Аратта. Книга 4. Песнь оборотня Семёнова Мария
– Да будь ты неладен, дурной кот! Хоть бы какая польза от тебя была!
Аоранг, стоявший по колено в воде, расхохотался. В руках он держал узел с одеждой. Вода была ледяной, дно – илистым, течение – быстрым, но обоих опытных путешественников это ничуть не смутило. А вот саблезубец едва не сорвал Янди весь ее замысел…
– Лучше бы порадовалась, что Рыкун здесь. Ты же знаешь, он боится воды и терпеть не может плавать, – сказал Аоранг. – Если бы он не решил, что я собираюсь его бросить, так и вовсе остался бы на том берегу.
– Жаль, что не остался!
Саблезубец вдруг замер, настороженно поднял уши и потянул воздух носом. Шерсть на его загривке вздыбилась, короткий хвост раздулся. Янди, пригнувшись, метнулась за ближайший куст.
– Тише! – Аоранг положил ладонь на холку Рыкуна, заставляя того лечь.
Успокоенный прикосновением вожака, саблезубец улегся на траву, опустил голову на толстые передние лапы и недовольно фыркнул.
– Чужака почуял, – прошептал мохнач.
– Я уже поняла, – кивнула Янди, принюхиваясь. – Чувствуешь запах?
Аоранг прикрыл глаза, его ноздри зашевелились.
– Да. Пахнет дымом… Во-он с той стороны…
– Пойду разведаю. Спрячьтесь получше!
Девушка скрылась в зарослях ивняка. Вернулась она очень быстро. На лице тлела хищная улыбка.
– Идем! – приказала она. – Исварха нынче к нам на редкость милостив! И Рыкуна бери.
– Что там?
– Сам увидишь…
Идти через лес пришлось недолго. Вскоре среди стволов замигал огонек. Дымом потянуло отчетливее, послышались голоса. Янди и Аоранг беззвучно подкрались и спрятались поблизости.
На лесной прогалине горел небольшой костерок. Возле него на поваленном дереве, зябко обхватив руками плечи, сидела Аюна. Чуть поодаль возле кучи сушняка хлопотал Станимир.
– Я проверила – они тут вдвоем! – быстро зашептала Янди. – Не знаю, куда подевались его воины, но времени терять нельзя. Делаем так: пускаешь на Станимира свою кошку, пусть сцепятся. Пока они будут рвать друг друга, хватай Аюну и тащи в лес. Я управлюсь с вендом и тоже приду…
В этот миг, набрав охапку хвороста, вождь лютвягов подошел к костру, уселся рядом с Аюной и начал подбрасывать ветки в огонь. Пламя радостно взметнулось. Станимир приобнял девушку за плечи, тепло улыбнулся ей и что-то сказал. Аюна тихо засмеялась в ответ, даже не пытаясь отодвинуться.
Аоранг перестал дышать. В голове звенели колокола, он ничего не слышал и ничего не видел, кроме сияющего лица своей царевны. Янди тоже замерла, стараясь не упустить ни единого слова…
– Весело было, – проговорила царевна, протягивая руки к огню. – Там, в столице, думала ли я, что однажды прогуляюсь по дну реки в шкуре выдры, будто по городской улице?
– Все самое занятное происходит за стенами дворцов, – кивнул бывший сотник вендской стражи.
– И все же именно в них решаются судьбы мира…
– Ой ли? Значит, это в столице было решено, чтобы мы с тобой встретились и странствовали вместе? Чтобы сражались против накхов и переходили реку по дну, скрываясь от чужих глаз? Нет! – ответил Станимир на собственный вопрос. – Прежде и впрямь многое вершилось в Лазурном дворце. Вот только прежнего мира больше нет. Он закончился со смертью твоего отца. Может, земляные люди, что кормятся со своих наделов, еще не осознали этого. Но и мне, и тебе это уже понятно. Остается лишь признать очевидное.
– Так и есть, – со вздохом подтвердила Аюна. – Я сама уже о том думала.
– Ты не только прекрасна, как солнечный день, но умна и проницательна. Раз мир неумолимо меняется, что нам остается? Молить Исварху, чтобы он остановил время и обратил необратимое? Или же признать его мудрость и вести корабль в новой воде? Не искать той, что уже утекла.
– Ты и сам поразительно мудр для ди… Для вождя лесного народа, – покраснев, быстро поправилась царевна.
– Когда я служил в столице, мои глаза и уши были открыты для вековой мудрости арьев, – пропустив мимо ушей оговорку, ответил Станимир. – Я приходил в храм и слушал, как твой дядя рассказывает о тайнах Исвархи, о судьбе и предназначении, о путях небесных духов и людей. И теперь я знаю – Господь Солнце свел наши жизни не случайно. Он желает, чтобы мы дали миру новый порядок. Такой, какого не было прежде. Мы вместе перешли эту реку. И вместе мы сможем свершить любую его волю!
– У нас говорят – Исварха любит смелых! – сверкнув глазами, ответила воодушевленная Аюна.
– Так и есть, моя прекрасная госпожа… – Князь подбросил в костер сухую ветку и, глядя в пламя, произнес: – Когда меня избрали военным вождем лесных вендов, я взял новое имя. Станимир – устроитель, тот, кто созидает. Я хочу строить, а не воевать. Но если придется…
– А что означает другое твое имя? – тихо спросила царевна.
– Вейлин? Оно очень древнее. Гусляры поют, что некогда все венды были единым родом, пришедшим с заката. От тех времен почти не осталось памяти. Они говорили на другим языке, от которого уцелело лишь несколько слов и имена вождей, что передаются по наследству… – Он поднял взгляд на девушку. – Ты тоже можешь звать меня Вейлин, если хочешь.
Аюна жарко покраснела, сама не понимая почему.
– Станимир – имя для всех. Вейлин – для братьев и родичей. Для своих.
– …Эй, Аоранг! Ты меня вообще слушаешь?
– Нет, – мрачно ответил мохнач.
– Так послушай, бестолковый мохнач! – зашипела ему в ухо Янди. – Сейчас у нас случай, который может больше никогда не представиться. На теле Станимира увидят следы когтей Рыкуна и решат, что дикий зверь убил князя и унес Аюну. Искать ее никто не будет. Скоро вернутся воины, твою царевну увезут, и больше ты ее не увидишь! Не теряй времени!
– Нет, – вновь покачал головой Аоранг. – Она улыбается. Ей хорошо. Зачем я буду стирать радость с ее лица?
– Ты рехнулся?! Ты проделал весь путь, чтобы поглядеть, как чужак обнимает твою любимую?
– Без толку принуждать птицу петь в неволе.
– Уж лучше она помрет в клетке у Станимира! Или ты хочешь дождаться, пока сюда явятся накхи? Они и сейчас наверняка прячутся где-то поблизости. Уж не сомневайся, эти прикончат Станимира, как оленя, и утащат твою царевну к Шираму. И ты ей ничем помочь не сможешь! Самое глупое, что можно сейчас делать, – это сидеть в кустах и вздыхать! Встань, защити ее!
Аоранг упрямо наклонил голову:
– Спасать кого-то силком – неправильно это…
– Умолкни!
Янди прислушалась, приложила к земле руку…
– Так и есть, – с досадой сказала она. – Сюда движутся всадники. Много. Уходим, мы опоздали. Теперь вовсе неведомо, получится ли тебе снова встретиться со своей ненаглядной царевной! Идем, пока Рыкун коней не переполошил…
– Ну конечно, ты же все решил! – не умолкая, шипела Янди, когда они уходили все дальше в лес, отыскивая место для ночевки. – Аюне так радостно с этим вендом, он ее оберегает, с ним она в безопасности! А еще он князь, в отличие от тебя! И уж куда привлекательнее внешне – тут и говорить не о чем…
– Не поучай меня! – огрызнулся Аоранг, сумрачный, как грозовая полночь. – Я смотрел своими глазами. Их сердца глядят друг в друга, словно летние зори…
– Может, еще песню о них сложишь?
– Царевна вольна сама выбирать судьбу. Кто я такой, чтобы ей мешать?!
– И что ты теперь будешь делать?
– Не знаю. Но дальше с тобой не пойду.
– Ах, он не пойдет!
– Да. У каждого из нас теперь свой путь. Я не хочу идти с тобой. Ты вся сочишься ядом!
– Что ж, иди! – бросила Янди. – Не знаю, далеко ли уйдешь! Для любого в этой земле ты не просто чужак – урод с зубастой кошкой! Но мне нет дела, сколько ты проживешь! Однако, прежде чем мы расстанемся, я хочу кое-что рассказать тебе о красавчике Станимире.
– Я не хочу слушать. Ты отравишь каждое слово…
– Правду, только правду! – ехидно протянула лазутчица. – Ведь ты же чуешь, где правда, где ложь. Как только услышишь, что я лгу, – разворачивайся и уходи…
Аоранг мрачно посмотрел на девушку:
– Ладно, говори.
– Ты ведь знаешь, что Станимир был сотником вендской стражи?
– Был, и что с того?
– А почему при дворе больше нет вендской стражи, ты знаешь?
– Святейший Тулум как раз тогда отправил меня в дальнее странствие…
– Тогда я тебе расскажу. Был в вендской страже десятник по имени Варлыга. Уж не знаю, чего он не поделил с главным ловчим Кирана, но между ними завязалась схватка. Варлыга выбил ловчему глаз, но и сам был ранен. Ему бы к сотнику своему за помощью броситься – тот бы его, может, спрятал… Однако Варлыга после той схватки попросту исчез. Сперва, видно, в Нижнем городе схоронился, а потом, как раны зажили, по-тихому вернулся в вендские земли. Потом, много позже, его разбойничью ватажку разгромили под Мравцем… Сейчас где-то на Великом Рву кайлом машет и тачку катает…
Это исчезновение очень встревожило Станимира. О том, что Варлыга лишь случая ждет, чтобы поквитаться с Каргаем, он наверняка отлично знал. А вот куда десятник пропал потом? Уж не в дворцовые ли пыточные подвалы угодил, и что он там расскажет? Видно, было что рассказать. Станимир вовсе не хотел, чтобы его голова приветливо улыбалась въезжающим в Верхний город…
Но тут, на его удачу, настала осень. В это время в столице гостила родня Кирана – мать, сестры, племянники… Когда пошли затяжные дожди, Киран решил отослать их домой, в южные земли. Для безопасности он выделил им стражу. Самую надежную, из вендской сотни. Такой возможности Станимир, уж конечно, упустить не мог. Родичи Кирана не сразу заметили, что везут их вовсе не на юг…
– Откуда ты обо всем этом знаешь? – недоверчиво спросил Аоранг.
– Погоди, я все расскажу. Когда из Двары не пришло вестей о прибытии знатного семейства, Киран обеспокоился и послал ловчих искать следы. Каково же было удивление царского зятя, когда он узнал, что вендская стража проследовала прямиком в свои исконные леса! Мать, сестры и племянники Кирана стали заложниками. Их оставили на крошечном островке среди огромной топи. Найти их было несложно – отчаянными криками они оглашали всю округу… – Янди горестно вздохнула, бросив украдкой взгляд на угрюмого мохнача. – Когда погоня Кирана нашла их, все еще были живы. Однако в этом-то и заключалась ловушка. Ловчие попытались навести гать, но тщетно. Искали тропу, но лишь потеряли в трясине нескольких человек. Хотели отойти подальше, чтобы добыть крепких деревьев для гати, но тех, кто ушел на поиски, потом самих нашли с перерезанным горлом. А крики с островка становились все тише, все слабее… Потом и вовсе замолкли… Ловчие, теряя людей в засадах, с огромным трудом выбрались из того леса. Последние, дойдя до столицы, рассказали обо всем Кирану. Предводитель вендов велел передать ему – либо пусть больше не шлет войска в вендские земли, либо пусть приходит сам. Как ты уже понял, этот вождь и был Станимир.
– А что было дальше?
– Дальше Киран вызвал меня и хорошо оценил головы десятников и сотника бывшей вендской стражи. За кое-кого из остальных мне, кстати, тоже неплохо перепало…
– Гм… Выходит, ты собираешься убить Станимира?
– Сейчас у меня уже другое поручение, – хмыкнула Янди и добавила: – Ну сам рассуди: если я его прикончу, кто отнесет Кирану голову? Не ты же? А убивать просто так, без смысла – что может быть гнуснее! – Янди передернулась в притворном негодовании. – Так что, когда мы расстанемся, вспоминай, в чьих руках оставляешь свою Аюну. Все, иди с моих глаз! Надеюсь, никогда больше не увижу тебя и твою мерзкую кошку!
Аоранг долго молчал.
– Я пойду с тобой, – наконец буркнул он, глядя в сторону.
Янди не сдержала презрительной улыбки, но ответила мохначу вполне дружелюбно:
– Забудь то, что я наговорила. Я ведь служу Аюне и беспокоюсь о ней, как и ты.
– Надо все ей рассказать!
– Только что у тебя была такая возможность, но ты не пожелал мешать ее счастью! Эй, не сверкай на меня глазами! Она все равно не стала бы нас слушать. Сейчас царевна не поверит даже призракам убитых, если те явятся обличить Станимира… Впрочем, надеюсь, – промурлыкала Янди, – что ей откроют глаза и без нас. Далеко не все в вендских землях рады Аюне так, как ей кажется…
Аюна и не думала, что будет так радоваться обновкам. Все платья ей пришлось оставить на другом берегу, где служанки, должно быть, продолжали делать вид, что их госпожа еще в шатре. В самом деле, не считать же достойным царевны нарядом пропахшую потом и дымом костра поддоспешную рубаху, в которой царевна провела целый день верхом, а потом перешла реку по дну. Аюна уже начала опасаться, что ей предстоит вступить в родное селение Станимира в шкуре выдры! В сущности, какая разница, что о ней подумают лесные дикари? А все же…
После того как прибыли воины, они всю ночь в молчании ехали через лес, уходя все дальше в земли лютвягов. Аюна сперва сидела за спиной у князя вендов, потом, когда начала засыпать прямо в седле, он пересадил ее вперед. Проснулась девушка, только когда уже рассвело. Отряд Станимира как раз добрался до небольшой деревни, где ненадолго остановился на отдых. Здесь князь приказал принести Аюне лучшую одежду, какая найдется. Конечно, она оказалась очень простонародной и незамысловатой, зато удобной и чистой.
Две юные девушки с длинными русыми косами помогли царевне обрядиться в расшитое речным жемчугом платье и подвели крепкого буланого конька, на каких ездили многие венды. Вначале тот удивленно разглядывал новую хозяйку, а затем ткнулся губами ей в ладонь и фыркнул.
Аюна легко вскочила в седло и направила коня к Станимиру, что-то обсуждавшему с сородичами. Заметив ее, мужчины умолкли. Станимир обернулся и несколько мгновений глядел на девушку.
– Наше платье тебе очень к лицу, – улыбаясь, произнес он.
Все присутствующие закивали, подтверждая слова вождя.
– Благодарю, – величаво произнесла царевна, склоняя голову. – Но к чему мне этот конь? Ведь скоро переправятся прочие, и мой Осветко будет здесь…
– Прочим я велел не спешить с переправой – а мы будем дома нынче к вечеру. Возьми еще это, – князь протянул ей подбитый лисьим мехом плащ, – чтобы тебе не замерзнуть в лесу и выглядеть как подобает, когда мы будем въезжать в столицу.
– В столицу? – удивилась царевна.
– В мою столицу, – с нажимом проговорил Станимир.
Аюна тихо хмыкнула и отвернулась, стараясь из вежливости поскорее согнать насмешливую улыбку с лица. Надо же! Свою деревню синеглазый лесовик зовет столицей! Но ведь правда смешно! Даже в Аратте, где было несколько весьма больших городов, вроде Двары или Майхора, ни один из них не мог и подумать тягаться мощью и красотой со столицей Солнечного Престола. А уж здесь-то…
– Если ты готова, мы можем отправляться, – сказал Станимир.
– Вполне.
– Тогда в путь.
Следующие полдня Аюна вновь дремала в седле. День был не по-осеннему теплый. Хотя листва уже вовсю облетала с деревьев, Господь Солнце все-таки пожелал явить милость земной дочери, щедро обогрев и озарив ее путь – быть может, напоследок перед холодными дождями осени и грядущими первыми снегопадами.
Царевна уже привыкла к проезжим лесным тропам, которые с большой натяжкой можно было именовать дорогами. Эта была не лучше и не хуже прочих. Сородичи ее Станимира, прибывшие ночью, что-то наперебой спешили ему рассказать. Он кивал и отвечал на своем чудном наречии. Лицо его было ясным и спокойным, он даже не глядел на Аюну, будто вовсе позабыл о ней. В другое время Аюна, может, и разобиделась бы. Но после ночного «купания», после задушевной беседы у костра, когда славный вождь помогал ей отогреться, она чувствовала себя сонно и расслабленно. Что ей за дело до вендов и их косых взглядов? Станимир все решит и распутает. Это его земли, здесь его власть, он позаботится о своей гостье…
Где-то поблизости вдруг закуковала кукушка. Один из сородичей вождя лесных вендов сделал знак остановиться и совсем по-птичьи прокуковал в ответ. Три раза, потом два, потом снова три…
– Зачем это он делает? – обратилась царевна к едущему чуть впереди Станимиру.
– Удлиняет наши годы жизни, – усмехнулся он. – У нас считают, что кукушки отмеряют людям их срок. Воин убеждает пичугу, что не наш век она мерит, а с подругой разговаривает.
– У вас, вендов, даже кукушки грозные! – с улыбкой заметила Аюна. – А у нас полагают, что кукушка поет о любви.
– Что же она поет?
– Она поет о том, кто улетел далеко-далеко. Неведомо, жив он или нет. Кукушка желает ему удачи в дороге, рассказывает о том, как любит и ждет. И чтобы возлюбленный мог отыскать путь в родное гнездо, она поет свои красивые и грустные песни…
Станимир усмехнулся:
– Погляди, уже падают листья. Скоро пойдет снег.
– Что с того?
– Обычно кукушки заводят свои песни о любви в теплую пору года.
Улыбка исчезла с губ царевны.
– Но как же… А почему тогда поет эта?
– Я же сказал – она отмеряет век. Или сокращает его.
Он поднял руку, развел пальцы… Щеки Аюны коснулось дуновение ветра, и в ствол дерева неподалеку от тропы вонзилась стрела. Девушка вздрогнула, глядя на ее чуть подрагивающее оперение. Потом отвернулась, желая скрыть краску на щеках.
Дальше они ехали молча. Аюна была раздосадована: Станимир не пожелал ее услышать, хуже того – посмеялся над ней! Или нет? Весь вечер девушка раздумывала, стоит ли ей обидеться на князя. А тот вновь о чем-то беседовал с сородичами, будто позабыв о гостье.
Когда дневное светило начало клониться к закату и в лесу стало холодать, Аюна наконец решила вновь потревожить предводителя вендов и напомнить ему, что хорошо бы остановиться на обед.
– Незачем, – отозвался тот. – Мы уже скоро приедем.
– Но я устала и хоу есть! – возмутилась царевна.
Станимир оглянулся, негромко окликнул одного из сородичей, сказал ему что-то. Тот достал из поясной сумы кусок ячменной лепешки и протянул девушке.
– Это все?!
– Это позволит унять муки голода. Настоящая еда будет чуть позже. Нет смысла останавливаться. Вот увидишь – мы совсем близко.
«Совсем близко» вместило похожую на причитания бесконечно долгую песнь. Как пояснил вождь, в ней рассказывалось об истории рода лютвягов, начиная с праматери-волчицы. Мрачную песнь по очереди заводили окружавшие ее воины. Затем один умолкал, другой подхватывал и снова выводил с таким свирепым напором, что в конце концов Аюна ощутила себя посреди волчьей стаи. Время от времени соплеменники Станимира начинали размеренно стучать в округлые щиты рукоятями длинных кинжалов, и лица их в этот миг были полны угрозы и гнева.
Аюна уже собралась было попросить вождя лютвягов прекратить эти пугающие песнопения, но тут лес вокруг явно стал светлее, а затем дорога и вовсе вынырнула на открытое место. Вдалеке поднималась мощная стена из вековых дубовых бревен. За ней виднелась большая крепость, стоявшая на высоком холме.
Царевна застыла на месте, глядя на крепость во все глаза. Таких построек она прежде никогда не видела. Да, это вам не лесная деревушка за колючей изгородью! Она помнила каменные стены столицы, слышала рассказы о накхских башнях, прилепившихся к отвесным скалам, словно ласточкины гнезда. А здесь перед ней высились сложенные из толстенных бревен укрепления, ярус за ярусом взбирающиеся на скалистый утес в слиянии двух рек. Высокие башни на углах внутренней крепости, и самая большая – должно быть, надвратная, поднимались над частоколом. Острые крыши золотились свежей еловой дранкой. Над всем царила белая каменная башня, выстроенная на явно насыпном холме.
– Вот мы и приехали, – с гордостью глядя на крепость, сказал Станимир. – Добро пожаловать в мою столицу, царевна Аюна.
Глава 6
Песнь о великом подвиге
В отведенных Аюне покоях потрескивала жаровня, дыша уютным теплом. Широкая лежанка, стоявшая неподалеку, была застлана собольими шкурами. Уставшая с дороги царевна, сняв с помощью здешних служанок верхнее платье, улеглась, радуясь возможности наконец выпрямиться и вытянуть ноги. Дремота навалилась, едва она смежила очи. Деревянный дворец повелителя вендов растаял, будто марево, Аюна вновь ощутила себя дома…
Вот она подле отца – могущественного сына Исвархи, солнцеликого Ардвана, – сидит лишь на одну ступень ниже его золотого трона. Важно выпрямившись, Аюна наблюдает за торжественным подношением даров, привезенных из недавно покоренных вендских земель. Бобровые шкуры, резные лари, изукрашенные деревянные чары с лебяжьими шеями, тонкой работы саночки, на которых так весело съезжать зимой с горки… Впереди шествия – ее родич Киран, с глазами, подведенными темной краской, набеленным лицом и подвитыми золотистыми локонами, разметанными по широким плечам. За ним – верная стража, юноши из лучших вендских родов.
Аюна вглядывается в незнакомые лица, и вдруг будто молния пронзает ее. Конечно! Сразу за спиной Кирана – высокий русоволосый красавец. Как же она сразу не вспомнила этот взгляд? Юноша завороженно глядит на юную царевну, словно не может оторвать от нее глаз. Будто меж ними вмиг пролегла незримая тропка и только они здесь живы… А все, что вокруг, – лишь бестелесная навь… «Да ведь это он, Станимир! Куда моложе, еще безбородый, но точно он… Неужто уже тогда он полюбил меня?!»
Аюна заворочалась во сне, пытаясь там, в сумеречном мире наваждений, встать и шагнуть навстречу юноше. Однако подняться с золоченого престола никак не удается. Она будто срослась с ним, стала его частью, способной говорить и улыбаться, смотреть – но не двигаться. Царевна вновь попыталась подняться – и снова ей это не удалось. Она захотела проснуться, чтобы понять, было ли такое когда-то прежде, или сонный морок в насмешку рисует ей небывальщину.
– Просыпайся, госпожа! – послышался над головой негромкий девичий голос. – Время вставать.
Слова звучали на родном языке Аюны, но выговаривала их служанка на диковинный лад. Царевна скорее догадалась, о чем речь, чем поняла девушку.
Вендка что-то добавила, указывая на разложенные на сундуке одеяния. Аюна встала, потянулась и принялась перебирать их.
«И где они понабрали этакого старья? Я буду похожа на собственную бабушку! В столице такое уже давно не носят. Скорее бы уж прибыли мои служанки! Конечно, разбойники Шереха растащили мое приданое, но кое-что сохранить удалось…»
– Желает ли госпожа поесть?
Аюна пока не решила, голодна ли она. И спросила о том, что ее волновало больше:
– Где князь Станимир?
– Там. – Служанка махнула рукой в сторону оконца, выходившего на просторный двор. – Готовится к пиру.
– Ах, к пиру? Прекрасно. Веди меня к нему!
Девушка бросила на нее удивленный взгляд, но подчинилась.
Резные балки пиршественного чертога поддерживались деревянными столбами. Их тоже сверху донизу покрывали яркие росписи, изображавшие битвы воинов с зубастым лесными зверями и неведомыми чудовищами. Вдоль стен были расставлены столы, застланные белым полотном. Возле них хлопотали слуги, накрывая деревянные скамьи шкурами и расставляя посуду.
Аюна вошла, оглядела чертог и без труда отыскала самое почетное место в зале – за отдельным столом, на возвышении, против входа. Царевна подошла поближе и принялась задумчиво разглядывать необыкновенно красивые резные кресла с высокими спинками, пытаясь найти подсказку. Где же ее место? В столице, на отцовских пирах, все знали свои места – порой они передавались по наследству из поколения в поколение. А как рассаживают у вендов?
«Если по знатности, то я, дочь государя Ардвана, конечно, сяду вот здесь… – Она погладила самую высокую спинку в виде солнечного колеса. – Прочие же должны стоять, пока я не разрешу им сесть и присоединиться к трапезе… Но все же Станимир – хозяин этого дворца и верховный вождь, а я у него в гостях. Тогда для меня приготовлено вот это кресло по правую руку от него…»
Она обернулась к служанке:
– Кликни распорядителя и приведи его сюда.
Та вновь удивленно взглянула на нее, а затем нерешительно подошла к тучному бородачу, который распоряжался слугами, выносившими утварь, и с поклоном ему что-то сказала. Тот что-то буркнул и остался на месте.
«Должно быть, она меня не поняла, – удивилась Аюна. – Или это челядинец не уразумел ее слов?»
– Пусть немедленно подойдет ко мне! – громко повторила она.
«Пожалуй, стоит выучить язык сородичей Станимира. Если уж предстоит повелевать ими, это будет разумно…»
– Почтенный тиун сказал, что занят, – вернувшись, сообщила служанка.
– Да как он смеет, невежа! – возмутилась царевна и крикнула: – Эй, ты, подойди!
– Чего надо? – с недовольным видом спросил подошедший управитель.
– Я желаю знать – где мое место на пиру?
Аюна указала на застланные шкурами высокие сиденья. Распорядитель в первый миг так и замер с открытым ртом. Затем отвернулся и, подозвав служанку, начал сердито ей выговаривать.
– Что он говорит и почему не отвечает мне сам? – вспылила Аюна.
Смешанное чувство гнева и тревоги охватило ее. Что-то шло не так, но понять бы – что?
– Господин велел больше не беспокоить его глупыми шутками.
– О чем он?!
– В начале пира за столом сидят лишь мужи, – смущенно пояснила служанка. – Юные девы, если допущены на пир, стоят у них за спиной, подавая яства, подливая хмельной мед и ячменное пиво…
Аюна в онемении слушала, глотая воздух и не веря своим ушам. Может, она неверно понимает слова этой дикарки? Да кто такое мог вообразить? Она, царевна, станет подавать кому-то еду и наполнять кубки?!
– Лишь потом, ближе к ночи, девам будет позволено сесть за стол… – продолжала вендка, с опаской поглядывая на закипающую от ярости знатную чужестранку.
– Да я лучше буду голодать и иссохну от жажды! – выпалила наконец царевна, отпихнула с пути дерзкую служанку и направилась к двери, чтобы удалиться в отведенные ей покои.
– Вот уж ни к чему, – послышался голос Станимира, который как раз входил в чертог. – Дочь государя Ардвана – почетная гостья в моем доме. Она будет сидеть по правую руку от меня.
– Это не по обычаю… – краснея, начал распорядитель.
– Такова моя воля, – оборвал вождь.
Тиун разразился возмущенной речью на языке вендов, но властителя это нисколько не смутило. После недолгой резкой перепалки тиун замолчал и насупился, собрав бороду в кулак. Наконец, бросив на Аюну крайне недружелюбный взгляд, он вернулся к своим делам.
Станимир подошел к царевне, ясной улыбкой прогоняя ее тревогу.
– Садись, солнцеликая, и ни о чем не беспокойся. Скоро я присоединюсь к тебе, и мы начнем пир.
Праздничный чертог был полон народу. Аюна сидела в резном кресле во главе стола с видом гордого достоинства, не обращая внимания на неприязненные взгляды гостей. Те же не скрываясь рассматривали ее, будто диковинного зверя, выставленного в клетке на потеху черни. Конечно, вокруг нее не было прутьев клетки, да и собравшиеся за столом явно были не последними людьми в своих землях, но легче от этого не становилось.
Внезапно ропот стих – в дверях показался Станимир. Его алое одеяние было расшито множеством вызолоченных блях, покрытых затейливой тонкой чеканкой. Плечи накрывал плащ, подбитый соболем и разукрашенный золотым шитьем. Больше всего внимание царевны привлекло очелье, которым были схвачены длинные волосы вождя, – с него на мир глядели десятки волчьих головок. Оскаленные пасти зверей недвусмысленно намекали, что произойдет с тем, кто осмелится заступить путь вождю лютвягов.
За вождем вышагивали нарядные отроки с бронзовыми топориками.
«Где-то я уже видела нечто подобное, – подумала Аюна, разглядывая топорики. – Ну конечно – жезлы Полуденной стражи! По сути, все здесь перенято с нашего Лазурного дворца… Неужели Станимир и впрямь думает создать в своих лесах державу, подобную великой Аратте? Конечно, замысел очень дерзкий – но ведь он и сам не из робких. Если Станимир желает стать моим мужем…»
Аюна нахмурилась, внезапно усомнившись. Ведь он, несомненно, этого хочет? Конечно, прямо они никогда не говорили, но все поведение князя указывало именно на это!
«…Если я соглашусь взять его в мужья, то он войдет в царскую семью, станет одним из нас – как стал мой благородный брат Киран, как того желал мерзкий Ширам… Но сейчас Станимиру очень сложно…»
Царевна обвела взглядом насупленных вендов в дорогих плащах. Они, как совсем недавно дородный распорядитель, явно не были рады видеть ее во главе стола.
«Да, ему будет очень тяжело справиться с ними… Я должна ему помочь».
Впустив Станимира, двери затворились. В чертоге по-прежнему царила тишина. Повелитель вендов подошел к почетному месту на помосте во главе стола, повернулся к сородичам и поднял руки, приветствуя их. Лесная знать ответила гулом и выкриками, суть которых Аюна понять не смогла.
Наконец шум утих. Из-за стола, стоявшего по правую руку, встал кряжистый седоватый венд и, из-под бровей глянув на гостью, обратился к Станимиру на своем родном языке. Однако тот лишь покачал головой и прервал его на полуслове:
– Я тоже рад видеть тебя, почтенный Бурмила. Но среди нас – высокая гостья! Если ты хочешь говорить о ней, говори так, чтобы она тебя понимала… – Молодой вождь оглядел собравшихся. – Это касается всех.
Над столами пролетел ропот. От Аюны не укрылось сердитое недовольство, отразившееся на многих лицах.
– Хорошо, – переходя на язык Аратты, процедил тот, кого вождь назвал Бурмилой. – Как понимать твою причуду, Вейлин, сын Айрелла? За твоим столом, среди мужей – чужеземная девица, да еще и на почетном месте! Или я уже выжил из ума и мне это грезится? Или, быть может, ты позабыл о старых обычаях? Что бы сказал твой доблестный отец, когда бы увидел такое?
– Мой отец был мудрый человек, – спокойно ответил Станимир. – И храбрый – каждый здесь может это подтвердить. – Он воздел руку и обвел взглядом зал. – Однако мудрость его и храбрость сгорели в огне на священном холме. Там же, как подсказывает мне память, покоится и прах твоего старшего брата, Бурмила. Желаешь ли ты повторить их судьбу? Я – не желаю. И не хотел бы видеть мертвым тебя и любого из вас. Вы все нужны здесь, чтобы наша земля обрела силу и величие. Гляньте на небо! Каждый день за его край скатывается дневное светило, а затем поднимается вновь – но уже с другой стороны. Спросите нашу гостью – она знает! Ей ведомы пути того, кого арьи именуют Исвархой! – Рука Станимира вдруг указала на царевну, и на нее устремились все взгляды – на этот раз не злобные, скорее недоумевающие. – Со смертью властителя Ардвана закатилось солнце Аратты. И пока неведомо, взойдет ли новое. Мы можем сделать так, чтобы оно взошло в наших землях… Ты спрашивал, Бурмила, не грезится ли тебе, что перед тобой девица? Я отвечу – грезится! Ибо сам Сварга, как бы ни величали его по ту сторону реки, сегодня послал луч своего сияния в этот дом. Царевна Аюна, дочь Ардвана, – воплощенная милость небес. Почтим же в ее лице подателя тепла и света. Послав нам свою земную дочь, Сварга подал великий знак! – Станимир пристально взглянул на собеседника. – Я ответил на твой вопрос, мой друг и сородич. И полагаю, сказал достаточно для пира…
– Прекрасная речь, Вейлин, – ощерился ничуть не убежденный Бурмила. – Мы все знаем, как ты умеешь красиво говорить. Но если царевна – дар богов, отчего же ты не отдал ее жрецам?
– Или, может, все проще: тебе приглянулась эта златовласая девица и ты нарек ее светом Сварги? – громко спросил еще кто-то.
Над столами пролетели смешки.
– Жрецы лишь служат богам, – ничуть не смущаясь, заговорил Станимир. – А военный вождь – их избранник и любимец. И раз вождю, а не жрецам была дарована солнечная царевна, значит это их воля и знак. Разве твое дело, Бурмила, обсуждать волю богов? Я сказал, и довольно!
Бурмила мрачно зыркнул на князя лютвягов, положил на стол тяжелые ладони с узловатыми пальцами и молча сел на место.
Аюна настороженно глядела на вендов, едва удерживая на лице надменное выражение. Она не подавала виду, но происходившее в пиршественном зале пугало ее. Она-то полагала, что ее беды остались позади, но, оказывается, все только начиналось! Не удержавшись, она кинула быстрый взгляд на Станимира. Он выглядел безмятежным и улыбался, как всегда. Но царевна уже не обманывалась по поводу этого спокойствия.
Речи князя сделали свое дело – никто не осмелился говорить после Бурмилы. Хотя, судя по виду присутствующих, недовольных осталось еще много.
Едва стих ропот, давешний распорядитель громко провозгласил:
– Посланцы из земель дривов и изорянского края!
Двери вновь распахнулись. В зал вошли двое. Один, дородный, богато одетый муж, как показалось царевне, почти ничем не отличался от всех прочих сидящих за столами бородачей. Другой же – костлявый, узколицый, в расшитой роговыми бляшками рубахе, – верно, изорянин. Таких людей Аюна прежде не видела. Длинные прямые волосы, собранные в хвост, были почти белыми, но вовсе не седыми. Глубоко сидящие глаза – странно-светлые, чуть темнее прозрачной воды. На запавших щеках нового гостя едва пробивалась борода, хотя изорянин явно уже не был отроком. Но почему-то, стоя рядом с могучим вендом, он производил впечатление куда более гнетущее. Возможно, причиной тому был его мертвенный взгляд, не выражающий ни страха, ни почтения, ни приязни.
Станимир вдруг широко улыбнулся, встал, обошел стол и распахнул объятия одному из вошедших:
– Илень, старый друг! Как же я рад видеть тебя!
Воевода заулыбался и шагнул навстречу.
– А кто твой спутник? – выпуская старого знакомца, спросил Станимир.
Изорянин, услышав, что говорят о нем, поклонился князю и медленно заговорил, будто цедя слова.
– Это Марас, брат Учая, сына Шкая, – принялся переводить Илень. – Учай, стало быть, вождь всех изорянских родов и племен. Как он сам себя называет – повелитель Ингри-маа. Он отправил своего младшего брата послом ко двору Станимира, князя лютвягов… Учай, сын Шкая, желает поведать тебе, князь, о своей доброй воле…
Аюна насторожилась. Учай? Ей показалось, она прежде уже слышала это имя. Что-то в нем было неприятное – вспомнить бы что? Она разглядывала чужака, покуда не поймала ответный взгляд – холодный, от которого по ее коже пробежали мурашки. Таким глядят на рыбу, прикидывая, как бы ее приготовить. «Что же за Учай такой?» – вновь задумалась царевна.
– Я приветствую посланника вождя изорян и непременно приму и выслушаю его, – ответил Станимир. – Однако мы не говорим о делах на пиру. Здесь нужно веселиться и славить наших предков и богов, позволивших нам дожить до этого радостного дня…
– Песнь! – закричал кто-то.
– Песнь! – поддержали многочисленные голоса.
– Я привез с собой умудренного богами гусляра, – объявил Бурмила. – Он знает все сказания нашей земли и умеет восславить подвиги предков достойными их словами. А поет он так, что лучше не слушать его голодным – не то можно помереть, не дождавшись конца песни!
Станимир улыбнулся шутке могучего вождя.
Читать бесплатно другие книги:
