Артемида Вейер Энди

Глава четырнадцатая

Я отрегулировала газовую смесь так, чтобы получился длинный язык пламени, выбрала подходящую точку на стене и поднесла к ней резак, стараясь держать горелку как можно ровнее. Страшный жар в сочетании с кислородом буквально съедал металл, прорезая все более глубокое отверстие.

Наконец, я прорезала металлическую оболочку насквозь. Не могу сказать, как я поняла, что разрез готов. Я просто знала, что это так. Может быть, гудение пламени слегка изменилось? Я не могла сказать, но знала, что дошла до скальной породы, заполнявшей отсек.

– Никакого движения воздуха внутрь или из отсека, – заметила я, – похоже, давление одинаковое. Отличная работа, Дейл.

– Спасибо.

Продолжая размеренно вести резак вдоль воображаемой линии, я прорезала круг диаметром в метр. Я слегка скосила боковые поверхности, чтобы легче было вытащить вырезанный кусок.

– Мы чуть запаздываем по времени, – сказал Дейл.

– Поняла, – ответила я, но продолжала работать с той же скоростью. Я и так работала на пределе. Попытка ускорить процесс привела бы только к тому, что шов был бы испорчен и в результате времени ушло бы еще больше.

Наконец круговой разрез был завершен и вырезанный кусок металла наклонился вперед. Я выключила горелку и отскочила назад, как раз когда серый реголит лавиной высыпался в убежище.

Я сбросила сварочную маску и плотнее прижала респиратор к лицу. Мне чертовски не хотелось вдохнуть лунную пыль. Предпочитаю обходиться без острых шипастых частиц в легких.

Глаза начало щипать и я моргнула от боли и накатывающихся слез.

– Ты в порядке? – спросил Дейл.

Из-под респиратора мой голос звучал приглушенно:

– Надо было надеть очки.

Я потянулась было протереть глаза, но Дейл быстро схватил меня за руку:

– Не трогай!

– Ты прав.

Единственное, что еще хуже, чем острые песчинки в глазах, – это втереть их поглубже. И все равно, я с трудом подавила желание протереть глаза.

Пришлось подождать, пока пыль осядет. Наконец, чувствуя, как горят глаза, я сделала шаг к прорезанному отверстию. И взвизгнула, больше от неожиданности, чем от боли, когда вокруг меня вдруг посыпались искры.

Дейл проверил свой дисплей:

– Осторожно. Здесь почти нулевая влажность.

– Почему?

– Понятия не имею.

Я сделала еще шаг и получила еще одну порцию статического заряда:

– Ах ты черт!

– Ты вообще слушаешь, что тебе говорят? – спросил Дейл.

– Вот дерьмо, – проворчала я, указывая на кучу реголита, которая продолжала медленно нарастать перед отверстием. – Это из-за дробленой породы между оболочками. В городе воздух увлажняют, но в этих отсеках он абсолютно сухой.

– Почему?

– Вода стоит дорого и к тому же вызывает коррозию. Зачем она нужна внутри оболочки? Дробленый грунт практически высосал всю влагу из воздуха.

Дейл отцепил емкость для хранения водяного запаса скафандра, открыл ее и достал на четверть полный пластиковый пакет. Он надорвал угол и сжал пакет пальцами. Просто удивительно, как ловко РБП-мастера умеют работать, несмотря на массивные перчатки скафандра.

Дейл направил струйку воды мне в лицо.

– Какого черта?!

– Открой глаза и не отворачивайся.

Я послушалась. Сперва это было нелегко, но облегчение наступило сразу, как только он промыл мне глаза. Потом он обдал водой мою одежду, руки и ноги.

– Ну, что, полегчало?

Я стряхнула капли воды с лица:

– Да, лучше.

Импровизированный конкурс «мокрая майка» должен был на какое-то время защитить меня от разрядов статического электричества. Разумеется, пыль моментально налипла на мокрое тело и одежду и я вся покрылась противной серой грязью. Конкурс красоты я точно не выиграла бы, но так было гораздо удобнее работать.

Следующий этап плана: мне нужно было выгрести всю породу из отсека и добраться до датчика давления и, самое главное, до внутренней оболочки.

Я дотронулась пальцем до капсулы наушника:

– Свобода, отец, я выйду на связь через какое-то время, а сейчас буду просто копать грунт.

– Мы будем ждать, – ответил Свобода.

Я отключила связь и повернулась к Дейлу:

– Помоги копать.

В ответ он протянул мне лопату:

– Все люди делятся на две категории: те, кто в РБП-скафандре, и те, кто копает.

Я насмешливо фыркнула:

– Во-первых, если уж мы начнем разыгрывать сцену из «Хороший, плохой, злой», так это я буду Клинтом Иствудом, а не ты. Во-вторых, давай шевели своей ленивой задницей и помогай!

– Вообще-то, я должен быть готов в случае чего тащить твою задницу в луноход. – Он снова протянул мне лопату. – Так что примирись с участью Илая Уоллака и начинай копать.

Я застонала и взялась за лопату, понимая, что это надолго.

– Не забывай, мы уже отстали от графика, – заметил Дейл.

– Забудешь тут.

Приблизительно в это же время Боб, как обычно, вел себя, как последняя заноза в заднице, с той разницей, что в этот раз он вел себя так не по отношению ко мне, а в моих интересах. Меня при этом, само собой, не было – я как раз откапывала грунт из отсека. Но мне потом рассказали, как все происходило.

Из олдриновского Порта в плавильный цех шла отдельная железнодорожная ветка, принадлежавшая «Санчез Алюминий». Три раза в день двадцать четыре рабочих садились в вагон и направлялись на работу в плавильный цех. Ехать надо было всего один километр, и вся поездка занимала несколько минут. После чего рабочие с предыдущей смены тем же поездом возвращались в Артемиду.

Мой маленький саботаж должен был совпасть с пересменкой, но я отставала от графика. Мне необходимо было попасть внутрь цеха до того, как прибудет поезд со следующей сменой. А я еще даже не прорезала внутреннюю оболочку.

Рабочие «Санчез Алюминий» сгрудились на платформе перед поездом, который уже состыковался со шлюзом и ожидал пассажиров с открытым входным люком. Стоявшая перед люком женщина – водитель поезда достала Гизмо, чтобы проходящие в вагон рабочие могли оплатить проезд. Да, именно так: «Санчез Алюминий» брала со своих рабочих плату за проезд до места работы. Подлянка прямиком из 1800-х в духе незабвенных «магазинов компании»[43].

Боб подошел к кондуктору и накрыл рукой экран ее Гизмо:

– Подожди-ка, Мирза.

– Боб, в чем дело? – спросила она.

– Мы осматриваем грузовой шлюз на предмет утечки воздуха. Согласно правилам безопасности, пока идет осмотр, другие шлюзы в Порту использовать нельзя.

– Шутишь? – удивилась Мирза. – А в другое время нельзя это сделать?

– Извини. Мы обнаружили какую-то аномалию, нужно все проверить перед завтрашним прибытием корабля.

– Господи боже, Боб, – Мирза указала на собравшуюся толпу. – Здесь двадцать четыре человека, которым нужно на работу. А в цеху еще двадцать четыре, которые хотят домой.

– Понимаю, и мне очень жаль. Проверка заняла больше времени, чем мы предполагали.

– И сколько еще ждать?

– Не уверен. Может быть, минут десять-пятнадцать. Не могу ничего обещать.

Мирза повернулась к рабочим:

– Ребята, извините, но поезд задерживается. Это займет минут пятнадцать, так что отдохните пока.

Раздался общий стон.

– Фиг я останусь на работе дольше из-за этого, – проворчал один из рабочих другому.

– Мне очень жаль, что так получилось, – добавил Боб. – У меня есть три билета в театр на шоу Акробатов Артемиды. Я дарю их тебе в качестве компенсации за эту маленькую неприятность. Прихвати своих мужей, и желаю вам хорошо провести время.

Мирза сразу повеселела:

– Ух ты! Спасибо! Я тебя уже простила!

С моей точки зрения, Боб сильно перебрал с компенсацией. Эти билеты стоили по три тысячи жетонов. Но в любом случае, это были его деньги – не мои.

Уборка грунта под мою непрестанную ругань заняла, как мне показалось, целую вечность, но в конце концов я очистила отсек от породы и улеглась на спину, тяжело дыша, чтобы передохнуть.

– Мне кажется, ты изобрела несколько новых ругательств, – прокомментировал Дейл. – Что такое «буй»?

– По-моему, ясно из контекста, – ответила я.

Дейл наклонился надо мной:

– Вставай. Мы и так сильно отстали от графика, Боб не может задерживать поезд до бесконечности.

Я показала ему палец.

В ответ он пнул меня:

– Вставай, ленивая скотина.

Я со стоном поднялась на ноги.

В процессе того, что я назвала «докопаться до Китая», я обнаружила датчик давления отсека (да, на Луне тоже говорят «докопаться до Китая». У меня, например, было ощущение, что я только что прорыла тоннель длиной в 384 000 километров)[44].

До сих пор нам удавалось обдурить датчик давления, но как только я прорезала бы отверстие во внутренней оболочке, давление на нашей стороне немедленно поднялось бы до стандартного городского, и датчик тут же выдал бы истерику: «Боже правый, 21 кПА! Дыра во внутренней оболочке!»

Потом завыла бы сирена, люди стали бы в панике метаться, вызвали бы РБП-инспекторов, и нас бы поймали с поличным. Дейла и Боба с позором выгнали бы из Гильдии, но мне не удалось бы увидеть все это, поскольку люди «Санчез» разделались бы со мной раньше.

Что? Вы думаете, кучка жалких инженеришек из диспетчерской цеха не способна на такое? А если вспомнить, что кто-то из диспетчеров «Санчез Алюминий» уже пытался убить меня ковшом комбайна?

Датчик давления представлял собой металлический цилиндр с парой подходящих к нему проводов. Провода были довольно длинные, что облегчило мою задачу. Я вытащила из сумки стальной цилиндр с завинчивающейся крышкой, на которой я заранее сделала крохотный надрез. Я опустила датчик в цилиндр, продела провода в разрез и закрутила крышку, после чего залепила место надреза по крайней мере шестью слоями изоленты. Изолента меня беспокоила, поскольку только последний дурак может полагаться на подобное средство, чтобы избежать утечки воздуха, но других вариантов у меня не было. По крайней мере, более высокое давление снаружи будет прижимать ленту к отверстию.

– Думаешь, сработает? – поинтересовался Дейл.

– Сейчас узнаем. Установи давление на уровне стандартного городского.

Дейл постучал по нарукавному дисплею: луноход был оснащен дистанционным управлением. Боб установил все возможные дополнительные «плюшки» на свой ровер.

Волна свежего воздуха пронеслась по тоннелю и в ушах у меня щелкнуло от перемены давления. Я внимательно следила за цилиндром. Изолента над разрезом чуть прогнулась внутрь, но выдержала. Я приложила ухо к внутренней оболочке купола, но не услышала сигнала тревоги.

Свобода ответил немедленно, как только я набрала его номер:

– Ау! Группа Криминальной Поддержки готова к действиям!

– Я не уверен, что мне нравится подобное название, – вставил отец.

– Я начинаю резать внутреннюю оболочку, – сказала я. – Папа, есть какие-нибудь последние указания?

– Не попадайся.

– Кругом одни комики, – проворчала я, опустила сварочную маску на лицо и принялась за разрез.

