Дранг нах остен по-русски. Обратной дороги нет Зайцев Виктор
– Строгановы что скажут? Людей обратно затребуют? Зачем нам ссориться?
– Ну, не знаю. По Русской Правде, насколько я помню, освобожденных пленников забирал победитель себе или домой отправлял. Сейчас, правда, на Руси должен действовать Судебник, его я не знаю, не читал. Погоди, мы же иностранцы, у нас свои законы. Пора приучать к этому всех соседей, что нам не указ чужие законы, поступаем по своим правилам. По нашим правилам пленники принадлежат тем, кто их освободил.
– Хорошо, – Пётр с сожалением взглянул на осеннее солнышко, уже клонившееся к закату. – Сегодня уже не успеем засветло, придётся утром затемно отплывать. Ты уточни, где пленники, где кучумцы ночуют, пусть несколько человек нарисуют расположение. Думаю, брать надо не утром, вдруг они жаворонки. Поплывём в полночь, с фонариками. Пойдём втроём – я, ты и Серёга. Он сегодня отлично отстрелялся.
– Понял, – чуть не козырнул Толик, направляясь к пленникам. Очень удачным вышло первое сражение, никто из кучумцев не успел скрыться, да и кони радовали.
Петро вздохнул и принялся сдирать с мёртвых одежду. Поручить особо некому, оба офицера заняты, женщины в обморок упадут от подобного предложения, да и завшиветь побоятся. Остальные мужики, конечно, помогут, но с их боязнью и брезгливостью быстрее самому всё сделать. Но ничего, вскоре к командиру вышел Володя, не страдавший комплексами. Вдвоём они за полчаса управились, оттащив голых мертвецов на берег Ярвы. Куда девать убитых, не понятно. На здешних почвах, где плодородного слоя пара дециметров, не больше, копать могилы никто не собирался. Бросать в реку, неудобно, речка мелкая, извилистая, трупы будут полгода гнить, зацепившись за корягу. На фиг такое соседство.
От посторонних глаз гору трупов укрыли лапником, вымыли руки, после чего вернулись к живым. Военврач уже успел осмотреть всех раненых, некоторых перевязал, безнадёжных положил отдельно.
– Докладываю, – присел и закурил Валентин рядом с Петром. – Пленных кучумцев тридцать два, из них пятнадцать раненых. Восемь лёгких ранений, заживут без особых проблем. Три ранения средней тяжести, перебиты кости ног или рук. Лубки я наложил, но нужна неподвижность, могут срастись криво. Четверо безнадёжных, с проникающими полостными ранениями, оперировать не могу, да и не буду. Умирать будут тяжело, пару дней будут орать, обезболивающее тратить не хочу на этих гадов. Может, прирезать?
– Посмотрим. Тяжёлых раненых пусть отнесут в мастерскую, там окон нет, снаружи запоры крепкие. Остальных куда?
– Я уже думал, – подсказал военврач. – Давай их в дровяник запрём, только дрова вынесем. Стены бревенчатые, крыша усилена сверху бутовым камнем. Всё равно ночью дежурство назначать, тут, хоть видно и слышно будет.
– Хорошо. В полночь мы с Толиком и Серёгой вниз пойдём, на катамаране. Ты утром отправь ребят кандалы ковать, железные полосы длиной полметра, никуда от этого не денешься. А мы постараемся засветло вернуться. Да трофейные сабли заставь всех парней с утра прицепить. Хуже не будет. Вдруг какой идиот бросится, с безоружным, полагаю, сабля поможет справиться. Если сабля не нравится, пусть надевают охотничьи ножи на пояс, и остальные тоже, включая женщин. Ну, это мы завтра обговорим. Сутки продержись, пожалуйста, Валя?
– Сделаем, не волнуйся.
Пока размещали пленников, пока ужинали, короткий осенний день закончился. Будущие диверсанты-освободители легли поспать на пару часов. Петро с Толиком заснули настоящим солдатским сном, едва голова коснулась подушки. А Сергей, впервые в жизни стрелявший в людей, убивший, как минимум двоих кучумцев, не мог уснуть. В голову лезли всякие глупые мысли, почему-то вспомнились драки с соседскими мальчишками в детстве. Затем память начала подсовывать всякую ерунду из прошлого, отрывки из фильмов ужасов и боевиков. Так и провалялся Серёга на своей койке в безнадёжных попытках заснуть. Хорошо хоть тело отдохнуло от дневного напряжения.
Трое мужчин отплывали на катамаране тихо, без прощальных речей, в полной темноте. Один Павел Аркадьевич провожал освободителей. Из оружия офицеры взяли ножи, трофейные топорики и самодельные огнестрелы. У Сергея был только огнестрел, его задачей ставилась охрана катамарана на берегу и отстрел бегущих кучумцев, если не удастся всё проделать тихо. За полчаса проведённого ещё в комнате совета все запомнили расположение чума с кучумцами и место, где держат пленников. Петро распределил роли, несколько раз заставив Сергея повторить свои действия.
Плыли в тишине, без разговоров, изредка подсвечивая путь фонариком. На десять километров ушли два с половиной часа. Когда река вынесла катамаран из леса к устью Ярвы, на открытом месте стало довольно чётко видно чумы. Жесты командира тоже можно было различить, действовали по его указаниям, молча. Оставив Сергея на берегу, с двумя зажигалками в кармане, на всякий случай, оба офицера осторожно приблизились к нужному чуму. Хорошо, у вогулов не было собак, ни одна живая душа не заметила диверсантов.
Изначально договорились бить кучумцев обухами топориков, чтобы не забрызгать всё кровью. Фонарики у офицеров были самые диверсантские, налобные. Батарейки там почти сели, но на пару секунд должно хватить. Вот нажаты кнопки фонарей, бледные пятна освещают стену чума снаружи, Толик отдёргивает незакреплённую занавеску входа, и Петро врывается первым. За ним проскальзывает сыщик. Раздаются глухие удары по высвеченным головам, в полном молчании. Потом оба диверсанта вздыхают, фу-у, какой перегар!
Позднее Петро и Толик хохотали, вспоминая ту ночь. Перепившихся татар можно было вытаскивать за ноги, они бы не проснулись. Однако офицеры всё равно быстро связали полумёртвых от браги и ударов кучумцев. Затем при свете издыхающих фонарей обыскали чум, прихватив найденное оружие и пару связок с собольими шкурками. Вроде всё, можно идти дальше. Но перед этим оба вернулись на берег, отдали трофеи Серёге, успокоили парня.
К яме, в которой жались друг к другу замерзающие пленники, подошли через полчаса.
– Православные, вы живы? – негромко произнёс Петро. – Татар мы побили, выходите, кто живой.
Из неглубокой ямы раздались всхлипывания, и женский голос ответил:
– Мы связаны, не можем выйти.
Пришлось Толику лезть в яму, заполненную нечистотами, разрезать кожаные ремни на руках и ногах пленников. На ногах мужчин уже были набиты деревянные колодки, их разбивали сами рабы, едва им разрезали путы на руках. Все были полуодеты, дрожали от холода, в грязи, сырые, это в октябре… Каково? Как только все пленники выбрались из ямы, Пётр отвёл их к берегу, на котором вдали от воды стояли пять больших лодок, накрытых сверху шкурами. Тут командир быстро разобрался с трофеями, заставив пленников одеться, возможно, в свои же полушубки и онучи.
Мужчины под руководством подполковника организовали три костра, на которых трясущимися руками принялись варить каши, сразу в трёх больших котлах. Всё это время пленники жевали, запихивая в рот горсти муки, крупы или другой провизии. Надо полагать, что поднятый шум разбудил вогульское селение лучше любой тревоги. Глядя на осоловевших от тепла и непривычной сытости освобождённых рабов, Петро напомнил Толику об осторожности и старосте-предателе. Оба офицера осмотрели свои поджиги, приготовились к непростому разговору с вогулами. Ибо как никто другой понимали их. Вполне возможно, что в дремучих умах аборигенов, запуганных Кучумом, может возникнуть мыслишка спастись от его гнева.
Схватить чужаков, убивших кучумовских воинов, да выдать их хану. Сразу все получат милость и благодарность от хана, заодно непонятных соседей уберут. Долго бродили по стойбищу вогулы, не решаясь подойти к берегу. Уже пленники сварили кашу и наелись, если не досыта, то достаточно, чтобы сыто дремать. Солнце поднялось, осветило пять связанных кучумцев, лежащих возле чума. Толик расшевелил пятерых мужиков, сходил с ними до связанных татар, которых те притащили волоком до лодок. Сам Пётр не собирался вступать в разговоры с вогулами, пока не определится с освобождёнными русскими крестьянами.
– Ну, православные, давайте решать, как жить будем, – начал разговор командир, которому Павел Аркадьевич рассказал за прошедшее время особенности общественных отношений на Руси. – Мы татар побили, теперь домой пойдём, вверх по Ярве. Там наш острог стоит, кузня выстроена, там предлагаю и вам поселиться. Место есть, избы срубить до холодов успеете. Холопить вас не буду, живём мы обществом, дружно и спокойно. Но сразу скажу, что общество скажет – выполнять беспрекословно. Тогда мы любых врагов побьем, как нынче татар побили, что вас пленили. Мы люди хоть и православные, но царю Ивану не служим. Царство наше далеко на востоке, а мы живём по чести, по справедливости. Без бояр и попов.
– Оружие наше огненного боя, мастера делать его умеют, и вас научим, и детей ваших. Читать-писать на-учим, нам толковые люди нужны, – подлил масла в огонь Толик, заметивший интерес в глазах детишек. Для женщин он добавил: – Мастера наши стеклянную утварь делают. Во всех домах и банях печи по-белому. Голодать не голодаем, но командира нашего слушаем, аки отца своего.
– Неволить никого не буду, те, кто не хочет с нами жить, волен прямо сейчас отправляться в любую сторону. Топор и нож дадим. Остальные решайте, полчаса вам на размышление. – Петро кивнул головой Толику и направился в сторону стойбища. Пора было поговорить со старостой.
Подойдя к дрожавшему от испуга вогулу, командир долго давил того взглядом, пока староста не начал оправдываться, путая русские и вогульские слова. Он говорил-говорил, жаловался на татар, на русских, почему-то на плохую охоту, на больную жену, затем иссяк. Тогда приступил к разговору подполковник. Парой фраз обрисовав текущий политический момент, он чётко сказал, что враги и предатели в соседях не нужны. Поэтому предлагает старосте выдать своего племянника в качестве аманата. Тогда, мол, мы будем уверены в том, что о нападении врагов соседи предупредят, да и сами поможем, случись чего. Иначе всех пленных татар выпустим и предупредим, что их вогулы предали. До запуганного старосты доходило не быстро, но в полчаса уложились.
Ведя за руку первого заложника, командир вернулся к трофеям и бывшим пленникам.
– Ну, что решили?
– Мы идём под твою руку, господин, – дружно поклонились все в пояс. – Будем жить, как общество велит, но в кабалу не пишемся, ты обещал.
– Согласен, будете жить с нами свободными людьми, но по нашим законам, понятно?
– Да, господин, – вновь поклонились крестьяне.
– Не господин, а командир, – ухмыльнулся Толик, с интересом наблюдавший процедуру.
– Тогда быстро грузим лодки и отплываем! – громко скомандовал подполковник.
Обратная дорога заняла не так много времени, когда лодки полны гребцов, а русло реки изучено и расчищено. Часам к двум пополудни плавучий табор причалил к родным берегам. Пока женщины с детьми выгружали трофеи на берег, Петро провёл мужикам экскурсию по хозяйству. Показал заготовленные брёвна под строительство, сводил в баню, продемонстрировав белую печь. Всех поразили оконные стёкла и главный литейщик – женщина. После экскурсии все восемь семейств русских переселенцев получили топоры, ножи, котелки и немного продуктов, большей частью отобранных татарами у них же.
Сытно пообедав, православные приступили к обустройству. За пару часов до темноты соорудили времянки, в виде небольших шалашей, устланных лапником. Учитывая, что они спали там, тесно прижавшись друг к другу, под ворохом шкур, не замёрзнут. Пускать же аборигенов в общежитие магаданцы побоялись, слишком много насекомых было на одежде пленников да и в шкурах, которыми те укрывались. Интересно, что никто из освобождённых пленников, включая детей, не простыл и не заболел. Пока новые соседи отстраивались, у магаданцев хватало забот с пленниками. Да и с умершими и убитыми татарами тоже. Ну, убитых и умерших от ран татар на следующий день сплавили на двух трофейных лодках до Чусовой, где ниже вогульского стойбища сбросили в воду. Пусть плывут в голом виде, кормят раков и налимов, все православные поймут и возрадуются при виде такого утопленника.
