Мои 99 процентов Торн Салли
– Угу.
Джейми, наверное, рассказывал это Тому уже раз сто. Дуглас Франзо собственной персоной! Сын генерального директора! Важный! Богатый! Влиятельный!
– Я попросила его уйти.
– По словам твоего брата, – произносит Том, сопя, потому что одновременно пытается опустить заедающую створку обратно, – ты вспылила и разорвала контракт в клочки. А потом гналась за его машиной до самого угла Саймонс-стрит босиком и в одном халате на голое тело.
– Значит, эту подробность ты запомнил, да? – Я пытаюсь пустить в ход взгляд вожака стаи, но на этот раз он не отводит глаза.
Одна секунда превращается в две. Потом в три. Я утыкаюсь взглядом в свой бокал.
– Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты принимаешься сравнивать наши версии. Зачем тебе вообще понадобилось меня спрашивать, если ты и так знаешь, как все произошло? Джейми примчался со своей пробежки весь в мыле и наорал на меня. «Какого дьявола?» – вопил он. Все, остальное ты знаешь.
Надеюсь, мой братец не стал рассказывать все до конца. На этой самой кухне тогда разразилась Третья мировая война. Когда он ушел, потому что опасался, что не сдержится и убьет меня, я присела на корточки и принялась подбирать с пола осколки парадного бабушкиного сервиза, который мы расколошматили в пылу выяснения отношений. Мы швыряли друг в друга тарелку за тарелкой, пока не осталось ни одной целой.
Еще одна прекрасная вещь, которой близнецы Барретт не заслуживали. Да кем ты вообще себя возомнила?
Том бросает на меня взгляд, в котором явственно читается «не брюзжи», и принимается носком ботинка ковырять плинтус. Все, к чему он прикасается, шатается и ходит ходуном.
– Я не верю всему тому, что рассказывает про тебя твой брат. Мне кажется, он выдумывает.
– А потом ты поймешь, что это чистая правда, и твои иллюзии в очередной раз развеются как дым.
– Про иллюзии я ничего не знаю. Зато я много лет знаю тебя.
Третий бокал вина отправляется следом за первыми двумя.
– Джейми ползал по дорожке, собирая обрывки договора. Потом склеил их. Можешь себе представить?
– Вполне. Думаю, его мотивировал значок доллара.
– Он организовывал встречу с тем чуваком, из кожи вон лез, даже корзину с фруктами ему послал. А я все испортила.
– И насколько я вообще тебя знаю, ни капли об этом не жалеешь, – говорит Том.
Прислонясь к сломанной плите, я смотрю, как он с задумчивым выражением лица обходит кухню. Что он ищет? Хоть что-то, что не требовало бы ремонта?
– Ну и какие твои ближайшие планы? – спрашивает он.
– Я помогу подготовить дом к ремонту, а потом улечу отсюда первым же самолетом. Куда угодно. – В его глазах мелькает сомнение, и я пожимаю плечами. – Я серьезно. Посмотрю, куда можно улететь задешево, чтобы там было тепло и не нужна была виза. А ты куда планируешь податься?
Слова «на медовый месяц» я опускаю, потому что в моих устах они прозвучат как отрыжка. Я представляю себе Тома с Меган, лежащих на пляже. Потом мысленно вырезаю из этой картинки Меган.
– Найду что-нибудь подешевле и переберусь туда. Я всегда так делаю.
– Да что ты все про работу! Найди отель с хорошим бассейном, – сквозь зубы предлагаю я.
Дарси-подросток имела привычку сидеть на краю бассейна и смотреть, как он плавает, считая круги. Впрочем, со счета я очень быстро сбивалась, загипнотизированная ритмичностью, с которой он вскидывал голову из-под воды, чтобы сделать глоток воздуха. Лишь несколько лет спустя до меня дошло, что в животе у меня от этого зрелища екало потому, что оно было безнадежно эротическим.
– Ты же не бросил плаванье, нет?
– Да года два уже как бросил. – Том в задумчивости поводит плечами. – Времени нет. А потом что будешь делать? Найдешь себе съемное жилье? – Он морщит нос. – Сделай мне одолжение, подыщи себе что-нибудь поприличнее.
– Не знаю. Я уже привыкла не иметь постоянного адреса. Для барахла я арендую хранилище, а жить, когда вернусь, буду в нашем пляжном домике.
Очень надеюсь, что мое высказывание не прозвучало как: «Я постоянно путешествую, как избалованный ребенок, а в перерывах живу у мамочки с папочкой на всем готовеньком, будто у Христа за пазухой».
– Я перестроил твоим родителям заднюю террасу. Она была для них слишком мала. – Очень в духе Тома – бросаться гнуть спину на Барреттов по первому же свистку. – Уверен, они сейчас там, целуются под луной.
– Фу, гадость какая! Не исключено. – (Мои родители до сих пор не утратили интереса друг к другу, назовем это так.) – И ты даже в океане не плавал, когда делал там ремонт?
– Мне это в голову не пришло, – отзывается Том со слегка удивленным видом. – Елки-палки!
– Вода – твоя стихия. В следующий раз обязательно поплавай.
Я возвращаюсь обратно в гостиную и плюхаюсь на диван. Откуда-то, топоча как динозавр, трусит Патти с карандашом в зубах. Придется мне все-таки задать Тому неудобные вопросы, чтобы не висели над душой.
– Куда вы решили поехать в свадебное путешествие? – Молчание, и я делаю еще один заход. – Я побывала везде. Могла бы помочь вам с организацией поездки.
Он избегает смотреть мне в глаза, и я поникаю на своем диване. Может, если я не соглашусь быть фотографом у них на свадьбе, меня вообще не станут приглашать. Так и представляю себе, как мама мягко объясняет мне положение вещей. Скромная свадьба в интимном кругу. Только ближайшие родственники и друзья.
Твою мать! Так вот в чем дело. Я в число приглашенных не вхожу, и он пытается сообразить, как донести это до меня.
Том между тем перемещается в столовую и отваживается включить свет. Теперь там располагается моя маленькая домашняя фотостудия. У стены свалены коробки с товаром, который мне предстоит отснять.
– Это то, чем ты сейчас занимаешься?
– Угу.
Я запускаю руку в пакет с маршмеллоу. Пора заткнуть сосущую пустоту внутри. Включаю старенькую стереосистему Лоретты на случайное воспроизведение, и начинает играть The Cure. Пустота разверзается еще шире, и я сладострастно принимаюсь жалеть себя.
– Кружки, – с сомнением в голосе произносит Том. – Ты фотографируешь кружки для интернет-магазинов? Я был совершенно уверен, что Джейми это выдумал.
– Это правда. – Я набиваю рот сладкой белой пеной и отхлебываю вина, чтобы все это растворить. – И не только кружки. А вот в эту лучше не заглядывать, – предупреждаю я Тома, когда он принимается открывать коробки.
– А что там? – Он приподнимает крышку. – Э-э, ясно.
– Ты не представляешь себе, как сложно правильно выставить свет, чтобы сфотографировать десятидюймовый лиловый дилдо.
– Уверен, это за гранью человеческих возможностей.
Он шокирован до глубины души. Это так мило. Он вновь смотрит вниз, не в силах противостоять искушению.
– Не лезь в эту грязную коробку, Том, придется потом мозги полоскать с хлоркой.
У меня такое ощущение, что ему очень этого хочется.
Я отдала бы свое левое предсердие за то, чтобы узнать, что он подумал про весь этот силикон. Что почувствовал. Отвращение? Интерес? Гордость за то, что скрывается в его темно-синих брюках карго? В его глазах, когда он вскидывает их на меня, прочесть невозможно ровным счетом ничего. Он поспешно придает своему лицу выражение крайнего неодобрения.
Господи, какой хороший мальчик! Я по-акульи ухмыляюсь:
– Иногда мне разрешают оставить кое-что себе. – Некоторое время наблюдаю за тем, как он мечется по комнате, натыкаясь на мебель и стены, точно гигантский мяч для пинбола, потом, сжалившись над ним, роняю: – У меня уже скопилась целая куча кружек.
– Кружек, – повторяет он, как будто они первопричина всех несчастий этого мира. – Не думаю, что они – твое… призвание. Ты же гений портретной фотографии.
– Наоборот. Я нынче гениально фотографирую печальные портреты сексуальных игрушек. – При виде выражения его лица я пожимаю плечами. – Послушай, я просто фотографирую то, что мне присылают. Все до единой предметные фотографии в Интернете – мои.
Язык у меня пьяно заплетается, и я понимаю, что он это слышит.
– Люди не думают о том, кто делает фотографии, а просто кликают на картинку и складывают эти несчастные дилдо в корзину.
Выгнув спину, я расстегиваю лифчик и со стоном сгорбливаюсь обратно. Лифчик я вытаскиваю через пройму майки и бросаю поверх кучи тех, что не так давно свалила на кресло. Том все это время старательно отводит взгляд.
Вот только я не могу отделаться от ощущения, что краешком глаза он внимательнейшим образом наблюдал за процессом.
Глава 5
Не могу удержаться и не ковырнуть мою ранку еще раз. У меня нет ощущения, что Том отругал меня за мое поведение как полагается. Я заслуживаю нотации.
– Джейми заявил: даже Лоретта сказала бы, что я ненормальная, если разбрасываюсь такими предложениями. Возможно, я отреагировала бы по-другому, если бы знала, что из-за него потеряю брата.
Ух ты! Я произнесла эти слова вслух, и голос у меня даже не дрогнул.
– Ты не потеряла его, – говорит Том таким сочувственным тоном, что мне немедленно хочется разрыдаться. – Ты просто его разозлила.
– Я столько раз видела, как он вычеркивает людей из своей жизни, но никогда не думала, что когда-нибудь окажусь в их числе. Помнишь того парня, с которым он вместе работал? Гленна? Он потребовал у него вернуть долг, когда его жена лежала в роддоме!
– Да. Потому что Гленн получил должность, на которую метил он сам. Он невероятно добр к тем, кто входит в его ближний круг…
– Ага, – фыркаю я, – только этот круг просто микроскопический.
– Но стоит лишь сказать ему слово поперек, или задеть его самолюбие, или сделать что-то, что он сочтет предательством, как он превращается…
– В ледышку. Он ледышка. Прямо как я.
– Ты огонь, – не раздумывая, отвечает Том. – Вы с ним полные противоположности друг другу.
Ну вот, опять. Еще один неожиданный взгляд на меня. Любой, кто видел меня сегодня вечером на рабочем месте, сказал бы, что я Снежная королева.
– Я хочу быть льдом.
– Поверь мне, в этом нет ничего хорошего. Пожалуйста, оставайся пылкой. – Он со вздохом замолкает; видимо, думает о чем-то грустном. – И вообще, я не хочу, чтобы ты считала, что поступила неправильно. Неужели ты хотела, чтобы на месте этого дома появился жилой комплекс? Вопреки ее последнему желанию?
– Разумеется, нет. Ладно, что теперь об этом говорить. Я так разозлила того чувака, что он выбрал другую улицу. Скажем так, я больше не могу заглянуть к соседям за сахаром. – Я делаю глоток вина. – Основная претензия ко мне как к сестре-близнецу заключалась в том, что я приняла решение единолично. Не посоветовавшись предварительно с братом. Это смертный грех.
– Да, это серьезное испытание его братских чувств.
Том знает больные места моего брата ничуть не хуже, чем я. Основных три: деньги, верность, решения.
Жалкие остатки моего сердечного препарата, который я не помню, когда принимала в последний раз, в сочетании с вином дают интересный эффект. Мне пришлось приложить немало сил, чтобы добиться эффекта привыкания.
Я приподнимаюсь на цыпочки:
– До сих пор не могу опомниться от счастья, что мне в кои-то веки что-то обломилось поровну с Джейми. Кажется, такого никогда еще не случалось.
Том переходит к стене и принимается нажимать на пузыри в обоях.
– Еще как случалось.
– Да сядь ты уже посиди! – Я указываю на кресло, он послушно сдвигает в сторону гору лифчиков и усаживается. Хороший мальчик. – Джейми никогда в жизни ничем не делился со мной поровну. Даже когда мама в детстве давала нам на двоих кусок пирога с условием поделить пополам…
– Джейми делил его на шесть и четыре десятых, – заканчивает вместо меня Том.
– Он говорил, что он больше и поэтому ему полагается бльшая часть.
Я устремляю взгляд на Тома. Он сидит в кресле, как кусок пирога или еще одна прекрасная фотография, которую мне никогда не доведется сделать. В свете электрической лампы его лицо кажется еще фотогеничнее. Я понимаю, что пьяна, но остановиться не в состоянии, и добавляю:
– А тебя мне вообще нисколько не досталось.
Смотрю, как он обдумывает мои слова. Отрицать это он не может. Все наше детство мы провели на противоположных концах стола. Мой блондинистый братец-командир без умолку болтал, смеялся, доминировал. Вел себя как соединяющее звено между нами. «Оставь Тома в покое, – только и слышала я. – Не обращай на нее внимания». Пожалуй, вот так наедине с ним сегодня я оказалась впервые.
Мы все владеем Томом Валеской по частям: Джейми, Меган и я. Его мама и мои родители. Лоретта и Патти. Все, кто хоть раз в жизни с ним сталкивался, жаждут заполучить себе кусочек, потому что он самый лучший. Я быстро прикидываю в уме общее количество всех этих людей. Дантиста и семейного врача туда же. Я могу претендовать хорошо если на один процент. Жадничать плохо. Нужно делиться.
Вино теплой щекотной волной циркулирует по моим венам.
– Ну почему из нас двоих именно он появился на свет первым? Клянусь, если бы я была старшей сестрой, все было бы по-другому.
– Ваш папа всегда шутил, что Джейми был опытным образцом. – Том сегодня просто в ударе. – Это значит, что ты усовершенствованная модель.
– Вот только качество модели что-то подкачало. С брачком оказалась.
Я хлопаю себя по груди, и, не стесненная лифчиком, та беззастенчиво подпрыгивает.
– Да, кстати, я как раз хотел спросить, – осторожно говорит Том, избегая смотреть мне в глаза, точно охотник, подбирающийся к вожаку волчьей стаи, – как поживает твоя шпулька?
Так он с самого детства называет мое сердце. Я уже и не помню, с чего все это пошло. В его представлении, в груди у меня находится шпулька с намотанными на нее нитками. В его арсенале такое количество методов держать в узде близнецов Барретт, что я просто не устаю поражаться. От этого его милого эвфемизма я всегда таю.
– Моя шпулька поживает прекрасно. Я намерена жить вечно. Должен же кто-то будет полить твою могилу «Квенчем». Хотя… придется же потом объясняться с престарелой Меган. Нет, я передумала. Я умру первой.
– Я за тебя беспокоюсь.
– А я беспокоюсь за невыносимо сексуальных богатырей, которые оказались ночью один на один со мной в доме и задают слишком много вопросов.
Я вытягиваю ноги, и лямка майки спадает с одного плеча. Интересно, мой пирсинг в соске сейчас делает то, что у него лучше всего получается под одеждой: подчеркивает очевидное? Судя по тому, с каким выражением он смотрит на меня, груду лифчиков и темноту за окнами, до него только что дошло, что наши отношения длиной в восемнадцать лет наконец-то, пусть и с большим опозданием, достигли знаменательной вехи.
Мы наедине.
Я заглядываю ему в глаза и чувствую, как внутри у него снова проскакивает какая-то искра. Все остальные видят в нем благовоспитанного милягу. А каким видится происходящее между нами мне? Я знаю лишь, что порой это что-то не вполне объяснимое.
– Ты ведь понимаешь, почему это все так странно, да?
Дверь со скрипом приоткрывается, и мы оба подскакиваем от неожиданности. Если кто-то и мог бы знать о существовании где-нибудь за шкафом потайного хода, ведущего с улицы прямо в дом, это был бы Джейми.
В комнату, воинственно распушив хвост и не сводя своих зеленых глаз с Патти, входит кошка Лоретты, Диана. Она тоже часть нашего с Джейми наследства. В глубине души я недолюбливаю ее, но опять-таки не могу не признать, что животные обладают магической способностью разряжать напряжение.
Я щелкаю пальцами, чтобы привлечь ее внимание, и она одаривает меня взглядом, в котором явственно читается: «Что ты вообще себе позволяешь?»
– Не хочу быть циничной, но тебе не кажется, что Лоретта завела эту кошку, чтобы прибавить себе мистического флера в глазах своих клиентов?
– Она не была шарлатанкой. – Том качает головой. – Она действительно во все это верила.
Том испробовал на себе практически все, что было у Лоретты в репертуаре. Она была в восторге от его ладони. Вполне предсказуемо, он обладатель чумовой линии сердца. «Как будто клинком ударили, – сказала ему она, сопроводив свой комментарий рубящим движением руки. – От души так». Он тогда воззрился на свою руку, с изумлением насупившись, словно ожидал увидеть там кровь.
Лоретта специализировалась на Таро, но предлагала все: гадание на кофейной гуще, И-цзин, нумерологию, астрологию, фэншуй. Хиромантию, толкование снов, кольцо на подвеске. Прошлые жизни. Тотемные животные. Ауры. Однажды, подростком забежав к ней в гости, я очутилась перед запертой дверью, к которой была прилеплена бумажка с надписью «Не входить. Идет сеанс».
– Знаю. – Я обвожу рукой вокруг себя. – И думаю, она честно отрабатывала свои деньги. Но и антураж создавать она тоже была большая мастерица.
Обои на стенах украшает узор в виде гиперреальных кроваво-красных гортензий. Шторы обрамляет бахрома из чернильно-черных бусин, таинственно мерцающих на свету. Низенький кофейный столик с легкостью преображается, стоит накрыть его плотной блестящей скатертью и водрузить поверх хрустальный шар.
Тут ты словно оказываешься внутри бутылки джинна. Когда в камине потрескивает огонь, а на стенах горят рубиновые лампы, в этой прекрасной комнате ты можешь поверить во что угодно. В воздухе до сих пор висит густой запах фирменного благовония Лоретты: смеси полыни, кедра и сандала с еле уловимой компрометирующей ноткой травки. В этой комнате я скучаю по ней меньше всего.
– Этот камин входит в пятерку моих самых любимых на свете вещей, – киваю я в его сторону. – Скорее бы уже похолодало, чтобы можно было его топить. – Мысленно листаю вперед страницы календаря. – А, ну да. Черт!
Том сплетает пальцы рук и подается вперед:
– Мы можем зажечь его вместе, перед тем как…
– Да, хотя бы один раз напоследок было бы здорово, – киваю я, пытаясь не выказать своей грусти.
Кажется, я не подумала о том, с чем мне придется попрощаться.
Презрительно наморщив нос, Диана вспрыгивает на подлокотник кресла Тома, и Патти начинает трястись от ярости. Милые маленькие буфера. Что бы мы без них делали?
– Я умоляла Джейми забрать ее к себе. – Открываю новую пачку маршмеллоу, потому что сосущая пустота разверзается все шире и шире. – Каждому злому гению нужна пушистая кошка, которую он мог бы гладить.
Том протягивает к ней руку, и он принимается тереться своей белой щекой о его костяшки, потом устремляет на меня самодовольный взгляд своих ядерно-зеленых глаз. Очень ее понимаю. Я бы с большим удовольствием последовала ее примеру.
Он широко зевает и слегка ссутуливается, не подозревая о том, что мои мысли с каждой минутой принимают все более и более фривольный оборот. Тут я кое-что вспоминаю.
– Слушай, у нас проблема с комнатой Джейми, – говорю я, и Том немедленно хватается за эту возможность покинуть комнату; выходит, мое состояние от него все-таки не укрылось. – Я не виновата! – кричу я ему вслед. – Я не знала, что ты должен приехать!
– Да она забита до самого потолка, – отзывается он из коридора. – Дарси, это даже не смешно.
– У меня нет ни одной кладовки, а Джейми все никак не соберется приехать и забрать свое барахло. Ну, вот я и… и забила его комнату до потолка.
Когда Том показывается вновь, я как раз наливаю себе очередной бокал вина. Он без лишних слов забирает у меня бутылку и, подняв над головой, смотрит на свет, чтобы определить, сколько там еще осталось.
– Все, на сегодня хватит! – Он легонько взъерошивает мне волосы, чтобы смягчить свои слова. – Я все никак не привыкну. Они такие короткие.
Он до сих пор так и не сказал, что стрижка мне идет. А сама я не спрашиваю, потому что врать Том не умеет. Меган – обладательница роскошной блестящей гривы цвета воронова крыла. Даже мне хочется потрогать ее волосы.
– Я выгляжу как член корейской музыкальной мальчиковой группы, но мне плевать. Зато приятно, когда ветер холодит шею.
Том убирает руку, и я тянусь за его пальцами. Надеюсь, он ничего не заметил. Прикосновения нужны мне сильнее, чем солнечный свет, как ни стыдно в этом признаваться. В воздухе возникает голографический призрак Винса, и я усилием воли заставляю его померкнуть.
– Я лично даже не догадывался о том, что у тебя есть шея. Что стало с твоей косой после того, как ее отстригли? Только не говори, что ты ее выкинула.
Эта мысль явно его ужасает.
– Я ее пожертвовала. Так что кто-то теперь разгуливает в большом блондинистом парике. Ну как, со стрижкой я похожа на Джейми?
Он смеется, и в комнате мгновенно становится светлее. Я говорю это не ради красного словца, это чистая правда. Все лампы разом вспыхивают. Скачок напряжения в электрической сети – или это Лоретта подглядывает за нами? Я лично без сомнения поставила бы на последнее.
– А твой брат что сказал, когда увидел это?
– Что я похожа на недоделанную Жанну д’Арк, которая решила податься в готы, и что я состригла то единственное, что делало меня похожей на человека. Да и наплевать. Главное, что мне нравится.
Том ставит подальше бутылку и бокал, потом берет пакет с маршмеллоу, который я все это время прижимала к груди, и кладет его на каминную полку.
– Не вижу ни малейшего сходства.
– Я похожа на мистера Пакмана с бантиком на голове. В уменьшенном масштабе.
– Вот уж ничего подобного.
– Это комплимент или оскорбление? Мой брат – красавчик, ты же знаешь.
Явно забавляясь, Том качает головой, но по-прежнему ничего не говорит. Я рыбачу с этого самого пирса уже много лет. Том подходит ко мне вплотную и, протянув руку, легонько касается красной отметины на моем запястье:
– Вот это вот никуда не годится. И я бы… – Не договорив, он стискивает челюсти так, что на щеках у него начинают играть желваки, а руки сжимаются в кулаки.
Я прекрасно знаю, что он сделал бы. Нет никакой необходимости произносить это вслух. Я это чувствую.
И только я собираюсь протянуть руку, чтобы разжать его пальцы, как он решает скрыться от меня в том единственном месте, куда я не могу за ним последовать.
– Пойду-ка я приму душ, – говорит он и, выйдя за дверь, возвращается с огромным чемоданом.
– Что это? Ты что, собрался в кругосветное путешествие? Решил облететь весь мир?
– Ха-ха, – сухо отзывается Том.
Летать он очень не любит. Представлять, как он, с трудом втиснувшись в крохотное самолетное кресло, испуганно сжимает подлокотники, очень странно. И умилительно. И грустно. Вот что вино делает с человеком. В особенности вино, помноженное на The Cure.
Я откидываюсь на спинку кресла и закидываю ногу на ногу.
– Душ в последнее время ведет себя несговорчиво. Давай я покажу тебе, как с ним управляться, – говорю я сугубо деловым тоном, но не могу не заметить розово-золотые пятна, которые вспыхивают у него на щеках, когда он расстегивает свой чемодан.
– Спасибо, не надо.
Том вытаскивает пижаму и черную сумочку на молнии.
– Так, подожди! – Я вскакиваю на ноги и бегу в коридор, по пятам преследуемая Патти. – Я должна кое-что проверить…
– Расслабься, Дарс, – раздается у меня за спиной голос Тома, когда я лихорадочно собираю разбросанное по полу ванной нижнее белье. – Мы же, когда росли, практически делили одну ванную.
И он из вежливости не напоминает мне о том, что живет с женщиной. Чего он там не видел?
Места в ванной становится вполовину меньше, но я по-прежнему отказываюсь выходить.
– Все, кыш отсюда!
Он берется за нижний край футболки. Потом тянет его вверх. Я внутренне подбираюсь. Показывается дюймовая полоска загорелой кожи цвета карамельной ириски. Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. Главное – не смотреть туда.
Костяшки его рук начинают белеть.
– Давай выметайся уже!
Я не знаю, к кому он обращается: ко мне или к Патти. Я молю святую Меган укрепить мою волю. Он выпроваживает меня за дверь.
– Полотенца там же, где всегда?
– Угу, – выдавливаю я, совершенно убитая отчетливым щелчком замка в двери.
Как унизительно! Как благопристойно!
– Прости, что веду себя с тобой как дура.
– Да ладно.
Там, за дверью, Том начинает раздеваться. Давай же, Maison de Destin. Сделай так, чтобы твои стены рухнули.
– Не забывай, я много лет тебя знаю.
– И все это время я вела себя с тобой как дура.
– Угу.
Из-за двери слышится грохот, потом оглушительный рев, и Том вскрикивает от неожиданности.
– Ох уж эти трубы!
До меня доносится шелест занавески для душа. Я сползаю по стене на пол. Патти двоится у меня в глазах. Вот и славно! Когда он уедет, я оставлю себе одну из них.
– Везет же этой трубе.
Ноги меня не держат, и, возможно, мне стоило бы обеспокоиться. Не настолько уж много я и выпила. Может, я умираю? Да нет, с сердцем вроде бы все нормально, оно отважно стучит себе дальше. Я смотрю на две маленькие собачьи мордочки рядом со мной.
– Эх, малышки, этот душ даже не представляет, как ему повезло.
Ладно, подведем итоги этого вечера.
Том Валеска в данный момент подставляет свое идеальное лицо струям воды в моей ванной, и прозрачные капли скатываются по его золотистой коже, под которой играют упругие мышцы. Я видела, как он выходит из бассейна, наверное, уже десять миллиардов раз, так что, думаю, я знаю, как это выглядит. Наверное.
Я задираю футболку и ее краем утираю покрытые испариной лицо и шею.
У него обалденные ноги и мускулистая задница. Бедра, которые так и хочется оседлать. А плечи, с которых в эту минуту стекают ручейки воды? Душ выключается, и он, наверное, пытается обернуть вокруг себя одно из полотенец Лоретты. Эти полотенца едва сходятся на талии у меня.
Картинки, которые роятся у меня в голове, следовало бы наглухо запечатать в коробке с силиконовыми дилдо, как будто это чертов саркофаг.
Все это просто не может происходить в реальности. Наверное, я спьяну отрубилась на диване и теперь мне снится горячечный эротический сон. Но если бы это был сон, дверь ванной была бы приоткрыта, а в щелку выползали бы клубы пара. Если бы он сейчас позвал меня войти, я зубами выдрала бы дверные петли и выплюнула их на пол.
Могу сказать с абсолютной уверенностью: ни один мужчина никогда прежде не вызывал у меня желания лизнуть запотевшую кафельную плитку на полу ванной.
– Меган, Меган, – шепчу я, вызывая в голове образ льдисто поблескивающих бриллиантов на холеном пальце, и усилием воли заставляю себя подняться на ноги.
В своей комнате я стираю с глаз макияж и переодеваюсь в легинсы и старую футболку с принтом какой-то рок-группы. Зубы чистить не буду, и плевать на кариес. Когда Том появляется на пороге в очередной обтягивающей футболке и спортивных штанах, я вновь начинаю сомневаться, не снится ли мне все это.
– Ты кое о чем забыла. – Он тычет большим пальцем в сторону соседней двери. – Та комната… – Его челюсти сжимаются, и он с трудом подавляет зевок; да уж, мое гостеприимство оставляет желать лучшего. – Где я буду спать?
– В моей кровати. Да не со мной! Я сегодня лягу на диване. – Я оглядываю свою прикроватную тумбочку. – Погоди, дай я быстренько приведу комнату в порядок.
Он смеется c таким видом, как будто раскусил меня:
– Я посплю на диване.
– Ты там не поместишься. Ложись.
Я откидываю одеяло, беру его за запястья и бросаю на постель. Это оказывается до странности просто. Разве справиться с таким великаном и свалить его не должно быть сложно? Может, я суперсильная? Или это он легкий как перышко?
Или, что гораздо более правдоподобно, он просто до смерти устал. Но, несмотря на это, Том одаривает меня таким взглядом, от которого мурашки бегут по телу. А когда он натягивает одеяло, оно едва прикрывает его бедра. Он похож на прекрасного могучего викинга, даже под этим одеялом веселенькой девчачьей расцветки.
– Это неправильно.
Он прислоняется к изголовью кровати и косится на мою прикроватную тумбочку. Это меня не слишком беспокоит. У него железобетонные моральные принципы. Чего отнюдь нельзя сказать о моих. Так, пора валить из этой комнаты. И из этой страны.
– Джейми убил бы меня, если бы узнал, что я позволила тебе ночевать на диване или, того хуже, на полу. Можешь считать меня радушной хозяйкой.
Я несу какую-то невозможную пьяную чушь. И это очень странно, потому что чувствую я себя внезапно совершенно протрезвевшей. Я открываю массивный деревянный сундук в изножье кровати и принимаюсь рыться в нем в поисках лоскутного одеяла. Матрас под Томом тревожно скрипит. Кажется, этот звук исторгнут из глубин его собственной души.
– Что такое? – цыкаю я на него. – Спать в моей постели – это не измена Меган. И белье я только что застелила свежее, так что на этот счет можешь даже не переживать.
Краешком глаза я вижу, как он со священным ужасом бросает взгляд на потенциальное место Винсента.
Старательно не глядя в его сторону, я хватаю подушку. Я и так знаю, что в мою королевских размеров кровать Том вписался, как будто спал тут всегда.
– Ладно, спокойной ночи.
Я плетусь обратно по коридору, задевая локтями все на своем пути, и падаю на диван.
Читать бесплатно другие книги:
