Мои крылья Ручей Наталья
Он прав.
Илланиар альх анкер Свалье, второй советник Их Императорского Величества, прав всегда. И не упустил ничего.
Он предлагал избавиться от Стэнли, едва узнав о моей беременности. Да, мой отказ поставил под угрозу его репутацию. И да, я пришла за помощью к нему, потому что не знала, к кому мне пойти еще.
День слез. И день отказа в помощи сразу двух мужчин, которые могут… могут, но не хотят помочь…
День осознания, что Маргусу все-таки нужно было мое тело, а не я. Когда любишь, готов на все. Когда просто хочешь, но риск велик, меняешь одно желание на другое.
Так проще.
День осознания, что призрачное прошлое нужно оставить в прошлом. Его больше нет. Есть я и Стэнли. Есть настоящее. И будущее, наше будущее с сыном, которое я постараюсь выбить даже из темных сил!
Темные…
Когда светлые отрекаются, остаются темные.
Пусть страшно, противно, пусть обещала, что никогда… никогда больше…
Но выбора нет. Светлые не оставили выбора. А был ли он изначально?
Глядя на отца, я вдруг задалась вопросом: любил ли он меня когда-нибудь? По-настоящему. Без оглядки на то, что я его дочь, и так принято, раз уж я есть. Просто так. Потому что я – это я. Любил? Хотя бы минуту? Пусть до того, как я испортила себе и ему репутацию и родила ублюдка.
– Мой сын не преступник, – мой надломленный голос выдавал эмоции, вопреки попытке их скрыть. – Он пытался спасти осужденного.
– Всего-то? Как смело! Один преступник хочет спасти другого!
– Папа… – голос сорвался, говорить не хотелось.
С чужим мужчиной, что стоял напротив меня с уверенностью Бога, говорить не хотелось. Я чувствовала, что он не поможет, я уже поняла – душой, сердцем, что он не спасет моего сына, но пока был хоть маленький шанс, я за него цеплялась. Я даже всерьез подумывала встать перед отцом на колени…
Возможно ли, что мое падение оставит Стэнли в живых? Возможно ли, что все эти годы отец ждал от меня именно этого?
– Кого он пытался спасти? – глаза отца перестали жечь льдом, теперь они обдавали мое тело горячим ветром.
Эмоции отца били через край, словно проверяя, где предел моей выдержки. Если бы не семейный иммунитет, я бы сгорела заживо. Мой отец – один из самых сильных представителей анкер, и один из самых злопамятных, как оказалось.
– Только не говори, что какую-нибудь невинную барышню!
Он забавлялся. В то время как мой сын, который на самом деле пытался спасти невинную барышню, в темнице. Нет, он не плачет. Я знала сына, он может держать боль в себе, он сильный, и он никогда не разрешал плакать мне, говоря, что это пройдет, что мы сможем…
И я смогу.
Не брошусь на равнодушного мужчину напротив с криками, кулаками. Не сорвусь. Не заплачу, потому что он, как и Стэнли, не переносит слез. У них много общего, хотя отец никогда (это я уже поняла) не признает этого.
– Он пытался спасти одну девушку… – начала я.
– Илия! – взорвался отец. – Я легко могу навести справки, ты знаешь. Кого пытался спасти, – сарказм и неверие в голосе, – твой… Твой?
Он так и смог назвать его моим сыном, но я проглотила боль и обиду. Пусть так. Это мой мальчик. Только мой, и никого больше. Главное – вытащить его из темницы, спасти! Но отец все равно узнает, если согласится помочь, поэтому лгать ему не было смысла.
– Он пытался спасти демона.
Отец рассмеялся.
Он так редко смеялся, по крайне мере, я слышала всего пару раз, да и то его смех больше напоминал громкий выдох. А здесь он хохотал с удовольствием, долго, и даже взгляд его, обычно строгий, смягчился.
– Вот так ирония! – утирая слезу возле левого глаза, сказал он, вдоволь нахохотавшись. – Никогда не думал, что услышу такую хорошую шутку! А я сижу здесь над документами, заработался так, что глаза болят, и вот являешься ты, и смешишь меня. Да уж, стоило подождать десять лет!
Лицо его снова стало серьезным, а глаза превратились в нейтральное голубое небо.
– Ты не пришла, чтобы признать свою вину перед семьей, – обвинительно начал он. – Демоны с тобой, ты не пришла даже просто так, чтобы остаться, и мы бы забыли о прошлом. Ты пришла, потому что тебе нужна моя помощь!
Отец думал, что смутит меня, думал, что его слова хлещут меня больнее пощечин, но они проходили мимо. Болью отдавалась только уверенность, что он не поможет.
– Да, – сказала я, сжав со всей силы сорванный с шеи кулон, и один из его углов впился в ладонь. Достаточно больно, чтобы затмить боль от того, что я опустилась перед отцом на колени и повинно склонила голову. – Да, это так. Ты прав. Я пришла за помощью.
Последний шанс. Для меня, для отца, для нас.
Но он молчал. Мне послышался хрип, но я не подняла головы. Я не могла видеть его, не хотела прочесть ответ до того, как скажу ему все, как попробую еще раз уговорить. Быть может, он сжалится? Быть может, он вспомнит, как еще маленькой за побег из замка меня пытались поставить на колени на соль, но я сказала, что лучше смерть! Меня выпороли, оставили без еды на день, и я в отместку не ела еще неделю, пока отцу не пришлось прийти в мою комнату лично и попросить меня жить. Быть может, он вспомнит, как я обняла его тогда и сказала, что люблю, и ради него буду есть, так часто, как он захочет.
Он захотел так много, что я за полгода поправилась на десять кило, и потом с трудом их сбросила. Ради папы я почти еще год была толстой, я была самой толстой из всех знакомых мне анкер.
– Я пришла за помощью, – повторила я, разрывая непослушным голосом гнетущее молчание. – К отцу. К тому, кого считала самым близким на свете.
Он молчал. Мои надежды на помощь рухнули, а вместе с ними сдержанность, и я, наконец, сказала то, что все эти годы жгло меня изнутри.
– Пришла к тому, кто предал меня. К тому, кто уговаривал убить моего сына. К тому, у кого был шанс все исправить. Ты отказался от меня еще тогда, но я…
Я подняла лицо, чтобы увидеть, как побледнел отец. И как упрямо поджал губы, чтобы вдруг не поддаться и не согласиться помочь?
– Родители, – сказала я, – это первая и самая надежная опора детям. Так и должно быть, папа. Это нормально. Стэнли знает: что бы ни случилось, что бы он ни сделал, я всегда буду рядом. До последнего. Он знает, что я не брошу его, и это правильно. Потому что я никогда не брошу его. А ты…
Кулон впился в ладонь сильнее, словно догадываясь, что я собиралась сделать, отец сдвинул брови, будто пытаясь предостеречь, но все, этот мост я сжигаю. Надо было сделать это раньше, но я оставляла шанс. Отцу. Себе. Стэнли. Шанс пропал. Он больше не нужен мне, потому что он не помог Стэнли. И этот шанс никогда не был нужен отцу.
– Теперь моя очередь от тебя отказаться, папа.
– Илия… – хрип, все-таки хрип не послышался.
– Прощай, отец. Теперь у тебя действительно больше нет старшей дочери. Как ты и хотел.
Я выпустила из ладони кулон, и еще успела увидеть, как удивленно расширились глаза отца, и как он, борясь с гордостью и надуманной обидой, бросился ко мне, чтобы удержать.
Но опоздал…
Я вернулась в Анидат, и путь домой был для меня закрыт. Маячок остался в прошлом, где меня не ждали еще десять лет назад.
Отказываясь от меня, отец милостиво позволил взять с собой кулон, чтобы если я однажды одумаюсь, могла покаяться и вернуться к безмятежной жизни. Где не нужно работать прислугой, где не нужно думать о хлебе, и где нет незаконнорожденного ребенка.
Вот только без Стэнли мне не нужна безмятежная жизнь. Мне любая жизнь не нужна без него…
Глава 3
Переодевшись, чтобы запах покоя и безмятежности не напоминал о бывшем доме, я выглянула на улицу.
Темно – фонари в этом районе для корри магически заряжали лишь по большим праздникам, и, видимо, поимку демона, несмотря на шумиху, не отнесли к таковым. Тихо – если и сновал кто в такой темноте да в позднее время, то воришки, а их редко можно увидеть из окна напротив, голод быстро учил осторожности.
Но меня интересовало: не следит ли кто за моим домом?
Долго всматривалась в темноту, но под взглядом моим дрогнули только деревья, зашумев от порыва внезапного ветра, который не принес близких запахов чужака. Возможно, убедившись в том, что я не наделаю глупостей, приставленный ко мне ушел. А, возможно, никого не было изначально.
Хотя, все могло быть иначе, и за мной все еще могли следить. Осторожно, прячась в тени. Думаю, стражники умеют быть незаметными по долгу службы. Но я все равно собиралась выйти из дома, и уже взялась за ручку двери, когда постучали.
Мелькнула сумасшедшая мысль, что это отец, но я тут же остудила себя. Отец, конечно, мог бы найти меня, но за десять лет ни разу не проявил ко мне интереса, и если стояние на коленях не убедило его помочь, то эффектный уход и подавно.
Глубоко вдохнув, я поняла, кто за дверью. Не хотела видеть его, никого не хотела видеть, но Маргус потребовал:
– Илия, открой! Я знаю, что ты не спишь!
Открывать я не торопилась, надеялась, что он уйдет и позволит уйти мне.
– Это касается твоего сына! – крикнул мужчина, и я отодвинула скрипучий засов.
Маргус сверкнул на меня глазами, видимо, подмечая, как быстро я открыла ему и что я в платье, а не в ночной сорочке. С намеком заглянул в прихожую.
– Далеко собралась?
Я отошла, впуская его, и он включил свет, ловко найдя выключатель. Так ловко, словно бывал в моем доме.
– Это тебе, – он протянул пухлый сверток.
– Что это?
– Платье. Я ведь обещал, – удивился он. – Примеришь?
С трудом подавила раздражение – у меня сын в беде, а он приносит мне платье, и думает, что я с радостью юной девочки побегу наряжаться и крутиться у зеркала?!
– В другой раз, – по возможности мягко сказала я, и положила пакет на стол. – Прости, я устала, и… немного не до подарков. Что ты хотел сказать о Стэнли?
Маргус подвинул к себе стул, сел, и все равно умудрился смотреть на меня сверху вниз, хотя теперь я возвышалась над ним.
– Предложи хотя бы чая, – он устало потер лоб.
– Что со Стэнли?
– Я передал ему, что ты просила. Сказал, что ты его любишь.
– Спасибо.
Маргус молчал, он не собирался никуда уходить, и я поторопила его:
– Ты пришел только для этого?
– Нет, еще принес тебе платье, которое ты даже не хочешь примерить. Я понимаю, что ты волнуешься, но разве то, что я сказал тебе – ерунда? Когда ты просила меня передать слова любви твоему сыну, мне показалось, что это важно. Илия, слова любви – это ведь важно? Я их от тебя не дождался, так хотя бы твой сын… Но когда я пришел, чтобы сказать, что выполнил твою просьбу, оказывается, это был всего лишь пустяк?
Он пытался вызвать во мне чувство благодарности, пытался воззвать к моей совести, но мне было все равно, что он устал. Да, я видела, что устал, от него буквально веяло утомленностью пылью, потом и чьим-то страхом. Но он не выполнил моей главной просьбы – не помог Стэнли, а сейчас просто меня задерживал.
– Не пустяк, – возразила я, но посмотрела на дверь.
– Спешишь?
– Нет, – солгала. – Но, думаю, что тебе пора.
– Куда? – Он, усмехнувшись, откинулся на спинку стула, тот подозрительно скрипнул, но выдержал его вес. – Мои у родственников, я тебе говорил. Еще день я совершенно свободен.
– А как же твоя работа?
– Завтра у меня выходной.
– С чего бы?
– Я все сделал сегодня.
В словах Маргуса мне послышалось имя сына, хотя оно и не прозвучало. Мое сердце на минуту замерло и снова забилось.
– А Стэнли?
– Илия, я же сказал, что передал ему твои слова!
– Не то. Что с ним? Ты сказал, что все сделал сегодня. Что ты сделал с моим сыном?
Пристальный взгляд Маргуса ощущался лаской. Чужой, ненужной, но лаской. И совсем не вязался с жестоким вопросом, который он задал мне:
– Илия, чей он сын?
– Что? – хрип, уже не отца, а мой.
Я схватилась за шею, словно цепочка и кулон душили меня, но вспомнила, что их больше нет, и опустила руку.
– Я никогда не спрашивал тебя, чей Стэнли сын.
– Мой.
– Твой и?…
– Он – мой.
– И демона?
Несуществующая цепочка на шее перекрыла мое дыхание, хрип вырвался и повис напряжением в комнате.
– Стэнли. Мой. Сын, – отчеканила я.
Но Маргус знал правду – так говорили его глаза, все еще ласковые глаза, несмотря на жестокость вопросов.
– Как ты узнал? – выдавила я, ухватив судорожный вдох.
Мой мальчик не был похож на демона, и я так радовалась, что ему ничего не передалось от отца. Он был похож на меня. И на упрямого поборника репутации и морали – Илланиара альх анкер Свалье, своего деда.
– Хотел бы я этого не знать, – с грустной улыбкой ответил Маргус.
Он обвел взглядом прихожую, но у меня возникло ощущение, что он успел рассмотреть каждую деталь во всем доме. Крошечном доме – по сравнению с замком моего отца. И даже по сравнению с домом Маргуса.
– Илия, ты понимаешь, что тебя тоже могут кинуть в темницу?
– За что? В империи много демонов!
– В империи, – согласился он. – Не в Анидат.
Да, я была в курсе о нелюбви герцогини и короля к демонам. Более того, их нелюбовь перешла в какую-то болезненную ненависть, словно они опасались чего-то. Говорят, раньше в Анидат были демоны, и вполне себе жили наряду с другими расами, но потом от них постарались избавиться. Некоторые сами ушли в более темные и гостеприимные города, некоторые хотя и переместились, иногда все еще мстили за изгнание, а с некоторыми пришлось договариваться о ненападении.
Но, так или иначе, Анидат избавился от всех демонов, которые здесь жили ранее. И немедленно, и жестоко избавлялся от новых, если они пытались проникнуть сюда. С трудом, но был заключен договор с Ризгором – хозяином города Наб, который из-за преобладающего засилья демонами и близости к нашим зеленым границам, представлял непосредственную угрозу. Некоторые легал погибли, некоторые бесследно исчезли, но город о них не жалел. У Анидат был договор с Наб, а это главное, хотя вся вина, по слухам, лежала на темных. Да, демонов здесь не любили.
– Но я ведь не демон!
– Не демон, – согласился Маргус. – Но по закону военного времени… сама понимаешь, ты можешь попасть под раздачу. Илия, какой ты расы? Ты ведь не корри.
– Какая разница?
Мне казалось, мы тратим время, говоря о таких пустяках.
– И все-таки? Я помог тебе, передал твои слова сыну – неужели я не достоин хотя бы маленького кусочка правды?
