Китай Резерфорд Эдвард

Опиум

Китайские моря. Теплая ночь. Легкий бриз. Масляные лужицы облаков на горизонте, а над ними среди звезд висит серебряная четвертинка луны.

Китайские моря могут быть коварными – ужасными во время муссонов. Но сегодня черная вода, гладкая, как лак, расходилась под носом клипера.

Груз, уложенный внизу в пятистах ящиках из мангового дерева, сто из которых принадлежало Трейдеру, что составляло большую часть его состояния, тоже был черным.

Опиум.

Джон Трейдер смотрел с палубы на воду с невозмутимым выражением лица, как у заправского картежника. Он сделал свой выбор. Обратного пути нет. Ему повезло, что Одстоки искали младшего партнера. Трейдер познакомился с младшим братом Бенджамином еще до того, как обратился к нему с предложением присоединиться к их делу. Он выбрал подходящий момент.

– Моему брату Талли уже пятьдесят, – сказал ему коренастый торговец. – Много лет он провел в Кантоне, теперь хочет вернуться к отцу в Лондон и работать с ним. – Он улыбнулся. – Такой выбор не по мне. Отец – сварливый старикан. Так что Талли нужен кто-то, чтобы освоить азы в Кантоне. Думаешь, ты подойдешь?

– Кажется, это именно то, что я искал, – ответил Трейдер.

– Мы хотели бы взять того, кто сможет внести свою долю в общее дело. – Бенджамин внимательно посмотрел на него.

– Возможно, мне это интересно. Зависит от условий.

– Там все не так, как в Калькутте, – предупредил Бенджамин. – Никакой тебе светской жизни. В Кантон допускают только мужчин. Во время торгового сезона им приходится торчать там неделями. Семьи селятся в Макао – неплохое местечко. Хороший климат. Как ты знаешь, там всем заправляют португальцы, но есть и английская община. Английская церковь и все такое. Кстати, там живет и представитель британского правительства. Сейчас этот пост занимает некто капитан Эллиот. Осмелюсь сказать, неплохой человек.

– И ты уйдешь на покой с целым состоянием, – весело добавил Трейдер.

На самом деле лучше пока скрывать тот факт, что он и сам надеется разбогатеть побыстрее.

– Если повезет. – Бенджамин Одсток задумчиво смотрел на него, пока Трейдер изучал табачные пятна на белом жилете собеседника. – В этом деле мужчине нужны предприимчивость и стальные нервы. Цены колеблются. Иногда наступает перенасыщение рынка.

– Императору не по душе торговля.

– Не беспокойся об этом. Спрос огромный и продолжает расти. – Бенджамин Одсток надул красные щеки. – Просто сохраняй хладнокровие. Не удивлюсь, – спокойно продолжил он, – если торговля опиумом будет продолжаться вечно.

Одстоки хорошо знали свое дело. Джон решил, что может доверять им.

Пробило полночь, когда они увидели впереди шхуну. Три огонька. Сигнал. Трейдер все еще был на палубе, рядом с капитаном.

– Думаю, это Макбрайд, – сказал капитан. – Он любит забирать здесь груз.

– Почему?

Склад находился на острове Линдин.

– Макбрайд предпочитает открытое море. – Мгновение спустя капитан отдал приказ: – Остановиться!

Когда они подошли ближе, шкипер поднял фонарь, чтобы они могли разглядеть его бородатое лицо.

– Это он, – подтвердил капитан.

Затем над водой раздался голос Макбрайда:

– На Линдине ничего не продается. Покупателей нет.

Трейдер почувствовал, как бледнеет. К счастью, в темноте этого не видно.

– Он лжет? – спросил он у капитана. – Чтобы вынудить продать ему всю партию?

– Макбрайд – честный малый. Кроме того, он сам-то не покупает, а проворачивает комиссионные сделки.

Мой первый рейс, подумал Джон, и груз, в который я вложил все свое наследство, нельзя продать. Неужели все пропало?

– Я хочу попытать счастья на берегу! – крикнул Макбрайд. – Есть место еще для ста ящиков. Заинтересованы?

Джон вспомнил слова Бенджамина Одстока про стальные нервы. А еще ему нужна холодная голова. И предприимчивость. Но все же Трейдер удивился, услышав собственный голос:

– Только если возьмете меня с собой и отвезете в Кантон, когда мы закончим.

Повисла пауза, а потом Макбрайд крикнул:

– Договорились!

На шхуне было двадцать человек – англичане, голландцы, ирландцы, пара скандинавов и четверо индийских ласкаров[22]. Им потребовалось меньше получаса, чтобы переправить сто ящиков с клипера в широкий трюм шхуны.

Тем временем Джон выяснил, что он не единственный пассажир, с радостью обнаружив на борту Рида, его знакомого из Калькутты.

– Я плыл себе в Макао, – объяснил американец, – и тут утром нарисовался Макбрайд. Когда я услышал, что он собирается сегодня к побережью, то сразу же спрыгнул с корабля и решил плыть с ним. – Он широко улыбнулся. – Рад провести время в вашей компании, Трейдер. У нас тут еще миссионер на борту. – Рид ткнул пальцем в сторону, где какой-то человек спал в гамаке. – Голландец.

Теперь, когда груз разместили в трюме, Макбрайду не терпелось поскорее отплыть. Команда подсуетилась, и вот они уже снова отправились в путь.

– Если желаете, можете воспользоваться моей каютой, джентльмены, – предложил шкипер. – А если предпочитаете палубу, то в кормовой части есть одеяла. Я бы на вашем месте прикорнул.

Рид выбрал палубу. Джон последовал его примеру. Если вдруг что-то произойдет, не хотелось бы пропустить. Они прошли вперед и устроились. Там тихонько сидела или спала большая часть команды. Миссионер в гамаке, огромный тучный мужик, так и не проснулся. Время от времени его храп смешивался с еле слышным шуршанием ветра в оснастке. Джон сразу провалился в сон и не просыпался, пока в небе не забрезжил первый намек на рассвет. Рид уже не спал, задумчиво глядя на угасающие звезды.

– Доброе утро, – тихо произнес Джон. – Давно проснулись?

– Какое-то время назад. – Рид взглянул на Джона. – Груз, который вы переместили на шхуну, принадлежит вам?

– Частично. – Джон сел; локон темных волос свалился на лоб, и Трейдер смахнул его.

– То есть вы сделали ставку на этот товар. Вы одалживали деньги?

– Не все.

– Рисковый парень. – Рид отстал с расспросами.

Они поднялись и подошли туда, где у штурвала стоял шкипер.

– Все спокойно? – поинтересовался Рид.

– Сейчас нужно опасаться только пиратов, – ответил Макбрайд, а потом продолжил: – Если мы и впрямь встретимся с пиратами, то я дам вам пистолет и попрошу пустить его в ход.

– Я сумею выстрелить. – Рид достал сигару.

– Судя по виду, вы из тех, кто избороздил все моря и океаны.

– Да, довелось по свету поскитаться.

– Если позволите спросить, что привело вас сюда, сэр?

– От жены сбежал. – Рид зажег сигару и молча сделал пару затяжек. – Я впервые занимаюсь контрабандой. – Он улыбнулся. – Раньше я никогда не совершал преступлений.

– Вы преступили только китайский закон, – заметил Макбрайд, – а это не считается.

– Хорошо. – Рид покосился на миссионера, который храпел еще громче, и спросил: – Скажите, а вы всегда возите с собой миссионера?

– Обычно да. Они говорят на местном наречии. Используем их как переводчиков.

– А они не возражают против… торговли?

– Сами все увидите, – улыбнулся Макбрайд.

Через час после рассвета показался берег – небольшой мыс к западу, который вскоре снова исчез. Затем ничего до середины утра, когда начала проступать береговая линия. Еще час спустя Трейдер заметил приближающиеся к ним квадратные паруса. Он взглянул на Макбрайда и спросил:

– Пираты?

Шкипер покачал головой, передал на некоторое время штурвал Риду, а сам растолкал миссионера:

– Подъем, Ван Бускерк. У нас клиенты.

Трейдр наблюдал за происходящим. Грузный голландец, стоило ему проснуться, начал двигаться с удивительной скоростью. Он вытащил из-под навеса две большие плетеные корзины и открыл их. В одной лежали книги в дешевом переплете, в другой – брошюры в цветных бумажных обложках. Затем он подошел к штурвалу.

– Библия? – спросил Рид.

– Евангелие, мистер Рид, и христианские трактаты. Конечно, на китайском. Напечатано в Макао.

– Чтобы обратить язычников?!

– На то уповаю.

– Странный способ обращать в свою веру, если можно так выразиться, с борта судна с опиумом.

– Если бы я мог проповедовать на берегу, сэр, без угрозы ареста, то не оказался бы здесь, – ответил здоровяк и посмотрел на шкипера. – Какой груз мы продадим в первую очередь?

Макбрайд указал на Трейдера, и голландец повернулся к Джону:

– Вы гарантируете, что груз – исключительно «патна» и «бенарес»? Никакой «мальвы»[23].

– Все надлежащим образом упаковано и скатано в шары, – заверил Джон. – Высший сорт.

– Вы доверите мне обсуждение цен? – спросил миссионер, видя, что Джон колеблется. – Так будет лучше.

Трейдер покосился на Макбрайда, и тот кивнул.

Странный парень этот огромный голландец, подумал Джон. Говорит на множестве языков. Бог знает сколько лет провел на Востоке, пытаясь обратить язычников из страны, в которую не мог попасть. А теперь, похоже, Джон должен вверить свое состояние в руки этого голландца.

– Ладно, – сказал он.

Контрабандисты приплыли на длинной, вытянутой неокрашенной лодке с квадратными парусами, на борту которой сидели тридцать или сорок гребцов, вооруженных ножами и абордажными саблями. Китайцы называли их лодки-драконы. С какой бы стороны ни дул ветер или даже в полный штиль лодка-дракон могла маневрировать на большой скорости, и ее было трудно поймать.

Не успели контрабандисты поравняться с ними, как невысокий, крепко сбитый босоногий парень, с косичкой, в хлопковых штанах до колен и расстегнутой рубашке, быстро поднялся на борт и направился прямиком к Ван Бускерку.

Переговоры прошли на удивление быстро и велись на кантонском диалекте, на котором голландец, казалось, говорил бегло. Перекинувшись парой фраз, контрабандист вместе с Макбрайдом нырнул в трюм, выбрал ящик и поднял его на палубу. Взяв острый нож, он срезал мешковину вокруг деревянного ящика и вскрыл смоляную печать. Мгновение спустя ящик был открыт, и контрабандист начал продираться через слои упаковки, пока не добрался до верхнего слоя, где в двадцати отсеках лежали плотно завернутые в маковые листья шарики опиума, похожие на множество маленьких пушечных ядер.

Вытащив один шарик, парень соскреб лист, вытер нож о рубашку, вонзил кончик лезвия в твердый темный опиум, а затем облизал. Закрыв на мгновение глаза, он резко кивнул и повернулся к Ван Бускерку.

Менее чем через минуту, после быстрых переговоров, сделка была заключена.

– Пятьдесят ящиков по шестьсот серебряных долларов каждый, – объявил голландец.

– Я рассчитывал на тысячу, – сказал Джон.

– Не в этом году. Сначала он вообще предлагал пятьсот. Вы по-прежнему получите прибыль.

