Артемида Вейер Энди
– Вентили тугие.
– Так их же никогда раньше не трогали, – пояснила я. – Мы первые ими пользуемся.
Наконец вентиль поддался, и Дейл облегченно вздохнул:
– Готово!
– Отлично! Давай спускайся, – я показала на путаницу труб с четырьмя вентилями. – Закрой все, кроме третьего. Он должен остаться наполовину открытым.
Пока Дейл работал, я проверила Гизмо: осталось десять минут.
– Санчез, насколько точно это предположение, что у людей в городе около часа времени в запасе?
– С высокой степенью вероятности, – ответила она. – Некоторые уже сейчас должны находиться в критическом состоянии.
Дейл удвоил усилия:
– Все сделано! Что дальше?
– Остался еще один. – Я подвела его к широкой трубе с одним центральным вентилем. – Осталось только наполовину открыть этот.
Он взялся за маховик рукоятки, но она не поддавалась.
– Дейл, тебе нужно повернуть вентиль, – поторопила я его.
– А что, по-твоему, я пытаюсь сделать?
– Пытайся сильнее!
Он вцепился в вентиль обеими руками и старался повернуть его, упираясь ногами. Вентиль не поддавался.
– Черт!
Сердце у меня билось как бешеное. Я смотрела на свои бесполезные руки: изнутри шара я ничем не могла помочь, я могла только наблюдать.
Дейл изо всех сил пытался повернуть вентиль.
– В ровере есть какие-нибудь инструменты? – спросила я. – Гаечный ключ или еще что-нибудь?
– Нет, – выдавил Дейл сквозь стиснутые от усилия зубы. – Мне пришлось вытащить ящик с инструментами, чтобы поместилась труба-переходник.
Что означало, что ближайший гаечный ключ был в городе. У нас не осталось времени возвращаться за инструментами.
– А что насчет меня? – раздался голос Санчез. – Я ничем не могу помочь?
– Не выйдет, – ответил Дейл. – Понадобится несколько часов, чтобы научить тебя карабкаться по скобам в скафандре. Так что мне придется нести тебя сюда, а это займет время. К тому же ты не настолько сильна, чтобы чем-то серьезно помочь.
Вот и все. Дальше пути не было. Всего один вентиль решал судьбу двух тысяч людей. Возможно, нам удалось бы вернуться в город и спасти несколько человек, затащив их в убежища. Но скорее всего, было бы уже поздно.
Я огляделась в поисках хоть чего-нибудь, что можно было бы использовать, но поверхность Луны вокруг Артемиды можно описать словом «пустота». Реголит и пыль. Даже камня нет, которым можно было бы ударить по вентилю. Вообще ничего.
Дейл упал на колени. Я не видела его лицо через визор шлема, но по линии связи я слышала приглушенные рыдания.
Живот свело спазмами, и тошнота подступила к горлу. Глаза налились слезами. Горло разболелось еще сильнее, все-таки бразилец едва не придушил меня этой трубой…
И тут я поняла, что нужно делать.
По идее, я должна была впасть в панику от одной мысли. Сама не знаю почему, но вместо паники я почувствовала только внезапное спокойствие. Проблема была решена.
– Дейл, – тихо сказала я.
– Господи… – прохрипел Дейл.
– Дейл, я хочу попросить тебя кое-что для меня сделать.
– Что… Что такое?
Я вытянула трубу из-за пояса:
– Я хочу, чтобы ты передал всем, что я очень сожалею обо всем, что сделала.
– О чем ты говоришь?
– И передай отцу, что я люблю его. Это самое важное. Обязательно скажи отцу, что я люблю его.
Дейл встал:
– Джаз, зачем тебе эта труба?
– Нам нужен рычаг, – я взялась за трубу обеими руками, направив острый конец вперед. – И он у нас есть. Если эта штука не откроет вентиль, ничто не откроет.
Я подошла к вентилю.
– Но труба же внутри твоего шара… ох, нет! Не надо!
– Я скорее всего не выдержу до конца, так что тебе придется перехватить трубу и повернуть ее.
– Джаз! – Дейл протянул ко мне руки.
Нужно было действовать немедленно. Дейл не понимал, что делать. Я не могла его винить – трудно наблюдать, как умирает твой ближайший друг, даже если это во имя высшей цели.
– Дружище, я прощаю тебе все твои прегрешения. Пока-пока.
Я проткнула стенку шара острым концом трубы. Зашипел выходящий воздух – труба послужила соломинкой, через которую вакуум тянул из шара кислород. Труба стала быстро охлаждаться. Я нажала сильнее и продела трубу в колесо вентиля.
«Хомячий шар» растянулся и прорвался рядом с местом прокола. В лучшем случае у меня оставалось не более секунды.
Я со всей силы нажала на трубу и почувствовала, как поддался вентиль.
Законы физики немедленно показали, на что они способны.
Шар разорвался в клочья, и в следующую секунду я почувствовала, что лечу в пространстве. Все звуки исчезли. Ослепительный свет солнца заставил меня болезненно сощуриться. Воздух вырвался из моих легких. Я попыталась вдохнуть, легкие мои расширились – но воздуха не было. Странное ощущение.
Я опустилась на грунт лицом вниз. Руки и шея нестерпимо горели от солнечного ожога, остальное тело под одеждой тоже ощутимо поджаривалось, но не так быстро. Кожа на лице болела от обжигающего света. Жидкость в глазах и во рту начала закипать в вакууме.
Мир почернел, и я потеряла сознание. Боль исчезла.
«Дорогая Джаз,
По новостям передают, в Артемиде творится что-то странное. Передали, что всякая связь с городом прервана. Вообще никто не отзывается. Не знаю, что случится с моим сообщением, но хотя бы попытаюсь.
Ты там? Ты в порядке? Что случилось?»
Глава семнадцатая
Очнулась я в полной темноте.
Минуточку, подождите-ка: я очнулась?
– Почему я не умерла? – попыталась было я сказать.
– Аеу йа нрла? – Это то, что получилось на самом деле.
– Доченька, – это был голос отца, – ты меня слышишь?
– М-м-м…
Он взял меня за руку, но ощущение было странное, как будто чем-то приглушенное.
– Не… не вижу…
– У тебя повязка на глазах.
Я попыталась было сжать его руку, но мне стало больно.
– Нет, не пользуйся руками, – тут же сказал отец. – Они у тебя обожжены.
– Она вообще не должна была проснуться, – это был голос дока Рассел. – Джаз, ты меня слышишь?
– Насколько все плохо? – спросила я.
– Ты говоришь по-арабски, – ответила доктор. – Я не понимаю.
– Она спросила, насколько все плохо, – перевел отец.
– Выздоровление будет болезненным, но ты будешь жить.
– Не я… город. Что с городом?
Я почувствовала укол в руку.
– Что вы делаете? – спросил отец.
– Ей нужно спать, – ответила доктор Рассел.
И я уснула.
Весь следующий день я то приходила в сознание, то снова отключалась. Я помнила какие-то обрывки разговоров, какие-то тесты. Кто-то менял мои повязки, делал уколы. Я была в полусознании, пока они возились со мной, а потом опять проваливалась в небытие.
– Джаз?
Я что-то промычала.
– Джаз, ты не спишь? – это был голос доктора Рассел.
– Да?
– Я сейчас сниму повязку у тебя с глаз.
– Хорошо.
Я почувствовала прикосновение к своей голове. Она аккуратно размотала бинты, и я наконец-то снова могла видеть. Глазам стало больно от яркого света, но по мере того, как мои глаза привыкали к нему, я стала видеть всю комнату.
Я лежала в крошечной комнате, похожей на больничную палату. Похожей, потому, что в Артемиде нет больницы. У доктора Рассел есть палата для приема больных. А это явно было какое-то подсобное помещение где-то на задворках ее клиники.
С рук тоже сняли бинты, и я смогла наконец глянуть на свои ожоги. Выглядели они ужасно. Я вяло задумалась, заживут ли они или руки так и останутся все в шрамах. Потом я несколько раз сжала и разжала пальцы. Было больно, но не слишком.
Доктор, женщина лет шестидесяти с седыми волосами, посветила мне фонариком в глаза и подняла три пальца:
– Сколько пальцев?
– С городом все в порядке?
Она помахала рукой у меня перед носом:
– Давай все делать постепенно? Сколько пальцев я тебе показываю?
– Три?
– Хорошо. Что ты помнишь?
Я оглядела свое тело: вроде все на месте. Я лежала в постели в больничном халате:
– Я помню, как проткнула «хомячий шар». Я думала, что умру.
– По идее ты и должна была умереть, – ответила доктор. – Тебя спасли Дейл Шапиро и Лоретта Санчез. Я слышала, что он перекинул тебя через тоннель, а Лоретта подхватила, затащила в луноход и закачала воздух в кабину. Ты пробыла в вакууме всего три минуты.
Я посмотрела на свои руки:
– Но почему эти три минуты не убили меня?
– Человеческое тело способно выдержать несколько минут в полном вакууме. В самой Артемиде давление достаточно низкое, поэтому у тебя не случился приступ кессонной болезни[45]. Самая серьезная угроза – кислородное голодание, как и в тех случаях, когда человек тонет в воде. Они успели вовремя – еще минута, и ты была бы мертва.
Она приложила пальцы к моему горлу, следя за стрелкой часов на стене:
– У тебя ожоги второй степени на руках и на задней стороне шеи. Наверное, это те места, которые напрямую соприкасались с лунной поверхностью. Плюс сильный солнечный ожог всего лица. Какое-то время придется раз в месяц проверяться на рак кожи, но в целом все будет в порядке.
– Так что с городом?
– Об этом лучше спроси Руди. Он как раз здесь, я его сейчас позову.
Я схватила ее за рукав:
– Но…
– Джаз, я твой доктор и обязана заботиться о тебе. Но мы не друзья. Отпусти меня.
Я отпустила ее рукав, и она вышла из комнаты.
Когда доктор открыла дверь, я заметила в соседней комнате Свободу, который пытался заглянуть внутрь. Но тут его загородила внушительная фигура Руди.
– Привет, Джаз, – сказал Руди. – Как ты себя чувствуешь?
– Кто-нибудь умер?
Руди закрыл за собой дверь:
– Нет, никто не умер.
Я вздохнула с облегчением и опустила голову на подушку. Только сейчас я поняла, в каком жутком напряжении находилась до этого:
– Охххх…
– У тебя в любом случае будут колоссальные проблемы.
– Я так и подумала.
– Если бы это произошло в каком-либо другом месте, жертвы непременно были бы, – Руди сцепил руки за спиной. – Но тут все сработало в нашу пользу. Машин здесь нет, так что никто не уснул за рулем. Гравитация низкая, поэтому никто не пострадал, падая на землю. Обошлось несколькими синяками и царапинами.
– Легко отделались.
Он бросил на меня сердитый взгляд:
– У трех человек случился сердечный приступ на почве отравления хлороформом. Все трое были пожилые люди и у них были проблемы с легкими.
– Но они живы?
– Живы, но им просто повезло. Как только люди начали просыпаться, они бросились проверять, в каком состоянии их соседи. Если бы не взаимоподдержка среди горожан, этого бы не произошло. К тому же, при нашей гравитации больного человека нести достаточно легко, и в городе нет места, откуда нельзя было бы добраться до доктора Рассел. – Руди кивнул в сторону двери. – Кстати, ты у нее не в фаворе.
– Я заметила.
– Она серьезно относится к вопросам здоровья населения.
– Я знаю.
Руди постоял молча, потом спросил:
– Ты не скажешь мне, кто еще был замешан в этом деле, кроме тебя?
– Нет.
– Я знаю, что Дейл Шапиро помогал тебе.
– Понятия не имею, о чем ты, – ответила я. – Дейл просто проезжал мимо.
– В ровере Боба Льюиса?
– Так они ж приятели. Они вечно друг другу что-то одалживают.
– Проезжал с Лореттой Санчез?
– Может, они встречаются? – предположила я.
– Шапиро гей.
– Может, он не слишком убежденный гей?
– Понятно, – сказал Руди. – Можешь объяснить, почему Лене Ландвик сегодня утром перевела на твой счет миллион жетонов?
Хорошая новость! Но я изобразила полное безразличие:
– Просто маленький заем. Она решила вложить деньги в мою фирму по проведению экскурсий на поверхности Луны.
– Ты провалила экзамен.
– Речь идет о долгосрочном вложении.
– Это явная ложь.
– Думай, что хочешь. Я устала.
– Тогда отдыхай, – Руди повернулся к двери. – Администратор хочет видеть тебя, как только ты будешь в силах прийти к ней. Рекомендую заранее собрать легкие вещи – в Саудовской Аравии сейчас лето.
Как только Руди вышел, в дверь проскользнул Свобода и устроился на стуле возле кровати:
– Джаз, привет! Док говорит, с тобой все будет в полном порядке!
– Привет, Свобо. Извини, что так получилось с хлороформом.
– Пустяки, не страшно, – пожал плечами Свобода.
– Наверное, остальные в городе настроены не так доброжелательно?
– Да не то чтобы… Некоторые, конечно, сильно злы на тебя, но большая часть населения – нет.
– Ты серьезно? – удивилась я. – Из-за меня же целый город с ног попадал.
Он небрежно махнул рукой:
– Это случилось не только из-за тебя. Сразу всплыл целый комплекс всяких инженерных проблем. Например, почему в воздуховодах нет датчиков, реагирующих на сложные токсины? Почему Санчез хранила метан, кислород и хлорин в помещении, где находился нагреватель? Почему у Центра жизнеобеспечения нет своего независимого источника воздуха, чтобы в случае проблем в городе они смогли бы работать? Почему вообще система жизнеобеспечения централизована, вместо независимых отделений в каждом куполе? Вот эти вопросы люди и задают. – Он дотронулся до моей руки: – Я очень рад, что с тобой все в порядке.
Я накрыла его руку своей.
– К тому же, вся эта история дала мне возможность подружиться с твоим отцом, – добавил Мартин.
– Что, правда?
– Да. После того, как мы пришли в себя, мы с ним вдвоем отправились проверять, как там наши соседи. Это было круто. А потом он угостил меня пивом.
– Пивом? – Я изумленно раскрыла глаза. – Отец купил пиво?
– Он мне купил, а сам пил сок. Мы с ним целый час болтали о металлургии! Он просто потрясающий.
Я попробовала представить себе отца и Свободу, по-приятельски треплющихся в баре. Воображение отказывало.
– Да, он потрясающий. – Голос Свободы звучал тише, улыбка исчезла.
– Свобо, в чем дело? – спросила я.
Он опустил глаза:
– Ты уедешь, Джаз? Тебя могут выслать? Это было бы ужасно.
Я ободряюще похлопала его обожженной рукой по плечу:
– Все будет в порядке. Не волнуйся, я никуда не денусь.
– Ты уверена?
– Да, у меня есть план.
– Опять план? – Он явно встревожился. – Твои планы, знаешь ли… может, мне куда-нибудь спрятаться?
Я рассмеялась:
– На этот раз не надо.
– Хорошо. – Он по-прежнему смотрел на меня с сомнением. – Но как ты выберешься из этой заварушки? Ты же усыпила целый город.
Я снова улыбнулась:
– Не волнуйся, я все устрою.
– Ну, ладно. – В последнюю минуту он вдруг наклонился и неожиданно поцеловал меня в щеку. Понятия не имею, что это на него нашло, я даже не ожидала. Но приступ смелости длился недолго – как только он сообразил, что сделал, лицо его выразило ужас: – О черт! Извини! Мне очень жаль! Я не подумал…
У него был такой сокрушенный вид, что я не выдержала и расхохоталась:
– Расслабься, Свобо. Подумаешь, поцелуй в щечку. Нечего из-за такой малости волноваться.
– Да? Ну хорошо.
Я положила ему руку на шею, притянула к себе и поцеловала в губы долгим недвусмысленным поцелуем. Когда мы отодвинулись друг от друга, вид у него был совершенно растерянный.
– А вот из-за этого уже можешь поволноваться, – сказала я.
Я стояла в сером пустом коридоре перед дверью с табличкой «CD2–5186». Второй Нижний уровень купола Конрада был чуть выше классом, чем остальные подземные уровни, но ненамного. Уровень жилья фабричного персонала, только без отчаянной бедности самых нижних этажей.
Я несколько раз сжала и разжала пальцы. Повязок на руках не было, но кожа была покрыта красными пятнами от ожогов, словно у прокаженной. Или, может, у шлюхи, которая работала исключительно с прокаженными.
Из-за угла показался отец. В руках у него был Гизмо, он явно шел сюда, пользуясь картой в устройстве. Наконец он поднял голову и заметил меня:
– Вот ты где.
– Спасибо, что встретился со мной, отец.
Он взял мою правую руку и принялся рассматривать ее, чуть вздрогнув от вида ожогов:
– Как ты себя чувствуешь? Тебе не больно? Если по-прежнему болит, тебе надо обратиться к доктору Рассел.
– Папа, все в порядке, это выглядит куда хуже, чем на самом деле. – Я опять в который раз лгала отцу.
– Я пришел, как ты просила, – он показал на дверь. – «CD2–5186»? А что это такое?
Я махнула своим Гизмо в сторону контрольной панели, и дверь открылась:
– Заходи.
За дверью была большая, почти пустая мастерская с металлическими стенами. Наши шаги эхом отдавались от стен. В центре находился рабочий стол, заставленный всяческим техническим оборудованием. В глубине комнаты к стене были прикреплены газовые баллоны. В углу стояло стандартное воздушное убежище.
– 141 квадратный метр, – произнесла я. – Раньше здесь была булочная. Помещение пожароустойчивое, имеется городское разрешение на работу с высокими температурами. Есть внутренняя система фильтрации воздуха, воздушное убежище рассчитано на четырех человек.
Я подошла к баллонам:
– Их только что смонтировали. Здесь ацетилен, кислород и неон с дополнительными газопроводами, так что можно работать в любой точке помещения. Баллоны полные, само собой.
Я показала на рабочий стол:
– Пять горелок, двадцать метров шланга, четыре искроуловителя. Плюс три полных набора защитного снаряжения, пять масок и три набора защитных фильтров.