Роковая монета Александрова Наталья

– А ты его спрашивала?

– Да его полицейские об этом спрашивали, он сказал, что только проводил даму до каюты, да и пошел к себе. Потом в баре сидел, его там Ольга с Игорем видели.

– Ну тогда…

– Ой, Надя, я никому не верю! Кто-то же ее убил! А про монету знали всего восемь человек – те, кто за столом сидел. В общем, так. Мне надо знать точно, в противном случае я все время об этом думать буду, и никаких отношений у нас с Глебом не получится. А вдруг это мой последний шанс встретить приличного мужчину? Мне не двадцать лет, особо в очередь никто не стоит. – Мария тяжело вздохнула и закончила: – Конечно, я не стала бы за ним бегать, но он вроде не против, сам звонит… Ну, поможешь?

– Ладно. – Надежда увидела, что ей несут огромный десерт, но тут же заглушила муки совести, решив оставить их на завтра по методу незабвенной Скарлетт О’Хары.

Минут на десять разговор стих – дамы были заняты десертом.

– Бумага у тебя есть, писательница? – наконец произнесла Надежда Николаевна, сделав глоток кофе и достав из сумочки ручку.

– Откуда? Я романы на компьютере ваяю.

– Значит, так, – Надежда взяла салфетку, – получается, что этот Алексей про монету все наврал. Но кто-то ему поверил и решил, что монета очень ценная.

– Или раньше про эту историю что-то знал… – вставила Мария. – И потом, я вот вспоминаю тот разговор – уж очень складно Алексей выражался. Как по писаному чесал. Но не каждый человек так вот просто, экспромтом, придумает историю про монету…

– Погоди, не путай меня. Значит, что мы знаем точно? Что покойная вдовушка получила эту монету, считай, обманом, что записка предназначалась какой-то другой Елене. Она же не поленилась, пошла в квартиру и нашла там монету. И зачем-то стала носить ее на шее как кулон. За что и поплатилась. Хотя… мстительный пасынок и так бы ее прикончил.

– Записку написал какой-то Виктор, – подхватила Мария, – который сорок пять лет жил в доме напротив Константиновского сквера.

– Правильно, значит, оттуда и будем танцевать! Я завтра отправлюсь на это место, а ты, когда позвонит твой Глеб, согласишься на встречу и ненароком заведешь разговор про убийство…

– Ой, боюсь! А вдруг это он?

– Тогда просто поговори про круиз, про соседей по столу, сама утверждала, что он очень наблюдательный, возможно, что-то он интересное заметил. А если он тебя куда-нибудь пригласит, то соглашайся, в музее-то он тебе ничего не сделает. Ну, потом кофе можно выпить где-нибудь, это очень способствует доверительной беседе.

– Ой, Надя, у меня просто камень с души свалился!

Счет дамы оплатили все же пополам.

Утром, проводив мужа на работу, Надежда Николаевна засобиралась по поручению подруги. Настроение было прекрасное, как и погода – не жарко, но солнышко светит, и ветра нет. Надежда хотела надеть новое летнее платье, но, поразмыслив, передумала и оделась поскромнее. И пиджачок накинула серенький, и сумку взяла недорогую.

Доехав до Константиновского сквера, она вышла из маршрутки и огляделась.

Сквер млел под летним солнцем, землю покрывал густой слой тополиного пуха, который закручивался маленькими живописными смерчами. Несколько скамеек стояли в окружении густых кустов, так что из окон соседних домов нельзя было разглядеть тех, кто на них сидел. И только одна скамья стояла на открытом месте и была хорошо видна из окон пятиэтажного каменного дома с лепным фасадом.

Стало быть, именно на этой скамейке сидела Елена Коврайская, вытирая слезящийся глаз. А в той самой пятиэтажке жил таинственный Виктор…

Надежда подошла к дому. Перед подъездом стояла еще одна скамья, на которой сидела маленькая худенькая старушка в белой детской панамке, доверчиво взирая на мир блекло-голубыми глазами. Казалось бы, зачем сидеть перед подъездом, когда рядом есть сквер, где полно свободных скамеек, а перед глазами какая ни на есть природа, какие ни на есть зеленые насаждения? Но Надежда от природы была хорошим психологом и поняла, что старушка жила одна и потому скучала. А тут, возле подъезда, ходили живые люди, и с ними всегда можно было поговорить.

Надежда Николаевна остановилась перед скамьей, сделала крайне утомленный вид, перевела дыхание и вежливо спросила:

– Вы позволите с вами присесть?

– А чего же не позволить? – Старушка благосклонно взглянула на скромно одетую усталую женщину, не вызывающую никаких подозрений. – Садись, места на двоих хватит.

Надежда села, вытерла лоб носовым платком и замолчала, оглядываясь по сторонам. Она знала, что лучший способ разговорить человека – это молчать, пока он сам не начнет разговор. Так оно и вышло.

Старушка терпела три или четыре минуты и наконец проговорила:

– А ты в гости к кому-нибудь приехала?

– Да нет, не в гости, – и Надежда снова замолчала.

– По делу, что ли? – в голосе старушки прозвучал неподдельный интерес.

– Можно сказать, по делу.

Старушка сгорала от любопытства, и тогда Надежда Николаевна сделала первый ход:

– Квартиру я в этом доме прикупить хочу. Для племянника. Племянник у меня хороший, в институт поступил.

– Квартиру прикупи-ить? – переспросила старушка завистливо. – Живут же люди! А какую квартиру-то?

– На четвертом этаже.

– На четве-ертом? Ну ты, милая, опоздала – продали уже ту квартиру, и новые жильцы в нее въехали.

– Да что вы говорите! – Надежда притворно расстроилась. – Выходит, зря я сюда ехала.

– Выходит, милая, зря. А только которые квартиры покупают, на маршрутках не ездят. Они на машинах разъезжают, на этих… «фордах» и «мерседесах».

– Да я не из богатых! Я дачу хорошую продала, вот и хочу квартиру племяннику купить, чтобы деньги не пропали.

– А, ну если так… – Старушка сочувственно замолчала.

– А вы в этом доме давно живете? – Надежда Николаевна вела разговор, будто реку переходила, осторожно нащупывая камешки.

– Ох, давно! Всю жизнь, с самого малолетства. Меня как сюда из роддома принесли, так и жила. В эвакуацию отсюда меня увезли, трех лет не было, сюда же потом и вернулась. Только в другую квартиру, нашу-то летчику отдали, который с фронта пришел. Там коммуналка была, так одна соседка в блокаду умерла, сестра ее из эвакуации не вернулась, замуж там вышла, а нам с мамой комнату дали в другой квартире.

– Так вы, наверное, всех жильцов здесь знали? – направила Надежда беседу в нужное русло.

– А то! Конечно, всех. Правда, новых жильцов я почему-то не запоминаю, а вот прежних… прежних-то я всех хорошо помню! Каждый перед глазами – как в личном деле!

– Неужели всех? – Надежда изобразила сдержанное, уважительное недоверие.

– А то! На первом этаже, где прежде дворницкая была, татары жили, Гайрудиновы, большая семья. Отец, Ахмет, непьющий, представляешь? Всему дому чайники чинил или другое что. На втором этаже Вера Анисимовна, учительница, с семьей, и Мордасовы. Вот Мордасов-старший, тот, конечно, сильно зашибал и в пьяном виде все свое семейство лупил почем зря – и жену Дарью, и детей обоих… особенно по воскресеньям, потому как завтра на работу…

Надежда Николаевна испугалась, что старушка примется подробно описывать всех жильцов дома и на это уйдет не один час, а потому решила ускорить события и навести разговор на интересующую ее тему.

– А на четвертом этаже кто жил?

– Это в той квартире, которую ты купить хотела?

– В той самой.

– Ну, там коммунальная квартира была…

– И кто же в ней жил?

– Ну, в двух комнатах, что налево, там Казаковы жили, Семен Семеныч и Валентина Васильевна. И конечно, сынок их, Витька… тот еще пострел!

– Витька? – Надежда насторожилась.

– Витька, Витька… ох и хулиган он был! Говорили, что случившееся с Сигизмундом Кондратьевичем без Витьки не обошлось… и не зря говорили!

– А кто такой Сигизмунд Кондратьевич и что с ним случилось?

– Сигизмунд-то Кондратьевич? Это еще один жилец из той квартиры. Старик одинокий, в угловой комнате жил…

– В той, чьи окна на сквер выходят?

– Ну да, которая с балконом. С этого-то балкона он и сиганул… никто по нему особенно не убивался, он один жил, как перст. Его в нашем доме бирюком звали…

– Он с балкона спрыгнул, говорите? А при чем тогда здесь Витька Казаков?

– А вот я тебе точно скажу – не обошлось без него! В нашем доме как что случалось – никогда без него не обходилось! Без него и без его приятелей – Ленки Морозовой и Васьки Гусакова…

– А когда же все это случилось?

– Когда? А сейчас посчитаю… – Старушка что-то забормотала себе под нос, загибая при этом пальцы на обеих руках, и наконец гордо объявила:

– Сорок пять лет назад это случилось!

– Точно?

– Еще как точно! Я тогда как раз сапоги себе югославские купила, три месяца за ними в магазин бегала и поймала. Нет, даже три с половиной. Такое не забудешь!

«Сорок пять лет, – подумала Надежда. – Именно столько лет прошло с того неизвестного события, о котором писал в своей записке Виктор… скорее всего, именно тот Витька Казаков, о котором рассказывает старушка… Ну да, и квартира точно та самая, которую покойная Коврайская описывала. Все сходится – и время, и описание».

– А вы не знаете, где сейчас они все?

– Кто?

– Ну, вот эти трое – Виктор Казаков и друзья его, Лена и Вася… вы же про них говорили?

– А тебе за чем? – Старушка подозрительно взглянула на Надежду.

– Да ни за чем, – Надежда пожала плечами. – Вы, наверное, все равно не знаете…

– Почему это не знаю? Я про старых жильцов все знаю! Витька как раз недавно помер, двух лет не прошло. Так и жил в этом доме. А Ваську… Ваську еще тогда убили, почти сразу после смерти Сигизмунда Кондратьевича. Зарезали в подъезде.

– Заре-езали? Ох, какие вы ужасы рассказываете! – Надежда Николаевна прижала руки к щекам и вроде бы даже вскочить со скамейки собралась.

– Да чего уж такого ужасного? Жизнь – она жизнь и есть, в ней всякое случается.

– Ну, режут не каждый день… А Лена? Что с ней случилось? Или вы не знаете?

– Лена?

– Ну, вы же говорили, хулиганили они втроем, с ними еще Ленка была, Морозова…

– О, Лена-то наша в люди выбилась! – старушка подняла глаза к небу. – В большие люди!

– Начальница, что ли?

– Бери выше! В кино она снимается, в самом телевизоре! Я недавно сериал смотрела – «Кривой против Припадочного», очень жизненное кино, смотрю – никак наша Лена мать героини играет. Правда, в этих… в титрах другая фамилия стояла, но мне Белла Романовна сказала, что это точно она, Лена наша, просто она замуж два раза выходила и каждый раз фамилию меняла…

– Что еще за Белла Романовна? – переспросила Надежда, у которой уже закружилась голова от старушкиной болтовни.

– Белла Романовна? Так ты ее разве не знаешь? Она на почте работает, которая на углу, и все про кино знает. Она мне и рассказала, как наша Ленка в кино и в телевизор пристроилась. Там снимали какой-то фильм, где в главной роли московская звезда знаменитая – эта, как ее… Сикстинская. Так вот, когда эту звезду со спины снимали, вместо нее другую женщину брали, чтобы той за лишние часы не платить. Им, звездам-то этим, за каждый час платят страшные деньги, представь! А у нашей Лены фигура один в один, как у Сикстинской. И походка. Так что если парик надеть, то нипочем сзади не отличить. Вот они ее и снимали полфильма. Потом в другом фильме, потом в третьем, а там уже к ней привыкли и стали ее спереди снимать…

– Ох, что-то у меня голова заболела! – проговорила Надежда Николаевна.

– Это к дождю, наверное! Ты, милая, как домой придешь, голову помой, все и пройдет, боль твою как рукой снимет…

– Ага… так я поеду домой. Только вы мне скажите, какая теперь фамилия у Лены?

– Какая фамилия? – Старушка задумалась. – Вот поди ж ты, то, что давно было, все помню. Что раньше она была Морозова – помню, а сейчас… нет, ну просто беда! Помню, что-то такое мебельное… прямо в голове вертится…

– Мебельное? – удивленно переспросила Надежда. – Это как? Стулова, что ли? Или Буфетова?

– Да нет, какая Буфетова… ты бы еще сказала – Кроватьева! Нет, надо же, стала все забывать… Мне Белла Романовна говорит – ты все записывай, чтобы не забыть, так я запишу, а потом не могу вспомнить, куда записку положила…

Старушка принялась рыться в карманах и вдруг с победным видом вытащила смятый листок:

– Вот же он! А я-то его три дня искала, думала, все, потеряла, придется за новым идти…

– Что это? – сухо осведомилась Надежда Николаевна.

– Да рецепт, мне Софья Викентьевна, доктор, лекарство для памяти прописала, а я рецепт потеряла. А вот теперь нашла. И смотри-ка – я на этом рецепте ее фамилию записала…

– Чью? – переспросила Надежда, запутавшаяся в бесчисленных старушкиных знакомых и приятельницах.

– Так Ленкину же! Ленки Морозовой, про которую ты спрашивала! Шкафутинская она теперь! Елена Шкафутинская! Говорила же я тебе, что-то мебельное!

По дороге домой Надежда позвонила Марии.

– Ну как? – оживилась та. – Узнала что-нибудь? А то сижу дома, как сыч, надо работать, а я не могу. Стоит перед глазами эта Елена Юрьевна задушенная. Вот так помрешь, не дай бог кто увидит…

– Типун тебе на язык!

– Ой, Надя, знаю, что распустилась совсем, что нельзя так, а только все из рук валится. Веришь ли, вещи, что в круиз брала, до сих пор разобрать не могу!

«А все потому, что ты давно живешь одна, – подумала Надежда Николаевна, но вовремя прикусила язык. – Нет уж, как хотите, а если у женщины есть семья, то в доме всегда должен был порядок. Тут такое дело: плохо ли тебе, болеешь или на работе начальник наорал, а может, просто настроение ужасное – будь добра, отвлекись от своих переживаний и квартиру убери, и ужин приготовь. Ну если уж температура сорок и голову от подушки не поднять, тогда муж войдет в положение, и то самое большее на один день, а назавтра недовольство проявит. А уж чтобы чемодан за неделю не разобрать – это перебор».

Но, как уже говорилось, Надежда Николаевна была женщиной невредной и считала, что лишний раз промолчать только лучше.

– Ну так что, есть у тебя новости? – спросила Мария, как будто она и впрямь клиент, а Надежда – частный сыщик.

– Докладываю, – невозмутимо ответила Надежда Николаевна и пересказала свой разговор с милой старушкой возле подъезда.

– Надя, ты молодец! Продолжай в том же духе! – заключила Мария.

– Не я буду продолжать, а ты! Ты поговоришь с этой самой Шкафутинской как писательница. Наврешь, что по твоим книгам будут снимать сериал или что ты ищешь материал для романа.

– Может, и правда будут сериал снимать… – обиделась Мария.

– Ну тебе и карты в руки! Скажешь, что хочешь изобразить героиней старую актрису… нет, про старую лучше не надо… Эти актрисы… они все очень насчет возраста переживают, не нужно лишний раз по больному бить…

Телефон Елены Шкафутинской Надежда нашла без труда. Собственно, это заняло у нее две минуты, потому что Надежда Николаевна являлась счастливой обладательницей замечательной базы данных, в которой можно было найти координаты практически любого человека. Эту базу ей подарил один влиятельный господин, которому она в свое время очень помогла.

Надежда записала телефон Елены на бумажке и протянула Марии:

– Звони сама, договаривайся о встрече. А то если звонить будет один человек, а на встречу придет другой – это не создаст между вами доверительных отношений. Заподозрит она что-то неладное, начнет интересоваться, расспрашивать, сколько книг ты написала… а там всего ничего…

Этими словами Надежда слегка отомстила подружке за ее покровительственный тон, но тут же устыдилась и добавила, что, судя по всему, Шкафутинская эта отнюдь не звезда первой величины, так что будет рада любому предложению.

Мария не стала обижаться и спорить, набрала номер и довольно долго слушала длинные гудки, а когда уже хотела дать отбой, гудки наконец прервались и в трубке раздался заспанный женский голос:

– Слушаю!

– Это Елена Шкафутинская?

– Ну, если вы мне звоните – зачем спрашивать? А это вообще кто? Номер незнакомый.

– Мы с вами действительно не знакомы. Меня зовут Мария, Мария Рыбникова. Я писательница…

– Никогда не слышала.

– Что ж, я не из самых известных…

– И чего вы от меня хотите?

Вместо прямого и честного ответа на этот вопрос Мария проговорила:

– Мне ваш номер дали в актерском отделе киностудии…

Тут она, конечно, приврала, но рассудила, что упоминание киностудии сделает Елену более разговорчивой. Так оно и получилось.

– Марфа Степановна? – оживилась Елена.

– Ну да… – неуверенно подтвердила Мария и закашлялась, так как Надежда чувствительно ткнула ее в бок и показала глазами, чтобы она не мямлила, а говорила понапористее, поэнергичнее.

– Значит, помнят меня! Так чем я могу вам помочь?

– Дело в том, что сейчас я работаю над новой книгой… возможно, она будет экранизирована…

Надежда Николаевна усиленно подмигивала подруге, а потом написала на листке бумаги:

Проси встретиться. Так она расскажет гораздо больше, чем по телефону.

Мария кивнула и договорилась о встрече на следующий день в кафе, расположенном рядом с домом Шкафутинской, при этом дав актрисе понять, что, вполне возможно, ей светит роль в будущем сериале.

– Построже там с ней! – напутствовала подругу Надежда. – Держись понахальнее. А то она строит из себя… Подумаешь, актриса, играющая возрастные роли, и то не главные…

Елену Мария нашла без труда – в кафе было немного посетителей, и только одна из них – одинокая немолодая женщина со следами былой красоты. Кроме того, в ней и правда можно было заметить отдаленное сходство с известной актрисой Мариной Сикстинской. Но очень отдаленное.

С некоторых пор Мария смотрела отечественные сериалы, что раньше делала нечасто. Но когда появилась надежда, что когда-нибудь и ее романы экранизируют (а вдруг?), ей захотелось хотя бы в лицо знать некоторых актеров.

Мария подошла к столику Елены, села и проговорила:

– Вы ведь Елена, я не ошиблась?

– Не ошиблись. Только я вам честно скажу – про Сикстинскую ровным счетом ничего не знаю. Ну, встречалась с ней, конечно, но и парой слов не перекинулась. И правда – кто она и кто я? Какие у нас могут быть общие темы?

– А меня Сикстинская и не интересует.

– Как? А разве вы не о ней собираетесь писать? Я думала, вы о ней пишете…

– Нет, не о ней.

– Тогда чего вы от меня хотите? – в очередной раз спросила Елена. – Со мной если какие журналисты и разговаривали, так только о ней… Я-то сама кого интересую?

Мария посмотрела на актрису более внимательно и увидела, что для той наступили непростые времена. Сходство с Сикстинской потихоньку сходило на нет, а главное – сама Марина Сикстинская уже пересекла некоторый возрастной рубеж и мало снималась. И то сказать: играть мамашу главного героя или учительницу главной героини ей было явно не по статусу. Теперь она по большей части была занята в театре, изредка снималась в фильмах и время от времени получала престижные премии, потому как ее всегда отличало безупречное мастерство, которое с возрастом никуда не делось.

Словом, Елене приходилось нелегко, на телестудиях было полно немолодых актрис, и спрос явно превышал предложение.

Мария заказала обычный капучино, Елена – кофе по-ирландски, то есть с ликером. Само по себе это ни о чем не говорило, и все же в четыре часа дня…

В общем Мария решилась на откровенный разговор.

– Нет, у меня совсем другая тема. Меня интересуете именно вы, а вовсе не Сикстинская. Скажите, вы ведь знали такого человека – Виктора Казакова?

– Казакова… – Елена округлила глаза, как будто заметила за спиной собеседницы привидение. – Виктора… А он жив еще?

Мария ясно видела, что актриса растерялась и потому не смогла вовремя сообразить, как же ей реагировать на вопрос. Промедлила, а теперь уже не могла от всего откреститься, заявить, что никакого Казакова в жизни не знала, и твердо стоять на своем. А если она, Мария, начнет настаивать, то просто встать и уйти, отговорившись занятостью.

– Так он жив? – повторила вопрос актриса.

– В том-то и дело, что нет. Умер больше года назад и не успел мне кое-что рассказать. Потому я и захотела встретиться с вами, так как он вас упоминал.

– Да я-то при чем? Я с ним уже сколько… лет сорок, наверное, не виделась.

– Сорок пять… – мягко поправила Мария.

Елена вздрогнула, немного помолчала, а потом настороженно спросила:

– А о чем вы с ним разговаривали?

– О том, что случилось сорок пять лет назад. В доме у Константиновского сквера. Там, где вы жили в детстве…

В глазах Елены мелькнул испуг, и она быстро проговорила, как заученный текст:

– Да мы ничего такого и не сделали! Он сам упал! А я тогда вообще несовершеннолетняя была!

Мария тут же отметила, что ее собеседница, мягко говоря, небольшого ума. Выбалтывала свои секреты первой встречной-поперечной. Что с того, что Мария ей свою книгу с фотографией показала? Ведь писал же покойный Виктор в записке, что сорок пять лет назад они влезли в явный криминал. Так молчала бы про это или все отрицала! Мол, ничего не знаю, вас первый раз вижу, мало ли что вам Виктор наболтал… Тем более что он умер. Так нет же, сразу начала оправдываться.

С другой стороны, Марии это было только на руку, и она поспешила успокоить Елену:

– Я же вас ни в чем не обвиняю! Я ведь действительно книжку пишу, и эта история меня очень заинтересовала. Но Виктор умер, не успев мне все рассказать, а третьего вашего друга… как его… Васю давно уже убили. Так что теперь вся надежда только на вас.

Елена все еще молчала, и Мария добавила:

– Виктор… он ведь всю жизнь вас любил. Не женился даже из-за этого. Он мне сам говорил. Ни на одну женщину, сказал, и смотреть не мог, все время Лена перед глазами была… А у самого голос дрожит и слезы в глазах…