Это по-настоящему Уатт Эрин

Хотя погодите-ка…

Вот черт! Я проверяю телефон и обнаруживаю там пропущенный вызов с ее местного номера. Я совсем забыл, что перевел телефон в беззвучный режим ради того собрания в «Даймонд».

Я перезваниваю и затем жду по меньшей мере гудков десять, пока, наконец, жизнерадостный голос матери не раздается у меня в ухе:

– Привет, малыш!

– Привет, мам. Когда ты приехала?

– Сегодня утром.

В трубке фоном слышатся громкий стук и нечто похожее на жужжание инструментов.

– Подожди минутку, котик. Поднимусь наверх, а то здесь ничего не слышно. Я затеяла ремонт.

Опять? Честное слово, эта женщина каждые два месяца делает ремонт в своем пляжном доме в Малибу.

– Так, теперь я тебя слышу. В общем, хотела напомнить про то благотворительное мероприятие, которое студия организует в эти выходные.

Я стискиваю зубы. Ну да, надеяться на то, что она звонила, чтобы со мной поговорить, было довольно наивно.

– А что за мероприятие? – бесцветным голосом спрашиваю я.

– Хм, не помню. Что-то про жестокое обращение с животными? Нет, кажется, про исследование рака… – Она на мгновение умолкает. – Нет, не то. Все-таки там точно было что-то про животных.

Я не совру, если скажу, что моя мать – совершеннейшая пустышка.

При этом она вовсе не глупая. Она может за день выучить сценарий в сотню страниц. А если она чем-то увлечена, то всей душой и сердцем отдается этому делу. Проблема в том, что она увлекается каким-то невероятно тупым дерьмом. Обувью. Бесконечным ремонтом своего дорогущего дома, который получила при разводе. Очередной новомодной диетой.

Катрина Форд с ее ошеломляющей красотой и живым весельем стала королевой романтических комедий. Но дело в том, что в ней нет никакого внутреннего содержания. И она была не самой лучшей матерью, хотя я привык жить на задворках ее эгоцентризма.

Мой отец ничуть не лучше. Она-то хоть иногда вспоминает обо мне и звонит. А Дастин Форд слишком занят получением «Оскаров», чтобы помнить о том, что у него есть сын.

– А, да, и пожалуйста, приходи один, – добавляет мама. – Если ты появишься с какой-нибудь девушкой, то все внимание прессы будет вокруг тебя, а не того фонда, для которого мы пытаемся собрать деньги.

Фонда, название и род занятий которого она даже не помнит.

– Скажу Битси, чтобы она написала тебе подробности. Я рассчитываю минимум на час твоего времени.

– Конечно, как скажешь, мама.

– Вот умница! – Она на мгновение замолкает. – Ты с отцом не разговаривал?

– Последние несколько месяцев нет, – неохотно сообщаю я. – Последнее, что я о нем слышал, – он на Гавайях с Хлоей.

– Хлоя – это которая? С надутыми сиськами или с неудачным ботоксом?

– Честно говоря, не помню.

После развода, который случился два года назад, в жизни отца появилась бесконечная вереница женщин, улучшенных с помощью достижений пластической хирургии. Хотя, впрочем, и раньше все было точно так же.

Отсюда и развод.

– Ну, когда в следующий раз будешь с ним говорить, передай, что коробка с его вещами стоит в шкафу в прихожей уже год. И если он кого-нибудь за ней не пришлет, я сожгу ее на заднем дворе.

– А почему ты сама ему не скажешь? – ворчу я.

– Ну, солнышко, ты же знаешь, что мы общаемся только через наших адвокатов, а мой сейчас в отъезде. – Ее голос на секунду становится приглушенным: – Так что будь хорошим мальчиком и передай Дасти то, что я сказала. – Ни в коем случае! – кричит она явно не мне, а куда-то в сторону. – Эту облицовку нужно сохранить! – Ее снова становится хорошо слышно: – Окли, солнышко, мне пора. Эти рабочие сейчас уничтожат мой дом! Увидимся в выходные.

