Принц Модильяни Лонгони Анджело

Вожделение

Маэстро Микели, мой хозяин, называет его «сверхчеловеком». Я точно не знаю почему, но это не комплимент, это своего рода насмешка. Я не понимаю – и молчу, потому что я просто служанка, девушка, которая должна работать и не задавать вопросов.

Я лишь знаю, что это из-за написанного в книге, которую синьорино Дедо читает и перечитывает, философский труд. Я в этом не разбираюсь; и даже не знаю, что такое философия, но я слышала, что это что-то немецкое или вроде того. У автора сложное имя, которое читается одним образом, а пишется по-другому. Я даже не могу его повторить. Но этот немец, должно быть, очень нравится синьорино, потому что тот много об этом рассуждает.

Хозяин Микели говорит, что «сверхчеловек» не существует – есть только обычный человек и еще есть художник.

Но синьорино Дедо на самом деле не чувствует себя «сверхчеловеком», он хочет им стать в будущем; он говорит, что все мужчины должны стать «сверхмужчинами». Но когда он это говорит, остальные смеются. Никто не воспринимает его всерьез. Микели говорит Дедо, что в его возрасте мальчик даже еще не мужчина, не говоря уже о сверхмужчине.

Я задаюсь вопросом: а как же женщины? Неужели нет «сверхженщины»? Все время говорят только о мужчинах и никогда о нас, женщинах. Однако я об этом только думала, но не говорила вслух, потому что мне стыдно.

По сравнению с синьорино Дедо я просто никто: он учился, знает несколько языков, его мама – учительница, а брат – политик. О семье Модильяни много говорят в Ливорно. Не всегда хорошо, особенно об отце. Говорят, что отец был богатым, а потом разорился. О матери говорят много хорошего.

Амедео Модильяни – красивое имя. Оно звучит как музыка, похоже на название улицы или площади, на имя известного человека, на имя художника.

Я интуитивно называю его синьорино, а не Амедео, несмотря на то, что мы с ним одного возраста. Дело в том, что я простая служанка. То ли он слишком красив, то ли он по-особенному двигается и наблюдает за мной, – так или нет, но проблема в том, что я прихожу в замешательство и краснею от одного его взгляда… А он часто смотрит на меня – и улыбается.

С некоторых пор мужчины стали заглядываться на меня. У меня светлая кожа молочного оттенка, черные волосы, и все мои прелести при мне. После того как я подросла на десять сантиметров и у меня округлились бедра и грудь, мужчины как будто сговорились: внезапно все стали меня замечать.

Мне же нет дела до других. Такие, как я, всегда мечтают встретить принца.

…Друзья в шутку называют его «принципино», маленьким принцем. Маленький принц – и сверхчеловек.

Разве плохо в моем возрасте мечтать о принце?..

А он действительно красив. Из всех парней, что учатся у Микели, он самый привлекательный.

Я говорю себе: он красив, но и я недурна. Пока о моей красоте говорит только моя мама, я не сильно в это верю. Если же мужчины всячески дают мне это понять, это становится более убедительным. Они подходят ко мне, спрашивают, как дела, могут ли предложить мне выпить, нужны ли мне деньги.

Раньше я была просто служанкой, сродни бутылке воды или кофейнику, из которых утоляли жажду. Я обслуживала других – и только. Теперь я начинаю понимать, что моя красота меняет поведение мужчин. Но я должна привыкнуть, что нравлюсь мужчинам, потому что иногда я не знаю, как себя вести.

У меня есть еще одно важное преимущество – молодость; она длится недолго, но сейчас она у меня есть, и я крепко за нее держусь, потому что это дополнительное богатство. Как-то один мужчина сказал мне, что женщины должны делать все, чтобы оставаться молодыми. Я согласилась, что это отличная идея, но для таких, как я, – кто поднимается с петухами и работает без отдыха до тех пор, пока не приходит время ложиться спать, – это не так легко. Тот мужчина сказал, что секрет, помогающий оставаться молодыми, – это испытывать удовольствие как можно чаще.

Я хорошо знаю, что это означает, особенно когда это говорит мужчина. Испытывать удовольствие для мужчин имеет единственное значение, и практически всегда это удовольствие – для них.

У Амедео есть друг, Гилья, который на восемь лет его старше, и он уже мужчина. Эти двое очень привязаны друг к другу. Гилья тоже на меня смотрит, и понятно, что у него страсть к женщинам. Но он мне неинтересен. Он совсем не принц.

Синьорино Дедо всегда опрятен и хорошо одет. Я все думаю: если ты собираешься рисовать и можешь испачкаться краской – не одевайся так элегантно, ты же можешь оставить пятна на своих прекрасных пиджаках. Но, может, именно так и должны поступать принцы – быть лучше других даже со следами краски на одежде.

Когда он за мной наблюдает, меня бросает в жар; мне кажется, что я краснею, и мне становится стыдно. Я боюсь, что все это заметят, и хозяин Микели тоже. У него всегда строгое лицо, когда я приближаюсь к его ученикам. Он боится, что у них возникнут странные мысли в отношении меня. Если он заметит, что синьорино Дедо мне симпатичен, это его может разозлить. Я не могу потерять работу.

Мы, девушки, когда видим того, кто нам нравится, воображаем что-то прекрасное и рассуждаем так, как не подобает. Я знаю, что в моем возрасте нами движут сильные ощущения тела, от которых голова перестает соображать. Меня пугает этот пыл, который я чувствую; он похож на болезнь, когда поднимается температура. Но то, что происходит после, еще хуже, и мне еще больше становится стыдно. Я ощущаю, как что-то шевелится у меня между ног. Как будто у меня там улитка. Я чувствую, как мои трусики намокают. Это происходит каждый раз, когда синьорино Дедо на меня смотрит. Как трусики могут намокать от одного взгляда?..

Я спросила у своей подруги, что она об этом думает. Она ответила, что это нормально, некоторые мужчины оказывают такое влияние, достаточно одного взгляда. Но это не они такие особенные, это мы их воспринимаем особенными. Это все очень сложно. Она говорит, что это все в нашей голове и что с ней это случается постоянно, когда ее жених рядом. Говорит, что это здоровое и нормальное явление, и когда такое происходит – значит, это «твой» мужчина. Она говорит, что мне стоит заняться с ним любовью: так я наконец пойму, что происходит между мужчинами и женщинами.

Хоть я и глупая, но немного знаю об этом. Когда занимаются любовью, женщина беременеет, а мужчина ее бросает и говорит, что это не его ребенок. Я не хочу, чтобы со мной случилось нечто подобное, моя мать меня убьет.

Но подруга говорит, что не так просто сразу забеременеть и что некоторые мужчины нежные и деликатные и вовсе не хотят детей. Еще она говорит, что существуют некоторые способы, чтобы не забеременеть, и обычно мужчина знает, что делать.

Он меня смешит. Я имею в виду – синьорино Амедео. По его выражению лица всегда можно понять, что он думает.

Маэстро Микели заставляет своих учеников писать сельские пейзажи, и Амедео злится, потому что он ненавидит пейзажи. Всякий раз, когда я приношу в поле свежую воду с лимоном для маэстро и его учеников, слышу комментарии и ругательства, которые отпускает принципино, и такие слова не совсем подходят будущему принцу.

На днях он громко жаловался:

– Мне приходится писать деревья! Когда уже написано десять, сто деревьев – что еще можно понять о дереве?

Все засмеялись. А Гилья при всех подшучивал над ним:

– Дедо, бери пример с Караваджо, который писал зад лошади как никто другой на свете. После деревьев займись лошадьми. А еще лучше ослами.

Амедео посмотрел на меня – и, улыбаясь, сказал нечто, от чего я покраснела.

– Если бы на месте дерева была натурщица, это было б куда полезнее для моего обучения. И для вашего тоже.

Все обернулись ко мне, как будто знали, о ком он говорил. Я сделала вид, что ничего не поняла, и налила всем воды с лимоном. Гилья, как самый бойкий, продолжил шутить:

– Если б не свежая вода с лимоном, у нас тут была бы сельская жизнь, верно, Дедо?

– К счастью, здесь самая симпатичная девушка Ливорно помогает утолить нам жажду.

«Самая симпатичная девушка Ливорно» – мне никто так не говорил.

Когда я наливала воду в его стакан, наши руки соприкоснулись – и я почувствовала, как по телу пробежали мурашки и растеклось тепло. У меня закружилась голова, я покрылась потом, все потемнело перед глазами, и ноги подкосились. Я едва не упала в обморок, как богатые впечатлительные особы. Дедо, как настоящий принц, заметил это – он быстро встал, взял меня за талию и аккуратно опустил на землю, в тень. Он и остальные парни стали обмахивать меня пиджаками. Затем он протер мне лицо свежей водой. Он сидел со мной, держал меня за руку и ждал, пока я приду в себя. Это было так романтично…

Когда пришел хозяин Микели, он рассердился. Ему совершенно не понравилась эта ситуация, особенно то положение, в котором мы находились: я лежу в тени как на отдыхе, моя голова – на коленях синьорино Дедо, он держит меня за руку, а остальные обмахивают меня. Чрезмерная близость, излишняя дружба и слишком много молодых парней вокруг единственной девушки. Я была практически без сознания, а он смотрел на меня и на синьорино Дедо крайне неодобрительно.

Я поняла, что после определенного возраста люди боятся молодых. Похоже, что если ты молод, то не можешь находиться с кем-то рядом, иначе это воспринимается, словно сейчас вспыхнет пожар, который никто не сможет потушить. Может быть, нам следует дождаться старости, чтобы быть вместе? Но мы же не сыр, который выдерживают, чтобы он стал лучше. Мы уже созрели.

Мне надоели эти взрослые, которые всего боятся и говорят, что мир недоброжелателен. Они надеются, что, если будут это повторять, мы тоже станем полагать, будто мир плохой, и, в конце концов, он уже никогда не станет хорошим.

В действительности же Микели, если бы мог, делал бы со мной то же, что хочет делать синьорино Дедо. Но я не хочу старого, я хочу принца, молодого и красивого, как я.

Нина

Нина. Нина. Нина.

Имя, которое постепенно стало мифологическим в классе, где изучают живопись.

Я не знаю ее настоящего имени. Я даже не хочу его знать, потому что нельзя менять имя мифологическим персонажам. Нина может происходить от Антония, Антонина, Джованнина, Аннина – или же быть вымышленным искаженным уменьшительным именем, созвучным или рифмующимся с Анджелина, Антонеллина, Винченцина. Ее настоящее имя не имеет значения.

Что действительно имеет значение – так это магия звучания этого имени, наше нервное ожидание ее прихода, музыка, производимая звоном стаканов и графина с водой, льдом и лимоном, что она приносит нам, пока мы рисуем под солнцем.

Нина – красивая, изящная, невинная девушка. Ее черные волосы подчеркивают белоснежную прозрачную кожу. На шее можно различить светло-голубые вены. Она кажется ангелом во плоти, солнечным и светящимся. Она двигается легко, расстилает на траве в тени деревьев скатерть, на которую ставит все необходимое, чтобы утолить нашу жажду.

Этими простыми жестами она способна вызвать в нас мечты о сексе и свободе. Кошачья мягкость ее движений возбуждает. Нина обладает красотой тонкой – и в то же время очень мощной, которая есть у совсем юных девушек. Нина – абсолютное вожделение и даже больше, потому что она совершенно не осознает, что способна его вызывать.

Оскар, самый смышленый и самый старший из нас, давно утверждает, что Нина неравнодушна ко мне. Я никогда этого не замечал, потому что она сдержанна, молчалива и застенчива. Во время ее быстрых визитов она не показывает особой расположенности к кому-либо.

Когда она появляется, можно почувствовать, как все мои товарищи трепещут. Кто-то прямо-таки хочет на ней жениться, кому-то достаточно увидеть ее обнаженной, кто-то хочет пригласить ее прогуляться по деревне и всего лишь ей обладать, а некоторые по уши влюблены в нее. Я избегаю комментариев, потому что чувствую себя самым слабым, самым уязвимым, и мне кажется, что у меня с ней нет шансов. Однако физические ощущения, которые я испытываю при ее появлении, болезненны: сердце учащенно бьется, я чувствую жар в груди, появляется одышка, я прихожу в замешательство и начинаю волноваться.

Оскар говорит, что она смотрит на меня с особым вниманием.

– Амедео, ты нравишься Нине.

– Откуда ты знаешь?

– Я вижу.

– Как ты это видишь?

– Вижу и все, а ты дурак и ничего не замечаешь.

– Ты ненормальный.

– Это ты будешь ненормальным, если упустишь шанс.

Маэстро Микели скучный, но не глупый. Он хорошо знает, что Нина вносит смятение в среду учеников. Я уверен, что сексуальные фантазии, которые мелькают в наших головах, не особо отличаются от фантазий нашего учителя. Если бы Микели мог дать выход своей природе, он бы вмиг набросился на это юное тело. Но даже в этом маэстро – скучен, безволен и нерешителен, в точности как его живопись.

Он сдерживается, потому что – будучи в глубине души моралистом – боится сплетен.

Когда Нина испытала легкое недомогание из-за жары, Микели увидел, как все ученики столпились в тени дерева вокруг девушки с искренним намерением помочь ей. Из-за такой интимности и близости маэстро почувствовал смертельную ревность. Было понятно, что он бы хотел быть единственным ее спасителем. Разве мог подвернуться более удобный случай коснуться этого беззащитного юного тела, распростертого на траве? Микели побагровел. Он отправил ее домой и даже пообещал пару выходных. Сразу после этого он с некоторой агрессивностью заметил мне, что считает такую физическую близость неприличной.

Оскар потом припомнил мне этот случай:

– Микели не такой дурак, как ты, он понял, что ты ей нравишься.

– Я нравлюсь Нине? Она даже не смотрит на меня.

– Ты ничего не почувствовал, когда держал Нину за руку?

– А что я должен был почувствовать?

– Не почувствовал ее трепет?

– Ее рука была вспотевшая и вся дрожала.

– Вот видишь? Амедео, давай, продолжай быть идиотом… Но помни: под лежачий камень вода не течет.

Теперь я знаю, что умру – уже познав разницу между любовью за деньги и тем, что происходит с подлинным, взаимным и искренним желанием давать и получать наслаждение.

Я не отрекаюсь от своего опыта в борделе; наоборот, он был мне очень полезен для практики и избавления от стыда и неуклюжести. Половое влечение подростка – это беспорядочный маразм из фантазий и наивных предположений о женском теле. Девушки, которым я платил, терпеливо раскрывали мне маленькие тайны телесной любви.

Но то, чем я занимаюсь сейчас, – это абсолютное наслаждение. Это одновременно чудо, магия – и идеально выполненный химический опыт, в котором два вещества становятся одним целым. Два тела, которые долгое время смотрели, выслеживали, наблюдали, желали, добивались друг друга, – наконец встречаются, соприкасаются, наслаждаются. И нет другой причины для того, что происходит, кроме как молодость, удовольствие и взаимное притяжение.

Я настолько потрясен прелестью ощущений, которые испытываю, что совершенно растерян. Кожа, глаза, голос, волосы, запах, вкус – все это доставляет удовольствие, к которому добавляются действия, реакции, взгляды, слова, улыбки, ласки. Это как школа – но с самостоятельным обучением, без учителей.

Мы нашли небольшой сеновал для наших встреч. Заниматься любовью в таком месте просто восхитительно. К естественному запаху тела Нины примешивается аромат сена, травы и деревни. От нее пахнет цитрусами и детским мылом, любой запах способен меня возбудить. Ее белоснежная кожа немного краснеет из-за жары, поцелуев и ласк. Ее тело извивается от наслаждения, а лицо искажает боль.

Нина наслаждается – и не стыдится этого, наоборот, выражает чувства, не сдерживая себя. Иногда она задерживает дыхание – кажется, что она может умереть от удушья; я переживаю, смотрю на нее с беспокойством и хочу остановиться, чтобы избежать смерти от остановки дыхания. Но, как только я перестаю двигаться, она распахивает глаза и говорит мне: «…нет, прошу тебя, не останавливайся!», или: «Еще, еще!» Даже когда мне кажется, что я не делаю ничего особенного, она постоянно повторяет одно и то же. «Да, да, да… продолжай». Самое странное и пугающее – когда она закатывает глаза: зрачки исчезают за веками. Кажется, что она сейчас лишится чувств или даже умрет.

В борделе девушки притворялись, что наслаждаются, – их услуги мужчинам предусматривают и актерскую игру, иллюзии тут включены в стоимость. Даже слова, которые они шептали или кричали, мольбы, уговоры, вульгарные и непристойные фразы, – все это было частью сценария.

Реальность значительно лучше, чем фальшивые представления в борделе. Проститутки – жалкие дилетантки, их любительский спектакль даже рядом не стоит с бурной страстью Нины.

Я только сейчас начинаю понимать, какие наслаждения мужчина способен вызвать в теле женщины. Можно сказать, что я пришел к Нине практически девственным.

Подлинное и взаимное желание очень далеко от обмана, предлагаемого борделем. Как может мужчина, у которого был искренний секс, вновь посещать подобные места? Никогда в жизни я больше не буду платить женщинам.

– Амедео Модильяни, Амедео Модильяни, Амедео Модильяни… Похоже на имя значительного человека.

– А не на имя какого-то идиота?

– Нет. Амедео… мне не верится, что я с тобой.

– Это мне не верится, что я с тобой.

– Знаешь, я все время на тебя смотрела.

– Я тоже все время на тебя смотрел.

– Я знаю.

– Вот видишь? Вы, женщины, всегда всё замечаете. А я думал, что тебе нравится мой друг Оскар.

– Кто? Гилья? Ты с ума сошел? Он взрослый, неучтивый, и он уже мужчина.

– А я не мужчина?

– Ты юноша. Ты моего возраста, и ты красивый.

– Я красивый?

– Не прикидывайся, ты это знаешь.

– Нет, мне никто не говорил, что я красивый.

– Ты врешь.

– Амедео Модильяни красив. Дамы и господа, это Амедео Модильяни, красивый художник.

– Ну ты и дурак… Ты издеваешься надо мной?

– Амедео Модильяни, художник… неспособный, бесталанный, но красивый. Самый красивый художник Ливорно. Что я говорю, дамы и господа, это самый красивый художник Тосканы, даже не так – самый красивый художник Италии! Больше того, этот самый красивый художник на сеновале занимается любовью с Ниной, самой красивой девушкой на свете.

– Глупый…

– Да, я глупец… я сумасшедший, которого ты сделала счастливым.

– Почему ты так говоришь? Я всего лишь служанка.

– Всего лишь? Ты – лучшее, что у меня было в жизни.

– Амедео, ты еще мальчишка. Твоя жизнь только начинается. Кто знает, сколько у тебя будет таких лучших.

– Сейчас ты – лучшая. Нина, ты не понимаешь. Ты сделала меня счастливым.

– А ты – меня.

– Тогда давай скажем это друг другу тысячу раз. Нина, ты делаешь меня счастливым.

– Амедео, ты меня делаешь счастливой.

– Хорошо бы сделать фотографию: какие мы сейчас, молодые, обнаженные, среди сена, в летнюю жару, вокруг цветы, деревня…

– Нет, не надо фотографию. Представляешь, что будет, если ее увидят? Моя семья, твоя, маэстро Микели…

– Если бы нашу фотографию увидели – какие мы сейчас, здесь, – все бы поняли, как мы счастливы, и захотели бы быть такими, как мы.

– Нет, с нас бы захотели снять шкуру и поколотить.

– Ты восхитительна, твоя кожа прекрасна, ты благоухаешь, твои глаза – лучшее, что есть в этом мире, и ты умеешь быть такой…

– Такой?

– Возвышенной.

– Что это значит?

– Возвышенная? Ты не знаешь?

– Нет, я необразованная.

– Тот факт, что ты не знаешь, что означает «возвышенная», делает тебя еще более возвышенной.

– Боже мой, ты меня запутал.

– Возвышенная – это более высокий духовный уровень, понимаешь?

– Нет.

– Ты – за пределами человеческих границ, ты – самое совершенное, что существует в природе. Ты возвышенная девушка.

– Это же не что-то вульгарное, верно?

– Совершенно противоположное. Это означает, что ты – совершенная, интенсивная экспрессия страсти.

– То есть? Это когда мы занимаемся любовью?

– Да.

– А после?

– Остаешься возвышенной; ты всегда возвышенная. Даже когда задаешь мне эти вопросы с таким выражением лица и с таким взглядом.

– Но я всего лишь служанка, которая ничему не училась…

– Чтобы быть возвышенной, не нужно учиться этому; это было бы слишком просто. Чтобы быть возвышенной, не нужно знать, что это и как, – достаточно просто быть такой.

– Ты всегда так сложно говоришь… я не понимаю.

– Я приведу пример. Знаешь, что еще возвышенное? Природа. Разве в природе есть что-то лучше человеческого существа? А среди человеческих существ разве есть что-то лучше женщины?

– Но я ничего не сделала, чтобы быть возвышенной.

– Поэтому ты и есть такая. Ты как буря, как ураган, как вихрь. Они тоже ничего не сделали, чтобы быть таковыми. Они не знают, что они настолько сильные, и тем не менее они такие есть.

– Но буря не думает.

– Вот именно. Нет необходимости думать.

– Это не очень хорошо… Мне кажется, что ты хочешь меня обидеть.

– Постой. По-твоему, какое-либо произведение искусства: статуя, картина, церковь… думают?

– Нет.

– Однако они являются произведением искусства. А лучшие произведения искусства…

– Возвышенные. Значит, это комплимент?

– Верно. Чтобы быть возвышенной, тебе не нужно что-либо делать, тебе достаточно просто быть собой. Только подумай, какая удача.

– А ты? Разве ты не возвышенный?

– Нет, я – нет.

– Почему?

– Как максимум, я могу создать что-то возвышенное. Но создать не означает быть.

– Модильяни, для подростка ты ведешь слишком сложные разговоры.

– Я приведу пример. Ты – возвышенная, я напишу тебя здесь, на сеновале, я создам картину. Если картина сможет отразить ту возвышенность, которая есть в тебе, тогда и картина будет возвышенной.

– А если нет?

– Тогда это будет ерунда. Но ты все равно останешься возвышенной.

– На всю жизнь?

– Если ты не изменишься.

– Но все меняются, мы стареем.

– Можно и в старости быть возвышенными.

– Но я буду некрасивая.

– Кто тебе это сказал? Может быть, ты будешь за пределами представлений о красоте. Будешь глубокая и сильная.