А выжившие пленники получили себе на ноги кандалы, но без цепей. Каждому пленнику Толик подбирал объём железного обруча на ногу индивидуально. В результате ходили татары вполне спокойно, без неприятных ощущений. Но при попытке прыгнуть или побежать опорные сухожилия резко расширялись, наталкивались на железо, и ногу схватывало от сильнейшей боли. Учитывая, что татары использовались на классическом лесоповале, таких мер безопасности вполне хватало. Правда, пришлось по очереди дежурить на охране этих «забайкальских комсомольцев», по двое мужчин с оружием на весь день. Что же, издержки средневековья, шутили инженеры, становясь конвоирами. На всякий случай топоров выдавали пленникам всего шесть штук, а деревья они валили обычными двуручными пилами, выкованными в «своей» кузне.
Всю неделю, под присмотром Валентина, женщины-крестьянки пропаривали свои и трофейные одежды, шкуры от блох и других насекомых. С ними приучался к чистоте и гигиене аманат, толковый подросток. Татары и крестьяне пытались возмутиться, но с военврачом не поспоришь, в баню ежедневно загоняли всех пленников и примкнувших крестьян. Будут они мыться, не будут, баня и без того топилась ежедневно до красного каления. Отдельная, большая баня, её крестьяне выстроили за один день, пока подсыхала печь, топили очагом. В магаданскую баню пленников и аборигенов пускать не стали, брезговали даже мужчины. Однако и карантинной бани хватило, чтобы через неделю вопрос о насекомых сняли с повестки дня.
Пока пленники добывали строительный материал, крестьяне спешили выстроить себе жильё. Возможно, впервые в жизни не обычную полуземлянку, топящуюся по-чёрному, а настоящее, «барское» жильё. Войдя в изумление от бензопилы, коей Володя помогал распиливать брёвна, отцы семейств получили дополнительное подтверждение правдивости обещаний командира. Все последующие дни православные бойко работали топорами, показывая магаданцам истинный класс владения инструментом. Изначально дома хотели ставить по старинке, входом на юг, далеко друг от друга. Но командиры настояли, чтобы дома ставили почти впритык, четыре дома подряд в линию под прямым углом к другим четырём домам, тоже выстроенным в тесную линию.
Двери выходили уже не на юг, а на юго-восток и юго-запад. Зато восемь домов образовали две стены будущей крепости, глухими, безоконными стенами наружу. Между домами оставили небольшие проходы, метровой ширины. Да, неудобно, да, мало окон. Так это мало для магаданцев, привыкших к окнам в каждой комнате. А в крестьянских старых избах всего пара окошек было, больше похожих на бойницы по размеру. После них два больших окна в избе, пусть и на одну сторону, для крестьян выглядели роскошью. Зато при нападении все окна останутся целыми, стёкла менять не придётся, обратил внимание новосёлов Толик. Через неделю, когда три из восьми новостроек были подведены под крышу и магаданцы учили хозяев строить печь, вернулся Николай с Еленой. Они привезли ворох шкур, наторгованных на стальные ножи и наконечники стрел, огромное количество новостей и… новорожденную девочку.
В одной из охотничьих стоянок, где магаданцы меняли свои товары, за день до их приезда охотник похоронил жену, умершую после родов. Дочь его выжила, но при наличии двух старших детей, четырех- и семилетнего возраста, шансов выжить у новорожденной не было, у папаши и без того забот полон рот. Женщин-кормилиц поблизости не было, коров тоже не наблюдалось, отец уже готовился, что дочка уйдёт вслед за матерью. Но Елена уговорила отдать девочку, надеясь с помощью женщин спасти кроху от верной гибели. Она помнила, что на складе хранится двадцать банок сгущенного молока, уйма овсяной каши в пакетах, не говоря о десяти килограммах гречки, двадцати килограммах риса и пшёнки. Туристы в своё время основательно запаслись продуктами, которые старались не тратить без причины, пока пищи хватало. Вот, нашлась стоящая причина, о чём не пожалел ни один магаданец, кроме детей, пожалуй. Так и пришлось с каждой банки сгущёнки, потраченной на кроху, выдавать по ложке более взрослым детям, без обид чтобы было.
Едва удалось накормить плачущую кроху разведённым сгущенным молоком, как женщины насели на командиров с требованием непременно достать козу или корову, да ещё срочно. Учитывая выживших четырёх лошадей, нуждавшихся в сене или овсе, ехать в Орёл-городок или Чусовской Городок так и так было необходимо. Однако наступала пора ледостава, первой встала Чусовая, за ней в течение недели Ярва покрылась тонким прозрачным льдом. Заметно похолодало, градусов до двадцати ниже нуля. Однако все печи у новосёлов к этому времени были закончены, и гордые отцы семейств наслаждались теплом и уютом, рассматривая из окна бегавших по двору детей.
Двор получился большим, общим, в лучших традициях советских времён. Дети быстро подружились и играли вместе, не отличая магаданцев от крестьян, обогащая друг друга своим жаргоном. Тем более что многие магаданцы переоделись сами и одели детей в трофейную одежду и обувь. Летнюю одежду с обувью спрятали до следующего года, а зимней толком и не было. Поэтому с октября магаданцы по внешнему виду почти не отличались от местных жителей, мужчины давно отпустили бороды, женщины повязывали головы платками, чтобы не тратить время на причёски. В ожидании сильных холодов Павел Аркадьевич увёл четверых мужиков на охоту за горным козлом. Благо за последние месяцы магаданцы изучили места их постоянного выпаса. С собой мужики взяли двое самодельных саней с лошадьми. Толик с Еленой отправились на других санях вниз по Чусовой, навестить ближайших соседей, попробовать продать стекло и стальные изделия да купить корма для коней и козу для ребёнка. Надежда под секретом, конечно, рассказала своим друзьям, что беременна. Так что козье молоко может понадобиться.
Регистрировать брак было негде, так что одним из вопросов поездки стало приглашение священника освятить часовенку в селении. Часовенку только начали строить, но строители обещали её закончить за неделю. И, естественно, Надежда и Толик хотели повенчаться, пока пост не наступил. Потому Елена с Николаем спешили в Чусовской Городок с большими планами, а в качестве самообороны везли два самострела. Один небольшой двуствольный. Второй – супергигант, из трубы калибром шестьдесят миллиметров, изготовленный специально для поездки. Запасов пороха взяли с избытком, а картечью служила железная дробь, в среднем восьмимиллиметрового диаметра. Отходов некачественного чугуна и железа вполне хватало, чтобы не использовать гальку при стрельбе.
Надежда обещала до родов выплавить медь и свинец, благо было кому руду добывать. Татары ломали камень азартно, Петро заинтересовал их досрочным освобождением через два года, в случае перевыполнения норм и примерного поведения. Зная, что войска царевича Маметкула будут стоять под стенами их острожка как раз через два года, легко давать такие обещания. А, учитывая, что мяса в похлёбке для пленников магаданцы не жалели, те поверили в правдивость нежадного командира. Однако тюрьму подальше от острога, с добротными запорами, человек на сотню, зимой строить командиры уже планировали. Придёт Маметкул, куда пленных селить будем?
Коля ещё непривычно правил лошадью, осторожно приглядывая за берегами. Татар, конечно, после осеннего фиаско здесь не должно быть, но вдруг Кучум выслал спасательную экспедицию? Отгоняя дурные мысли, магаданцы за три дня добрались до Чусовского Городка. Там ещё помнили странных немцев, проезжавших летом. Потому пропустили сани почти без досмотра, не забыв, впрочем, взять пошлину за проезд. Хорошо, в поясах покойных кучумцев набралось достаточно монет, чтобы платить любые сборы. Жаль, приехали магаданцы после ярмарки, но решили задержаться. Николай с удовольствием окунулся в атмосферу новых знакомств, новых связей, интриг, договоров и прочей, приятной сыщику шелухи. Майор легко заводил знакомства, с каждым часом всё прочнее вписываясь в закрытый мирок строгановских владений. Его интересовало всё, от цен на товары до имён купцов и воевод, где и какие русские селения. Со своей типично блондинистой внешностью и высоким ростом он вписывался в русское общество легко, никто не подозревал в нём татарина. Тем более что все магаданцы давно изготовили себе крестики, мужчины стальные, женщины золотые. Сыщик часто крестился, привыкая к двуперстию, доставал свой крест, целовал его принародно, когда что-то утверждал.
Он не спешил с посещением воеводы, собирая всю возможную информацию о жизни строгановской вотчины. Елена азартно торговалась, закупая необходимые продукты и продавая магаданские товары. Проведя так – ни шатко ни валко – почти неделю, Николай напросился на приём к воеводе. Тот больше походил на приказчика, ну, ещё бы. Сколько лет он работал под началом богатейших купцов Руси Строгановых! Однако дело своё знал и о сохранности строгановских солеварен заботился. Потому слухи о восстании черемисов в будущем году или через год встретил достаточно серьёзно. Хотя мог и принять за болтовню проезжего немца, чтобы впарить огнестрелы. Поскольку Коля почти сразу перешёл на предложение поставок наконечников стрел или тех же пищалей. Конечно, ничего покупать воевода не обещал. Но предложение помочь в случае нападения татар выслушал. Подарки принял и обещал не мешать торговле магаданцев в Чусовском Городке. Дарили воеводе исключительно оконные стёкла и набор из графина и шести стопок.
Подарок был с расчётом, почти сразу к Елене завалились двое купцов, желавших купить именно такие питейные наборы. За ними пошли строгановские приказчики с аналогичным желанием, торговля понемногу пошла. Но всё-таки через неделю пришлось уезжать, не добившись практически ничего. Разве что козу Елена купила да корма для скотины выменяла полные сани. Добрую половину товара пришлось увозить обратно, прикрыв хрупкое стекло четырьмя связками собольих и куньих шкурок. Видимо, на эти шкурки и польстились разбойники, выследившие отъезд торговых немцев из городка. Несмотря на православие, которое ярко демонстрировали магаданцы, ни один церковный чин не согласился отправиться к ним. Подкупать их мехами и деньгами Николай не стал, крестьяне потерпят, магаданцы переживут, попы обойдутся.
Тяжело гружённые сани еле ползли вверх по льду реки Чусовой. Догнать их можно было даже пешком, да и магаданцы никуда не спешили, чего зря лошадь погонять. Выехали утром, а ближе к вечеру заметили за собой погоню, на санях же. Когда преследователи приблизились на достаточное расстояние, Николай разглядел четырёх мужчин в пустых санях, явно пытавшихся догнать торговцев. У одного сыщик рассмотрел в руках рогатину, так называли большое копьё. С чего бы это? Учитывая, что быстро темнело, магаданцы решили остановиться и встретить погоню засветло. Елена, женщина решительная, доверяла в таких делах Николаю, а майор привык встречать опасность лицом.
Они остановили сани, развернув их поперёк пути, чтобы отдачей не ударило санями по ногам коню. Время, чтобы сменить заряды в поджигах, было, Елена приготовилась заряжать, выложила свёртки с зарядами и дробью на полог саней. Николай проверил зажигалку и приготовил первым для стрельбы супергигант, надеясь на этом и закончить бой. В принципе, он чувствовал себя достаточно крепким, чтобы разобраться с проходимцами без оружия, но бережёного бог бережёт. Выпендриваться в подобных ситуациях опытный рукопашник не привык, если есть оружие, надо его применять.
Однако разбойники оказались хитрее, нежели кучумцы, или трусливее, что более вероятно. Увидев в руках одного из преследуемых пищаль, они остановили сани в полусотне метров до жертв и выстроились редкой шеренгой, в надежде, что под выстрел попадёт лишь один из них. Так, цепью и подходили к магаданцам, пока не остановились в двадцати метрах. Видимо, жалели злодеи, что не было у них с собой лука, да поздно, повезло «немцам».
– Эй, немец, – начал разговор самый горластый, перекрикивая завывание ветра, – брось дуру, отдай пушнину, и мы тебя отпустим.
– У меня встречное предложение, оставляйте сани с кобылой и шуруйте домой, я вас не трону, – Николай внимательно следил за продолжавшими приближаться разбойниками, стараясь поймать двоих в конус рассеивания картечи. Почувствовав, что пора, он довернул оружие и начал чиркать зажигалкой, поджигая пороховую смесь через затравочное отверстие. Прикрывая огонёк рукой, мужчина поворачивал оружие на разбойников. Для отвлечения бандитов продолжал разговор, придавая в голосе просительных ноток неуверенности. – Ладно, давайте я вам шкуры скину и поеду, а вы потом их заберёте, только не под…
Бабах!!! – громыхнул супергигант, отбросив Николая спиной на сани. Он ждал этого и быстро схватил приготовленную двустволку. Времени для разговора не оставалось, трое разбойников бежали к саням. Николай едва успел поднять руку с огнестрелом и направить его в лицо ближайшему мужику.
Бабах!
Не обращая внимания на схватившегося за лицо злодея, сыщик перевёл поджиг на второго, державшего в руках копьё, и поджёг зажигалкой заряд во втором стволе.
Бах! – выстрел прозвучал совсем слабо, но копейщик прикрылся, замедлив бег. Отбросив на сани бесполезный огнестрел, мужчина выхватил саблю, нанося тычковый удар в горло и лицо последнему набегающему разбойнику. Тот не успел среагировать на бегу и напоролся горлом на клинок, подкатываясь ногами вперёд. Руками разбойник ещё пытался схватиться за клинок, ноги бежали вперёд, а тело уже оседало назад и вниз.
Николай выдернул клинок назад, опасаясь, что разбойник его переломит, и отскочил в сторону, осматриваясь. Копейщик качался на ногах, закрыв руками лицо, он стоял ближе всех, был самым опасным. Шагах в десяти лежал явно мёртвый разбойник, а самый дальний всё ещё пытался встать на ноги, поскальзываясь и падая на лёд. Ближайший тать наконец упал на спину, и только тогда из распоротого горла обильно хлынула кровь.
– Возьми, – толкнула его сзади Елена, протягивая заряженный супергигант.
Сыщик машинально нацелил оружие на единственного стоявшего врага, добивать его саблей не испытывал ни малейшего желания. Нашарил рукой в кармане полушубка зажигалку, удивившись, что смог, в горячке боя, опустить её в карман. Действуя словно во сне, поджёг зажигалкой затравочный порох и наклонился вперёд в ожидании выстрела и толчка отдачи. От выстрела картечью с десяти шагов разбойника отбросило ещё на столько же, размозжив ему голову и прикрывавшие её руки. Всё было кончено.
Николай сел на край саней, передал разряженный огнестрел Елене и полез за пазуху, туда, где в самодельном портсигаре лежали последние четыре сигареты. Одну из них выкурил, абсолютно бездумно, ни о чём не думая, только смотрел вдаль и вдыхал табачный дым. Пяти минут перекура хватило, чтобы голова заработала в рабочем режиме. Он встал и принялся раздевать ближайшего разбойника, пока тело не задубело на морозе. Затем перешёл ко второму, третьему. Четвёртый тать неожиданно застонал, когда Коля начал снимать с него полушубок.
На этом разбойнике одежда оказалась самой чистой, совсем без крови, что напугало сыщика. Он сорвал шапку со злодея и перевернул того на живот, на всякий случай связывая руки. После чего осмотрел единственную рану на голове. Судя по содранному скальпу на левой стороне черепа, ранение было касательным, и разбойник просто сильно контужен. Замотав тряпками рану, нахлобучив шапку контуженому татю, Николай приволок его к саням и закинул в них. В разбойничьи сани, естественно, свой возок был полон и без трофеев. Туда же он скидал снятую с покойников одежду, трофейное оружие в виде копья и четырёх ножей угрожающего вида.
Потом выдолбил топором прорубь, прямо на месте боя, куда скинул три голых трупа и соскрёб весь окровавленный снег. Чистил место боя Николай тщательно, вплоть до вырубания окровавленного льда. Заняло это действо почти час, начало темнеть. Поэтому два возка отъехали от «места преступления», как выразился сыщик, на пару вёрст, остановившись на ночлег. Никому, кроме магаданцев, сообщать о нападении Николай не собирался, по меркам будущего, это самооборона. Да и то, при таких результатах в России вполне могли посадить, на всякий случай, как говорится. Опытный полицейский отлично понимал, что при трёх трупах в России ему грозил если не срок, то долгое расследование. И не видел причины, почему бы в здешних условиях немцев пожалели за трёх убитых русских людей. Тем более что у немцев столько дорогого товара. Сам бог велел воеводе заступиться за убитых татей, попробуй, докажи, что они напали, а не сами немцы погубили подданных царя Ивана? Так что у опытного полицейского никакого желания искать справедливость не возникло.
Перекусили сухим пайком, чай был в термосе, одном из двух оставшихся из будущего. Их по очереди брали в дальние путешествия зимой и осенью. Положив корма коням, привычно укутались в шкуры и попытались уснуть, обнявшись (для тепла, конечно). Как ни странно, первым уснул Николай, не испытывавший ни малейших угрызений совести. Разбойники, они везде разбойники, и верить им глупо. А при наличии в санях молодой симпатичной женщины никто бы их не отпустил, даже в голом виде, обобрав до нитки. В чём, в чём, а в этом сыщик не сомневался. Потому и спал крепко, просыпаясь пару раз, по привычке, проверить, всё ли в порядке. Елена переживала, конечно, больше, но результатом осталась довольна. Живая, с козой, с торговой прибылью, с сильным мужчиной под боком. Чего ещё желать женщине в любые времена? Разве любви. То, что ни она, ни Коля друг друга не любят, Елена догадывалась. Но оба ценили надёжность друг друга, да и понимали с полуслова, потому и путешествовали вдвоём.
На следующий день, к вечеру, контуженый оклемался и попытался разговаривать. Тут и насел на него сыщик, изводя пленника допросами. Допрашивал все два дня пути до острога. Говорили о многом, о разбойничьей шайке, частью которой были нападавшие. Эти разбойники хозяйничали на Каме, держали своего лазутчика в Чусовском Городке. Потому и догоняли на санях, а не подкараулили по дороге, как нападали на купцов, проезжавших по Каме без охраны. Со слов Фомы, как назвался разбойник, на Чусовой реке татей не было, слишком опасное место, татары часто наезжают, да и вогулы не дадут шалить, быстро стрелами истыкают. Ничего интересного, кроме информации о составе, привычках и дислокации разбойничьих шаек, пленник не дал. Куда теперь деваться, не убивать же?
Оставив решение судьбы Фомы на усмотрение командиров, Николай торопился домой. И не зря. В остроге кипела жизнь, новости били ключом, одна другой интереснее.
Вернувшиеся с огромной добычей охотники привезли полтора десятка туш горных козлов, едва не на четыре тонны общего веса. Тут уже крестьяне и их женщины показали магаданцам, как правильно работать с добычей. В дело шли абсолютно все части животных, от промытых кишок для колбасы до рогов и копыт – на гребешки и прочие мелочи. Не говоря уже о шкурах, сухожилиях и прочих костях. Азарт заготовительных работ захватил всех жителей острога. Все, кроме беременной Надежды и Толика, ей помогавшего, учились работать с добычей. Даже Павел Аркадьевич и Петро личным примером увлекали детишек, приучая их к самым необходимым навыкам в этом мире. Без знания иностранной литературы (ещё не написанной, кстати) дети проживут, а без умения правильно разделать тушу и выделать шкуру в шестнадцатом век пропадут точно.
И ещё одна группа жителей не участвовала в разделе добычи – пленные татары, или, как их теперь назвали, рудокопы. Они спешили до холодов запастись рудой. Более ста тонн железной и медной руды уже высились кучами возле плавильни. Железную руду запасли в своё время магаданцы сами, оставалось добавить медных и свинцовых запасов. Теперь рудокопы перевозили с места добычи галенит, свинцовую руду. Учитывая, что отвлекать много людей на конвоирование было невозможно, все пленники выполняли одну работу. Либо рубить деревья, либо добывать руду, иначе не получалось. Неудобно, но командиры настаивали на соблюдении максимальной безопасности.
Тем более что Фому решили держать отдельно, для чего выделили закуток в дровянике. Остальные пленники давно перебрались в новую, «комфортабельную» тюрьму, со всеми удобствами. С печью, уборной и великолепными засовами на дверях, с крышей в два наката, скреплённой коваными скобами. От подкопа защищал пол из таких же брёвен, что и стены. А получить железяку в пользование в здешних условиях для пленников было невозможно, разве кандалы снять. Но за этим ежедневно следили лично сыщики, больше всех понимавшие опасность бунта пленников или побега.
Глава 4
С середины декабря завьюжило, затем ударили сильные морозы. Магаданцы, избалованные цивилизацией, стали скатываться в растительный образ жизни. Под предлогом сильных морозов и отсутствия тёплой одежды (её действительно не хватало) женщины принялись большую часть дня проводить дома. На улицу выбирались исключительно мужчины да ребятня, при отсутствии телевизоров и компьютеров дети магаданцев всех возрастов старались с утра отправиться гулять. Мужчины же привычно придерживались дисциплины, понимая опасность трёх десятков пленников под боком.
Да и приближавшиеся по времени набеги татар тоже лишали сна, в первую очередь командиров. Они делали всё, чтобы расшевелить магаданцев. По предложению Павла Аркадьевича, поддержанного единогласно, с наступлением холодов начала работать школа, куда обязали ходить всех детей, как магаданских, так и крестьянских. Тех и других вместе набиралось почти двадцать душ, по-здешнему. Возраста от пяти лет до двенадцати. Получилось, как в сельской школе начала двадцатого века: старшие учили младших, а командовала всеми Елена, женщина строгая и грамотная. Она же проводила уроки для магаданских детей, читать и писать вполне умевших. В качестве бумаги пришлось использовать бересту, на которой рисовали и писали свинцовыми палочками. Для постоянных плакатов вытёсывали плоские дощечки, которые держались лучше бумажных.
Впрочем, уроки биологии, истории, географии, математики и физики с удовольствием вели, кроме Елены, и Павел Аркадьевич, и другие взрослые магаданцы. Сначала это вылилось в бессистемный поток информации, в котором и магаданским детям было трудно разобраться. Но Лена взяла всё в свои руки и составила график обучения, темы занятий, после чего учёба приняла нормальный вид. Тем более что самые старшие крестьянские дети, стремясь догнать друзей, азбуку и таблицу умножения выучили буквально за месяц. Магаданские же дети, не привычные к счёту в уме, вскоре вынуждены были прикладывать усилия, чтобы не отставать от приятелей.
Глядя на успехи учителей, призадумался и занялся системным планированием и Пётр, понимая, что на примитивных пищалях не выехать. Он привлёк обеих матерей-одиночек, Ольгу и Татьяну, оказавшихся инженерами-механиками, к созданию токарного и сверлильного станков. Хотя бы самых примитивных, для растачивания оружейных и пушечных стволов. Девушки задали первый вопрос, поставивший командиров в тупик: «Какой привод будет у станков?» Выбирать особо не из чего, либо на мускульной тяге, либо на водяном колесе. Учитывая зиму, с водяным колесом возникла напряжёнка. Пришлось изобретать привод на мускульной тяге, не ножная педаль, конечно, а ворот, вращавшийся лошадьми.
Однако всё потянуло за собой целую лавину необходимого. Пока девушки считали и рисовали на остатках бумаги схему станка, делали детализацию узлов, в процесс включились абсолютно все. От пленников, расчистивших место для просторного цеха, затем сложивших высокую коробку из двенадцатиметровых брёвен, до стеклодувов, выдавших стекло на двойные широкие окна, и кузнецов, приступивших к изготовлению деталей станка. Охотникам пришлось отправиться за новыми горными козлами, передачу решили делать ремённую, да и мясо к началу января неплохо подъели. Крестьяне, владевшие топором лучше магаданцев, вырубили, собственно, весь движитель. От ворота с оглоблями, за которые цеплялись лошади, до зубчатки, передававшей усилие на деревянный (пока) вал, уходящий в цех.
В изготовлении первого расточного станка принимали участие абсолютно все, до детей и женщин тоже дошло, что выжить поможет лишь оружие, а его создать можно только на станке. В тонкой доводке направляющих для салазок, пока коротких, всего семьдесят сантиметров, участвовали даже подростки, активно работая на шлифовке песчаником. Насчёт точности никто не обольщался, но по уверению конструкторов, за полмиллиметра они ручались. И настал февральский день, когда резец с режущей кромкой из алмаза (не зря искали) снял первую стружку с заготовки.
Заготовку мозолили два дня, проверяли и шлифовали ещё день. Потом три дня ушли на закалку, повторную обработку, шлифовку. С первого образца сняли размеры, изготовили контрольные скобы и калибры, закалили их, снова откалибровали, отшлифовали. Лишь через две недели первый закалённый пруток получили кузнецы. Они использовали его как оправку дя ковки ружейных стволов, наматывая стальные полосы и сваривая их ковкой вокруг образца. А в токарной мастерской приступили к изготовлению следующих оправок, ибо оригинал выдерживал два-три использования, после чего терял форму и твёрдость.
Остальные детали будущих ружей уже были готовы и ждали своего часа, сборки. Но первое ружьё мастера собрали только в начале марта, когда Павел Аркадьевич увёл крестьян на лосиную охоту, по твёрдому насту. К этому времени были готовы три десятка медных гильз из тонкого листа, с капсюлями. Над инициирующим веществом потрудилась Надежда, выдав к концу февраля почти килограмм зарядов для капсюлей. Не на основе гремучей ртути, а на базе азида свинца, более надёжного и безопасного в производстве. Такого количества хватит на несколько тысяч патронов. Порох оставался прежний – пироксилин, изобретать новое не стали, все спешили. Ибо у Павла Аркадьевича в памяти отложилось время нападения царевича Маметкула – лето, июнь, июль. И, учитывая разночтения летописей, этим летом вполне могло быть и наступление.
Первое ружьё не вышло комом, ствол выдержал все тридцать выстрелов из снаряжённых патронов. Стреляли свинцовой пулей-турбинкой, калибром около девяти миллиметров. Результаты испытаний порадовали всех мужчин, дальность полёта пули достигла почти четырёх сотен метров, а убойная дальность на двухстах метрах вызвала гордость. Все помнили, что при нападении кучумцев на острог расстояние реального обстрела не превышало ста метров. За этой линией даже из лука не стреляли, а выстрелов огнестрельного оружия татары не опасались. Значит, результативный огонь за сто метров станет весьма и весьма эффектным и очень приятным сюрпризом для врага.
На волне эйфории к производству оружия подключилось всё мужское население острога, включая детей. Ребята на машинке катали гильзы, припаивали медные цилиндрики к донышку свинцовым припоем, с вентиляцией, конечно. Все знали основы химии, ядовитые вещества и способы защиты от ядов. Женщины расфасовывали порох в патроны, закатывая сверху пули, они же впрессовывали капсюли в гильзы. Вот наполнение капсюлей Петро никому не доверил. Сам два дня в отдельно стоящем сарае заливал капсюли расплавом инициирующего вещества, наработал четыре с лишним тысячи штук. Как шутили магаданцы, если попадать один раз из четырёх выстрелов, всё равно можно целый полк истребить. Работы по дереву взяли на себя крестьяне, вернувшиеся с охоты, и их старшие дети, вырезавшие по образцам приклады и ложа для ружей.
К середине апреля два десятка ружей были собраны и пристреляны, ружейники приступили к сбору двустволок. Они выходили тяжёлыми, но для обороны острога вполне годились. К родам Надежды, вполне удачно подарившей Толику мальчика, то есть к двадцатому апреля 1571 года, каждый магаданец старше десяти лет, включая женщин, получил собственное ружьё. В придачу к чему командир объявил обязательные еженедельные учения для всех, включая крестьян-мужиков. Мужики почесали затылки, но выданные из арсенала ружья взяли с непередаваемой радостью. Хоть и не свои ружья, личные, а общественные, но стрелять мужикам понравилось, как детям. По хозяйскому прикиду, такие ружья и на охоте сгодятся. Так началось становление первого стрелкового ополчения магаданцев.
В мае, с началом полевого сезона, работы по вооружению несколько приостановились. Мужики на лошадях железными плугами распахали практически всю свободную землю на поляне, засеяли всё овсом и проборонили железными же боронами. А магаданцы засадили почти полгектара картошкой, высадили сотню кустов помидорной рассады, заботливо выращенной на подоконниках. К ней добавили две грядки огурцов и двадцать пять взошедших подсолнухов. Эти посадки почти сразу огородили плотным забором из жердей. Толик сбегал к дальнему броду, выкопал там три кустика дикой чёрной смородины, посадил возле дома, для детей, под витамины. Летом задумал рядом пристроить лесную малину, самую крупную и сладкую. Бог даст, крыжовник найдут, тоже высадят.
Командиры вновь вывели татар на заготовительные работы, пилить лес, обжигать уголь, добывать руду. А отвалы шихты, накопившиеся за зиму, решили использовать для строительства оборонительного вала вокруг разросшегося хозяйства магаданцев. Через неделю вал из шихты высотой полтора метра продолжил линию, обозначенную осенью крестьянскими домами. В результате получился почти правильный прямо-угольник, внутри которого оказались все постройки магаданцев, включая посадки помидор, огурцов и подсолнуха. Ещё осталось место для запланированной конюшни, курятника, сеновала и теплицы. Её обещал к следующей весне собрать Толик, для снабжения сына и приемной дочери свежими овощами. Надежда умела вить верёвки из своего мужа, даже его старый друг Николай изумлялся.
Николай, кстати, ещё перед половодьем сбегал к вогулам в устье Ярвы, передал поклон от аманата, который легко отзывался на имя Ваня и бегло разговаривал по-русски, писал и знал таблицу умножения. Одновременно переговорил с осведомителями, передал им кое-какие сувениры. По секрету рассказал, что магаданцы нанимают себе дружину для обороны шибко богатого острога. Всем дружинникам дадут ружья, такие же, как Коля взял с собой, научат стрелять, будут кормить-поить, а через три года верной службы отдадут ружьё бесплатно. После таких слов сыщик сводил троих знакомых вогулов в лесок, где продемонстрировал стрельбу из ружья. На дальности пятьдесят метров, а не двести, но и это был культурный шок. Вогулы были неплохими охотниками и поняли достоинства ружья с быстрой сменой заряда и мгновенным выстрелом.
Пока его друзья находились в раздумье, Николай выменял на ножи и наконечники стрел в селении добрую половину добытых за зиму шкурок. После чего ушёл обратно, еле пробираясь сквозь весенний лес с огромными связками пушнины. А после половодья сыщик повторил свой визит на северо-восток, к верховьям Ярвы. Кроме коммерческого расчёта, перекупить добытую за зиму пушнину, сыщик по согласованию с командирами распространял слухи о найме в магаданскую дружину. Демонстрировал возможности своего ружья и расхваливал жизнь в остроге. С такой же целью вверх по Чусовой к ближайшему её притоку и его жителям отправился Толик, взял в помощники аманата Ваню, парень вытянулся на хорошем питании за зиму, к магаданцам относился хорошо, мог помочь, хотя бы с переводом. Сами магаданцы по-вогульски говорили плохо, понимали отдельные слова, не более того. Поднимался Толик по реке недолго, до ближайшего вогульского селения, выменять меха и обозначить магаданское присутствие, с агитацией. Однако результат торговли оказался роскошным, чем дальше на восток по Чусовой, тем больше добывали аборигены мехов, вот откуда росли ноги у колонизации Сибири.
Едва вернулся с верховьев Ярвы Николай, с полной лодкой приобретённых мехов, как сразу отплыл вниз по Чусовой. Торговать и наводить знакомства. О тамошних жителях он успел за зиму выспросить крестьян, захваченных в плен в тех краях. Ближе к впадению Чусовой в Каму жили почти сплошь русские, вогулы уходили из тех мест, напуганные угрозой насильственного крещения. На этот раз с собой сыщик вёз разбойника Фому, добросовестно отсидевшего всю зиму в отдельной камере. Там злодей не скучал, а вырезал по образцу приклады и ложа для ружей, получалось у него неплохо. А Николай не забывал регулярно разговаривать с «осужденным», вербуя его в свои сторонники. Благо аргументы нашлись неплохие.
Главным стал тот факт, что магаданцы не были подданными Руси и не имели никаких договоров о выдаче преступников русским властям. Практически тот же Дон, только рядом, не надо никуда плыть. Второй плюс – магаданцы набирают свою дружину из крепких и смелых мужиков, платить будут немного, но кормёжка казённая, оружие изумительное и после трёх лет честной службы останется наёмнику в личное пользование. Единственное требование – беспрекословное подчинение командиру и никакого насилия над соседями. Это разбойники как раз отлично понимали, крестьян из соседних деревень они тоже не трогали, даже делились с ними добычей. Добравшись до Камы, Николай отпустил своего пленника, повернув обратно, торговать с прибрежными селениями и продолжать агитацию.
В это время магаданцы все силы направили на заготовки, в первую очередь косили сено, вязали веники, собирали грибы и ягоды, ловили рыбу. Благо соли хватало для заготовок впрок, а стеклянной посуды выдули за зиму достаточно, чтобы засолить все собранные грибы. Женщины варили малиновое варенье, запасая его как лекарство, оставляя на леднике, для необходимой консервации в вареве не хватало сахара. В конце июля к солёным грибам и рыбе добавились банки с солёными огурцами, помидоры решили есть свежими, выбирая семена на посадку. Всё это время командиры продолжали усиленные тренировки жителей острога, не переставая нарабатывать запасы патронов. Однако лето прошло спокойно, никаких слухов ни о восстании черемисов на Каме, ни о нашествии татар из-за Урала не было.
Когда в очередной раз вернулись вербовщики-торговцы, командиры рискнули отправить экспедицию вверх по Чусовой до Куйвы. На знакомые магаданцам места, мыть золото и алмазы. Пушнина пушниной, но алмазы и платина нужны были для производства, зимой инженеры совместно с Надеждой планировали сварить легированную сталь, обрабатывать которую без алмазов невозможно. А золото понадобится для экономии и платы возможным наёмникам, да и просто для расплаты за товары и услуги на Урале. Ибо пушнина в здешних местах стоит вдесятеро дешевле, нежели в Европе, стоит её поберечь. Золото же на Руси всегда в цене, официально его в стране не добывают. В качестве денег используется повсеместно серебро, стоящее в десять примерно раз дешевле золота по весу.
Экспедицию на Куйву возглавил Николай, заметив Толику, что тот женатый отец и должен быть с семьёй. С Николаем напросились Елена и Ваня, загрузив лодку по самые борта магаданской продукцией, на случай обмена с вогулами. Одновременно с ними в Чусовской Городок отплывал Павел Аркадьевич с Ниной, закупать овес, рожь, соль, масло и прочие вкусности. У оставшихся дома магаданцев и мужиков наступила страда, в начале сентября начали уборку картошки, овёс скосили ещё раньше. Только этой осенью магаданцы узнали, что по Чусовой и Ярве идёт красная рыба на нерест, как на Дальнем Востоке. Только не горбуша и кета, а лосось и форель. Мужики, посмеиваясь про себя, показали немцам, как ставить морды, как солить красную рыбу, как солить икру.
Пришлось татарам выкопать дополнительную яму под припасы, уже не четыре на четыре метра, а втрое больше. Кучумцы знали, для чего долбят камень, поэтому не роптали. Они уже поняли, что магаданцы не злобствуют и даже пленников кормят лучше, чем те питались у себя дома. А грамотная обработка сознания пленников офицерами и Павлом Аркадьевичем давала свои результаты. За год татары на многое стали смотреть несколько иначе, чем раньше. Петро не сомневался, что пару-тройку рекрутов из своих пленников через год завербует. Он даже знал, кто пойдёт к нему служить. Опыт офицера, побывавшего во многих конфликтах и получившего пулю в спину, когда приехал в гости к родным в Киев, был достаточно осмысленным, даже циничным.
Павел Аркадьевич и Нина вернулись с двумя нанятыми лодками, заполненными купленным зерном и другими припасами. Едва разгрузившись, сразу отправились обратно, прихватив стеклянной посуды для обмена. За год в скучной пограничной жизни магаданцы произвели фурор своим появлением. Сам Аника Строганов, владелец и основатель Чусовского Городка, велел купить ему стеклянной посуды у немцев да застеклить окна своего дома, не хуже, чем у бояр в Москве. Глядя на то, как магаданский товар берёт воевода, не торгуясь, ему бросились подражать все сколь-нибудь зажиточные люди строгановской земли. Учитывая, что коварный Павел Аркадьевич отказался принимать пушнину в счёт платы, зерном, солью и прочими дарами земли камской его просто засыпали.
Ещё дважды возвращался Павел Аркадьевич с покупками, последний раз привез зерно и муку уже в начале октября. Хозяйственный командир закупил столько всего, что можно было прокормить вдвое больше народа, да ещё лошадям осталось бы. Впрочем, на увеличение населения командиры и рассчитывали. Что характерно, не ошиблись. Первые наёмники появились сразу после ледостава. Только успели вернуться золотоискатели с Куйвы, привезли полную лодку мехов, два пуда золота, килограмм алмазов и пятьдесят килограммов платины. Николай, улыбаясь, рассказывал, как поработал на Куйве, какие заказы сделал вогулам на добычу платины. Как выменивал у вогульских ребятишек алмазы за наконечники стрел, а за платину отдавал стеклянные стопки и стаканы, если посуда будет скрыта под горкой самородков полностью.
Вторая зимовка на реке Ярве началась гораздо веселее. Женщины радовались огромным запасам в кладовых, мужчины, после регулярных тренировок и стрельб, стали самоуверенны, как никогда. Даже командиры смотрели в будущее с оптимизмом, их закладки сработали, по первому льду в острог потянулись первые наёмники. Как и ожидал Петро, шли в основном подростки, молодые бобыли, лоботрясы-лентяи и прочие бездельники. Таких неумех набралось десятка два, начавших проходить курс молодого бойца под чутким руководством подполковника, решившего вспомнить молодость. Позднее подтянулись опытные воины, два стражника из Чусовского Городка, явные шпионы. С верховьев Ярвы пришли три русских охотника, интересовавшихся ружьями. Последними прибыли двенадцать вогулов – молодых парней в сопровождении опытного охотника – за ружьями и славой. На уральских вогулов прошлогодний разгром полусотни кучумских татар произвел впечатление.
С каждым добровольцем Петро заключил личный договор, записанный на бересте и в присутствии всех наёмников. Все знали, что расторжение контракта ранее трёх лет будет сопровождаться крупным штрафом в двадцать соболей, а украденное оружие будет считаться личным оскорблением и наказывается только смертью. После чего подполковник принялся гонять свою неполную полусотню, как десантников в Рязанском училище. А вместо самоподготовки уроки письма и счёта, по магаданским правилам. Пользуясь тем, что один из командиров занят дружиной, оружейники в сговоре с Николаем приступили к производству револьверов.
Детали простейшей самоделки были изготовлены по чертежам сыщика, проблемы возникли с точностью рассверливания барабана и надёжностью пружин. Парень так загорелся идеей личного скорострельного оружия, что взялся за изготовление патронов. По примеру Петра он в отдельной мастерской залил две тысячи капсюлей под револьверный патрон. Потом почти месяц накручивал гильзы, припаивая их к донцу, куда запрессовывал капсюли. Учитывая гладкоствольность оружия, пули делал конические, с вогнутым донцем, чтобы пороховые газы прижимали раскрытые края к стенкам ствола. Несмотря на помощь Вани, с которым Николай сдружился за лето, работа заняла почти два месяца. Ещё бы, приходилось отвлекаться на общественные работы, конвоирование пленников и прочее.
За пару месяцев оружейники собрали двадцать револьверов калибра восемь миллиметров, со стволом длиной двенадцать сантиметров и дальностью эффективного выстрела двадцать метров. К этому времени вернулись охотники на горных козлов, которые уже на четырёх санях и с новыми ружьями уходили добывать мясо. У сопровождавших Павла Аркадьевича мужиков-охотников не было слов от восторга. Дальнобойность, скорострельность и удобство ружей оказались вне всяких похвал. Ещё бы, на фоне фитильных пищалей. Ружейники же сделали ещё два десятка револьверов и занялись пушками. Офицеры давно поняли, что одним стрелковым оружием с крупными отрядами не справиться, нужен пулемёт или орудие для стрельбы картечью.
Пулемёт в нынешних условиях был нереален, оставалась казнозарядная пушка с дальностью прямого выстрела до километра. Петро посоветовал взять калибр восемьдесят миллиметров, длиной ствола не менее двух метров. Тогда не понадобится и противооткатное устройство, пушки закрепят на стенах острога, откуда те смогут обстреливать всю поляну и часть леса. При отсутствии отката, скорострельность будет максимальная, до десяти выстрелов в минуту, что для этого времени фантастика. Тогда пять-шесть орудий легко заменят пятьдесят средневековых пушек. И никакие орды Маметкула или Кучума не будут страшны магаданцам.
Однако начинать пришлось с изготовления нового расточного станка, с длиной салазок два метра. Опыт, конечно, был. Но шлифовка и тонкая доводка двухметровых направляющих для задней бабки заняла два месяца – с начала декабря до середины февраля. За это время женщины подготовили две сотни снарядов, а Петро залил пять сотен пушечных капсюлей. Работали спокойно, до лета нападения татар никто не ждал, а опыт в инженерно-станочных работах появился. Кроме того, в ожидании артиллерии командир уговорил отлить две сотни осколочных гранат, самых примитивных с фитилями. Эти фитили накрутили из пропитанных селитрой волокон шерсти с добытых горных козлов. При испытании длительность горения вышла 3–5 секунд, самое то, для безопасности.
Так что у взвода дружинников добавился к весне новый предмет – метание гранаты на дальность и точность. Характерно, что никто из наёмников не убежал, даже ветераны перестали ворчать, втянулись в тренировки, особенно после полевых занятий по стрельбе. Необходимость совмещать мушку с целиком долго не давала покоя стрелкам при теоретических занятиях. Но впервые попав в мишень на расстоянии ста метров, дружинники поменяли свою точку зрения. А когда под командованием Петра сами же за пару минут свалили сотню мишеней на расстоянии пятьдесят метров, удивились. Однако понимание мощи точной и скорой стрельбы изменило отношение к огнестрельному оружию даже у дружинников из Чусовского Городка. Чего ждать от других?
С середины марта, когда дружинники поняли свою силу, главной заботой Петра стали тренировки по маскировке и скрытному передвижению. Защите своих воспитанников подполковник придавал огромное значение, он даже заказал для всех небольшие стальные щиты, с отверстиями под стволы, которые легко закреплялись на стенах острога. Эти щиты не сковывали движений стрелка, но защищали его от стрел противника. Стены острога после спада холодов, по указанию Петра, обшили сверху дополнительными венцами, оставив отверстия для пушек и стрелков. А чтобы враги не могли подняться по брёвнам, как по лестнице, под самыми бойницами снаружи стены сделали навес из брёвен, куда упрётся головой любой смельчак, вскарабкавшийся по стене.
Кроме того, справедливо полагая, что выстрелы из орудий будут наиболее эффективны с самой высокой точки, командиры приступили к строительству орудийной башни внутри острога. После испытаний отдача оказалась приемлемой для монтажа орудий в жёстком креплении на башне. Не совсем неподвижно, конечно, а с возможностью изменения угла прицеливания до двадцати градусов. Зато башня от выстрелов не качалась, а пушки не откатывались, позволяя заряжать сразу после выстрела. Чтобы максимально избежать мёртвых зон, башню сделали пятиугольной, высотой с пятиэтажный дом. А пушки установили на четвёртом и пятом этаже, по пять штук. Но это произошло только к июню месяцу, когда слухи о восстании черемисов достигли Чусовского Городка. Туда очередной раз отправился Павел Аркадьевич с товаром, он и привёз тревожные новости.
Черемисы громили все русские поселения на Каме ниже Чусовского Городка, поднимаясь к самому Орёл-городку и Чусовскому Городку. Исходя из этого, командиры решили, что нужно провести разведку по Чусовой, до впадения в Каму. Туда и отправились Николай с Ваней, вооружённые ружьями и револьверами. За два года аманат Ваня превратился в крепкого смышлёного подростка, почти без акцента говорил по-русски, вполне уверенно писал и считал, знал начала географии. Сам вогул ещё не осознавал того, что видели в нём взрослые, того, что в родное стойбище он не вернётся. Чтобы он не страдал лишними раздумьями, командиры старались максимально нагрузить подростка интересными делами.
Вот и теперь, отправляясь на разведку с другом Колей, аманат радовался, что ему доверили важное и опасное дело. В устье Ярвы магаданцы тоже выставили пост, где ежедневно сменялись двое подростков, наблюдавших за Чусовой. Вверх по Ярве обменивать меха пришлось отплыть Елене без Николая, в сопровождении двух молодых дружинников, твёрдо усвоивших равноправие женщин у магаданцев. А в самом остроге женщины подняли настоящий бунт. За два года все порядком износили родную одежду, даже трофейные кухлянки не спасали. Кожа протиралась до дыр довольно быстро, не синтетика. Несмотря на запас иголок и ниток, магаданцы выглядели к началу лета истинными бомжами. Хотя одежду регулярно стирали, сами мылись в бане дважды и трижды в неделю, вид у магаданцев, особенно женщин, был весьма затрапезным, если не сказать большего.
С прошлого года посещение цивилизованных мест вроде Чусовского Городка становилось регулярным, а там принимали по одёжке. Нынче Нина сразу заметила отношение к себе, одетой в поношенную кухлянку. Совершенно иное, чем к русским женщинам, выряженным хоть и в домотканую материю. Пришлось Павлу Аркадьевичу выдержать целое сражение, объясняя магаданкам, что в здешнем мире ткани весьма дороги. Если покупать их в Чусовском Городке, дешевле будет соболью шубу сшить. Но женщины были непреклонны, добившись у командира обещания отправить нынче же летом лодку за товаром в Чердынь, ближайший относительно большой город выше по Каме. И решить вопрос с покупкой тканей, за любые деньги, для чего столько мехов наменяли?
Над этим обещанием и ломали голову командиры, решая вопросы, как туда добраться и чем расплачиваться за товар. Состав купцов примерно определили – как обычно, Николай, Елена и Ваня. С товаром вышло хуже, кроме стекла и железных изделий, предложить было нечего. Меха сразу отпадали, в Чердыни за них цену не взять, один убыток получится. Пришлось заняться монетным двором, на котором приступили к отливке золотых монеток, весом в один и пять граммов. Убыток, конечно, сплошной, в угар при плавке золота уходит до четверти металла, но иного выхода не было. Оба командира три дня работали резчиками, вырезая образцы будущей валюты магаданцев, жалея, что художница уехала в Москву. Но нашли выход, обошлись без особых излишеств. На аверсе монет изобразили номинальную стоимость – «Два рубля», «Один червонец», на реверсе курсивом вывели «Магадан», ниже – 1572 год.
За этим занятием и застукала командиров четвёртая незамужняя девушка Лариса, признавшаяся в том, что года три работала пайщицей-монтажницей на заводе. И навыки работы с расплавленным металлом у неё гораздо выше, чем у неуклюжих командиров. С этого дня дело пошло на лад, мужчины отливали монеты, Лариса их доводила до кондиции. Наработав тысячу червонцев и столько же двухрублёвых монет, девушка попросила разрешения заняться ювелирным делом. И на глазах изумлённых командиров напаяла два десятка оригинальных серёжек, брошек и прочей мишуры. Девушка давно положила глаз на самого завидного жениха магаданцев – Петра и добилась своего. После её золотых подвигов командир начал относиться к девушке совсем иначе, чего хитрюга и добивалась. Через месяц все магаданцы не сомневались, что новая пара сложилась окончательно.
Так что к возвращению Елены и Николая кое-какие намётки для выгодной торговли в Чердыни были готовы. В самую большую лодку загрузили товар для обмена, сели сами купцы, взявшие с собой сорок червонцев и сотню рублей золотом, зашив их в пояса. На вёсла сели двое крепких дружинников, путь предстоял долгий, опасный. Кроме револьверов и ружей, путешественники взяли два десятка гранат и пару пластиковых бутылок, десяток одноразовых стаканов на подарки. Провожая ребят, Петро неожиданно для себя перекрестил их на дорогу. Подорожную грамоту, как обычно, магаданцы выписали сами, от имени своего царя. Строгановские власти пока отказывали в такой милости соседям-немцам.
Шёл июль, неизвестность тяготила: как там, в Чусовском Городке? Пётр не выдержал и отпросился у Павла Аркадьевича, отплыл в Чусовской Городок с двумя десятками отличившихся дружинников. На людей посмотреть, себя показать, дать дружинникам возможность потратить первую зарплату, выданную всем поровну, по два рубля золотом. Да оружие новое продемонстрировать, напомнить воеводе о магаданцах. Набег Маметкула впереди, может, удастся ещё рекрутов набрать. Много причин нашлось для визита в Чусовской Городок, торговля оказалась не последней в этом ряду. Петру хотелось убедиться в умениях своей подруги, как пойдут её ювелирные изделия, будут ли пользоваться спросом? Саму Ларису, однако, брать с собой подполковник отказался.
В начале августа три лодки с двадцатью магаданскими дружинниками прибыли в Чусовской Городок, оставшийся почти без защиты. Большую часть гарнизона воевода увёл вниз по Каме, воевать с восставшими черемисами. Так что непонятных вооружённых людей долго не пускали в крепость. Собственно, Пётр туда и не стремился, разложил товар, завёл разговоры с любопытными горожанами. Намекнул торговцам, что не прочь прикупить ткани и добрую обувь для своего войска. Три дня магаданский отряд невозмутимо торговал в посаде, дружинники отводили душу в горячительных напитках, хвастливых рассказах. Командир торговал понемногу, выслушивая сплетни. Видимо, оставшийся за воеводу командир гарнизона ждал, пока к нему придут с поклоном. Не дождавшись, вышел за ворота сам, в сопровождении приказчика.
Петро поздоровался, подарил стеклянный набор и поинтересовался успехами в подавлении восстания. Напомнил, что ещё два года назад предупреждал воеводу о готовящемся бунте черемисов. Выслушав уклончивые ответы, что всё «слава богу», бунтовщики разбиты, Петро поклонился, заканчивая разговор. Чисто формально обронил, мол, разведчики доносят, что следующим летом будет большой набег из-за Урала. Орду поведёт царевич Маметкул, силы придут большие. Ежели воевода согласится, магаданцы могут помочь своими пушками. Вернётся он с похода, пусть зимой гонцов засылает, авось сговоримся. Ответа на свои намёки Пётр не ждал, не сомневаясь, что командир гарнизона не даст никаких обещаний до возвращения воеводы. Главным было предупредить, тогда будущий набег Маметкула добавит авторитета магаданцам.
Опытный командир знал, что, во-первых, без воеводы никто решение не примет. Во-вторых, навязывание помощи будет выглядеть едва ли не предательским засылом. В-третьих, желательно Маметкула разбить самим, тогда магаданцы совсем иначе будут выглядеть в глазах жителей Урала. Да и трофеи делить ни с кем не надо будет. Торговал подполковник больше недели, разменял часть золотых монет на серебро, магаданские деньги отлично брали, особенно купцы. Частично купил, частично выменял сорок пар добрых сапог, три десятка шапок одной «модели». Часть покупок принародно раздал своим бойцам, отчего все они приобрели совсем другой вид. Да закупил для женщин льняного полотна, сколько смог. Не давало покоя воспоминание о «бабьем бунте».
Так, толком ничего не добившись, дружинники вернулись в острог. Хотя нет, наёмники убедились, что командир не обманет, да ещё и приоделись за казённый счёт. Всё меньше причин для дезертирства. К этому времени кузнецы и механики изготовили два десятка пушек калибра восемьдесят миллиметров, гладкоствольных, с клиновым затвором. Стволы делали на новом токарном станке, с длиной направляющих два метра. Отлитые трубчатые заготовки из стали, легированной хромом, марганцем и ванадием, вышли необходимой вязкости и прочности. Доморощенные металлурги с инженерами не только вычислили необходимый состав добавок, но и провели предварительные испытания на прочность и вязкость полученных заготовок. А добавки типа ванадия, хрома, марганца и прочих химическим способом извлекла из полиметаллических уральских руд Надежда.
Главной задачей инженеров стало не легирование стали, а извлечение вредных примесей, дающих ненужные эффекты хрупкости будущим пушкам. Над этим трудились в лаборатории всю зиму, испытывая небольшие образцы стали. Сами станки для испытания на прочность и вязкость достаточно просты, труднее было с их градуировкой. Но как говорится, голь на выдумки хитра. В распоряжении магаданцев остались многие стандартные по весу и твёрдости вещи с инструментами, они и помогли настроить испытательные приборы. Так что опытные отливки легированных сталей были весом в пару сотен граммов, чего хватило, чтобы отработать удачную технологию. Рассверливали отлитые толстые трубы изнутри, затем обрабатывали снаружи. Толщина стенок ствола в казённой части была увеличена до двадцати пяти миллиметров, во избежание разрыва. А к дульному срезу ствол сходил на десять миллиметров.
По расчётам инженеров, запас прочности ствола был избыточным, но Петро настоял на этом. Все пушки планировалось установить на стены и в башню, вес в данном случае не играл особой роли. При испытаниях стволы показали расчётную дальность, до километра снаряд летел вполне уверенно, а синус рассеивания картечи составлял пять сотых. На расстоянии сто метров зона сплошного поражения картечью составляла десять метров, а на двухстах метрах картечь выносила шеренгу длиной двадцать метров. Вполне достаточно, чтобы не подпускать врага близко, решил командир. Далее началось самое трудное: научиться использовать чудо-оружие с максимальным эффектом. И научить стрелять пушкарей точно и по команде, а не по желанию.
Все изобретённые поворотные механизмы браковались один за другим. То неудобные в обслуживании, то ломаются после пары выстрелов. Лишь к концу лета десять орудий заняли своё место в башне, ещё восемь на стенах острога, а два остались в запасе. Убедившись в надёжности крепления пушек, Петро приступил к обучению пушкарей. Оборонять острог из пушек учились все магаданцы, включая детей старше десяти лет. На башню шли учиться наёмники, по два человека на орудие. Две недели теоретических занятий по прицеливанию, заряжанию – разряжанию, закончились первыми учебными стрельбами в конце августа. Первыми отстреливали орудия дружинники, закрывая глаза и падая на землю при выстреле. Ничего, парни скоро привыкли к невиданной пищали и обращались с пушками с каждым разом всё увереннее. За ними магаданцы начали – обучать практическим стрельбам женщин и подростков, не упуская случая выстрелить самим.
После этого еженедельные стрельбы из ружей пополнились новым элементом обязательной программы – два выстрела из пушек. На скорость и меткость. Стреляли пока чугунными снарядами, в виде пустотелой болванки, с двумя медными ободками для фиксации в стволе орудия. Все их приходилось доводить до нужного диаметра на токарном станке, зато порчи стволов не произошло ни единой. На зиму Надежда обещала подумать об изготовлении фугасного снаряда. Для будущих фугасов уже сейчас отливали более тонкостенные болванки. К тому времени, когда убрали урожай и начали собирать запасы на зиму, в мастерской лежали двадцать тонн медных слитков и столько же железных и чугунных отливок. Выплавку чугуна и меди за последний год поставили на постоянную основу, всё увереннее привлекали к этим работам пленных татар. Те, в свою очередь, под присмотром всего одного магаданца, выполняли работу спокойно и уверенно. «Козлов» за год никто в печи не посадил.
Как объяснила Надежда командирам, в принципе зимой можно руду не выплавлять, добытого металла вполне хватит. Но подполковник помнил солдатскую поговорку, мол, запас карман не тянет. Потому объявил кучумовским татарам дембельский аккорд на заготовку руды – железной, медной, свинцовой. И, когда те справились с уроком, торжественно освободил магаданских пленников. Пока кузнец сбивал отполированные до блеска кандалы с ног, татары сгрудились в толпу, растерянно ожидая продолжения. За два года сытой и размеренной жизни, хоть и в плену, многие привыкли к отсутствию хлопот, забот. Как говорят психологи, утратили социальные навыки. Да ещё командиры регулярно капали им на мозги, рассказывая о несуразности татарского бытия и достоинствах магаданцев.
И сами пленники не слепые, насмотрелись за два года всякого, особенно по части вооружения и образа жизни. За два года командиры никого не пороли плёткой, никого не повесили за шею, даже пленников не били. Про то, что за нарушение дисциплины уменьшалась пайка, все давно забыли, нарушителей порядка среди татар не было уже год. А кормили как? Иные ханы не едят мясо каждый день, как пленные у магаданцев, пусть и рыбу, но всё равно два раза в день, в любую погоду. Даже крестьяне у магаданцев живут лучше любого охотника или пастуха в родных улусах. Последние полгода пленники частенько обсуждали свою судьбу, прикидывая, как поступить, если командиры сдержат слово и отпустят их домой. Выходило, что домой лучше не соваться, добираться по Чусовой и по Каме, где бродят восставшие черемисы, страшновато. Татар камские племена хоть и боятся, но при случае зарежут и не моргнут глазом.
Да и в родном улусе ничего хорошего не ждёт. Хозяйство давно забрали баи, а Маметкул может за гибель своего десятника и найти крайних. Обвинит в трусости и повесит, если на кол не посадит. Попробовал бы он сам на магаданские пищали пойти, так не скажешь такое ему в лицо, тогда точно мучительной казни не избежать. Что делать? Так и стояли бывшие пленники напротив острога, обдуваемые прохладным сентябрьским ветерком. У многих на лицах светились незамысловатые ожидания, накормят их последний раз или отпустят голодными? Усмехнувшись легко читаемым мыслям татар, подполковник вышел перед ними на поляну.
– Вы свободны, как я и обещал. Все вы честно трудились и давно искупили свою вину перед магаданцами за нападение на наш острог. Вы можете прямо сейчас уйти домой, мы довезём вас до Чусовой, дадим на дорогу по ножу каждому. Всё так. – Петро внимательно смотрел на татар, некоторые от его слов опустили головы, сдерживая слёзы на глазах. Всё-таки они были молодые парни, многим едва исполнилось двадцать лет. – Но за два года я убедился, что вы честные, правильные люди. А такие нам нужны. Поэтому, от имени всех магаданцев, предлагаю желающим стать нашими воинами, вступить в нашу дружину. На десять лет, после которых вы сможете вернуться в родной улус богатым человеком, если захотите. Плата будет два рубля за год, оружие, одежда и питание магаданские. Думайте, у вас полчаса.
– Мы просим, командир, принять нас в свою дружину. Кроме Касыма и Давлета, они отправятся в родные края, расскажут о нашей судьбе.
Через полчаса давали клятву верности на оружии и крови татары, бывшие пленники.
С Касымом и Давлетом отдельно побеседовали командиры, предложили уговорить молодых воинов на службу магаданцам. Хоть десять джигитов, хоть сто, всех примут на службу магаданцы. В знак того, что Касым и Давлет действительно могут набирать рекрутов, командиры подарили бывшим пленникам свою золотую двухрублёвую монету. Вечером того же дня татары отправились на подаренной лодке вниз по Чусовой. Как говорил Пугачёв у Пушкина, в «Капитанской дочке», «Миловать так миловать!». А давшие клятву верности бывшие пленники ночевать остались на поляне, хоть и прохладно, но на свободе, в тепло привычной тюрьмы никто не вернулся.
Утром новое пополнение, все двадцать восемь бывших татар, а ныне магаданских дружинников, приступили к тренировке, сразу совместно с опытными бойцами. Пробежка, гимнастика, водные процедуры и завтрак. Затем постройка второй казармы, сразу на полсотни человек, как обычно, по периметру обороняемой территории. Через две недели, когда казарма была закончена, огороженный постройками прямоугольник внутреннего двора почти замкнулся. Со всех сторон двор был закрыт плотно стоящими зданиями, без широких окон наружу. В некоторых домах, в частности мастерских, кузнице, конюшне, казармах, имелись обращённые наружу бойницы, и всё. На холодное время все бойницы запирались, но при необходимости позволяли вести огонь из ружей, не менее десяти стволов на каждую сторону прямоугольника. Все бойницы были на высоте от четырёх до пяти метров, не допрыгнешь с разбега. Да и человек в бойницу не пролезет, даже самый худой.
Впрочем, все подходы к строениям отлично простреливались из пушек, как из острога, так и с башни. Незастроенный въезд на территорию закрыли широченными воротами, окованными железом, поверх которых установили два запасных орудия, на небольшие башенки. Срубы для этих башенок заполнили камнем и шихтой для устойчивости, никакая канонада не расшатает. Пока шли эти оборонные работы по окончательной доводке системы безопасности, как выразился Петро, второй командир побывал в Чусовском Городке, привёз новостей да закупил привычный набор продуктов. На этот раз к муке, зерну, маслу, соли и прочим мелочам добавились тридцать пар сапог, тридцать шапок одной модели для новобранцев. Ещё, по случаю, Павел Аркадьевич закупил трофейных овец, пригнанных с низовьев Камы.
Усмирение черемисов сопровождалось, как водится, безудержным грабежом побеждённых. А у тех несчастных кроме овец и брать нечего, с чего бы им бунтовать иначе? Так что овец не только поели, но и на продажу осталось. Учитывая проблемы с кормом, командир купил десяток овец и одного барана, дай бог, их до весны прокормить. Из-за этих овец пришлось второй раз лодки в Чусовской Городок гонять, саму скотину перевозить, да корм для неё. Хотя по нынешнему урожаю картошки собрали едва не пятнадцать тонн, корма для скотины вполне хватит и своего. Той же картошки, например. Её теперь решили всю зиму использовать на еду, на посадку и так хватит, чтобы вдвое большее поле засадить весной.
С посадочными площадями как раз получалось не очень хорошо. Ровное место на поляне всё было уже расчищено, дальше начинались неудобья и крутые склоны. Пока решили вырубать поляну напротив, на другом берегу реки Ярвы, по оценкам крестьян, года на три работы хватит. На будущее хитрые земледельцы намекали командирам, что неплохо бы засеять часть большой поляны в устье Ярвы, на которой стоит вогульское стойбище. Там и места много, и земля чистая, лес валить не надо. Да и пора на Чусовой себя заявить, соглашались командиры. Надо выходить на широкую дорогу, в тайге не отсидеться. Однако в преддверии будущего нападения Маметкула оставляли выход на берега Чусовой после отражения татарского рейда. Здесь, на Ярве, все оборонительные рубежи готовы, а на Чусовой всё начинать сначала.
Людей же, увы, не хватало. Для уверенной обороны уже выстроенного острога людей недостаточно, куда на большее замахиваться. Петро много раз показывал минимально необходимое для обороны острога количество бойцов. На двадцать орудий оптимальное число пушкарей шесть десятков, по три человека на орудие. Да на каждую стену по десятку стрелков из ружей, это сорок бойцов. И два десятка в резерве и замене раненых. Итого, необходимый минимум сто двадцать сильных обученных мужчин. Это лишь для обороны от татарского набега, если вести речь об уверенном доминировании на Чусовой, и двух сотен бойцов будет мало. До похода Ермака оставалось семь-восемь лет, в его войске казаков будет более тысячи. Смахнут походя магаданцев и не заметят. А то и Строгановы специально натравят на конкурентов. Павел знал, что лет через пять-шесть Иван Грозный дарует Строгановым все земли от Камы до Зауралья, до Кучумовых владений.
К этому времени надо успеть стать сильным союзником, либо уходить. Но куда?
Глава 5
– Продолжай, – государь взглянул на замолчавшего Годунова, – что там, в Перми?
– Строгановы доносят, что нынешним летом черемисы бунтовали, многих людишек побили, гостей торговых по Каме имали и грабили дочиста. От реки Белой вверх по Каме до Орёл-городка все русские деревни разорили. Православных душ погубили тысяч пять, а то и более. – Годунов успокоился и продолжал скороговоркой: – Строгановские охотные люди за православных вступились, тех черемисов разбили. Самых отъявленных злодеев казнили, а остальных били батогами да в веру православную привели. Пленных освободили, на своих землях посадили, тобой, государь, жалованных.
– Вот, выжиги, всё к своей пользе обратить сумели. Государству тягота, а купцам прибыток, – прокомментировал Иван Четвёртый, государь всея Руси. – Дальше давай.
– Ещё доносят, что на Чусовой реке, выше Чусовского Городка, поселились третий год немцы, зовутся магаданцами. Устроили свои заводы, добывают руду, льют железо и пушки делают. Торгуют стеклом разным, посудой и большим, аршинной ширины, стеклянным листом для окон. Веры те немцы православной, приезжали в городок, просили священника себе в часовенку, не дали. Нынче опять торговали, расплачиваться стали своей монетой, из золота, каковую монету прикладываю. – Годунов сунул руку в пояс и протянул на ладони золотую монетку с надписью «Два рубля». – Вот магаданская деньга, государь.
– Точно золотая? – Повертел в руках монетку царь.
– Аптекарю давали, проверял. Бает, золотая монета, токмо с примесями, – подтвердил Годунов, едва не щёлкая каблуками.
– В прошлом годе лекари немецкие поселились на Варварке, не из их будут? – вспомнил государь высоких независимых иностранцев, что приходили два года назад просить разрешения на жительство и работу лекарями. Тогда они дарили бутылки из мягкого стекла, дипломы свои показывали, в прозрачную бумагу обёрнутые. – Как они живут, не безобразничают?
– Нет, батюшка, живут скромно, каждую заутреню отстаивают, больных лечат с молитвою. Жалоб от людишек на них не было, – поклонился Годунов. – Зубы рвут хорошо, не чета нашим зубодёрам, порой даже без боли получается.
– Так они тоже магаданцы? – скривил губы Иван Васильевич, он отлично знал, что Годунов месяц назад у немецкого лекаря зубы лечил. Без боли, за большие деньги. После чего свою жену к лекарке отправил иноземной, да так и возит каждую неделю.
– Может и так, государь, – Годунов не знал, сказать правду или нет, как бы не пришлось лекарей в поруб бросать. Однако понимал, что медлить нельзя, и рискнул. – Слышал я, государь, те лекари тоже из царства магаданского, что далеко на востоке, за Камнем, лежит. Но бают, в дороге сюда всё имущество, коней и людишек утопили в реке, сами еле выбрались. Теперь дорогу назад не знают, потому и в Москве просили поселиться. Велишь, я им ту деньгу покажу, чего и скажут.
– Ты вот что… – вспомнил Иван, как сегодня утром ныли его зубы. – Лекаря того, зубного, ко мне позови на завтра. Пусть посмотрит.
После ухода Годунова царь взглянул сквозь маленькие стёкла свинцового переплёта на Москву, не успевшую отстроиться после страшного пожара 1571 года, когда крымское войско во главе с Гиреем захватило, разграбило и сожгло город. Прошли полтора года, а добрая половина московских домов так и стояла в руинах. Защемило сердце от боли и ненависти, от собственного бессилия. Захотелось всё бросить и уехать к себе, в Коломенское, где нет бояр, ненавидящим взглядом сверлящих его спину, где нет предательства. Впрочем, усмехнулся горько Иван про себя, зачем я обманываюсь. И в Коломенском найдёт меня рука предателя, отравят, как маму. Одна надежда на чужаков да на низкородных выскочек вроде Годунова.
Высокий, статный, с роскошной чёрной бородой, магаданский зубной лекарь Алексей удивил русского царя. Не столько спокойной уверенностью и даже не странной одеждой, не похожей на европейских немцев. В Алексее с первых минут чувствовалось мастерство и невольное, скрываемое превосходство над местными и английскими лекарями, пользовавшими государя. Поприветствовав Иоанна, магаданский лекарь широко перекрестился на образа православным манером и поинтересовался, где и когда он будет осматривать государя.
– Здесь, в присутствии выборных бояр, – ответил Годунов, вызвавший для наблюдения самых доверенных государевых слуг.
– Тогда прошу всех не удивляться, под руку не кричать, – Кочнев внимательно посмотрел на присутствующих, остановив взгляд на Иоанне. Тот молча кивнул в знак согласия.
Лекарь подвинул к креслу государя ближайший стул, на котором раскрыл свой баул. Из него вынул налобную повязку с зеркалом, надел себе на голову, чтобы зеркало смотрело в глаза государю. Вынул другие блестящие инструменты, при виде которых присутствующие почему-то вспомнили Малюту Скуратова и его заплечных дел мастеров. Кочнев вынул флягу из мягкого прозрачного стекла, попросил Годунова ему помочь и ополоснул водой из фляги свои руки, протерев их мылом, невероятно душистым. Вытер их своим же рушником и нагнулся над государем. Роста лекарь был высокого, потому и нагнулся, кто иной на цыпочки бы встал.
– Открой рот, государь, и скажи, где болело? – Лекарь неожиданно включил настоящее солнце внутри своего зеркала на лбу. От удивления царь зажмурился и пальцем показал на правую щёку. Присутствующие доверенные бояре лишь охнули, только Годунов остался спокойным, такое он видел, когда лечил свою жену. Лекарь внимательно осмотрел рот Иоанна, помогая себе блестящей пластиной и зеркальцем на палочке. Дважды легонько постучал инструментами по некоторым зубам, вглядываясь в глаза Иоанна. Затем выключил яркий свет у себя в налобном зеркале и положил инструменты.
– Один зуб надо удалять, три других попытаюсь вылечить, боли прекратятся, но не надолго, года два-три.
Иоанн вспомнил, как неделю не мог есть из-за больного зуба, и решился:
– Удаляй, прямо сейчас.
Бояре только охнули в испуге, Алексей же невозмутимо принялся за работу. Но к удивлению всех, вынул не щипцы для зуба, а прозрачную стекляшку с тонкой иголкой. Совершая непонятные действия, лекарь спокойно объяснял государю и остальным их смысл.
– Это шприц, для снятия боли, сейчас я сделаю небольшой укол в десну рядом с зубом, вот так. Теперь надо немного подождать, пока лекарство подействует. Посиди, государь, я пока расскажу, как надо к зубам относиться, чтобы они меньше болели. Болезни зубов часто возникают из-за остатков пищи, которая прилипает к ним после еды и начинает гнить. От неё же и дурной запах изо рта происходит. Ежели после еды споласкивать рот чистой водой, а не вином, зубы будут целее. Ещё хорошо чистить зубы по утрам и вечерам тряпочкой с растёртым мелом, меньше есть сладостей, избегать холодной ключевой воды в жару. И желательно, государь, полоскать рот специальным отваром, чтобы дёсны не болели. Отвар простой, из коры дуба, нужно полоскать рот, пока отвар горячий, тогда польза больше. Коли захочешь, государь, я много о зубах могу рассказать, но вижу, лекарство подействовало.
Тут изумились все присутствующие, когда лекарь молниеносным движением пошевелил возле царского рта рукой, бросил что-то в эмалированную тарелку, только звякнуло. Затем спокойно положил инструменты и принялся мыть руки, подозвав Годунова. Государь сидел с открытым ртом в напряжённом ожидании, когда немец наконец соизволит заняться делом и вырвет больной зуб. Алексей же вытер руки и сказал:
– Рот можешь закрыть, государь, зуб я вырвал, вот он.
Нет, лекарь не ушёл до вечера, пока десна не перестала кровоточить и государь успокоился, не скрывая восхищения работой иностранного лекаря. С того дня осени 7080 года магаданец Алексей стал придворным лекарем русского государя, Иоанна Четвёртого. Поначалу немец лечил только зубы и дёсны государя, но зимой царь простудился, Алексей помог быстро встать на ноги, снять кашель, удручавший Иоанна после всех простуд месяцами. Учитывая, что за полгода лекарь не обратился к царю ни с единой просьбой, государь его приблизил. Удалил со двора английского лекаря, полностью отдав своё здоровье в руки хоть и немца, но человека православного и умелого.
Приглядывали царёвы люди, однако, за магаданцами в оба. Второй немец магаданский оказался коновалом, весьма искусным, в Москве быстро набрал известность. Да и жена Алексея бабьи хвори лечила, где травами, где своими лекарствами, немецкими. Подозревали их в колдовстве, но все исправно ходили в церковь, крестились и лечили с молитвой. Так и прижились немцы в Москве, медленно, с болью, поднимавшейся после набега крымского хана.
Сняли магаданские немцы свободное подворье, выстроенное вблизи царских палат, дорого, конечно, однако удобно. Да и заработок у лекарей к зиме появился, не только царёво жалованье. Коновал брал дорого, но скотину поднимал на ноги всю, за лечение которой брался. Многим отказывал, разводя руками, мол, лекарства свои утопил в реке, а без них не может лечить. Женой у Влада, коновала, сказалась Жанна, сестра Алексея, баба с причудами, но безвредная. Любила рисовать московские улочки, леса и поля. Иным парсуну рисовала, однако после благословения священников. Тоже ходила в церковь, колдовскими наговорами не баловалась, хоть и подсылали к ней бояре дворовых людишек с просьбой навести порчу. Смеялась на такие предложения Жанна, одним словом, с придурью баба.
Наталью же народ быстро признал за свою, баб она пользовала умело: и от простуды, и от живота, от женских болезней. Лечила детей, многих деток спасла, буквально со смертного одра подняла. Народ московский уважал лекарку Наталью, тем паче она за лечение брала по-божески, последнее с родителей не снимала. Да и лечила строго с иконой, с молитвой, а к весне завела себе двух помощниц, из инокинь Девичьего монастыря. Настоятельнице она боли в спине облегчила, та и благословила инокинь на подвиг.
Глава 6
– Надо на север подаваться, к Белому морю, купить у корабелов коч, загрузить его шкурами да махнуть в Амстердам или Копенгаген. Там с одного раза можно озолотиться. – Николай осторожно глотнул горячего настоя девясила, отлично бодрящего напитка. – Знающие люди говорили, за месяц можно легко добраться до Англии из Архангельска. Ну, за два, самое большее.
– Озолотимся, а дальше что? – Петро задумчиво смотрел в окно, на качающиеся по ветру огромные лиственницы. – Для России какая польза? Царю Ивану все деньги отдать? Так после завоевания Сибири Русь сто с лишним лет была богаче всей Европы, вместе взятой, включая американское золото. И что, помогло это нам? Нет, если судьба или господь бог закинули нас в прошлое, надо принести реальную пользу Родине. Наверняка есть решение, только какое?
– Я полагаю, в Европу выходить всё равно нужно, – осторожно начал Павел Аркадьевич, рассматривая лежащую на столе карту Европы, за каковую сейчас те же англичане заплатили бы любые деньги. – Давайте рассуждать логически. Политика ближайшие столетия будет делаться в Европе. Попасть в Европу, минуя Москву, мы можем по двум направлениям. На юг, по Каме в Волгу и далее, в Каспий. Оттуда путь в Европу через Турцию и всё Средиземноморье. Даже если мы проберёмся живыми, нас обдерут как липку, сперва в Казани, затем в Астрахани, остатки заберут турки, и, куда потом идти? С голым задом в Америку плыть?
– С этой стороны, северный путь предпочтительнее, хотя и сложнее, – спокойным голосом продолжал географ. – К Северному Ледовитому океану можно добраться аж тремя способами – по Оби, по Печоре и по Северной Двине. А из океана нам все пути открыты, в любую страну Европы и Америку, нужно лишь построить или купить морской корабль и вооружить его. Обь можно не рассматривать серьёзно, Обская губа часто забита льдом, а нам нужна постоянная навигация. Кроме того, на пути в Обь будут кучумовские отряды, пробиваться придётся с кровью. Остаются Печора и Северная Двина. Сейчас предпочтительнее Северная Двина, по которой можно сплавиться до Холмогор и Архангельска, где заказать морское судно, купить его, или нанять вместе с командой. Не знаю, что предпочтительнее. В устье Печоры никаких поморов нет, морской корабль там придётся строить самим. Сможем ли? Если сможем, то сколько продлится постройка и кто станет капитаном? Кроме того, русские на Печоре лет пятьсот живут, Пустозёрск уже выстроен и устье реки прикрывает. Земли по Печоре русский царь считает своими, поселиться нам там не дадут, не то что корабль построить.
– Через Москву-то почему нельзя в Европу до-ехать? – искренне удивился автомеханик Володя.
– Сейчас идёт Ливонская война с Польшей и Литвой, в Прибалтике Россия воюет практически против всех тамошних мелких князьков и Ливонского ордена, да и Швеция вступила в эту войну, против России, разумеется. Южнее взять, упрёмся в Запорожскую Сечу, ограбят обязательно. Ещё южнее – та же Турция получается. Да и через Москву придётся много по суше добираться, долго, дорого и всё железо с оружием придётся оставлять. Кроме того, оружие вполне могут царские слуги отобрать, под предлогом военных действий.
– Понятно, – мотнул головой Петро, – выбора практически нет, и, мы согласны, начинать нужно с Белого моря. А дальше?
– Не знаю, – развёл руками географ. – Давайте думать вместе.
– Мужчины, – вмешалась в разговор Нина, подруга Павла, давно переселившаяся к нему в комнату. – Мужчины, сделайте перерыв, отведайте солёных рыжиков с картофельным пюре.
– Хорошо, – согласился Петро, – вернёмся к разговору о цели позже. Пока предлагаю сосредоточиться на ближайших задачах – оборона от Маметкула, увеличение нашего гарнизона до двух-трёх сотен бойцов как минимум. Захват инициативы на реке Чусовой и поиск путей к поморам, чтобы нанять или купить океанское судно. Я правильно сказал, согласны?
– Да, – дружно кивнули мужчины, глядя, как Нина заносит тарелки.
Пищу принимали спокойно, вдумчиво, без разговоров и суеты. Соскучились парни по картошке, два года, почитай, не ели, всё мясо да мясо. Сегодня Нина расщедрилась, целый каравай хлеба нарезала к столу, хоть и ржаной, серый хлебушко, но какой ароматный! На самодельных угловатых тарелках из мутного стекла, в небольших розетках, более позднего изготовления, потому гораздо изящнее, лежали дары уральской природы. Красная икра пробойная, мороженая брусника, слабосолёная форель со льда, солёный хариус, маринованные опята. Завершал пиршество утончённого вкуса двухлитровый стеклянный же кувшин с сухим вином из красной рябины.
Производством вина из подмороженной первыми заморозками красной рябины занялся Володя, автомеханик. Человек простой, надёжный и незамысловатый. Рецепт же вина из подмороженной, сладковатой рябины был старым как мир, его ещё Володин дед знал, собирая вместе с внуком по первому снегу алые гроздья в зимнем лесу. Вот внучок его и вспомнил, когда исчезли винные магазины, а сахара не стало совсем. Без сахара, который в перемолотую рябину нужно было всё-таки добавлять, вино вызревало очень кислым, но с градусами. Из него же и уксус делали, отложив пару бутылей до лета, неплохой уксус вышел. Третий год мужское население острога зимовало с напитком Володиного рецепта, с каждым разом увеличивая заготовки красной рябины по осени. В этом году, дополнительно к рябине, экспериментаторы зарядили на брожение малиновой закваской пять ведёрных бутылей с калиной, три бутыли с чёрной смородиной и, по рекомендации биолога Алевтины, две бутыли со сладковатым корнем солодки, перемолотым и залитым водой.
Но истинным украшением стола была бутылка с подсолнечным маслом, двадцать литров которого впервые получили из семян подсолнуха, неплохо размножившегося за два лета. Супротив подсолнечника льняное и конопляное масло у магаданцев абсолютно не котировалось, по привычному для магаданца продукту скучали, пожалуй, больше, чем по хлебу. Или где-то в равной степени как минимум. Всем этим роскошеством, кроме вина, разумеется, заведовала Нина, прочно занявшая в общине место главной хозяйки. Туда она включила обязанности не только шеф-повара, но и кладовщика продуктовой кладовой. Даже при отсутствии запоров на многих дверях все магаданцы спрашивали разрешения Нины на выдачу продуктов. И в обязательном порядке отчитывались перед ней.
– Павел Аркадьевич, – заулыбались гости, – ты нас балуешь, право слово.
– Увы, друзья мои, увы, – не улыбнулся хозяин, помрачнев лицом. – Ужин наш, скорее, прощальный в таком составе. Ибо суждено нам завтра расстаться, как в песне «Дан приказ ему на запад, ей – в другую сторону». Прошу, подполковник, ваше слово.
– Значится так… – Встал Пётр, взяв стакан с сухим вином в руки, долго смотрел на него, собираясь с мыслями. – До нападения царевича Маметкула, как мы знаем из истории, остаётся полгода. Точно известно, что он придёт из Сибири по Чусовой, не раньше июня – июля будущего года. Нам нужно не просто отбиться, мы сделаем это при любой численности орды, хоть пять тысяч татар. Нам нужно захватить максимум трофеев и пленных, да так, чтобы об этом знали все уральские общины. Как минимум ближайшие соседи. Проще говоря, нужен мощный пиар. Для этого мы трое – я, Николай и Анатолий – отправляемся по соседним селениям, вербовать хотя бы одного-двух добровольцев от каждого стойбища на один год.
– Зачем? – удивился Володя, автор сухого вина. – Нам своих бойцов хватит, новичков ничему обучить не успеем.
– И не надо их учить. Новички своими глазами увидят разгром Маметкула, разнесут об этом вести по всем окрестностям. Мы заработаем огромный авторитет, получим приток вогульских добровольцев и хорошее отношение аборигенов. – Подполковник поднял стакан. – Выпьем за удачу, вот так. Авторитет среди аборигенов нам необходим для выстраивания логистики. То есть удобной и безопасной дороги от Ярвы до Белого моря.
– Это не всё, – продолжил разговор Павел Аркадьевич, уже сидя, – с завтрашнего дня начинаем работы по изготовлению радиоприёмников и передатчиков. Оказывается, в наших рядах скрывается инженер-радиотехник и его четырнадцатилетний сын, радиолюбитель. Стеклодувы полностью переходят в подчинение радистов. Кузнецы готовят волочильню для вытяжки медного провода, для фильер пойдёт платина, чтобы не быстро разнашивалась. Надежда уже подобрала смесь для изоляции провода, подростки займутся добычей живицы, если зимой смола не пойдёт, то будут цедить её с весны. Одновременно к середине лета оружейники подготовят два десятка пушек в передвижной комплектации, к ним тысячу снарядов. Две трети из них с картечью.
– Однако, – выдохнули многие из приглашённых гостей.
– Да, планы огромные, – согласился хозяин. – Но не более того, что мы уже сделали. Вспомните, с чего мы начинали, без оружия, без жилья, без денег. Выпьем за достигнутое!
– Ура, – вполголоса прохрипели мужчины, сдвигая стаканы. Они гордились тем, что сделали за два года, гордились собой, своими близкими, своей силой и волей. Эти мужчины не лежали на диване, не пили пиво перед телевизором. Эти мужчины работали, учились, воевали, защищали своих детей и женщин. Они сделали многое и смогут ещё больше, смогут всё!
Ранним морозным утром конца декабря 1572 года, в тёмных предрассветных сумерках стражники на воротах острога выпускали караван из трёх саней. Дружинники, что сменились час назад, не успели продрогнуть в тёплых полушубках. Они с интересом рассматривали, кто куда направляется. На одних санях Николай с Ваней сворачивал налево, к верховьям Ярвы. В места знакомые, продать кое-какой товар да разведать переходы к северным рекам, если удастся, проверить дорогу к притокам Печоры. Петро с двумя дружинниками и Толик с помощниками спускались по Ярве вниз. Там их пути разойдутся: Петро повернёт в верховья Чусовой, а сыщик свернёт в сторону Камы. Агитировать против Маметкула там особо некого, много русских селений и земли строгановские. Но именно туда двигался помощник и супруг главного химика, в надежде раздобыть в районе будущих Березняков несколько пудов кальвинита.
Надежда ещё осенью предостерегла командиров, что запасы селитры не бесконечны. Все обнаруженные пещеры вычищены, будут ли ещё находки, неизвестно. Без селитры поселенцы рискуют остаться безоружными, порох и азотную кислоту получать будет не из чего. Самим производить ямчуг, как его называют нынешние русские, дохлый номер. Для возникновения селитры нужно время и большое количество животных отходов, навоз к примеру. При мизерной численности конского поголовья и самих магаданцев выхода селитры естественным путём не хватит даже на ложку пороха. Тут же, предупреждая панику среди командиров, главный химик предложила достать кальвинит, которого с двадцатого века в Березниках добывают огромное количество.
Из этого сырья Надежда обещала изготовить другую взрывчатку, более мощную, чем порох. Главное же, договориться на поставки кальвинита, тогда военная безопасность магаданцев гарантирована. Потому и отправлялся на добычу кальвинита Анатолий, что жена рассказала ему все признаки минерала, его внешний вид и возможные места добычи. Сыщик помимо денег вёз с собой ассортимент всех товаров, производимых в остроге, чтобы заинтересовать местных жителей в добыче стратегического сырья. Конечно, и задачу пиара никто не отменял, приглашать русских на реку Ярву сыщик будет, напоминая, что земли там не царские и не строгановские, церковной десятины нет, налогового тягла первые пять лет не будет, рай на земле, а не жизнь.
Читать бесплатно другие книги:
