Японский парфюмер Бачинская Инна

Глава 1

Начало всех начал…

День был так себе – влажный, ветреный, настоящий день поздней осени с мчащимися по серому небу облаками, облетевшими деревьями и ранними тоскливыми сумерками.

Телефон взорвался резким, «леденящим кровь в жилах» визгом, и я, привычно ахнув от неожиданности, протянула руку к трубке, пробормотав:

– Не забыть убрать звук… «Королевская охота» слушает! – громко, внятно, с «понтом», как говорит подруга детства Галка.

– Добрый вечер, «Королевская охота»! – услышала я приятный мужской голос. – Я могу попросить к телефону Екатерину Васильевну Берест?

– Екатерина Васильевна Берест слушает! – Галка в таких случаях обычно говорит: «У телефона!»

– Вас беспокоит следователь Заречного райотдела Леонид Максимович Кузнецов. Дело к вам, Екатерина Васильевна, есть важное. Не откажете в помощи?

– Дело ко мне лично или к «Королевской охоте»?

– К вам обеим. – Мужчина хмыкнул, словно обрадовался удачной фразе. – Нам нужно поговорить, Екатерина Васильевна. Не хотелось бы вызывать вас повесткой, официально… Вы располагаете временем для дружеской беседы, скажем, сегодня?

«Просьба следователя – закон!», как любит повторять один из «королевских охотников». Или… приказ?

– Даже не знаю… – заколебалась я, мысленно укоряя себя за неуверенные нотки, прозвучавшие в голосе. – Я сегодня допоздна, дел полно…

– Насколько допоздна?

– До семи-восьми, думаю.

– Детское время! – пренебрежительно сказал Леонид Максимович. – Если вы не против, я буду вас ждать часикам к восьми. Успеете с делами?

– Думаю… успею.

– Ну, вот и славненько! Тогда до встречи. Тринадцатый кабинет. Вы не суеверны?

– Только насчет черных кошек.

Он хмыкнул и спросил:

– Адрес наш знаете?

– Знаю. – Спохватившись, я спросила: – А в чем, собственно, дело?

– А вот когда увидимся, тогда и узнаете, а то скажи вам сейчас, так и не придете, пожалуй. Жду, Екатерина Васильевна. До встречи!

Шутник, однако! «Если вы не против»… Как же, будешь тут против!

«Стоп! – приказала я себе. – Успокойся. Ничего страшного не произошло. Наш сотрудник ни в чем не виноват, он защищал клиента, на которого «наехал» пьяный амбал, ну, и слегка прижал наглеца – сломал ему руку. Есть свидетели. Вроде договорились, кончили миром. Неужели снова начинают копать? И почему другой следователь? Леонид Максимович Кузнецов? Не помню такого… Неужели что-то новенькое всплыло?»

Я уже пожалела, что придется ждать до восьми. Может, позвонить и сказать, что приду пораньше? Нет, все правильно! Пусть не думает, что стоило позвонить следователю, как все тут сразу до смерти перепугались!

Я постучала в дверь с числом «чертова дюжина» на латунной табличке.

– Войдите! – разрешил знакомый голос.

Вздохнув и не ожидая ничего хорошего, я нажала на дверную ручку.

– Какие люди! – радостно приветствовал меня поднявшийся со своего места мужчина, протягивая руку для пожатия. – Прошу вас! – Он жестом указал на стул рядом со столом. – Какая точность!

Я опустилась на стул, и мы некоторое время рассматривали друг друга. Не без удовольствия, надо сказать. Леонид Максимович был видным мужчиной в диапазоне от сорока до пятидесяти. Типичные приметы следователя из криминального романа были налицо: усталые проницательные глаза, печальная усмешка человека, знающего о жизни нечто такое, что вам и не снилось; остывший чай с лимоном в тонком стакане; непременная кипа бумажных папок, черный, видавший виды телефон на столе и пепельница, полная окурков, – классика.

А Леонид Максимович, в свою очередь, смотрел на посетительницу, сидящую перед ним на краю стула, и думал о том, что времена действительно переменились, раз такая славная молодая женщина выбрала себе настолько необычное занятие.

– А скажите мне, пожалуйста, Екатерина Васильевна, – начал он, – почему ваше…

– …предприятие называется «Королевская охота»? – подхватила я, и мы рассмеялись.

– Умение читать чужие мысли – непременное качество всякого уважающего себя детектива, это мне ясно. И все-таки: почему «Королевская охота»?

– Да нипочему, просто для красоты. Знаете, хочется чего-нибудь возвышенного, незаурядного. Всякие там «Щиты и мечи», «Надежные охраны», «Следопыты», «Барсы» и «Тигры» не будоражат воображение. Тем более «Арго», «Вагриусы» и «Ренолты». То ли дело – «Королевская охота»! Дух рыцарства, кавалькада одетых в разноцветные наряды всадников, звук победных труб в честь героя, загнавшего зверя, и вообще…

Поймав любопытный взгляд хозяина кабинета, я вспыхнула, проглотила конец фразы и замолчала. Разговорилась не вовремя!

«Нервничаешь, никак? Возьми себя в руки, закрой рот и слушай!» – приказал внутренний голос по имени Каспар, существо въедливое и занудное в отличие от почти тезки – милого привидения из мультяшек. «Встреча со следователем – не повод для болтовни!»

– Название довольно дамское, я бы сказал, – заметил Леонид Максимович. – Сами придумали?

Я кивнула:

– Сама.

– Удивительно. И как бизнес? От клиентов отбоя нет?

– Репутация у нас солидная, и круг заказчиков… тоже.

– Как вам пришло в голову заняться детективной практикой, Екатерина Васильевна? У вас юридическое образование?

– Нет, я учительница английского языка. И я вовсе не занимаюсь детективной практикой. «Королевская охота» – не детективное бюро. Я не знаю, откуда у вас эта информация. Мы предоставляем личную охрану, телохранителей.

– Я объясню, откуда… попозже. Между прочим, я всегда думал, что те, кого нужно защищать, имеют постоянную охрану, и наемная им ни к чему.

– Ошибаетесь. Можно иметь личную охрану и тем не менее прибегать к наемной.

– Это когда же, например? – заинтересовался он.

– Когда вам предстоит сверхважная встреча, и вы боитесь утечки информации через вашу личную охрану или просто не хотите лишних свидетелей. Мы готовы прийти на помощь и предложить самых лучших людей, которых можно нанять за деньги. Наши люди владеют приемами борьбы, умеют пользоваться огнестрельным оружием и способны держать язык за зубами. Кроме того, детали предстоящей работы – где, когда и с кем в группе они работают – им сообщают буквально за час до операции. И никаких имен, заказчик абсолютно анонимен. Заказы принимаются по телефону за несколько дней, причем называется только дата, время и количество «охотников». Деньги за услуги переводятся на наш счет в банке. О месте сообщается по телефону за два часа до встречи.

– И это все придумали вы сами? Учительница английского языка?

– Это придумал прежний владелец бюро, Андрей Николаевич Скобелев, всю свою жизнь проработавший в милиции. – И, предупреждая возможный вопрос, добавила: – Его уже нет, умер от сердечного приступа. Два года назад…

– И вы купили бизнес у его вдовы?

– Нет, мне он достался по наследству. Андрей Николаевич был мой дядя, брат мамы.

– А как же ваше заведение называлось при жизни дяди?

– «Щит и меч», разумеется! – Я с трудом сдержала улыбку.

– Понятно. Очень интересно, Екатерина Васильевна, хотя вы и рассказали о деятельности предприятия лишь схематично. Воображаю, насколько интересны детали. Надеюсь, когда-нибудь мы обсудим их поподробнее…

– Леонид Максимович, а вам знакомо понятие «коммерческая тайна»? Так что детали, если придется, будем обсуждать в присутствии моего адвоката.

Он хмыкнул.

– Устал я от адвокатов, Екатерина Васильевна. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. О ваших знакомых, например.

– О моих знакомых? – удивилась я. – О ком именно?

– Ну, например, о Елене Владимировне Ситниковой.

– О Елене Владимировне Ситниковой? – удивилась я. – У меня нет такой знакомой!

– А вы не спешите, подумайте, я вас не тороплю. Вы могли знать ее в школе или в институте, возможно, еще раньше. Правда, под другим именем. Ее девичья фамилия Горностай.

– Ситникова или Горностай… – Я задумалась. – Нет! Первый раз слышу. Честное слово! – вырвалось у меня.

Каспар кашлянул: «Не зарывайся, больше хладнокровия!»

– Не торопитесь, Екатерина Васильевна. Знаете, недавно мне позвонил некий персонаж по имени Петр Клык. А я, представьте, абсолютно не помню никакого Петра Клыка. Да разве ж человека с таким именем забудешь? А оказывается, случился такой в моей жизни лет двадцать назад. Проходил свидетелем по одному нашумевшему делу. Тогда думал, век его не забуду, так он меня достал своим ослиным упрямством, детским враньем, способностью забывать собственные показания. Но встретились, знаете ли, как старинные приятели, посидели у меня дома, поговорили «за жизнь». Так что не торопитесь, подумайте. Возможно, она обратилась к вам за помощью…

Воцарилось молчание. Я задумалась, перебирая в памяти разные периоды своей жизни.

– Нет, – сказала наконец, – не знаю я никакой Ситниковой-Горностай. Не случилось такой в моей жизни. И за помощью она ко мне не обращалась.

– Жаль, – вздохнул Леонид Максимович. – Ну, что ж, бывает! Отрицательный результат – тоже результат. И тем не менее… тем не менее. Вас не затруднит взглянуть на эти фотографии, Екатерина Васильевна? Возможно, вы узнаете кого-нибудь.

Он достал несколько фотографий из лежащей перед ним папки и разложил на столе. Я придвинулась поближе. Это были фотографии молодых женщин, очень разных – длинноволосых, с короткими стрижками, блондинок и темноволосых…

В изображениях человеческих лиц есть своеобразная магия. Будь то картина или фотография. Мысль не моя, кто сказал – не помню, наверное, художник, фантазер или философ. Они – застывший слепок мгновения, которое больше никогда не повторится. И с каждой секундой они уходят все дальше и дальше от оригинала, пока связь между ними не порвется окончательно. И тогда они начинает жить собственной жизнью. Лица на фотографиях, лежавших передо мной – улыбающиеся, серьезные, безразличные, – были одинаковы лишь в одном – в своей неузнаваемости. Все они были мне незнакомы. Впрочем… постойте! Я взяла одну из фотографий, присмотрелась…

– Я не уверена, но мне кажется, я ее знаю. Ее зовут Диана.

– Ваша знакомая?

– Нет! Это была случайная встреча. Я виделась с ней совсем недавно, три недели назад. Правда, здесь она выглядит по-другому… если это она. Я… не уверена.

– А в чем разница?

– Здесь она какая-то сонная, я имею в виду, спокойная, а та была… – Я запнулась, подыскивая слова. – Экзальтированная, истеричная, какая-то дерганая…

– А можно поподробнее о вашей встрече?

