Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня Мафи Тахира
Уорнер настоял на том, что проводит меня в мою комнату. После обеда Адам куда-то ушел с несколькими солдатами, не сказав ни слова и даже не взглянув на меня, и я не знала, чего ожидать. Впрочем, терять мне нечего, кроме собственной жизни.
– Не надо меня ненавидеть, – говорил Уорнер, когда мы шли к лифту. – Я буду твоим врагом, только если ты сама этого захочешь.
– Мы всегда будем врагами. – В моем голосе хрустят осколки льда, которые тают на языке, превращаясь в слова. – Я никогда не стану такой, как ты хочешь.
Уорнер со вздохом нажимает кнопку вызова лифта.
– Я все же верю, что ты передумаешь. – Он смотрит на меня, чуть улыбаясь. Досадно, что такие выразительные взгляды тратятся на столь жалкое создание, как я. – Ты и я, Джульетта, вместе, представляешь? Да нас будет не остановить!
Чувствую, как его взгляд скользит по моему телу.
– Благодарю, не стоит.
Мы в лифте. Мир уносится вниз, стеклянные стены позволяют рассмотреть людей на каждом этаже. В этом здании нет секретов.
Уорнер трогает меня за локоть. Отодвигаюсь.
– Мне кажется, ты передумаешь, – негромко говорит он.
– Почему ты так уверен? – С тихим звоночком дверцы лифта разъезжаются, но я не двигаюсь с места, повернувшись к Уорнеру. Я не в силах сдержать любопытства. Кисти рук надежно спрятаны в лайку, пиджак с иголочки с плотными длинными рукавами, даже воротник высокий, царский. Он одет именно с головы до ног – одежда прикрывает все, кроме лица. Даже пожелай я коснуться его, не уверена, что у меня получится. Уорнер позаботился о своей защите.
От меня.
– Давай перенесем разговор на завтрашний вечер. – Приподняв бровь, он предложил мне согнутую руку. Как бы не замечая ее, выхожу из лифта в холл. – И оденься получше.
– Как тебя зовут? – вдруг спрашиваю я.
Мы стоим у двери в мой номер.
Он не может скрыть удивления, едва заметно приподнимает подбородок и не сводит пристального взгляда с моего лица. Я жалею о своем вопросе.
– Ты хочешь знать, как меня зовут?
Мои глаза непроизвольно сузились – совсем чуть-чуть.
– Уорнер – твоя фамилия, не так ли?
Он еле сдерживает улыбку.
– Ты хочешь знать мое имя?
– Я не подозревала, что это секрет.
Он делает шаг ко мне. Его губы кривятся, он опускает глаза, шумно втягивает воздух ртом. Трогает пальцем в перчатке мою скулу.
– Я скажу тебе свое имя, если ты скажешь мне твое, – шепчет он, щекоча дыханием мою шею.
Отодвигаюсь, сглотнув пересохшим горлом.
– Мое имя ты уже знаешь.
Он не смотрит мне в глаза.
– Ты права. Я перефразирую: обещаю сказать тебе мое имя, если ты покажешь мне свое.
– Что? – Мое дыхание становится прерывистым и частым.
Он начинает стягивать перчатки. Меня охватывает страх.
– Покажи, что ты умеешь.
Я до боли стискиваю зубы.
– Я к тебе не притронусь.
– Ничего. – Он снимает вторую перчатку. – Сам справлюсь.
– Нет…
– Не бойся, – ухмыляется он. – Уверен, тебе не будет больно.
– Нет, – выдыхаю я. – Я не буду. Я не могу…
– Прекрасно! – резко обрывает меня Уорнер. – Прекрасно. Не хочешь меня увечить? Весьма польщен. – Он с издевкой округляет глаза и, выглянув в холл, подзывает солдата: – Дженкинс!
Дженкинс, проворный здоровяк, мгновенно оказывается рядом со мной.
– Сэр. – Он кивает учтиво-коротко, хотя, несомненно, старше Уорнера. Лет двадцати семи, плотный, крепкий, мускулистый. Косится на меня. Взгляд карих глаз теплее, чем я ожидала.
– Отведи миз Феррарс вниз. Хочу предупредить: она очень непокорна и будет вырываться. – Он медленно улыбнулся. – Что бы она ни говорила и ни делала, не отпускай ее. Понятно, солдат?
Глаза Дженкинса расширяются. Он моргает, ноздри едва уловимо трепещут, пальцы опущенных рук согнуты. Чуть слышно вздохнув, кивает.
Дженкинс не идиот.
Я бросаюсь бежать.
Я лечу по коридору мимо ошеломленных часовых, не решающихся остановить меня. Не знаю, что я делаю, зачем пытаюсь убежать и куда направлюсь потом. Я бегу к лифту, чтобы хоть выиграть время. Я не знаю, что еще делать.
Приказы Уорнера, рикошетя от стен, разрывают барабанные перепонки. Ему нет нужды гнаться за мной. Людей у него хватает.
Солдаты загородили мне дорогу. Они сбоку. Сзади.
Я не могу дышать.
Мечусь в замкнутом кругу собственной глупости, перепуганная, страдающая, ужасающаяся мысли о том, что мне предстоит сделать с Дженкинсом, что станет с нами обоими, несмотря на самые благие намерения.
– Взять ее, – негромко говорит Уорнер. Тишина плотным мешком ложится в каждый угол. Его голос – единственный звук в холле.
Дженкинс делает шаг вперед.
Набежавшие слезы мешают смотреть. Я жмурюсь, резко открываю глаза и, моргая, разглядываю собравшуюся толпу. Вижу знакомое лицо. Адам с ужасом смотрит на меня.
Мне становится невыносимо стыдно.
Дженкинс протягивает ко мне руку.
Кости начинают выгибаться, пульсируя в такт ударам сердца. Я оседаю на пол, складываясь внутрь себя, как тонкий блин. Руки такие голые в этом изношенном балахоне…
– Не надо. – Я нерешительно выставляю руку, умоляюще глядя в лицо ни в чем не повинного человека. – Пожалуйста, не надо… – Голос садится. – Ведь вы же не хотите касаться меня!
– Я не говорил, что хочу, мисс. – Голос Дженкинса, глубокий и ровный, полон сожаления. У Дженкинса нет перчаток или иной изоляции, подготовки, навыков защиты.
– Это приказ, солдат! – рявкает Уорнер, наводя пистолет на стоящего к нему спиной Дженкинса.
Тот хватает меня за руки, повыше локтей.
Нет! Нет!
Я задохнулась.
Кровь закипает в жилах, устремившись по телу вспенившейся рекой, волны жара захлестывают мои кости. Я чувствую его муку, чувствую, как сила уходит из тела Дженкинса. В ушах отдается стук его сердца. Голова кружится от прилива адреналина, наполняющего все мое существо.
Я чувствую себя живой.
Хоть бы от этого мне было больно. Хоть бы это меня калечило. Хоть бы это отталкивало меня. Хоть бы возненавидеть эту мощную силу, гнездящуюся в моем теле!
Но я не умею. Кожа пульсирует чужой жизнью, и мне это нравится.
Ненавижу себя за это.
Как замечательно ощущать бурлящую жизнь, надежду, силу, которой я не знала! Чужая боль дает непрошеное, ни с чем не сравнимое наслаждение.
Дженкинс не убирает рук.
Но он не отпускает меня, потому что не может. Потому что это я должна разорвать контакт. Потому что боль лишает его способности двигаться. Потому что он попался в мои силки.
Потому что я живая венерина мухоловка.
Смертельная ловушка.
Я падаю на спину и обеими ногами пинаю Дженкинса в грудь в попытке оттолкнуть, однако он, обмякнув, мешком валится на меня. Я начинаю кричать, стараясь что-нибудь увидеть сквозь пелену слез. Я икаю, истерически рыдаю, охваченная ужасом от застывшей маски, в которую превратилось лицо Дженкинса, от того, как его парализованные губы с хрипом рывками втягивают воздух в легкие.
Вырвавшись, отползаю назад. Море солдат безмолвно расступается за моей спиной. На всех лицах изумление и чистый, беспримесный страх. Дженкинс лежит на полу, и никто не решается к нему подойти.
– Помогите, кто-нибудь! – кричу я. – Помогите ему! Ему нужен врач, его надо отвезти… Ему надо… О Боже, что я наделала!
– Джульетта…
– Не прикасаться ко мне! Не сметь прикасаться ко мне!!!
Уорнер снова в перчатках, он пытается меня поднять, пригладить волосы, вытереть слезы, а мне хочется его убить.
– Джульетта, тебе надо успокоиться…
– Помогите ему! – кричу я, падая на колени и не отрывая взгляд от лежащего на полу. Солдаты подходят нехотя, осторожно, словно боясь заразиться. – Пожалуйста, вы должны ему помочь! Пожалуйста!
– Кент, Кёртис, Соледад, займитесь этим! – орет Уорнер, подхватывая меня на руки.
Я отбиваюсь, но мир проваливается в черноту.
Глава 14
Потолок становится то четким, то расплывчатым.
Голова тяжелая, в глазах плывет, сердце неприятно стиснуто. Под языком остался отчетливый привкус паники. Стараюсь вспомнить, откуда он взялся. Пробую сесть, не понимая, почему лежу.
Чьи-то руки удержали меня за плечи.
– Как ты себя чувствуешь? – Уорнер вглядывается мне в глаза.
Память сразу возвращается. Воспоминания жгут глаза – я снова вижу перед собой лицо Дженкинса. Размахивая кулаками, кричу, чтобы Уорнер отошел от меня, извиваюсь, вырываясь из его хватки, но он лишь улыбается. Даже посмеивается. Мягко опускает мои руки, вытянув их вдоль тела и придержав.
– Ну, хоть проснулась, – хмыкнул он. – Ты заставила меня минуту поволноваться.
Меня бьет крупная дрожь.
– Убери от меня лапы.
Он пошевелил пальцами в перчатках у меня перед носом.
– Я защищен, не беспокойся.
– Ненавижу тебя!
– Сколько страсти, – снова смеется Уорнер. Он совершенно спокоен, его искренне забавляет эта сцена. Он смотрит на меня мягче, чем я ожидала.
Отворачиваюсь.
Уорнер встает с коротким вздохом.
– Вот, – говорит он, потянувшись к подносу на маленьком столике. – Поесть тебе принес.
Воспользовавшись возможностью, сажусь и оглядываюсь. Я лежу на кровати, покрытой парчой, золотой с бордовым, будто запекшаяся кровь. Пол устлан мягким дорогим ковром цвета летнего заката. В комнате тепло. Она не больше моей, с обычной здешней меблировкой – кровать, гардероб, тумбочки, огромная хрустальная люстра. Единственная разница – здесь есть вторая дверь, а на угловом столике горит свеча. Не видев живого пламени так давно, что потеряла счет времени, я подавила желание поднести руку к свече и потрогать пламя.
Выпрямляюсь, не касаясь спиной подушек, сделав вид, что мне неудобно.
– Где я?
Уорнер, подойдя с тарелкой хлеба и сыра в одной руке и стаканом воды в другой, оглядывается, словно видит комнату впервые.
– Это моя спальня.
Если бы голова так не раскалывалась, я бы кинулась бежать.
– Отведи меня в мою комнату. Я не хочу тут находиться.
– Однако ты здесь. – Он садится в ногах кровати, в нескольких футах от меня, и пододвигает мне тарелку. – Пить хочешь?
Оттого ли, что не могу мыслить связно, или от смущения, но я пытаюсь увязать полярные настроения Уорнера. Вот он протягивает мне стакан воды, хотя только что вынудил устроить пытку невинному человеку. Подношу руки к глазам и разглядываю пальцы, словно впервые их вижу.
– Не понимаю.
Наклонив голову набок, он смотрит на меня так, словно я случайно получила серьезную травму.
– Я спрашиваю, пить хочешь? Разве это сложно понять? – Пауза. – На, выпей.
Беру стакан, смотрю на него, перевожу взгляд на Уорнера, потом на стены.
Наверное, я сошла с ума.
Уорнер громко вздыхает.
– С тобой случился обморок. По-моему, тебе надо поесть, хоть я и не врач. – Он помолчал. – Слишком много напряжения в первый день. Это моя ошибка.
– Почему ты обо мне так заботишься?
Его удивление поразило меня.
– Потому что ты мне небезразлична, – отвечает он.
– Небезразлична? – Онемение тела понемногу отступает. Давление растет, гнев прорывается в сознание. – Из-за тебя я чуть не убила Дженкинса!
– Но не убила же…
– Меня били твои солдаты! Ты держишь меня здесь, как заключенную! Угрожаешь мне смертью! Не даешь никакой свободы и утверждаешь, что я тебе небезразлична? – Я едва не выплескиваю воду из стакана ему в лицо. – Ты чудовище!
Уорнер отворачивается – мне виден только его профиль, сжимает руки, словно размышляет, касается губ.
– Я только пытаюсь тебе помочь.
– Ложь.
Он задумчиво кивнул:
– Да, большую часть времени – да.
– Я не хочу здесь оставаться, не хочу быть твоим экспериментом. Отпусти меня!
– Нет. – Он встал. – Боюсь, этого я не могу сделать.
– Почему?
– Потому что не могу. Мне… – Он потянул перчатки за пальцы, кашлянул и зачем-то посмотрел на потолок. – Ты мне нужна.
– Чтобы убивать людей?
Он ответил не сразу. Подойдя к свече, он стянул перчатку и пошевелил пламя голыми пальцами.
– Знаешь, Джульетта, с этим я прекрасно справляюсь сам. Можно сказать, я профессионал.
– Это отвратительно.
Уорнер пожал плечами:
– А как, по-твоему, человек моего возраста может управлять столькими подчиненными? Как иначе отец доверил бы мне управление целым сектором?
– Отец? – Во мне вдруг проснулся острый интерес.
Уорнер игнорировал мой вопрос.
– Механизм страха достаточно прост. Я запугиваю людей, они слушаются меня. – Он махнул рукой. – Пустые угрозы в наше время ничего не стоят.
Я зажмурилась.
– Значит, ты убиваешь людей ради власти?
– Как и ты.
– Да как ты смеешь!
Уорнер захохотал.
– Ты, конечно, можешь себе лгать, если тебе так проще.
– Я не лгу!
– Отчего же ты так долго не отталкивала Дженкинса?
Язык вдруг отказывается повиноваться мне.
– Почему ты сразу не начала брыкаться, а выждала добрых две минуты?
Руки задрожали, и я стискиваю кулаки.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
– Зато ты обо мне много навоображала.
Я стиснула зубы, боясь слово вымолвить.
– Я по крайней мере не вру, – добавил Уорнер.
– Ты только сейчас подтвердил, что постоянно лжешь!
Он приподнял брови.
– Я хотя бы честно признаю, что лгу!
Резко поставив стакан с водой на тумбочку, я закрыла лицо руками и попыталась сохранить спокойствие.
– Ну хорошо… – Мой голос странно скрипит. – Тогда зачем тебе я? Ну, если ты такой профессиональный убийца?
Улыбка скользнула по лицу Уорнера.
– Однажды я познакомлю тебя с ответом на этот вопрос.
Я хотела возразить, но он жестом остановил меня, взяв кусок хлеба с тарелки и сунув мне под нос.
– Ты практически ничего не ела за ужином. Так не годится.
Я не двинулась.
Уронив хлеб на тарелку, он поставил ее к стакану, повернулся ко мне и вдруг впился в мои глаза таким напряженным взглядом, что я почувствовала себя безоружной. Я столько хотела ему сказать, прокричать, но отчего-то сразу забыла слова и была не в силах отвести взгляд.
– Съешь что-нибудь, – сказал он, отворачиваясь. – И ложись спать. Я приду за тобой утром.
– Почему я не могу спать в своей комнате?
Он поднялся и отряхнул совершенно чистые брюки.
– Я хочу, чтобы ты осталась здесь.
– Для чего?
Уорнер отрывисто засмеялся.
– Сколько вопросов…
– Ну, если ты дашь мне прямой ответ…
– Спокойной ночи, Джульетта.
– Ты отпустишь меня? – снова спросила я, уже тихо и робко.
– Нет. – Он сделал шесть шагов до угла, где стояла свеча. – И не буду обещать, что твоя жизнь станет легче.
В его голосе не слышалось ни сожаления, ни раскаяния, ни сочувствия, будто он говорил о погоде.
– Опять лжешь?
– Все может быть, – кивнул он будто бы своим мыслям, задувая свечу.
И исчез.
Я пыталась бороться с собой.
Я пыталась не спать.
Я пыталась собраться с мыслями, но не смогла.
Я заснула, совершенно обессилев.
Глава 15
Почему ты не покончишь с собой, однажды спросил меня кто-то в школе.
По-моему, вопрос был задан, чтобы досадить мне, но я впервые задумалась о такой возможности. Я не знала, что ответить. Может, это глупо, но я втайне надеялась – если буду хорошей девочкой, если буду хорошо себя вести, говорить правильные вещи или молчать, родители, возможно, изменят свое мнение обо мне. Я верила, что в конце концов они начнут прислушиваться к моим робким словам. Я думала, они дадут мне шанс. Может, даже полюбят меня наконец.
Во мне никогда не умирала эта глупая надежда.
– Доброе утро.
Глаза у меня мгновенно открылись. Я никогда не умела крепко спать.
Уорнер смотрит на меня, сидя в ногах кровати в свежем костюме и идеально начищенных туфлях. Все в нем безупречно. Незапятнанно. Дыхание Уорнера прохладно и свежо в хрустальном утреннем воздухе – я чувствую его на лице.
Только через секунду я поняла, что запуталась в простынях, на которых спал Уорнер. Лицо начинает гореть, и я поспешно высвобождаюсь, едва не упав с кровати.
На приветствие я не ответила.
– Хорошо спала? – спрашивает он.
Поднимаю голову. Его глаза такого странного оттенка зеленого, кристально-прозрачные, неприятно пронзительные, проницательные. Волосы густые, роскошного золотого оттенка. Он строен и вовсе не производит внушительного впечатления, хотя хватка определенно сильная. Я впервые заметила у него на левом мизинце нефритовое кольцо.
Перехватив мой взгляд, Уорнер встал, натянул перчатки и сцепил руки за спиной.
– Возвращайся в свою комнату.
Заморгав, киваю, встаю и едва не падаю. Схватилась за кровать – голова закружилась. Сзади послышался вздох Уорнера.
– Ты не съела то, что я вчера оставил?
Дрожащими руками хватаю стакан с водой и заставляю себя проглотить немного хлеба. Привыкнув к голоду, я забыла, как его узнавать.
Когда я уже держалась на ногах, Уорнер повел меня в коридор. Я еще сжимала в руке ломтик сыра.
Выйдя в коридор, я снова чуть не упала.
Читать бесплатно другие книги:
