Пепел на ветру Гусейнова Ольга

Внимание привлек настойчивый лай собаки, судя по хрипловатому баску, довольно крупной. Внимательно осмотрелась и с левой стороны на одном из балконов, забранном решеткой, заметила морду и передние лапы овчарки. Она лаяла, глядя на меня, и кидалась на прутья, но стало понятно, что собака старается привлечь внимание – такая в глазах тоска и мольба. Я не выдержала и подошла к балкону.

С обычными решетками, которыми пользовались исключительно полиморфы и хавшики, презиравшие магические, я не смогу справиться. Подтянулась за прутья повыше и заглянула в проем балконной двери, ведущей в гостиную. Сначала на меня пахнуло смрадом разложения, а потом, испугав меня, прямо передо мной подпрыгнул пес. Шлепнувшись на попу, поморщилась; в этот момент собака тоскливо завыла, потеряв меня из виду. Я осмотрела дом и, прикинув расположение квартиры, с опаской пошла в подъезд. Мои спутники сейчас зачищали дом за углом, а я случайно зашла в этот переулок и сейчас была настороже – мало ли что.

Остановившись перед нужной дверью, постучала, секундное молчание – а потом услышала громкий лай и скрежет лап пса, настойчиво стремящегося на свободу. Воспользовалась бытовой магией, сняла дверь с петель и отставила в сторону – раньше за это можно было бы сразу в тюрьму угодить, а сейчас я спасаю жизнь собаке.

За дверью обнаружила ребенка – девочку, скрючившуюся на коврике. На труп она была не похожа, но, по всем признакам, больная. Запах тлена мешал разумно мыслить, и я вновь активировала маску, после посмотрела еще раз на девочку и пса. Он улегся рядом с ребенком, внимательно глядя на меня в ожидании, даже жалостно подвывал, явно взывая о помощи.

Тут же валялись большая распотрошенная пачка собачьей еды и перевернутая миска. Я присела рядом и осторожно протянула руку в попытке нащупать пульс на шее девочки. Не сразу почувствовала ровное, но слабое биение ее сердечка. Осознав, что она жива, чуть снова не расплакалась, только уже от счастья. Малышка лежала в грязных трусиках и маечке, ей было не больше семи-восьми лет, а может, и меньше – полиморфы чуть медленнее взрослеют.

С тяжелым сердцем я прошла внутрь квартиры, бросив извиняющийся взгляд на кобеля. В гостиной никого нет; немного пошарив по шкафчикам, нашла документы. Забрала с собой, засунув в задний карман джинсов, затем обошла всю квартиру, обнаружив в спальне мертвых родителей девочки. Едва мазнув по трупам взглядом, чтобы не запомнить их такими, активировала заклинание левитации и вернулась в прихожую. Там осторожно подняла девочку на руки и вышла на улицу. Жуткий груз плыл за мной до самого грузовичка, куда я его и направила. Кремация лучше, чем неупокоенные и вечно скитающиеся души – надо освобождать их от бренного тела.

Пуш и Травин встретили нас молчанием, но, осмотрев девочку, заявили:

– Сильное обезвоживание и долгое голодание. Хотя полиморфы живучие, и, возможно, это поможет ей выжить.

– Ты оставишь ее себе?

Заглянув в печальные глаза псины, мысленно пообещала ему, что она справится, а я помогу. Мужчинам ответила коротко:

– Она ребенок! И теперь моя.

Мне ответили понимающей улыбкой.

– За эту неделю все меньше и меньше живых встречаем, зато все больше трупов находим, – Травин говорил с горечью, страхом и печалью в голосе, – боюсь, такими темпами в лучшем случае эта обещанная пара процентов выживших и останется… Если уже не осталась! Я рад, что ты нашла переболевшую и живую, а не… Вам дальнейшую жизнь налаживать нужно, а мы пока мертвым поможем. Сколько судьба отмерила…

Я с тревогой посмотрела на мужчин, отмечая воспаленные от недосыпа глаза, небритые осунувшиеся лица. Потом в отчаянии спросила:

– Вы не переболели?

Оба, хмыкнув, отрицательно покачали головами:

– Если мы не приедем… как-нибудь, не жди…

– Но…

– Слишком маленькая вероятность.

– Но…

– Хорошо, три дня, как ты и сказала, потом я считаю, вам нужно будет искать другое место для проживания. Погода еще холодная, но если резко потеплеет или начнется жара, то город превратится в рассадник заразы. Сама понимаешь: крысы, насекомые… запах разложения, голодные животные… и не только животные…

Я только кивнула головой, в ужасе все это представляя и уже страшась остаться одной, без этих мужчин.

– Эта наш долг, Кира, надо очистить город хоть немного, и пока у нас есть время…

Они сначала помогли найти магазин с продуктами и запастись ими, а затем отвезли домой и только после этого уехали, пообещав утром навестить. Но мы решили, что завтра я посижу с девочкой, а не буду мотаться по городу и крематориям. Из-за их дыма над Тюбрином уже скапливался смог, и темные клубы дыма еще больше нагнетали уныние, превращая небо над городом в скорбный черный саван.

Остаток дня я поила девочку водой, потом сварила ей легкий суп-пюре и с трудом накормила, затем вымыла до блеска новой розовой кожицы и уложила рядом с собой. Она все еще была без сознания, а я гадала, какие у нее могут быть последствия перенесенного заболевания. Лохматого парня – пока без имени – тоже помыла, чтобы вытравить из его шерсти запах тлена, и накормила.

Сначала отключился свет, а потом я услышала глухой гул труб, в которых закончилась вода, и, наконец, шипение, которое наждаком прошлось по нервам и сознанию. Ведь это означало исчезновение последних примет цивилизации и мало-мальской защищенности, так мне казалось…

А при свете луны, после бесплодных попыток заснуть, рассматривая девочку и пса, впервые за последние несколько месяцев ощутила себя спокойной и умиротворенной. Теперь у меня есть новая семья, и я не дам ее в обиду. Тихонько встала, стараясь не шуметь, и прошла в гостиную, где бросила свои штаны. Вытащив документы, просмотрела все страницы, запоминая имена и даты. А главное, выяснила, как зовут девочку.

Мою приемную дочь зовут Елизаветой Шишкиной, ей восемь лет, она полиморф из семейства лисьих. Я даже улыбнулась, сократив имя девочки до Лисаветы. Пару минут вглядывалась в лица ее родителей, представляя, как она будет выглядеть, повзрослев, на кого больше похожа. Показалось, на отца все же больше. Наверное, была папина любимая доча, все их жилище завалено разными игрушками…

В гостиную прокрался пес и, неуверенно заглядывая в глаза, осторожно положил голову мне на колени. Потрепала его за ушами, чувствуя, как в душу закрадывается щемящая нежность к этому лохматому четвероногому другу. Ведь он не себя спасал, привлекая мое внимание, а свою маленькую хозяйку.

– Давай познакомимся, меня зовут Кира. – Я пожала огромную лапу. – А как твое имя? Джек? – Молчание. – Пират?

Снова молчание, а я начала перебирать все клички собак, которые мне только в голову приходили, а пес подсунул голову под мою руку и преданно посмотрел на меня. Через час мы добрались до обычных мужских имен, и я наобум ляпнула:

– Ну не Федор же ты какой-нибудь?

– Гав-гав! – радостно согласился… Федор.

– Обалдеть! Вот это фантазия у народа!

– Р-р-р-р!

– Да ладно тебе, я же не обидно… только удивлена. Так значит, ты Федор, Федя, Фед…

– Гав-гав!

– Ага, Фед тебя устраивает, ну ладно, хорошо хоть с именами разобрались. Пошли-ка спать, Фед, утро вечера мудренее.

Меня разбудило шевеление под боком, а потом хриплый робкий голос:

– Мама?

От этого вопроса меня даже подбросило. Распахнув глаза, села и уставилась на девочку, которая недоуменно таращилась испуганными глазенками и спросила:

– Мама?

Я застыла, вымученно улыбаясь и гадая, что же сказать или сделать. Мне помог Фед, который прыгнул на кровать, ползком подобрался к Лисавете и положил ей на колени голову. Она инстинктивно обняла его, а потом вспомнила и прошептала:

– Фед! Мой друг Фед!

– Ты помнишь что-нибудь, родная?

Она качнула головой, наморщив лоб, силясь вспомнить что-нибудь, а потом ответила:

– Только Феда… но ты же моя мама? А папа…

– Папы нет, солнышко, он… с ангелочками на небе… и мама тоже там. Но я теперь твоя новая мама и никому не дам в обиду. Меня Кира зовут, и я знаю, что тебя зовут Елизавета или Лиза. Ты не против, если я буду твоей мамой?

Не решилась я обмануть ребенка и сказать, что я ее родная мать. Она вспомнила Феда, может вспомнить со временем, что у нее была другая семья. Именно по этой причине я пошла по другому пути. В ее глазах появились слезы, но так и не пролились, она только кивнула и неожиданно быстро после страшной болезни кинулась ко мне на руки и обняла, повиснув на шее.

Таким вот образом мы провалялись еще часок, пока я гладила ее по спинке, успокаивая, но дела не ждали.

– Пойдем готовить кушать, тебе надо много есть и пить воду…

Конечно, на кухню я пошла с Лисой на руках, с трепетом и удовольствием ощущая доверчиво обнимающие меня детские ручки. Пушистые после помывки смешные золотистые кудряшки приятно щекотали мой нос, а ясные зеленые глазки бередили душу.

В этот день Пуш и Травин не приехали, спустя еще четыре дня я смирилась с их потерей и начала прорабатывать план нашей дальнейшей жизни.

20 мая

Проснулась рано, у меня появился четкий план действий, и подсознательно я спешила его реализовать. Сначала надо проверить состояние моей машины и вообще выяснить, где я ее бросила в том полубредовом состоянии, в котором находилась, когда вернулась из Гавра.

Выйдя из подъезда, сильно удивилась – довольно теплым майским днем идет снег. Необычайно серый и пушистый. Тяжелые свинцовые тучи нависают слишком низко, но дует приятный ветер, шевеля мои все еще непривычно короткие волосы. А на голову падает странно нехолодный снег.

Вытерла лицо и глянула на свои пальцы: осознание, что это за «снег», заставило похолодеть все внутри. Я снова приподняла лицо, вглядываясь вдаль. Страшные, жуткие осадки… Крематории все еще работают, выпуская в небо черные столбы дыма, а помимо них горят дома, а еще я заметила маслянистый столб черноты, уходящий в небо от нефтеперерабатывающего завода.

Слишком много горит и слишком многие…

А с неба, медленно кружась, падают пушистые хлопья пепла, покрывая этой жуткой тоскливой серостью все вокруг: крыши домов, стирая цветовые различия, машины, стыдливо прикрывая достижения технического прогресса, улицы и деревья, укрывая от всеобщего запустения и недавнего хаоса. Для них, возможно, это будет полезно. Укрыли они и меня, и, может быть, кого-то еще из тех, кто сумел выжить; но что ждет этих выживших дальше, не будут ли живые завидовать мертвым…

Еще минуту постояла на ветру, наблюдая, как пепел кружится в погребальном танце по ушедшей цивилизации.

Мотнула головой, стряхивая с себя, возможно, чей-то прах, поспешила к своей машине и, проверив магический накопитель, порадовалась, что он заполнен наполовину. Подогнала ее к самому подъезду и, пока Лиза спала, перетаскала все самое необходимое на первое время из квартиры. Как правильно заметили Травин с Пушем, в городе нам оставаться больше нечего.

– Лис, будь осторожнее и все время держись рядом.

– Хорошо, тут так страшно. А игрушки мы возьмем?

– Обязательно, лисичка, возьми маленькую тележку и набирай туда разные игрушки и книжки, да все, что захочешь…

– А у нас много денег?

– Хм-м-м, знаешь, Лис, можно не экономить!

– Ура-а-а! – девочка, забыв о страхе, рванула к детской тележке и начала складывать туда коробки и игрушки, бегая по проходам.

– Фед, следи за Лизой, я – за одеждой.

В «Детском мире» освещения не было, но дневной свет, проникающий в огромные окна, позволял все неплохо видеть. Необычное зрелище пустых и тихих проходов именно в этом магазине опять резануло по нервам, но делать нечего – надо следовать своему плану. Я начала методично складывать детские вещи в корзину, любые – всё пригодится в будущем. Причем на вырост. Бросив внимательный взгляд на дочь с Федом, покатила переполненную тележку на выход к машине.

Утром, сверившись с планом, приступила к его реализации. В первую очередь гружу детские вещи и питание. Часть своего скарба я уже перевезла в Васино еще до второй волны и практически жила за городом, а вот для Лизы там нет ничего.

Забив магмобиль под завязку одеждой на все сезоны, обувью и игрушками, позвала девочку и пса, и мы поехали в наш новый дом. По дороге все же пришлось остановиться и поискать магазин, где еще оставались продукты, и пополнить запасы.

«Кешар» плавно скользил по пустынным улицам, кое-где нам приходилось объезжать заставленные бесхозными машинами участки дорог, но пока мы лишь пару раз замечали одинокие фигуры людей. Почему-то все они стремились спрятаться при появлении моей машины, и это настораживало.

Выскочив из города, понеслись по трассе в сторону Васина. Аккуратно свернув с главной дороги на второстепенную, рванули по грунтовке, но, проехав часть лесного массива и вывернув к деревне, я в ужасе притормозила, а потом поехала медленно, чувствуя, как по щеке ползет одинокая слеза.

Всюду, куда хватало глаз, торчали почерневшие стены домов, обгоревшие заборы и кучи хлама. Деревни Васино больше не существовало, ее сожгли дотла, видимо, специально, возможно, выжигая заразу таким способом.

Добрались до кладбищенского пригорка, и я вновь ужаснулась – столько небольших свежих холмиков появилось. Фед с Лизой сидели на заднем сидении и испуганно молчали, а я с трудом сдерживала слезы. За три года слишком многих здесь узнала лично.

Наконец мы перевалили холм, засаженный картофелем, и я увидела знакомые заборы нашего кооператива.

Огромный дом на пригорке, где жил бывший глава совета Тюбрино, тоже сожгли. В итоге шесть домов спрятались за своими заборами и моя крепость тоже. Мы заехали во двор и замерли все втроем.

– Дочь, это теперь наш новый дом, сейчас выберешь себе комнату, и она будет твоя. Фед, тебе мы организуем спальное место, у меня на примете есть потрясающая шкура медведя… – ой, может он из солидарности с тем зверем на ней спать не захочет. – Ты сам выберешь, где спать будешь… но это наш дом. Охранять!

Час мы разбирали вещи и переносили их из машины. Попав в эту, не стыдно сказать, маленькую крепость, я сразу почувствовала себя увереннее и спокойнее. Вспомнился Сава, причем очень добрыми словами. Но я отложила ностальгию, об этом я подумаю завтра…

Я ходила по двум участкам и делала пометки в блокноте, записывая все вопросы, которые надо будет решить до зимы, и вообще требовавшие пристального внимания. В первую очередь я вооружилась. Из того тайника, который организовал Сава.

Потом мы пообедали и решили съездить на ферму, выяснить, остался ли там кто живой.

Нас встретило тоскливое мычание коров, блеянье, и хрюканье, и квохтанье. Заехав в стальные ворота, с невероятным облегчением заметила Михалыча, который на погрузчике вез сено. Завидев нашу машину, резко остановился и, сорвавшись с места, поковылял к нам – все же солидный возраст сказывался на старом хавшике.

Мы тоже вышли из машины, я предупредила Феда, что Михалыч – наш друг, а потом мы крепко обнялись с дедом.

– Девочка моя, как я рад тебя видеть! Благодарю Триединого за то, что он уберег тебя… И подарил… дочь?

Он пристально разглядывал Лизу, а она пряталась за мной и Федом, который настороженно следил за незнакомцем. Я улыбнулась и кивнула, соглашаясь, – знаю, как хавшик трепетно относится к детям. Ему самому еще лет двести назад сказали, что он детей никогда произвести на свет не сможет. Он старался не говорить на эту тему, но было видно, как его это печалит. Обычно хавшики жили своеобразными родами, где все друг другу были родственниками по одной линии.

Людям такой образ жизни чужд, они не понимают и часто насмехаются над семьями хавшиков, говоря: «Собралась куча мужиков, которые детей рожают и живут вместе». Менталитет и жизнеустройство хавшиков понять и принять могут немногие, но тем не менее все уживались, и со временем семьи хавшиков расселились по всему ЕвроАзесу, ассимилируя и перенимая многие традиции и культуру магов и полиморфов.

Но Михалыч так и жил одиночкой.

– Ее зовут Елизавета, а нашего друга – Федором, но для друзей – Фед! – представила я своих подопечных с веселой улыбкой, и Лиза осмелела, кивнув мужчине.

Из ворот основного здания вышел Семен Прыткин. В агрокомплексе он не работал, был фермером и имел большую семью. Относится к тем, кто лишь чувствует магию, но при этом не считает себя хуже других. Хороший молодой крепкий мужик пятидесяти лет от роду. Его лицо осветилось радостью, стоило ему увидеть нас, но скорбные морщинки вокруг рта и тусклые глаза подсказали: он пережил личную трагедию.

– Привет, Кира! Рад, что ты выжила. Лишние руки нам тут явно не помешают…

– Здравствуй, Семен! Как семья?

Мужчина потемнел. Он был женат на очень доброй, сердечной женщине, и у них росло уже трое детей. Их брак считался ранним по общим стандартам, но учитывая, что люди без магии живут до ста пятидесяти, для них самое то.

– Моя Марта жива и наша дочь Людмила тоже, а Васька и Тимоха… Марта сейчас немного не в себе от горя, но хоть память не потеряла и разум… Как некоторые… Вон ваш сосед с пригорка, наш глава бывший… Так он переболел и… перебил всю семью, мы его за каннибализмом застали… Сожгли мы их всех… Батюшка, пока сам не помер, ходил землю освящал… всюду. Его утречком похоронили, классный был мужик, даже не знаю, как теперь без прихода и священника будем? Кто браки освящать будет, похороны проводить, наставления делать и душу очищать?

Мы все потускнели. Несмотря на разность культур, мышления и много чего, все верили в Триединого. Каждый надеялся попасть в его светлый дом под названием Рай. Все боялись попасть в немилость и остаться без его дарующей прощение и заботу длани, остаться наедине со своими грехами и чернотой Ада – так назвали жуткое место, где царит пустота и безвременье отчаяния. Даже комету, которая чуть не погубила планету, тоже назвали именем ада – Адос. Хотя среди рас встречаются верования и в другие высшие силы. Я, например, почитаю Силу, но в Триединого верили все без исключений и без оговорок.

– Священник – лишь проводник, а Триединый всегда с нами, – убежденно заметил Михалыч. – Так что найдем проводника нового… со временем. Храм-то вон стоит, надо только после прибраться там да начать службы…

– На все Васино теперь девять душ, среди них три бабы… – перебил хавшика Семен. – Животина мучается, вон их сотни голодных, недоеных… Поля засеяны, а кто о них позаботится… Работать надобно, Михалыч, а службы зимой служить станем. Сейчас-то что делать будем?