В эту минуту Маргус мне сильно напомнил отца – он так же иногда пытался воззвать к моей совести. Может, он и раньше подсознательно напоминал мне его? Может, потому между нами ничего не было? А вовсе не из-за отсутствия притяжения или страха близости.
– Анкер.
Вряд ли Маргус начнет уточнять из какого я рода, так что еще одно пятно репутации моего отца не грозит.
– Крылатые. Высшие. Светлые, – выдал Маргус классификацию. – В отличие от легал, крылья достаются только по праву рождения. Стать анкер через обряд обращения невозможно. Закрытая надменная раса, которая заключает брачные союзы только между собой.
Он встал, медленно обошел меня и неожиданно прислонился со спины. Тесно, так тесно, что я почувствовала его всего – даже те выпирающие части тела, которые чувствовать не хотела.
– Где твои крылья, Илия?
Я судорожно вздохнула.
– Их нет.
– Больше нет?
– Их нет, – повторила я.
– Ты не улетишь от меня? – мужской шепот жаром опалил мое ухо, но меня затрясло от холода, к горлу подступил ком тошноты. – Ты не улетишь от меня?
– Как? – я дернула плечом, напоминая, что крыльев нет, и тщетно пытаясь избавиться от чужих рук.
– Ты не променяешь меня на демона? Обещай. Я хочу это слышать.
– Не сходи с ума.
– Илия, я хочу это слышать.
– Маргус, демоны – не постоянны и не держат слова. Они не спрашивают, они просто берут. Зачем они мне?
– Но отец Стэнли…
Я усмехнулась: уж он-то нужен мне меньше всего.
– Я не отдам тебя им, – зашептал Маргус, а руки его, как я и хотела, оставили мои плечи, но… к ужасу моему, переползли на мою грудь, и сжали. – Я не отдам тебя никому, Илия. Ни страже, ни демонам, никому. Я спрячу тебя, если понадобится. Я приведу тебя в мой дом. Там никто не станет искать тебя. Никто не подумает, что ты там…
– А твоя жена? – руки Маргуса по-хозяйски взвесили мою грудь, поощрили за отклик, не понимая, что это страх, а не желание.
– Будет молчать. Она слишком дорожит теми побрякушками, что я ей дарю.
– А дети?
– Пока обходятся дешевле жены. Им нужны только игрушки.
– Наверное, это страшно, жить с теми, кому ты не нужен?
Руки Маргуса ослабли, но не отпустили. Он развернул меня к себе, обнял лицо, заглянул в глаза.
– А ты, Илия? Тебе я нужен?
– Маргус, – я ласково обняла его ладони, поцеловала одну, потерлась щекой о вторую. – Ты хороший, добрый. Я знаю. Я вижу это. Ты…
– Ясно, – он так резко дернулся в сторону, словно держал змею. – Тебе нужен только твой сын.
Я молчала. Потому что всех мужчин в мире променяю на сына. Мужчины мне не нужны – они приносят лишь боль, предательство, разочарование: мой отец, некоторые хозяева, у которых я работала, Маргус, но в первую очередь – отец Стэнли. Мне нужен только ребенок, которому, к счастью, нужна именно я, а не дорогие игрушки.
– Пожалуйста, – попросила я, подходя к мужчине, которого невольно обидела холодностью.
Я буду горячей. Я буду желать. Я сделаю все, как он захочет. Я буду жить в одном доме с его женой и детьми, если это поможет Стэнли.
– Пожалуйста, Маргус, – я взяла его за руку, прижала к своей груди, и прогнулась, имитируя удовольствие, когда он погладил меня по соску.
– Такая покорная, – удовлетворенно сказал он, и второй рукой намотал мои волосы на кулак. – Такая ждущая. Как бы я хотел, чтобы ты любила меня, чтобы ты желала отдаться мне просто так, ни на что не рассчитывая.
– Мне ничего не надо, – покорно кивнула я. – Только, пожалуйста, помоги моему сыну…
Он приподнял мое лицо, потянув за волосы, заглянул в глаза, и сказал:
– Поздно, Илия. Я бы хотел, но все уже знают, что он – демоненок.
– Нет, – горячо возразила я, и начала покрывать лицо Маргуса поцелуями. – У него нет ничего от отца. Он обычный ребенок. Он – анкер.
– Мне жаль.
– Поверь, – уговаривала мужчину, целуя в упрямые губы, в задумчивые глаза, во впалые от усталости щеки, которые уже кололись щетиной. – Пожалуйста, поверь, он обычный ребенок. Он только мой сын, и все!
– Илия, – Маргус снова потянул за волосы, заставив оторваться от его губ, и посмотреть на него, – мне жаль, но сегодня твой сын на глазах у десятка свидетелей обернулся демоном.
– Нет… он…
– У него прорезались черные крылья.
Я отшатнулась, насколько позволяли волосы, намотанные на кулак Маргуса. Нет! Это не правда! Я бы заметила! Хоть раз, хоть какой-нибудь признак демонического я бы заметила в сыне!
– Как… – жалко выдавила.
И когда услышала ответ Маргуса, наверняка, рухнула на пол, если бы он все еще не удерживал меня.
– Это случилось после того, как я передал ему твои слова.
Мои слова… о том, что я люблю его…
А если бы Маргус не передал их?
Был ли шанс, что крылья не дадут о себе знать?
Мужчина обнял меня, погладил по спине, но я больше не чувствовала в себе сил притворяться.
Не смогу, не сумею изображать наслаждение и удовольствие, когда мой мальчик в беде, когда ему больно, когда он еще больше нуждается во мне, чем когда только попал в темницу, чем когда только родился и посмотрел на меня удивленными голубыми глазами, как бы спрашивая без слов: «Ты не убьешь меня, мама? Ты не убьешь?»
Я помнила день, когда у меня самой прорезались крылья. Мне было тринадцать, и я впервые увидела Арсура альх анкер Пррансток, за которого мне предстояла выйти замуж по достижению восемнадцати лет. Высокий, взрослый, с солнечными волосами – ему уже было восемнадцать, но из-за моего юного возраста приходилось ждать целых пять лет, когда мы поженимся. Как же я злилась тогда, что такая малявка! Как же мне хотелось улететь следом за ним и его отцом, когда они отбывали, заключив помолвку и погостив у нас всего день.
Мне казалось это таким несправедливым, обидным, таким неправильным, я чувствовала себя никчемным угловатым ребенком, а мне ужасно хотелось быть взрослой и красивой, чтобы Арсур в следующий свой визит не пичкал меня детскими карамельками. А подарил пудреницу, как взрослой барышне. Или помаду. А лучше – поцелуй.
Мои эмоции от его отлета были такими сильными, что спровоцировали крылья прорезаться, но это я поняла позже. Пока же корчилась от дикой боли и силилась не кричать, чтобы не услышали слуги и чтобы не сказали папе, что я слабачка. Я пролежала на полу довольно долго, судя по тому, что изрядно замерзла, а потом меня взяли на руки, и я услышала родной запах, который тут же узнала.
– Папа…
– Да, дочь.
– Папа, мне плохо.
– Я знаю. Я рядом.
Он был со мной рядом два дня, пока я металась в горячке. Он вытирал мой лоб прохладным влажным платком, и он не позволял мне лечь на спину, уговаривая потерпеть, и что потом будет можно лежать на спине, сколько угодно. Я слышала его голос и успокаивалась, потому что верила. Иногда я чувствовала, как в комнату входила Дитра, но она никогда не оставалась подолгу, и никогда не разговаривала со мной. Может, думала, что в бреду я ничего не слышу. Только раз я различила ее тихий вопрос, да и то не мне, а отцу:
– А когда у меня начнут прорезаться крылья, ты тоже будешь рядом?
– Конечно, – ответил он.
Но слово не сдержал. Не по своей воле, но не сдержал. Не так часто, но он перемещался в Ристет, чтобы обсудить с императором нечто конфиденциально, и так вышло, что один из его визитов совпал с тем, когда у Дитры начали прорезаться крылья. Кстати, несмотря на нашу разницу с сестрой в три года, крылья у нее начали прорезаться всего через несколько месяцев после моих.
Отец не смог так быстро вернуться, и с ней были я и маг, но Дитра в бреду настаивала, чтобы папа пришел, чтобы он был…
Прошло много лет, но я отчетливо помнила ту боль и беспомощность, когда прорезаются крылья. И почти безграничное желание, чтобы рядом был самый дорогой и близкий тебе. Я нужна своему сыну. Я очень нужна ему.
– Маргус, отведи меня к Стэнли, – попросила я.
– В камеру?
– Да. В камеру.
– Да они с удовольствием упекут и тебя вместе с ним!
– Пускай. Если Стэнли нельзя из камеры выпустить, я войду в нее.
– Сумасшедшая! Ты даже не представляешь, что там делают с заключенными! – взорвался Маргус, но замолчал, едва осознал, что сказал и кому. – Илия, мне жаль. Правда, жаль. Я знаю, как ты любишь своего сына. Но ему нельзя помочь. Единственное, чего ты добьешься – это… – Он замолчал, выпустил, наконец, мои волосы, нервно прошелся по прихожей и вернулся. – Не делай этого, Илия. Прошу тебя. Ты даже не представляешь, как сильно ты нужна мне. Не представляешь, на что я готов пойти, чтобы тебя удержать. Я спрячу тебя. Привяжу. Я украду тебя от самой себя. Пожалуйста, Илия. Ты ничем не поможешь Стэнли!
– Ты прав, – согласилась я.
– Я рад, что ты поняла, – облегченно выдохнул он.
– Спасибо, что все объяснил.
– У Стэнли не было шанса выжить еще когда он только бросился спасать демоницу. Но когда оказалось, что он сам – демон…
– Я понимаю.
Маргус обнял меня, не крепко, просто жалея, даря крупицу тепла. Но от его тепла мне было холодно.
– Ты хотел чая, – вспомнила я, и прошла на кухню.
Маргус направился было за мной, но я попросила его снять обувь, и он замешкался. Этого времени мне хватило, чтобы добавить в заварник смесь сонных трав, и когда руки Маргуса обняли меня со спины, я обернулась без страха, провела рукой по красивому лицу. Если бы все сложилось иначе, кто знает, к чему привели бы наши отношения? Быть может, я бы стала в итоге его любовницей – в обмен на защиту для сына.
Чайник вскипел, я заварила травы, а Маргус, пользуясь моей податливостью, целовал мое лицо. Впервые я радовалась, что одежда корри такая закрытая, и мужские губы не прикасаются к моей шее. Его руки пытались возбудить меня через платье, я притворялась, что им это удается, пока чай не настоялся.
– Успокоительный сбор, – пояснила я в ответ на подозрительный взгляд мужчины.
Он принюхивался, и не решался пить. Да, начальником стражи он стал не просто так – у него чутье, этого не отнимешь.
– Мне нужно успокоиться, – я первой сделала глоток, и еще один, и еще.
Эти травы не действовали на меня. Я так нуждалась в них, когда все было плохо, валилось из рук и казалось, что нет просвета. Мне нужны были хотя бы спокойные ночи, а травы не помогли. Но на других срабатывали почти мгновенно. Как-то ко мне заглянула в гости пухленькая соседка. Она догадывалась, что к чаю у меня ничего нет, и потому захватила с собой добрую часть пирога с капустой, но она и подумать не могла, что у меня нет самого чая.