Все радости – завтра Смолл Бертрис

– Кто там стоит с твоей мамой, Робби?

Робби Саутвуд взглянул вниз, и его лицо озарилось улыбкой. Не отвечая на вопрос наследника де Бомон, он ринулся вниз, крича:

– Дядя Адам! Как вы оказались в Лондоне?! – На его лице светилась неподдельная радость.

Эдмон де Бомон поспешил за мальчиком и прибыл на место как раз вовремя, чтобы услышать ответ великана, заключившего мальчика в объятия:

– Я приехал пожелать твоей маме спокойного плавания, мой граф. А как тебе удалось ускользнуть с дворцовой службы?

– Мы здесь уже почти месяц, дядя Адам. Виллоу, Мурроу и я! Мы катались с мамой, и устраивали пикники, и ездили по магазинам и портным. Мама сшила столько новых платьев, ведь в Бомон де Жаспре почти круглый год лето, так говорит Эдмон.

– А кто такой Эдмон, мой граф?

– Эдмон де Бомон – это я, – последовал ответ, и Адам де Мариско в удивлении посмотрел вокруг. Он никого не видел.

– Я здесь, внизу, месье, – снова послышался голос, и Адам взглянул вниз. – Я Эдмон де Бомон, наследник де Бомон, – повторил он.

Адам был удивлен.

– Ты выходишь замуж за него? – спросил он напряженно.

– Нет, Адам, это его племянник, который должен сопровождать меня в Бомон де Жаспр.

– Герцог похож на него? – Адам размышлял о том, как придушить Уильяма Сесила.

– Месье, я жертва неудачных родов, – сказал Эдмон, – мой дядя такой же, как все люди, уверяю вас.

– Эдмон, это Адам де Мариско, правитель острова Ланди. Помнишь, я говорила тебе, что у меня всего два лучших друга? Так это второй.

Адам де Мариско посмотрел на Эдмона де Бомона, затем вдруг наклонился, поднял карлика и посадил его на сгибе своей мускулистой руки так, что их глаза оказались на одном уровне.

– Вот так должны разговаривать мужчины, месье, – сказал он.

– Идет, лорд великан! Сколько же в вас росту?

– Ровно метр девяносто пять сантиметров, – отвечал Адам.

– Итак, вы почти в два раза выше меня, ибо во мне чуть больше метра.

Скай была поражена, видя, как Адам шагает с Эдмоном на руке, непринужденно болтая с ним.

– Так им проще всего говорить, – заметил Робби. – Ну и здорово придумал дядя Адам!

Скай улыбнулась. Это было умно со стороны Адама, но он всегда отличался тем, что умел завоевать расположение собеседника. Он предпочитал жить на Ланди, и двор Елизаветы Тюдор потерял в нем ценного придворного. Но она не могла винить его.

Бомон де Жаспр вернулся в Уайтхолл, Робби отправился инспектировать злачные места Лондона, а леди Сесили с детьми улеглись, и только тогда Адам и Скай остались наедине. Она распорядилась приготовить ужин на двоих, причем сама выбрала меню: живя в юности во Франции, Адам стал своего рода гурманом. Они начнут с мидий в белом винном соусе и тонко нарезанных дуарских морских языков с лимонными дольками. Второе блюдо будет сама простота: каплунья грудинка с кресс-салатом, шампиньоны в белом вине и еще салат из свежей заячьей капусты и редиски со свежевыпеченным хлебом и только что сбитым маслом. Наконец, свежая земляника под толстым слоем девонских сливок. Не слишком изысканное меню, но Скай знала, что Адаму это должно понравиться.

Ему понравится и ее наряд: один из ее алжирских кафтанов из розового шелка с широкими длинными рукавами и глубоким вырезом, с маленькими перламутровыми пуговицами, начинающимися прямо под грудью. В тон кафтану – восхитительные шелковые плоские шлепанцы с загнутыми мысками. Волосы только что вымыты и распущены. И никаких украшений.

– Не могу понять, почему вы не вышли замуж за лорда Ланди, – заметила ей Дейзи.

– Потому что он не хочет жениться на мне, – просто ответила Скай.

– Вы шутите, госпожа! – изумилась Дейзи.

– Нет, Дейзи. Он думает, что мне в качестве мужа нужен не островной вождь, а могучий и грозный повелитель.

– Он просто дурак, – откровенно сказала Дейзи, и в тот же момент в дверь спальни постучали.

– Дейзи, открой дверь, – приказала ее госпожа, – и можешь идти отдыхать. Ужин уже стоит на буфете, и все остальное сегодня я сделаю сама.

Дейзи сделала реверанс и открыла дверь, чтобы пригласить Адама де Мариско в спальню.

– Добрый вечер, милорд, – сказала она приветливо, снова приседая в реверансе, и затем закрыла за собой дверь.

– Ты прекрасна, – сказал он, пожирая Скай своими дымчато-голубыми глазами.

Она улыбнулась.

– Мой повар приготовил для тебя замечательный ужин.

– Сегодня вечером я хочу только тебя, Скай. – Он устремился к ней, но она быстро отступила в сторону.

– Неужели ты хочешь оскорбить моего повара? – В ее глазах плясали веселые чертики. – Если ты оставишь этот замечательный ужин нетронутым, будет колоссальный скандал. Все мои домашние будут удивляться, как это такой ужин, на приготовление которого было потрачено столько трудов, остался нетронутым.

– Но сначала поцелуй, ирландская ведьма, – сказал он.

– Только поцелуй – и я пропала, нахал. Я вижу, что придется обращаться с тобой, как с моими детьми. Никаких игр, пока не съешь ужин, Адам. – Она так старалась выглядеть суровой, что он рассмеялся.

– Отлично, я поем.

Он сел на один из стульев, поставленных друг против друга за маленьким прямоугольным дубовым столом, и наблюдал, как Скай сервирует стол. Она поставила на стол дымящиеся мидии и налила в его кубок бледно-золотое вино, а затем села напротив. Они молча начали трапезу. После первого блюда она сервировала второе, и он одобрительно промычал:

– Твой повар учился у француза, Скай. Этого блюда я не пробовал с тех пор, как в последний раз был в Париже. Грибы свежайшие, а винный соус самый вкусный, какой я пробовал. Утром надо будет высказать ему мои поздравления.

Она улыбнулась, довольная тем, что ему понравился ужин. Сама она ела мало. Она знала, что этой ночью, несмотря на то что он поклялся не быть ее любовником, они все-таки займутся любовью. Пощипывая редис, она размышляла над тем, почему она не вкладывала в любовь к Адаму такой всепожирающей страсти, как к предыдущим трем мужьям. Они тоже были ее друзьями и были столь же нежны и опытны в любви, как Адам. Джеффри, Найл и Халид были темпераментными, интересными, честолюбивыми мужчинами. Адам, несомненно, тоже темпераментен и интересен как мужчина, но он не был честолюбив. Ему вполне хватает его острова, а ей – нет. Несмотря на стремление к тихой, спокойной жизни, она знала, что самыми счастливыми моментами в ее жизни были те, когда она была в центре событий. Адам же стремился к покою, и, если ценой покоя было сидение на Ланди и медленное старение без истинной любви, он был готов заплатить эту цену. Почему он отправил себя в это добровольное заточение? Это было неумное решение, а Адам де Мариско – очень умный человек. Вдруг она поймала на себе его взгляд, и их глаза встретились. Ее щеки окрасились легкой краской стыда. Он был очень серьезен, и на мгновение она решила, что он прочитал ее мысли.

– Я просто думаю, – сказала она виновато.

– Обо мне? О нас?

– Да.

– И ты решила, что это не самая умная идея – снова стать любовниками, Скай?

– Нет. Я просто думаю, что у тебя есть какая-то тайна, Адам. И я поняла, что именно это мешает мне полюбить тебя по-настоящему. Ты любишь меня недостаточно для того, чтобы бороться за меня, Адам.

Он казался пораженным:

– Но это не так, Скай!

– Нет, Адам, это так. Ты говоришь, что любишь меня, но не можешь жениться на мне из-за того, что я заслуживаю более достойного мужа, а ты просто островной вождь. Но ведь власть покупают, Адам де Мариско, а золота у нас предостаточно. Еще ты говоришь, что не женишься на мне потому, что однажды я могу встретить свою настоящую любовь, но из-за ложно понятого чувства дружбы останусь с тобой и разрушу свое счастье, а ты этого не сможешь перенести. Но за исключением моего первого мужа я любила всех остальных мужей, и никто из них не колебался, когда женился на мне, и не боялся, что я могу позднее встретить кого-то, кто окажется для меня ближе, чем они. Они достаточно хотели меня для того, чтобы преодолеть все препятствия. А ты даже не пробуешь это сделать.

Через несколько дней я покину Англию ради того, что Сесил назвал недолгим браком с больным стариком. Но герцог из Бомон де Жаспра – не старик, и он здоров. Его племянник подтвердил, что он вполне здоровый мужчина средних лет. Итак, мой дорогой Адам, поверь мне, может случиться, что я никогда не увижу ни тебя, ни Ирландию. И мой брак – не брак по любви. – Она подошла к буфету и вынула из ящика миниатюрный портрет. – Вот, – она вручила ему миниатюру, – взгляни на моего суженого и скажи, может ли он стать моей великой любовью? У него холодное лицо, Адам, а его глаза меня просто пугают. Уверения его племянника меня не успокаивают, хотя сам Эдмон, мне кажется, искренне привязан к герцогу.

Итак, дорогой мой, я направляюсь к тому самому повелителю, который, как ты считаешь, лучше всего мне подходит. Но прежде у нас есть несколько славных дней. Мы заслужили их, Адам, и, возможно, именно в эти дни ты наконец скажешь мне, почему, любя меня, ты не стал сражаться за меня. Именно поэтому, мой милый, я никогда не могла полностью отдаться любви к тебе. У тебя нет честолюбия, и меня интересует – почему?

– И за это ты накажешь меня? – спросил он.

– Нет, я буду любить тебя, как всегда. Может быть, не настолько, чтобы удовлетворить твое тщеславие, но ведь и ты не отдаешь себя полностью этой любви. Каждый получает от связи столько, сколько вкладывает в нее.

– Убери это, – резко сказал он, отдавая ей миниатюру.

Она положила ее в тот же ящик буфета. Легкая улыбка тронула ее губы. Наконец-то она достала его! Конечно, слишком поздно рассчитывать на брак. Шансы потеряны, и она должна исполнить обещание, данное Елизавете. Но если она действительно разбудила Адама, то он найдет кого-нибудь, кого сможет полюбить по-настоящему. Ей не хотелось, чтобы он остался одиноким, хотя она и знала, что девушка, которая полюбит Адама де Мариско и сможет жить на Ланди, должна быть чем-то особенным.

Вернувшись к столу, Скай захватила корзинку с земляникой, сливки и сахар на серебряном подносе. Она выбрала из корзинки большую ягоду, окунула ее сначала в сахар, потом намазала толстым слоем сливок и положила в рот, очистив от листьев и черенка.

Он с облегчением посмотрел на нее, а затем встал и сказал:

– После!

– Развратник! – промурлыкала она, не сходя с места.

Он некоторое время, прищурившись, смотрел на нее, а затем медленно начал расстегивать ее розовый кафтан. Его толстые пальцы с необычайной ловкостью справлялись с крошечными перламутровыми пуговицами. Скай же начала расстегивать серебряные пуговицы на его темно-голубой бархатной куртке. Когда кафтан оказался расстегнут до живота, его руки скользнули внутрь и начали ласкать ее грудь, наслаждаясь ее сосками, затвердевшими от его нежных прикосновений. Они упирались в его ладони, как шипы розы. Она наконец откинула его куртку и расстегнула ворот рубашки, открыв его грудь до пояса. Ее тонкие пальцы игриво прошлись по его груди, пробираясь сквозь густые заросли темных волос, и наконец сомкнулись на шее.

Его руки скользнули вниз по ее плечам, стягивая с них кафтан. Шелк со свистящим звуком соскользнул и упал к ее ногам, оставив Скай обнаженной. Теперь его руки утонули в тяжелой темной копне ее волос, притягивая голову для поцелуя. Но буквально секунду он еще помедлил, давая ее прекрасным глазам прикрыться густыми, подрагивающими, подобно стрекозиным крыльям на розовых щеках, ресницами, и лишь затем его губы осторожным, исследующим движением прикоснулись к ее губам.

Он поцеловал ее как будто впервые, нежно касаясь ее губ, и по ее спине прокатилась волна возбуждения. Почувствовав это, его губы медленно нажали на ее губы, заставляя их раскрыться. Его язык скользнул в открывшуюся пещеру, чтобы начать дикий танец с ее языком, перешедший в самозабвенные объятия и ласки. Подчиняясь внезапно вспыхнувшему порыву, он начал с жадностью целовать ее закрытые глаза, щеки, краешки рта, носик, подбородок, в то время как она лихорадочно шарила руками по пуговицам его рубашки и поясу бриджей.

– Милая Скай, – тихо прошептал он, – милая, милая Скай.

Ей удалось расстегнуть наконец его рубашку, но прежде чем она успела запутать его в его же полустянутых бриджах, он подхватил ее на руки и отнес на кровать.

– Нет, нет, любовь моя, я сделаю это быстрее и лучше тебя, – остановил он ее.

– Тогда сделай это, Адам, черт побери. Я хочу тебя, хочу сейчас, и мне не стыдно признаться в этом!

Он откинул свою львиную голову и рассмеялся:

– Господи, Скай, ты невероятная женщина! Ты хочешь меня и говоришь мне это! Так вот, моя голубоглазая кельтская ведьма, я тоже хочу тебя, и я вдруг понял, что хочу тебя навсегда, не только на несколько ночей. Что я наделал, Скай, и все из-за своей гордыни!

Она приподнялась и притянула его к себе.

– Потом, – прошептала она ему, – мы поговорим об этом позже, дорогой.

Он не стал спорить. Его руки скользнули по ее вытянувшемуся телу, следуя линии талии, охватывая бедра, лаская ее длинные ноги. Она страстно целовала его, и он застонал от нахлынувшего удовольствия, охватившего его. Она легла на спину, и он сказал:

– Не надо ничего делать, Скай, позволь мне только любить тебя. Позволь мне просто наслаждаться твоим прекрасным телом, ведь сегодня ты еще принадлежишь мне!

Он наклонил голову, и его язык начал двигаться вокруг ее соска снова, и снова, и снова, пока она не застонала. Тогда он захватил его в рот целиком и начал сосать, и раскаленные стрелы наслаждения начали пронзать ее тело. Он повторил то же с другим соском, и лишь когда он почувствовал, что она дрожит, как маленький испуганный зверек, он прекратил пытку и опустился на кровать.

Взяв одну из ее стройных ног, он начал целовать ее. Его язык скользил сначала по пальцам, затем по коже стопы и перешел к щиколотке, поднимаясь все выше и выше. Дойдя до колена, он перешел к другой ноге. Перевернувшись, он стал целовать ее дрожащие груди и ложбинку между ними. Его язык скользил по ее телу, не упуская ни миллиметра. Он перевернул ее на живот, и она почувствовала его влажную теплоту между лопаток, вдоль позвоночника, на линии талии, на холмиках ягодиц и снова на ногах, по которым он проскользнул до пяток.

– О Иисус, Адам, – простонала она, – остановись! Я сойду с ума!

Он снова перевернул ее на спину.

– Только вместе со мной, Скай, – сказал он, наклоняя голову так, что теперь его язык коснулся ее самого чувствительного местечка.

– Д-да, Адам, – выдохнула она, воспламеняясь под его нежными прикосновениями, тело ее начало содрогаться.

Впитывая ее мускусную влагу, он почувствовал себя на грани взрыва. Не в состоянии более сдерживать порыв, он перевернулся и привлек ее к себе, чтобы оказаться внутри ее сладостных ножен. Издавая громкие стоны, она обвилась вокруг него, подобно сказочному существу, соразмеряя движение своих бедер с ритмом его движений. Слабый вскрик показал ему, что она уже близка к вершине. И тогда он дал ей побалансировать на ее грани и безжалостно столкнул назад, вниз. Она выругалась, а он только рассмеялся:

– Ты слишком спешишь.

– Я ненавижу тебя! – выдохнула она.

– Ты же хотела меня, – напомнил он, – и я тебя тоже. Просто я всегда старался научить тебя терпеливости при наслаждении.

– Отпусти меня! – взмолилась она. Вместо ответа он глубоко вошел в нее, с каждым движением бедер расплющивая ее о матрас. Она судорожно охватила его руками, и его пытка заставила ее вонзить в его спину острые ногти.

– Сука! – простонал он и с ожесточением впился в ее губы, заставляя их раскрыться. Захватив ее язык, он начал яростно сосать его.

Скай на мгновение показалось, что сейчас она умрет. И тут же кипящие воды ее страсти излились наружу, покрыв вершину его пульсирующей мужественности, которая в тот же момент отсалютовала ей так же. Они содрогнулись одновременно, исчезнув в мире раскаленной добела, опустошившей их страсти, и снова оказались в реальном мире, едва живые и почти без сознания.

Он скатился с нее на бок, но она инстинктивно прижалась к нему в порыве ласки. Его сильные руки обняли ее, а ее голова оказалась в надежном прибежище изгиба его плеча. Их дыхание еще не могло выровняться. Он мягко гладил ее, успокаивая. Затем он вздохнул и заговорил:

– Ты знаешь, что у меня не может быть детей. В детстве жестокая лихорадка уничтожила жизнь в моем семени. Хвала Господу, что он не лишил меня наслаждения любви, но я не могу дать женщине ребенка.

Я понял это впервые, когда мне было двадцать и я влюбился в девушку, на которой собирался жениться. Я мог бы не говорить ей ничего и оставить ее в заблуждении, что это она – причина бесплодия. Но я был честен с ней и ее семьей. Ее отец сказал, что лучше отдаст ее в монастырь, чем оставит без детей. Моя же возлюбленная сказала мне, что если я не могу быть настоящим мужчиной, то не нужен ей. – Он снова вздохнул. – Ее отец был французским графом с головы до пят. Она была его восьмым ребенком, пятой дочерью. Ее наследство было слишком мало даже для вступления в монастырь, как выяснилось впоследствии. Но я продолжал любить ее, Скай. Хотя сейчас я уже ее не люблю, но до сих пор в моих ушах стоит ее голос, я слышу ее слова, ее осуждение моего бессилия, моей неспособности дать сына ей или другой женщине.

Тогда я покинул Францию и вернулся на Ланди, правителем которого я стал в десять лет, после того как умер мой отец. Через год после его смерти мать со мной и двумя младшими сестрами вернулась во Францию и вышла замуж снова. Мне тогда было уже двенадцать лет. Она родила новому мужу еще несколько детей, так что после того, как моя помолвка расстроилась и я снова вернулся на Ланди, мной никто уже не интересовался.

Из-за моей страсти к женщинам я стал известен как «похотливый правитель Ланди». Кое-кто из них даже объявил меня отцом их ублюдков, и я заплатил им откупные, чтобы поддержать легенду о моей плодовитости. Я знаю правду. И вот в мою жизнь пришла ты, Скай, и я снова полюбил. Но я никогда не признавался тебе в этом, я не признавался в этом даже себе самому вплоть до сегодняшнего дня.

Я всегда считал тебя звездой, сверкающей яркой звездой. И ты была ею, дорогая. Мы одинаково богаты, но земель у тебя гораздо больше. Это ничего не значит – ты знаешь, как мало значения я придаю таким вещам. Но ты рожала детей всем своим мужьям, и это-то, наверное, и беспокоило меня. Если ты выйдешь за меня замуж, то не сможешь иметь детей. И в этом буду виноват я.

– И ты опасался, что я стану упрекать тебя? – ответила она. – Но ведь дважды я просила тебя жениться на мне, хотя уже знала, что твое семя бесплодно.

– А если бы ты вышла за меня после смерти Джеффри, то оказалась бы оторванной от Найла, – сказал он. – И у тебя не было бы маленькой Дейдры и Патрика. Осмелюсь предположить, любовь моя, ты не сожалеешь о появлении этих малюток.

– Нет, конечно, нет, Адам, но я думаю, судьба была против моего брака с Найлом. Несколько лет подряд она делала все для того, чтобы держать нас врозь. Если бы я не вышла за него, Клер О’Флахерти не отомстила бы ему: не было бы причины. Теперь же он мертв, а я, чтобы защитить двух его детей, вынуждена выйти замуж за человека, которого никогда даже не видела. Женись ты тогда на мне, милый, дорогой Адам, все было бы значительно проще. Я могла бы полюбить тебя и в самом деле полюбила бы, если бы ты стремился сражаться за меня. А ты больше боялся снова быть оскорбленным, чем хотел видеть меня своей женой.

– А если бы я вдруг изменился, Скай, вышла бы ты за меня?

– Да, Адам, но теперь слишком поздно. Я не могу нарушить данного королеве слова. Так или иначе мы пришли к соглашению, и я со своей стороны не нарушу его, пока другая сторона держит слово. Если бы мы поженились, земли Бурков могли бы быть спасены благодаря богатству и связям моего нового сильного мужа. Однако я пришла к королеве беззащитной, и она воспользовалась этим, чтобы использовать меня в своих целях. Ведь Сесил знает, что мое слово крепко.

– Как я люблю тебя, – прошептал он, склонив лицо к ее волосам, – и каким же дураком я был, милая Скай!

– У нас есть еще несколько дней, Адам. Когда я уеду, я бы хотела, чтобы ты нашел другую женщину для любви. Если бы эта француженка и в самом деле любила тебя, то твое бесплодие не беспокоило бы ее. Она была недостойна тебя, Адам, но ведь где-то есть девушка или женщина, которая достойна. Кто-то, кто полюбит тебя такого, какой ты есть, и именно за это, независимо от того, способен ты или нет дать ей детей. Не бойся найти эту женщину, дорогой!

После смерти Халида эль Бея я сказала Робби, что никогда больше не полюблю. Любовь приносит лишь страдания. Но как же без страданий, Адам, узнать счастье и наслаждаться им? И ты в своих поисках можешь испытать страдания, но найденная тобой любовь принесет счастье, окупающее эти страдания.

Он прижал ее еще крепче к себе, и она еще больше погрузилась в его объятия, не видя навернувшихся на его дымчато-голубые глаза слез. Он знал, что она права. И, признавшись ей во всем, он впервые за эти годы чувствовал себя облегченным. Но одновременно с этим признанием он понял, как сильно любит ее, возможно, намного сильнее, чем может полюбить любую другую женщину. Только время могло дать правильный ответ, и по крайней мере у них было впереди несколько дней, чтобы любить друг друга и подарить друг другу воспоминания, которые будут согревать их на протяжении многих лет.

Следующие два дня и две ночи они не покидали ее комнаты, проводя время в любви, разговорах и даже ссорах, по причине его, как она выражалась, чудовищного упрямства и ее, как он формулировал это, ирландского скудоумия. По вечерам к ним присоединялись дети, чтобы поболтать и поиграть. Пожалуй, только юный Мурроу О’Флахерти понимал, какие отношения связывают его мать и Адама де Мариско.

– Почему ты не выйдешь за него замуж? – спросил он мать, улучив момент, когда Робби и Виллоу были полностью погружены в историю, которую рассказывал им Адам.

– Потому что он не предложил мне это вовремя, – ответила она.

Мурроу кивнул.

– Неужели нельзя переубедить королеву, мама? Ты могла бы остаться здесь, и мы не потеряли бы тебя в чужой стране, с человеком, которого мы не знаем. Спроси ее величество. Она всегда так восхищается тобой.

Скай приобняла своего сына:

– Хотела бы я, чтобы это было возможно, моя любовь, но, к сожалению, ничего сделать нельзя. Герцогу уже сообщили о моем согласии и послали мой портрет. Он будет оскорблен, если вместо меня пошлют другую женщину.

– Но ведь можно сказать, что ты умерла, – предложил Мурроу.

– Не думаю, что месье Эдмон де Бомон станет лгать дяде. Боюсь, что мне придется ехать. – Она похлопала Мурроу по плечу. – Все будет в порядке, сын. Все будет в порядке.

На следующий день, необычно жаркий для раннего мая, они поехали ко двору. Скай надела одно из своих новых платьев, сшитых специально для Бомон де Жаспра. Оно было из зеленого шелка, с нижней юбкой, украшенной вышитыми золотом цветами и бабочками. Рукава прозрачные и ниже локтей оставляли руки обнаженными. Вырез, по французской моде, был предельно большим. Некоторые придворные джентльмены просто разинули рты, когда она прошествовала мимо них в сопровождении Адама де Мариско и сэра Роберта Смолла.

– Очевидно, их восхищают мои изумруды, – поддразнивала она свою свиту, и мужчины непроизвольно фыркали.

– Конечно, конечно, – отвечал Роберт, – а я-то думал, что это розы в твоих волосах.

В парче и голубом бархате, королева уже ожидала их и простерла свои длинные изящные руки в приветствии.

– Дражайшая Скай! – Она дружелюбно улыбалась. – Итак, вы пришли попрощаться с нами. – Она скользнула по Скай одобрительным взглядом. – Я знаю, герцог оценит нашу щедрость при получении в жены одной из самых прекрасных женщин нации.

– Ваше величество столь щедры, – ответила Скай, скромно опустив глазки.

– Да, – в тоне Елизаветы зазвучали остерегающие нотки, – я во многом похожа на моего отца. – Она снова улыбнулась. – Вам будет приятно узнать, Скай, что я подтвердила право на наследство вашего сына и назначила его двоюродного деда, епископа Коннотского, его опекуном в ваше отсутствие. – Она понизила голос: – Не опасайтесь, милая Скай. Англичане и англоирландцы в Дублине предупреждены, что малейшее поползновение с их стороны будет рассматриваться мной как личное оскорбление. Что же касается ваших диких ирландских соседей, то с ними придется разбираться вашему дяде.

– Благодарю вас, ваше величество, – ответила Скай. – Я признательна вам, и я исполню свою часть договора.

– Как мы все завидуем герцогу, – пробормотал лорд Дадли. – Могу поручиться, что леди Бурк действительно знает, как нужно ублажить мужчину.

– И как это получается, лорд Дадли, – ласковым тоном спросила Скай, – что ваша храбрость проявляется исключительно в те моменты, когда вы окружены придворными? И так как вы никогда не доставляли мне удовольствия, не могу понять, откуда вам знать, могу ли я доставить удовольствие мужчине?

Руки Робби и Адама легли на рукояти их мечей. Но у них не было нужды в защите Скай: в этот раз ее слова поразили Дадли гораздо сильнее, чем это могли бы сделать мечи. Пока королева и придворные хихикали, наблюдая за унижением напыщенного графа Лестерского, Скай добавила своим медовым голосом:

– Вашему величеству уже знакомы мои сыновья, Мурроу О’Флахерти и Робби Саутвуд. Но я хотела бы, чтобы моя дочь Виллоу также могла поприветствовать ваше величество.

Елизавета Тюдор бросила одобрительный взгляд на Виллоу, действительно восхитительную в ее винного цвета шелковом платье. Виллоу изящно присела в реверансе, что вызвало еще большее одобрение у королевы.

– Сколько тебе лет, дитя мое? – спросила она.

– Мне только что исполнилось девять, ваше величество, – ответила Виллоу.

– Что ты изучаешь? Ты учишься?

– Да, мадам, я учу французский, латынь и греческий, а еще математику, музыку и философию. Мама говорит, что я должна начать изучать еще и испанский, и итальянский в этом году. В будущем мне придется управлять большим имением.

Королева была довольна таким ответом: будь у нее самой дочь такого возраста, она не могла бы придумать лучшего расписания.

– Умеешь ли ты танцевать? – спросила она Виллоу.

– Да, мадам. Танцмейстер приходит в восемь утра четырежды в неделю.

– А женское рукоделие, мисс Виллоу? Его ты тоже изучаешь?

– Да, – ответила Виллоу, – мне нравится, но садоводство нравится больше.

– Ты хорошая девочка, – сказала королева, – может быть, через год-другой твоя мама разрешит тебе присоединиться к моему двору в качестве придворной дамы. Ты бы хотела этого, мисс Виллоу?

Золотистые глаза Виллоу округлились от восторга, и она посмотрела на мать.

– О, мама, можно мне? – спросила она.

– Через год-другой, Виллоу, – сказала Скай, – если королева все еще будет нуждаться в тебе, ты, конечно, сможешь это сделать. А теперь поблагодари королеву за ее доброту.

– О, благодарю вас, мадам! – с жаром сказала Виллоу, приседая в реверансе.

– Как вам повезло, что у вас такая славная дочурка, – заметила Елизавета.

– Мне повезло со всеми детьми, – ответила Скай, – даже с теми, кого я вынуждена оставить.

У королевы хватило такта продемонстрировать на мгновение сочувствие к Скай, но затем ее лицо быстро приняло прежнее выражение.

– Передайте герцогу Бомон де Жаспру наше личное приветствие, дорогая Скай, и скажите, что Англия благодарна ему за предоставление безопасной гавани. Что же до остального, то я могу положиться на вас. – Эти слова знаменовали окончание аудиенции, и они же были предупреждением.

Скай присела в глубоком реверансе, и по меньшей мере двое придворных, стоявших рядом с королевой, чуть не свалились, вытянувшись так, чтобы разглядеть почти нагие груди Скай.

– А ты действительно был с ней, Дадли? – спросил один из придворных.

– Это такой горячий и сочный кусочек, какого ты не пробовал и в самых безумных фантазиях, – тихо ответил Дадли. – Я получил ее сразу после смерти ее мужа, графа Саутвуда. У него она не знала отказа в удовольствии и не могла дождаться, пока я окажусь с ней. О да, мой друг, я хорошо знаю Скай О’Малли.

– Печально, что королева отсылает ее, – сказал его собеседник.

Дадли хмыкнул:

– Бесс знает, что Скай сделает герцога счастливым, а счастливый человек – это благодарный человек, признательный Англии, которая посылает ему такие лакомства.

Мужчины непристойно заржали, но к этому времени Скай и ее свита уже покинули приемную залу королевы.

– Когда наступит следующий отлив? – спросила Скай у Робби.

– Около шести вечера, – ответил он.

– У нас мало времени, так? Тогда мы должны скорее добраться до Гринвуда. Я должна переодеться.

Они поспешили по коридорам Уайтхолла к лестнице Старого дворца, где у пристани их ожидала баржа Скай. Баржа устремилась вниз по реке к Гринвуду, и вскоре Скай ворвалась в дом, чтобы переодеться. Служанки быстро упаковали ее платье, и последние чемоданы были отправлены в гавань, где ожидал флагман флота Скай «Чайка». Эдмон де Бомон уже был на корабле: он попрощался с королевой прошлым вечером.

Скай переоделась в костюм, который она обыкновенно носила на корабле: легкую шерстяную черную юбку-брюки, телесного цвета шерстяные чулки, черные кожаные ботинки, кремового цвета шелковую блузу и широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой. Черные волосы были заплетены в толстую косу, чтобы не лезли в глаза. Адам следил за тем, как она переодевалась, вручая ей вместо отосланной на корабль Дейзи предметы туалета.

– Не сопровождай меня на корабль, – сказала ему Скай. – Я не вынесу зрелища того, как будет уменьшаться твоя фигура, когда корабль будет отплывать все дальше от берега.

Он кивнул, понимая и внутренне соглашаясь с ней. Лучше всего им попрощаться наедине.

– Я отвезу Мурроу и Робина в Уайтхолл и завтра прослежу за тем, чтобы леди Сесили и Виллоу благополучно отбыли в Девон.

– Ты приглядишь за детьми вместо меня, Адам? Не только в Англии, но и в Ирландии. Мой брат Майкл – хороший человек, но он священник, и дядя Симус стар, даже слишком стар, чтобы отвечать за все. А мой сын Эван должен быть под влиянием настоящего мужчины. – Она прижалась к его широкой груди. – Мои дети! – разрыдалась она. – Так трудно расставаться со всеми, но дети еще слишком малы, чтобы привыкнуть ко мне. Пожалуйста, присмотри за ними, Адам, тебе я могу доверять!

– Ты будешь писать мне, – сказал он. Это было скорее приказание, чем вопрос.

– Напишу, – ответила она.

– Я буду молиться за нас обоих, – тихо сказал он, и она удивленно взглянула на него. Он рассмеялся. – Я знаю, Скай, что мужчины редко говорят о Боге, но я верующий, и я в самом деле молюсь.

Слезы снова увлажнили ее ресницы.

– Я тоже буду молиться за нас, дорогой. Я буду молиться за то, чтобы ты нашел женщину, которую полюбишь!

Он улыбнулся ей, и их губы сомкнулись в нежнейшем поцелуе. Они словно слились друг с другом так… Она хотела бы, чтобы этот поцелуй никогда не кончался, ибо прикосновение его губ унесло ее в этот раз за пределы известного ей мира – в какой-то другой мир, сотканный из света и любви, столь чистый, что она не представляла, смогут ли они, или хотя бы один из них, снова в нем очутиться когда-либо.

Вот почему она заупрямилась, когда он с неохотой оторвал свои губы от ее и поднял голову. Его рука охватила ее талию, и он легонько коснулся пальцами другой ее щеки.

– Прощай, Скай О’Малли, прощай, до следующей встречи.

Адам де Мариско повернулся и вышел.

Какое-то мгновение Скай стояла, прикованная к полу, настолько переполненная чувством утраты, что ее сердце, казалось, разорвется. Если он и был глупцом, то она глупее его. Ей следовало заставить его жениться на ней! А теперь было слишком поздно.

– Мама?

Скай повернулась на голос и, взглянув вниз, увидела стоящих перед ней сыновей.

– Мурроу, Робби! – воскликнула она.

– Мы пришли попрощаться с тобой, мама, – сказал Мурроу. – Лорд де Мариско отвезет нас сейчас в Уайтхолл.

Она наклонилась, чтобы обнять старшего сына, а затем, выпрямившись, взяла его голову в руки.

– Я горжусь тобой, Мурроу О’Флахерти, – проговорила она, – ты хороший мальчик, и я люблю тебя. Помни о нашем разговоре и веди себя соответственно. Только ты сам можешь добыть свои земли, мой сын. Я буду гордиться тобой. – Тут она быстро поцеловала его и выпустила из рук.

Глаза Мурроу были влажны, но он мужественно преодолел желание расплакаться.

– Я буду достоин твоей гордости, мама. Когда ты устроишься, можно мне будет приехать?

– Вы все сможете приехать ко мне, – пообещала она и повернулась к младшему сыну.

Робби бросился в ее объятия, и, хотя он не вымолвил ни слова, его плечи содрогались. Скай ждала, пока он успокоится. Как и его отец, Робби был наделен сильным чувством собственного достоинства. Наконец он взглянул на нее и дрожащим голосом сказал:

– Папе это не понравилось бы, мама. Он не одобрил бы королеву, оторвавшую тебя от детей.

– Да, Робби, – согласилась она. – Джеффри не понравились бы действия королевы, но он бы принял ее решение и исполнял бы его, потому что твой папа был одним из самых преданных слуг королевы. Как бы ты ни переживал, я рассчитываю, что ты поступишь так, как поступил бы папа. Он принял бы выбор королевы, и ты должен принять его. Он принял бы его с мужеством, и ты должен быть мужествен. – Она нежно пригладила его волнистые светлые волосы. – Ты приедешь ко мне, мой граф, после того как я устроюсь?

– Если позволит королева, мама, – ответил он, и она, улыбнувшись, ласково поцеловала его.

– Я горжусь твоим братом и горжусь тобой, Робби. Ты самый юный паж при дворе, и, несмотря на это, ты, как говорит сама королева, самый лучший из пажей. Продолжай и дальше прославлять имя Саутвудов, мой сын.

Она взяла мальчиков за руки и вышла с ними в вестибюль, быстро поцеловала каждого еще раз и вытолкнула их наружу. Когда дверь за ними закрылась, Скай прижалась к ней спиной и засунула в рот кулак, чтобы сыновья не услышали ее рыданий. Они были так мужественны, что ей не следовало разрушать их уверенность в себе или в ней. Про себя же она проклинала Елизавету за ее жестокое решение. У этой женщины просто не было сердца. Слезы тихо стекали по ее лицу соленым ручейком. И когда постучал Робби, она даже не расслышала сначала.

– Скай, девочка! – Наконец его голос прорвался сквозь пелену ее муки.

Повернувшись, она открыла дверь и упала на его грудь, рыдая.

– Это слишком, Робби! – плакала она. – Я не вынесу этого! Не вынесу!

Он обнял ее и начал бормотать что-то утешающее – это все, что было ей нужно в ту минуту. Она поедет в Бомон де Жаспр и сдержит обещание, данное королеве. Скай О’Малли никогда не нарушала своего слова и не сделает этого сейчас, несмотря на все страдания от разлуки с детьми. Когда Робби решил, что она выплакалась, он произнес резким тоном:

– А ты не забыла о Виллоу, Скай? Ты пойдешь к ней с заплаканными глазами? Она ведь уже не ребенок, ее не проведешь.

Скай глубоко вздохнула и вдруг снова припала к нему содрогаясь.

– Извини, Робби, – тихо произнесла она, – но, черт побери, как я люблю своих мальчиков!

– Я знаю, – сказал он и, взяв ее под руку, повел в спальню. Налив немного холодной воды из серебряного кувшина в раковину, он показал ей на нее: – Сполосни лицо, девочка. Виллоу и Сесили ожидают нас в библиотеке, чтобы попрощаться. Да Боже мой, она больше похожа на Халида! Она всегда спрашивает меня о грузе и о накладных на него. Она больше твоя наследница, чем любой из этих парней, это точно!

– Она твоя игрушка! – бросила ему Скай, склоняясь над раковиной, чтобы смыть следы слез.

– Это верно, – хмыкнул Робби, и Скай почти рассмеялась, настолько лучше она себя почувствовала.

Она взяла льняное полотенце, которое он вручил ей, и вытерла лицо и руки.

– Я готова, – сказала она, – я не так боюсь за Виллоу, ведь она живет с твоей сестрой, но когда я думаю о мальчиках при дворе – они так беззащитны…

Она вздохнула.

– Адам защитит их. Он сказал мне перед отъездом, что будет ездить между Девоном, двором и Ирландией, заботясь о твоих детях, пока ты в отъезде. Не понимаю, почему все-таки ты не вышла за него замуж?

Почему все, включая и Адама, думают, что это она не хотела замуж?

– Это он отказался от меня, черт побери! – выругалась она, поворачиваясь к Робби. – Он дважды отказался жениться на мне из-за глупого предрассудка. А теперь он решил, что и в самом деле меня любит, но слишком поздно!