Билет: «Земля – Нордейл» Мелан Вероника

Глава 1

Бернарда.

Этот балкончик на втором этаже особняка я не замечала до тех пор, пока его не «образила» Клэр. Откуда-то взялся на полу продольный мягкий половичок, пара панно макраме на стенах, цветущие у стены растения в кадках, столик и два плетеных стула. И все, балкончик стал моим любимым местом для завтрака.

Сейчас я с удовольствием потягивала утренний чай; за окном солнце, проклюнулась на деревьях зелень. Простор снаружи, простор внутри. Нордейл умел являть не только смену сезонов, но и вливать в тебя ощущения: если уж зима, то пушистая, с камином и падающим снегом, если лето, то с загорелыми щеками и сияющими после купания глазами. А если весна, то непонятная манящая свобода, будто проснулись не только спящие растения, но и новый резерв сил в тебе самом, в той части души, которая желает полета, новых впечатлений, достижений, бурной радости.

С некоторых пор у меня появился фетиш – приносить газеты из родного мира и читать их под чай с тонкими сладкими вафлями. Удивительный выходил контраст: в родном мире борются за власть, строят заводы, митингуют, выпускают новые лекарства, вводят правила дорожного движения, обсуждают матчи по футболу. А тут просто Нордейл. И всегда спокойно. Мне точно, потому что за спиной всегда силуэт любящего, способного защитить от всех напастей Дрейка. Дрейка, который по щелчку пальца выстроит новый Уровень или снесет старый. Это знание всегда щекотало изнутри солнечной пыльцой.

В этот раз я читала новости международные: про стариков на Кубе, упрощенную систему получения виз на Мальту и пропавшую у берегов Бали подлодку. Так интересно узнавать о родном мире из мира параллельного, все равно, что сидеть в кинотеатре, заняв лучшее место и нацепив на нос 3D-очки.

Когда на балкон шагнул Дэйн, я как раз шуршала страницами.

Белобрысый здоровяк штурмовал наш дом пару раз в неделю по утрам: приходил за печеньем, которое специально пекла для него Клэр. Печенье это в больших пакетах (дышащих! Она специально покупала дышащие, чтобы выпечка не становилась затхлой) уезжало в штаб, где съедалось, как я полагала, Дэйном (в большей части) и Стивеном (в меньшей). Может, перепадало кому-то еще, но я бы поставила пару монет на то, что Эльконто делиться с младшими служащими не желал, потому как слишком сильно прикипел к рассыпчатым «буа», выпеченным по секретному рецепту. Буа, которые я прозвала сначала «буашками», а позже «букашками», обсыпались миндальными лепестками и изобиловали шоколадной крошкой. В общем, вкуснота необыкновенная.

– Читаешь?

На меня зыркнули, продавив тушей соседнее кресло.

– Ага.

– Новости твоего мира?

Коллеги знали о моем увлечении. Тем оно было для них занимательнее, чем меньше каракуль они понимали в заморском тексте.

– Точно.

Дэйн попытался сесть по-барски и вытянуть ноги, но балкон оказался слишком коротким – ноги пришлось задвинуть под стул.

– Почитай мне первое, что попадется.

– Ты же все равно ничего не поймешь…

– Ну я так, из любопытства.

Я улыбнулась. Рядом с Эльконто всегда было тепло и надежно. И еще весело.

– Ладно… – Открыла наугад. – «Сегодня в должность вступает индийский раджа Говиндан…»

– Гавёндан? – Эльконто аж склонился со своего стула к моей газете. – Там так и написано? Гавнадан?

– Говиндан, – прыснула я.

Когда у мужика рост под два метра, белый ежик на голове и выпученные глаза – это смешно.

– Да ну! Не мог никто в трезвой памяти назвать сына Говнодамом. Вот не верю!

– Ну это же Индия, другая страна… Может, там это означает «солнцеликий» или, я не знаю, «ясноглазый».

– Ясноглазый Гавёндан? – Дэйн вдруг расхохотался так раскатисто, что затряслись стекла в рамах. – Нет, ну это ж надо было придумать!

Я не стала еще раз объяснять, что не «Гавнадам», а «Говиндан». Бог знает, действительно, какое значение это имя имело у индусов, но на русском звучало забавно. А нашему снайперу только дай все, что связано с «гомном», и шутки посыплются как из рога изобилия.

Какое-то время Дэйн молчал, думал. Запустил руку в пакет с «букашками», принялся их складывать одну за другой в рот. Прежде чем обратить внимание на неестественную тишину, я успела дочитать статью и просмотреть пару заголовков ниже. А после взглянула на Дэйна.

Он всегда смеялся, будто носил личину. Эдакий бравый неунывающий парень, способный под собственный смех пройти любую заварушку, но я не была бы Диной, если бы не научилась определять степень серьезности под зеркальным озером из шуток.

И сейчас снайпера что-то скребло изнутри, я бы даже сказала, глодало. Наверное, думая о своем, он доел бы половину пакета, просидел бы со мной еще минут десять, а после поднялся и ушел. Но я спросила:

– Эй, что не так?

Эльконто встрепенулся. Понял, что маска дала трещину, хотел было ее прикрыть новой, сотканной наспех, но решил, что со мной можно быть честным, вздохнул.

– Да случилось тут кое-что неприятное.

– С кем? С Ани?

– Да нет, слава Создателю, не с Ани.

А по поводу кого ему тогда горевать?

– Говори уже…

И я уставилась на двухметрового друга, с которым мы, так вышло, прошли и огонь, и воду, пристально, как сова.

– Ты же знаешь, что я руковожу Войной…

Удивил. Знаю.

– Так вот туда попал один мой знакомый человек, друг.

– В смысле попал? Как повстанец? – я задумалась. – Ну пройдет до конца или проснется, если схватит пулю.

«Ани же прошла».

– В том-то и дело, – Дэйн вздохнул, – что не как повстанец. А как солдат.

Солдаты, вспомнила я, это те, которые на обратной стороне, которые воюют против повстанцев. Обычно это осужденные, сосланные на смерть. И солдаты с Войны обратно на Уровни уже не выходят, только в свой мир в случае смерти. Дрейк когда-то давно мне эту схему объяснял, но запомнила я ее лишь формально, без деталей.

– В смысле как солдат? Он был осужден?

– Был. И сослан на Войну пожизненно.

Неприятно. Но я вдруг подумала, что неправильно будет идти к Дрейку со словами «помоги другу Дэйна» – что-то в этом случае не клеилось и не вязалось, как будто интуиция заранее заявляла о том, что шаг этот будет неверным. И потому я умолкла на целую минуту.

Эльконто вздохнул, понял.

– Я и не хотел, чтобы ты шла к Дрейку. В конце концов, я бы сам к нему пошел, если бы чувствовал, что так правильно. Но что-то подсказывает мне, что ответ будет жестким.

Вот и мне что-то подсказывало то же самое.

Тема, конечно, щекотливая. С одной стороны, знакомый Эльконто и, значит, не чужой человек, с другой – не всем друзьям друзей можно помочь, если последние оступаются. Следующую фразу, чтобы не обидеть, я выбрала максимально осторожно:

– Ну… он погибнет, вернется в свой мир. Может, тоже неплохо? Может, он завершил дела на Уровнях? Дрейк ведь объяснял, что те, кто получил необходимый опыт…

Дэйн продолжал мрачнеть.

– Я бы не парился, если бы все так, как ты говоришь. Но он хороший парень и еще – лучший боец. Один из лучших, кого я знаю. Сражаться там он будет до конца. Год, два, десять, двадцать… Как Бойд.

Как Бойд – это плохо.

При всей моей нелюбви к подобным темам, я все же спросила:

– А за что его осудили?

Прежде чем ответить, Эльконто долго молчал. Прожевал одно печенье, после еще сразу три, вытер рот тыльной стороной ладони.

– Я Брауна знаю уже не первый год. Он мог бы быть одним из нас, мог бы работать на Комиссию, настолько он хорош. Просто его никто не позвал. Или он не захотел, я не знаю. Он работал в частном агентстве телохранителем, последние пару лет охранял какого-то дельца – имени не знаю. И делец этот сильно прокосячился, за ним пришли из Комиссии. А Браун не понял, что Комиссионеры (они были в штатском), попробовал уложить одного из них, схлопотал сразу «пожизненно». Ты же знаешь, какие у нас законы, если на «Вертера» руку поднять.

Я знала. Жестче жесткого. Комиссионеры и без того не очень любили прощать, а уж если попытка атаки…

– То есть этот Браун попытался, сам того не зная, грохнуть Комиссионера?

– Угу.

Тогда понятно, почему Война.

– Ну, может, он завтра умрет на твоем Уровне…

– Не умрет, я тебе уже говорил. Будет воевать там до конца. Такие, как он, не сдаются. А война, особенно наша – бессмысленная и бесконечная, – выжигает. И за десять лет ничего не останется даже от самого хорошего человека. Вот потому я и мрачный. Раз уж ты спросила.

Наверное, можно было на этом завершить беседу. Хороший день, солнечный, как-нибудь все рассосется. Эльконто отправится в штаб, съест еще штук тридцать «букашек», вечером его подбодрит Ани… Но меня вдруг тоже начало что-то царапать. При всей моей любви к Нордейлу и Уровням, Комиссия на мой человеческий взгляд не всегда справедливо поступала. Хотя Дрейк, наверное, со мной бы поспорил. Привел бы кучу непонятных для меня, но очень умно сформулированных доводов, сказал бы «поверь мне» и мне пришлось бы поверить. Я любила Великого и Ужасного, а любовь без доверия – не любовь.

Но Дрейк отсутствовал в Нордейле, потому как уехал на пару дней исследовать неизвестное мне «вторичное ядро» в параллельной системе. Видит Бог, я ничего не смыслила в этой формулировке, но понимала, что пока его нет, и доводов нет. Браун воюет, Дэйн грустит.

– Слушай, – спросила я после долгой паузы и напряженного скрипа мозгов, – а этот твой друг, он не агрессивен? Не маньяк, не моральный урод?

Дэйн посмотрел хмуро.

– Нет. Ручаюсь за его характер. А что?

– Можем его переместить в мой мир, вот что. Просто не хочется перемещать туда всяких… нестабильных умом личностей, если ты понимаешь. Я ведь свою планету тоже люблю.

– Переместить?

Мы долго смотрели друг на друга, как конспираторы.

– Ну смотри. Если Комиссия отправила Брауна на Войну, значит, им все равно, что в определенный момент он исчезнет с Уровней, так?

– Так.

– И наверняка им все равно, исчезнет он через десять лет или сегодня? Так зачем человеку выгорать?

Светлые брови Эльконто поползли вверх.

– Сегодня?

Угу, потому что Дрейк скоро вернется. И если он вернется, а мы не завершим с этим делом, то мистер Начальник может наложить на наши действия строжайший запрет. А пока он его не наложил.

– Время – цигель. – Я постучала по запястью с часами.

– Что?

– Ничего. Просто надо изъять твоего Брауна до возвращения Начальника и с чистой совестью забыть об этом. Как будто ничего не было.

– А по шее не получим?

Вопрос на миллион. Шанс, конечно, имелся. С другой стороны, я не видела противоречий в системе: в случае смерти солдаты уходят с Войны по родным мирам. Кому какое дело, если один хороший парень уйдет без «случая смерти» и не в свой мир, каким бы он ни был, а в мой? Там, конечно, придется разобраться с деньгами, жильем и документами, но это все можно продумать позже, сейчас, главное, не попасть под прямой взгляд «всевидящего ока».

– Давай договоримся так. Ты пока отправишься на Войну, отыщешь своего друга, приведешь его в штаб, чтобы безопасно. Заодно приведешь туда и Халка…

– А Халка зачем?

– Чтобы он измерил уровень стабильности сознания, агрессии и так далее. Мне нужно быть уверенной, что я не перекину на Землю морального урода.

– Логично, согласен.

– А после дашь мне сигнал с помощью браслета о том, что все готово. Я пока подумаю над деталями.

Вот тебе и утро. Газету не дочитала, чай не допила, взялась спасать «рядового Раяна».

Но было в этом всем нечто важное – у Дэйна в глазах прояснилось. Будто отошел в сторону тяжелый камень, будто туча, закрывшая солнечный свет и настроение, рассеялась. Важен, однако, нашему снайперу был этот друг.

– С тебя пять «букашек»! – я нагло протянула руку, хотя могла бы пойти на кухню и попросить Клэр приготовить мне свой собственный мешок. Но тут ведь важен принцип, а не печенье.

Эльконто с готовностью запустил огромную лапу в мешок и вытащил для меня намного больше, чем пять. Высыпал все это в подставленные ладони, откуда «буашки» благополучно перекочевали в чайное блюдце.

– По рукам! Теперь за дело.

Прежде чем подняться, Дэйн посмотрел на меня серьезно как никогда.

– Я твой вечный должник.

– Вечный, – подтвердила я каменной рожей краснокожего вождя. – Так и запомним.

Уходя, снайпер все-таки ухмыльнулся. Значит, возвращалось к нему благодушие, значит, не зря.

Глава 2

(Furkan Sert – Hold on to Me)

Тот, из-за кого все заварилось, Браун, сидел в штабном кресле Эльконто спиной к экранам. Без наручников, небритый, понурый, с разбитым лицом, но, судя по взгляду, несломленный. Точно, второй Бойд.

Халк остановил меня в коридоре. К тому моменту, когда на моем браслете загорелась кнопка вызова, я все еще ломала голову над тем, где и как снять другу Дэйна квартиру и что делать с его документами – единая схема действий не складывалась.

– Я его посмотрел, – сообщил Конрад тихо, – и…

Пауза после «и» мне почему-то совсем не понравилась.

– И что?

– Уровень агрессии… в пределах нормы, я бы сказал. Практически.

– Практически? Давай простыми словами, чтобы понятно.

В штабе всегда царил полумрак, и на фоне загорелого лица сенсора светлые глаза мерцали.

– Он… на взводе. Возможно, потому что еще час назад воевал.

– Успокоится, если поместить в благополучную среду?

– Шанс есть. Пока данные такие, что в беспричинную драку он сам не полезет, но, если скажут дурное, ответит ударом.

– Понятно.

Это спутало планы еще сильнее. Значит, Брауна не желательно помещать в густонаселенный пункт, то есть в город. Лучше куда-нибудь подальше от людей. В поселок, деревню? В глушь? Где же искать там жилье?

– Сможешь добавить ему спокойствия принудительно?

– Я бы не стал с этим торопиться.

– Почему?

– Сначала поговори с ним. Поймешь.

– Ясно.

И я двинула в главную комнату с экранами.

Здесь даже внутри помещения война ощущалась войной. Слишком смурные лица, неуловимый запах гари от одежды; синяки и царапины на лице заключенного не добавляли атмосфере радости.

Я впервые сумела разглядеть его, Брауна. Высокий мужик, ладно скроенный, волосы сверху удлиненные, щетина, взгляд жесткий. Мне даже вспомнились отрядные в те времена, когда я не была частью команды, а была их нежеланной возможной будущей «коллегой». Тогда я вдоволь кололась о такие вот недоброжелательные взгляды, пробирающие до позвоночника. Один Баал чего стоил… Человек в кресле не смотрел столько же неприязненно, как некогда Регносцирос, но и дружелюбием не лучился. И я решила перейти к главному без предисловий.

– Мы предлагаем тебе выбор: остаться на Войне или переместиться в другой мир, где царит мирная атмосфера. Снабдим на первое время денежными средствами и жильем, дальше сможешь устроить жизнь по желанию.

Браун, чьи глаза были не то серыми, не то голубоватыми (в полумраке и не разобрать), покосился на стоящего рядом Дэйна.

– Она кто такая?

– Ты лучше ее слушай. И внимательно.

Я редко слышала в голосе Эльконто сталь, теперь же она прорезалась.

– Я смогу тебя переправить. – Я намеренно выбрала это слово вместо «телепортировать» – ни к чему подробности. Добавила мягко: – Зачем тратить годы на бессмысленную бойню здесь?

Пленник какое-то время молчал.

– С чего ты мне помогаешь?

Он не был склонен доверять, в бесплатный сыр тоже давно перестал верить.

– Потому что я ее попросил, – рыкнул снайпер. Я давно не видела его не «душкой», тут прямо удивилась, заново присмотрелась к вдоль и поперек знакомому Дэйну. Конечно, другой человек не смог бы править войной, и, может, хорошо, что таким, как здесь, я видела его нечасто. Тут, в подземном бункере, властвовал человек, стреляющий без промаха, рука которого при нажатии на спусковой крючок не дрожала. Из-за разительного контраста на «ежика» я смотрела долго. После вернулась к Брауну.

– Что думаешь? Интересно тебе наше предложение?

В дверном проеме за моей спиной наблюдал за нашим диалогом сенсор.

– Переехать в другой мир?

– Да.

Пауза.

– Вообще-то… я планировал вернуться на Уровни. Когда выйду.

– Ты не выйдешь, – прояснил Дэйн, – солдаты с Войны выходят только в смерть. А после отправляются по родным мирам.

– Я… не могу.

Странная фраза. Совершенно не по плану, как и все сегодня. Я думала, Браун обрадуется возможности избежать долгого и бессмысленного наказания, ухватится за возможность, но он лишь мрачнел.

– В чем дело? – спросил за меня Эльконто. – Хочешь воевать здесь до победного? Так у этой Войны нет ни смысла, ни конца. Зря я, что ли, хлопотал за тебя?

И впервые тот, кто сидел в кресле вздохнул, понурился, потер глаза. Не по-солдатски, по-человечески.

– У меня здесь… любимая женщина. Я обещал ей, что вернусь.

Тьфу ты, раздраженно сплюнула внутри меня Динка. Я ее понимала. И этого парня тоже. Если ты обещал вернуться, жить в другом мире не захочешь.

– Дэйн, – позвала я тихо, – надо поговорить.

Уже в коридоре мы общались на минимальной громкости.

– Послушай, я не знал, – оправдывался снайпер. – Он ничего мне не говорил про женщину. Может, недавно нашел?

– Дело не в этом. Если я перекину «семью», Дрейк меня точно не похвалит. – «Даже при всей своей любви ко мне». Некоторые вещи я знала наперед. – Делать-то что?

– Возвращать его на Войну?

– Он умрет на ней. Рано или поздно. И тогда точно на Уровни не вернется.

– Есть идеи?

– Есть. Но очень зыбкие пока…

– Валяй.

Теперь слова приходилось выбирать осторожно.

– В общем, выбор у тебя такой. Либо остаться здесь воевать, но в случае, если схватишь пулю, мы не будем знать, где тебя искать, потому что ты окажешься в том мире, откуда попал на Уровни. Либо ты можешь переждать некоторое время в спокойном месте, а мы подумаем, можно ли переправить данные о тебе в Комиссионной базе. Процесс, как сам понимаешь, не простой. Возможно, ничего не выйдет… Никаких гарантий… Ты должен это понимать.

Браун слушал внимательно. Вообще-то он был мне симпатичен даже своей недоверчивостью. Он был адаптированным защищаться, выживать, он еще не вышел из режима бойца. Его слова про женщину дали понять, что он нормальный, такой же, как я или Дэйн, просто человек, не желающий разлучаться с тем, кого любил.

– Так что, пойдешь назад на поле боя? Или начнем искать тебе мирное жилье?

В чужих глазах напряженность, попытка предугадать, действительно ли изменение в Комиссионной базе данных возможно, отчаяние, нежелание сделать ошибочный выбор.

– Я настаивать не буду, – я вздохнула. В конце концов, у меня много других дел на сегодня. – Решай.

В Брауне примерно метр восемьдесят пять и куча килограммов голимых мышц. В километре от бункера рвутся снаряды, гибнут люди. Оставшиеся выживают на редких сухих пайках и полупустых аптечках. Не жизнь, а полное дерьмо, все мы помнили рассказы Ани-Ра…

– Жилье, мирное, – выдал Браун, наконец, хрипло. – Но я должен буду вернуться.

Вот же упертый.

Ты сначала Войну покинь, покачала я головой. Baby steps, как говорится. Один шаг за раз, а там видно станет.

Глава 3

(UNSECRET feat. Katie Herzig – Buried)

В тот же день.

Инга Крет.

– …ваша безответственность привела к повреждению конструкции моста и человеческим жертвам. Вы это понимаете?

Зал Комиссионного Суда. В третий раз за мою недолгую жизнь. Первые два раза я отделалась устными предупреждениями (повезло): сначала была задержана в компании парней, торгующих дурью, после, пытаясь отбиться в подворотне, стукнула одного урода камнем. И нет, он не умер, поэтому меня не лишили свободы, но в этот раз…

Как им объяснить, этим безликим роботам, что все случившееся – просто банальное невезение? Да, я не самый лучший человек в мире, признаю. Временно безработная, люблю позависать по вечерам в барах – кому нравится одиночество? Я просто пыталась построить свое счастье. Вчера вечером пыталась, между прочим, тоже, когда писала за рулем смс о том, что вырвалась из пробки, что уже еду. Парень, пригласивший меня на свидание, выглядел приличным, хотелось уже, наконец, счастья. Это наказуемо?

Кто бы думал, что меня вынесет на мосту на встречку, что там обнаружится грузовик, вильнувший из-за моего нелепого маневра, что цистерна с бензином окажется слишком тяжелой, что грузовик завалится, а спустя пару секунд полыхнет. И да, наблюдая за свершившимся в зеркало заднего вида, я была в ужасе.

Мост повредился – это правда. Я вздохнула.

Мне сказали, что водитель не умер, отделался ожогами, что его вылечат за Комиссионный счет. Значит, все хорошо?

Но хорошо не было, судя по лицам троих в серебристой форме, сидящих за столом. Еще один, стоящий у двери, сверлил меня тяжелым взглядом.

«Просто невезение…» – хотелось сказать мне, но с ними бесполезно спорить. В первые два раза я еще пыталась.

– Понимаю. Признаю вину, – прошептала тихо.

Меня ведь не казнят? Не приговорят к смерти? Кроме водителя, жертв не было. Вроде бы…

– Вы скрылись с места преступления.

– Я… напугалась.

Нужно было остановиться и бежать к пламени, которое взвилось до неба? От паники, испытанной вчера вечером, до сих пор в горле колотилось сердце. Ночь, проведенная в глухой комнате без окон, добавила лишь разбитости.

«Попала. По полной».

Комиссионеры нашли меня быстро, слишком быстро, я не успела добраться даже до дома.

– Инга Крет, жительница четырнадцатого Уровня, – средний мужчина, уткнувшись в бумаги, помолчал. – Вы приговариваетесь…

У меня кадры из фильма ужаса кружили перед глазами – рудники, сырые камеры, закрытые Уровни. Что из этого страшнее? Меня собирались лишить свободы, а это все равно, что убить. И никто не дал воды смочить пересохшее горло.

– …к депортации из Мира Уровней. Код D2С. Исполняйте.

Последнее бросили стоящему у двери человеку в форме.

Мой мозг оглох. Депортации? Меня выселяют с Уровней? Куда? Я слышала про родные миры, но чтобы в них попасть, нужно было умереть. Меня лишат жизни? Казнят? Что такое это D2C?!

Самостоятельно я не смогла сойти даже с трибуны, на которой стояла – мне помогла, взяв за локоть, чужая жесткая хватка.

(J2 feat. Coleen McMahon – Flame Keeper)

Он, тот самый, который вывел меня на улицу, сидел теперь за рулем машины. Я почему-то думала: будет новая камера. Стол, шприц с ядом или газ… Хорошо, если не электрический стул. Улица – это хорошо, улица – лучше камеры.

Пока водитель заполнял светящуюся табличку, что-то помечая, я чувствовала себя неадекватным укурком. Мне было смешно, почти весело, а еще до ужасного страшно от того, что случится дальше. Отсюда полный сумбур: я словно уже выпала с Уровней, но никакой почвы под ногами – нужно забыть дом, этот город, людей, которых я знала. Для них меня больше нет, ни для кого нет.

– Не убивай, – попросила я хрипло.

На меня посмотрели спокойно и тяжело. И я впервые заметила, что водитель красив. Чертовски. От этого стало еще хреновее. Он был одним из тех, с кем бы я трахнулась, а это большой комплимент. Есть такие девчонки, которые, глядя на фото парней, говорят: «Ну… он ничего», «сойдет» или «симпатичный». Я такого не говорила почти никогда. Для меня мужики обычно делились на «страшный» или «полный урод». Не знаю, почему так. У кого-то была не та форма головы, у кого-то торчали уши, у кого-то были невыразительными глаза, скулы или рот – для меня всегда находились недостатки.

Но только не у этого.

Лицо правильное, очень волевое. Практически журнальное, только с налетом жесткости, очень прямым пронзительным взглядом, красивым носом, четко очерченными губами. И эти едва заметные складки у рта – мужик-кремень. От него фонило, как от ядерной боеголовки; ему шла эта чертова серебристая форма с белыми полосами на рукавах. Рядом с таким… было не страшно.

Совершенно тупая мысль, когда тебя собираются казнить. Наверное, мой заполошный мозг цеплялся за любую отвлекающую в критичный момент ерунду и потому зацепился на облике водителя намертво.

Глаза зеленые… Или бирюза с голубым – в обманчивом свете фонарей сложно понять.

– Казнь тебе не назначена, – ответили мне ровно.

Депортация. Я помню. Только через что – через повешенье?