Агент влияния Гибсон Уильям

8

Благая победа

Юрта, как называла это Тлен, оказалась хуже, чем Недертон мог вообразить, поскольку была целиком обтянута ее живой клонированной кожей. Бледный вельд населяли пасущиеся и крадущиеся черные штриховые рисунки, анимированные татуировки, так бесившие Недертона, когда он работал с Тлен. Теперь она убрала из глаз лишние зрачки и не носила татуировок, поэтому создала заповедник для своих питомцев – каждый из них представлял антропоценовое вымирание. От такой площади кожи воздух в юрте был теплее, более влажным. Недертон старался об этом не думать, усаживаясь напротив Тлен на неровный выцветший ковер.

– Мы нашли подручное средство на местности, – начала она, пристроив чашку на ровный участок ковра, – из того немногого, что там есть.

– С этим срезом вообще трудно поддерживать связь?

– Для того нам и нужно там подручное средство. Она создана для автономных действий.

Недертон поймал себя на том, что смотрит ей в глаза.

– Тебе так идет, – произнес он неожиданно для себя.

– Спасибо, – ответила она.

– Наверное, непросто было решиться.

– Это новые отношения, – почти застенчиво проговорила Тлен.

– Рад за вас обоих. Но пожалуйста, не давай мне тебя перебивать.

– Она – на удивление передовой продукт ранней милитаризации машинного интеллекта. – Бледность Тлен полностью сливалась со стеной. Глаза и фисташковые губы как будто парили в воздухе – бестелесная чеширская готка под черной змеящейся тучей антипрически. – Мы полагали, что речь идет о сохранении индивидуального сознания тех, кому это по средствам, но у военных оказалась более меритократическая цель. Они хотели сохранить некий сложный набор навыков. Не личность, а опыт.

Недертон кивнул, надеясь, что его глаза не слишком явно стекленеют.

– Например, кто-то умел управлять спорно контролируемыми территориями, СКТ, где власть не столько у правительства, сколько у преступных или экстремистских группировок. Наш ламинарный агент в срезе создан на основе кого-то с таким опытом.

– Что такое ламинарный?

– Термин, но мы еще толком не выяснили, что он значит. Обстановка на СКТ непредсказуемая, ценных специалистов легко потерять. Отсюда проект заменить их автономными ИИ, подключаемыми непосредственно к очкам местных рекрутов. Черные ящики в рюкзаках. Для проведения спецопераций. Вербовка, организация убийств…

– И насколько это работало?

– Мы не знаем. Наш агент, при всей сложности ее платформы, видимо, довольно ранний прототип.

– А у нас тут этот проект был?

– Мы не нашли записей.

– Ты с ней на связи?

– Нет. Учитывая технологическую асимметрию, она, скорее, оперативный сотрудник, которому дают указания повторяющиеся фигуры в сновидениях.

– Поэтично.

– Формулировка Лоубир. – За спиной Тлен стремительно промчалось стадо оленей, далеко в глубине несуществующего пейзажа на сплошном холсте ее собственной кожи. – Тебе нравится быть отцом?

– Да, – ответил Недертон.

Интересно, что она сделала с губами? Они вроде стали полнее.

Из саванны клонированной кожи выглянула голова хищника и тут же исчезла.

– Никогда не представляла тебя в такой роли, – сказала Тлен.

– Разумеется, у меня куда меньше времени для работы. В случае нового среза тебе придется это учитывать. Мы с Рейни очень серьезно относимся к воспитанию ребенка. Она постепенно возвращается к профессиональным обязанностям, так что с Томасом буду преимущественно сидеть я.

– Чем она занимается?

– Связи с общественностью. Фирма в Торонто, урегулирование кризисных ситуаций.

– Когда речь об урегулировании кризисных ситуаций в этом конкретном срезе, Уилф, ничто не удастся подогнать под удобное расписание. Ты должен быть доступен в любую минуту, как и я. Юнис в нас нуждается, хотя пока еще этого не знает.

– Юнис?

– Благая победа.

– Не понял.

– Ее имя по-гречески. Евника. Она – скачкообразная, сложносопряженная иерархическая структура. По крайней мере, я так предполагаю.

Недертон заморгал:

– У нее есть периферали?

– Она заказала себе несколько маленьких аэродронов. Военного уровня, по стандартам ее времени. А мастерская, где их делают, только что изготовила работающую копию двуногого боевого разведывательного робота.

– А вы эту Юнис просто нашли?

– Там ничего не бывает просто. Я нашла ее в руках дельцов, бывших правительственных чиновников, насквозь коррумпированных. Они добыли ее незаконно и собирались когда-нибудь перепрофилировать для гражданского рынка. Мы их подтолкнули. А недавно подтолкнули их нанять человека, который будет с ней работать, намекнув, что это полезно для ее развития. Все прошло довольно удачно.

– В каком смысле?

– Она не дает им мониторить свое взаимодействие с новым сотрудником. – По стене за Тлен бесшумно пронеслась птица. – Именно такая независимость нам нужна. Они тоже под впечатлением, но теперь они оценили ее потенциальные возможности, так что, боюсь, время поджимает.

Возникла пульсирующая эмблема Рейни.

– Извини, – сказал он Тлен. – Телефон. – Повернул голову: – Да?

– К обеду вернешься? – спросила Рейни.

– Да.

– Ты где?

– Долстон. По работе. У Тлен.

– Везет тебе, – сказала Рейни. Ее эмблема погасла.

– Рейни, – пояснил он, снова поворачиваясь к Тлен. – Передает тебе привет.

9

Ценная хреновина

Верити разбудил телефон, вибрирующий на полу в беззвучном режиме. Она высвободила руку из вкладыша, застегнутого на молнию почти до подбородка, и пошарила рядом с диваном.

Накануне вечером Юнис показала ей «Начало» с паузами для упомянутой инфографики. Что-то в этом изменило ее отношение к Юнис, хотя Верити не сумела бы сказать, что именно и почему. Вчера днем казалось, что разумнее всего вернуть Юнис Гэвину, но трогательное нердовское желание поделиться любимым фильмом пробудило растущую эмпатию. Это было как-то связано с ощущением личности, на периферии которой кипит бурная жизнь.

– Завтрак, – сказала Юнис, как только Верити поднесла телефон к уху. – «Волки плюс Булки».

– Это не плюс, – ответила Верити, – а «и».

– Написано плюс.

– Знак плюса – это хипстерский амперсанд.

– Завтрак скоро кончится, но мак-волк с яйцом еще остался. Пока будешь есть, изложу тебе обстановку.

Верити вспомнила, что мешочек сотенных упрятан в стенной шкаф (Юнис велела не оставлять его на верстаке). Она вылезла из вкладыша, сложила его и влезла в пластиковые шлепанцы Джо-Эдди.

В кухне пропустила воду из крана через фильтр в форме Пикачу, набрала полстакана, выпила.

В ванной, все еще полусонная, воспользовалась унитазом, умылась, почистила зубы и вернулась в спальню за чистыми трусами, свежей футболкой, кроссовками. Подумала, что на улице, наверное, холодно, так что надела еще и рыжую шерстяную ковбойку-пиджак Джо-Эдди из японского джинсового магазинчика, на два размера больше, чем носила сама.

В гостиной сняла очки с зарядки и надела. Появился курсор. Юнис смотрела на гарнитуру, включенную в собственную зарядку.

Эй.

Верити выдернула гарнитуру из зарядника и вставила наушник в ухо.

– Нам надо вывести тебя туда, – сказала Юнис.

– Зачем?

– Потому что франклины нужны там. В том дайнимовом чехле, куда ты их убрала.

– Каком?

– Дайнимовом. Материал, из которого чехол.

– Зачем?

– Кто-то захотел сделать крутой чехол.

– Деньги зачем?

– Их заберут. Лучше там, чем здесь.

Верити не знала, как поступила бы с деньгами, реши она вернуть Юнис в «Тульпагеникс» (чего делать уже не собиралась). Отдать их кому-нибудь – неплохой вариант. Так что она вернулась в спальню, к стенному шкафу, за чехлом. Дайнима оказалась чем-то вроде тайвека, только еще круче.

Решив на сей раз не прятать наушник, Верити спустилась на улицу. «Волки + Булки» были в том же доме, третья дверь справа. Голый кирпич и дымчатая сталь, запах пекарни. Она заказала мак-волк (мутантный пряный маффин с начинкой из яйца в мешочек, загадочным образом очищенного от скорлупы), расплатилась и стала смотреть, как паренек по другую сторону стойки щипцами кладет ее мак-волк на белую фарфоровую тарелку. Он поставил тарелку на советского вида пластмассовый поднос, серый, примерно того же оттенка, как оправа ее тульпагениксовских очков, добавил туда же кофе и столовый прибор в бумажной салфетке.

– Табурет у окна, – сказала Юнис.

Верити отнесла поднос к стойке-подоконнику с видом на Валенсия-стрит. Все стальные табуреты перед окном были свободны.

– Деньги держи на коленях, – распорядилась Юнис.

Сто тысяч свинцовым фартуком давили на колени. Верити разрезала маффин, выпустив теплый желток, и начала есть, запивая кофе. Солнце вновь пробилось сквозь облака и озарило прохожих – судя по виду, сплошь обитателей страны Стартапии, тружеников среди тилландсии.

– Интересно, что бы подумали хиппи, знай они, что это две тысячи семнадцатый? – спросила Юнис. – Кто-нибудь из тысяча девятьсот шестьдесят седьмого?

– Они бы решили, что победили, – ответила Верити. – Но они бы в жизни не догадались, чем большинство здесь зарабатывает на жизнь, и не сумели бы вообразить, что за этим стоит.

– Ты меня поняла. – Говоря, Юнис оцифровала лицо молодого человека – тот походил на коренастого амишского землепашца, вырядившегося хелс-готом[12].

– Зачем ты все время это делаешь?

– Они по большей части либо живут здесь, либо работают. Набрать достаточно, начнут проявляться аномалии.

– И чем это отличается от паранойи?

– Ничем. Кроме того, что не безумие.

Верити принялась за следующий кусок мак-волка.

– Ты хорошенько проверила своего нанимателя, прежде чем к нему идти? – спросила Юнис.

– Не особо, – с набитым ртом.

– Совсем не проверяла?

Проглотила.

– Давно никто ничего не предлагал.

– Они все спецслужбисты, в фирме-учредителе. Твой бывший понял бы, о чем я.

– Это в прошлом.

– Общаетесь хоть иногда?

– Нет. А теперь он помолвлен. С девушкой, у которой до знакомства с ним был собственный пресс-секретарь. СМИ устроили за ними настоящую охоту.

– Кейтлин. Франко-ирландская архитекторша.

– Если я хоть близко к нему подойду, то наступлю на все мины-растяжки таблоидов.

– А может, и нет, если все сделаешь правильно, – сказала Юнис. – Он бы все знал про «Курсию».

– Что именно?

– Что они – подвид полностью отрицаемого проекта министерства обороны.

– Типа венчурного капитала ЦРУ?

– Близко не лежали, – ответила Юнити. – То – фасад. Мегафауна. «Курсия» даже в самое свое легальное время пряталась в подлеске. И сейчас прячется, но сменила защитную окраску на игровую индустрию. Когда минобороны требует отрицания с удвоенной силой, первоначальную миссию вычищают из памяти под ноль. Проект выводят из министерства, лишают финансирования, забывают. Сейчас случается реже, чем во времена Ирака, но «Курсия» именно такая.

– Откуда ты знаешь?

– Я многозадачу. Делаю это у себя за спиной, как будто не знаю, откуда знаю про «Курсию». Похожа я типа как бы на то, что тебе обещал Гэвин?

– А что?

– Если я правда такая, – сказала Юнис, – то, наверное, «Курсия» успела кое-что в минообороны стырить. «Тульпагеникс» – их фасад для монетизации этого самого.

– Этого?

– Меня. Ешь. Сейчас курьер подойдет.

Юнис открыла видео-окошко, в ракурсе, как с камеры наблюдения. Курсор отыскал мужчину в темной бейсболке, белого, с бородой, но определенно не из-под тилландсии. Он шагал, не улыбаясь, по Валенсия-стрит. Под мышкой – черная сумка.

– Он войдет, возьмет кофе, сядет рядом с тобой. Справа. Отдай ему чехол, под стойкой. Он переложит деньги себе в сумку, а в чехол уберет пеликановский кейс.

– Какой кейс?

– Из твердого пластика. Не тяжелый, но объемный. В чехол влезет, но с трудом. Ты смотришь в окно, делаешь вид, будто ничего не происходит. Он под стойкой передает тебе чехол, ты уходишь и возвращаешься домой.

– Что он мне передаст?

– Ценную хреновину.

– За сто тысяч долларов?

– Все изготовлено с нуля, кроме моторчиков, аккумуляторов, камер, всего такого.

– Зачем ты это делаешь, Юнис? – спросила Верити.

Мужчина в бейсболке прошел за окном, не глянув в ее сторону.

– Ради возможностей.

– Мне это не нравится.

– Допивай кофе.

Верити подчинилась, перебарывая желание оглянуться и посмотреть на мужчину в бейсболке.

– Здесь свободно? – Мужской голос.

Она обернулась, подняла взгляд:

– Да.

– Спасибо.

Верити вновь посмотрела в окно, не видя улицу. Краем глаза она различила, как мужчина в бейсболке поставил кофе на стойку и сел на соседний табурет.

– Передай ему дайниму, – сказала Юнис, – под стойкой.

Верити не хотела, но подчинилась, инстинктивно ожидая, что он возмутится. Заставила себя смотреть прямо вперед. Шуршание под стойкой. Два отчетливых щелчка. Защелки на мешочке. Снова шуршание.

Затем мужчина передал чехол обратно. Внутри было что-то твердое, прямоугольное.

– Пора идти, – скомандовала Юнис. – Вперед.

– Извините, – сказала Верити, вытаскивая чехол из-под стойки.

Часть прямоугольного предмета, торчащая из чехла, была зеленовато-песочного цвета. Джо-Эдди как-то сказал, что этот оттенок называется «Койот». Цвет снаряжения магазинных ниндзя, помимо черного и хаки.

– Все о’кей, – глядя ей прямо в глаза. Сто тысяч франклинов – очевидно, в сумке под мышкой.

Она пошла к выходу.

– Отлично, – сказала Юнис. – Теперь в квартиру.

– Деньги были для него? – спросила Верити на улице.

– Мастерская в Окленде, делает реквизит для лос-анджелесских студий.

В подъезде Верити заперлась и задвинула щеколду. Поднялась по лестнице. Чехол бился о ногу.

В кухне она положила его на стол и вытащила прямоугольный кейс. У него оказалась неожиданно массивная складная ручка, хотя сам он был нетяжелый. Поверхность равномерно шероховатая. На алюминиевой пластинке сбоку от крышки надпись – «Pelican case 1400 Torrance CA».

– Открой, – велела Юнис.

Верити осмотрела непривычный механизм защелок.

– Как?

Появился мультипликационный рисунок: белые контурные руки показали, как открыть белую контурную крышку. Повторяя за ними, Верити открыла настоящие защелки, подняла настоящую крышку. Четыре квадратных гнезда в черной пористой подложке составляли большой квадрат.

– Проверим, – сказала Юнис.

Из одного гнезда, не совсем бесшумно, поднялось что-то темно-серое, неотражающее. Когда оно поравнялось с очками, Юнис открыла видео-окошко. Верити на миг заглянула в собственные, нелестно заснятые глаза. Затем дрон поднялся выше, в окошке появилась кухня за спиной у Верити и вход в гостиную.

У Стетса были дроны, целая коллекция. Их ему дарили в надежде на поддержку стартапов. Этот был тише, практически бесшумный.

– Сколько он может оставаться в воздухе?

– Восемь часов. С грузом меньше.

– Ни один из них столько не работает, – сказала Верити.

– Этот военный. Вернее, притворяется военным. Открой кухонное окно.

Верити подошла к окну, повернула ручку, закрашенную слоями краски, и распахнула раму. Картинка с камеры дрона изменилась: теперь это была кухонная дверь. Смазанность от быстрого движения, потом ее собственная спина в рыжей ковбойке-пиджаке Джо-Эдди (которую она немедленно решила никогда больше не надевать), и вот уже дрон с тишайшим комариным звоном пронесся мимо и быстро начал уходить вертикально вверх. Выше низкого парапета плоской крыши.

Верити никогда не выходила на крышу дома. Там, впрочем, ничего и не было, что вскоре подтвердил дрон. Он завис над серой кучкой: косточки, маленький череп с клювом, намек на истлевшие крылья.

– Чайка, – сказала Юнис.