Внутренняя оболочка представляла собой слой алюминия в шесть сантиметров толщиной, в точности как и внешняя. И так же, как и со внешней оболочкой, мне потребовалось всего несколько минут, чтобы прорезать ее насквозь. На этот раз я скосила стенки разреза так, чтобы металлический диск упал внутрь цеха. В случае с внешней оболочкой у меня не было выбора, но, как правило, я предпочитаю, чтобы диск раскаленного, почти кипящего металла падал не в мою сторону.

Я подождала, пока диск медленно опустится на пол цеха, потом осторожно заглянула внутрь. Цех представлял большую полусферу, заполненную всяким производственным оборудованием. Электролизер занимал центр помещения и состоял из ванны высотой около десяти метров, окруженной проводами, трубами и системами слежения.

Диспетчерскую мне не было видно, поскольку ее загораживал электролизер – и не случайно. Я выбрала именно это место для проникновения в цех именно потому, что это была «слепая зона». Иначе вряд ли все двадцать четыре человека могли бы не заметить оплавленную дыру в стене, как бы ни были они заняты работой.

Оглядывая цех, я забылась и машинально оперлась рукой на край отверстия.

– Ай! – Я отдернула руку и принялась трясти обожженными пальцами.

– Сварочная горелка делает вещи горячими, – издевательски заметил Дейл.

Я поморщилась и осмотрела ладонь: кожа немного покраснела, но в целом ничего страшного.

– Ты в порядке?

– Да, – ответила я, – просто мне жаль, что ты это видел.

– И мы тоже видели! – раздался голос Свободы.

– Потрясающе, – ответила я. – На этой радостной ноте я отключаюсь. Свяжусь снова, когда все будет сделано.

Я отключила связь и пролезла в цех, стараясь не касаться краев прорезанного отверстия. Дейл протянул мне мою сумку, но когда я попыталась взять ее, он задержал мою руку:

– Послушай, отверстие недостаточно велико, чтобы я мог пролезть сюда в скафандре. Если что-то пойдет не так, я не смогу помочь тебе.

– Я знаю.

– Будь осторожна.

Я кивнула и забрала сумку. Он следил за мной, пока я аккуратно пробиралась к электролизеру.

Сам по себе электролизер не представлял ничего интересного: просто огромный металлический блок с кучей входящих и выходящих труб. Проходящий через отверстие в полу ковшовый конвейер подавал анортитовую руду в загрузочную воронку наверху электролизера. Внутри ванны раскаленный электрохимический водоворот превращал руду в металлы. Но снаружи все было спокойно, стенки ванны были чуть теплыми на ощупь и слышался только тихий гул.

Я уселась на пол и осторожно заглянула за угол ванны.

Диспетчерская находилась в верхней части помещения. Через широкие стеклянные окна я видела персонал цеха, занятый обычной работой. Кто-то сидел за компьютерами, кто-то расхаживал по помещению с планшетами в руках. Вся задняя стена диспетчерской была покрыта экранами, показывающими различные части цеха и все этапы производственного процесса.

К одной женщине постоянно подходили люди с короткими сообщениями или вопросами, на которые она давала быстрые ответы. Она совершенно явно распоряжалась всем процессом. На вид ей было около пятидесяти, лицо смуглое, латиноамериканка. Когда она повернулась, чтобы поговорить с очередным сотрудником, узнала ее по фотографиям, которые видела в Интернете: это была сама Лоретта Санчез.

Это она сконструировала плавильню и основала «Санчез Алюминий». И она целиком и полностью принадлежала мафии «Паласио», считай, на ней только ошейника не было. Странно, что при своем высоком положении она работала прямо в цеху, вместе со своими сотрудниками, а не сидела в комфортабельном офисе где-нибудь в куполе Олдрина.

Остальные рабочие выглядели обычно. Ни рогов, ни злодейских черных плащей. Никто не хохотал гнусным смехом. Это были самые обычные работяги.

Я перебралась к противоположному краю ванны, но дальше хода не было: система температурного контроля просматривалась из диспетчерской. Я набрала номер Боба:

– Слушаю, – отозвался Боб.

– Я на месте. Выпускай поезд.

– Понял, – Боб повесил трубку.

Минут десять я сидела в нетерпеливом ожидании позади ванны, пока наконец не услышала приглушенный лязг шлюзовой двери, отдавшийся в стенах цеха. Поезд прибыл. Уезжающей смене понадобится минут десять, чтобы ввести в курс дела новоприбывших, так что у меня было немного времени до отхода поезда.

На мне по-прежнему был респиратор с кислородным баллоном за плечами, а сейчас я надела еще и защитные очки и тщательно заклеила промежутки между очками и респиратором изолентой – для последующей работы мне нужна была воздухонепроницаемая «маска».

Должно быть, со стороны я выглядела как нечто из фильма ужасов: покрытое грязью страшилище с замотанной изолентой головой. Что поделаешь, то, что я собиралась сделать, на самом деле было довольно страшно.

Я вытащила из сумки газовый баллон, взялась было за вентиль, но прежде на всякий случай еще раз проверила заклеенную изолентой маску. Все было в порядке. Я повернула вентиль баллона на четверть оборота.

В баллоне был чистый хлорин.

Хлорин очень опасный газ, в высокой концентрации он способен разъедать слизистую оболочку легких. Он использовался в качестве оружия в Первую мировую войну и доказал свою эффективность. Где я взяла баллон смертоносного газа? Спасибо моему приятелю Свободе, который стащил его из лаборатории Европейского Космического агентства.

Кембриджский процесс получения алюминия включает использование большого количества расплавленного хлорида кальция. Теоретически цех был в безопасности, поскольку хлорид кальция находился внутри полностью закрытой раскаленной ванны электролизера. Но на случай неполадок с плавильней весь цех был оборудован исключительно чувствительными газовыми детекторами, которые должны были подать сигнал тревоги задолго до того, как концентрация газа стала бы опасной для людей.

Я оставила вентиль открытым всего на несколько секунд и снова закрутила его. Почти мгновенно завыл сигнал газовой тревоги. И тут такое началось!

В разных местах загорелись штук двадцать желтых ламп и завыла невероятно громкая сирена. Я почувствовала легкий ветер – включилась аварийная вентиляционная система, заменяющая весь воздух в помещении на свежий из запасного хранилища.

Работники в диспетчерской забегали, торопясь укрыться в безопасном помещении. В обычной ситуации они бы направились в воздушное убежище в задней части цеха. Но сейчас у них появилась возможность укрыться в вагоне поезда и вернуться в город, что было намного удобнее, чем сидеть в убежище, ожидая спасательную команду. Недолго думая, они все забрались в вагон и задраили люк.

В вагоне должно было быть тесно, потому что там одновременно оказались обе смены – всего 48 человек.

Я осторожно заглянула в диспетчерскую и победно вскинула руку, увидев, что там никого нет. Они сделали именно то, что я хотела.

Прежде чем уничтожить плавильню, мне нужно было, чтобы все покинули помещение. Если бы завыл сигнал разгерметизации, когда я резала отверстие во внутренней оболочке, люди бы поспешили в укрытие. Но к дыре в стене немедленно прибыла бы аварийная ремонтная бригада, которая слегка удивилась бы, увидав луноход, импровизированный атмосферный шлюз, смущенно краснеющего Дейла и т. д. Так что утечка токсичного газа была намного лучше, поскольку представляла собой чисто внутреннюю проблему.

Я снова чуть-чуть приоткрыла вентиль на баллоне с хлорином, чтобы аварийная вентиляция не могла быстро очистить воздух в помещении. Пока сигнал тревоги продолжал звучать, рабочие вынуждены были оставаться в вагоне.

Мне больше не нужно было прятаться. Я прошла к передней стенке электролизера и забралась в поддон под ванной.

В качестве последнего рубежа защиты против расплавления дно ванны было оборудовано медной затычкой. Температура плавления меди выше, чем температура, при которой работает электролизер, но ниже температуры плавления стали. Так что при чрезмерном нагреве раствора (а еще точнее, при температуре 1085°C) медь начала бы плавиться и перегретый раствор солей вылился бы в цементный поддон под ванной. Чистить все это, конечно, та еще головная боль, но зато сама плавильная ванна не пострадала бы.

А нам нужно было, чтобы пострадала.

Я втащила сварочное оборудование и сумку в поддон и вздохнула, подумав, что мне опять придется вести сварку у себя над головой, только на этот раз предстояло сваривать сталь, используя в качестве материала стальные стержни. Но сейчас я хотя бы не была в РБП-скафандре, так что расплавленная сталь могла только покалечить меня, но не убить. Во всем есть свои плюсы.

Я принялась за работу, приваривая стальную плиту к днищу ванны и стараясь держаться сбоку от свариваемого шва. Несколько раз пылающие капли расплавленного металла падали вниз, но я продолжала работать, и через 15 минут медная пробка была надежно закрыта слоем стали.

У меня не было полной уверенности, из какой стали была сделана ванна электролизера, но большинство стандартных сортов стали плавятся при температуре около 1450°C. Для перестраховки я использовала сорт стали под номером 416, плавящийся при 1530°C, для плиты и стержней. Ванна должна была расплавиться раньше, чем моя «заплатка».

Заплатка была сделана из тонкой стали, так что, по идее, должна была бы расплавиться первой, но законы физики работают по-другому. Прежде чем температура достигла бы необходимых для этого 1530°C, все материалы, температура плавления которых была ниже, уже расплавились бы. А температура плавления стали, из которой была сделана плавильня, была не больше 1450°C. Так что, несмотря на то, что стенки плавильни были сделаны из толстой стали, а моя заплатка – из тонкой, ванна должна была расплавиться куда раньше.

Не верите? Налейте воду со льдом в кастрюлю и поставьте на огонь. Температура воды будет оставаться близкой к нулю до тех пор, пока не растает последний кусочек льда.

Я вылезла из поддона и глянула в сторону диспетчерской. Там по-прежнему никого не было, но поезд ушел, так что вскоре стоило ожидать приезда аварийной бригады.

Учитывая присутствие хлорина в воздухе, отправить рабочих в город было логичным решением. Но как только поезд вернулся бы в город, группа инженеров, облаченных в скафандры химзащиты, направилась бы на завод. Десять минут на то, чтобы поезд доехал до города, еще минут пять, пока бригада наденет защитные костюмы и еще десять, пока кавалерия противника доедет до цеха. Итого двадцать пять минут.

Я добежала до блока температурного контроля и сняла переднюю панель, потом вытащила пластину термопары и заменила ее на другую, которую принесла с собой. Свобода весь вечер накануне провел, собирая термопару, которая должна была заменить устройство в цеху. Работала она в точности так же, как обычная термопара, но занижала показатели температуры, что должно было обмануть компьютер. Я вставила пластину в предназначенный для нее паз.

Для дополнительного контроля собранная Свободой термопара показывала и заниженную температуру, и настоящую. В данный момент настоящая температура раствора была 900°C, но компьютер получил цифру 825°C и включил нагреватель.

Раздался громкий щелчок, несмотря на то, что система не была снабжена реле. Силовой кабель – самый толстый кабель, который я когда-либо видела, даже вздрогнул. Количество энергии, передаваемой по кабелю, было таково, что он продолжал подрагивать все время, пока сила тока не достигла максимума.

Я следила за показаниями термопары. Вскоре настоящая температура раствора достигла 901 градуса. Еще быстрее эта цифра сменилась на 902, потом скакнула до 904 и, наконец, до 909.

Я чертыхнулась: процесс шел куда быстрее, чем я ожидала. Оказывается, силовой кабель, передающий энергию двух атомных реакторов, повышает температуру очень быстро.

Я оставила переднюю панель температурной сигнализации лежать на полу и бросилась бежать к отверстию в стене купола.

Дейл ждал меня в надувном тоннеле.

– Ну что? – спросил он.

Я задраила за собой люк убежища:

– Задача выполнена. Электролизер нагревается, причем очень быстро. Пора уносить отсюда ноги.

– Отлично! – Дейл вскинул руку в «дай пять», я хлопнула его по ладони (не отказывать же парню), и он двинулся по тоннелю к роверу. Я еще разок глянула на люк убежища, чтобы убедиться, что он надежно закрыт, повернулась и пошла вслед за Дейлом… стоп, что-то было не так.

Я повернулась к люку. Я готова была поклясться, что заметила какое-то движение позади себя.

Люк был оборудован маленьким круглым иллюминатором. Я подошла и заглянула внутрь – и увидела Лоретту Санчез, проверяющую показания приборов у дальней стены плавильного цеха.

Я схватилась за голову:

– Дейл, у нас проблема!

Глава пятнадцатая

Санчез стояла, вглядываясь в показания приборов аварийной вентиляционной системы. На ней были защитные очки и респиратор – она явно не собиралась обращать внимание на какой-то там жалкий хлорин.

Дейл, на полпути к луноходу, обернулся в тоннеле:

– Джаз, давай быстрее!

– Там Лоретта Санчез!

– Что?!

Я указала на иллюминатор:

– Да, и расхаживает по цеху, словно она там полная хозяйка.

– Она и есть хозяйка, – ответил Дейл. – Пошли отсюда!

– Но мы же не можем бросить ее там.

– Ничего, она женщина умная, когда ванна начнет плавиться, она уйдет из цеха.

– Куда уйдет?

– В поезд.

– Поезд ушел.

– Ну, тогда заберется в убежище.

– Убежище не защитит ее от расплавленной стали! – Я повернулась к люку. – Я должна вернуться за ней.

Дейл сердито потопал обратно ко мне:

– Ты рехнулась?! Эти люди пытались убить тебя!

– Что поделаешь. – Я проверила, держится ли изолента на маске и респираторе. – Отправляйся в ровер и будь готов к быстрому старту.

– Джаз!

– Иди! – рявкнула я.

Секунду он явно колебался, пытаясь прикинуть, не удастся ли силой заставить меня вернуться в ровер, но благоразумно решил не рисковать и двинулся по тоннелю к машине.

Я повернула рукоятку двери и ввалилась в цех. Санчез заметила меня не сразу, все ее внимание было поглощено аварийной вентиляцией. Наверняка она пыталась сообразить, почему система не справлялась с очисткой воздуха.

Как, интересно, можно представиться друг другу в подобной ситуации? Не думаю, что где-нибудь в многочисленных книгах по этикету значился подзаголовок: «Если вы спасли жизнь врага во время операции по промышленному саботажу…» Пришлось прибегнуть к старому проверенному методу:

– Эй! – заорала я.

Санчез быстро повернулась ко мне и испуганно схватилась за сердце:

– Матерь Божья!

Ей понадобилось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Лицо у нее было немного старше и более усталое, чем на фотографиях, которые я видела. Тем не менее для женщины пятидесяти лет она выглядела подвижной и бодрой.

– Откуда ты вообще взялась?

– Это не важно, – ответила я. – Здесь нельзя оставаться, идите за мной.

Санчез не двинулась с места:

– Ты не работник цеха. Как ты сюда попала?

– Прорезала дырку в стене.

– Что? – Она бросила взгляд на стену цеха, но ничего не увидела – отверстие находилось по другую сторону электролизера. – Ты прорезала дырку в стене моего цеха?

– Почему вы не в поезде? Вы должны были быть в поезде!

– Я хотела посмотреть, не смогу ли исправить неполадки сама. Я отослала всех рабочих в безоп… – Она остановилась и протестующе подняла палец. – Погоди-ка, я не обязана объясняться перед тобой. Это ты должна объяснить мне, что ты тут делаешь!

Я шагнула к ней: