07'92 Корнев Павел

04|07|1992

вечер

Со сборкой мебели провозились до семи вечера. Наверное, и дальше занимались бы чем-нибудь полезным, но Рома достал пачку «Бонда», сунул в рот сигарету и объявил:

– Народ, хорош вату катать! Идти пора!

Ну мы и двинули. Во дворе уже ждали пацаны. Собралось человек двадцать, кто-то подошёл пустой, кто-то приволок замотанные в газеты обрезки арматуры – сейчас те белели в траве газонов. Самым предусмотрительным оказался Саня-Татарин: он принёс футбольный мяч, и когда мимо медленно-медленно прополз патрульный уазик, милиционеры цепляться не стали. Вроде как на футбол пацаны собрались, что тут такого?

А потом появился Граф, и у меня от нехорошего предчувствия кольнуло под сердцем. Он вышел из подъезда в сопровождении Кабана – товарища крепкого и массивного, но один человек в делах подобных нынешнему погоды не делает. Да и дальше всё пошло как-то неправильно.

– Так, братва! Сарафан собирать не будем, – объявил Граф. – Просто поговорим, спокойно ситуацию разрулим.

Прозвучали эти слова разумно, и меня в какой-то степени успокоили. Ему видней, в конце концов. Да и Андрей против такого предложения возражать не стал.

– Пацаны, с нас пиво! – сразу предупредил он собравшихся. – Вы пока в футбол погоняйте, мы сюда вернёмся.

Граф посмотрел на часы с массивным стальным браслетом и поторопил нас:

– Двинули!

Пошли по краю посёлка, и неожиданно для себя я отметил, что у многих участков земля между забором и дорогой теперь засажена картошкой. Возник вопрос, сколько из неё выкопают хозяева, а сколько под покровом ночи разворуют всякие асоциальные элементы, но сразу выкинул его из головы. Не моя печаль.

Территория шараги была обнесена высокой оградой, но во многих местах железные прутья были отогнуты в разные стороны, через одну из таких дыр мы внутрь и забрались. Миновали выкопанные для занятий начальной военной подготовкой окопы, обогнули здание и сразу увидели дожидавшуюся нас компанию. Я узнал братьев Кислых, старшего и младшего, Пантелея и крепыша, который забил стрелку, а ещё рядом с ними стоял невысокий мужичок лет пятидесяти на вид, широкоплечий и лысоватый. Чем-то он неуловимо напоминал школьного учителя физкультуры, но едва ли на стрелку привели бы простого физрука.

Что-то сейчас будет…

Метров за десять Граф остановил нас, а сам двинулся дальше, взяв с собой только Андрея. Навстречу им выдвинулись братья и непонятный мужичок. К слову, Кислый-старший на опустившегося наркомана нисколько не походил. Держался он уверенно и солидно, даже привычной расхлябанности в движениях заметить не удалось. Да и Граф не счёл зазорным первым протянуть ему руку, что говорило о многом.

– А что за лысый хрен с горы? – негромко спросил Рома.

Оставшийся с нами Кабан только передёрнул мощными плечами и ничего отвечать не стал. То ли и сам не знал, то ли не посчитал нужным.

«Лысый хрен», как обозвал его мой приятель, встал наособицу и, такое впечатление, взял на себя функции арбитра. Всё общение шло через него, он что-то выспрашивал, что-то втолковывал, и никто по этому поводу не протестовал. Вместе с тем разговор точно был не из простых: под конец Андрей вышел из себя, Граф его даже придержал.

– Не нравится мне это, – проворчал Рома и хрустнул костяшками пальцев.

Я был с приятелем целиком и полностью согласен, и только Кабан остался совершенно невозмутим.

– Не ссыте, пацаны. Всё путём будет.

Хотелось в это верить, но, когда Андрей обернулся и махнул рукой, разом взмокла спина.

– Серый, давай сюда!

Я матернулся сквозь зубы, подошёл и встал рядом с Фроловым. Вопросов задавать не стал, спросили меня самого.

– Пантелея вы вдвоём замесили, так? – скривил в ухмылке тонкие бледные губы Кислый-старший. Глаза у него были совершенно стеклянные, и подумалось, что если он и не сидит на чём-то тяжёлом, то уж на таблетках точно. Ещё и упакованный весь из себя, не в спортивном костюме на стрелку пришёл, а в пиджачке, слаксах и лакированных туфлях.

Все выжидающе уставились на меня, но я подавил самый первый порыв и от невнятных оправданий удержался. По здравому размышлению не пошёл и в отказ, да и о вмешательстве Ромы по собственной инициативе промолчал, лишь пожал плечами и спокойно произнёс:

– Пантелей на Андрея прыгнул, мы за него вписались. О драке один на один разговора не было. Помахались и разошлись.

При всём нежелании оправдываться, никак иначе мои слова расценить было нельзя, и во рту появился противный привкус желчи. А потом пришла злость.

Какого хера?! Я в армии отслужил и пострелять успел, я ночью на болоте трупы в кучу мусора закапывал! Контрольный в затылок делал! А эти уроды кто такие? С какой стати перед ними отчитываться? Вертел я их на известном месте!

– А один на один – слабо? – тут же зацепился за мои слова Кислый.

– Смысла не вижу, – и не подумал я реагировать на детскую подначку.

– У Пантелея к тебе претензия. Имеет право.

Я не стал ввязываться в бессмысленный спор, сразу отрезал:

– Есть претензии, пусть сам их и предъявляет.

Лысый дядька одобрительно кивнул, а вот Кислому такой мой ответ не понравился, его аж перекосило. Но наезжать он не стал, позвал Пантелеева. Миша подошёл и ожидаемо заявил:

– Енот, вы меня по беспределу запинали. Надо разобраться один на один.

Выглядел Пантелеев непривычно скованным; я присмотрелся к нему и хмыкнул:

– Миша, оно тебе точно надо?

Тот хоть и занимался боксом, но удар держал не лучшим образом. Драться нам доводилось не раз и не два, и выхватывал в этих потасовках именно он. Но тут набычился и заявил:

– Давай! Один на один!

Махать кулаками не хотелось, но и отказаться никакой возможности не было. Я расстегнул олимпийку, стянул её и протянул Андрею. После отдал пусковое устройство и ключи.

Фролов придержал меня и тихонько сказал:

– Осторожней, Серый. Он, похоже, чем-то закинулся.

Я присмотрелся к Пантелею, который сосредоточенно крутил мощными плечами, разогреваясь, и кивнул.

– Похоже на то.

Слухи о том, что Кислый перед разборками кормит своих пацанов таблетками, ходили ещё до моего ухода в армию, но тогда я относился к ним с изрядной долей скептицизма и, похоже, зря. Какой-то совсем Миша деревянный, не бывает такого с травки.

– Разберитесь здесь и сейчас, – напутствовал нас дядечка, – чтобы впредь к этому не возвращаться.

Но заторможенным Пантелей лишь казался, он сразу двинулся вперёд и сходу попытался зацепить меня левой, не попал и добавил правой, следом пробил двоечку. Я уклонился, поставил блок и ответил прямым в голову. Удар пришёлся в скулу, но Миша его, такое впечатление, даже не заметил. А вот мне прилетело кулаком по рёбрам как-то совсем уж неприятно, аж перекосило всего.

Стало ясно, что простой обмен ударами будет не в мою пользу, и я отступил, а когда Пантелей при ударе по своему обыкновению слишком сильно провалился вперёд, то перехватил его мускулистое запястье и откинулся, утягивая противника за собой. Бросок через спину прошёл будто на тренировке, и Миша тяжело грохнулся о землю. Мне тоже не удалось удержаться на ногах, только роли это уже не играло, я навалился сверху и провёл удушающий приём.

Пантелей попытался вывернуться и засучил ногами по траве, но куда там! И тут же Андрей вскрикнул:

– Серый!

Краем глаза я уловил резкое движение и начал поворачиваться, лишь поэтому носок кожаного штиблета не попал по виску, а просто чиркнул по лбу. Меня будто подбросило, кровь прилила к лицу, рубец запульсировал в такт бешеному стуку сердца. Я встал в стойку, шагнул вперёд и только тогда разглядел, что по голове меня приложил Кислый-старший. Тот от неожиданности качнулся назад, но тут же опомнился и скривил губы в презрительной ухмылке.

– Чё, н-на?

И я не решился вломить ему, оглянулся на своих. Сдулся.

Кабан удержал на месте дёрнувшегося ко мне Андрея, а Граф с какой-то даже благодушной интонацией поинтересовался:

– Ну ты чё творишь, Кислый?

– Пусть дерутся, а не мацают друг друга! – объявил тот с ухмылкой и отошёл.

Лысый дядька начал ему что-то выговаривать, но мне было уже не до того – с земли поднялся Пантелеев. Он снова попёр вперёд и активно заработал руками, словно и не валялся только что, хрипя и сипя, полузадушенный. А вот меня неожиданное вмешательство попросту выбило из колеи. Пропал кураж, мысли разбегались, я ушёл в глухую оборону и очень скоро отсушенные руки начали наливаться свинцовой тяжестью.

Кто-то засвистел, и я не удержался, пробил Мише левой в корпус, правой зарядил в глаз, рассчитывая рассечь бровь. Попал ниже, да ещё и сам пропустил неслабый тычок в переносицу; потекла кровь. Мы ещё пару раз обменялись ударами, а Пантелей и не думал снижать темп. Уж не знаю, чем он закинулся, но моих попаданий он словно не замечал.

И вновь я закрылся, отступил. Миша не отставал, и я сбил его с шага, встретив подошвой кроссовки в бедро. Сразу разорвал дистанцию, опустил руки, встряхнул ими, разминая. Пантелей опять двинулся вперед, и снова пинок заставил его оступиться. Кислый-младший презрительно засвистел, когда мне в третий раз удался этот приём, и Миша ускорился, потерял осторожность.

Как и в самом начале драки, он слишком сильно подался вперёд, и я сумел провести захват, швырнул его через бедро. Но на этот раз и не подумал переводить драку в партер, Пантелей только приподнялся на колено, когда я шагнул к нему и со всего маху приложил ногой по голове. Попал взъёмом стопы в подбородок, и рухнувший на спину парень крепко долбанулся затылком о землю. Встать он не смог, мелькнула даже мысль, что перестарался и сломал ему шею.

Тут же подскочил Андрей, я отстранил его и попросил:

– Глянь, он живой вообще. – А сам отошёл в сторону и наклонился, не желая и дальше пачкать майку кровью. Из носа продолжало течь, но сломан он не был и даже не опух.

Рядом встал лысый дядька, покачал головой.

– Борец, да? Приходи, поставим ударную технику.

Я удивлённо повернулся, и он наставил палец на Андрея.

– Куда идти, у друга спросишь. И аккуратней с Графом, гнилой он какой-то стал.

Дядька ушёл взглянуть на Мишу, который к моему немалому облегчению сумел встать с земли, пусть и покачивался словно пьяный. Я осторожно ощупал нос, высморкался, избавляясь от кровавых сгустков, и стянул испачканную майку. Выкидывать её не стал, просто свернул. На штанах красных пятен заметить не удалось.

Андрей отдал мои вещи и олимпийку. Пока я одевался, подвалил Граф, кивком указал на дядьку.

– Чего он хотел?

– Звал боксом заниматься. Только я не понял куда.

Граф хмыкнул и махнул рукой.

– Всё, расходимся!

Я оглянулся и пошёл следом, чувствуя, как постепенно отпускает адреналиновый шок и на смену ему приходит тягучая едкая ненависть. Единственное, чего сейчас по-настоящему хотелось – это съездить в заброшенный посёлок, достать из тайника дробовик и завалить Кислого к чертям собачьим. Просто подкараулить у подъезда и всадить заряд картечи в живот, а потом стоять и смотреть, как тот корчится в луже крови.

Рука бы точно не дрогнула, но… Вот грохну я этого урода, и кому лучше сделаю? Графу? А я хочу ему лучше делать? Нет, не хочу. Если начистоту, я его за компанию с Кислым грохну с превеликим удовольствием. Ну да ничего, земля круглая, ещё сочтёмся.

Когда выбрались за ограду училища, я предложил:

– Может, по пиву?

– Пацаны ждут, – засомневался Андрей. – Нехорошо получится.

– По бутылке. Дойдём до киоска, по дороге выпьем.

Фролов вопросительно глянул на Графа, тот протянул ему руку.

– Давайте, пацаны! Не пропадайте.

Мы попрощались и двинулись от посёлка к двухэтажкам. Тогда Рома оглянулся и негромко спросил:

– Дюша, это что вообще было?

– Без понятия, – развёл Андрей руками.

Мы купили в коммерческом киоске три бутылки «Жигулёвского», попросили открыть, но на ходу пить не стали, дошли до детского сада, перемахнули через ограду и расположились на веранде. Там я сделал длинный глоток пива и шумно перевёл дух.

– Дюша! – вновь дёрнул Фролова Рома. – Давай, колись! Что там было?

– Да Граф больше о каких-то киосках Кислому втирал. Вообще не понял, что к чему, но чего-то он вымутил.

– А чего тут непонятного? – скривился я. – Тебе по ушам проехались, будто Кислый опустился, ты его брату вломил. А теперь Граф не при делах, типа просто за нас вписался, прикрыл.

– Да кого он прикрыл?! – взорвался Рома. – Он даже за тебя не впрягся, когда Кислый в драку влез! Язык в жопу засунул!

Андрей засопел и приложился к бутылке, но заступаться за Графа не стал.

– В общем, он какие-то свои дела порешал, а мы ещё ему должны остались, – подытожил я. – И отказать не сможем, потому что Кислый ни фига не сторчался, против его братвы не потянем.

– Сам разберусь! – нервно передёрнул плечами Андрей. – Графа я просил об одолжении, на мне и долг.

– Остынь! – махнул рукой Рома и поставил под ноги опустевшую бутылку. – Скажи лучше, что это за сморчок был?

Я присоединился к вопросу приятеля, и Андрей пояснил:

– Тренер это. Нет, не погоняло, на самом деле тренер по боксу. Свои за глаза Петровичем зовут. Он ещё в семидесятых за тяжкие телесные несколько лет отсидел, тогда и наблатыкался. Много кого знает, не авторитет, но к нему прислушиваются. Кислый и Граф у него в секции занимались.

– Что за секция?

– На «Восходе».

Я кивнул. До этого спортивного комплекса с бассейном от нас было две или три остановки, при желании вполне мог туда походить. По крайней мере, имело смысл об этом подумать.

– Нос у тебя как? – спросил Рома.

Я прикоснулся к лицу и пожал плечами.

– Болит немного. Сильно опух?

– Да вообще не опух.

Андрей поднялся на ноги и поторопил меня.

– Серый, допивай короче. Пацаны ждут.

Я приложился к горлышку и запрокинул голову, потом встал с лавочки.

– Ладно, двинули. Вдарим в бубен.

Ну и вдарили, конечно. Как же без этого…

05|07|1992

утро

Рассвет я встретил на берегу озера. Нет, не проснулся там пьяным. И нет, не продолжал пить. Просто накануне Андрею пришла гениальная мысль пойти на рыбалку, вот он и припёрся за мной ни свет, ни заря. Ладно хоть я ещё более-менее выспался, поскольку вчера из-за разболевшейся головы особо на пиво не налегал и ушёл домой раньше остальных. Ну и с утра цитрамоном закинулся, а то при каждом резком движении в правый висок стреляло, да и переносицу ощутимо ломило.

Мы наскоро попили чая и отправились копать червей, а потом расположились на «камнях» в компании ещё полудюжины рыбаков-любителей. Между насыпью и стеной камышей оставался зазор метров в десять чистой воды, туда и забросили удочки. Утро выдалось тёплым, погода радовала, но вот клёва не было никакого. За всё время отправили в садок лишь несколько окуньков и чебаков, да ещё мне удалось вытянуть неожиданно крупного ерша.

А в остальном – красота. Солнце над горизонтом малиновым шаром в пелене облаков вспухает, тишь да гладь. Иногда разве что чайки покрикивали, да от дороги изредка доносились лязг троллейбусных штанг и гул электромоторов, а от вокзала гудки поездов и стук вагонов при стыковке. Нормальная, спокойная, привычная звуковая картинка. И думать ни о чём не нужно, можно просто за дрожанием поплавка из гусиного пера на водной глади наблюдать.

– С Графом не говорил ещё, так понимаю? – спросил я.

Андрей покачал головой.

– Когда бы? Ему нужно будет, сам подойдёт.

Я вздохнул в надежде, что такой необходимости в ближайшее время не возникнет. Очень неприятно себя должником ощущать, но ещё неприятней эти самые долги отрабатывать. Чует сердце, будет это совсем непросто. И ведь не послать…

В голове лениво ворохнулась мысль о помповом ружье, но всерьёз её рассматривать не стал. Не из-за внезапного пацифизма, просто нельзя людей налево и направо валить. И просто нельзя, и в тюрьму лет на пятнадцать заехать желания нет. Ладно, выкрутимся…

Андрея, как оказалось, волновало совсем другое.

– Похоже, скоро папой стану, – сказал он вдруг.

– Чего это? – удивился я.

– Вытаскивать влом.

– Хорош ерундой болтать.

– Серьёзно!

Тут я и вовсе дар речи потерял.

– Погоди, ты Аньку без презервативов шпилишь?

Фролов только фыркнул.

– Серый, гонишь, что ли? Я б на одних гондонах разорился!

– Вот ты сексуальный террорист! – покачал я головой. – Так у вас всё серьёзно?

– Ну да.

– А ей сколько лет-то?

– Двадцать два.

Я покрутил рукой.

– Ну два года разницы – ещё туда-сюда…

– Год, – поправил меня Андрей. – Я ж семьдесят первого.

– А, точно! Дитё октября, блин!

Андрей Фролов родился в конце октября и в первый класс пошёл на год позже большинства своих ровесников.

– Ну, год – это нормально, – решил я. – Как говорится: совет да любовь.

– Иди в жопу, – пробурчал Андрей. – Денег вообще ни на что не хватает, ещё в отпуск на заводе выпихивают.

– Ну ты же теперь бригадир!

– Только это и успокаивает. Но, если и у Гуревича бизнес звездой накроется, вообще кисло будет. Хотя жаловаться грех. Руки-ноги есть, куда приложить их найду.

– У Гуревича и накроется? – фыркнул я. – Брось!

Фролов заржал.

– Ну да, такой не прогорит. – Он вдруг прищёлкнул пальцами. – Кстати! Женька Зинчук письмо прислал, у него дембель в конце сентября.

Женька учился с нами в параллели, и были они с Андреем и в школе, и во дворе, что называется, не разлей вода. Это я до армии больше с Буньковым общался.

– Чего-то рано, нет? – удивился я.

– Да не, он же на Дальнем Востоке погранцом служит. В отпуск после года не отпустили – до нас оттуда только ехать неделю, а то и дней десять, – вот и уйдёт на месяц раньше остальных.

Мы ещё немного потрепались, потом просто сидели молча, а ближе к десяти начали сворачивать снасти. Свой улов я пожертвовал на пропитание Андрюхиного кота и домой пошёл налегке, с одной только разобранной на колена удочкой. У подъезда встретил тётю Софью – стройную миловидную женщину лет тридцати пяти, которую не портил даже излишне крупный нос; в этом отношении курносая Зинка уродилась в папеньку.

Соседка ходила выхлопывать коврик, и я вежливо придержал открытой подъездную дверь, а после вызвал лифт.

– Зина уже встала? – спросил, когда мы начали подниматься. – Она вчера просила сказать, когда можно будет зайти кабельное посмотреть.

– Они отцу все уши кабельным уже прожужжали, – пожаловалась тётя Софья и предложила: – Лучше сам спроси. В этом возрасте семь пятниц на неделе, сразу и узнаешь, какие у неё планы на день.

Фраза «в этом возрасте» была заметно выделена интонацией, поэтому даже пожалел, что затеял разговор, но отнекиваться не стал и вслед за соседкой вышел на седьмом этаже. Тётя Софья, открыла дверь и с порога объявила:

– Зина! К тебе Сергей пришёл! – А после сообщила мне: – В детской она.

Я прислонил в углу бамбуковую удочку, разулся и двинулся к Зинке. Та сидела за письменным столом спиной к двери, но сразу оглянулась и разрешила:

– Серёжа, заходи!

В комнате стоял запах чего-то химического, я потянул носом воздух и спросил:

– Чем пахнет?

– Ногти крашу, – сообщила Зинка, развернулась на стуле, вытянула ногу и закинула её на диван. – Нравится?

– Красиво, – честно признал я, но высказывание это относилось отнюдь не к нежно-розовому цвету ногтей. Просто после легкомысленного движения девичье бедро оказалось едва-едва прикрыто полой коротенького халатика, и вид стройной ноги вызвал в организме вполне оправданные в этой ситуации позывы. А как иначе? Всё же третья неделя пошла, как с Алёной переспал…

Миг Зинка помедлила, довольная произведённым эффектом, потом встала из-за стола и выдвинула верхний ящик, который оказался заполнен магнитофонными кассетами.

– Ничего себе! – произнёс я, радуясь хоть какой-то возможности отвлечься, и полюбопытствовал: – И откуда такая коллекция?

– Серёжу помнишь ведь? – спросила девчонка, сосредоточенно водя острым ноготком по футлярам где с печатными, а где и с рукописными наименованиями групп и альбомов.

– Патлатого? – уточнил я.

– Ага, – подтвердила Зинка. – Пытался за мной ухаживать, музыку разную давал слушать. Что нравилось или он переписывал, или я сама потом кассеты в звукозаписи покупала.

– А что же ухаживать перестал? – спросил я и с усмешкой предположил: – Ксюша-разлучница отбила?

Зинка забавно наморщила вздёрнутый носик, стрельнула на меня серыми глазищами и покачала головой.

– Не угадал. Я просто тебя из армии ждала, так ему об этом и сказала.

– Ой, да не заливай!

Девчонка передёрнула плечами, но на этой своей версии настаивать не стала.

– Его Фил пригрозил поколотить, – со вздохом признала она. – А Фил здоровый, сто сорок от груди жмёт, если не врёт.

– А Фил – это… – начал я и закончил с вопросительной интонацией.