– Можно. Она позвонила в шесть двадцать вечера, спросила «главного детектива». Это было, кажется, двадцатого октября… или двадцать второго. Я отметила в календаре. Она хотела поговорить об «очень важном деле». Я попыталась объяснить ей, что мы не детективное агентство и вряд ли сможем помочь, но она перебила меня и стала говорить, что ей нужно поговорить с надежным человеком и все ему рассказать, что речь идет о жизни и смерти, а потом заплакала. И все это бессвязно, как в бреду, заикаясь, глотая слова. Я просто не знала, что делать… спросила, где она находится. «Тут, рядом с вами, – отвечала она, – через дорогу, в скверике». И добавила, причем с таким надрывом: «Ну, пожалуйста, пожалуйста, спасите живую душу!»

Знаете, я даже испугалась. Ладно, думаю, пусть выговорится. Пригласила ее к себе, она наотрез отказалась прийти – за ней якобы следят. И снова горячечный бред и слезы. Я подумала: может, вызвать полицию или «Скорую», но потом любопытно стало, да и жалко… мало ли, что там случилось, – и я вышла к ней. Она ожидала меня на скамейке в парке рядом с нами. Молодая, дорого одетая, но… какая-то странная и старомодная – в шляпке с вуалью! И она все время промакивала заплаканные глаза кружевным носовым платочком. Просовывала руку в перчатке под вуаль и… Понимаете, это было как-то необычно и неестественно… Я еще подумала, что она могла бы приподнять вуаль. Уже потом мне пришло в голову, что она, видимо, не хотела, чтобы я ее рассмотрела. Правда, я пыталась, но было темно, и скамейка далеко от фонаря… Я не поручусь, что это она. Очень похожа, но, сами понимаете… – Я пожала плечами. – И еще! От нее просто разило духами! И это тоже было странно: женщина в таком состоянии не думает о духах…

– Она назвала себя?

– Она сказала, что ее зовут Диана.

– Диана… а фамилия?

– Она не назвала фамилии. Только имя – Диана.

– Чего же она хотела?

– Понятия не имею! – Я пожала плечами. – Я ничего не поняла. Она рыдала, хватала меня за руки, говорила о грозящей опасности, о том, что ей нельзя оставаться одной, что ее все время должен сопровождать телохранитель.

– Телохранитель – это по вашей части, не так ли?

– Так. Но… что-то все-таки было не так. Все преувеличенно, с надрывом, как в бреду, и ничего по существу. И потом – эта вуаль, сильный запах духов… Я даже подумала, что она пьяна, но от нее не пахло алкоголем… Может, наркотики?!

– И что же было дальше?

– Ничего. Минут через пятнадцать она, словно по команде, перестала плакать, спрятала носовой платочек в сумочку и протянула мне руку… причем перчатку не сняла. Сказала, что рада была познакомиться и что еще позвонит. Знаете, как будто ее выключили. Даже улыбнулась. И ушла. Я потом уже подумала, что ей нужен был не детектив, а психиатр. Больше она мне не звонила. Пока. Наверное, все в порядке.

– То есть неизвестная женщина попросила у вас помощи, сообщила, что ее преследуют, что ей угрожают, и вы, несмотря на то что ваша профессиональная сфера – охрана, а не детективные услуги, согласились увидеться с ней. Зачем?

Я задумалась. Вопрос следователя прозвучал довольно жестко. Другими словами: поиграть в детектива захотелось? От скуки? Поиски приключений?

– Не знаю. Человек звал на помощь… Еще… любопытство, наверное… – промямлила я. – И жалко стало, не смогла отказать. А как бы вы поступили на моем месте? – пошла я в наступление. – Она рыдала и умоляла поговорить с ней! А в чем, собственно, дело? Она что, ограбила кого-нибудь? Убила?

– На вашем месте… Вы правы, Екатерина Васильевна, возможно, я встретился бы с ней. Но я детектив в отличие от вас. Так чего же она от вас все-таки хотела?

– Не знаю! Она рыдала… а потом ушла. А что случилось?

– А случилось то, что женщина эта умерла.

– Как умерла? – ахнула я. – Но… почему? Она… ее… что?

– Предполагается самоубийство, Екатерина Васильевна. Во всяком случае, ее смерть выглядит как самоубийство. Вы же понимаете – мы прорабатываем все версии.

– Но как же… Как это случилось? – заикаясь, повторила я.

– Отравление стрихнином.

– Стрихнином?

– Это такой яд, алкалоид, извлекается из растения чилибуха, которое произрастает в Азии и… других странах. Слышали? В небольших дозах стрихнин используется в медицине как стимулятор, в больших… это яд. Кстати, из этого же растения выделялется другой сильный яд – кураре.

– Который у индейцев на стрелах?

– Он самый.

– А как вы узнали обо мне?

– Мы нашли номер вашего телефона в ее сумочке.

– Просто не верится! – вырвалось у меня. – Никогда бы не подумала, что она способна на… такое.

– Но вы же сами сказали, что с психикой у нее было не все в порядке. Кстати, ваше яркое описание – ключ к ее характеру и, возможно, к самоубийству. – Он испытующе смотрел на меня.

Я задумалась. Что-то было не так… Психика… действительно… Я словно слышала ее голос – истеричный, эмоциональный, с хрипотцой, которая еще тогда показалась мне неестественной…

– Понимаете, если бы она не ушла так деловито после слез, истерики… С ней была истерика, она рыдала, хватала меня за руки, а потом вдруг оборвала себя, попрощалась и ушла. Как-то странно…

– От людей с расстроенной психикой можно ожидать всего, чего угодно, Екатерина Васильевна.

– Наверное. А когда это случилось?

– Двадцать восьмого октября.

– Через неделю после нашего разговора… А как… кто ее обнаружил? Родные?

– Нет, соседка. Утром двадцать восьмого октября ее муж, Ситников Александр Павлович, улетал в командировку в Германию. В аэропорту они были вместе, она его провожала. Около двух она вернулась домой, ее видели соседи, и больше, видимо, не выходила. Муж позвонил ей на другой день, двадцать девятого, из Франкфурта, но не застал. Вернее, она уже была мертва к тому времени, так как умерла около полуночи двадцать восьмого. Он позвонил домой еще несколько раз, а потом набрал соседке и попросил сходить к Елене. Та, не достучавшись, позвонила участковому. Дверь взломали и обнаружили ее в постели мертвой. Никаких следов присутствия чужого человека, никаких окурков, остатков ужина на двоих, чашек с ядом, а также следов взлома или отмычки. Все чисто. Стакан сока на тумбочке у кровати – тоже чистый, отпечатки пальцев ее собственные. Так что очень может быть, что самоубийство.

Мы помолчали. Я была подавлена. Сцена в парке приобрела трагический смысл. Ей нужна была помощь, а я… Бедная женщина!

– А… – начала было я, но, взглянув на Леонида Максимовича, так ничего и не сказала.

– Спрашивайте, – разрешил тот, – вам можно, ведь мы почти коллеги. Кроме того, я верю в женскую интуицию. И логику.

– Я просто подумала… что яд должен был где-то храниться…

– В одной из ее сумочек был найден обрывок листка из блокнота со следами стрихнина. Блокнот ее собственный, мы даже нашли место, откуда этот листок был вырван. Еще вопросы?

– А где она взяла яд?

– Пока не знаем.

– А что говорит муж?

– Муж не говорит ничего такого, что могло бы объяснить эту смерть. Молодая, красивая, хорошо обеспеченная женщина тридцати двух лет. Никаких тайных хворей, никаких явных врагов или неприятностей на работе, уже хотя бы потому, что она не работала. Типичная мужняя жена, вся жизнь на виду.

– Может, депрессия? Муж должен знать…

– Он не упоминал ни о чем подобном. Равно как и другие – соседи, друзья и знакомые. Правда, полтора года назад она пережила потрясение, вызванное гибелью сестры, с которой была очень близка. Но, согласитесь, кончать самоубийством из-за этого спустя столько времени… вряд ли. Я еще понял бы, если бы сразу… Да нет, впрочем, и сразу – тоже сомнительно. Не кончают самоубийством, потеряв сестру или брата, даже самых любимых. Вы согласны?

– Согласна. А что случилось с ее сестрой?

– Ее сбила машина. В мае прошлого года, недалеко от дома, где она жила, на улице Гоголя. Были очевидцы, они-то и вызвали «Скорую» и полицию. Она скончалась, не приходя в сознание, по дороге в больницу. Машину, сбившую ее, не нашли. Такие вот дела, Екатерина Васильевна. Что-то я заболтался, – спохватился вдруг Леонид Максимович, – все тайны следствия выдал. Что значит – красивая женщина, так и хочется произвести впечатление. – Он взглянул на часы: – Ого, половина десятого! Давно пора отпускать вас домой, Екатерина Васильевна, но вы же знаете, какие мы все здесь бюрократы. Вот вам бумага, ручка, располагайтесь удобнее, а я еще пару дел просмотрю.

Минут через сорок, провожая меня к двери, он говорил:

– Не пропадайте, Екатерина Васильевна, звоните, телефон мой у вас есть. Просто так звоните, узнать как мы тут живы-здоровы. Приятно было познакомиться. Жаль, времени мало, а то мы бы с вами еще и о женской логике поговорили.

Выйдя на улицу, я глубоко вдохнула холодный и сырой ночной воздух. Домой, скорее домой! Крепкого чаю и в постель – вот и все, что сейчас нужно. Мне посчастливилось поймать такси, и через двадцать минут я поднималась на крыльцо собственного дома, нашаривая в сумочке ключ от двери.

За полгода до смерти дядя Андрей спросил, что мне больше нравится – его городская квартира или дача.

– Конечно, дача, – не задумываясь, ответила я.

– Значит, тебе оставлю, – постановил старик. – А квартиру – Кольке!

Колька был моим двоюродным братом и единственным племянником Андрея Николаевича. Как чувствовал старик…

Дачу он строил своими руками, долго, не торопясь, с наслаждением – подгоняя каждую доску. Сам сложил печку. Когда-то большой, дачный поселок усох до трех-четырех десятков домиков, которые все грозились снести, чтобы освободить место для новостроек, да, видимо, потеряли из виду, окружив многоэтажками. Дом был невелик – две комнаты, кухня и веранда. И кусочек земли, где умещались три яблони, молодой орех и персик, который красиво цвел весной, но плодов не давал. Были еще розы.

За два года я так и не привыкла к своей собственности. Дом был для меня неиссякаемым источником радости. Слова «иду домой», «дома», «мой дом» приобрели совершенно новый смысл. Даже звучали по-другому!

Я достала из холодильника пакет с молоком, из шкафа – хлеб и любимое абрикосовое варенье и присела к столу, уставившись в пространство. Мысли мои были путаными и бессвязными и сводились к вопросу: «Что же делать?» Допив молоко, я послонялась по дому, включила и выключила телевизор, взяла книгу, начатую накануне, и сразу же отложила. Подошла к окну, прижалась лбом к стеклу. Скрипел, мотаясь на ветру, жестяной фонарь с полумертвой лампочкой, место которому было в краеведческом музее, в отделе «Родной город на рубеже веков»; гнулись тонкие стволы деревьев; крупные капли дождя тяжело плюхались на подоконник. Пустая улица напоминала гротескные театральные декорации…

– Хочешь ввязаться? – возник ниоткуда Каспар.

Я пожала плечами.

– Тебе ее жалко?

– Жалко. Бедная женщина…

– Но не только поэтому? – нудно выпытывал он.

– Не только.

– Чувствуешь себя виноватой?

– А что я могла сделать?

– Ты не ответила!

– Тебе не надоело? Прокурор выискался! Да, я чувствую себя виноватой. Признаю себя виновной. Доволен?

– В чем же?

– Ну… я могла попытаться узнать о ней побольше, расспросить, успокоить, пообещать помощь. Обнять, погладить по головке, наконец!

– Она была в шляпе!

– Образно выражаясь. Отстань, а? Взять за руку, отвести домой… И тогда, может, она осталась бы жива. Иногда достаточно любой мелочи, чтобы человек передумал, – участия, доброго слова…

– Ты действительно веришь, что могла бы помешать ей… умереть?

– Не знаю… Верю? Нет! В том-то и дело, что я не верю, что ей действительно нужна была помощь! Что-то было не так. Все было не так! Рыдания, слезы, отчаянные всхлипывания, кружевной платочек, все как полагается, но словно понарошку, не в жизни, а в кино. Всего с избытком, как в пьесе дилетанта!

– Пытаешься оправдаться? Судя по тому, что она мертва, причина просить о помощи у нее все-таки была.

– Но… в том-то и дело, что она ни о чем не просила!

– Человек звонит, умоляет о встрече, плачет, и… ничего?

– Представь себе! Ничего, ровным счетом. Поднимается и чуть ли не с улыбкой уходит. Обещает перезвонить. Да ты и сам все слышал.

– Но тогда в чем же твоя вина? – развел руками Каспар.

– Ни в чем, наверное.

– Может, просто любопытство? Простое нормальное человеческое любопытство? Желание сунуть нос и разнюхать: что же там случилось на самом деле? Самоубийство или… нет? Может, убийство?

– Нормальное человеческое любопытство! Может, хватит? Я устала и хочу спать. – Я зевнула.

– А может… – продолжал зудеть Каспар.

– Отстань!

– Сейчас! Дослушай, пожалуйста. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Тебе же до смерти хочется… ох, извини, не к ночи будь помянуто! Тебе же очень хочется продемонстрировать замечательную женскую интуицию, о которой говорил следователь. Найти то, чего они не заметили, не поняли и не истолковали как надо. Вставить им фитиль! Ну, признайся! Хочется?

– И в мыслях не было ничего подобного! Не выдумывай!

– Так бы и говорила! – хмыкнул Каспар. – Спокойной ночи, госпожа сыщица!

Глава 2

Ситников и другие

Утренний мир был чисто вымыт ночным ливнем и высушен легким теплым ветерком. Тучи, освободившись ночью от лишней влаги, превратились в ослепительно-белые облака, парусниками мчащиеся по синему небу. Потоки воды с небес сорвали последние желтые листья с деревьев, теперь их обнаженные ветви выглядели вполне по-весеннему. Если притвориться, что не замечаешь пестрого шуршащего ковра под ногами.

Восемь утра. Радиостанция «Народный маяк» в лице неизменного ведущего Севы Миркина жизнерадостно пожелала своим слушателям доброго утра и, напомнив о прямом эфире, пригласила звонить. Моя любимая передача, между прочим, – вокс попули, так сказать, кладезь глубокой народной мудрости и такой же глупости. Спрашивайте – отвечаем. Слушатели не заставили себя упрашивать. Раздалась первая мелодичная трель… Первая ласточка!

– Нам звонит Светлана Николаевна, – бодро объявил Сева Миркин. – Алло, Светлана Николаевна, говорите, вы уже в эфире.

– Здравствуйте, уважаемая передача! Я давно собиралась позвонить вам… – произнес женский голос и наступила тишина.

– Смелее, Светлана Николаевна, – подбодрил Сева. – Мы вас внимательно слушаем.

– Да, я сейчас… я вот что хочу сказать… – заспешила женщина. – Вот тут вчера один выступатель говорил, что… если… это… – И снова тишина.

– Светлана Николаевна! – позвал Сева. – Где вы? Ау! – Пауза. – Передумала. Ой! У нас следующий звонок! Говорите, вы в эфире!

Я не стала слушать следующего выступателя и отключилась, в очередной раз дав себе слово записывать народные радиоперлы. Сейчас мне было не до того – я обдумывала одну интересную идею. Щелкнула кнопкой кофейника, достала из буфета сахар, намазала хлеб маслом, положила перед собой городской телефонный справочник и уселась завтракать. Жевала хлеб, пила кофе и листала справочник.

Ситниковых в городе было трое. Леонид Максимович назвал Ситникова Александром Павловичем. Вот он, Ситников А. П. Звоним? Единственный А. П., других все равно нет. Эй! Ты где?

Но Каспар молчал, притворяясь глухонемым с девизом: «В дурацких затеях не участвуем!» Чтобы потом сказать: «Ага, я же говорил!»

Длинные гудки… какие-то глухие, хриплые, как из преисподней. Мне вдруг пришло в голову, что я не продумала тактику допроса. С чего начать? Как перейти от простого к сложному и усыпить бдительность? Немедленно положить трубку и прорепетировать хотя бы первую фразу! Поздно! На том конце уже откликнулись.

– Да! – Коротко, напористо, нетерпеливо. Хрип-лый мужской голос. Похоже, не проснулся еще.

– Доброе утро, – начала я.

– Ну! – потребовал голос.

Что «ну», спрашивается?

– Меня зовут Екатерина Васильевна Берест… Мне нужно с вами поговорить, – пролепетала я. Да что это со мной? Хамский тон этого типа вогнал меня в ступор.

– Кто вы такая?

Я вдруг с ужасом подумала, что это может оказаться совсем другой человек, но отступать было некуда…

– Понимаете, так получилось… я виделась с вашей женой три недели назад и…

– Что вам нужно? – перебил он.

Манеры, однако!

– Нам нужно встретиться, я все расскажу при встрече… – Я с отвращением прислушивалась к своему торопливому, какому-то чужому голосу и умоляющим, тоже чужим, интонациям.

– Вы из полиции?

– Нет! Я все объясню вам при встрече.

Наступило молчание.

– Лады, – сказал он наконец. – Сегодня в семь. Адрес знаете? Записывайте…

Уф! Ввязалась. Теперь можно сесть и спокойно подумать, на фиг мне это нужно. Дядька всегда повторял: главное – ввязаться, а там посмотрим.

– А вдруг он убийца? – прошептал Каспар. – А ты лезешь?

– А вдруг он не убийца? Тогда можно?

Каспар не ответил – видимо, задумался.

… День выдался на редкость спокойный. Я переделала массу дел: привела в порядок архив, заполнила все текущие финансовые документы – случай в истории «конторы», как называет нас друг сердечный Юрий Алексеевич Югжеев, небывалый. Выпила кофе, съела шоколадку, подаренную «королевским охранником» Витенькой Павленко, и просмотрела последние новости в Инете – из области политики, криминала и высокой моды.

Погода была замечательная – легкий утренний туманец исчез, и неяркое солнце мягко освещало мир теплым золотистым светом. Через окно был виден прозрачный парк с темными тонкими деревьями и скамейка – та самая, на которой совсем недавно меня ожидала женщина по имени Диана. Сейчас на ней сидела полная молодая мамочка с книгой на коленях, поминутно заглядывавшая в коляску со спящим младенцем.

Время от времени звонил телефон. Звонили новые клиенты, которые в отличие от старых ничего или почти ничего не знали о «Королевской охоте», но, увидев объявление в газете или в Интернете, очень хотели узнать, и я добросовестно отвечала на вопросы. Позвонил мужчина, спросивший, можно ли нанять сыщика, чтобы выследить супругу, которая, судя по всему, с кем-то спуталась. Позвонила женщина и сообщила о пропавшей собаке, добермане по кличке Кайзер. Она плакала, так как «эти люди будут кормить собаку чем попало, а у нее очень нежный желудок, потом не восстановишь…»