Так берегись Фрай Макс

Жизнь моя снова стала условно простой, ещё более условно понятной, зато безусловно счастливой штукой, какой была до происшествия с поездом-призраком. Разве что возможность колдовать вызывала у меня теперь совершенно неофитский восторг. И лень, мешавшую осваивать эффектные, но почти бесполезные для работы магические приёмы, как рукой сняло. Боюсь, я стал слишком старательным учеником, хуже Базилио, которая до сих пор казалась мне образцом чокнутой отличницы. Но я её превзошёл. Даже сэр Шурф, которому до сих пор чрезвычайно нравилось учить меня усвоенным в годы орденской юности малоизвестным фокусам, читай – строить, как роту новобранцев и гонять в хвост и в гриву – в конце концов взвыл от моей энергичности. Ну то есть не в голос взвыл, как лесной оборотень в ожидании новой луны, а исключительно внутренне, не подавая виду. Но я чуткий, я услышал его безмолвный педагогический вой и даже испытал что-то вроде угрызения совести. Однако не оставил его в покое. Просто не смог.

Всё это, впрочем, не мешало размеренному течению жизни – как я его себе представляю. То есть я не только с утра до ночи осваивал практически бесполезные, зато чрезвычайно эффектные магические приёмы, но и часами кружил по городу, упиваясь ароматом цветущих садов и весенних костров, подолгу сидел с друзьями в трактирах, решал разнообразные рабочие проблемы, регулярно уводил на Тёмную Сторону хренову толпу новичков – сам не заметил, как это успело стать моей практически повседневной обязанностью и одновременно дополнительным источником радости такой силы, что одного его с лихвой хватило бы на совершенно счастливую, полную смысла жизнь. И даже спать при этом вполне успевал, причём не на ходу, а лёжа в постели; это, я и сам понимаю, наименее правдоподобная деталь моего повествования, но у меня есть свидетели, готовые подтвердить под присягой: время от времени я действительно спал.

А иногда я отменял назначенные встречи, откладывал в сторону поучительные старинные трактаты по магии, одним своим видом способные свести нормального человека с ума, шёл на пустырь, окружавший развалины бывшей загородной резиденции Ордена Дырявой Чаши, садился в густую траву и сидел там терпеливо, как рыбак, закинувший удочку, – вот уж чудо, так чудо, посмотрел бы кто, как я подолгу неподвижно сижу на одном и том же месте, решил бы, что меня подменили. Страшная штука – смутная надежда на нечто, совершенно не зависящее от тебя.

Не то чтобы я действительно ждал появления поезда-призрака; хотя, кого я хочу обмануть? Конечно, ещё как ждал. Больше всего на свете хотел ещё раз увидеть этот поезд. Потому что, во-первых, он был фантастически красивый, по крайней мере, запомнился мне красивым, а значит, навсегда таким для меня стал. Во-вторых, поезд в центре столицы Соединённого Королевства казался до такой степени невозможным, что ожидание новой встречи с ним заменило мне тоску по чуду, совершенно абсурдую для человека, живущего в Мире полном чудес, но всё равно мне присущую, составляющую самый фундамент меня. А в-третьих, мне было обидно. Потому что я же, чёрт побери, приказал этому грешному поезду: «оставайся с нами». Ладно, не приказал, попросил. И, между прочим, потратил на это столько сил, что даже способности колдовать лишился. То есть очень неплохой сделал вклад, хоть и невольно, без задней мысли, но в зачёт идут не намерения, а дела. А поезда всё равно нет, как будто я вообще ничего не делал. Как будто моя воля не имеет никакого значения. К такому я не привык. Что вообще за фигня?

Так прошло почти три с половиной недели; впрочем, в Соединённом Королевстве никто не считает время неделями, поэтому скажем иначе: прошло примерно две дюжины дней. Весна была в самом разгаре, но мы все уже успели более-менее к ней привыкнуть, и кипение вызванных её приходом страстей не то чтобы вовсе сошло на нет, но постепенно утихло, как будто под котлом с нашими судьбами слегка прикрутили огонь. В Мохнатый Дом вернулись блудные леди Тайяра и Дримарондо, в один голос поющие дифирамбы аскетическим радостям интеллектуального труда, сэр Кофа перестал пропускать утренние совещания, леди Кекки Туотли снова завалила нас условно полезными сведениями о жизни Королевского двора, Мелифаро подарил свою любимую летающую доску жене, и теперь над городом носились леди Кенлех с подружками; я втайне лелеял надежду, что они ещё долго не наиграются и не станут предлагать покататься всем родным, друзьям и просто знакомым, начав, о ужас, с меня. Даже на торговца фальшивым любовным зельем наконец посыпались жалобы: караул, грабёж, приворотные леденцы не действуют! Ему бы раньше остановиться, избежал бы всех неприятностей, но бедняга не рассчитал.

А я почти перестал ходить на пустырь в надежде ещё раз увидеть чудесный поезд. Не хочет существовать, ему же хуже. Сам дурак.

Тем сильнее оказалось моё удивление, когда сэр Джуффин Халли пригласил меня в кабинет и молча выложил на стол несколько карандашных рисунков, таких неумелых, что неудачливый художник в моём лице был, можно сказать, отмщён. Однако понять, что на всех нарисован именно поезд, всё-таки было можно. Вернее, невозможно было этого не понять.

И вот тогда я по-настоящему рассердился: ах ты гад вероломный, каким-то посторонним людям, значит, вот так запросто показываешься, а мне – нет?!

– Я-то думал, ты обрадуешься, – заметил шеф Тайного Сыска, удивлённо созерцая непростое выражение моего лица. – У тебя как минимум два стоящих повода: во-первых, видишь, сколько людей рисуют гораздо хуже, чем ты? И ничего, живут и не тужат. А во-вторых, появились новые свидетели твоего… этого, как его?…

– Поезда.

– Поезда, – с удовольствием повторил Джуффин. – Как минимум шесть человек его видели на том же самом пустыре. И это, учти, только те, кто болтал о происшествии где попало, рассказывал всем подряд и попал на заметку агентам Кофы; возможно, есть и другие, просто они пока молчат. Для чистоты эксперимента мы не стали показывать свидетелям твой рисунок, а попросили их самостоятельно изобразить своё удивительное видение. И вот тебе результаты. По-моему, сомнений нет: на всех рисунках изображено примерно одно и то же. И это одно и тоже очень похоже на то, что нарисовал ты. Получается, ты своего добился. Продлил-таки жизнь этому наваждению. Чего хотел, то и получил. Насколько я успел тебя изучить, подобные бессмысленные победы ты любишь больше всего на свете. И вдруг почему-то совершенно не рад.

– Ещё как рад, – вздохнул я, возвращая на стол картинки. – Просто сердит гораздо больше.

– Сердит? – удивился Джуффин. – На кого? И за что? Если на нас с Кофой, то это вообще-то часть нашей работы – собирать информацию обо всех странных происшествиях и разбираться, что за ними стоит.

– Да ну, не на вас, конечно, – невольно улыбнулся я. – На вас-то чего. Я на него рассердился.

– На кого – «на него»?!

– На поезд. То есть на наваждение. По-моему, оно совершенно по-свински себя ведёт. Показывается кому попало, а мне хоть бы разок…

– А ты его караулил? – обрадовался Джуффин.

– Представь себе.

– Серьёзно? Ну ты даёшь.

– Ну не то чтобы именно караулил, – вздохнул я, всё ещё раздосадованный вероломством поезда. – Круглосуточно там не сидел. Но наведывался на пустырь достаточно часто, чтобы у поезда была возможность мне показаться. Но не преуспел.

– А ты к какому-то определённому часу ходил? – оживился Джуффин.

– Да нет, конечно. Когда время свободное выдавалось. Чаще по вечерам, но пару раз и днём на этот пустырь заглядывал. А что?

– Все наши свидетели видели твой поезд примерно в одно и то же время. Около полуночи. Как я понимаю, именно тогда, когда его впервые увидел ты сам. Вполне обычное дело: наваждения довольно часто придерживаются чёткого расписания. Почему, есть много гипотез, но точно не знает никто. Лично я думаю, наваждения в силу своей зыбкой природы инстинктивно ищут хоть каких-то опор в реальности и выбирают простые и очевидные: время, место. Хотя, конечно, бывает по-разному. Мне рассказывали о доме-призраке, который в старину, ещё до Смутных Времён, появлялся на углу улиц Всадников и Десяти Пьяниц, но только перед людьми в синих одеждах, остальным показываться не желал. А у нас в Кеттари в годы моего детства бытовала история про гигантскую лисицу с глазами-звёздами, которая всегда выходит навстречу паре охотников, одному или большой компании встреча с этой лисицей не светит…

– Ты уже четвёртый раз рассказываешь при мне эту историю, и число охотников, которым показывается лисица, всё время разное! – внезапно возмутился буривух Куруш. – То двое, то трое, то пятеро, теперь вдруг двое опять. Я совсем не против обмана, он бывает довольно полезен, когда имеешь дело с людьми. Но такие мелкие несоответствия сводят меня с ума.

– Прости, милый, – кротко ответил Джуффин. – Не то чтобы я собирался кого-то обманывать именно в этом вопросе, просто сам уже толком не помню, какое число охотников фигурировало в той истории. Очень давно дело было. Когда я впервые услышал байку про лисицу, мне ещё не исполнилось и двадцати[2].

Всё-таки Куруш не из одного меня вьёт верёвки. Волю сэра Джуффина Халли он, похоже, ещё пуще поработил. Не хотел бы я, чтобы меня вот так ловили на мелких неувязках, да ещё и в присутствии подчинённых. А шеф только улыбается умилённо. Совсем беда.

– Так в полночь ты на этот пустырь хотя бы раз приходил? – спросил меня Джуффин.

– Ты знаешь, – подумав, сказал я, – получается, именно в полночь я там больше ни разу не был. Обычно приходил гораздо раньше, сразу после заката. Однажды отправился уже после полуночи – сон не шёл, и погода была отличная, решил погулять. Ну и днём пару раз туда заглядывал, но это я тебе уже говорил. Надо же, в голову не пришло, что это может быть как-то связано со временем суток! Думал, поезд может появиться, когда сам захочет. А теперь ты сказал, и мне кажется – так очевидно. Ну конечно, надо было в полночь туда прийти!

– И что ты намерен делать, если встретишь свой поезд? Ещё разок прокатиться? – спросил шеф Тайного Сыска так беспечно, словно я пришёл к нему выяснить, где у нас тут ближайшая карусель.

– Да упаси меня боже! – искренне содрогнулся я. И чтобы разговор не скатился в неизвестно какую по счёту дискуссию о религиях иных реальностей, до которых шеф Тайного Сыска большой охотник, поспешно исправился: – В смысле, Тёмные Магистры меня упаси.

– Вот это вряд ли, – неожиданно рассмеялся Джуффин. – Плохих спасителей ты себе выбрал. Эти красавцы сами вперёд тебя побежали бы кататься на твоём поезде, не задумываясь о последствиях. Такой уж вы с ними беспечный народ.

– Спасибо за комплимент, – вздохнул я. – Но я пока, к сожалению, не дотягиваю. Я только изредка, под настроение, более-менее беспечный народ. А так-то расчётливый и осторожный. И в поезд этот дурацкий больше ни за что не полезу. Мне не понравилось жить без магии. За полдня сам себе опротивел, ты что.

– Не имеет значения, что ты сейчас говоришь, – отмахнулся Джуффин. – Имеет значение только как ты себя поведёшь, когда дойдёт до дела. И боюсь, я заранее знаю ответ.

– А кстати, эти люди как себя повели? – спросил я. – Свидетели? Никто не попробовал?…

– Вскочить на подножку? Естественно, нет. Бежали оттуда, сверкая пятками, один потом даже к знахарю за успокоительными пилюлями пошёл. Это же только для тебя поезд – простая и понятная вещь. А для остальных – то ли гигантское ужасающее чудовище с неведомыми намерениями, то ли специальная дымящаяся колесница для чудовищ; по крайней мере, так они потом говорили. Хорошо хоть в последнее время наши горожане снова привыкли к высоким ступеням магии и зрелищам, которые при их помощи можно устраивать, так что никто не свихнулся на месте. Но охотников добровольно соваться в пасть неведомому чудовищу немного найдётся. Причём добрая половина этих героев сейчас проходит лечение в Приюте Безумных, ещё несколько отлично проводят время в пожизненном изгнании, а остальные работают на меня.

– Ну и хвала магистрам, – вздохнул я, не особо стараясь скрыть разочарование. А оно было велико, потому что, с одной стороны, людям, пожалуй, и правда не стоит соваться в этот призрачный поезд. А с другой – я дорого дал бы, чтобы послушать о таком приключении. Где проезжали, что успели увидеть, и, чем чёрт не шутит, что там, в поезде, происходит внутри?

– Я и сам надеялся побольше узнать об этом загадочном явлении, – заметил Джуффин. – Но от наших свидетелей особого толку нет. Только не считай, пожалуйста, мои слова завуалированной просьбой отыскать и исследовать этот поезд. Просто поверь: это не она. Я бы вообще строго-настрого приказал тебе ни при каких обстоятельствах туда не соваться, но мои официальные полномочия не распространяются на твою частную жизнь. Поэтому могу только по-дружески посоветовать: не стоит возвращаться туда, откуда вернулся пропахшим неизвестно чьей смертью. Плохое было начало. Не нужна тебе эта игра.

– Но тогда зачем ты мне подсказал, что поезд появляется на пустыре не когда попало, а именно в полночь? – изумился я. – Я бы ещё долго до этого не додумался. Есть шанс, что вообще никогда.

– Сам сейчас задаю себе тот же вопрос, – усмехнулся он. – Нелепо подсказывать человеку вроде тебя, как половчее нарваться на неприятности, которые до сих пор милосердно обходили его стороной. Мне, конечно, интересно, что будет, когда ты снова увидишь свой поезд. Как ты себя поведёшь, надолго ли снова исчезнешь, и в каком состоянии мы, если что, получим тебя назад. Будет ли снова висеть над тобой тень неизвестно чьей смерти, или от неё уже не осталось и следа? Какого рода это наваждение – одно из тех недолговечных порождённых последними выдохами миров, которые когда-то наблюдали мы с Махи, или нечто совсем иное? И что с ним произойдёт после вашей новой встречи? Рассеется, или окрепнет? И к чему всё в итоге придёт? И сможем ли мы однажды узнать, откуда оно вообще взялось на твою голову – в самый первый раз? Случайность это была, или кем-то тщательно запланированное происшествие, и если второе, то кем именно оно было спланировано? Хотел бы я всё это знать! Не так уж много осталось в Мире вещей и явлений, представляющих для меня настолько неразрешимую загадку, что ответ на неё нельзя не только самостоятельно отыскать, но даже с достаточной степенью уверенности предположить. И вдруг – вот она, тайна! И ключ к ней поблизости бегает. То есть бегаешь. Ты. Каким-то чудом уцелевший после давешнего приключения, так что лучше бы тебе больше никогда туда не соваться. Но пока ты не сунешься, мы совершенно точно ничего не узнаем, а это обидно. Безответственная позиция, согласен. Но ничего не поделаешь, любопытство – моя главная слабость. Она же – источник силы. Строго говоря, моё любопытство – и есть я сам. Поэтому одной рукой стараюсь удерживать тебя на расстоянии от опасности, а другой наоборот, подталкиваю вперёд. Иногда со мной трудно иметь дело. Мне самому – и то трудно. Извини.

– Ясно, – кивнул я. – Спасибо за откровенность. Хотя есть у меня версия, что ты сейчас специально всё это сказал, чтобы я не полез в поезд из вредности. Чтобы захотел показать тебе, что хитростью ты меня не заставишь и намёками не уговоришь. Не желаю рисковать своей драгоценной шкурой, и точка, хватит с меня воображаемых поездов.

– Хорошая версия! – обрадовался Джуффин. – Красивая двухходовка. Я её действительно иногда применяю. Но не с тобой. Ты для этого всё-таки недостаточно вредный, сэр Макс.

– Обидно такое слышать, – вздохнул я. – Особенно от начальства. Ну, значит, надо больше стараться, учту.

– Да ладно тебе, – усмехнулся шеф Тайного Сыска. – Со стороны ты выглядишь не особо покладистым. А правду я, так и быть, никому не скажу.

– А знаешь что, – сказал я, и сам удивился – тому, что собираюсь ему предложить, и одновременно тому, что сделал это не сразу. – Давай вместе устроим засаду. Пойдём на этот грешный пустырь вдвоём. Если поезд и правда появляется в полночь, как минимум своими глазами на него посмотришь. Наверняка же увидишь гораздо больше, чем я. Заодно удержишь меня от безумных прыжков на подножку. Ну или наоборот, подтолкнёшь. Меня оба варианта устраивают. И одновременно оба не особенно нравятся. Но сам знаешь, со мной вечно так.

– Отличное предложение! – просиял Джуффин. – Не представляешь, как я ему рад. Не хотел без особой необходимости вмешиваться в твои дела, и всё прикидывал, наступила эта особая необходимость, или пока ещё нет. А теперь и прикидывать не надо, раз ты сам приглашаешь. С удовольствием составлю тебе компанию в любой момент. Да хоть сегодня. Чего тянуть.

– Уже почти целый час прошёл после полуночи, – сказал сэр Джуффин Халли. – Предлагаю отметить наше с тобой первое совместное охотничье поражение в каком-нибудь более уютном месте. Чем дольше мы тут просидим, тем больше будем похожи на неудачливых дураков.

– Красиво формулируешь, – вздохнул я, поднимаясь на ноги. И уже после того, как мы оба оказались в гостиной Джуффина, спросил: – Получается, поезд не каждый день на пустыре появляется?

– Получается, как видишь, – согласился он. Подошёл к буфету и так долго выбирал там стаканы, словно я специально явился проверить, выйдет ли из шефа Тайного Сыска толковый мажордом.

Правда потом Джуффин налил в стаканы такое изумительное вино, что даже я, избалованный раритетами из погребов Ордена Семилистника, ахнул, попробовав. И спросил:

– Слушай, где ты такое берёшь?

– Не «где», а «когда», – усмехнулся Джуффин. – На сто восемнадцатый год правления Халлы Махуна Мохнатого пришёлся лучший урожай винограда за все обозримые времена; по крайней мере, так считают историки виноделия, а я верю им на слово, потому что не настолько гурман, каким обычно пытаюсь прикидываться. Но вино, сам видишь, отличное. Моя жена только его и пьёт. И со мной поделилась. Поступок немыслимой щедрости: для неё это вино – единственный стоящий повод иногда ненадолго покидать Тёмную Сторону. Чтобы в сто восемнадцатом году правления Халлы Махуна зайти в винную лавку, одну из шести, первыми открывшихся в новой столице… Нет, вру, она ещё за ореховыми пирожными в эпоху правления вурдалаков Клакков бегает. Во все годы по очереди. Никак не может определиться, при ком из Клакков эти грешные пирожные были особенно хороши.