Катафалк дальнего следования Леонов Николай

– Вас как по имени-отчеству? – попытался отвлечь женщину от наведения лоска Гуров.

– Валентина Сергеевна я, Сережу вот в честь дедушки назвали. – Женщина вдруг всхлипнула. – Простите, всякую чепуху вам рассказываю, вам ведь надо про взрыв все узнать. Столько лет я на железке отработала, а с таким делом никогда не сталкивалась. Ну максимум напьется кто, побуянит, с поезда спрыгнет на ходу. А тут… – Она вдруг схватилась за сердце. – Ох, как вспомню, что Светку на куски разорвало, так будто иголками всю колоть начинает. Это же что за зверь такое сотворил… Креста на нем нет, как земля такого носит. Вы уж найдите его, накажите по всей строгости.

– А вы Светлану хорошо знаете? Сталкивались по работе? – деликатно уточнил оперативник.

– Конечно, она еще при мне в проводники пошла. Такая душевная, отзывчивая, что ни попросят, все сделает. Как детишки без нее будут, сироты ведь остались, отец потонул, как третьего она родила.

Про себя Лев Иванович удивился тому, что такая молодая женщина, которую он видел в своем вагоне, успела стать трижды матерью.

– Почему Светлана одна работала на смене, разве вы не в паре работаете?

– Деньги нужны были, вот она всегда двойную ставку тащила. Могла бы и за троих работать. Ей кормить надо ребятишек, старшая в этом году школу оканчивает, дальше ее ведь учить надо. Дочка совсем молодая, хочется приодеться, поступить в институт, тут за каждую копейку будешь хвататься.

– Подождите, а у вас есть фотографии Светланы? Можете показать?

У Гурова никак не укладывался в голове рассказ Валентины. Девушка из поезда, скорее, больше сама походила на школьницу, чем на мать семейства. Сын уже подавал матери толстый альбом в бархатистой обложке. Женщина пролистала плотные листы до середины и любовно погладила фото:

– Вот наша бригада, Светочка здесь, и еще предыдущий начальник поезда, Веселовский.

– А что, новый не нравится вам? – Гуров разглядывал снимок, попутно вспомнив, как начальник поезда не исполнил его просьбу: сообщить о замерзающей женщине на полустанке.

– Сильно много о себе думает, – оживился Сергей, который прислушивался к разговору, меланхолично размешивая сахар в кружке. – Всех считает ниже себя, не начальник, а царь поезда.

Мать искоса бросила в его сторону тревожный взгляд.

– Ну что ты, Сережа, начальство как начальство. У каждого свой характер, ты вот горячий, как кипяток, не думаешь ни о чем и мелешь что попало своим языком.

– А чего он замечание мне сделал, что форма в пятнах?! Сам ходит, пальцем не пошевелит. А у меня работа такая, между прочим. Опасная!

– Знаю, сынок, знаю, ну не горячись. – Мать заерзала в кресле, снова со страхом поглядывая на Гурова, не причинят ли резкие слова сына ему вреда. – На пустом месте зачем заводиться, мы люди скромные, не надо начальству перечить, заступиться потом некому.

Лев Иванович краем уха слушал их перебранку, с вниманием разглядывая одну фотографию за другой. Женщины в форменных блузках и костюмах позировали на фоне вагонов с табличками разных направлений. Почти все старше 40, полные, с похожими короткими стрижками, но среди них он не смог отыскать девушку-проводника из вагона, в котором ехал.

– Простите, Валентина Сергеевна, можете показать на фотографии погибшую Светлану?

– Да вот же она. – Со вздохом собеседница провела пальцем по лицу смуглой невысокой женщины, далеко за сорок лет.

Тусклые, рано постаревшие черты лица, короткие волосы с сединой, приземистая фигура – никакого сходства с юной красавицей из поезда.

– Я пойду, поздно уже. Спасибо за чай, – поднялся Лев Иванович и попросил парня: – Сергей, проводи, боюсь, собака опять кинется.

Тот неохотно поднялся, накинул куртку. На пороге веранды, не желая выходить на холод, он откровенно зевнул:

– Да идите, не бойтесь. Наш Трезорка старый, зубов уже нет, только брехать может.

– Да не боюсь я пса, Сергей, еще пара вопросов у меня к тебе. Мать твою не хотел тревожить.

В ответ Сергей угукнул и, поплотнее укутавшись в старый ватник, прошагал до забора следом за Львом Ивановичем:

– Ну, говорите.

– Ты помнишь проводницу, которая была в вагоне? Девушка, симпатичная. Вы с ней еще перемигивались насчет моего опьянения.

– Помню, – согласился Сергей. – Ничего такая, да.

– Ты ее раньше видел? И потом после взрыва она была на перроне?

– Новенькая, раньше не видел. А после взрыва я сразу с мамой в больницу рванул, про нее и не вспомнил.

– Ты же слышал, что твоя мама говорила, что за третьим вагоном была закреплена Светлана Селиванова. Куда она делась? Она работала в ту ночь, ты видел ее?

Парень задумался на пару секунд и пожал плечами:

– Да вроде не видел Селиванову, мне мамины подруги одинаковыми кажутся, может, и напутал чего. Но девчонку помню в третьем, красотка, только сильно наштукатурена, я такого не люблю.

– А как получилось, что она вместо Селивановой работала?

От вопросов настырного опера Горшков недовольно дернулся:

– Ну что вы как маленький, может, подменились. Всякое бывает, приболела, вот вместо нее новенькая и вышла. Начальник может и не знать, он у нас птица важная, на все только кривится, будто лимона откусил.

Лев Иванович вслушивался в тишину за околицей и видел, что старый Трезор тоже, навострив уши, наблюдает за кем-то, скрытым темнотой.

– Ничего больше не вспомнил? Кого-то, может, видел перед тем, как вагон взорвался?

– Да нет. – Парень вздохнул. – Мы ж, считайте, с вами рядом бежали все время, пока не грохнуло. – Он вдруг радостно ткнул в желтое оконце дома на другом конце улицы. – Вы вон к тете Соне загляните, она беляшами торгует на перроне с утра и до самого вечера. Она точно видела, кто из вагонов на остановке выходил. Идите, она не спит еще, беляши на завтра жарит. Отсюда запах чую.

– Спасибо, зайду сейчас, – обрадовался новому свидетелю опер.

Пожав парню на прощанье руку, Гуров зашагал по улице в сторону яркого желтого пятна. Аппетитный запах действительно полз по всему переулку, щекоча ноздри. Как собака по следу, он по запаху от беляшей дошел до крошечного кособокого домика, распахнул калитку и постучал в приоткрытое окно:

– Хозяйка, беляшами угостите?

Сгорбленная старенькая женщина испуганно метнулась к окну и с грохотом задвинула раму:

– Нет никаких беляшей, ничего нету! Картошечки себе решила пожарить на ночь, не запрещено законом! – выкрикнула она, разгоняя по кухне чад от шипящих на сковородке золотистых беляшей.

– Тетя Соня, не бойтесь, я штрафовать вас не буду, – зашептал Лев Иванович в оставшуюся щель. – Угостите свеженькими, я у вас еще десяток куплю.

Домашняя кулинарка остановилась, приоткрыла обратно окно и переспросила:

– Точно? Не обманешь? Вы москвичи такие, ушлые.

– Да клянусь. Так вкусно пахнет, что просто живот скрутило. Мне бы покушать, у вас магазины уже закрыты, а у меня за весь день крошки во рту не было.

– Ну заходи, открыто. – Пожилая женщина до сих пор вела себя настороженно. – Только деньги вперед давай, девять берешь, один в подарок. Ну ладно! Двумя угощаю, раз уж гостем моим стал.

– Спасибо!

Лев Иванович заторопился внутрь, навстречу манящему аромату. Там женщина ловко управлялась сразу с тремя сковородами на старой побеленной печи, скидывая готовые золотистые беляши в огромный таз и выкладывая новые порции пухлого теста. Гуров скромно пристроился на колченогом табурете, кивнул с благодарностью, когда перед ним оказалась эмалированная миска с двумя жирными, истекающими соком пухляшами. Он с удовольствием впился зубами в горячий бок беляша, а энергичная старушка, не отвлекаясь от своего конвейера, хмыкнула:

– Поди, спросить пришел, кого видала на перроне сегодня у поезда взорванного?

Рот был занят, и Гуров смог только утвердительно промычать в ответ. Женщина снова хмыкнула, довольная собственной проницательностью:

– Не за беляшами же по ночи из Москвы начальство шныряет. Ты не обижайся, что я на язык острая. Привыкла на вокзале отбривать, а то каждый из себя начальство строит. Штрафами грозят за незаконную торговлю, пассажиры тоже возмущаются, что антисанитария. А я десять лет их жарю, и все у меня кормятся. И вокзальные, и с железки. Проводники, обходчики, машинисты, все тети-Сонины беляши уважают.

– Понимаю их, тетя Соня, вкуснотища. Еще десяток с собой положите?

– Положу, положу. – Довольная комплиментом продавщица принялась с грохотом скидывать грязную посуду в старенькую жестяную раковину.

Наконец присела за стол, обтерла руки от муки и начала фасовать свои изделия в промасленные кульки, по ходу рассказывая о событиях утра:

– Я к пяти утра прихожу всегда, конкуренции меньше, а люди за ночь оголодали уже, свеженькое быстро разбирают. Считай, к обеду я отстрелялась, можно тесто заводить на новую партию. Ну и сегодня припоздала, по переходу бегу с сумкой, а поезд уже к станции подходит. И тут кто-то крикнул, я по сторонам туда-сюда. Только увидела, как кто-то в кусты сиганул прямо на ходу. С нашей стороны, где дома.

– А кто был, мужчина или женщина? Успели рассмотреть?

– Кричала женщина, это точно. Тихонько так вскрикнула, я еще подумала, что, может, девчонку кто зажал. У нас ребята на поселке простые, могут и обидеть. Я хотела шугануть хулигана, да темно, ничего не видно. Он в кусты бросился.

– Почему думаете, что это все-таки мужчина был?

– Да так тяжело он лез, аж кусты трещали. Будто медведь через кусты ломится.

– А можете место указать, где это было? Или нарисовать, как дойти? – попросил опер.

Кулинарка махнула рукой в сторону окна:

– Чего там искать? Вот как через мост идешь в сторону вокзала по правой стороне, так сразу перед мостом он в кустах и пошумел. Увидишь, если по свету пойдешь. Там в крови снег перемазанный и ветки переломаны.

– В крови? Вы смогли рассмотреть кровь, когда на вокзал шли?

– Да нет, это уже обратно пошла через мостик, светло было, день. Глянула туда, а и присматриваться не надо, на снегу кровина тянется и кусты сикось-накось.

– То есть человек бежал со стороны вокзала через лесок в сторону домов, сюда?

– Да с какого вокзала, с поезда. Состав же шел в это время, через рельсы никак не перейти ему было, а поверху я на мосту была.

– Спасибо, тетя Соня. Помогли очень. Сколько с меня?

– Триста за все. – Женщина сложила в самодельный пакет десяток румяных пышных беляшей.

– Держите. – Гуров положил на стол пятисотенную купюру. – Сдачи не надо. Лучше завтра будете на вокзале, приберегите для меня еще партию свежачка. Уж очень вкусно готовите.

– А то. – Довольная выручкой, старушка благосклонно предложила: – Ты через улицу до переходника на вокзал не иди, тут через два дома тропинка будет между деревьев, по ней выйдешь почти к тому месту.

– Отлично, тут у вас все рядом. Удобно жить. – Лев Иванович вытер руки об ветхое полотенце и шагнул к двери из кухни.

Что-то грохнуло в коридоре за дверью, но старушка отмахнулась:

– Кот шмыгает, старый уже, а все в подполье скачет, мышей ловит. Весь в меня, мне ведь уже семьдесят, а все бегаю, торгую. Надо детям помогать…

– Крепкого вам здоровья, – напоследок пожелал Гуров, разомлевший от тепла и еды.

По дороге он шел и раздумывал, как же тяжело жителям крошечного поселка Туманный. Хватаются за любую возможность, чтобы заработать свои честные копейки. Даже пенсионеры не могут расслабиться и вынуждены поздно ложиться, вставать до рассвета. И так каждый день.

Через два дома он нашел протоптанную в сугробах тропинку, по которой пошел вперед. И тут же ускорил шаг – впереди кто-то поспешно убегал, попав в ловушку из сугробов. Его преследователь, видимо, стоял на этой тропинке и следил за московским опером, не догадываясь, что тот свернет с широкой укатанной дороги между домами в узкий проход, известный только местным. Наблюдатель все громче дышал впереди, все-таки попался в ловушку.

Лев Иванович перешел на бег, пружинисто прыгнул, но преследователь оказался низкорослым. Так что пальцы Гурова только зацепили и сорвали шерстяную шапочку с коротко стриженной головы. Маленькая фигурка кинулась бежать, застревая в сугробах, Лев Иванович рванул следом, но тут же почти по колено провалился в рыхлый снег. Темный силуэт юркнул между деревьев и растворился в темноте. Гуров попытался догнать его, но, более массивный и тяжелый, он увязал при каждом шаге в сыром снегу. Пройдя пару десятков метров, он понял бесполезность своей затеи, в сердцах выругался, сунул добычу в карман и вернулся на утоптанную тропинку. Кем бы ни был преследователь, он ретировался, испуганный тем, что его вычислили. И не просто убежал, а оставил вещественное доказательство – потертую трикотажную шапку.

Возле мостика Лев Иванович подсветил фонариком. Как и говорила пенсионерка, кусты в этом месте были сломаны и примяты на широком расстоянии друг от друга, тут явно пробирался человек весом не меньше девяносто килограммов. Он внимательно осмотрел местность: глубокие следы примерно 4344-го размера; пятна крови, тянущиеся цепочкой в глубину кустов прямо по отпечаткам ног. Гуров не пошел сразу в темноту в кусты, куда тянулись следы. Он прошелся вдоль насыпи и нашел то, что искал. Вмятина в снежном покрове от падения большого тела, борозды по щебню, камешки в капельках засохшей крови. Опер представил, как в этом месте утром развивались события. Пока тетя Соня с партией свежей продукции шла по мостику, что-то произошло в его вагоне. Сначала закричала женщина. Может быть, это была Светлана, но не настоящая, а девушка, которая зачем-то выдавала себя за проводницу. После чего кто-то, крупный и грузный, выпрыгнул на ходу из вагоа и скрылся в кустах возле насыпи. Судя по размерам следов, это был, скорее всего, Дымов, и он был ранен. Либо он кого-то ранил еще в вагоне, ведь Лев Иванович сам видел следы крови на полу соседнего купе. Потом кровавые капли тянутся по следам, указывая путь пожилого пассажира. Чья кровь? Проводницы? Но Гуров видел девушку, перед тем как появился патрульный, и она не была ранена.

Лев Иванович, освещая перед собой сугроб телефоном, медленно начал шагать рядом со следами Дымова. Вот здесь пожилой великан встал на ноги, сделал пару широких прыжков и оказался в глубине кустарника. Между деревьями шли глубокие провалы от ног беглеца, он пробирался через снег, проваливаясь почти по щиколотку. В двух местах Гуров обнаружил широкий отпечаток, здесь Дымов, скорее всего, садился прямо в рыхлый сугроб, чтобы передохнуть. Через сотню метров, за кустами, что отделяли жилые дома от лесополосы, цепочка следов обрывалась. Снова утлые домишки жителей поселка, только теперь Гуров смотрел на них другими глазами. В одном из этих домов может прятаться Дымов, либо тайно, либо с согласия хозяев. Лев Иванович уверен в этом – при минусовой температуре не смог бы пассажир долго находиться на улице, а прошло уже больше двенадцати часов, как он спрыгнул с поезда. Поэтому либо Дымов замерз среди деревьев, либо нашел прибежище в одном из домов поселка. Лев Иванович еще раз осмотрел местность, стараясь не наступать на кровь и следы беглеца из поезда, но больше информации с места происшествия не получил. Необходима работа экспертов. Неизвестно, чья эта кровь, в потемках не рассмотреть – есть ли следы борьбы, остатки ткани или невидимые глазу потожировые отпечатки. Утром надо будет начать массовый поиск Дымова, Егоркин его наверняка всецело поддержит. Только вот Гуров не был так однозначно уверен в том, что пожилой мужчина организовал взрыв в поезде, даже несмотря на улики – телефон с требованием выкупа, побег перед взрывом – и несмотря на то что Дымов некогда работал машиностроителем-железнодорожником. В эту схему никак не укладывалась странная ложная проводница Светлана и поведение Дымова.

Хотя, может быть, и есть простое объяснение тому, что в вагоне работала под чужим именем незнакомая девушка, – работники железки и Туманного многое скрывают от московского опера.

Пока Лев Иванович точно знал, что в вагоне в ночь перед взрывом ехала в качестве проводника неизвестная девушка, а совсем не мать троих детей, зрелая женщина, указанная в документах. И делиться информацией с прокурорским следователем не спешил, до сих пор памятно ему было, с каким удивлением тот смотрел на него при вопросах об умершей жене Дымова. Если еще и появится проводница, от которой не осталось и следа после взрыва, то Егоркин окончательно спишет слова на бред после отравления угарным газом. Оперативники и следователи работают только с фактами, без доказательств ни один суд не поверит рассказу об исчезнувшей жене Дымова и странном перевоплощении проводницы из дородной женщины в девицу. Придется эти улики искать пока самому, не ставя в известность следственную группу.

Возвращался Лев Иванович в съемную квартиру почти бегом, не прислушиваясь к тому, идет ли кто за ним следом. Неизвестный не решится снова наблюдать за ним, скорее всего, он напуган тем, что оставил улику в руках опера. А страх – плохой советчик для преступника, он может совершить роковую ошибку, выдавая весь замысел злоумышленника.

Остаток ночи Лев Иванович провел над изучением протоколов. Конечно, Егоркин проделал большую работу, опросив за короткое время несколько десятков свидетелей. Но они повторяли все одно и то же: спали либо просто смотрели в окно, поезд после остановки вдруг резко затормозил, на перрон выбежал мужчина средних лет, его преследовал полицейский. Оба забежали в здание вокзала, а затем последовал взрыв. Полыхнул третий вагон. От взрыва выбило стекла, занялся пожар, началась паника. Часть пассажиров покинула состав, а дальше уже прибыли пожарные, МЧС и саперы.

Заключения экспертов еще отсутствовали, были лишь подробные описания места преступления во время осмотра. Искореженный вагон, место взрыва в купе, где ехал Дымов. Внимательнее всего Лев Иванович изучал сухие канцелярские ответы из информационного центра железной дороги – списки пассажиров и сотрудников состава. За третьим вагоном числилась лишь проводник пассажирского вагона 1-й категории Селиванова Светлана Юрьевна, 48 лет. А в третьем купе вагона номер три, согласно списку билетов, ехали два пассажира – чета Дымовых. Билеты были куплены до станции в городе Золотов. Ни одного упоминания о перевозке гроба и тела, не было свидетельства о смерти, которое показывала ему в служебном купе молодая проводница.

Исчезла проводница, Дымов, его мертвая жена, будто никогда и не было гроба, ночного скандала и криков пассажира в соседнем купе. Лев Иванович потер виски, если бы ему кто-то рассказал из коллег такую историю, он тоже засомневался бы в том, трезв ли рассказчик.

Но они были, это не фантазия и не выдумка. Присутствие Дымова вполне доказано, и Егоркин даже готов записать его в главные обвиняемые. Молодую проводницу видел Сергей Горшков. Вот пускай тогда молодой следователь сегодня идет по следу Дымова и разыскивает сбежавшего пенсионера, надо лишь дать ему наводку и подсказать план действий, чтобы не упустил ничего важного.

А Гуров займется пропажей жены Дымова, надо прежде всего выяснить – садилась ли она в поезд. Попросить помощи коллег, чтобы поискали свидетелей на станции, с которой чета пенсионеров отправилась в путь. А пункт второй в его поисках – разузнать, как оказалась в поезде девушка-проводница.

Один свидетель точно есть, ведь патрульный Горшков видел ее, разговаривал и даже по-рыцарски пытался избавить от выходок якобы пьяного пассажира.

Но начнет он свое расследование с сельского врача, запросит у него анализы крови. Ведь во время поездки он не пил ни капли, а в организме явно имеются признаки отравления, симптомы не похожи на отравление угарным газом, да и начались они еще до взрыва.

Лев Иванович принялся привычно заносить все свои планы на бумагу, ежедневник вместе с багажом погиб в огне, поэтому пришлось воспользоваться салфетками и огрызком карандаша из хозяйства Настасьи. Раздумья его прервало шлепанье босых ног по линолеуму в коридоре.

– Лев Иванович, вы чего не спите? Еще шесть утра. – Встрепанный Егоркин с изумлением уставился на Гурова, который сосредоточенно продолжал изучать ворох бумаг на столе.

– Да хочу быстрее закончить расследование и тебя домой отпустить, к жене и дочке.

– Тогда я тоже встаю, только кофе надо сварить, у меня в сумке лежит молотый. Как знал, захватил с собой целую банку.

– Угу. – Гуров, не отрываясь от чтения, проверил, есть ли в стареньком чайнике вода, и нажал кнопку.

На кухню после душа Егоркин вернулся посвежевшим, приготовил по чашке крепкого напитка себе и Гурову. Молча сделал пару глотков, наблюдая, как опер внимательно дочитывает последние протоколы опроса свидетелей.

– Лев Иванович, я должен задать вам вопрос. Понимаю, что вы член следственной бригады, старше меня по званию, опытнее… Но…я… Понимаете…

Гуров поднял голову и стал ждать, когда смущенный следователь сформулирует вопрос.

– Понимаете, я вчера опрашивал свидетелей. И полицейские сказали, что вы ну… были немного не в себе, что вели себя как-то неспокойно. Им даже пришлось за вами гнаться. Я не стал вчера приставать к вам с расспросами. Но думаю, обязан спросить вас, как свидетеля произошедшего, расскажите, что случилось в вагоне. Я занесу в протокол только то, что вы посчитаете нужным зафиксировать, сейчас у нас просто разговор. Как коллеги с коллегой. Мы ведь в одной команде и хотим одного – найти организатора взрыва, преступника. Если даже вы… вы… ну, расслабились, может быть, позволили выпить лишнего, то ничего страшного, вы все-таки же не в рабочее время пили. Я об этом не буду в протоколе писать, не беспокойтесь.

– Я не выпивал, Андрей. Возможно, отравился чем-то сильно, но алкоголь точно не принимал. А по поводу того, что произошло в вагоне, честно тебе признаюсь, воспоминания у меня из-за плохого состояния смазанные. Дымова я видел в купе, он выпивал, от него шел запах алкоголя, и вел он себя агрессивно по отношению к проводнице, было похоже, что пьян он довольно сильно.

– Вот и я думаю, что он с алкоголем перебрал, поэтому и пошло все не по его плану. – Егоркин выдохнул с облегчением – трудный разговор состоялся.

– А насчет протокола не накручивай себя, можешь описать все как было, – успокоил парня Лев Иванович. – Я буду запрашивать у врача результаты моих анализов, чтобы выяснить, отчего мне вдруг дурно стало.

– Да это ведь дело нехитрое. – Егоркин сладко зевнул. – На станциях торгуют просроченной едой, спихивают пассажирам, и потом не найти виноватого.

Гуров рассмеялся:

– А я тебя как раз хотел беляшами от вокзальной торговки угостить. Но должны быть свежими, она при мне их вчера жарила. Разогревай и давай под кофе позавтракаем. Важный свидетель, кстати. Торговка беляшами со станции, баба Соня. Перед тем как состав остановился, она шла по железнодорожному мосту и видела, как кто-то спрыгнул с идущего поезда и исчез в кустах.

– Это Дымов! – заволновался Андрей. Он опасливо надкусил произведение бабы Сони и тут же с аппетитом принялся его уминать. – Срочно надо организовать его поиски. И необходимо перекрыть все выходы из поселка! Надеюсь, он не смог его покинуть!

– Хорошая мысль. Запроси помощи у местного отделения полиции, пускай дадут тебе рядовых прочесать лесок вдоль железнодорожного полотна, пока эксперты осматривают следы. Там, кстати, капли крови, надо выяснить, чья она.

– Наверное, Дымов поранился, когда с поезда прыгал. Надеюсь, у него травма и он не смог далеко уйти. Отлично! Я направлю туда бригаду, допрошу свидетельницу. Где ее дом? – Егоркин на ходу доел завтрак и заметался по квартире, собираясь на работу.

– Ты ее на перроне найдешь, по запаху узнаешь, – улыбнулся Гуров рвению следователя. Парень понял все правильно и мгновенно принялся за дело.

– А вы сейчас куда, Лев Иванович? Может, поможете бригаде с поисками? Я запрошу фото Дымова, чтобы опросить местных. Вдруг его кто видел или подвозил? – Егоркин уже застыл в коридоре у двери, с портфелем и курткой в руках.

– Давай я зайду в больницу, а потом после разговора с врачом подойду к месту работы экспертов. Найдем Дымова, не переживай. Кстати, запроси его документы из архива с работы. Нужно всю его биографию узнать, где учился, где женился, с кем дружил. Если они с женой родом отсюда, то у них могли остаться родственники в Туманном.

– Точно! И он может у них скрываться. Если мы сегодня найдем Дымова, то можно будет взять его под стражу и переслать в районный центр для дальнейшего следствия. Завтра тогда уеду. – Егоркин ликовал от такой скорейшей развязки дела. – У жены день рождения через два дня, вот как удачно получится.

У Гурова невольно вырвалось:

– Подожди, не все так просто. А если он не признает вину? Надо будет скрупулезно проверять все факты.

– А куда ему деваться, Лев Иванович?! Все улики говорят о том, что виноват в совершении преступления Дымов. Напился, взорвал не как планировал динамит и сбежал. Кто же еще!

– Ну, будем разбираться, – неопределенно ответил оперативник, чтобы не смущать парня непроверенной информацией.

Сам он не торопился выходить из квартиры. Только после того, как все вопросы и версии были сформулированы за время употребления двух чашек крепкого кофе, он отправился в путь. Его встретило старческое покашливание за окном – бабка Настасья находилась на своем посту.

– Доброе утречко, с самого рассвету на ногах и по делам побежали? Пока молодые, надо бегать, а я уж вот отбегала свое.

– Доброе, – поприветствовал старушку Гуров, вытащил шапку вчерашнего преследователя и показал ей: – Не знаете чья? Нашел вчера возле лестницы, когда к бабе Соне за беляшами бегал.

– Ох, Сонька кулинарка, умеет жарить, тем и зарабатывает. Дочку выучила одна, квартиру ей и внуку в районном центре купила.

– Ничего себе, – удивился Гуров. – Беляшики-то хороший барыш приносят.

Но бабка Настасья только покачала головой:

– Да чего завидовать-то, Соня после смерти мужа дочку одна тащила. Хоть и девка дурная, гулящая, прижила без мужа ребеночка, а все ж родная кровь. Вот и помогает. Себе ничего, даже ремонт в доме не делает, мол, старая, и так сойдет. Все для них бегает торгует. Так что и не видела никогда хорошей жизни, хоть крутится как белка в колесе. – Она приоткрыла окно, протянула руку и принялась щупать шапку. – Малец какой-то потерял, размер-то детский. Ух мать ему уши надерет. – Скрюченные старческие пальцы нащупали что-то в подкладке, и старушка вывернула шапку наизнанку, подслеповато морщась без очков. – Ох, ладанка зашита. Так тогда понятно, чья потеря, это сынок попа нашего шапку посеял. Матушка Лидия до таких штук охоча, она и мне предлагала сосуд со святой водой нашей болезной вшить в постельное белье, чтобы та на поправку пошла. Чтобы, мол, бог с ней всегда был. Да слепа я уже шитьем заниматься.

– А где священник живет? Давайте я занесу пропажу, познакомлюсь заодно.

– Зайди, зайди, попроси у него рукоположения. Он ведь, почитай, святой, хоть и не признанный. За грехи наши страдает, слезьми кровавыми плачет, как Иисус. Чудеса происходят со всем, к чему прикоснется. Ты иди к церкви, как шоссе перейдешь, так сразу и увидишь, купол золотом горит. Там он почти всегда, страдалец наш, чудотворец, за грехи наши поклоны бьет. Воду святит, чтобы излечение подарить всем страждущим.

– Спасибо. – Лев кивнул на прощание и пошел, удивляясь про себя, как сразу изменилась Настасья, как только речь зашла о чудесах от местного батюшки.

Глаза у старушки загорелись, в голосе послышались восторженные нотки, а взгляд стал словно стеклянным. «Да уж, религия – опиум для народа», – в изумлении отметил про себя Лев Иванович. Сам он в церкви редко бывал и не считал себя верующим. Однажды довелось ему расследовать дело о сектантах, тогда он увидел, насколько сильно проповедники могут лишать разума людей, превращать их в послушных зомби, которые готовы безрассудно выполнить любой приказ своего пастыря.

Оперативник быстро пошел по уже знакомому пути: шоссе с нескончаемым потоком из тяжелогрузов; облупленные трехэтажки с вымершими дворами, сегодня даже детей во дворе видно не было. Возле медицинского учреждения он приостановился, обошел здание по периметру, всматриваясь в обшарпанные, вздутые от разрушительной сырости, стены. В его бывшей палате окна были распахнуты, койки внутри без матрасов, сияют железными панцирями. Всех пострадавших, его соседей по палате, перевезли в районный центр, и фельдшерско-акушерский пункт вновь опустел в ожидании редких пациентов. Гуров не успел свернуть за угол, как расслышал тихий шепот, жалостный, с нотками слез:

– Спасибо, доктор, спасибо. Это вам, возьмите, не побрезгуйте. Вы же знаете, живем бедно, нечем вас отблагодарить. Хоть творожок домашний, все, что есть. Спасибо, без вас бы и не знали, как с ним справиться. Всех бы замордовал ирод пьяный, загонял бы по поселку. С вашими таблеточками живем понемножку, я ему в водку подсыпаю парочку, и он спать ложится, как бутылочку оприходует.

– Иди, иди, Наталья, не трепли языком. И больше двух таблеток не клади мужу своему, – ответил дребезжащий голос старого врача.

Гуров замедлил шаг, чтобы не спугнуть тайных собеседников, но почти сразу раздался топот торопливых шагов и кашель врача. Старичок неожиданно вынырнул из-за угла и почти врезался в высокого и статного Льва Ивановича.

– Доброе утро, господин московский оперативник. – Приветствие прозвучало с усмешкой. – Осуществляете розыск преступника в нашем фельдшерско-акушерском пункте? Уверяю, здесь ничего криминального нет, нищета, крысы и дефицит бюджета.

– Тем не менее местные граждане спешат спозаранку, чтобы отблагодарить врача. Видимо, за удачное лечение. – Лев кивнул на кулек с творогом в руках у врача, желая спровоцировать старого медика на ложь или агрессию, чтобы тот хотя бы косвенно выдал свою тайну.

Но старик, к удивлению Гурова, не разозлился и не испугался. Наоборот, хохотнул и сунул кулек в руки оперу:

– Угощайтесь. За первые же сутки пребывания в поселке покопались и в моем грязном бельишке, раскрыли страшную тайну. Вот что значит московский темп жизни. Мы привыкли жить неспешно, никуда не торопиться. Держите, держите, попробуете на ужин. Отличный, кстати, продукт, свежий и ручной работы. В столице бы такой продавали богатым гурманам не за одну тысячу рублей. В Туманном его можно получить за одну подпись на рецепте в месяц.

– И что за рецепт? От какой болезни лечите?

– Пойдемте в мой кабинет, звездный час фельдшерско-акушерского пункта в Туманном закончен, и все пациенты перекочевали к эскулапам в городишко побольше. Так что я весь ваш.

Несмотря на таинственную возню с таблетками, доктор нравился Гурову. Бодрый, ироничный, явно образованный, а самое важное – он не чувствовал страха в этом человеке. Визит опера вызвал у старенького врача не тревогу, а оживление.

В кабинете старик захлопотал с чашками и заварником, перед этим, манерно шаркнув ногой, представился:

– Бессменный главный врач фельдшерско-акушерского пункта поселка Туманный вот уже как тридцать лет. Хирург, терапевт, гинеколог и стоматолог в одном лице. Горев Яков Никанорович. А ваше имя я запомнил при заполнении медицинской карты, Гуров Лев Иванович.

– Удивительно, у вас столько было пациентов за последние сутки. Чем я был так примечателен? – Лев Иванович и сам не заметил, как перешел на такую же, как и у доктора, ироничную манеру общения.

Яков Никанорович разлил чай по большим кружкам, со вкусом хлебнул крепкий напиток и прикрыл от удовольствия глаза:

– Вы уж простите, я человек старых правил. Да и нечасто выпадает возможность побеседовать с человеком образованным, из Москвы. Так что начну издалека, потерпите старика немного.

– Я не тороплюсь, Яков Никанорович, думаю, что вам есть, что мне рассказать.

– Да уж, за тридцать лет работы врачом в поселке я знаю все тайны его жителей. С одной вы уже познакомились только что. Наталья и ее дети страдают от жестокого мужа и отца-алкоголика, он каждый день издевается и устраивает скандалы с побоями и издевательствами над членами семьи. А с тем снотворным, что я ей прописал официально и выдаю каждый месяц по рецепту, женщина хотя бы может усмирить пьяного мужа, и он крепко спит. Думаю, многие не поддержат меня, даже осудят за то, что кормлю алкоголика снотворным, ибо это не помощь, а медвежья услуга. Я сам себя еще тридцать лет назад осудил бы за такие действия. – Старик неожиданно горько рассмеялся. – Если бы вы знали, каким наивным и вдохновленным я приехал в Туманный. Юный врач в провинции, читал записки Чехова, мечтал спасать местных жителей от невежества, нести достижения медицины в массы. Вы же видели, как живут жители поселка. И главный их враг совсем не невежество, мне понадобилось время, чтобы понять это. Нищета, страшная и поголовная. От безысходности люди начинают пить, теряют надежду на лучшую жизнь и начинают болеть, болеть, болеть. Больная душа делает и тело больным, человек ускоряет приближение собственной смерти через саморазрушение. Раньше я все пытался объяснить, переубедить, а сейчас понимаю, что один в поле не воин. Да и сам, признаюсь честно, растерял вдохновение юности. Помогаю как могу местным, пускай вот так глупо, криво, но это лучше, чем бездействовать.

– Но почему такая нищета? Ведь в поселке действует завод по розливу воды, жители работают на железной дороге.

– Кроме завода нет других предприятий, и этим пользуется администрация завода, установившая там нищенские зарплаты на уровне прожиточного минимума. Штрафы, ужасные условия труда, да много чего неприятного мне рассказывают о тамошнем производстве. Для владелицы бизнеса Туманный – не более чем источник живой воды и дешевой рабсилы.

– Почему рабочие не обратятся с жалобой в трудовую инспекцию, к председателю сельсовета, районной администрации?

– Эх, Лев Иванович, сейчас вы напоминаете меня в молодые годы. Наивный, жаждущий торжества справедливости. Глава поселка и есть владелица завода, она же районный депутат. После жалоб бунтарей уволят и наберут новых, несмотря на низкие зарплаты. На железную дорогу устраиваются работать только по знакомству, там целые династии уже выстроились, на заводе то же самое. Желающие есть всегда, рабский труд за копейки единственная возможность для местных не умереть с голоду и, может быть, дать своим детям шанс уехать из загнивающего поселка.

– Печально слышать такое.

– По нашему медицинскому пункту видно отношение к поселку чиновников. Ремонт, покупка аппаратов, дополнительные ставки – это все не про нас. Хотя я ведь ходил, писал, просил. Да все без толку. Не приносим деньги, значит, бесполезны, вот так относится местная власть к медицине. И так в каждой сфере – школа закрылась, все дети учатся в районном центре, ездят каждый день на автобусах, проходящих поездах. Про дом культуры, библиотеку, кружки для детей или другие социальные сферы я молчу. Церковь – единственное место, куда местные могут пойти.

– Я так понимаю, ходят с увлечением?

– Даже с фанатизмом, особенно после того, как местный поп обнаружил у себя признаки святости и способности творить чудеса. На этих чудесах и завод вырос, разливает воду, которую наш священник делает чудотворящей.

– Да, мне уже рассказывали несколько человек о том, что у батюшки кровоточат глаза, видят в этом отсылку к стигматам Иисуса Христа. Вы не исследовали это явление? Как врач, как физиолог? Ведь должно быть объяснение данному явлению.

Доктор со вздохом поднялся, порылся в шкафу и положил перед Гуровым тонкую книжку в картонной обложке – медицинскую карточку.

– Вот, можете изучить карточку. Я знаю, что нарушаю закон о врачебной тайне, но только наш батюшка нарушает все законы человеческой морали. Делает деньги на своей болезни, и большие деньги. Он обратился несколько лет назад в связи с воспалением внутренней части века. Я нашел небольшую гиперемию конъюнктивы, набухание слизистой части века, если перевести с медицинского на обычный язык. И диагностировал на обоих глазах доброкачественные опухоли, выписал капли для лечения глаукомы и понижения внутричерепного давления. Батюшка сначала благодарил, намеревался лечиться, даже на операцию решился. – Яков Никанорович нахмурился. – Не знаю, в какой момент ему пришло в голову скрыть причину своей болезни и представить ее как некое чудо. И не просто представить, а еще и начать получать на этом прибыль. – На лице у старика отразилась горечь. – Он слепнет, опухоль увеличивается. И опухоль не только на глазах, я уверен. Такой избыток крови в мембране на глазном яблоке и слезном канале вызван нарушением работы сосудов головного мозга, это я даже без исследований могу наверняка сказать. Гипертония вызвана разрастанием опухоли головного мозга, что дает избыточное давление, повреждает сосуды, а излишек крови поступает в сосудистую ткань глазных яблок. В какой-то момент сосуды повреждаются, не выдержав слишком сильного давления внутри черепа, и жидкость выходит наружу. Это как лить воду в воздушный шарик, от давления стенки лопаются, и вода выливается. Здесь происходит то же самое. Батюшка плачет кровавыми слезами не из-за грехов прихожан, а из-за собственной алчности. В его голове и на глазах стремительно растет раковая опухоль. Ему необходимо лечение, причем срочное. Как я понимаю из рассказов, кровотечения стали чаще, а значит, опухоль растет, болезнь прогрессирует. Глаукома, гипертония, гемолакрия, гиперемия слизистой лишь признаки основной болезни – онкологии головного мозга.

– Это ужасно. – Гурова передернуло от воспоминания, как бабка Настастья с горящими глазами говорила о кровавых слезах попа. – Отвратительный обман.

– Если бы он обманывал только себя. – Руки у старого врача дрожали, он ссутулился, будто от невидимой тяжелой ноши. – Ведь они верят, что вода с каплями кровавых слез творит чудеса, лечит все болезни. Покупают эту воду, тратят последние копейки не на лекарства, а на вот такое чудо… Не помогает она, это как врач я могу вам сказать с уверенностью. Статистика за последние пять лет просто ужасная, смертность выше рождаемости почти в два раза. Даже простые заболевания становятся причиной смерти. Язва, аппендицит, простейшие инфекции, заражение крови из-за воспаленного зуба! Будто мы живем в восемнадцатом веке. Жители не идут в больницу, они бегут в церковь и покупают воду, ожидая чуда.

– Но разве они не понимают, что вода не помогает? Если это массовая проблема.

Врач резко поднялся и почти швырнул в приступе злости перед Гуровым толстую подшивку из газет. Пестрые обложки кричали яркими заголовками: «Исцеляющая вода в отрезанном от цивилизации поселке», «Второе явление Христа в Туманном», «Три истории невероятного исцеления святой водой», «Живая вода из тумана». Десятки хвалебных статей, рассказов о невероятном исцелении, мнения ученых, советы врачей. Льва Ивановича снова передернуло, ведь он ел блинчики, которые старуха испекла на святой воде. К горлу подкатила тошнота – он ел пищу с добавкой из крови другого человека.

Яков Никанорович внимательно посмотрел на опера:

– Тошнота, рвота, приступы слабости? Так и продолжаются?

– Почти. Временами бывает, пока еще не оправился от пожара. Хотел кое-что у вас как раз уточнить по поводу своих анализов.

Яков Никанорович будто ждал этого вопроса:

– Я вижу, вы человек адекватный, поэтому скажу напрямую. Пришли ваши анализы, в крови явные следы препаратов морфиновой группы. Да, ваше поведение мне сразу показалось странным, когда вы пришли в себя. Некогда было детально проанализировать все показатели. Дезориентация, признаки интоксикации – это можно отнести и к отравлению при пожаре, а вот заторможенное поведение, нарушение работы вестибулярного аппарата при таком диагнозе не характерны. Я отправил кровь на дополнительные анализы и получил результат, который предполагал, – отравление высокой дозой седативных препаратов. Что-то вроде сильного снотворного или опиата. Затем сверху наложилось отравление ядовитыми парами при пожаре, поэтому неприятные ощущения у вас так долго сохраняются. Отравление через дыхательные пути минимальное, а вот через желудок или инъекции вы получили приличную дозу успокоительного. Вы принимаете снотворное или седативные препараты?

– Нет, – покачав головой, уверенно сказал Гуров. – Никаких таблеток, уколов, порошков за последние полгода.

– Завидую по-хорошему вашему крепкому здоровью. Тогда только вы сами можете догадаться, как большая доза снотворного попала в ваш организм. – Доктор криво улыбнулся. – Я вас прилично задержал, простите. Одичал в глуши, вот и вцепился в вас, принялся жаловаться. Не буду задерживать, у вас своей работы хватает. Желаю найти преступника как можно быстрее и покинуть наш туманный поселок.

– Спасибо, вы очень помогли. Мне хотелось понять, как устроена здесь жизнь. Да и результаты анализов – очень важная для меня информация. – Гурову было искренне жаль этого пожилого, разочарованного в жизни человека, который так хотел помочь людям вокруг, но, к сожалению, не удалось, поскольку столкнулся с невежеством и алчностью. – Еще один вопрос. За последние сутки к вам не обращались местные жители? За любой помощью.

Врач задумался:

– Никого из поселка не было, только пассажиры с поезда. – Он вспыхнул, что-то вспомнив. – Забегала Соня, торговка беляшами. Но это ее дежурный визит, она обычно в обмен на свою продукцию берет у медсестер бинты, перекись, заживляющую мазь. Кстати, беляши отменного качества, рекомендую.

– Спасибо, я теперь не могу отделаться от мысли, что все в поселке приготовлено на человеческой крови, – пожаловался на мрачные мысли Лев Иванович.

Но врач рассмеялся:

– Насчет продукции бабы Сони можете быть спокойны, она лишнюю копейку не потратит на такую глупость, как святая вода. Очень прагматичная женщина. И молодец. Своим бизнесом помогла вырваться дочери с внуком из нищеты, уехать из Туманного. До сих пор помогает. Внук сейчас тяжело болен, Соня приходила ко мне консультироваться. Поэтому работает много, не позволяет себе даже один день расслабиться, собирает деньги на проведение операции за границей. Так что поверьте, она одна из немногих, кто сохранил ясный разум и веру в медицину. Ешьте смело.

– Больше ничего странного, непривычного не происходило?

– Да фактически ничего, единственное, чему удивился, – Соня отказалась от перевязки. Чаще всего у нее ожоги на предплечьях, самому нанести мазь и перевязать очень неудобно. И она доверяет всегда эту процедуру мне, считает, что у меня рука легкая – все заживает быстрее. А сегодня отказалась, сказала, что опаздывает. Но поезда ходят по расписанию, а Соня его знает наизусть, всегда заранее выходит из дому. Вот это удивило немного, даже не знаю, нужны ли вам такие глупые мелочи.

– Иногда я и сам не знаю, что важно в начале расследования, – вздохнул Гуров. Он накинул куртку и перед тем, как закрыть после себя дверь, пообещал: – По поводу работы завода и этих фальшивых чудес я попытаюсь поговорить с начальством, может быть, получится изменить ситуацию.

Врач кивнул напоследок, даже улыбнулся краешками губ, но улыбка его была полна горечи и разочарования.

Глава 4

Гуров почти дошел до вокзала, как вдруг мимо него промчалась с проблесковым маячком и завывающей сиреной полицейская патрульная машина.

– Стой! – Лев махнул рукой, но машина не остановилась, помчалась на высокой скорости дальше, выбрасывая из-под колес куски грязного снега с дороги.

Издалека ему было видно, что на перроне станции царит непривычное оживление. Кассир в форме, полицейские, зеваки высыпали на серую ленту невысокой платформы и что-то оживленно обсуждали, тыкая пальцами в сторону полосы деревьев. Лев Иванович, не прибавляя шаг, прошел между людей, вслушиваясь в их перешептывания. При появлении чужака разговоры совсем смолкли, но он успел уловить обрывки фраз:

– Голая совсем?

– Поселковые девку снасильничали да придушили!

– Еще выкапывают, вон пригнали хлопцев, начальство-то руки марать не хочет.

– Вон с тех пор как москвич приехал, так каждый день беда в Туманном.

Гуров спустился вниз к рельсам и зашагал вдоль путей, выискивая глазами разлом, который он обследовал вчера. Но до памятного места он не дошел. Среди деревьев, буквально в паре десятков метров от путей, зачернели форменные куртки полицейских. Он пробрался по вытоптанной тропинке поближе к месту страшной находки. Два парня, рядовых из дежурного патруля, с нескрываемым отвращением откидывали лопатами снег с почерневшего обнаженного трупа. Один из парней не выдержал и, отбросив лопату, стремительно кинулся к кустам, где его настиг приступ отчаянной рвоты.

– Ты аккуратнее, улики не затаптывай, – проворчал эксперт, который ползал вокруг тела, надиктовывая следователю данные для протокола.

Присутствующие старались отвести глаза от обнаженного женского тела в огромных черных пятнах. Застывшие конечности, искаженное лицо, черно-фиолетовые разводы, потемнение тканей всего кожного покрова – мало кто может выдержать такое зрелище. Даже Егоркин торопливо писал, пристроив бланк на портфеле, не поднимая лишний раз глаз на труп. Заметив шагающего Гурова, следователь с огорченным видом кивнул:

– Вот вместо Дымова что нашли. Подснежник. Я попросил кинолога, чтобы отправил собаку по следу, где вы отпечатки обуви взрывника видели. Думал, может быть, след возьмет, место незатоптанное, где он пробирался. А она завыла и в сторону потащила.

– Угу. – Гуров кивнул, внимательно осматривая место, где лежал труп.

Второй полицейский, поглядывая на выбывшего из строя товарища, все медленнее и медленнее махал лопатой, откидывая в сторону комья снега. Хотя копать ему почти и не надо было, тело было даже не закопано, а скорее утоплено в большом сугробе с небрежно накиданным сверху снегом. Лев всматривался в лицо, выискивая знакомые черты молоденькой проводницы. Но все лицо до груди было залито кровью из раны на голове. Потеки крови успели почернеть и застыть, на лице виднелись еще ссадины и гематомы, поэтому под этой жуткой посмертной маской трудно было узнать милое девичье личико.

– Отпечатки ног, следы борьбы нашли? – уточнил он у Егоркина.

Но на вопрос отозвался эксперт:

– Да следов полно, полвокзала сюда сбежалось. Еле разогнали. Теперь только гадать, где кто натоптал. Следов волочения и борьбы нет. Не сопротивлялась, драки не было. И ее ниоткуда не притащили мертвую или раненую, своими ногами пришла.

– Но почему она голая? Она что, голая пришла? – Егоркин от волнения потерял свою сдержанность. Сейчас он был похож на маленького мальчика, растерянного и бледного. Немудрено, вместо скорейшего возвращения домой ему предстоит разгадывать новую страшную загадку, которую ему подкинул поселок Туманный.

Эксперт пожал плечами:

– Ну это уж ваша работа, я так подробно не скажу. Точно не с остывшего трупа одежду снимали, кусочков примерзшей ткани на теле нет.

– Может быть, сама разделась перед смертью? – с надеждой спросил Егоркин. – Знаете, замерзающие перед смертью снимают одежду, им тепло становится, галлюцинации начинаются, будто сейчас лето и жара.

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Будущее Антону Ильину представлялось простым и ясным. Старшина срочной службы, отличник боевой и пол...
Михаил Карпов, попавший из 2018 года в начало семидесятых, уже неплохо освоился здесь за последние п...
«Игра на опережение» – фантастический роман Алексея Губарева, вторая книга цикла «По кромке удачи», ...
Северная Корея, все еще невероятно засекреченная, перестает быть для мира «черным ящиком». Похоже, р...
Чего Михаил Ратников никак не мог предвидеть, так это того, что перепуганный мальчонка-христианин из...
Если вы решили в очередной раз наступить на грабли, но предусмотрительно надели на голову мотоциклет...