И она, не прощаясь, вешает трубку.

Просто прекрасно. Теперь я пытаюсь побороть одиночество, включив телевизор на полную громкость. Бездумно смотрю какие-то сериалы один за другим, пока, наконец, не устаю от наигранных эмоций. Видимо, наболело. Я беру телефон и вожу пальцем по экрану. Можно попросить Тайриса позвонить одной из тех девчонок, которые мечтают хотя бы одним пальцем прикоснуться к Окли Форду. На часок-другой это могло бы меня развлечь. Или напиться до бессознательного состояния. Или просто лечь спать. В конце концов, я ведь начинаю новую страницу своей жизни, как обещал Джиму, так что ни один из предыдущих вариантов не подходит.

Я выключаю телевизор. В соседней комнате в огромном кресле сидит Тайрис и что-то листает в своем телефоне.

– Я спать, – говорю я.

– Серьезно? – Он поднимает голову в удивлении. – Сейчас только десять. Один?

– Ну да. Я ведь теперь должен быть хорошим мальчиком. Нельзя же приглашать девиц на ночь, если я планирую влюбиться, верно?

– Не знаю, – пожимает плечами Тайрис. – Это же Ди у нас примерный семьянин, а не я.

Мы оба знаем, где сейчас Большой Ди. Дома с семьей, а вовсе не пытается склеить какую-нибудь красотку в ночном клубе.

– До завтра.

– Спокойной ночи, дружище.

– Спокойной ночи.

ОНА

На следующее утро я вскакиваю на рассвете, хотя почти не спала. На кухне сидит Пейсли в своем обычном утреннем зомби-состоянии – не успела выпить кофе. На столе перед ней намазанный маслом бублик, а в руке – полупустой кофейник. Пока Пейсли не выпила кофе, она совершенно не соображает.

После того как умерли наши родители, я тоже пристрастилась к этой пагубной жидкости. Но я всегда разбавляю его молоком. Пейсли зовет мой кофе «серединка на половинку», потому что в нем всегда половина кофе, половина молока.

– Я слышала, в три ты еще не спала, – сонно бормочет она, занимая свое место за стеклянным столом. – Все в порядке?

– Не могла уснуть.

Я выливаю из кофейника воду из-под крана и достаю кувшин с водой из холодильника.

– Слушай, ты правда думаешь, что это хорошая идея? – спрашиваю я, наливая свежей воды в кофеварку и засыпая в нее зерна. – Я всю ночь об этом думала, и меня смущают даже не сами отношения – ты же знаешь, я отлично умею притворяться, – а длительность контракта. Целый год, Пейсли!

Сажусь рядом с ней и отламываю кусочек от ее бублика.

– Я понимаю, это довольно долго. Но нет никакого смысла вообще что-то затевать, не притворяясь, что это серьезно, – говорит она устало. – Ты не обязана, если не хочешь. Обойдемся без этих денег.

Я слышу нотку безнадежности в ее голосе, и меня охватывает чувство вины. Пейсли смогла сохранить нашу семью в целости и сохранности практически на чистой силе воли. Социальные службы хотели отправить близнецов в приемную семью, но Пейсли этого не допустила. Она училась как сумасшедшая – я даже не знала, что разрешено сдавать столько курсов за один семестр, – и закончила университет за три года вместо четырех. Работала на двух работах, пока не нашла эту, в «Даймонд». А я вела хозяйство – готовила, убирала и старалась сделать так, чтобы жизнь братьев была максимально стабильной и предсказуемой.

Но, несмотря на все наши усилия, все висит на волоске.

И один год – ничто по сравнению с тем, чем пришлось пожертвовать Пейсли.

– Я не отступлю, – твердо говорю я. – Поэтому и встала в три – чтобы подписать бумаги.

Ну, и еще чтобы впасть в ужас от того, как собираюсь все это объяснять УУ. Я поворачиваюсь и смотрю, как кофе медленно льется в чашку.

– Ну, то есть от меня же не требуется есть жуков или фекалии или вытворять еще что-нибудь мерзкое. Люди делают за деньги гораздо менее приятные вещи, чем притворяться девушкой Окли Форда, правда?

– Ну да. – Она с облегчением улыбается. – И на самом деле, он не такой уж плохой. Когда хочет, он может быть вполне милым. А еще у тебя будет возможность отлично развлекаться. Я позабочусь, чтобы на свиданиях вы проводили время так, как тебе нравится.

– Супер! – Я изображаю энтузиазм ради Пейсли. Совершенно очевидно, что перспектива получения этих денег снимает с ее плеч огромную ношу, и я была бы очень плохой эгоистичной сестрой, если бы не хотела ей помочь. Но все равно не могу перестать думать о том, как сильно изменится моя жизнь.

– Тебя все еще что-то беспокоит, – отмечает она и отламывает мне еще кусочек бублика.

Я засовываю его в рот и некоторое время жую, прежде чем сказать:

– УУ. Совершенно не представляю, как все это ему объяснить.

Пейсли мотает головой:

– Ему нельзя рассказывать подробности. Это запрещено соглашением о неразглашении.

– Знаю. – Я стираю несуществующее пятнышко со стола. – Насколько вообще строго с этими вещами?

– Очень! – Пейсли смотрит на меня испуганно. – Ты помнишь Сару Хопкинс?

– Проститутка, которая спала с Марком Латтимером и довела его до развода?

Марк Латтимер – фронтмен группы Flight. В прошлом году он со скандалом развелся с женой. Эта история была на каждом сайте со сплетнями, в каждой желтой газетенке, и интерес к ней не угасал до момента, пока не разгорелся следующий крупный скандал.

– У нее, кажется, была зависимость, и она занималась проституцией, чтобы заработать на дозу, так? – говорю я.

– Ну да, а знаешь, откуда у прессы эта информация?

Раньше не знала, но теперь, мне кажется, догадываюсь.

– Она тоже подписала NDA [6], но потом решила, что ей надоело нести ответственность за развалившийся брак Марка и Ланы. Все в ближнем окружении знали, что у них открытые отношения. Лана не возражала против Сары до тех пор, пока ее с Марком не застали вместе на публике. После этого Сару рассчитали, но она не захотела уйти молча. Так что Джим раскрыл всю информацию таблоидам. По большому счету он ее уничтожил.

– То есть, если я нарушу соглашение, Джим встанет на тропу войны?

– Он разрушит нашу жизнь, – мрачно сообщает Пейсли. – Окли Форд приносит ему золотые горы. За последний тур они получили двести пятьдесят миллионов баксов.

Я смотрю на нее с открытым ртом: даже не подозревала, что в реальной жизни существуют такие цифры.

– То есть ты хочешь сказать, что мне нужно либо полностью посвятить себя этому, либо вообще не браться?

– Именно так. Ты можешь сказать УУ только то, что позволяет соглашение. Одно лишнее словечко – и Джим уничтожит нас, словно букашек.

Нас. Не только меня, но и всю мою семью.

______

Пейсли везет близнецов в школу, а я прибираю в доме, готовлю продукты к ужину и пытаюсь хотя бы немного поесть, прежде чем сесть в автобус и ехать в университет Южной Калифорнии, чтобы повидаться с УУ. Занятия у него сегодня заканчиваются в два.

Джим Толсон прислал курьера с еще одним экземпляром соглашения – для УУ. Такое чувство, что у него их миллион, этих соглашений, и он готов закидать ими ничего не подозревающих людей.

Семестр начался всего неделю назад, и в студенческом общежитии никто не занят учебой. Некоторые двери открыты, в общий холл льется разнообразная музыка и слышатся другие звуки.

Какая-то часть меня сожалеет, что я не пошла учиться в этом году. УУ хотел, чтобы я поступила, но я видела, как Пейсли из кожи вон лезет, чтобы оплачивать наши счета, и решила тоже внести свой вклад. И самое разумное, что я могла сделать, – это найти работу и постараться заработать немного денег. Но все равно каждый раз, когда я приезжаю к УУ и вижу, сколько красивых девушек ходит по коридорам, меня охватывает беспокойство.

– Тук-тук, – говорю я в открытую дверь.

УУ и его соседи развалились на стареньком диване и играют в Madden. Две незнакомых мне девушки свернулись на диванчике в углу. У них тут постоянно какие-нибудь девушки. Но я, как всегда, притворяюсь, что мне совершенно все равно, потому что не хочу выглядеть ревнивой инфантильной подружкой из школьных времен.

УУ сразу же вскакивает:

– Ви, я не знал, что ты приедешь!

– Я тебе писала.

Он морщится:

– Мы играли, не видел. Ребята, я пошел. Любимая приехала!

– Надень носок на ручку, – кричит ему вслед Марк, и УУ захлопывает дверь в свою комнату. Марк родом с севера штата, и он постоянно меня спрашивает, хорош ли УУ в постели. Похоже, он знает, что мы никогда этим не занимались, и ему нравится подкалывать меня на этот счет.

УУ ухмыляется, уперев руки в бока:

– Ну что, надеть?

– Но там же люди, – говорю я.

Он смеется и роняет меня на кровать.

– И что? Здесь, кроме нас с тобой, никого нет.

Он засовывает руку мне под футболку, и я вздрагиваю.

Мне хорошо с ним, но я пока не готова переходить на следующую ступень. Особенно когда в соседней комнате играют в видеоигры его друзья и сидят две какие-то совершенно незнакомые девчонки.

Я отталкиваю его руку.

– Ну нет, я не собираюсь делать это в первый раз в таких условиях.

Мы уже не раз об этом говорили. Сперва он сопротивляется, но потом вытаскивает ладонь из-под моей футболки и кладет ее мне на бедро. Переворачивается на бок, и каштановые волосы падают ему на лоб. Я отвожу их в сторону, чтобы видеть его темно-карие глаза. Он невероятно красив. Даже красивее, чем Окли Форд.

«Да ладно тебе», – фыркает внутренний голос.

Ну хорошо, УУ не красивее, чем Окли Форд, зато он милый и добрый, я его люблю, а это самое главное.

– Ладно. – Он улыбается, и вокруг его восхитительных глаз появляются морщинки. – Близнецы посмотрели в интернете тот скейт-парк, про который я писал?

– В Бойл-Хейтс? Это же почти в другой стране.

Для жителя Лос-Анджелеса необходимость поездки куда-либо с выездом на автостраду приравнивается к преступлению легкой тяжести, учитывая, какие там пробки. Конечно, для поездки в Бойл-Хейтс не требуется паспорта, зато нужно множество усилий. И я, конечно, люблю своих братьев, но все-таки не настолько.

– Ну да, но если ты привезешь их сюда, можно будет съездить. Было бы здорово, как считаешь? – Он наклоняется и сбоку целует меня в шею.

Мы оба знаем, что близнецы не захотят сюда ехать, но мне приятно, что он пытается собрать нас всех вместе.

– На самом деле, ты прав. Я вижу определенную логику в этом плане. – Я сворачиваюсь клубком в его объятиях и встречаю губами его жадный поцелуй.

– Вот и плюсы того, что твой парень учится в университете, – поддразнивает он меня.

Мы еще какое-то время целуемся, но потом отрываемся друг от друга, чтобы отдышаться, и тогда истинная причина моего приезда вдруг всплывает у меня в голове.

– Слушай, мне нужно тебя кое о чем попросить.

– Заранее согласен. – Он щекочет мой живот.

Я, пока ехала в автобусе, придумала небольшую речь. И хотя мне кажется, что она звучит не слишком хорошо, все равно ее воспроизвожу.

– Ты же помнишь, что я решила пока не поступать в университет, чтобы помочь Пейсли?

– Ага. – Он теребит губами мочку моего уха.

– У меня появилась возможность заработать очень много денег. Это поможет нам поправить дела.

– Здорово. – С моего уха он переключается на шею и оттягивает до плеча ворот моей футболки.

Я начинаю чувствовать себя виноватой: позволяю ему себя спокойно целовать, но при этом собираюсь сообщить, что мне придется «встречаться» с поп-звездой. Так что сползаю с кровати и встаю у окна.

– Мне очень нужно, чтобы ты не сердился и отнесся с пониманием.

УУ хмурится и спускает ноги с кровати. Он откидывается назад на локтях, его стройная фигура так красива, выглядит такой родной и знакомой, что я в очередной раз начинаю сомневаться, стоит ли вообще в это ввязываться.

– Начало звучит примерно как то, что сказал Дэнни Джонс своей девушке Карен, когда уезжал учиться в университет Нью-Йорка и не хотел продолжать отношения на расстоянии.

– Нет, ничего подобного. – Я потираю лоб. – Просто на этой работе мне придется делать кое-что такое, что тебе не понравится.

– Ты что, собираешься сниматься в порно? – Он смотрит на меня, вытаращив глаза.

– Нет, УУ, ты с ума сошел?!

– Тогда просто скажи, в чем дело, Ви.

Я нервно вздыхаю.

– Не могу тебе ничего сказать, пока ты не подпишешь вот это. – Я протягиваю ему одностраничное соглашение, где сказано, что УУ можно раскрыть некоторые детали контракта. Он не обращает на это никакого внимания.

– Не буду я ничего подписывать. Какого хрена происходит, Вонн?

– Не ругайся, – на автомате говорю я.

– Прекрати копировать свою сестру, – рычит он. Они с Пейсли друг друга недолюбливают. Она считает, что он на меня давит, а он – что она слишком строгих нравов.

– Понимаю, это звучит как полный бред, но если ты не подпишешь, я не смогу тебе рассказать никаких деталей. И поверь мне, без деталей это звучит гораздо хуже.

– Тогда поверь мне. – УУ берет контракт и бросает его на кровать себе за спину. – Можешь рассказать мне о чем угодно. Ты же знаешь, я – могила.

Не то чтобы я не доверяла УУ, но на кону – судьба всей моей семьи.

– Если бы дело было только во мне, я бы рассказала, конечно. Но я уже дала обещание агентству, что ничего не скажу, пока ты не подпишешь.

Он щурится:

– Какому еще агентству?

– Где Пейсли работает. «Даймонд Та…»

– «Даймонд Талент Менеджмент»?! – пораженно выдыхает он. – Это на них ты собираешься работать? Так что же ты сразу не сказала? Ну конечно, я подпишу. Где подписать?

Он мчится к своему столу и хватает ручку, излучая восторг.

Не поднимая головы, торопливо вписывает свое имя в свободные строчки – по-моему, даже в те, которые должен подписать Джим от лица Окли, – и ставит росчерки на буквах У.

– Готово. Теперь рассказывай.

Я встаю и затаскиваю УУ обратно на кровать, чтобы держать его за руку, пока буду объяснять весь этот бред.

– В общем, вот то, что я могу тебе сказать. Я должна оказать агентству кое-какие услуги, что-то вроде медиакампании в социальных сетях.

Звучит довольно глупо, но, согласно контракту, это все, что мне разрешено рассказывать.

– Они знают, что мы с тобой встречаемся, и…

– Они про меня знают? – Его глаза сверкают радостью. – Неужели Пейсли рассказала им про канал? Я думал, он ей не нравится! А какой ролик их больше всего зацепил? Тот, где мы оцениваем, как футболисты празднуют тачдаун [7]? Или тот, где мы оделись в костюмы и инсценировали картину с собаками, которые играют в покер [8]? У него куча просмотров, хотя он даже не по теме канала.

Я нахмуриваюсь:

– Э-э-э, нет, это никак не связано с каналом.

– Нет? Но ты про него хотя бы рассказала?

– Честно говоря, нет, – морщусь я. Как-то не пришло в голову, что первое, о чем спросит УУ, – его ютуб-канал, и теперь мне совестно, что я не вспомнила о нем, когда общалась с Толсоном.

– Но почему? – говорит он обиженным тоном.

В сентябре УУ с соседями по общежитию завел канал, где они комментируют спортивные новости. Он называется «Суровые бро» и… Ладно, он довольно тупой. Но поскольку я его девушка и должна его поддерживать, я старательно смотрю каждый ролик и пишу подбадривающие комментарии, хотя на самом деле мне совершенно не интересно.

– Не знаю. К слову не пришлось, – бормочу я, жалея, что не сообразила об этом поторговаться.

В конце концов, это было бы не очень сложно, но зато сильно помогло бы УУ примириться с идеей моего соглашения с Окли. Я делаю мысленную пометку поговорить об этом с Джимом в следующий раз.

– В общем, то, что мы встречаемся, – это некоторая проблема и мешает некоторым моим обязанностям. У меня не должно быть «официального» парня, так что они хотят, чтобы мы публично расстались… – УУ хмурится, и я быстро добавляю: – Но не по-настоящему! На самом деле мы так и будем вместе. Просто… – я снова морщусь, – нам нельзя будет появляться вместе на публике.

УУ непонимающе смотрит на меня:

– Ты хочешь, чтобы мы расстались, но не по-настоящему?

– Да.

О господи, это звучит как полный бред.

– Ты хочешь со мной расстаться, Ви? Не думал, что у нас какие-то проблемы. Но если ты больше не хочешь быть вместе, просто скажи, – говорит он таким тоном, словно в этом нет ничего страшного.

Хотя для меня это действительно страшно!

– Ты что, хочешь меня бросить? – в настоящей панике выпаливаю я.

УУ для меня как якорь. Мы начали встречаться еще до того, как умерли мои родители, и все то лето, когда я переживала их гибель, он был рядом, даже несмотря на то, что я могла внезапно расплакаться в самый неподходящий момент. Например, когда мы были в торговом центре и я увидела в витрине магазина Hallmark рекламу ко Дню отца. В тот вечер я вернулась домой и твердо решила снова стать веселой и беззаботной подружкой, и с тех пор никогда больше при нем не плакала.

Когда он начал учиться в университете, а я нет, я ужасно боялась, что он меня бросит, но он не бросил. Сказал, что любит меня и будет со мной, даже если это означает, что ему придется отложить некоторые совместные планы, которые он для нас придумал.

– Нет, конечно, – отвечает он и снова хмурится. – Но как ты себе это представляешь? – Он снова запускает руки мне под футболку. – Предполагалось, что в этом году мы с тобой будем развлекаться.

– Знаю, – расстроенно говорю я. – Но мне обещают очень много денег.

УУ хмурится:

– Вы же с Пейсли нормально справляетесь. Ты говорила, она достаточно зарабатывает, чтобы не работать на двух работах.

– Да, но…

– И ты не стала поступать в университет в этом году, чтобы работать.

– Да, но…

– Ну, значит, эта новая работа тебе не нужна, – говорит УУ с уверенностью человека, которому никогда в жизни не приходилось волноваться, чем платить по счетам.

У родителей УУ есть деньги. Они даже раскошелились на то, чтобы снять для него общежитие в «Де Нев Плаза», на центральной площади кампуса. У него номер из двух комнат и ванная, которой пользуются только он и три его соседа. Когда я посмотрела на сайте, сколько такое жилье обходится в семестр, я чуть жвачку не проглотила.

– Нужна, милый. Очень нужна. И не только мне, а всей моей семье. – Я беру его за руки, которыми он только что пытался снять с меня футболку.

– Это идея Пейсли? Ты же знаешь, она меня терпеть не может.

– Ничего подобного.

УУ фыркает. Его пальцы касаются верхнего края моих джинсов, и я сдерживаюсь, чтобы не отодвинуться. Это же УУ. А я люблю УУ. Следовательно, я должна получать удовольствие от его прикосновений, а не замирать в напряжении.

Пейсли никогда прямым текстом не говорила, что она против того, чтобы я спала с УУ, но я знаю – она считает, мне еще рано. Частично эта позиция – результат ее собственного жизненного опыта, про который она вполне добровольно и вслух говорит, что это было ужасно. После похорон родителей Пейсли было очень одиноко и грустно, она паниковала, не знала, как будет обо всех нас заботиться. В общем, кончилось тем, что она переспала с каким-то парнем, которого не очень хорошо знала, потому что ей хотелось немного тепла. Но все прошло так ужасно, что на следующее утро я обнаружила ее в слезах. Не могу сказать, что это меня смертельно напугало, но торопиться теперь точно не хочется.

– Ладно, допустим, я соглашусь, – медленно произносит УУ. – Кто будет инициатором разрыва?

Его моментальный поворот на сто восемьдесят градусов меня тревожит. Мне, вероятно, стоит радоваться, что он готов согласиться, но его спокойное отношение к ситуации меня, наоборот, неприятно задевает. Один из больших плюсов УУ – его легкий характер. Он никогда не надоедает мне разговорами об отсутствии амбиций или о том, почему я ничего не делаю со своей жизнью. Если у меня не получается с ним встретиться из-за того, что я хочу побыть с семьей или взяла дополнительные смены, он никогда не жалуется. Это здоровый подход. Несколько месяцев после смерти моих родителей его расслабленное отношение ко всему подходило мне как нельзя лучше.

И поскольку мне нужно, чтобы он согласился, не имеет никакого смысла раздражаться по поводу того, что он осведомляется о деталях нашего фальшивого разрыва так же непринужденно, как будто интересуется сводкой погоды.

– А как бы ты предпочел? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Наверное, лучше бы это сделать мне, но я не хочу, чтобы твои подруги думали, будто я тебе изменял. Давай просто скажем, что это было наше совместное решение.

Кстати, об изменах. Стоит ли сейчас сказать ему, что мне придется целоваться с Окли Фордом, или лучше потом? Хотя на самом деле я не могу сделать ни того ни другого, потому что мне запрещено упоминать Окли.

Все так запутанно.

– Я позабочусь, чтобы никто тебя ни в чем не обвинял, – говорю я, сражаясь с чувством беспокойства.

– Хорошо. И… мы ведь сможем видеться втайне?

У меня появляется чувство, что он хотел спросить о чем-то другом – пауза была слишком длинной. Но я киваю.

– Да, только у меня дома. И еще нельзя переписываться. Созваниваться можно, просто нельзя оставлять никаких материальных свидетельств. Так что никакой переписки, «Снэпчата», комментариев в «Инстаграме», ничего такого.

– Просто детектив какой-то! – Он многозначительно двигает бровями. – Я буду тайно встречаться со своей собственной девушкой? Это заводит!

Я чуть не вздыхаю от облегчения. Хороший знак. Он уже может шутить по поводу этой истории, и почему-то ко мне приходит уверенность, что все будет хорошо.

– Скрываться от всех точно будет увлекательно, – с намеком говорю я. УУ лукаво улыбается:

– А что еще нужно делать?

Вот это самая сложная часть.

– Ну, возможно, мне придется фотографироваться кое с какими знаменитостями…

Он оживляется:

– С какими, например?

– Пока не знаю, – говорю я. – Но если ты увидишь какие-нибудь мои фотографии в интернете, имей в виду, что это все подставное, я вбрасываю еще одну фальшивку. На самом деле, они почти все будут сделаны в фотошопе. Честное слово, все, чем я буду заниматься, – не по-настоящему. Это постановка, ну… как будто «Даймонд» снимает реалити-шоу.

Он кивает: