Навстречу рассвету Логвин Янина

Парень стоит со мной рядом, и отец сразу же сканирует его тяжелым взглядом. Отвечает неприветливо и холодно, словно чужой:

– Мы вернулись раньше. Иди в дом, Эшли. Сейчас же!

– Что?

– Я сказал, иди в дом!

Я не привыкла к такому тону отца и тем более к таким командам в присутствии постороннего человека, и от неожиданности растерянно спрашиваю:

– Пап, что с тобой? Это Мэтью, я говорила тебе о нем. Познакомься…

– Говорила? Хм! Не ожидал от тебя, дочь, что ты станешь мне лгать!

Что?!

Я вижу, как застывает лицо у Мэтью, и чувствую, как бледнеет мое собственное. Но брошенное обвинение слишком серьезное и несправедливое, чтобы я просто проглотила его и ушла.

Я спрашиваю отца по-прежнему ровно, хотя и встревожено:

– Не узнаю тебя, папа. В чем я тебе солгала? Что с тобой произошло, пока меня не было?

На скулах отца гневно натягиваются желваки и сцепляются губы, но я его дочь, и ему приходится взять себя в руки. Однако взгляд, каким он смотрит на нас, по-новому неприятен и незнаком.

– Эшли, ты сказала, что проведешь вечер с парнем из вашей школы.

– Это так.

– Что он играет за команду «Беркуты».

– Но это правда!

– Что лучшего парня ты не встречала и целиком ему доверяешь…

Последнее звучит слишком откровенно для ушей Мэтью, но я не собираюсь отрицать.

– Да.

– Что с тобой, Эшли? – отец протягивает ко мне руки, меняясь в лице. Вдруг становясь собой прежним. – Где твои глаза и голова? Где моя умная девочка? Этого парня я сам арестовал в вашей школе за то, что он устроил жестокую драку, и сам отвез в участок. Я говорил с ним, и скажу, что он не раскаивался. Такие сукины дети никогда не раскаиваются. Ни в чем!

Отец поворачивается и вновь застывает камнем, обращаясь к моему спутнику ледяным тоном:

– Что тебе нужно от моей дочери, Мэтью Палмер? Зачем ты к ней подобрался? Я поднял всю информацию по твоей семье. Угоны, воровство, сбыт наркотиков и посредничество в продаже краденного. Не все доказано, но подозрений достаточно, чтобы я понял, с кем имею дело. Где здесь пункт подходящий под «лучший парень»? Может, ты и затуманил мозги моей Эшли, но я еще в своем уме, чтобы держать тебя на расстоянии. Подойдешь к ней – пожалеешь! Ты все понял?!

– Да, сэр.

– И чтобы я тебя здесь никогда больше не видел! Мое оружие всегда заряжено, учти это!

– Папа, ты… с ума сошел? – кровь и вовсе отливает от моего лица. Еще никому и никогда он не угрожал в моем присутствии. – Я не верю, что это говоришь… ты!

Я делаю шаг назад и упираюсь в грудь Палмера. Я и сама не заметила, как встала между ними.

– Живо в дом, Эшли! Немедленно! – командует отец. – Не вынуждай меня применять силу!

– Иди, Эш.

– Но, Мэтью…

Господи, какая ужасная ситуация! После такого замечательного дня просто чудовищная! Я поворачиваюсь к парню, чтобы извиниться перед ним, и еще успеваю заметить боль в светло-карих глазах, прежде чем его взгляд становится непроницаемым. Словно что-то каменное опускается на лицо, отдаляя его от меня.

– Я знал, что этот разговор будет, Эшли, – произносит Мэтью. – Иди домой, тебе пора!

– Ты позвонишь?

– Только посмей ей морочить голову и звонить, Палмер! Эшли, сегодня же отдашь мне телефон! Кэтрин все рассказала нам с Патрицией, и мы оба расстроены. Как ты могла подвести наше доверие? Я был первым, кто тебе всегда доверял!

Это невозможно! Все, что сейчас происходит – несправедливо и неправильно, и мои обида и удивление настолько велики, что горло перехватывает немота, а на глазах выступают слезы.

Мне приходится уйти, чтобы прекратить это унижение Мэтью перед моим отцом и закончить их ужасную встречу. И чтобы не разреветься в присутствии парня. Он внешне спокоен и холоден, но я никогда не поверю, что он оглох.

Отец вновь подгоняет меня и, задохнувшись, я убегаю в дом.

В холле сидят Патриция с Кейт, и если мачеха при виде меня встает навстречу, то ее дочь остается сидеть. Только отворачивается, чтобы не встретиться со мной взглядом.

Я знаю, кто во всем виноват, и тут же подхожу к ней.

– Это ты! Что я тебе сделала? Ненавижу тебя, слышишь?! Ты хуже всех! Ты такая же мерзкая и черствая, как… как твой отец! И если думаешь, что будешь счастливой, делая другим подлости – ты ошибаешься!

Патриция вскрикивает от изумления, а я убегаю к себе, не желая их видеть. Чувствуя, как в эту самую секунду что-то безоговорочно рушится между всеми нами, но не хочу это останавливать.

Закрывшись в своей комнате, подбегаю к окну, отодвигаю жалюзи и вижу, как Мэтью садится в машину и уезжает. Сорвавшись с места, исчезает из поля зрения на своем старом «Додже» так же быстро, как ветерок счастья улетучивается из моего сердца.

О, нет. Нет, нет, нет!

Я отхожу к кровати и сажусь на нее, ощущая себя, будто в тумане. Подняв ладони к вискам, обхватываю голову и сдавливаю их, закрыв глаза.

Этот год – просто ужасен! Выпускной класс ужасен! И я сама тоже, потому что не могу ничего сделать, чтобы это изменить.

В дверь спальни стучатся отец с Патрицией, но я не хочу их ни видеть, ни говорить.

– Эшли, открой! – требует отец, но уже спокойнее. – Мы хотим с тобой поговорить!

– Нет!

– Эшли, пожалуйста, – я слышу хорошо поставленный голос мачехи. – Открой нам. Это важно! Мы твои родители и действуем ради твоего блага! Обещаю, мы просто сядем и со всем спокойно разберемся. Эшли?

– Не сейчас. Уходите, оба!

– Эшли, дочка? – отзывается отец, и его знакомый и такой родной голос звучит сейчас больнее всего. – Открой, я хочу сказать!

Я подхожу к двери, но не открываю ее. Говорю, зная, что он меня услышит.

– Ты уже сказал все, что хотел. Но главное, ты сказал, что я тебе лгала. Пожалуйста, пап, уходите и оставьте меня одну.

– Но мы поговорим?

– Не сегодня.

– Почему, дочка?

Еще никогда я не говорила отцу то, что собираюсь сказать сейчас:

– Потому что сегодня я не хочу тебя видеть!

Позже я звоню Мэтью, но он не отвечает на мой звонок. Ни через час. Ни через два.

Я так и засыпаю, чувствуя себя морально сломленной и неживой.