Это по-настоящему Уатт Эрин
Все становится чертовски запутанным.
– Знаю, – подмигивает Кэрри. – Просто не смогла устоять. Это же сам Окли Форд! Поверить не могу, что он стоит рядом со мной. Что я к нему даже прикоснулась! – Она продолжает нести эту чушь, как будто меня на самом деле не существует.
– Осторожнее, он же все слышит, – одергивает Вонн подругу, но мягко, чтобы не обидеть.
Я маскирую чувство благодарности развязной ухмылкой.
– В общем, Окли, это Кэрри, Трейси и Кики – это она делала мне прическу. И ее парень Джастин. Кстати, его любимая песня – Do Her Right.
Крупный парень рядом с Кики краснеет.
Я свободной рукой даю ему пять:
– Моя тоже.
Все в курсе, что заглавный трек с альбома «Форд» о сексе. Не то чтобы я собираюсь кого-то за это стыдить, но Джастин почему-то краснеет еще сильнее.
Поздоровавшись со мной, он опускает голову, а девушки начинают хихикать, пока это хихиканье не перерастает в настоящий хохот.
– Я пойду в уборную, – говорит Джастин и торопливо исчезает.
– В чем дело? – интересуюсь я.
Теперь краснеет Кики, и до меня наконец доходит. Они развлекались под мою песню!
Вонн ухмыляется:
– Скажем так, ты несешь ответственность за некоторые события в школе имени Томаса Джефферсона!
– Рад служить вдохновением.
Девушки снова начинают истерически хохотать.
Люк опять решает открыть свой грязный рот.
– Мне кажется, нам всем стоит хорошенько повеселиться. Как насчет афтерпати, чувак?
Я бы немедленно ему отказал, но мне неловко перед Вонн и ее подругами, и я не знаю, что делать. Вообще-то мне не хочется впускать толпу незнакомых людей к себе домой. Я был бы не против пригласить Вонн. А вот остальных – вряд ли. Но это ее друзья, а мне почему-то очень хочется ей угодить.
– Нет, нам нужно домой, – говорит Вонн, и я стараюсь не выдать своего облегчения. – Девчонкам завтра на занятия.
– Но Вонн, – возмущается Кэрри, которой явно неловко, что подруга указала на их юный возраст. – Ничего страшного.
– Я устала, – говорит Вонн, складывает руки на груди и сердито смотрит на подругу.
– Честно говоря, я тоже, – вру я: еще даже полуночи нет.
Люк гневно смотрит на меня.
– Честно говоря, я бы поехала домой после этого сета, – говорит Вонн.
– Почему? – возмущается Кэрри. – Ты же не работаешь. И на занятия тебе не надо.
В ее голосе слышится осуждение, как будто мнение Вонн вообще ничего не значит. Возможно, стоит оставить эту девчонку на съедение Люку.
Но моя спутница пропускает это мимо ушей.
– Тай может нас отвезти? – обращается она ко мне.
– Да.
Кэрри умолкает, сообразив, что Вонн не передумает. И когда Люку становится ясно, что я не позволю ему увезти к себе этих школьниц и афтерпати устраивать тоже не собираюсь, он исчезает – видимо, отправляется на поиски более легкой жертвы. Или, по крайней мере, более доступной.
Мейверик издает последний звук, и прожекторы над сценой мигают один раз, а потом еще дважды – наступает перерыв. Гости выстраиваются в очередь к туалетам.
– Спасибо за приглашение, – благодарит меня Кики.
– Да, это было здорово. Давайте сфотографируемся! – Кэрри сует в руки Вонн свой телефон.
Они хотят сфотографироваться со мной. Вонн пожимает плечами, выражая ту же самую мысль, что крутится у меня в голове: никуда не деться. Кэрри и Кики подлезают мне под руки, а Вонн старается не рассмеяться – она уже знает, как я не люблю физического контакта с незнакомцами.