Они не успели договорить, а одни члены экипажа уже поспешно поднимали ящики на палубу, в то время как другие начали передавать их через борт команде лодки-дракона. Тем временем с лодки контрабандистов перегрузили сундук с серебром. Как только сундук оказался на палубе, китайский контрабандист принялся отсчитывать нужную сумму. Шкипер спокойно наблюдал, пока китаец выкладывал мешки с серебряными долларами и слитки серебра.

Однако Ван Бускерк, похоже, потерял всякий интерес к сделке. Он метнулся к плетеным корзинам, залез в первую попавшуюся и вытащил стопку книг.

– Помогите мне, господин Трейдер! – крикнул он. – Это меньшее, что вы можете сделать для меня.

Трейдер заколебался. Серебро все еще складывали на палубе. Но Рид услужливо подошел к другой корзине, набрал охапку брошюр и, зажав их подбородком, направился к борту судна. Там он бросил их в лодку контрабандистов, а голландец проделал то же самое со своими Евангелиями.

– Прочтите их! – велел голландец китайским гребцам на кантонском диалекте. – Несите Слово Божие!

Погрузка опиума продвигалась теперь с поразительной скоростью. Люди выстроились в живую цепочку, так что тяжелые ящики перетекали из трюма на палубу, а потом через борт плавно, как змея. К тому времени, как Ван Бускерк и Рид раздали еще по две охапки религиозной литературы, погрузку завершили, и китайский контрабандист собрался покинуть их судно.

– Попросите его подождать! – крикнул Трейдер голландцу. – Я еще не проверил деньги!

Но Ван Бускерк и ухом не повел, контрабандист, к ужасу Трейдера, перемахнул через борт к себе на лодку, а его гребцы уже отталкивались веслами. Рид и капитан улыбались, пока миссионер спокойно закрывал плетеные корзины, прежде чем подойти к куче серебра.

– Думаете, он мог вас обсчитать? – спросил Ван Бускерк и слегка покачал головой. – Вы скоро узнаете, молодой человек, что китайцы таким не промышляют. Даже контрабандисты. Серебра ровно столько, сколько должно быть. Уверяю вас.

Складывая деньги в собственный сейф, Трейдер обнаружил, что это действительно так.

Еще два часа они продолжали свой путь. День выдался прекрасный, и солнечные лучи весело скользили по морской глади. Джон с Ридом стояли у релинга. Несколько раз они видели, как над водой взмывают стаи летучих рыб.

Какое-то время они наслаждались видом, и тут американец негромко заметил:

– Я пытался понять, что вы за человек, Трейдер. Вы кажетесь приятным юношей.

– Благодарю.

– Те, кто занимается этим бизнесом, обычно довольно суровые ребята. Я не утверждаю, что вы не можете быть суровым. Но вы кажетесь более рафинированным. Интересно, что же движет вами? Что-то, от чего вы бежите или, наоборот, к чему стремитесь? Я совершенно уверен, что вас что-то пожирает изнутри. И вот я задумался: не может ли тут быть замешана женщина?

– Может быть, – признался Джон.

– Тогда, должно быть, вы ввязались в торговлю опиумом из-за какой-то совсем еще юной особы, – с улыбкой сказал Рид.

Час спустя Макбрайд увидел медленно приближающееся судно с квадратными парусами и выругался.

– Военная джонка, – объяснил он. – Правительственный корабль. На борту официальные лица.

– Что они намерены предпринять?

– Зависит от обстоятельств. Они могут конфисковать груз. – Он взглянул на Трейдера и заметил, что тот побелел как мел. – Можем сдаться и поплыть домой. Могу их обогнать. Или мы можем выйти в море и попробовать подплыть с другой стороны. Но возможно, они все еще будут ждать нас.

Джон молчал. Он сам вызвался в эту поездку, и как теперь прикажете объяснить новым партнерам потерю пятидесяти ящиков опиума? В любом случае он не мог позволить себе потерять их. Трейдер повернулся к Риду. На этот раз опытный американец выглядел озадаченным.

К его удивлению, решение принял Ван Бускерк.

– Плывем дальше, джентльмены, – спокойно распорядился он; его полное лицо оставалось бесстрастным. – Положитесь на меня. – Голландец обратился к шкиперу: – Макбрайд, когда мы приблизимся к ним, прошу вас пришвартоваться, чтобы чиновник мог подняться на борт. Еще будьте любезны, поставьте на палубу стол, два стула и на стол два бокала. Всем молчать, просто вежливо слушать, даже если вы понятия не имеете, что он говорит. Остальное беру на себя.

Трейдер наблюдал за приближением военной джонки. Высокие деревянные борта, безусловно, производили впечатление. Мачты казались огромными, как и паруса из бамбуковых циновок. Массивная корма раскрашена под китайскую маску. По обе стороны от носа корабля были нарисованы пристально смотревшие глаза. На загроможденной всяким хламом палубе пушки бросались в глаза.

На борт поднялся один-единственный чиновник-мандарин. Он прибыл в крошечной лодке, в которой сидел с невозмутимым видом. Это был человек средних лет, с длинными висячими усами, в небольшой черной шапочке. Поверх вышитого халата была надета куртка длиной три четверти, на груди красовался большой квадрат с обозначением ранга. Поднявшись на борт, он спокойно огляделся. Очевидно, китаец не боялся, что западные варвары применят к нему насилие. Чиновник вытащил какой-то свиток и начал зачитывать. Документ был написан на официальном мандаринском диалекте, который на слух странным образом напомнил Трейдеру птичьи трели.

– Что он говорит? – шепотом спросил Трейдер у Ван Бускерка.

– Что император печется о здоровье и безопасности своих подданных, а потому категорически запрещает продажу опиума. Если у нас на борту есть опиум, то его незамедлительно конфискуют и уничтожат.

– Ну вот и все, – поморщился Джон Трейдер.

– Терпение, – пробормотал голландец.

Когда мандарин закончил зачитывать высочайший указ, Ван Бускерк выступил вперед и низко поклонился. Указав на накрытый стол, он вежливо осведомился у китайца, не хочет ли тот присесть и немного побеседовать. Когда они сели, голландец вынул из-за пазухи серебряную фляжку и наполнил стоявшие перед ними бокалы темно-коричневой жидкостью.

– Мадера, джентльмены, – обратился он к зрителям. – Всегда вожу с собой.

Он церемонно чокнулся с китайцем, и некоторое время двое мужчин цедили напиток и вежливо о чем-то беседовали. В какой-то момент, как заметил Трейдер, миссионер выглядел обеспокоенным и, казалось, внимательно расспрашивал мандарина. Затем он жестом подозвал Трейдера.

– Господин Трейдер, мне придется попросить тысячу серебряных монет из вашего сейфа, – мягко распорядился он. – Макбрайд возместит вам свою долю позже.

– Позвольте поинтересоваться зачем…

– Просто принесите деньги, – велел голландец. – В мешке.

Через пару минут, передав мешок с серебром, Трейдер наблюдал, как голландец со всей почтительностью вручил его чиновнику. Тот взял подношение и, не пересчитывая, дабы не проявить неуважения, поднялся, чтобы уйти.

Только когда чиновник уже отплыл, Трейдер спросил:

– Вы только что подкупили правительственного чиновника?

– Это была не взятка, – ответил голландец, – а подарок.

– Что вы ему сказали?

– Правду, разумеется. Я объяснил, что, если он спросит вас, капитана или даже Рида, припрятан ли в трюме опиум, я полностью уверен, что вы скажете «нет». Он был достаточно вежлив, чтобы согласиться, что в этом случае вашего слова будет достаточно. Затем я сделал ему небольшой подарок. Он мог бы просить большего, но не стал.

– Тысяча серебряных монет – это мало?!

– Вы очень легко отделались. Желаете, чтобы я вернул его и мы обсудили бы произошедшее?

– Определенно, нет.

– Тогда мы можем плыть дальше. – Ван Бускерк кивнул Макбрайду, давая понять, что путь свободен.

– Вот и вся хваленая китайская нравственность, – скривился Трейдер.

– Спешу напомнить, господин Трейдер, – тихо проговорил миссионер, – что наркотиком торгуете вы, а не он.

Вечером того же дня они достигли места встречи – небольшого острова с защищенной якорной стоянкой. Судно покупателей с парой красных флагов уже ждало их там. Половину изначального груза Макбрайд продал еще в Кантоне, за что получил оплату серебром, а сейчас надлежащим образом передавались аккредитивы. Но когда китайский торговец обнаружил, что у них есть еще сто ящиков плюс оставшиеся у Трейдера пятьдесят, то заплатил за них наличными.

К вечеру деловая часть поездки подошла к завершению. Оба судна бросили якорь, чтобы разойтись на рассвете. Тем временем китайский торговец с радостью согласился отобедать со своими новыми западными друзьями.

Обед вышел приятным: простая еда, пристойное вино. Ван Бускерк плеснул всем по чуть-чуть мадеры. Миссионер и китайский торговец общались по-кантонски, остальные переговаривались на английском. Однако в конце трапезы их ждал небольшой сюрприз.

– Джентльмены, – объявил миссионер, – вы более не нуждаетесь во мне, а наш китайский друг согласился подбросить меня вдоль побережья, пока он не вернется сюда, чтобы встретить очередной британский опиумный корабль, на котором я смогу вернуться. Во время моего путешествия в его компании, возможно, я даже смогу сойти на берег.

– Вы задумали опасную вещь, сэр, – нахмурился Макбрайд. – Обычно миссионеры не покидают наши суда. Если вас поймают, никто вас не защитит. Особенно на берегу.

– Я знаю, капитан. – Огромный голландец одарил его почти извиняющейся улыбкой. – Но я миссионер. – Он пожал плечами. – Я уповаю на защиту от… – Он указал на Небеса.

Остальные восприняли его слова в молчании.

– В добрый путь, преподобный, – сказал Рид после некоторой заминки. – Мне будет не хватать вас.

– Я отправлюсь на их судно со своим багажом сегодня же вечером, – сообщил Ван Бускерк, – чтобы не задерживать ваше отплытие утром.

Через четверть часа, повесив на плечо кожаную сумку с немногочисленными пожитками и заранее спустив плетеные корзины за борт, Ван Бускерк приготовился проститься с ними, но перед этим поманил Трейдера и прошел с ним на противоположный конец палубы, где их не могли подслушать.

– Господин Трейдер, – заговорил здоровяк тихим мягким голосом, – вы позволите дать вам один совет?

– Разумеется.

– Я ошиваюсь тут уже много лет. Вы молоды, и вы хороший человек. Я это вижу. Я умоляю вас бросить этот бизнес. Возвращайтесь на родину или хотя бы в Индию, чтобы вести праведную жизнь. Если вы и дальше продолжите заниматься торговлей опиумом, господин Трейдер, то есть опасность потерять свою бессмертную душу. – (Джон не отвечал.) – И вы должны знать еще кое-что. Когда сегодня я болтал с тем мандарином, он поделился новостями, которые подтвердили слухи, долетавшие до меня. – Голландец понизил голос до шепота. – Впереди неприятности. Бо-о-о-ольшие неприятности. – Миссионер медленно кивнул. – Если вы сейчас увязнете в торговле опиумом, то, боюсь, можете разориться. Так что мой совет вам как деловому человеку, пусть даже вас не заботит бессмертие души: хватайте деньги, которые вы тут заработали, и бегите.

– Бежать?

– Да. Спасайтесь бегством.

На следующее утро Мэйлин испытала новое для себя чувство. Ей велено было развесить во дворе выстиранное белье, и она уже развесила половину. Младший Сын смотрел на нее с любовью. Он только что приобрел щенка и сейчас играл с ним, сидя на скамейке под апельсиновым деревом посреди двора.

Солнце ярко сияло. За стеной справа колыхались на ветру бамбуковые листья. Слева за черепичной крышей виднелись рисовые поля на холме. Из кухни доносился аппетитный запах лепешек, приготовленных на открытом огне.

Но тут Младший Сын увидел, что его жена пошатнулась, словно вот-вот упадет в обморок, и с тревогой вскочил на ноги.

Мэйлин и сама толком не поняла, что с ней. Тошнота накатила так внезапно. Испугав попавшегося по дороге цыпленка, она доплелась до апельсинового дерева и схватилась за ветку, чтобы не упасть.

Как назло, именно в этот момент свекровь решила выплыть во двор.

– Ах ты, негодная девчонка! – закричала она. – Ты почему бросила вешать белье?

Но Мэйлин ничего не могла с собой поделать. Муж даже не успел ее поддержать, как Мэйлин согнулась пополам и ее вырвало. Свекровь подошла и пристально посмотрела на нее, а потом, к удивлению Мэйлин, заговорила с ней ласково:

– Пойдем. – Она отпихнула сына и взяла Мэйлин под локоть. – Быстрее, быстрее. – Она проводила Мэйлин в ее спальню. – Присядь. Тут прохладно.

Мэйлин слышала, как муж спрашивает, что происходит, а его мать довольно резко велит ему заняться делом. Мэйлин села на деревянный стул, размышляя, уж не вытошнит ли ее снова, а тем временем свекровь сбегала на кухню и через пару мгновений вернулась с чашкой имбирного чая.

– Выпей немного прямо сейчас. Чуть позже поешь.

– Простите, – промямлила Мэйлин. – Я не знаю, что со мной такое.

– Не знаешь? – удивилась свекровь. – Это утренняя тошнота. Иве повезло. У нее такого не было, а у меня каждый раз. В этом нет ничего плохого, – приободрила она невестку. – У тебя родится замечательный сын.

На следующий день Мэйлин снова тошнило. И через день тоже. Когда она спросила у свекрови, сколько, по ее мнению, будет продолжаться такое состояние, та ответила уклончиво:

– Может, и не очень долго.

Доказательство того, что в чреве невестки вовсю растет маленькая жизнь, и воспоминания о собственных страданиях от утреннего недомогания сделали свекровь добрее. Она настойчиво отправляла Мэйлин отдыхать всякий раз, когда та чувствовала тошноту, и частенько болтала с ней, как никогда раньше. Естественно, речь шла о будущем ребенке.

– Он родится в год Свиньи, – сообщила свекровь. – Стихия Земли. Земляная Свинья – неплохой год.

Уже в три года Мэйлин могла наизусть перечислить по порядку животных, которые в китайском гороскопе обозначают годы: Дракон, Змея, Лошадь, Коза… Всего их было двенадцать, так что животные повторялись раз в двенадцать лет. Но это еще не все. Полагалось добавить к названию животного еще одну из пяти стихий: Дерево, Огонь, Земля, Металл и Вода. В итоге полный цикл китайского гороскопа с учетом стихий составлял шестьдесят лет.

Все дети знали, что характер зависит от года рождения. Одни тотемные животные хорошие, а другие не очень.

Огненная Лошадь не сулит ничего хорошего. Мужчины, рожденные в год Огненной Лошади, доставляют неприятности своим семьям. Иногда крупные неприятности. Если у вас родилась девочка в год Огненной Лошади, никто не возьмет ее замуж. Китайцы старались вообще не заводить детей в этот год.

Мэйлин имела общее представление о таких сложных вещах, а вот свекровь была экспертом.

– Стихия Земли усиливает Свинью, – объясняла она. – Говорят, рожденные в год Свиньи толстые и ленивые, но не всегда. Те, кто появился на свет в год Земляной Свиньи, трудолюбивы и заботятся о женах.