Ноги из глины Пратчетт Терри

– Но это во вторник, разве нет? Я был уверен, что во вторник!

– Это было час назад.

– Ох. – Бес понурился. – Хм. Ладно. Извините. М-да. Зато я могу вам сообщить, сколько сейчас времени в Клатче, если хотите! Или в Орлее. Или в Гункунге. В любом из этих мест. Только скажите!

– Мне ни к чему знать, сколько сейчас времени в Клатче.

– А вдруг! – не сдавался бес. – Только подумайте, вот вы с кем-то беседуете, разговор не клеится, и тут вы говорите: «Кстати, в Клатче сейчас на час меньше». Или в Бес Пеларгике. Или в Эфебе. Спросите меня, давайте. Я отвечу. Мне не сложно.

Ваймс вздохнул про себя. У него был блокнот для записей. И это было очень удобно. А потом Сибилла, его благословенная женушка, подарила ему этого беса-органайзера с пятнадцатью функциями – хотя, насколько Ваймс успел убедиться, как минимум десять из них сводились к тому, что бес извинялся за сбои в работе остальных пяти.

– Сделай лучше заметку, – сказал Ваймс.

– Ух ты! Серьезно? Ничего себе! Хорошо. Конечно. Без проблем.

Ваймс прокашлялся.

– Поговорить с капралом Шноббсом. Тема: рабочий график. Другая тема: графский титул.

– Э-э-э… прошу прощения, это была заметка?

– Да.

– Извините, но сначала надо сказать «заметка». Я точно помню, что это указано в инструкции.

– Ну хорошо, это была заметка.

– Простите, но теперь ее нужно повторить.

– Заметка: поговорить с капралом Шноббсом. Тема: рабочий график. Другая тема: графский титул.

– Готово, – сказал бес. – Во сколько вам об этом напомнить?

– По местному времени? – ядовито спросил Ваймс. – Или по клатчскому?

– Кстати, я могу вам сообщить, сколько сейчас времени…

– Я лучше сделаю заметку в блокноте, если ты не против, – сказал Ваймс.

– О, конечно, если вам так удобнее. Я умею распознавать почерк, – гордо произнес бес. – Я довольно продвинутый.

Ваймс достал блокнот и раскрыл его перед бесом.

– Что, и мой почерк распознаешь?

Бес прищурился.

– Ага, – ответил он. – Это определенно почерк. Черточки и завитушки, соединенные вместе. Точно. Почерк. Я его везде узнаю.

– Я думал, ты мне сообщишь, о чем тут сказано.

Бес недоверчиво на него покосился.

– Сказано? Он что, умеет разговаривать?

Ваймс спрятал потрепанную записную книжку и захлопнул крышку органайзера. Потом откинулся на спинку кресла и продолжил ждать.

Тот, кто смастерил часы для приемной патриция, был очень умен – явно куда умнее, чем тот, кто обучал беса. Они говорили «тик-так», как любые другие часы. Но промежутки между тиканьем, вопреки всем часовым законом, были неравными. Тик-так, тик… крошечная, почти незаметная пауза… так, тик-так, тик… и снова так, на долю секунды раньше, чем ожидало подсознание. В результате спустя десять минут даже у самых стойких все мысли расползались в кашу. Патриций наверняка очень щедро заплатил часовщику.

Стрелки показали четверть двенадцатого.

Ваймс подошел к двери и, вопреки всем неписаным правилам, осторожно постучал.

Изнутри не донеслось ни звука, ни единого шепота.

Он взялся за ручку. Дверь была не заперта.

Лорд Витинари всегда говорил, что точность – вежливость королей.

Ваймс вошел.

Шельма прилежно соскреб с пола крошащуюся белую грязь, а затем приступил к осмотру тела. Анатомии в Гильдии Алхимиков уделяли большое внимание, следуя древней теории, согласно которой человеческое тело – Вселенная в миниатюре, хотя при виде вскрытого трупа было сложно представить, какая часть Вселенной была маленькой, красной и хлюпала при нажатии. Так или иначе, в процессе обучения студенты сталкивались с практической анатомией, а иногда даже соскребали ее со стен. Когда начинающие алхимики проворачивали особо успешный эксперимент по исследованию взрывной силы, результатом обычно становился ремонт в лаборатории, совмещенный с увлекательной игрой «найди вторую почку».

Старика убили несколькими ударами по голове. Добавить к этому было особо нечего. Ему размозжили череп каким-то очень тяжелым тупым предметом[9].

Чего еще Ваймс ожидал от Шельмы?

Он осмотрел тело целиком. Других явных следов насилия не было, хотя… под ногтями у старика обнаружилась засохшая кровь. Но кровь, если уж на то пошло, тут была повсюду.

Пара ногтей были содраны. Трубчек пытался защититься – или, по крайней мере, заслониться руками.

Шельма внимательнее взглянул на пальцы. Под ногтями что-то застряло – что-то лоснящееся, как густой жир. Шельма понятия не имел, что это и откуда взялось, но, возможно, именно это ему и предстояло выяснить. Он добросовестно вынул из кармана конверт, поместил туда грязь из-под ногтей, запечатал и пронумеровал.

Потом он вынул из ящика иконограф и приготовился запечатлеть труп.

И тут он кое-что заметил.

Ваймс так и не закрыл отцу Трубчеку глаз, и теперь тот лежал, подмигивая вечности.

Шельма наклонился поближе. Он был уверен, что ему показалось. Но…

Даже теперь он все еще не был уверен. Сознание порой выкидывает странные фокусы.

Он открыл дверцу иконографа и спросил у беса, сидящего внутри:

– Сидни, можешь зарисовать его глаз?

Бес выглянул в смотровое окошко.

– Только глаз? – пискнул он.

– Да. Как можно крупнее.

– Да вы умом тронулись, не иначе.

– И помалкивай, – добавил Шельма.

Он водрузил иконограф на стол и сел рядом. Из ящика донесся шорох кистей. Наконец завращалась ручка, и из щели выползла чуть влажная картинка.

Шельма посмотрел на нее. Потом постучал по ящику. Открылась дверца.

– Да?

– Надо крупнее. На весь лист. Вообще, знаешь, – Шельма, прищурившись, пригляделся к картинке, – нарисуй только зрачок. Самую серединку.

– На весь лист? А вы знаете толк в извращениях.

Шельма подвинул ящик поближе к трупу. Заскрипели шестеренки – это бес выдвигал линзы, – а потом снова деловито зашуршали кисти.

Через несколько секунд на свет вылезла новая картинка. На ней был изображен большой черный круг… вернее, почти черный.

Шельма присмотрелся. На картинке угадывался намек, всего лишь намек…

Он снова забарабанил по ящику.

– Какую дичь придумали на этот раз? – осведомился бес.

– Фрагмент по центру. Как можно крупнее.

Линзы еще сильнее выдвинулись вперед.

Шельма в нетерпении ждал. Было слышно, как в соседней комнате неспешно расхаживает Детрит.

Щель выплюнула третью бумажку, и в иконографе открылась дверца.

– Все, – сказал бес. – У меня кончилась черная краска.

Картина действительно была сплошь черная… за одним крошечным исключением.

Дверь на лестницу распахнулась, и вошел констебль Посети – вернее, его внесла в комнатушку небольшая толпа. Шельма с виноватым видом сунул бумажку в карман.

– Это возмутительно! – сказал маленький человечек с длинной черной бородой. – Впустите нас немедленно! Кто вы такой, молодой человек?

– Шель… Капрал Задранец, – ответил Шельма. – Смотрите, вот мой значок…

– Капрал, значит? – сказал бородач. – Ну а я Венгел Рэдли, не последний человек в нашей округе, и я требую, чтобы вы сейчас же выдали нам бедного отца Трубчека!

– Мы, э-э-э, мы пытаемся понять, кто его убил… – начал Шельма.

Позади него послышалось движение, и все, кто стоял впереди, неожиданно переменились в лице. Шельма обернулся и увидел в дверях комнаты Детрита.

– Тута все в порядке? – спросил тролль.

Перемены в статусе Городской Стражи позволили Детриту заказать себе настоящие доспехи вместо куска слоновьей брони. Оружейник попытался выбить на его нагруднике стилизованную мускулатуру, обычную для доспехов сержанта. Детрит был уверен, что половину мускулов он пропустил.

– Что-то не так? – спросил он.

Толпа попятилась.

– Нет-нет, все в порядке, – сказал Рэдли. – Вы просто, э-э-э, так неожиданно нарисовались…

– Все верно, – подтвердил Детрит. – Рисовать я люблю. Кого хочешь разрисую. Так что тута у вас за шум?

– У нас все тихо, офицер.

– Вот те на, – задумчиво сказал Детрит. – Я всегда иду на шум, а когда прихожу, мне говорят, что все тихо.

Рэдли выпрямился, насколько позволял рост.

– Но мы хотим забрать отсюда отца Трубчека и похоронить, – сказал он.

Детрит повернулся к Шельме Задранцу:

– Ты все сделал, что надо?

– Думаю, да…

– Ентот умер?

– О да.

– Лучше ему уже не станет?

– После смерти-то? Сомневаюсь.

– Ну и забирайте его тогда.

Стражники отошли в сторону, и люди подняли тело и понесли вниз по лестнице.

– А зачем тебе рисовать ентого мертвеца? – спросил Детрит.

– Ну, э-э, на всякий случай. Что-то здесь нечисто.

– Конечно, нечисто, – сказал Детрит. – Вон как натоптано.

Задранец вытянул из кармана рисунок и еще раз на него посмотрел. Рисунок был почти черный.

Почти…

Внизу на лестнице замаячил констебль.

– Тут есть кто-то по имени, – последовал сдавленный смешок, – Шельма Задранец?

– Да, – мрачно ответил Шельма.

– Ну тогда живо дуй во дворец патриция. Приказ командора Ваймса.

– Он тебе не просто Задранец, а капрал Задранец! – поправил Детрит.

– Ничего, ничего, – пробормотал Задранец. – Хуже уже не будет.

Слухи – это информация, очищенная настолько тщательно, что она просочится куда угодно. Слухам не нужны окна и двери, и порой даже публика им ни к чему. Они свободно перелетают от уха к уху, не касаясь губ.

И сейчас они уже выпорхнули на свободу. Из высокого окна в спальне патриция Сэм Ваймс видел ручейки людей, стекающиеся ко дворцу. Это была еще не толпа и даже не орава, но броуновское движение улиц подталкивало все больше и больше народу в одном направлении.

Он слегка выдохнул, когда увидел, что в ворота зашла пара стражников.

Лежащий на кровати лорд Витинари открыл глаза.

– О, командор Ваймс, это ты, – пробормотал он.

– Что происходит, сэр? – спросил Ваймс.

– Насколько могу судить, я лежу в постели.

– Я нашел вас в кабинете, сэр. Без сознания.

– Ну надо же. Видимо, я… перетрудился. Что ж, спасибо, Ваймс. Не будешь ли ты так любезен… мне помочь…

Лорд Витинари попытался выпрямиться, качнулся и снова упал на подушку. Лицо у него было бледное. На лбу блестели бисеринки пота.

В дверь постучали. Ваймс слегка ее приоткрыл.

– Это я, сэр. Фред Колон. Получил ваше сообщение. Что стряслось?

– А, привет, Фред. Кто это с тобой?

– Констебль Кремень и констебль Шлеппер, сэр.

– Хорошо. Пусть кто-нибудь сходит ко мне домой и скажет Виликинсу, чтобы тот принес мои доспехи. А еще меч и арбалет. И сумку на случай ночных дежурств. И сигары пусть захватит. А леди Сибилле передайте… передайте… в общем, просто скажите ей, что у меня тут дела, только и всего.

– Что случилось, сэр? Кто-то внизу сказал, что лорд Витинари мертв!

– Мертв? – пробормотал патриций с кровати. – Какой вздор!

Он рывком выпрямился, спустил ноги с кровати – и упал. Падение было воистину жутким и медленным. Роста Витинари был изрядного, а потому и падать пришлось долго. И делал он это поэтапно. Сперва его подвели лодыжки, и он приземлился на колени. Колени глухо ударились о пол, и он согнулся пополам в талии. И только потом он стукнулся лбом о ковер.

– Ох, – сказал он.

– Его светлость просто слегка… – начал Ваймс, а потом схватил Колона и выволок из комнаты вслед за собой. – Я думаю, его отравили, Фред, вот что случилось.

– О боги! – ужаснулся Колон. – Мне сбегать за врачом?

– Ты в своем уме? Он нам нужен живым!

Ваймс закусил губу. Он произнес слова, которые вертелись у него на языке, и теперь, без сомнения, тонкая струйка слухов растечется по всему городу.

– Но кто-то же должен посмотреть, что с ним… – сказал он вслух.

– И то верно! – согласился Колон. – Мне сбегать за волшебником?

– А откуда нам знать, что это не волшебники его отравили?

– О боги!

Ваймс попробовал собраться с мыслями. Все городские врачи состояли на жалованьи у гильдий, а все гильдии ненавидели Витинари, так что…

– Когда соберется достаточно наших, отправь гонца в конюшни на Королевских низинах, пусть приведет Джимми Пончика, – сказал он.

Колона это вконец ошарашило.

– Пончика? Да он же ничего не смыслит в медицине! Он накачивает всякой дрянью коней на скачках!

– Просто пошли за ним, Фред.

– А если он не захочет идти?

– Тогда передайте ему, что командор Ваймс знает, почему Смеющийся Мальчик не победил в Щеботанском стодолларовом забеге. И добавьте, что тролль Хризопраз проиграл на этих скачках десять тысяч.

На Колона это явно произвело впечатление.

– А вы коварны, сэр.

– Тут скоро отбою не будет от посетителей. Пускай возле этой комнаты дежурит двое стражников, желательно тролли или гномы, и никто в нее не входит без моего ведома, ясно?

Колон мучительно скривился: за место на его лице боролись сразу несколько эмоций. Наконец он выдавил:

– Но… отравлен? У него же есть личные дегустаторы и все такое!

– Тогда, возможно, это был один из них.

– Боже правый, сэр! Вы вообще никому не доверяете, да?

– Нет, Фред. Кстати, это случаем не ты сделал? Шучу, шучу, – быстро добавил Ваймс, увидев, что Колон сейчас расплачется. – Ступай. Времени у нас в обрез.

Ваймс закрыл дверь и постоял, прислонившись к ней. Потом повернул ключ в замке и подставил под дверную ручку стул.

Наконец он поднял патриция с пола и закатил на кровать. Тот что-то проворчал и дернул веками.

«Яд, – подумал Ваймс. – Нет ничего хуже яда. Отравитель может находиться за мили отсюда, яд не увидишь и не услышишь, зачастую у него нет ни запаха, ни вкуса, он может быть где угодно – и прямо сейчас он делает свое черное дело…»

Патриций открыл глаза.

– Я не отказался бы от стакана воды, – сказал он.

У изголовья постели стояли кувшин и стакан. Ваймс поднял кувшин и заколебался.

– Я пошлю кого-нибудь за водой, – сказал он.

Лорд Витинари моргнул – очень медленно.

– Ах, Ваймс, – сказал он. – Но кому ты можешь доверять?

Когда Ваймс наконец спустился в большой приемный зал, там уже толпились посетители. Они слонялись по залу, встревоженные и смятенные. А когда важные люди пребывают в тревоге и смятении, они становятся очень сердитыми.

Первым к Ваймсу подскочил господин Боггис из Гильдии Воров.

– Ваймс, что происходит? – напористо спросил он. Потом встретился с Ваймсом глазами, ослабил напор и поправился: – То есть сэр Сэмюэль.

– Думаю, что лорда Витинари отравили, – сказал Ваймс.

Шепот на заднем плане прекратился. И Боггис осознал, что, раз уж именно он задал этот вопрос, все внимание теперь было привлечено к нему.

– Э-э-э… насмерть? – проговорил он.

Повисла звенящая тишина.

– Пока нет, – сказал Ваймс.

В зале повернулись головы. Все взоры теперь были устремлены на доктора Низза, главу Гильдии Убийц.

Низз кивнул.

– Мне неизвестно ни о каких договоренностях, связанных с лордом Витинари, – сказал он. – К тому же, полагаю, все отлично осведомлены, что за жизнь патриция мы назначили цену в миллион долларов.

– Разве у кого-то есть столько денег? – спросил Ваймс.

– Ну… например, у вас, сэр Сэмюэль, – ответил Низз. Послышались нервные смешки.

– Так или иначе, мы хотим видеть патриция, – сказал Боггис.

– Нет.

– Нет? А почему, позвольте узнать?

– Так решил врач.

– Серьезно? Какой врач?

За спиной у Ваймса сержант Колон закрыл глаза.

– Доктор Джеймс Фолсом, – ответил Ваймс.

Прошло несколько секунд, прежде чем кто-то догадался.

– Что? Неужели вы про… Джимми Пончика? Он же коновал!

– Насколько мне известно, да.

– Но почему именно он?

– Потому что многие из его пациентов выживают, – сказал Ваймс и поднял руки, чтобы утихомирить ропот. – А теперь, господа, я вынужден вас покинуть. Прямо сейчас где-то прячется отравитель. Я хотел бы найти его, прежде чем он станет убийцей.

Он поднялся назад по лестнице, пытаясь не обращать внимания на крики за спиной.

– Вы уверены, что стоило звать Пончика, сэр? – спросил Колон, догоняя его.

– А что, ты ему не доверяешь? – спросил Ваймс.

– Пончику-то? Нет, конечно!

– Вот и правильно. Он не заслуживает доверия, и мы ему не доверяем. Так что все сходится. Но я видел, как он выходил лошадь, про которую все говорили, что ей место на живодерне. Коновалы работают на результат, Фред.

С этим трудно было спорить. Когда человеческий лекарь видит, что его пациент скончался, не выдержав бесконечных банок и кровопусканий, он всегда может сказать: «Что поделать, на все воля божья, тридцать долларов, пожалуйста», – и спокойно уйти. Это потому что люди формально ничего не стоят. А вот хорошая скаковая лошадь может стоить двадцать тысяч долларов. Врач, который позволит ей раньше срока сбежать в великий небесный табун, может вскоре услышать в темном переулке нечто вроде: «Господин Хризопраз очень раздосадован», и краткий остаток его жизни будет полон неприятных сюрпризов.

– Никто не знает, где капитан Моркоу и Ангва, – сказал Колон. – У них выходной. И Шнобби тоже нигде не видно.

– Ну хоть что-то хорошее…

– Дзынь-дзынь, дон-дон, – произнес голос в кармане у Ваймса.

Он вынул органайзер и поднял крышку.

– Да?

– Э-э-э… полдень. Ланч с леди Сибиллой.

Бес вгляделся в их лица.

– Гм… я же ничего такого не сказал, правда? – спросил он.

Шельма Задранец вытер пот со лба.

– Командор Ваймс прав. Это может быть мышьяк, – сказал он. – Все признаки налицо. Сами посмотрите, какого он цвета.

– Та еще пакость, – заметил Джимми Пончик. – Он не жевал свою подстилку?

– Все простыни нетронуты, так что, думаю, ответ отрицательный.