Пятнице было бы не смешно. Она была бы в ярости. А Вонн веселит то, что меня со всех сторон облапала ее девчачья банда. Честно говоря, кажется, я чувствую, что Кэрри засунула ладонь в задний карман моих джинсов.
– Сфотографируй, – произношу я одними губами.
Вонн показывает большой палец и нажимает на спуск. Кики на мгновение отрывается от меня и протягивает ей свой телефон. Вокруг тоже фотографируют.
В клубе так темно, что на телефонах Кэрри и Кики, скорее всего, будут видны только три темных красноглазых силуэта. Но на меня со всех сторон наставлены профессиональные фотоаппараты.
Завтра в интернете появятся снимки с заголовками:
«Разгул Окли Форда в клубе».
«Форд с красотками изменяет своей девушке?».
Но вот все это заканчивается и мы выходим с черного хода к ожидающим нас внедорожникам.
– УУ будет просто в ярости, когда узнает об этом, – говорит Кэрри, и я чувствую, как Вонн напрягается. В голове появляется навязчивая мысль: она что, представляла себе, что целуется с УУ? Когда прижималась ко мне в клубе, она тоже воображала, что это УУ? И когда положила мою руку себе на талию?
Я не планировал сегодня опять с ней целоваться. Клаудиа наверняка уже пришла в ярость из-за тех снимков. Но я хочу, чтобы она поцеловала меня, прежде чем сядет в машину. И мыслями была далека от своего нелепого парня в дурацкой кепке, любителя клетчатых рубашек, а думала обо мне – Окли Форде.
– Постой, – я тяну ее назад, не давая забраться в машину вслед за Кики.
– А, ну да. – Она убирает волосы с лица. – Для фотографов.
У себя за спиной я слышу стрекотание камер.
Она закатывает глаза, что бесит меня еще сильнее.
– Улыбайся, детка. Это же твоя работа, ты помнишь?
– Я тебе не детка, – рычит она.
– Но целый год тебе придется это терпеть.
Она яростно смотрит на меня. Похоже, я только что собственными руками спустил в унитаз все, что произошло между нами в гримерке, но мне сложно остановиться. Каждый раз, когда я открываю рот, из него вылетает какая-нибудь гадость.
– А теперь поцелуй меня так, как будто не можешь от меня оторваться. – Я запускаю руку ей в волосы и слегка наклоняю ее голову. – Так удобнее. В этот раз с языком. – Остановившись в миллиметре от ее лица, я произношу: – Как меня зовут?
На этот раз в ее глазах удивление:
– Окли Форд.
Я испытываю эйфорию:
– Именно.
И страстно целую ее, ощущая вкус кока-колы, которую она пила весь вечер, и мяты, листочек которой положила в рот перед тем, как выйти.
Но она не отвечает на поцелуй.
ОНА
ОКЛИ ФОРД ПУБЛИЧНО ВЫРАЖАЕТ СВОИ ЧУВСТВА!
Ничего себе! Вчера вечером Окли Форда и его новую подружку видели в клубе Valor на благотворительном концерте с участием Мейверика Мэдсена. Все деньги, собранные на этом ежегодном мероприятии, передаются в Фонд борьбы с мышечной дистрофией.
Но некоторые мышцы Окли Форда, как мы заметили, далеки от дистрофии!
Ничего не подумайте, мы о том, как энергично он прыгал по сцене:)
Музыканта дважды застали целующимся со своей новой пассией. Очевидцы говорят, что парочку было невозможно оторвать друг от друга!
Похоже, под влиянием разгульного Окли Форда хорошая девочка пустилась во все тяжкие…
Пост на сайте «Голливудская хроника от Хайди» заставляет чувствовать отвращение, и я захлопываю крышку ноутбука, думая о том, что так будет не всегда. Когда все это закончится, я снова смогу целоваться с УУ на улице, не привлекая внимания таблоидов. Кстати, нужно срочно ему позвонить.
Да, и Клаудиа тоже не будет орать на меня по тысяче раз на дню.
Сегодня утром она разбудила меня воплем:
– Взасос! Вонн, нельзя целоваться взасос! И вообще, не нужно целоваться на публике! От этого ваши отношения выглядят как животный секс, а не как романтическая история, которую мы пытаемся преподнести.
– Окли это скажите, – бормочу я.
Понятия не имею, что вчера на него нашло, но мне это совершенно точно не понравилось.
Сперва он внезапно набросился на меня с поцелуями в гримерке, а потом еще заставил позировать перед машиной, засунул язык мне в рот и спросил, как его зовут, как будто мы снимаемся в порнофильме!
Стоит мне только подумать, что он нормальный человек, как он тут же доказывает обратное. Как же все-таки хорошо, что он мне не нравится. А то, что я чувствовала после концерта, – это просто адреналин. И больше ничего.
– Мы с Эми разгребаем последствия, – сухо говорит Клаудиа. – Сегодня в полдень ты обедаешь с Катриной…
– С какой Катриной? – перебиваю я.
– Катриной Форд, – раздраженно вздыхает она. – Матерью Окли.
Моя челюсть чуть не падает на пол. Сегодня я должна встретиться с кинозвездой Катриной Форд? Вот серьезно, почему бы не предупреждать о таких вещах заранее?
– Она знает, что все не по-настоящему?
– Нет. Ты должна ее убедить, что вы с Окли действительно влюблены друг в друга. Адрес мы сольем папарацци, так что они заснимут, как вы обедаете вместе. Возможно, это исправит последствия предыдущего инцидента.
– А сам Окли там будет? – спрашиваю я. Мне совершенно не хочется в одиночку знакомиться с его матерью.
– Нет. Я позабочусь, чтобы сегодня он не вылезал из студии. Мы не хотим, чтобы вас видели вместе в ближайшие пару дней. Пусть сначала история о поцелуе всем наскучит.
– Господи, ну это же просто обычный поцелуй! – Я начинаю думать, что в Голливуде все какие-то сумасшедшие. С другой стороны, если даже Клаудиа так нервничает, что скажет УУ?
– Это не просто поцелуй. Ты должна поддерживать имидж хорошей девочки. А не становиться хорошей девочкой, пустившейся во все тяжкие.
Я хмурю брови. Вероятно, мы с ней читаем одни и те же сайты. Так что я пытаюсь повернуть разговор в прежнее русло:
– А Окли знает, что я сегодня встречаюсь с его матерью?
Клаудиа на это клюет:
– Пока нет, но я сейчас позвоню ему и введу в курс дела. Катрину я уже предупредила, она невероятно рада с тобой познакомиться. – Клаудиа продолжает меня инструктировать: – Надень что-нибудь симпатичное и не вызывающее. Макияж допустим, но не слишком яркий – Катрина не любит ничего броского. Ах да, и ни в коем случае не упоминай Дасти.
– Дасти? – непонимающе переспрашиваю я.
– Дастина Форда, отца Окли. Катрина каждый раз приходит в бешенство, если о нем слышит. Эми сейчас пришлет тебе темы для разговора. Через час за тобой заедет машина.
Она вешает трубку, и практически сразу я слышу звук уведомления о новом собщении.
Не упоминай о досрочном выпуске из школы. К. бросила школу в 16 и получила аттестат только в 20.
НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не упоминай отца Окли.
Не упоминай о пластической хирургии – К. клянется, что никогда к ней не прибегала, но все актеры это делают.
Не заводи разговор о: политике, экономике, ее детстве (выросла в трейлере, старается об этом не упоминать), двух ее последних работах (провал), экологии, …
Я мотаю головой: то ли я ничего не понимаю, то ли здесь на самом деле нет ни одной темы для разговора, а перечислено только то, что нельзя обсуждать. И список очень длинный.
Стараясь не закричать в панике, я тру глаза руками. Похоже, мать Окли просто очень нервная. Об экологии-то почему нельзя говорить? У нее травмирующие воспоминания, связанные с изменением климата?
У меня опять звонит телефон, на экране высвечивается номер Тайриса. Это означает, что на самом деле звонит Окли.
Интересно только, какой именно Окли – добрый и милый или тот мерзавец, который насильно поцеловал меня взасос вчера вечером?
– Клаудиа говорит, ты сегодня встречаешься с моей матерью.
– И тебе привет, – бурчу я. Понятно. – Сегодня отличный день, правда?
Он игнорирует мой сарказм:
– Она наверняка будет тебе рассказывать, какой я эгоистичный, ужасный сын…
– Почему это она считает, что ты ужасный сын?
– Потому что я подал на выход из-под опеки в пятнадцать лет.
Ой, точно. Я совсем забыла, что Ок не поддерживает отношений с родителями. Тогда понятно, почему они никогда ему не звонят.
– А почему ты так поступил? – спрашиваю я и готовлюсь к тому, что сейчас он огрызнется. Но он спокойно продолжает.
– У нас были разногласия по поводу моей карьеры. Отец хотел, чтобы я бросил музыку, – говорит он равнодушным тоном. – Неважно. Вообще я просто хочу тебя предупредить. Тебе, конечно, будет приятно слушать, как она поливает меня грязью, но просто воспринимай все это с долей сарказма, ладно? С того времени она мне звонит только пару раз в год, да и то когда ей что-то от меня нужно.
– Ладно. – Слова Окли заставляют меня усомниться в сказанном. – Ты точно больше ничего не хочешь сказать?
– О чем?
Ну, вообще-то можно было бы извиниться.
– Ну не знаю… Просто мне казалось, ты хочешь что-то добавить. По поводу вчерашнего. – Я довольно откровенно намекаю.
– Не-а, – в его голосе появляется раздражение, – а ты ничего не хочешь мне сказать?
– А что, должна?
– Ну, значит, мы закончили.
И Окли кладет трубку, не дожидаясь ответа. Это меня одновременно удивляет и злит – он что, правда считает свое вчерашнее поведение нормальным? Конечно, я обязана ему подыгрывать перед камерами, но это же не значит, что можно против моей воли делать подобные вещи и еще над этим смеяться.
И почему я продолжаю ему сочувствовать? Ну подумаешь, он в ссоре со своими родителями. У него есть все, о чем большинство людей не смеет и мечтать. Он совершенно не стоит моего сочувствия, особенно после своей вчерашней выходки с «как меня зовут», за которую даже не извинился!
Я со вздохом подхожу к шкафу и ищу что-нибудь «симпатичное и не вызывающее». В итоге мой выбор падает на желтое летнее платье с маленькими зелеными цветами вдоль ворота и джинсовую куртку. Я с тоской смотрю на свои кеды, потом беру коричневые ботильоны… и все-таки надеваю кеды. Мне безразлично, что Катрина Форд может не одобрить сочетание кедов и платья. Между удобством и красотой я всегда выбирала удобство.
Я расчесываю волосы, когда в комнате появляется один из близнецов. Кажется, это Шейн, но я слишком сосредоточена на прическе и не оглядываюсь.
– Ты что, куда-то собираешься с Оком? – возбужденно говорит он. – Он приедет за тобой?
Хм, с каких это пор он его так называет?
– Нет, я иду обедать с его мамой. И меня заберет машина.
Он выглядит очень расстроенным. Да, это точно Шейн. Спенсер лучше маскирует свои эмоции.
– А… Ну ладно. Он не говорил, когда опять придет?
Если это будет зависеть от меня, то никогда. Одно дело изображать отношения с ним на публике, а другое – приглашать его к себе домой. Здесь моя зона комфорта и безопасности.
– Нет, – говорю я.
– Но мы же все равно пойдем в гости к его другу? У которого рампа на заднем дворе?
Я понятия не имею, о чем он говорит.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, он говорил мне по телефону пару дней назад…
– Когда это ты с ним разговаривал по телефону? – требовательно спрашиваю я.
– Пару дней назад, – повторяет Шейн. – Не тормози, Вонн.
Вот умник.
– Окли тебе звонил? Зачем?
Шейн живо кивает:
– Он хотел узнать, как дела с досками, поставили ли мы на них колеса и все такое. Я сказал, что поставили, а потом, что очень жалко, если ему нельзя ходить в скейт-парки, потому что тогда он мог бы показать нам какие-нибудь трюки, а он сказал, у него есть друг – профессиональный скейтер, и у него дома есть своя рампа, и обычная, и вертикальная, и что можно попробовать с ним договориться и как-нибудь туда пойти, – тараторит Шейн.
Я ничего не понимаю. Окли не рассказывал мне, что болтает с моим младшим братом.
– Ты можешь ему про это напомнить, когда в следующий раз с ним увидишься? – просит Шейн.
– Да, конечно.
Мне радостно видеть Шейна таким оживленным. После смерти родителей близнецы стали очень сдержанными, и на Шейна это повлияло сильнее, чем на Спенсера, так что, с одной стороны, я очень благодарна Окли. Но с другой – я не понимаю, что за игру он затеял.
______
Водитель Окли отвозит меня в небольшое кафе на Родео-драйв в Беверли-Хиллз. Оно называется «Ивовый сад». Пока мы ехали, я посмотрела в интернете, что это за заведение, и оно оказалось довольно популярным среди знаменитостей. Выяснилось, что оно известно своим фирменным салатом «Цезарь» с кале, а еще здесь Пол Дейвенпорт сделал предложение Халли Вулф. Это двое известных актеров, и их брак продержался примерно столько времени, сколько нужно, чтобы принесли еду.
Я подхожу к стойке хостесс и вытираю влажные ладони о платье.
– Здравствуйте. Меня зовут Вонн Беннетт, и я… э-э-э… должна встретиться с Катриной Форд.
Никогда в жизни не поверила бы, что мне придется произнести что-то подобное.
– Пройдемте со мной.
Она ведет меня через сплетенную из ивовых прутьев белую арку, увитую плющом. Похоже, они пытаются соответствовать названию. Все столики выглядят уединенными, потому что по всему дворику расставлены пальмы и папоротники в кадках. Но на самом деле это вовсе не так – за ограждением, отделяющим дворик кафе от улицы, толпится с десяток фотографов.
Я знаю, что меня они тоже снимают, поэтому усилием воли заставляю себя следить за тем, чтобы плечи были расправлены, а выражение лица – бесстрастным. Не хочу, чтобы на фотографиях я сутулилась или, скажем, чесала макушку, а то завтра же в интернете появятся заголовки в духе «Девушка Окли Форда ковыряется в носу!».
Катрина Форд выскакивает мне навстречу из своего кресла. На ней обтягивающие черные брюки, свободный черный топ, подчеркивающий изящество ее фигуры, в ушах серебряные серьги в форме колец, на ногах туфли на шпильках со знаменитой красной подошвой. Я не могу удержаться и какое-то время молча разглядываю ее – в жизни она еще красивее, чем на экране. Ее глаза такого же цвета, как у Окли, но грива волнистых волос на несколько тонов светлее.
– Вонн! – восклицает она и вдруг заключает меня в объятия. От нее пахнет дорогими духами. – Рада с тобой познакомиться!
Я неуверенно улыбаюсь:
– Я тоже, мисс Форд.
– Зови меня просто Кэт. – Она тянет меня за руку: – Садись скорее. Я не могла найти себе места с самого утра, когда Клаудиа позвонила. Она сказала, Окли мечтает, чтобы мы с тобой скорее познакомились.
Я озадачена. Значит, вот как Клаудиа все объяснила: это идея Окли.
Я чувствую себя виноватой. К нам подбегает официант, весь в черном, и спрашивает, что мы будем пить. Я заказываю колу, а Катрина – коктейль «Мимоза» [15].
– Было бы мило, если бы он сам позвонил, – добавляет Катрина, складывая руки на льняной скатерти. – Но я понимаю. Это Голливуд, здесь все делается через агентов и пиарщиков. Даже отношения между матерью и сыном. – Она беззаботно улыбается, но я вижу, что эта улыбка искусственная.
Мне становится еще более неловко. Катрина явно расстроена, что Окли ей не позвонил. И я знаю, почему: он понятия об этом не имел, все устроила Клаудиа, даже не интересуясь его мнением на этот счет.
Но ей-то я не могу рассказать.
Официант приносит напитки и готов принять заказ.
– Закажи «Цезарь» с кале, – говорит Катрина. – Это просто божественно!
Черт. Ненавижу капусту.
– А у вас есть обычный «Цезарь»? С салатом айсберг? – с опаской спрашиваю я.
Официант удивленно поднимает бровь:
– У нас нет айсберга. Только кале.
Черт, черт, черт!
Я быстро проглядываю меню.
– Тогда сэндвич с индейкой и авокадо.
– Бри или козий сыр?
– Хм, пожалуй, бри.
Цены в меню не указаны, и я вдруг впадаю в панику, что заказала сэндвич за сотню баксов, – но Катрина совершенно не выглядит обеспокоенной и говорит:
– Звучит прекрасно, мне то же самое.
Официант исчезает, и Катрина лучезарно улыбается:
– Расскажи о себе, Вонн.
Я испуганно отхлебываю колы.
– Ну, я только что окончила школу…
Черт! Кажется, нельзя было об этом говорить! Я пытаюсь придумать, как перевести разговор на что-нибудь другое, но Катрина отвечает:
– Рада за тебя! – И совершенно не выглядит расстроенной. – Ты, должно быть, весьма талантлива.
Я краснею.
– Это хорошо, – продолжает она. – Моему сыну нужна сообразительная девушка. С хорошей головой на плечах. Ок слишком импульсивный, – с грустью добавляет она. – Не всегда принимает разумные решения. Это у него от меня.
– Правда?
Она кивает и одним глотком допивает коктейль.
– Я очень импульсивная, это моя основная черта характера. Но считаю, именно так и надо жить. Ок тебе рассказывал, что я вышла за Дастина в семнадцать лет?
Ну отлично, еще одна запретная тема. Я не знаю, что делать. Клаудиа и Эми довольно доходчиво мне объяснили, что нельзя упоминать отца Окли, но она сама его упомянула, и будет невежливо не отреагировать.
– Нет, он не рассказывал. – Я делаю паузу. – Это… очень рано.
Вообще-то ей было столько же, сколько мне сейчас. Совершенно не могу себе представить, чтобы я вышла замуж. Хотя, если честно, я вообще не могу представить свое будущее.
Катрина смеется:
– Да, тебе наверняка это кажется преждевременным, но стоит иметь в виду, что к тому моменту я уже десять лет работала. Я стала актрисой в семь.
Да, точно. Кажется, я где-то слышала об этом.
– В шоу-бизнесе очень быстро взрослеешь, – продолжает она. – Можно сказать, мне было тридцать, когда мы с Дасти познакомились. На съемках единственного нашего совместного фильма.
Чувствовать себя на тридцать, когда тебе всего семнадцать? Да уж, жизнь в Голливуде сурова.
Она подзывает официанта и заказывает еще один коктейль.
Меня немного раздражает, что Катрина не благодарит его, но, надеюсь, она оставит ему щедрые чаевые.
– Мне было двадцать, когда Ок родился.
Я удивленно смотрю на нее. То есть ей сейчас тридцать девять? Выглядит она намного моложе. Но нельзя упоминать о пластической хирургии, напоминаю я себе.
– Мне тридцать два, – подмигивает она.
Я стараюсь не рассмеяться:
– И что, никто ни разу не обратил внимания на то, что на момент рождения Окли вам было тринадцать?
– Ну что ты, Вонн. – Катрина широко улыбается. – Обычная математика и математика Голливуда – две совершенно разные вещи!