудь, слева от сердца. От удара и боли Далинар охнул, но сумел принять меч так, что тот не задел позвоночник.

Одно легкое наполнилось кровью, и буресвет хлынул его исцелять. Юноша глядел потрясенно, как будто – несмотря ни на что – не собирался и не ожидал, что нанесет такой решающий удар.

Боль стихла. Далинар закашлялся, сплюнул кровь и, схватив юношу за запястье, воткнул меч глубже в собственную грудную клетку.

Молодой человек выпустил рукоять и попятился, вытаращив глаза.

– Это был хороший выпад, – сказал Далинар бесцветным, сбивчивым голосом. – Я видел, как ты забеспокоился в конце; у кого-то другого это могло бы сказаться на технике.

Сын королевы упал на колени, не отрывая глаз от Далинара, который шагнул ближе и навис над ним. Кровь сочилась вокруг раны, пятная сорочку, пока буресвет не исцелил наружные порезы. Далинар втянул столько, что светился даже днем.

Во дворце стало тихо. Письмоводительницы потрясенно зажимали руками рот. Солдаты схватились за мечи, и спрены потрясения – желтые треугольники – разбивались вокруг них.

Далинар встретился взглядом с Навани, которая стояла скрестив руки. Она ответила лукавой улыбкой.

Он взял меч за рукоять и вытащил из груди. Буресвет хлынул в рану.

Стоило отдать должное юноше: он встал и пробормотал, заикаясь:

– Черный Шип, твоя очередь. Я готов.

– Нет, ты пустил мне кровь.

– Ты это позволил.

Далинар снял сорочку и бросил юноше:

– Отдай твою рубашку, и мы квиты.

Юноша поймал окровавленную сорочку и растерянно уставился на Далинара.

– Сынок, не нужна мне твоя жизнь, – объяснил тот. – Ни ород твой, ни королевство мне не нужны. Если бы я хотел завоевать Тайлену, вы бы увидели улыбку и услышали обещания мира. Уж это вы должны понимать, судя по моей репутации.

Он повернулся к наблюдающим офицерам, светлоглазым и письмоводительницам. Далинар добился своей цели. Они глядели на него с трепетом и испугом. Эти люди были в его руках.

И тут Далинар с изумлением осознал внезапное резкое недовольство. По какой-то причине эти испуганные лица ударили его сильнее, чем меч.

Рассерженный и пристыженный – сам не понимая отчего, – он повернулся и пошел прочь, вверх по ступенькам, ведущим со двора к храму на возвышенности. Когда Навани двинулась следом, чтобы поговорить с ним, князь взмахом руки велел ей оставаться на месте.

Один. Он должен немного побыть один. Далинар поднялся к храму, потом повернулся и сел на ступеньку, прислонившись к каменной плите, которая загородила дверной проем. Буреотец рокотал где-то на задворках его разума. А за этим рокотом пряталось…

Разочарование. Чего он только что добился? Сказал, что не желает завоевывать этот народ, но какую историю поведали его поступки? «Я сильнее вас, – кричали они. – Мне нет нужды с вами сражаться. Я могу вас сокрушить, не утруждаясь».

Неужели это должны были чувствовать люди, в чей город явились Сияющие?

Внутренности Далинара скрутил спазм тошноты. За свою жизнь он десятки раз выполнял такие трюки – завербовал Телеба, когда был юнцом, заставил Элокара поверить, что не пытается его убить, и совсем недавно вынудил Кадаша сразиться в тренировочном зале.

Внизу вокруг сына Фэн собрались люди и оживленно галдели. Юноша потирал грудь, как будто это его проткнули насквозь.

На задворках разума Далинар услышал все тот же настойчивый голос. Голос, который звучал с самого первого видения.

Объедини их.

– Я пытаюсь, – прошептал Далинар.

Почему у него не получается убеждать людей мирным путем? Почему его не слушают, пока он не изобьет кого-то до крови или, наоборот, не шокирует их собственными ранами?

Князь вздохнул, откинулся и опустил затылок на камни разрушенного храма.

Объедини нас. Пожалуйста.

Это был… другой голос. Сотня перекрывающихся голосов молила об одном и том же, и звучали они так тихо, что он едва мог их расслышать. Далинар закрыл глаза, пытаясь уловить их источник.

Камни? Да, он ощутил, что осколки камней… испытывают боль. Далинар вздрогнул. Он слышал спрена самого храма! Эти стены существовали как единое целое на протяжении веков. Теперь кускам – потрескавшимся, разрушенным – было больно. Они все еще видели себя красивым набором барельефов, а не изуродованным фасадом, вокруг которого разбросаны разбитые камни. Они жаждали снова сделаться единой неиспорченной сущностью.

Спрен храма плакал сотней голосов – так на поле боя солдаты оплакивают свои искалеченные тела.

Буря… Неужели все, что приходит мне на ум, должно быть связано с разрушением? Со смертью, израненными телами, дымом в воздухе и кровью на камнях?

Тепло внутри его говорило, что это не так.

Он встал и повернулся, полный буресвета, схватил упавшую плиту, перегородившую проем. Напрягся, поднимая ее до тех пор, пока не смог на корточках проскользнуть вниз и подставить плечи.

Далинар вдохнул и направил всю силу вверх. Камни заскрежетали, когда он поднял плиту, открывая проем. Едва она оказалась достаточно высоко, князь разместил руки прямо над головой. С последним толчком, вскрикнув, подбросил плиту вверх изо всех сил. Буресвет ярился внутри, кости выворачивались из суставов – и тут же исцелялись, – пока он медленно возвращал камень на положенное место над входом.

Он чувствовал, как храм умоляет не останавливаться. Спрен отчаянно желал снова стать целым. Далинар втянул больше буресвета – столько, сколько мог удержать, – осушив все самосветы, какие были при нем.

По лицу князя струился пот, пока он поднимал плиту достаточно высоко, чтобы она заняла свое место и рисунок казался правильным. Сила хлынула сквозь его руки и рассеялась в камне.

Резные орнаменты начали соединяться.

Каменная перемычка в его руках приподнялась и встала на место. Свет заполнил трещины, и они затянулись, а вокруг головы мужчины вспыхнули спрены славы.

Когда свечение померкло, передняя стена величественного храма – включая дверной проем и потрескавшиеся барельефы – оказалась восстановленной. Далинар стоял перед ней без рубашки, покрытый потом, и чувствовал себя на двадцать лет моложе.

Хотя нет – человек, которым он был двадцать лет назад, такое бы не осилил.

«Узокователь».

Кто-то коснулся его руки; нежные пальцы Навани.

– Далинар… что ты сделал?

– Я прислушался.

Сила годилась не только для разрушения. «Мы не обращали на это внимания. Мы не замечали ответы прямо перед собственным носом».

Князь Холин бросил взгляд через плечо на толпу, которая взбиралась по лестнице, скапливаясь вокруг него.

– Ты, – обратился он к письмоводительнице. – Ты писала в Уритиру и просила прислать лекарей Таравангиана?

– Д-да, светлорд.

– Напиши снова. Пусть пришлют моего сына Ренарина.

Королева Фэн нашла его во внутреннем дворе храма Баттах – того, где находилась большая разбитая статуя. Ее сын – теперь он носил окровавленную рубашку Далинара, повязав вокруг талии, словно кушак, – возглавлял отряд людей с веревками. Они только что соединили сломанные бедра изваяния; Далинар, осушив взятые у кого-то сферы, соединял расколотые камни.

– Кажется, я нашел левую руку! – крикнул кто-то снизу, куда рухнула основная часть скульптуры, провалившись сквозь крышу особняка.

Далинаровский отряд солдат и светлоглазых с радостными воплями ринулся вниз по ступенькам.

– Не думала, что застану Черного Шипа без рубашки, – заявила королева Фэн, – и… играющим в творца!

– Я могу исправлять только неодушевленные вещи, – объяснил Далинар, вытирая руки о тряпку, привязанную к поясу. Он был измучен. Ему никогда раньше не доводилось использовать такое количество буресвета, и это оказалось довольно изматывающе. – Мой сын занят более важным делом.

Из храма наверху вышла маленькая семья. Судя по неуверенным шагам отца, которого поддерживали сыновья, во время недавней бури он сломал ногу или обе. Дородный мужчина жестом попросил юношей отойти, сделал несколько робких шажков, а потом, широко распахнув глаза, подпрыгнул.

Далинар знал это ощущение: длящийся эффект буресвета.

– Я должен был сообразить раньше – мне следовало послать за младшим сыном в тот же момент, когда я увидел тех раненых. Я дурак. – Далинар покачал головой. – Ренарин обладает способностью исцелять. Он в этом деле новичок, как и я в своем, и лучше всего у сына получается исцелять тех, кто был ранен недавно. Интересно, похоже ли это на то, что делаю я? Когда душа привыкает к ране, ее куда сложнее залечить.

Единственный спрен благоговения появился рядом с Фэн, когда семья приблизилась, поклонилась и что-то сказала на тайленском. Отец при этом улыбался как дурачок. На миг Далинару показалось, что он вот-вот поймет их речи. Словно какая-то его часть тянулась к этому человеку, желая создать узы. Любопытное ощущение, пусть Далинар и не знал, как его истолковать.

Когда они ушли, он повернулся к королеве.

– Не знаю, сколько продержится Ренарин и как много ран достаточно свежи, чтобы он смог их исцелить. Но мы могли бы этим заниматься и дальше.

Внизу раздавались возгласы: каменную руку доставали из особняка через окно.

– Я заметила, ты околдовал и Кдралка.

– Он славный малый.

– Сын был решительно настроен на то, чтобы как-то вызвать тебя на дуэль. Я слышала, ты дал ему такую возможность. Пройдешься по всему городу, очаровывая всех по очереди, верно?

– Надеюсь, нет. Подобное мероприятие заняло бы много времени.

Молодой человек сбежал по лестнице, ведущей из храма, держа в руках ребенка с волосами, падающими на лицо. Дитя, невзирая на рваную и испачканную в пыли одежду, широко улыбалось. Юноша поклонился королеве и поблагодарил Далинара на ломаном алетийском. Ренарин всем сообщал, что исцеления – его заслуга.

Фэн с непроницаемым выражением лица проследила за тем, как они уходили.

– Фэн, мне нужна твоя помощь, – прошептал Далинар.

– Мне трудно поверить, что тебе что-то нужно, учитывая сегодняшние достижения.

– Осколочники не могут выстоять сами.

Она уставилась на него, хмурясь.

– Прости. Военная максима. Я… ох, ладно. Фэн, у меня есть Сияющие, да, – но какими бы могущественными они ни были, им не выиграть эту войну. Более того, я чувствую, что что-то упускаю, но не могу понять что. Вот почему мне нужна ты. Я мыслю как алети, и большинство моих советников тоже. Мы обсуждаем войну, конфликт, но не замечаем важные факты. Когда я только узнал о силе Ренарина, мне пришло в голову только, что можно исцелять людей на поле боя и продолжать сражение. Ты мне нужна; и азирцы тоже нужны. Мне необходима коалиция правителей, которые видят то, чего я не вижу, потому что мы столкнулись с противником, чей образ мыслей не похож на привычный. – Он склонил голову перед нею. – Прошу тебя, Фэн. Присоединяйся ко мне.

– Я уже открыла врата и веду переговоры с советниками по поводу оказания помощи в твоей войне. Разве ты не этого хотел?

– Вовсе нет. Мне нужно, чтобы ты по-настоящему присоединилась ко мне.

– В каком смысле?

– В таком, что «моя» война должна стать «нашей».

– Ты настойчив. – Она перевела дух и продолжила, не давая ему возразить: – Полагаю, это именно то, что нам нужно прямо сейчас. Ладно, Черный Шип. Ты, я, Таравангиан. Первая по-настоящему объединенная воринская коалиция, какую видел мир со времен Иерократии. К несчастью, двое из нас возглавляют разрушенные королевства.

– Трое, – со вздохом уточнил князь. – Холинар осажден врагом. Я послал помощь, но пока что Алеткар – оккупированное королевство.

– Чудно. Что ж, полагаю, я сумею убедить городские фракции впустить твои войска, чтобы они нам помогли. Если с этим все пройдет хорошо, напишу Верховному Азира. Может, будет какой-нибудь толк.

– Уверен, что будет. Теперь, когда ты согласилась присоединиться, нашей важнейшей целью стали азирские Клятвенные врата.

– Ну, с этим все будет непросто, – заметила Фэн. – Азирцы отнюдь не в таком отчаянном положении, как я, – и они не воринцы. Местные, включая меня, покоряются хорошему толчку от решительного монарха. Сила и пыл – воринский путь. Но подобная тактика лишь заставит азирцев окопаться и дать еще более сильный отпор.

Он потер подбородок:

– Совет есть?

– Не думаю, что это тебе понравится.

– А ты попробуй, – предложил Далинар. – Я начинаю осознавать, что мой обычный способ ведения дел имеет серьезные ограничения.

60. Ветра и клятвы

Я беспокоюсь о собратьях-правдоглядах.

Из ящика 8–21, второй изумруд

Буря не принадлежала Каладину.

Ему принадлежали небеса и в определенной степени ветра. Великие бури – нечто иное, вроде страны, в которой он был гостем, посланником. Уважение сохранялось, но настоящей властью он не обладал.

Сражаясь с Убийцей в Белом, Каладин путешествовал вместе с Великой бурей, мчась на переднем крае буревой стены, словно лист на гребне волны. Этот метод – с Великой бурей, ярящейся в полную силу у него под ногами, – казался чересчур рискованным, чтобы брать с собой кого-то еще. К счастью, во время путешествия в Тайлену они с Шаллан опробовали другие методы. Оказалось, он мог черпать силу из бури, если оставался в пределах сотни футов над буревыми тучами.

И теперь он летел там, с двумя мостовиками и избранным отрядом Элокара. Над ними ярко светило солнце, а внизу во всех направлениях простиралась грозная буря. Клубящиеся черно-серые тучи, озаренные вспышками молний. Грохочущие, словно рассерженные тем, что группка дерзких людишек едет «верхом». Они сильно отстали от буревой стены и теперь не видели ее. Направляясь к Холинару, отряд должен был двигаться скорее на север, чем на запад, пересекая Ничейные холмы в сторону Северного Алеткара.

В узорах клубящейся бури было нечто завораживающее, и Каладину пришлось сосредоточить внимание на своих подопечных. Их было шестеро, то есть всего в экспедицию отправилось девять человек, считая его самого, Скара и Дрехи.

Король Элокар летел впереди. Прихватить с собой осколочную броню не получилось: сплетения не действовали на доспехи. Король был в плотной одежде и странного вида стеклянной маске, которая служила преградой ветру. Наряд и маску предложила Шаллан; оказывается, такими штуками пользовались моряки. Следующим был Адолин. Затем двое солдат Шаллан – неряшливые дезертиры, которых она подобрала, словно раненых щенков, – и горничная. Каладин не понимал, зачем взяли этих троих, но король настоял.

Все, кроме Шаллан, были одеты так же, как и король, отчего девушка выглядела еще более странно. Она летела всего лишь в своей синей хаве – подколотой, чтобы не слишком сильно развевалась, – и белых рейтузах. Буресвет струился от кожи девушки, согревая и поддерживая ее.

Ее волосы развевались неистовой темно-рыжей волной. Она летела, вытянув руки вперед, закрыв глаза, с улыбкой на лице. Каладину приходилось все время регулировать ее скорость, чтобы Шаллан держалась вместе с остальными, – девушка не могла устоять перед тем, чтобы не ощутить ветер меж пальцами свободной руки и не помахать пролетающим мимо спренам.

«Как же она может вот так улыбаться?» – спросил себя Каладин. Во время совместного путешествия по ущельям он узнал ее тайны. Раны, которые она скрывала. И все же… она могла каким-то образом попросту их игнорировать. У Каладина это не получалось. Даже когда он не пребывал в излишне мрачном настроении, его обременяли обязанности или нужды людей, о которых он должен был заботиться.

Ее беспечная радость пробуждала в нем желание показать, каково это – летать по-настоящему. Она не могла пользоваться сплетениями, но сумела бы собственным телом придавать форму ветру и танцевать в воздухе…

Каладин вынудил себя вернуться к происходящему, изгнав глупые мечты. Он прижал руки к телу, уменьшая поверхность, на которую воздействовал ветер. Это позволило перелететь к началу вереницы людей, чтобы по очереди обновить их буресвет. Он не пользовался буресветом для маневрирования – хватало и ветра.

Скар и Дрехи летели самостоятельно футах в двадцати внизу, наблюдая на случай, если кто-то по какой-нибудь причине упадет. Обновив плетения, Каладин вернулся в строй между Шаллан и Элокаром. Король смотрел вперед сквозь маску, как будто не замечая поразительную бурю внизу. Девушка легла на спину и с блаженным видом уставилась в небо; подол ее подколотой юбки трепетал на ветру.

С Адолином совсем другая история. Он посмотрел на Каладина, потом закрыл глаза и стиснул зубы. По крайней мере, перестал молотить в воздухе руками и ногами каждый раз, когда менялся ветер.

Они не говорили – все равно в шуме ветра звук их голосов должен был затеряться. Чутье подсказывало Каладину, что он, вероятно, может смягчить силу ветра в полете – такой опыт уже был, – но некоторые способности нельзя воспроизводить намеренно.

В конце концов от бури внизу вспорхнула светящаяся линия. Вскоре она превратилась в ленту из света и подлетела к Каладину.

– Только что миновали реку Ветробегунью, – доложила Сил.

Он воспринимал ее слова не как последовательность звуков, но как ментальные отпечатки.

– Значит, Холинар уже близко.

– Ей определенно нравится небо, – заметила Сил, взглянув на Шаллан. – Прирожденная летунья. Она почти похожа на спрена, и от меня это высокая похвала.

Он вздохнул и отказался смотреть на Шаллан.

– Да ладно тебе… – Сил метнулась на другую сторону от него. – Ты должен быть с людьми ради собственного счастья. Я знаю, что это так.

– У меня есть мои мостовики, – пробормотал он. Слова унес ветер, но Каладин знал, что Сил услышит, как он услышал ее.

– Сам знаешь, это не одно и то же.

– Она взяла горничную в разведывательную миссию. Не способна неделю прожить без того, чтобы кто-то не укладывал ей волосы. Думаешь, такое может меня заинтересовать?

– Думаю? – уточнила Сил. Она приняла облик миниатюрной девушки в девчоночьем платье, которая летела впереди него. – Я знаю! Даже не рассчитывай, что твои вороватые взгляды ускользнули от моего внимания. – Она ухмыльнулась.

– Пора остановиться, чтобы не проскочить мимо Холинара, – сменил тему Каладин. – Ступай предупреди Скара и Дрехи.

Каладин занялся своими подопечными по очереди, заменяя плетение вперед половинным плетением вверх. У плетений был странный эффект, который сводил на нет попытки Сигзила описать их с помощью научной терминологии. Все его подсчеты говорили, что человек, будучи сплетенным, находился под влиянием как земли, так и плетения.

Но на самом деле все было иначе. Стоило применить к кому-нибудь основное плетение, и его тело совершенно забывало о притяжении земли – он летел в том направлении, какое указал заклинатель потоков. Неполные плетения основаны на том, что часть человеческого веса забывала о земле, хотя остальное по-прежнему тянулось вниз. Потому половинное плетение, обращенное кверху, заставляло человека зависать между небом и землей.

Каладин расположил группы так, чтобы можно было переговорить с королем, Адолином и Шаллан. Его мостовики и прислужники Шаллан зависли на некотором расстоянии. Даже новые объяснения Сигзила не помогали понять, что именно сделал Каладин. Он каким-то образом создал… канал вокруг группы, словно в реке. Течение, которое увлекало их за собой, позволяя держаться рядом.

– Это действительно красиво! – воскликнула Шаллан, обозревая бурю, которая покрывала все, кроме верхушек каких-то очень далеких гор слева от них. Наверное, это были горы Солнцетворца. – Как смешивание красок – если бы темная краска могла каким-то образом порождать новые цвета и свет внутри своих завихрений.

– Главное, чтобы я смотрел на нее издалека, – проворчал Адолин. Он держал Каладина за руку, чтобы не отлететь в сторону.

– Мы близко к Холинару, – сообщил Каладин. – И это хорошо, поскольку приближаемся к хвосту бури и вскоре я потеряю доступ к ее буресвету.

– А вот я, – проговорила Шаллан, глядя вниз, – потеряю ботинки.

– Ботинки? – переспросил Адолин. – Я там потерял свой обед.

– Представляю себе, как что-то соскальзывает и падает туда, – прошептала Шаллан. – Исчезает. Навсегда. – Она посмотрела на Каладина. – Никаких острот по поводу отсутствующих ботинок?

– Ничего смешного в голову не пришло. – Он помедлил. – Впрочем, тебя это никогда не останавливало.

Шаллан ухмыльнулась:

– Мостовик, а ты когда-нибудь думал о том, что плохое искусство приносит миру больше пользы, чем хорошее? Начинающие художники тратят огромное количество времени на плохие учебные работы. И даже когда художник становится мастером, некоторые картины у него попросту не получаются. А другие кажутся неправильными, пока не нанесен последний штрих. Плохое искусство всегда дает много опыта, ибо твои ошибки важнее успехов. Кроме того, удачные работы обычно пробуждает в людях одинаковые чувства – в большинстве своем хорошие произведения одинаково хороши. Но каждое плохое творение плохо оригинальным, неповторимым образом. Потому я рада, что у нас есть плохое искусство, и уверена, что Всемогущий с этим согласен.

– Шаллан, все это, чтобы оправдать твое чувство юмора? – произнес удивленный Адолин.

– Мое чувство юмора? Нет, я просто пытаюсь оправдать творение капитана Каладина.

Не обращая на нее внимания, Каладин глядел на восток, прищурив глаза. Тучи позади них светлели от непроницаемой мрачной черноты и серости до более мягких оттенков, цвета утренней каши, которую готовил Камень. Буря приближалась к завершению; стихия, которая прибыла с помпой, оканчивалась продолжительным вздохом, шквалы уступали место спокойному дождю.

– Дрехи, Скар, – позвал Каладин. – Удерживайте всех в воздухе. Я собираюсь вниз, на разведку.

Двое отсалютовали ему, и Кэл упал сквозь тучи, которые изнутри выглядели как грязный туман. Каладин вылетел из них, покрытый инеем, и струи ослабевающего дождя начали хлестать его. Наверху тихонько рокотал гром.

Сквозь тучи просачивалось достаточно света, чтобы он смог обозреть ландшафт. Действительно, город был близко и выглядел величественно, но он вынудил себя поискать врагов, прежде чем восхищаться пейзажем. Отметил широкую равнину перед городом – поле боя, очищенное от деревьев и больших валунов, которые могли бы послужить прикрытием вторгшейся армии. Оно оказалось пустым, что не было неожиданностью.

Вопрос заключался в том, кому принадлежала власть в городе – Приносящим пустоту или людям? Он осторожно снизился. Вокруг сияла россыпь буресветных огней от клеток, которые оставили снаружи, чтобы буря зарядила самосветы. И… да, над сторожевыми постами взвились алетийские флаги. Это означало, что самая тяжелая часть бури миновала.

Каладин вздохнул с облегчением. Холинар не пал, хотя – если донесения верны – враги захватили все окрестные города. Он присмотрелся и заметил, что противник возводит буревые убежища на поле боя: бункеры, из которых они могли предотвратить пополнение запасов в Холинаре. Пока что они представляли собой просто фундаменты из кирпича и раствора. В периоды между бурями их, скорее всего, охраняли – и строили – большие отряды вражеских сил.

Каладин наконец-то позволил себе поглазеть на Холинар. Он знал, что сделает это, – чувство было неизбежным, как начинающийся зевок: его нельзя надолго сдержать. Сперва оцени местность на предмет опасности, разберись, что где.

Потом можно и вытаращить глаза.

Буря свидетельница, город был прекрасен.

Однажды Каладин уже пролетал над ним в полусне, когда увидел Буреотца. Это не произвело на него такого впечатления, как сейчас, когда он парил над огромной столицей. Кэл видел настоящие города – военные лагеря в совокупности, похоже, превосходили Холинар размером, – так что изумил его не масштаб, но разнообразие. Он привык к практичным бункерам, а не к каменным зданиям самых разных форм с непохожими крышами.

Отличительной чертой Холинара, конечно же, были ветролезвия: любопытные скальные образования, которые поднимались из камня, будто плавники какого-то гигантского существа, большей частью скрытого под поверхностью. Изогнутые скалы покрывали пласты красного, белого и оранжевого цвета, темные и блестящие от дождя. Он лишь теперь понял, что городские стены отчасти построены на вершинах наружных ветролезвий. Ну да – нижние участки стен буквально выросли из земли, и люди выстроили на них укрепления, выровняв вершины и заполнив пространства между изгибами.

В северной части города возвышался дворцовый комплекс, высокий и горделивый, словно вопреки бурям. Дворец был сам по себе как маленький город, с яркими колоннами, ротондами и башенками.

И что-то с ним было очень, очень не в порядке.

Над дворцом нависла туча – сгусток тьмы, который с первого взгляда казался игрой света и тени. Ощущение неправильности усиливалось вокруг некоей части с восточной стороны дворца. Эту плоскую, приподнятую площадь застроили небольшими зданиями. Дворцовый монастырь.

Платформа Клятвенных врат.

Каладин прищурился, потом снова кинул плетение в небо и прошел сквозь тучи. Наверное, он слишком зазевался – не нужно, чтобы люди начали говорить о светящемся человеке в небе.

И все же… этот город. В сердце Каладина до сих пор жил деревенский мальчик, который мечтал увидеть мир.

– Обратила внимание на тьму вокруг дворца? – спросил Каладин у Сил.

– Ага, – прошептала она. – Что-то очень нехорошее.

Каладин появился из туч и увидел, что его отряд снесло ветром к западу. Он направил себя в их сторону и впервые заметил, что его буресвет больше не обновляется бурей.

Дрехи и Скар заметно расслабились, когда увидели его.

– Кэл… – начал Скар.

– Знаю. У нас осталось мало времени. Ваше величество, город прямо под нами – и наши силы по-прежнему контролируют стены. Паршенди строят буревые бункеры и осаждают район, хотя основная часть их армии, вероятно, отступила в близлежащие города в ожидании бури.

– Город выстоял! – воскликнул Элокар. – Отлично! Капитан, опустите нас.

– Ваше величество, если мы просто упадем с неба, вражеские разведчики точно увидят, как мы входим.

– Ну и что? – удивился король. – Нужда в уловках возникла из-за опасений, что нам, вероятно, придется проникать в город тайком. Если наши силы все еще его удерживают, мы можем открыто направиться ко дворцу, принять командование и запустить Клятвенные врата.

Каладин поколебался:

– Ваше величество, с дворцом… что-то не так. Он выглядит темным, и Сил это тоже увидела. Я советую проявить осторожность.

– Там внутри мои жена и ребенок, – заявил Элокар. – Им может угрожать опасность.

«Шесть лет войны ты не очень-то о них тревожился», – подумал Каладин.

– Давайте все равно спустимся, – решил король. – Нам надо как можно скорее добраться до Клятвенных врат… – Он умолк, перевел взгляд с Каладина на Шаллан, а потом на Адолина. – Или нет?

– Советую проявить осторожность, – повторил Каладин.

– Ваше величество, мостовик не из тех, кто беспокоится по пустякам, – напомнил Адолин. – Мы не знаем, что происходит в городе и что там случилось после донесений о хаосе и бунтах. Осторожность, на мой взгляд, не помешает.

– Ладно, – уступил Элокар. – Потому я и взял с собой светоплетельщицу. Светлость, что вы думаете?

– Давайте приземлимся за пределами города, – предложила Шаллан. – Достаточно далеко, чтобы сияние буресвета нас не выдало. Можем использовать иллюзии, чтобы проникнуть внутрь и выяснить, что происходит, не раскрывая себя.

– Хорошо, – согласился Элокар с резким кивком. – Капитан, делаем, как она предлагает.

61. Воплощенный ночной кошмар

Мы можем записать любой секрет, какой захочется, и оставить здесь? А откуда нам знать, что их найдут? А, мне плевать. Вот это и запишите.

Из ящика 2–3, дымчатый кварц

Вражеская армия пропускала беженцев в город.

Сперва это удивило Каладина. Разве смысл осады заключался не в том, чтобы не давать людям пробираться внутрь? Но в Холинар шел неубывающий поток людей. Ворота стояли закрытые, чтобы противостоять вторжению, однако боковые двери – тоже значительного размера – были распахнуты.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»