Лакки Старр и кольца Сатурна Азимов Айзек

15. Конференция

Конвей опорожнил свой бокал. Затем поднялся, чтобы уйти, на лице его было выражение крайнего отчаяния.

Как запоздалое объяснение прозвучали его слова:

– Но, вы знаете, мы ведь не слышали еще показаний Лакки. Если результаты не будут такими плохими, как вы полагаете, если его показания окажутся даже не наносящими вреда, то не смогли бы вы тогда выступить в защиту мира?

Доремо пожал плечами:

– Вы хватаетесь за соломинку. Да, да, в том маловероятном случае, если конференция не бросится врассыпную в результате выступления взлелеянного вами сына, я сделаю свой взнос. Как я вам уже сказал, я действительно на вашей стороне.

– Благодарю вас, сэр. – Они вновь пожали друг другу руки.

Доремо глядел вслед уходящему Главному Советнику, грустно покачивая головой. За дверью Конвей остановился, чтоб восстановить дыхание. Все оказалось намного хуже, чем он ожидал. Теперь только бы сирианцы выпустили Лакки.

Как и предполагалось, конференция открылась на непреклонной и официальной ноте. Каждый выступающий был мучительно корректен, и, когда появилась делегация Земли, чтоб занять свои места в центре зала и на его правом краю, все делегаты встали, в том числе и сирианцы, сидящие в центре зала и с левой стороны.

Затем поднялся Государственный секретарь, представляющий интересы хозяев, чтобы произнести приветственную речь. Он говорил в общих выражениях о мире и о том, что дверь открыта для продолжения экспансии человечества в Галактике; об общем происхождении и братстве всех людей, о серьезных бедах, которые принесет война. Он изо всех сил постарался не упоминать об особой точке зрения, не упомянул сирианцев и сверх всего не произнес никаких угроз.

Ему благосклонно аплодировали. Затем конференция избрала Агаса Доремо председателем (он был единственным человеком, на избрание которого согласились обе стороны), и после этого она приступила к рассмотрению главного вопроса.

Конференция была закрыта для публики, но для репортеров, представляющих разные миры, были устроены специальные кабины. Они не могли интервьюировать отдельных делегатов, но им было разрешено слушать и посылать не просмотренные цензурой отчеты.

Заседания, как это бывало обычно на таких межзвездных собраниях, шли на интерлингве, смешанном языке, который использовался во всей Галактике.

После краткой речи Доремо, превозносившего достоинства компромисса и страстно призывавшего делегатов не быть упрямыми и не рисковать миром, идти на взаимные уступки, чтобы сохранить мир, было вновь предоставлено слово Государственному секретарю Земли.

На этот раз секретарь выступил в полемике хорошо и убедительно.

Однако невозможно было ошибиться относительно враждебности позиций разных делегатов. Эта враждебность, как мгла, висела над залом.

Конвей сидел рядом с ораторствующим секретарем, опустив подбородок на грудь. В обычных условиях было бы ошибкой Земли представить свой основной доклад в самом начале конференции. Это означало бы выпустить все лучшие заряды до того, как стала хорошо видна цель. Это дало бы Сириусу возможность обрушиться с сокрушающими возражениями.

Но в данном случае именно этого хотел Конвей.

Он вытащил носовой платок, провел им по лбу и поспешно положил его обратно, надеясь, что никто этого не заметил. Он не хотел, чтобы заметили его волнение.

Сириус придержал свои возражения, и, без сомнения, по договоренности стали подниматься и выступать с краткими речами представители трех внешних миров, которые заведомо находились под сирианским влиянием. Каждый выступающий избегал касаться главной темы, но убежденно настаивал на агрессивных устремлениях Земли и на ее претензиях снова поставить правительство Галактики под свою власть.

Наконец спустя шесть часов после начала конференции вызвали Стена Девура, и он не спеша встал. Со спокойной осторожностью он подошел к трибуне и стоял там, глядя вниз на делегатов, с выражением гордой самоуверенности на оливковом лице. (На нем не было и следа недавней стычки с Бигменом.)

Конвей был уверен, что всем делегатам известно о том, что Лакки Старр будет давать показания. Они ожидали этого явного унижения Земли с волнением и радостью.

Наконец очень спокойно Девур начал свою речь. Сначала шло историческое вступление. Возвращаясь к тем дням, когда Сириус был колонией Земли, он перечислил обиды тех дней. Он слегка затронул гегелевскую доктрину, давшую независимость Сириусу и другим колониям, и назвал ее лицемерной, ибо затем он перечислил одно за другим мнимые усилия Земли восстановить свое владычество.

Перейдя к современности, он сказал:

– Сейчас нас обвиняют в стремлении колонизировать незанятый мир. Мы признаем себя виновными в этом. Нас обвиняют в том, что мы захватили пустой мир и превратили его в прекрасное обиталище для человеческих существ. Мы признаем себя виновными и в этом. Нас обвиняют в расширении пределов обитания человеческой расы в мире, возможность чего отвергалась другими. Мы признаем себя виновными и в этом.

Нас нельзя обвинить в применении насилия по отношению к кому бы то ни было в ходе развития. Нас нельзя обвинить и в провоцировании войны, в убийствах и нанесении оскорблений во время нашей оккупации. Нас нельзя обвинить также вообще в каком-либо преступлении. Напротив, можно только констатировать, что на расстоянии не менее миллиарда миль от мира, который мы столь мирно оккупировали, существует другой оккупированный мир по имени Земля.

Мы не осведомлены, хочет ли она что-либо предпринять в отношении нашего мира – Сатурна. Мы не применяем насилия по отношению к Земле, и она не может обвинить нас ни в чем. Мы просим только предоставить нам возможность заниматься самими собой, и, наоборот, мы будем рады предоставить Землю самой себе.

Они говорят, что Сатурн принадлежит им. Почему? Разве они когда-то оккупировали его сателлиты? Нет. Проявляли ли они интерес к нему? Нет. В течение многих тысяч лет они могли спокойно захватить его, но хотели ли они этого? Нет. Именно только после того как мы высадились на нем, они внезапно проявили свою заинтересованность в нем.

Они говорят, что Сатурн вращается вокруг того же самого Солнца, что и Земля. Мы признаем это, но мы одновременно подчеркиваем, что этот факт к делу не относится. Незанятый мир и есть незанятый мир, невзирая на особую орбиту, по которой он путешествует в космосе. Мы первыми колонизировали его, и он наш.

Сегодня я сказал, что Сириус оккупировал всю систему Сатурна без применения какого-либо насилия и не нанес миру какого-либо ущерба. Мы много не разглагольствуем о мире, как поступает Земля, но мы, по крайней мере, проводим миролюбивую политику на деле. Когда Земля выступила за созыв конференции, мы сразу же приняли это предложение во имя спасения мира, хотя нет ни малейшего сомнения в нашем праве собственности на систему Сатурна.

Но что Земля? Отказалась ли она от своих взглядов? Они весьма преуспели в разговорах о мире, но их действия на деле противоречат их словам. Они выступают за мир, а практикуют войну. Они требуют конференции и в то же самое время снаряжают военную экспедицию. Короче, в то время как Сириус рисковал своими интересами во имя мира, Земля, наоборот, делает все, чтобы спровоцировать войну против нас. Я могу доказать это устами самого члена Совета Науки Земли.

Он поднял руку, когда произносил последнюю фразу, и драматическим жестом указал на выход, где внезапно возникло пятно света. Там стоял Лакки Старр, высокий и вызывающе прямой.

Лишь приземлившись на Весте, Лакки наконец-то снова увидел Бигмена. Маленький марсианин подбежал к нему. Йонг же наблюдал за ними, строго улыбаясь.

– Лакки, – попросил Бигмен. – О, Лакки, не соглашайся на это. Они не смогут заставить тебя сказать хоть слово, если ты не захочешь, и неважно, что потом будет со мной.

Лакки медленно покачал головой:

– Подожди, Бигмен. Подожди только один день.

Йонг подошел и взял Бигмена за локоть.

– Простите, Старр, но нам он нужен, пока вы не выполнили свою миссию. Девур постоянно думает о заложнике, и с этой точки зрения, думаю, он прав. Вы собираетесь выступить перед лицом представителей своего собственного народа, и бесчестье будет тяжелым.

Лакки сам нервничал вплоть до того момента, кого он оказался в дверном проеме и почувствовал на себе взгляды, ощутил тишину и замершее дыхание зала. Стоя на свету, Лакки видел не отдельных делегатов конференции, а огромную темную массу. Лишь после того как роботы подвели его к свидетельскому месту, лица людей стали выплывать из тьмы и он смог увидеть Гектора Конвея в первом ряду.

На миг Конвей улыбнулся ему устало и взволнованно, но Лакки не осмелился ответить ему улыбкой. Наступал критический момент, и ничего нельзя было допустить такого, что могло бы вызвать беспокойство у сирианцев.

Девур жадно смотрел на землянина, смакуя триумф от его появления.

– Джентльмены, – возгласил он, – я хочу на время превратить конференцию в своего рода судилище. У меня здесь есть свидетель, и я желал бы, чтобы его послушали все делегаты. Мне выпал прекрасный случай, когда он согласился говорить, он – землянин и важный агент Совета Науки.

Затем с внезапной резкостью он обратился к Лакки:

– Ваше имя, гражданство и положение, пожалуйста.

Лакки ответил:

– Я, Дэвид Старр, уроженец Земли и член Совета Науки.

– Подвергались ли вы воздействию наркотиков, физической обработке или какому-либо насилию над разумом, что заставило бы вас дать показания?

– Нет, сэр.

– Вы говорите добровольно и будете говорить правду?

– Я говорю добровольно и скажу правду.

Девур повернулся к делегатам:

– Кому-то из вас может прийти на ум, что разум Советника Старра в действительности все же подвергся обработке, о чем он и сам не подозревал, или что, может быть, он отрицает наличие повреждения его умственных способностей, не осознавая того, что оно налицо. Если так, то любой член этой конференции, обладающий соответствующей квалификацией, может его обследовать. Я знаю, что такие есть среди вас. Требует ли кто-нибудь такого обследования?

Но никто не требовал такого обследования, и Девур продолжил, обратившись к Лакки:

– Когда вы впервые обнаружили сирианскую базу внутри системы Сатурна?

Сжато, без эмоций, глядя прямо в зал, Лакки рассказал о своем первом посещении системы Сатурна, о требовании покинуть ее.

Конвей слегка кивнул и заметил, что Лакки опустил полностью сведения о капсуле и о шпионских действиях агента Х. Агент Х мог быть только преступником с Земли. Очевидно, сирианцы не хотели упоминания о своем собственном шпионаже в это время, и, похоже, Лакки был готов продолжить с ними сотрудничество в этом вопросе.

– А вы покинули систему Сатурна после предупреждения?

– Да, сэр.

– Навсегда?

– Нет, сэр.

– Как вы поступили впоследствии?

Лакки описал уловку с Идальго, посещение южного полюса Сатурна, полет через глубокое ущелье в кольцах к Мимасу.

Девур прервал его:

– Мы когда-либо применяли насилие к вашему кораблю?

– Нет, сэр.

Девур снова повернулся к делегатам:

– Не следует полагаться лишь на сказанное Советником. У меня здесь есть снимки погони за кораблем Советника, летящим к Мимасу.

Лакки остался стоять в освещенном пространстве, остальная часть зала утопала во мраке, делегаты смотрели в трехмерном изображении эпизоды полета «Метеора», спешащего к кольцам и внезапно исчезнувшего в глубоком ущелье, которое было плохо видно, ибо его изображение было расположено в самом углу фотографии.

На следующем фото был запечатлен стремительный полет корабля внутрь Мимаса и его исчезновение во вспышке красного света и пара.

В этот момент Девур не мог не почувствовать, что в зале нарастает скрытое восхищение смелостью землянина, поэтому он раздраженно заметил:

– Наша неспособность настигнуть корабль Советника объясняется наличием на нем аграв-двигателя. Маневры вблизи Сатурна поэтому были более затруднены для нас, чем для него. По этой причине мы не смогли добраться до Мимаса раньше его и из-за этого не были психологически подготовлены осуществить это.

Если бы Конвей осмелился, он мог бы громко крикнуть в ответ на это: «Дурак!» Девур заплатит за это мгновение зависти. Конечно, упоминая об аграве, он стремился вызвать страх у внешних миров перед научными достижениями Земли, и это тоже можно считать его ошибкой. Страх мог сильно разрастись.

– Ну а теперь о том, что произошло после вашего отлета с Мимаса! – обратился Девур к Лакки.

Лакки рассказал, как он был схвачен, и Девур, намекая на то, что Сириус обладает более совершенным масс-детектором, сказал:

– И тогда, сразу же на Титане, вы дали нам новую информацию относительно вашей деятельности на Мимасе, так?

– Да, сэр. Я рассказал вам, что на Мимасе остался еще один Советник, а потом я сопровождал вас на Мимас.

Этого, по-видимому, делегаты не знали. Поднялся шум, но Девур заставил всех замолчать. Он закричал:

– У меня есть также теле-фото отлета Советника с Мимаса, куда его послали для создания секретной базы против нас как раз в то время, когда Земля созвала эту конференцию, якобы заботясь о мире.

Опять затемнение в зале и снова трехмерное изображение. Конференция могла в деталях наблюдать приземление на Мимасе, видеть его расплавленную поверхность, следить за тем, как Лакки исчез в построенном туннеле и Советник Бен Вессилевски оказался на борту корабля. В последних сценах демонстрировалось внутреннее помещение Весса под поверхностью Мимаса.

– Как вы видите, это полностью оборудованная база, – сказал Девур. Затем, повернувшись к Лакки, спросил: – Может, все ваши действия в течение всего этого времени получили официальное одобрение на Земле?

Это был главный вопрос, и не было сомнения в том, каков будет ответ, которого жаждали, но тут Лакки заколебался, в то время как аудитория ждала, затаив дыхание, а Девур нахмурился.

Наконец Лакки произнес:

– Я хочу сказать вам подлинную правду. Я не получил непосредственного разрешения на повторное возвращение на Сатурн, но я знаю, что во всем, что я делал, я получил бы полное одобрение Совета Науки.

И это признание вызвало сильное волнение среди репортеров и шум в зале. Делегаты конференции поднялись со своих мест и начали кричать: «Голосовать! Голосовать!»

Судя по всему, конференция на этом завершилась, и Земля проиграла.

16. Попался, который кусался

Агас Доремо поднялся, ударяя традиционным молотком и совершенно безуспешно призывая к порядку. Конвей с трудом продвигался среди моря угрожающих жестов и свиста и потянул рукоятку автоматического выключателя – раздался старый, сообщающий о пиратах сигнал тревоги. Среди ужасного шума и гама прорезалось пронзительное дребезжание с попеременным повышением и понижением звука, это восстановило среди делегатов необычайную тишину.

Конвей отключил сигнал, и Доремо с неожиданным спокойствием быстро произнес:

– Я согласился с предложением Главного Советника Земной Федерации Гектора Конвея подвергнуть перекрестному допросу Советника Старра.

Раздались крики «Нет, нет», но Доремо угрюмо продолжил:

– Я прошу конференцию оставаться беспристрастной в этом вопросе. Главный Советник заверил меня, что перекрестный допрос будет кратким.

Посреди шороха и шепота Конвей приблизился к Лакки. Он улыбался, но слова его звучали сухо:

– Советник Старр, мистер Девур не спросил вас о целях, какие вы преследовали. Ответьте мне, зачем вы проникли в систему Сатурна?

– Чтобы колонизовать Мимас, шеф.

– Считаете ли вы, что имели на это право?

– Это был незанятый мир, шеф.

Конвей повернулся лицом к затихшим в замешательстве делегатам.

– Советник Старр, вы могли бы повторить это?

– Я хотел доставить человеческие существа на Мимас, незанятый мир, принадлежащий Земной Федерации, шеф.

Девур поднялся, яростно выкрикнув:

– Мимас – это часть системы Сатурна!

– Верно, – сказал Лакки, – но Сатурн – это часть Солнечной системы Земли. По вашей же интерпретации, Мимас является только незанятым миром. А чуть позже вы признались, что сирианские корабли никогда не приближались к Мимасу, пока на него не приземлился мой корабль.

Конвей улыбнулся. Значит, Лакки также заметил ошибку, допущенную Девуром.

– Советника Старра не было здесь, мистер Девур, когда вы произносили свою вступительную речь, сказал Конвей. – Позвольте мне процитировать из нее пассаж, слово в слово: «Незанятый мир есть незанятый мир, несмотря на его особую орбиту, по которой он движется в космосе. Мы колонизовали его первыми, и он наш».

Главный Советник повернулся к делегатам и продолжил, тщательно взвешивая каждое слово:

– Если верна точка зрения Земной Федерации, тогда Мимас принадлежит Земле, потому что он обращается вокруг планеты, которая обращается вокруг нашего Солнца. Если верна точка зрения Сириуса, то и тогда Мимас все равно принадлежит Земле, потому что он не был занят и мы колонизовали его первыми. Сирианская же линия рассуждения, основанная на том факте, что какой-то другой сателлит Сириуса был колонизован Сириусом, к данному случаю не имеет никакого отношения.

В конечном счете, проникнув в мир, принадлежащий Земной Федерации и выдворив оттуда нашего колониста, Сириус тем самым совершил акт развязывания войны и продемонстрировал свое лицемерие, отказывая другим в тех правах, которые присвоил себе.

И в этот момент, когда снова поднялся переполох в зале, именно Доремо заявил следующее:

– Джентльмены, позвольте сказать. Факты, приведенные Советником Старром и Конвеем, неопровержимы. Они демонстрируют полную анархию, в которую будет ввергнута Галактика, если восторжествует сирианская точка зрения. Каждая незаселенная скала стала бы источником спора, каждый астероид – угрозой миру. Сирианцы своими действиями показали свою неискренность…

Так произошел неожиданный и полный переворот на конференции.

Если бы позволило время, Сириус, возможно, мог собраться с силами, но Доремо, опытный и хитрый парламентарий, подвел конференцию к голосованию в тот момент, когда сторонники сирианцев были совершенно деморализованы и не готовы были выступить против очевидных и вновь приведенных фактов.

Три мира проголосовали в поддержку Сириуса. Это были Пенфесилейя, Дуварн и Муллен, маленькие миры, находившиеся, как всем было известно, под политическим влиянием Сириуса. Остальная часть, более пятидесяти голосов, была на стороне Земли. Сириусу предписывалось освободить захваченных землян. Также предписывалось демонтировать его базу и в течение месяца покинуть Солнечную систему.

Выполнить принятые решения невозможно было без применения военной силы, но Земля была готова к войне, а Сириус был поставлен перед необходимостью воевать, не рассчитывая на поддержку внешних миров. На Весте теперь не оказалось ни единого человека, кто ожидал победы Сириуса при таких условиях.

Девур, тяжело дыша, с перекошенным лицом, еще раз встретился с Лакки.

– Это был непристойный трюк, – сказал он. – Этот ваш план загнать нас в…

– Вы вынудили меня, – спокойно возразил Лакки, – поставив под угрозу жизнь Бигмена. Вы помните это? Или, может, вам хотелось бы, чтобы детали этого стали известны?

– Ваш друг-обезьяна еще у нас, – начал злобно Девур, – проголосует конференция или нет…

Главный Советник Конвей, присутствовавший при этом, улыбнулся:

– Если вы имеете в виду Бигмена, Девур, то у вас его нет. Он в наших руках вместе с наставником по имени Йонг, который сообщил мне, что Советник Старр снабдил его охранным свидетельством на случай необходимости. Очевидно, он почувствовал, что при вашем настоящем настроении для него небезопасно сопровождать вас назад на Титан. Могу ли я предложить, чтобы и вы подумали, не опасно ли для вас возвращение на Титан? Если вы хотите просить убежища…

Но Девур молча повернулся и ушел.

Доремо расплылся в улыбке, когда прощался с Конвеем и Лакки.

– Вам, молодой человек, будет очень приятно увидеть Землю, осмелюсь сказать.

Лакки кивнул, согласившись с ним:

– Сэр, через час я отправлюсь домой на лайнере, буксирующем бедный «Метеор», и, откровенно говоря, теперь нет ничего более радостного для меня, чем это.

– Ну что ж! Я вас поздравляю с великолепно сделанной работой. Когда шеф Конвей просил меня в начале заседания предоставить ему время для перекрестного допроса, я согласился, но думал, что он, должно быть, сошел с ума. Когда вы начали давать показания и он одобрил их, я был уверен, что он сумасшедший. Но очевидно, все это было заранее спланировано.

Конвей подтвердил это:

– Лакки прислал мне набросок плана своих действий. Конечно, это было не за час или два до того, как мы окончательно уверились в том, что все будет выполнено.

– Думаю, вы очень верили в Советника, – сказал Доремо. – Вот почему во время первого вашего разговора со мной вы просили, чтобы я выступил на вашей стороне, если вдруг показания Лакки обманут ожидания. Тогда я, конечно, не понял, что вы имели в виду, но, когда наступило время, мне все стало ясно.

– Я благодарен вам за то, что вы всем своим авторитетом поддержали нас.

– Я поддержал тех, на чьей стороне была справедливость… Вы искусный оппонент, молодой человек, – похвалил он Лакки.

Лакки улыбнулся:

– Я прежде всего рассчитывал на неискреннюю позицию сирианцев. Если они действительно верили в то, что провозглашали именно свою точку зрения, то мой коллега, Советник, покинул бы Мимас, и все мы в результате наших стараний получили бы маленький сателлит изо льда и тяжелую войну.

– О да. Ну что ж, без сомнения, у делегатов возникнут новые мысли, когда они вернутся домой, и они будут злиться на Землю, на меня и даже на самих себя, я думаю, из-за того, что им пришлось обратиться в паническое бегство. Хладнокровно подумав, они поймут, что здесь они восстановили принцип неделимости звездных систем, и, думаю, что они тогда поймут, что польза от этого принципа превысит любой урон, нанесенный их гордости и предрассудкам. Я действительно думаю, эту конференцию будут изучать историки как нечто важное и нечто такое, что способствовало великому делу мира и благоденствию Галактики. Я абсолютно удовлетворен этим.

И весьма энергично он пожал обоим руки.

Лакки и Бигмен снова оказались вместе, и, хотя корабль был большой, со множеством пассажиров, они были заняты лишь собой. Марс остался позади них (Бигмен более часа наблюдал его с большим удовольствием), а Земля была не так уж далеко.

Бигмен никак не мог овладеть голосом, в котором звучало смущение.

– О Лакки! Я никогда, ни разу не заметил того, что ты делал. Я думал… Ну я не хочу говорить о том, что я думал. Только мне хочется, чтобы ты предупреждал меня.

– Бигмен, я не мог. Это как раз то, чего я не мог сделать. Не понимаешь? Я обязан был убедить сирианцев во внедрении Весса на Мимас и не дать им возможности понять суть замысла. Я не мог перед ними обнаружить то, что я хотел в действительности сделать, не мог допустить, чтобы они сразу поняли, что это ловушка. Я должен был все сделать так, чтобы казалось, что мня вынудили к этому вопреки моей воле. Вначале, уверяю тебя, я не знал точно, как я сумею осуществить это, но я знал лишь одно – если ты узнаешь о плане, Бигмен, ты выдашь секрет.

– Я выдал бы секрет? Да знаешь ли ты, земляной червь, что и под дулом бластера из меня ничего не выудишь!!!

– Знаю. Никакие мучения не принудили бы тебя к этому, Бигмен. Но ты мог сделать это случайно. Ты плохой актер, сам знаешь. Ты сразу же стал бы сумасшедшим, так или иначе это вывело бы тебя из себя. Вот почему я хотел оставить тебя на Мимасе, помнишь? Я знал, что не смогу рассказать тебе о задуманном плане действий, и знал также, что ты не принял бы того, что я собирался сделать, и страдал бы из-за этого. Вот как это все было. Однако ты мне принес неожиданную удачу.

– Я? Избив этого подонка?

– Косвенно, да. Это дало мне повод сделать вид, будто я в действительности обмениваю свободу Весса на твою жизнь. Пришлось меньше прикладывать усилий, чтобы отдать Весса при каких-то условиях, которые я должен был бы выдумать, не будь тебя. В результате же того, что произошло с тобой, мне не нужно было совсем ничего выдумывать. Это была хорошая сделка.

– Ну и ну, Лакки.

– Вот так-то, Бигмен. К тому же ты был в таком отчаянии, что они ни разу не заподозрили нашей уловки. Любой, кто наблюдал за тобой со стороны, был бы совершенно убежден в том, что я действительно предал Землю.

– О пески Марса! Я должен был знать, что ты не сделал бы ничего подобного. Я оказался просто олухом.

– Я рад, что ты был олухом, – рассмеялся Лакки и с нежностью взлохматил волосы маленького марсианина.

Когда Конвей и Весс присоединились к ним во время обеда, Весс сказал:

– Наше возвращение домой будет вовсе не таким, каким его представлял бедняга Девур. Субэфир на корабле был полон белибердой, которую они опубликовали на Земле о нас, особенно, конечно, о тебе.

Лакки нахмурился:

– Да, за это не поблагодаришь. В будущем это здорово затруднит нашу работу. Реклама! Только подумайте, что бы они говорили, если бы сирианцы оказались хотя бы на дюйм проницательнее, не поддались гневу и не ушли с конференции в последнюю минуту.

Конвей даже вздрогнул:

– Лучше не думать. Но как бы там ни было, нечто подобное ожидает Девура.

– По-моему, он выкрутится. Его спасет дядя, – заметил Лакки.

– Во всяком случае, – подвел итог Бигмен, – мы разделались с ним.

– Так ли? – угрюмо проговорил Лакки. – Не знаю.

И в течение некоторого времени трапеза проходила в полном молчании.

Конвей, очевидно, стремясь смягчить внезапно возникшую напряженность, решился прервать молчание:

– Конечно, в известном отношении сирианцы не могли позволить Вессу остаться на Мимасе, и мы не дали им шансов. В конце концов они искали капсулу в кольцах, и, насколько им было известно, Весс, лишь в тридцати тысячах миль за пределами колец могло…

Бигмен уронил вилку, и его глаза стали как блюдца.

– Взрывающаяся ракета!

– В чем дело, Бигмен? – спросил добродушно Весс. – Ты что-то вдруг вспомнил и пошевелил мозгами?

– Заткнись, болван! – рявкнул Бигмен. – Послушай, Лакки, во всей этой суматохе мы забыли о капсуле агента Х. Она все еще в кольцах, если сирианцы ее уже не нашли. Если она не у них, то у них есть еще пара недель, чтобы ее обнаружить.

Конвей сразу же ответил:

– Я думал об этом, Бигмен. Но честно говоря, считаю, что она потеряна навсегда. Вряд ли ты сможешь что-нибудь найти в кольцах.

– Но, шеф, разве Лакки не рассказал вам о многочисленных специальных масс-детекторах с Х-лучами, которые у них есть и…

Все теперь смотрели на Лакки. Странное выражение появилось у него на лице – будто он не мог решить, то ли ему смеяться, то ли ругаться.

– О великая Галактика! – воскликнул он. Я совершенно забыл об этом.

– О капсуле? – спросил Бигмен. – Ты забыл о ней?

– Да. Я забыл, что она у меня. Она здесь. – И Лакки выхватил из кармана что-то металлическое диаметром примерно в дюйм и положил на стол.

Быстрые пальцы Бигмена первыми протянулись к ней, он ее поворачивал и так и эдак, потом и остальные по очереди рассматривали ее.

– Это капсула? Ты уверен в этом? – недоверчиво спросил Бигмен.

– Вне всяких сомнений. Мы, конечно, ее вскроем и убедимся в этом окончательно.

– Но когда, как, где… – Они все устремили на него вопрошающие взгляды.

– Простите меня, – стал оправдываться Лакки. – Я действительно… Вы помните те несколько слов, которые мы перехватили от агента Х как раз перед тем, как взорвался его корабль? Помните отрывки слов «нормальная орб…», которые, по нашему мнению, означали «нормальная орбита»? Ну, сирианцы сделали естественное предположение, что «нормальная» означает «обычная», и, следовательно, капсула будет выведена на «обычную орбиту» для частиц колец, и искали ее там.

Однако «нормальная» означает также и «перпендикулярная». Кольца Сатурна движутся с запада на восток, следовательно, капсула с нормальной орбитой в кольцах двигалась бы прямо с севера на юг или с юга на север. И это имеет смысл, потому что тогда капсула не потеряется в кольцах.

Далее, любая орбита вокруг Сатурна, идущая прямо на север и на юг, должна проходить над северным и южным полюсами независимо от вариаций. Мы приблизились к южному полюсу Сатурна, и я следил за масс-детектором, чтобы обнаружить что-либо на орбите подходящего типа. В полярном пространстве едва ли есть какие-нибудь частицы. И я почувствовал, что смогу опознать капсулу, если она там. Мне не хотелось говорить об этом, потому что вероятность была невелика, а я не люблю пробуждать несбыточные надежды.

Но что-то регистрировалось на масс-детекторах, и у меня появился шанс. Я сравнил скорости и тогда покинул корабль. Как ты позже догадался, Бигмен, я воспользовался случаем, чтобы помудрить с аграв-устройством, рассчитывая на капитуляцию в дальнейшем, но в то же время я забрал капсулу.

Когда мы приземлились на Мимасе, я оставил ее среди катушек воздушного кондиционера в помещении Весса. Когда же мы вернулись за ним, чтобы передать его Девуру, я забрал капсулу и положил ее в карман. Как обычно, меня обыскали в поисках оружия, когда я садился вновь на корабль, но обыскивающий меня робот не посчитал дюймовый шарик оружием… В этом один из серьезных недостатков применения роботов. Во всяком случае, вот и вся история.

– Почему же ты все это не рассказал нам? закричал Бигмен.

Лакки выглядел сконфуженным.

– Я собирался. Честно. Но после того как я забрал капсулу и вернулся на корабль, нас уже заметили сирианцы, помнишь, и встал вопрос, не попытаться ли удрать от них. А после этого действительно, если ты помнишь, не было ни одного момента, когда что-то не возникало. По правде, я не знаю, почему я больше не вспоминал о ней, чтобы кому-то все это рассказать.

– Не мозги, а решето, – с пренебрежением фыркнул Бигмен. – Неудивительно, что тебе нельзя отправляться куда-либо без меня.

Конвей рассмеялся и хлопнул марсианина по спине.

– Верно, Бигмен, позаботься о большом болване и будь уверен, он знает свой путь.

– Когда-нибудь, – сказал Весс, – и у тебя будет свой собственный путь.

И корабль, рассекая атмосферу Земли, пошел на посадку.