Лихорадка Герритсен Тесс

– Ну… каждое вещество может существовать либо в жидком, либо в газообразном состоянии. Например, если вы нагреваете воду, то получаете пар – это газообразное состояние аш-два-о.

– Да, это понятно.

– Внутри этой машины находится скрученная капиллярная колонка – очень длинная и очень тонкая трубка, которая, если ее распрямить, протянется на половину футбольного поля. Она заполнена инертным газом, который не вступает в реакцию ни с одним веществом. Теперь я делаю вот что: помещаю исследуемый образец вот в этот порт. Образец нагревается до газообразного состояния, и различные типы молекул начинают двигаться вдоль трубки на разных скоростях в зависимости от своей массы. Так происходит их сепарация. На другом конце трубки установлен детектор, так что показания молекул на выходе фиксирует ленточный самописец. Время исхода каждой субстанции из трубки называется «временем удержания». Этот показатель известен для сотен различных наркотиков и токсинов. Таким образом, тест дает нам возможность определить наличие определенного вещества в крови пациента. – Он взял шприц и вставил его в порт хроматографа. – Наблюдайте за экраном. Смотрите, что происходит, когда я ввожу образец крови пациента. – Энтони выдавил содержимое шприца.

На мониторе появилась неровная линия. Некоторое время все наблюдали за ее изменениями, но Клэр все это казалось просто «шумом» – незначительными, неспецифическими показаниями, свидетельствующими о том, что состав человеческой плазмы, – настоящая биохимическая солянка.

– Потерпите немного, – попросил Энтони. – Это проявится через минуту и десять секунд.

– Что проявится? – спросила Клэр.

Он указал на экран:

– А вот что.

На глазах у Клэр линия неожиданно выстрелила вверх, достигла пика и снова вернулась к прежнему уровню.

– Что это было?

Энтони подошел к принтеру, который уже распечатывал диаграмму странной аномалии. Он оторвал лист и выложил его перед Клэр и Линкольном.

– Вот этот пик, – указал он. – Я никак не могу его идентифицировать. Время удержания вроде бы соответствует стероидам, но точно такой же пик бывает у некоторых витаминов и эндогенного тестостерона. Чтобы определить природу этой аномалии, нужна более совершенная лаборатория.

– Вы упомянули эндогенный тестостерон, – заметила Клэр. – А есть вероятность, что это анаболический стероид? Вещество, которым мог бы злоупотреблять подросток? – Она перевела взгляд на Линкольна. – Это могло бы объяснить симптомы. Культуристы иногда используют стероиды для наращивания мышечной массы. К сожалению, у них есть побочные эффекты, и один из них – неконтролируемая агрессия. Ее еще называют «стероидной яростью».

– Не исключено, – ответил Энтони. – Вполне возможно, что это был анаболический стероид. А теперь посмотрите на это. – Он вернулся к своему столу и, покопавшись, взял другой лист диаграммной бумаги.

– Что это?

– Это хроматограмма Тейлора Дарнелла, снятая в день его госпитализации. – Он положил лист рядом с записью Скотти Брэкстона.

Схема была идентичной. Такой же одиночный и ярко выраженный пик через минуту и десять секунд.

– Это неизвестное вещество, – подытожил Энтони, – присутствовало в крови обоих мальчиков.

– Развернутый анализ крови Тейлора не подтвердил наличие наркотиков и токсинов.

– Да, я звонил в лабораторию по этому поводу. Они поставили под сомнение наши результаты. Как будто я сам придумал эту аномалию. Признаю, наш аппарат устарел, но эти результаты воспроизводятся каждый раз.

– С кем вы говорили?

– С биохимиком из «Лабораторий Энсон».

Клэр снова взглянула на диаграммы. Распечатки лежали одна поверх другой, и линии на них практически совпадали. Два мальчика с одинаковыми странностями в поведении. Одно и то же неизвестное вещество циркулировало в их крови.

– Отошлите им кровь Скотти Брэкстона, – распорядилась она. – Я хочу знать, что это за пик.

Энтони кивнул.

– У меня уже готов запрос, нужна только ваша подпись.

К двум часам пополудни Клэр пересмотрела все рентгеновские снимки, все анализы крови, но так и не приблизилась к разгадке. Усталая, опустошенная, она сидела возле кровати мальчика, разглядывая своего пациента. Все пыталась понять, что же она упустила. Поясничная пункция была в норме, так же как биохимический анализ крови и электроэнцефалограмма. Компьютерная томограмма показала лишь наличие мукоидной кисты в правой гайморовой пазухе – возможно, результат хронической аллергии. Аллергия вполне могла объяснить и еще одно отклонение в анализе крови: высокий процент эозинофилов. «Как у Тейлора Дарнелла», – вдруг вспомнила она.

Скотти очнулся от валиумного сна и открыл глаза. Поморгав, он уставился на Клэр.

Она погасила свет и собралась уходить. Но даже в темноте был заметен блеск устремленных на нее глаз.

И вдруг до нее дошло, что это блестят вовсе не глаза.

Клэр медленно вернулась к больничной койке. В темноте виднелись белая наволочка и темный контур его головы на подушке. На верхней губе мальчика ярко светилось фосфоресцирующее зеленое пятнышко.

– Садись, Ной, – велела Ферн Корнуоллис. – Нам нужно кое-что обсудить.

Ной мялся в дверях, не решаясь зайти в кабинет директора. На вражескую территорию. Он не знал, зачем его посреди урока вытащили к директору, но, судя по выражению лица мисс К., разговор не предвещал ничего хорошего.

На уроке музыки ребята с интересом уставились на него, когда по школьному интеркому прозвучал строгий голос: «Ной Эллиот, мисс Корнуоллис хочет видеть тебя в своем кабинете. Срочно». Чувствуя на себе взгляды, он отложил свой саксофон и пробрался сквозь ряды стульев и пюпитров к двери. Он знал – одноклассники недоумевают, что же такое он натворил. Он и сам понятия не имел.

– Ной! – Мисс Корнуоллис указала на стул.

Мальчик сел. Он не смотрел на директрису, он разглядывал ее неестественно чистый стол. Слишком чистый для человека.

– Сегодня я кое-что получила по почте, – сказала она. – Мне необходимо задать тебе вопрос. Я не знаю, кто это прислал. Но рада, что получила это письмо, потому что мне необходимо знать, кому из моих подопечных требуется повышенное внимание.

– Не понимаю, о чем вы говорите, мисс Корнуоллис.

В ответ она протянула ему ксерокопию вырезки из газеты. Едва взглянув на листок, Ной тут же почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Это была статья из «Балтимор сан»:

«Юноша в критическом состоянии после столкновения с угнанной машиной. Четверо молодых людей задержаны».

«Кто это разнюхал? – подумал он. – И самое главное: зачем им все это?»

– Ты ведь переехал сюда из Балтимора, верно? – уточнила мисс Корнуоллис.

Ной сглотнул.

– Да, мэм, – прошептал он.

– В этой заметке не упоминается никаких имен. Но к ней была приколота записка, в которой мне рекомендовали поговорить с тобой. – Она пристально посмотрела на мальчика. – Речь ведь идет о тебе?

– Кто это прислал?

– Сейчас это не важно.

– Это кто-то из репортеров. – Его подбородок гневно вздернулся. – Они ходили за мной по пятам, приставали с вопросами. А теперь пытаются отомстить мне!

– За что?

– За то, что не стал с ними разговаривать.

Она вздохнула.

– Ной, вчера в машинах трех учителей были разбиты стекла. Тебе что-нибудь известно об этом?

– Вы ищете, кого обвинить в этом. Верно?

– Я просто спрашиваю, знаешь ли ты что-нибудь об этих машинах. Ной посмотрел ей в глаза.

– Нет, неизвестно, – сказал он и поднялся. – Теперь я могу идти?

Директриса ему не поверила; он видел это по ее лицу. Но больше ей было нечего сказать. Она кивнула.

– Иди в класс.

Ной вышел из кабинета и, пройдя мимо стола вездесущей секретарши, выскочил в коридор. Вместо того чтобы вернуться на урок музыки, он выбежал на улицу и уселся на ступеньки, дрожа от волнения. Он был без куртки, но не замечал холода, изо всех сил сдерживая подступающие слезы.

«Я больше не могу жить здесь, – думал он. – Я не могу жить нигде. Куда бы я ни переехал, все равно все станет известно. О том, что я натворил». Он подтянул колени к груди и принялся раскачиваться взад-вперед. Ему отчаянно хотелось домой, но идти пешком было слишком далеко, а мама не могла за ним приехать.

Он услышал, как хлопнула дверь спортзала и, обернувшись, увидел светловолосую женщину, которая вышла из здания. Он узнал ее; это была та самая журналистка, Дамарис Хорн. Она пересекла улицу и села в машину. Темно-зеленую.

«Это она во всем виновата».

Он перебежал улицу.

– Эй! – закричал он и яростно забарабанил в дверцу машины. – Оставьте меня в покое, черт возьми!

Она опустила стекло и посмотрела на него с хищным интересом.

– Здравствуй, Ной. Ты хочешь поговорить?

– Я просто хочу, чтобы вы перестали портить мне жизнь!

– И как же я порчу твою жизнь?

– Преследуете меня! Рассказываете всем про Балтимор!

– А при чем здесь Балтимор?

Он уставился на нее, вдруг осознав, что она совершенно не понимает, о чем он говорит. Ной попятился назад.

– Все, проехали.

– Ной, я и не собиралась преследовать тебя.

– Это неправда. Я видел вашу машину. Вчера вы проезжали мимо моего дома. И позавчера тоже.

– Нет, не проезжала.

– Вы следили за мной и моей мамой в городе!

– Хорошо, в тот раз это действительно была я. Ну и что с того? Ты хоть знаешь, сколько сейчас в городе репортеров? Сколько вокруг зеленых автомобилей?

Он отступил еще на несколько шагов назад.

– Просто оставьте меня в покое.

– Почему бы нам не поговорить? Ты бы мог рассказать мне, что на самом деле происходит в школе. Из-за чего все эти драки. Ной! Ной!

Он развернулся и побежал обратно к школе.

Два питбуля свирепо рычали и облаивали машину Клэр, царапая когтями дверцу. Она молча сидела внутри закрытого автомобиля, разглядывая обветшалую ферму. Во дворе скопился столетний хлам. На подпорках из кирпичей стоял автоприцеп, рядом громоздились три разобранные машины, все в разных стадиях ремонта. Кошка испуганно высовывала голову из распахнутой дверцы ржавого сушильного аппарата. Здесь многие отличались бережливостью янки, и такие дворы не были редкостью. Семьи, познавшие нищету, дорожили своим барахлом, как сокровищем.

Она посигналила, потом чуть опустила стекло и крикнула:

– Ау! Кто-нибудь дома?

В окне колыхнулась драная штора, и через некоторое время дверь открылась – на крыльцо вышел светловолосый мужчина лет сорока. Он пересек двор и окинул гостью неприветливым взглядом; собаки залаяли и начали прыгать вокруг него. Все в его облике было каким-то тусклым – лицо, редеющие волосы, жидкие, как будто нарисованные карандашом усы. Тусклые и обидчивые.

– Я доктор Эллиот, – представилась она. – Вы господин Рейд?

– Да.

– Я бы хотела поговорить с вашими сыновьями, если можно. Это касается Скотти Брэкстона.

– А что с ним такое?

– Он в больнице. Надеюсь, ваши сыновья смогут подсказать, что с ним произошло.

– Вы же доктор. Разве вы сами не знаете?

– Я полагаю, у него наркотический психоз, господин Рейд. Похоже, он и Тейлор Дарнелл принимали один и тот же наркотик. Госпожа Дарнелл сказала, что Скотти и Тейлор много времени проводили с вашими сыновьями. Если бы я могла поговорить с ними…

– Они вам не помогут, – сказал Джек Рейд, отходя от машины Клэр.

– Возможно, все они экспериментировали с этим наркотиком.

– Мои мальчики достаточно осторожны. – Он развернулся и пошел к дому, всем своим видом выражая недовольство.

– Я не хочу неприятностей для ваших сыновей, господин Рейд! – крикнула она ему вслед. – Я просто пытаюсь собрать информацию.

На крыльцо вышла женщина. Она бросила обеспокоенный взгляд на Клэр, потом что-то сказала Рейду. В ответ он резко впихнул ее обратно в дом. Собаки оставили Клэр в покое и теперь, предчувствуя назревающий конфликт, топтались у крыльца.

Клэр опустила стекло и высунула голову из окна.

– Если мне нельзя поговорить с вашими сыновьями, мне придется попросить полицию сделать это. Вы предпочитаете говорить с начальником полиции Келли?

Он обернулся к ней, его лицо было искажено злобой. Теперь и женщина осторожно высунула голову из-за двери и тоже уставилась на Клэр.

– Разговор будет сугубо конфиденциальный, – пообещала Клэр. – Позвольте мне поговорить с ними, и я не буду привлекать к этому делу полицию.

Женщина что-то сказала Рейду – судя по языку тела, это была мольба. Он презрительно фыркнул и скрылся в доме.

Женщина подошла к машине Клэр. Как и Рейд, она была светловолосой, с лицом бесцветным и унылым, но в ее глазах не было враждебности. Скорее в них угадывалось тревожное отсутствие всяких эмоций, как будто она уже давно похоронила их.

– Мальчики только что пришли из школы, – сообщила женщина.

– Вы госпожа Рейд?

– Да, мэм. Меня зовут Грейс. – Она оглянулась на дом. – Эти мальчишки и так уже натворили дел. Начальник полиции Келли сказал, что если это повторится…

– Ему совсем необязательно знать о нашем разговоре. Я здесь исключительно по делам своего пациента Скотти. Мне необходимо выяснить, какой наркотик он принимал, и я думаю, ваши мальчики могут это знать.

– Это дети Джека, не мои. – Она выразительно посмотрела на Клэр, как будто ей было очень важно донести эту информацию. – Я не могу заставить их говорить с вами. Но вы можете пройти в дом. Только сначала я привяжу собак.

Она схватила обоих питбулей за ошейники и потащила к кленовому дереву, где посадила их на цепь. Псы неистово залаяли и едва не сорвались с цепи, когда Клэр вышла из машины и проследовала за женщиной к крыльцу.

Переступив порог, она почувствовала себя так, будто оказалась в лабиринте низких, загроможденных барахлом подвалов.

– Я схожу за ними, – сообщила Грейс и исчезла на ступеньках узкой лестницы, оставив Клэр одну в гостиной.

Телевизор был настроен на телемагазин. На журнальном столике лежал блокнот, в котором кто-то сделал пометку: «Шанель № 5, 100 мл, $ 14.99». Она вдохнула воздух этого дома, пропитанный плесенью и сигаретным дымом, и подумала, что одними духами вряд ли удастся перебить запах нищеты.

По лестнице загрохотали тяжелые шаги, и в комнату ввалились два подростка. Одинаковые короткие стрижки делали их светловолосые головы неестественно маленькими. Они ничего не сказали, лишь молча посмотрели на Клэр своими пустыми голубыми глазами. Типичная подростковая вежливость.

– Это Эдди и Джей-Ди, – представила их Грейс.

– Я доктор Эллиот, – сказала Клэр.

Она посмотрела на Грейс, и та, поняв значение этого взгляда, тихо вышла из комнаты.

Мальчики плюхнулись на диван, автоматически уставившись в экран телевизора. Даже когда Клэр потянулась к пульту и выключила телевизор, их взгляды по-прежнему были устремлены на темный экран, как будто по привычке.

– Ваш друг Скотти Брэкстон в больнице, – сообщила она. – Вам это известно?

Последовало долгое молчание. Потом Эдди, младший брат, на вид лет четырнадцати, ответил:

– Мы слышали, что он вчера вечером сошел с ума.

– Это верно. Я его врач, Эдди, и пытаюсь выяснить, почему это произошло. Все, что вы мне расскажете, останется между нами. Мне необходимо знать, какой наркотик он принимал.

Мальчики обменялись взглядами, значения которых Клэр не поняла.

– Я знаю, он что-то принимал, – надавила она. – Так же, как и Тейлор Дарнелл. Это показали анализы крови.

– Тогда почему вы нас спрашиваете? – Теперь говорил Джей-Ди; его голос звучал ниже, чем у Эдди, и дрожал от презрения. – Похоже, вы уже все знаете.

– Я не знаю, что это за наркотик.

– А это таблетки? – поинтересовался Эдди.

– Необязательно. Я полагаю, это какой-то гормон. Он может быть и таблеткой, и инъекцией, и даже каким-нибудь растением. Гормоны – это химические вещества, создаваемые живыми организмами. Растениями и животными, насекомыми. Они по-разному воздействуют на наш организм. Именно тот гормон, о котором мы говорим, делает людей жестокими. Заставляет их убивать. Вы знаете, откуда он его взял?

Эдди потупил взор, как будто боялся смотреть на Клэр.

– Просто сегодня утром я видела Скотти в больнице; он лежит там связанный, словно дикий зверь, – в отчаянии проговорила она. – Да, ему сейчас плохо, но будет гораздо хуже, когда наркотик перестанет действовать. Когда он проснется и вспомнит, что сделал со своей матерью. Со своей сестрой. – Она выдержала паузу в надежде на то, что ее слова проникнут в эти толстолобые головы. – Его мать мертва. Сестра еще не оправилась от ран. Всю оставшуюся жизнь Китти будет помнить, что родной брат пытался убить ее. Этот наркотик искалечил жизнь Скотти. И Тейлора. Вы должны мне сказать, где они его достали.

Оба мальчика напряженно разглядывали столешницу журнального столика, и Клэр могла видеть только их бритые макушки. С тоски Джей-Ди взял пульт и включил телевизор. Телемагазин выдавал очередную порцию рекламы, восхваляя изумительный кулон с искусственным изумрудом на цепочке из 14-каратного золота. Модная и изящная вещица всего за семьдесят девять девяносто девять.

Клэр выхватила пульт из рук Джея-Ди и со злостью выключила телевизор.

– Ну, раз вам нечего мне сказать, думаю, вам придется поговорить с начальником полиции Келли.

Эдди открыл было рот, но, взглянув на старшего брата, прикусил язык. Только тогда Клэр заметила серьезное различие между ними. Эдди определенно боялся Джея-Ди.

Она положила на столик свою визитку.

– Если вы вдруг передумаете, можете связаться со мной вот по этому телефону, – сказала она, взглянув на Эдди. И вышла из дома.

Стоило ей ступить на крыльцо, как питбули с диким лаем попытались атаковать ее, но им помешали цепи. Джек Рейд, ловко орудуя топором, строгал во дворе лучину для растопки. Он даже не попытался усмирить своих псов; возможно, ему доставляло удовольствие смотреть, как они терроризируют непрошеную гостью. Клэр двинулась через двор, мимо ржавой сушилки и остова автомобиля. Когда она проходила мимо Джека Рейда, он вдруг перестал махать топором и посмотрел на нее. Капли пота обрамляли его надбровья и искрились на бледных усах. Он облокотился на рукоятку топора, вонзенного в пень; в его глазах сквозило злорадство.

– Им ведь нечего было рассказать вам, верно?

– Думаю, они много чего могут порассказать. Рано или поздно это всплывает на поверхность.

Собаки залаяли с еще большим остервенением, и их цепи яростно заскребли по дереву. Она покосилась в их сторону, потом перевела взгляд на Рейда, который еще крепче сжал топорище.

– Если хотите неприятностей, – сказал он, – лучше поищите у себя дома.

– Что?

Он мерзко улыбнулся и, взмахнув топором, тяжело опустил его на полено.

Во второй половине дня Клэр сидела в своем кабинете, и тут вдруг зазвонил телефон. Звонок доносился из приемной, и тут же в дверях кабинета возникла Вера.

– Она хочет побеседовать с вами. Говорит, вы были у нее дома сегодня.

– Кто она?

– Амелия Рейд.

Клэр тут же схватила трубку.

– Доктор Эллиот слушает.

Голос Амелии звучал приглушенно.

– Мой брат Эдди… он попросил меня позвонить вам. Сам он боится.

– И что Эдди хочет сказать мне?

– Он хочет, чтобы вы знали… – Последовала пауза, словно связь прервалась. Потом голос девочки снова зазвучал в трубке, он был еле слышен. – Эдди попросил сказать вам про грибы.

– Какие грибы?

– Они все их ели: Тейлор, Скотти и мои братья. Маленькие синие грибы, в лесу.

Линкольн Келли выбрался из своего пикапа, задев ногой упавший сук, хруст которого, словно ружейный выстрел, эхом пронесся над спящим озером. Близился вечер, небо затягивали дождевые облака, и водная гладь казалась черным стеклом.

– Пожалуй, уже не сезон ходить по грибы, Клэр, – сухо произнес он.

– Но мы все-таки попробуем. – Она полезла в багажник своего пикапа и достала две пары грабель, одну из которых вручила Линкольну. Он взял их с явной неохотой. – Грибы должны расти в сотне метров от Валунов, если идти вверх по течению, – сказала она. – Под дубами. Маленькие синие грибы на тонких ножках.

Клэр повернулась к лесу. Они не казались приветливыми, эти голые и абсолютно неподвижные деревья, за которыми сгущалась тьма. Ей не хотелось бродить между ними в столь поздний час, но на завтра предсказывали снегопад. Прошли мощные дожди, к вечеру обещали резкое похолодание, так что можно было предположить, что к завтрашнему дню все покроется снегом. У них оставался последний шанс обыскать голую почву.

– Это могло бы все объяснить, Линкольн. Природный токсин из грибов, произрастающих в местных лесах.

– И что, ребята ели эти грибы?

– Они придумали нечто вроде ритуала. Съешь гриб, докажи, что ты настоящий мужчина.

Они брели вдоль русла реки, разгребая густой слой опавшей листвы, пробираясь сквозь заросли дикой малины. Землю устилали сухие сучья, и каждый шаг сопровождался громким хрустом. Прогулка по лесу поздней осенью тихой не бывает.

Лес расступился, и перед ними открылась небольшая поляна, окруженная высоченными дубами.

– Думаю, здесь, – предположила Клэр.

Они принялись разгребать листья. С неба вдруг повалил мокрый снег, перемежавшийся с дождем, и земля стала скользкой. Они продолжали работать с тихим упорством, но до сих пор им удалось обнаружить лишь поганки, ведьмины кольца и ярко-оранжевые пецицы.

Синий гриб первым нашел Линкольн. Он заметил крохотный комочек в расщелине между корнями деревьев. Смахнув дубовые листья, он обнажил шляпку гриба. Уже стемнело, и цвет находки им удалось различить только под прямым лучом фонарика. Осыпаемые мокрым снегом, озябшие и несчастные, они опустились на корточки, уже не в состоянии как следует порадоваться. Клэр срезала образец и бережно упаковала его в пластиковый пакет с застежкой.

– Здесь неподалеку живет биолог, специалист по болотам, – сообщила она. – Может быть, он знает, что это за гриб.

Молча ступая по грязи, они пошлепали назад и вскоре вышли из леса. На берегу озера Саранча оба изумленно остановились. Половина береговой линии погрузилась в кромешную тьму. Там, где должны были гореть огни, лишь одинокая свеча мерцала в чьем-то окне.

– Да, ночь совсем неподходящая для отключения электричества, – заметил Линкольн. – Сегодня обещали до минус десяти.

– Похоже, на нашем берегу еще есть свет, – с облегчением проговорила Клэр.

– Все равно держите дрова наготове. Возможно, на проводах образуется наледь. И следующим отключат ваш участок.

Она бросила грабли в багажник и уже собиралась сесть за руль, как вдруг что-то отвлекло ее. Слабое мерцание на поверхности озера; она вполне могла не заметить его, если бы вода не была такой черной.

– Линкольн, – позвала она. – Линкольн!

Он обернулся.

– Что такое?

– Посмотрите на озеро. – Она медленно приблизилась к язычку воды, облизывавшему грязь берега.

Келли последовал за ней.

Поначалу она никак не могла сообразить, что видит перед собой. Какое-то легкое свечение, похожее на отражение луны. Но луны на небе не было, и к тому же полоска света, дрожавшая на воде, фосфоресцировала зеленым. Они взобрались на камень и в изумлении уставились на воду. Зеленая змейка извивалась, разбрасывая вокруг яркие изумрудные блики. Она двигалась не целеустремленно, а скорее лениво, то сжимаясь, то распрямляясь.

Внезапно снег усилился и начал забрасывать своими иголками поверхность воды.

Фосфоресцирующая змейка разбилась на тысячи осколков, утратив свою целостность.

Клэр и Линкольн погрузились в долгое молчание. Потом он прошептал:

– Что это было, черт возьми?

– Вы никогда этого раньше не видели?

– Я прожил здесь всю жизнь, Клэр. И никогда не видел ничего подобного.

Вода стала темной. Непроницаемой.

– А я видела, – сказала она.