Уровень: Магия Мелан Вероника
– Получается, я тоже призвала в жизнь Ветер, раз теперь здесь?
«Ты уже знаешь ответ на этот вопрос».
– Да знаю, знаю…
Марика зевнула, отложила зеркало в сторону и потерла глаза.
– Слушай, а радио в тебя не встроено? Хоть какое-то развлечение было бы. Или, например, будильник?
Даже не глядя на поверхность, можно было сказать, что зеркало обиделось и затянуло буквы туманом – палатка потонула во мраке.
Какой обидчивый предмет, надо же… С характером. Кольнуло секундное чувство вины.
– Не дуйся. Просто иногда я устаю от философии, которой ты пичкаешь. Ни тебе книг на выбор почитать, ни новостной ленты, одни загадки и мудреные фразы, а голова ночью, знаешь ли, и так не варит.
Поверхность светлее не стала; спасибо, зеркало хоть не фыркнуло в ответ. Может, и хорошо, что голосовая функция не встроена, а то бы наслушалась нравоучений и упреков.
Марика вздохнула, села, качнулась на воздушном матрасе и принялась натягивать сапоги.
Ночь сияла мириадами звезд.
Казалось, их были миллионы – белых, желтоватых и голубых светящихся точек, украсивших черный небосвод. Тихо, морозно, завораживающе красиво.
Чернел стеной лес. В эту минуту ни шороха, ни скрипа, лишь темные стволы и белая снежная вата на ветвях. Дремали, отбрасывая на поляну тени, деревянные идолы; их глазницы смотрели куда-то вдаль, туда, куда не мог проникнуть человеческий взгляд.
Порождение Магии. Весь пейзаж вокруг – порождение странного Уровня.
Многие ли знали о его существовании? Или лишь те, кто по случайности, как и она, Марика, призвали тот самый, упомянутый зеркалом Ветер?
Перемены. Будь им неладно.
Успокой сердце, усмири разум…
Прежде чем вернуться в палатку, она какое-то время стояла, чувствуя покалывание на щеках, смотрела в ночное небо – такое далекое и глубокое, что делалось торжественно и почему-то одиноко, – и думала о переменах.
Казалось бы, один день, а что-то изменилось внутри. Каждый шаг приходилось преодолевать со сжатыми зубами, на последнем издыхании, выжимая из тела скрытые резервы, заставляя разум дымиться от нагрузки, но все это, как ни странно, приносило скрытое удовлетворение. Она шла и чувствовала движение. Делала шаг и ощущала отдачу. Достигала чего-то и радовалась, как не радовалась уже давно, очень давно.
Наверное, слишком давно.
Кто бы сказал, что от наличия какого-то тесного тента можно стать по-идиотски счастливым, и Марика первая бы рассмеялась ему в лицо. А теперь, ощущая под пальцами тугую ткань, радовалась и благодарила: пусть робко, неумело, чуть корыстно, но все же благодарила за подаренное укрытие от мороза.
Домик. Собственный домик. Заслуженный, теплый, портативный, а главное – свой. А ведь еще день назад, скажи ей кто-нибудь про палатку…
Не смешно. И это при наличии роскошных апартаментов.
«Куда почему-то пока не хочется возвращаться…»
Эта предательская мысль заставила поежиться.
Стоя под звездным небом на снежной поляне, Марика будто раздвоилась.
Одна ее часть взбрыкивала строптивой кобылой: в жизни важны только деньги и комфорт! Признание – вот что есть великое достижение, плата за кропотливые труды.
А другая – обычная девчонка – не хотела даже поворачиваться в ту сторону. Вот бы здесь стоять долго-долго, где жизнь медленно и верно обретает смысл, где нет гонки за титулами, где никто не судит по медалям на груди, где у каждого есть шанс сделать что-то по-настоящему важное. Проявить себя, оглядеться вокруг, расслабиться и осознать, что нет ничего ценнее, чем просто жизнь. Тот самый момент, что протекает, пока ты шагаешь по узким и путаным тропкам, мокнешь под дождем, смотришь на скопившиеся на горизонте облака, купаешься в закатном свете солнца и ощущаешь в сердце прикосновение неба.
Странно все это. Запутанно. Почему ты хочешь чего-то и вроде бы не хочешь этого? Где смысл?
Почувствовав, что замерзает, Марика откинула полог и нырнула в теплое нутро палатки.
– Привет. Я вернулась.
Взвизгнул застегиваемый замок; запорошенные снегом сапоги отправились в угол, толстовка – под спину.
Зеркало все еще обиженно клубилось мутью.
Марика улеглась, устроилась поудобнее и взяла его в руки.
– Такое мудрое, а дуешься. Не стыдно? Ты же само пример подаешь, рассказываешь, как надо жить, тебе сам Создатель велел быть умнее тех, кого ты ведешь.
Туман на секунду замер, будто раздумывая над сказанным, затем снова принялся слоиться. Да уж, дуться так дуться. Знакомо.
– Подумаешь, про радио спросила. Тоже мне повод…
Отложив капризного «помощника» в сторону, Марика перевернулась на бок и натянула одеяло до самого носа. Прикрыла глаза, пошевелила пальцами в толстых носках – непривычное ощущение – спать экипированной – и постаралась успокоить дыхание.
Все. Спать. Иначе проворочается до утра, а там неизвестно, что приготовит новый день. Еду бы найти да с тотемными «подарками» разобраться. Авось еще с чем-нибудь повезет, как с палаткой.
Через несколько минут она сонно пробормотала:
– Спокойной ночи, зеркало. И можешь не отвечать. Я знаю, что ты мне тоже желаешь хороших снов.
Когда из-под одеяла раздалось размеренное сопение, туман наконец прекратил раздраженно клубиться, застыл сплошной недвижимой дымкой, а еще через минуту поверхность полностью погасла.
Глава 5
Долину, лежащую между горами, заливал ясный утренний свет; там, внизу, под солнцем искрилась лента реки, зеленели верхушки деревьев, воздух пропитался невидимыми искорками. Живописный вид с настенного плаката, наполненный радостью мягкого утра, когда под синевой неба хочется дышать полной грудью, а от нового дня ждешь чего-то воистину чудесного.
Какое-то время Марика, сидя на вновь найденной тропке по другую сторону горного кряжа, впитывала тишину момента: блестел под лучами снег, трепыхались на ветках куста пожухшие прошлогодние листочки – интересно, здесь, на этом Уровне, меняются сезоны? – солнце пригревало макушку ласковой рукой.
Чистейший кристальный воздух гор и застывшая жизнь.
Залюбовавшись раскинувшейся перед глазами картиной, затихли и мысли, приостановили кружение, взялись за руки, подобно добрым друзьям, прижались друг к другу и с восторгом музы созерцали творение природы-художника.
Как хорошо и спокойно. Никуда не нужно бежать, торопиться, отвечать на телефонные звонки, слушать бесконечный автомобильный гул под окнами. Не нужно писать, править, редактировать, что-то выдумывать, кружить по дому, тужиться в поисках идей, не нужно выдавливать из себя вдохновение. Вообще ничего не нужно. Потому что вокруг попросту никого, и никто от тебя ничего не ждет.
Спасибо, Создатель, за этот момент.
Проснувшись довольно рано, Марика успела отряхнуть и сложить палатку, позавтракать оставшимися плодами, сорванными с дерева, напиться талого снега и изучить другие предметы, доставшиеся от тотемов.
Среди них нашелся небольшой, размером с большую кофейную кружку котелок (пустой) с плотно прилегающей крышкой и чистой ложкой (зачем, если котелок пустой?), пустая фляжка для воды и самый ценный, по мнению Марики, предмет – карта: сложенный вчетверо кусок не то плотной бумаги, не то пергамента со множеством тщательно прорисованных символов. Тончайшими линиями здесь был отмечен горный кряж, изображены восемь палочек посреди леса – тотемы, непонятные не то воронки, не то фонтаны и места, которым вообще не находилось названия: мосты, пещеры, реки, пучковатые схематичные заросли.
Неподалеку от тотемов на карте мигала желтым точка (прикосновение пальцем никак не влияло на ее пульсацию), и стоило Марике понять, что эта самая точка, подобно спутниковому навигатору, отмечает текущее местоположение, как лес сотряс радостный визг. Наконец-то! Наконец-то! Да, не красная ковровая дорожка, но все-таки навигатор, второй настоящий подарок после палатки! Бесценный подарок, просто находка.
В противоположном конце карты был изображен некий кристалл, похожий на многогранный пилон, – наверное, конечная точка пути, куда и следовало принести семечки.
Прежде чем сложить карту в рюкзак, Марика долго и внимательно изучала ее. Конечно, многое осталось непонятным, но что-то все же прояснилось. Если сегодня она найдет воду и еду, жить станет веселее.
Решив, что пора трогаться в путь, Марика упаковала вещи и бодро зашагала по снегу.
Дорога вилась под уклон, все чаще стали мелькать по сторонам прогалины. Чем ниже, тем теплее; снег таял. Радостно звенела капель, на ветках, греясь в лучах солнца, курлыкали птицы, щебетали о чем-то своем, провожая гостью глазами-бусинами.
Она старалась держать приличную скорость, разглядывала окрестности и время от времени сверялась с картой. Справа плыл обрамляющий гору лес, слева – овраг с далекой лентой реки внизу; по краям дороги, там, где стаял снег, начали пробиваться пучки приятной глазу сочной зеленой травы. Вокруг дрожала, поблескивала талыми сосульками, звенела весна, радуя душу.
Поскрипывали подошвы, взгляд то и дело перемещался с тропки на живописный вид слева, радостно струились мысли.
Первое семечко принесет деньги. Много денег. Может, если совесть не всколыхнется при раскрывшей пасть жадности, Марика попросит миллионов десять: такой суммы хватит и на новую машину, и на гардероб, и на приятные мелочи. Благо, квартира и так хороша, можно не менять.
Второе семечко на карьеру. Тут надо брать не ниже директорского поста или даже создать свой новый телевизионный канал; слава Создателю, опыта хватит; да, работы много, суматоха, круговорот дел, бумаг, сотрудников, подписей, но овчинка стоит выделки. Имя Марики Леви сразу же попадет в высшие круги и прочно там закрепится. А дальше слава, еще больше денег, узнаваемость, успех – именно то, к чему она так стремилась. Никакой скуки, новые уважаемые знакомые, дорогие курорты, обслуживание в зонах для особо важных гостей, негласное поклонение. Красота!
Семечко номер три – здоровье. Пусть оно всегда будет крепким, а тело не подтачивают болезни. Только попал вирус в организм и – хоп! – магическим образом из него вылетел. Ни тебе упадка сил, ни отсутствия бодрости, вечно хорошее настроение, боевой настрой, азарт и вкус к жизни. Отличное желание, очень хорошее.
За четвертое семечко она попросит нового мужчину. Не спесивого барана, как Ричард, с кучей принципов, закидонов и требований, а кого-то другого: понимающего, сильного и нежного, привлекательного внешне и веселого по характеру. Умного, но не заносчивого, амбициозного, но не заядлого карьериста, пусть имеет схожие интересы, вкусы и пристрастия. И пусть любит только ее, Марику, всем сердцем, всей душой.
При мыслях о собственных желаниях внутри делалось светло и радостно. Да, поход не обещает быть легким, но преодоление препятствий стоит достижения новых вершин. Еще немного, и жизнь станет просто замечательной.
Шагать вперед и не бояться – это все, что пока требуется.
Поток света исходил прямо из земли. Почва, откуда бил широкий, едва заметный глазу луч, полностью оттаяла и была покрыта ровной травяной подстилкой, которая манила присесть. Пушистая площадка для отдыха, теплая и притягательная.
Марика застыла перед ней в нерешительности.
Зачем она свернула сюда с намеченного пути и снова углубилась в чащу? Одержало верх неуемное любопытство: хотелось узнать, что означает символ фонтана, отмеченный на карте неподалеку от тропы.
Что ж, пришла, увидела.
Желтоватый свет поднимался вверх равномерно и беззвучно. Небольшую поляну окружали могучие раскидистые сосны; солнце пробивалось сквозь плотное переплетение ветвей, заставляя подтаявший снег искриться.
Для чего предназначен подобный луч – новое испытание? Но ведь кто-то другой мог пройти мимо, не свернуть – следовать напрямую к пилону. Поэтому для ловушки место крайне неудачное, и, значит, это не она.
Марика осторожно провела рукой по световому потоку: теплый. Сбросила с плеч рюкзак и медленно сошла со снега на травяную подушку. Она просто отдохнет здесь, посидит несколько минут на теплой земле и двинется дальше. Если получится – поймет, для чего предназначен «фонтан», а нет – так нет.
Сознание плыло и растекалось.
Сидеть было на удивление приятно, тело впитывало тепло, расслаблялось, становилось легким и тяжелым одновременно. Марике казалось, что она пребывает не здесь, в лесу, а где-то еще: в странной субстанции между измерениями, с разумом, отделившимся от физической оболочки. Ей виделись то горы, покрытые шапками снега, то орел, сидящий на верхушке высокой ели. В какой-то момент его глаза стали ее глазами, руки вытянулись, трансформировались в крылья, захотелось вдруг рвануть в бескрайнюю синеву, чтобы ловить легкими трепещущими перьями воздушные струи. Странное желание, нечеловеческое.
Затем орел пропал, исчезло и ощущение кожистых цепких лап, держащихся за покачивающуюся еловую ветку; сознание поплыло дальше. Откуда-то приходило и мягко ускользало понимание отдельных процессов мироустройства: она ощущала себя то тяжелым каменистым кряжем, вросшим в земную поверхность, то облаком, скользящим к горизонту, то вдруг видела переплетение странных узоров на фоне сплошной черноты. За ними хотелось следовать, следовать, следовать… Узоры манили глубиной и знанием, тем знанием, что каждый рвется отыскать, но далеко не каждый находит. Через несколько секунд из отдельных линий сложился образ котелка – того самого, что лежал в рюкзаке, и Марика неожиданно поняла (вот так, по щелчку пальцев), что именно нужно с ним делать и как; просто увидела, почувствовала, впитала информацию из ниоткуда. И чтобы знание не стерлось, не ушло в небытие, чтобы новая картинка не затмила его, она усилием воли вырвала разум из размягчающего потока, открыла глаза и заставила разомлевшее тело выползти из круга.
Зашуршала толстовка; руки утонули в снегу и тут же замерзли.
Марика оттолкнулась от земли пятками, выпрямилась, пытаясь успокоить скачущие и одновременно тягучие мысли, и отыскала глазами рюкзак. Кровь наполнилась возбуждением: правильно она увидела или нет? Просто и сложно одновременно; надо срочно попробовать, пока хитрая память держит детали…
На дне котелка действительно присутствовал спиралевидный рисунок, который во время сидения в «луче» отчетливо увидело сознание и который глаза упустили раньше. Марика отложила крышку, сунула руку внутрь, приложила к центру завитка большой палец и нахмурилась, силясь припомнить слова. Затем прошептала:
– Дорогой котелок! Спасибо тебе за пищу, что принесет мне насыщение и радость, наполнит тео бодростью и здоровьем, даст энергию и силы, чтобы двигаться дальше. В обмен на твой дар я дарю тебе свой – благодарность. Пожалуйста, прими ее, она искренняя и от всей души.
Лес вокруг вновь прислушался.
В какой-то момент тонкие, почти невидимые линии на дне котелка потеплели и налились оранжевым светом от центра к краю – теперь спираль отчетливо светилась. Марика с колотящимся сердцем вытащила руку, накрыла котелок крышкой, затем приложила указательный и средний палец сначала ко лбу, затем к груди и медленно поклонилась.
Получится или нет? Что за странный ритуал она увидела, пока сидела с закрытыми глазами? Сработает или нет? Может, то была галлюцинация?
Котелок отчетливо темнел на фоне снежного покрова; на крышку падал солнечный луч. В который раз за все время, проведенное на этом Уровне, Марику накрыло ощущение сюрреалистичности. Сначала она молилась тотему, теперь котелку… Ведет себя, словно наглоталась наркотиков; спасибо, хоть никто этого не видит.
Интересно, а результата долго ждать?..
Выдержки хватило на минуту, потом рука сама потянулась к котелку; пальцы сомкнулись вокруг горячего круглого ушка, приделанного сверху.
Ее любимый завтрак мог состоять из фруктового салата с вишневым йогуртом, или хрустящей свежей выпечки, или блинов с ягодным сиропом, или булочек с корицей. Редко когда из яичницы, мюслей или тостов.
Но уж точно не из овсяной каши.
Изумительно вкусной овсяной каши: свежей, сладковатой, наваристой, с кусочком сливочного масла, растекшимся по поверхности.
Марика не съела – заглотила ее за полминуты, чисто вылизала ложку, на которую удивленно воззрилась, все еще не в силах поверить, что котелок в ответ на просьбу из ниоткуда сотворил еду, затем перевела взгляд на комковатые остатки на дне и сыто выдохнула.
А жизнь-то наладилась! Если есть еда и питье, она сможет дойти куда угодно. Тем более пока все вроде бы дается более-менее легко. Подумаешь, попроси. Ведь не заплати…
Чувствуя, как в теле возрождаются силы, она принялась чистить котелок снегом.
Сначала они сравнивали карты и дивились тому, что символы и отметки не совпадали. По-видимому, Уровень выдавал каждому индивидуальный путь прохождения. Потом звали ее подсесть и пообщаться. Марика молча покачала головой и отвернулась. (Дура она, что ли, выдавать свои секреты и являть чужим глазам подарки тотемов?) После ее отказа принялись болтать о разном.
Их было трое: старого знакомца деда она встречала уже дважды, других – толстого розовощекого Рона и мужчину среднего возраста с узким лицом, покрытым оспинами, – Тэрри – видела впервые.
Первая встреча с путниками (старик не в счет) и возникшая внутри опаска: стоит ли сближаться? Вдруг попробуют что-нибудь выведать или отнять? Лучше быть начеку и держать язык за зубами; стать милой она всегда успеет.
К полудню стало жарко. Горы все ниже, снега все меньше. На вытоптанной опушке пахло прелой прогретой солнцем хвоей; справа звенел невидимый ручей. Насекомых прибавилось; теплая кора поваленных высушенных стволов приятно грела зад.
С бревна напротив доносились голоса.
– Ну, дед-то понятно: зрение хочет вернуть. – Тэрри произносил слова отрывисто и резко – странная манера говорить. – Ну а ты, молодой, лучше бы перестал в «Жареную курочку» ходить и купил абонемент в спортзал.
Толстый обиженно засопел.
– Думаешь, я не пробовал?
– А с чего ты решил, что твоя Люси полюбит тебя худого?
– Ну… я видел, как она на подтянутых смотрит. Так у меня хоть шанс появится… А ты с чего решил, что сто тысяч уберегут твой бизнес от банкротства? – не удержался и воткнул ответную шпильку Рон. – Тут, знаешь ли, не только инвестиции, но и мозги нужны.
Теперь набычился Тэрри. Отвернулся, замолчал, раздраженным жестом смахнул присевшую на лоб муху.
«Низкого полета люди, – вяло подумала Марика. – Один ленится перестать жрать, другой не умеет деньги в руках удержать. Такому хоть сто, хоть миллион – все равно уплывут… Зато понятно, зачем сюда пришел дед. Вот только дойдет ли…»
Она поднялась, отыскала в рюкзаке флягу и направилась к ручью.
Светло-голубые глаза Рона внимательно провожали стройную женскую фигуру. Теперь, когда незнакомка скинула толстовку, стали видны приятные глазу округлые формы. Черные вьющиеся волосы, стянутые на затылке в хвост, кофейного цвета глаза, нежно очерченный рот – все это он сумел разглядеть в тот короткий момент, когда она подошла, чтобы взглянуть на их карты и спросить про спички.
– Красивая какая, – не удержался, все-таки высказал свое мнение вслух, хотя собирался оставить его при себе.
Тэрри не ответил, занятый копанием в рюкзаке, а до того молчавший дед покачал головой.
– Злая красота – уже не красота.
– Ну да, вредная. Да все они такие…
Рон вновь тяжело вздохнул, перевел взгляд на собственные пухлые руки, а затем с застывшим на лице отвращением отвернулся от них.
– Да что же это за Уровень такой? Столько разных предметов, столько мест непонятного предназначения. Тут, чтобы разобраться, нужно жить годами: рыскать по тропкам, спать в палатке и часами сидеть в этих пресловутых фонтанах! Ага, посидишь в одном таком, а потом два часа рыдаешь!
Поверхность зеркала блеснула в лучах солнца; при свете дня буквы читались плохо. Марика вытерла слезы и вгляделась в текст:
«Ты сама выбираешь Путь».
– Да ничего я не выбираю! Неужели не видно? Я вообще не знаю, куда иду!
«Ты идешь по пути собственного предназначения».
– А в чем оно? В чем оно заключается?
«В том, чтобы постичь самого себя».
– А-а-а!.. Всегда одно и то же! Ответы без ответов, ну сколько можно?
Марика раздраженно сунула зеркало в рюкзак, добрела до ближайшего пня, устало опустилась на него и вновь закрыла лицо руками. Слезы не унимались, лились бесконечным потоком помимо всякой воли.
Зачем она решилась изведать второй фонтан? На этот раз белый, с разноцветными искорками в потоке, зачем присела в нем? И что так сильно впоследствии выбило ее из колеи?
Когда компания из троих мужчин осталась позади, Марика сначала следовала выбранной стратегии – двигаться напрямую к пилону. Никаких поворотов и никаких новых открытий. Еда и вода есть, настроение отличное, зачем наживать на пятую точку приключений? Выдержки хватило на час, затем в борьбу снова вступило любопытство: а что за второй источник находится справа? Почему бы не взглянуть одним глазком, ведь к дороге близко, время есть…
А дальше была другая поляна и другой поток света, только поток странный, не похожий на предыдущий. Стоило очутиться в нем, как мир – нет, не сам мир, скорее, отношение к нему – начал стремительно меняться, и Марика ненадолго, всего лишь на мгновение (которого, как оказалось, хватило с лихвой) вдруг ощутила себя его Создателем.
Это ее Мир, ее Уровни! Это она с нежностью слепила людей, землю, растительность, это она вдохнула в них жизнь и разнообразила ее чувствами и оттенками. Это она сделала так, чтобы вокруг разливалось счастье, покой и умиротворение. Это она будет любить все и всех даже тогда, когда ее творения обретут собственную волю, начнут жить, учиться, оступаться… Они – последствие ее божественного вдохновения, они ее все.
Стоило Марике сообразить, что это ее (не чей-то еще, а именно ЕЕ!) мозг принялся размышлять подобным образом, и она ошпаренной кошкой вылетела из фонтана. Только поздно. Теперь она любила все подряд: землю, по которой шагала, веточки кустов и свернутые зеленые листики на них, маленькие тонкие сосновые иголочки и разлапистые шишки под ногами. Любила синеву неба и мягкую прозрачность воздуха, любила теплые лучи солнца и пронизывающую все окружающую реальность энергию.
А любя, плакала.
Ей бесконечно сильно хотелось обнять мир руками, руками длинными и ласковыми, наполненными золотым сиянием. Подарить ему частичку гармонии и нежности, сказать, что она здесь, что она не забыла, что она рядом…
Рядом с кем? С чем?
С тем, что создала…
И она принималась рыдать вновь. Напитывалась теплотой орывов ветра, слушала шепот травы у камней, искрилась вместе со снегом, жаждала объять, подарить, наполнить каждую частичку бытия. Она – Создатель. Она та, кто сотворил эту реальность и теперь будет любить ее всегда. Она – мир, а мир – это она.
Следующие два часа Марика боролась с собственным раздвоением сознания. Логика шипела: «Образумься, протрезвей! Ты ничего из этого не создавала!», а сердце разрывалось от чувств. Белый поток с разноцветными искорками хотелось то проклинать, то боготворить. Наглотайся она наркотиков или выкури травяную самокрутку, едва ли бы чувствовала себя столь же странно: временами паршиво, временами восхитительно. И единственное, в чем обе части разделившегося разума были уверены, так это в том, что ей срочно требуется кто-то, кто смог бы разъяснить происходящее. Рассказать о фонтанах, об их воздействии на разум, о том, зачем они вообще существуют на Магии.
Вот только кто?
О самостоятельном постижении речи больше идти не могло: так присядешь в еще один поток, и крыша уедет окончательно. Вдруг ей вообще не захочется уходить, и она станет лесовиком, желающим провести остаток жизни средь гор? Или же вообще не очнется в добром здравии. А то, понимаешь, сначала орлом станешь на ветке, потом облаком или вовсе бесконтрольно плачешь часами после очередного эксперимента…
Икнув, Марика достала флягу, вытерла мокрые щеки и глотнула воды. Затем оглядела лес, вновь пропиталась странным чувством единения и извлекла из рюкзака зеркало.
– Мне нужна помощь, нужен чей-то совет, слышишь? Но я не знаю, кого спросить… Ведь тут нет никого. А сама я скоро рехнусь, пытаясь разобраться, что для чего.
Поверхность неторопливо клубилась туманом – слова появляться не спешили.
– Я даже готова поделиться чем-нибудь взамен. Готова заплатить… или… ну, чем-то пожертвовать, лишь бы мне объяснили.
Теперь, когда солнце пересекло наивысшую точку и начало клониться к западу, на Марику нахлынуло чувство одиночества; отчего-то не хотелось терять то ощущение любви к миру, с которым она потихоньку, сама того не замечая, начала свыкаться. Но нежность и ласковость, час назад царившая в душе, соскальзывала с пальцев капельками воды. Веточки потихоньку становились просто веточками, легкие порывы ветерка – прохладным сквозняком, снег – слежавшимся скользким настом, намозолившим подошвы. Даже небо не радовало глаз.
Мелькнула безумная мысль: а не вернуться ли вновь к белому фонтану, чтобы перенаполниться сиянием, и Марика резко, чтобы не соблазниться, отринула ее.
Ну нет. Так станешь наркоманом, не способным выжить без допинга. Может, как раз в этом и кроется ловушка?
Поверхность зеркала, до того лучащаяся спокойствием пруда в безветренный день, вдруг колыхнулась, сформировав вопрос:
«Значит, готова что-то предложить взамен?»
Марика, потонувшая в собственных раздумьях, не сразу сориентировалась, о чем речь. Затем уверенно кивнула.
– Да, готова.
Желание понять, как и для чего работают «фонтаны», потихоньку сделалось тягуче-невыносимым. Почти наваждением.
«Хорошо. Способный дать ответы скоро пересечет твой путь. Сумей увидеть и сумей не упустить».
– Я попробую, – около минуты она задумчиво смотрела на серые клубы, в котором растворились буквы, затем добавила: – Спасибо, что предупредило.
Зеркало не ответило.
Марика сунула его в передний кармашек рюкзака и, параллельно прокручивая подзабывшийся в голове текст «молитвы», достала котелок.
Он, вероятно, пришел на запах – небольшого размера пятнистый дикий кот – и теперь сидел на окраине поляны, у соснового ствола, поглядывая на Марику с настороженностью и любопытством.
До этого момента она не встречала здесь животных (птицы не в счет) – ни хищников, ни грызунов – и даже позволила себе испытать облегчение от их отсутствия, потому что боялась встретиться с кем бы то ни было лицом к лицу. Все-таки лес. Дикий лес. И ни ножа, ни палки.
А теперь вот кот. Рыжеватый, с непропорционально длинными ушами и близко посаженными внимательными желтыми глазами. Симпатичный. Был бы…
Если бы Марика его не боялась.
Мясная похлебка, наваренная котелком, медленно остывала; ложка в пальцах застыла. Человеческие глаза смотрели в кошачьи, и неизвестно, в чьих застыла большая напряженность.
Хищник или нет? Судя по пасти – хищник и даже чем-то похож на гиену, хоть и кот. Раза в полтора больше домашних особей, что иногда встречались в квартирах знакомых. Голодный? Наверняка, раз смотрит так пристально. Лишь бы не за ногу, лишь бы не кинулся…
Тревожно и тяжело колотилось сердце; кот изредка подергивал ухом.
Когда Марика продолжила есть, пушистый гость облизнулся; глаза его сделались грустными.
Значит, голодный.
Несколько минут спустя, закончив трапезу, Марика осторожно приложила палец к промасленному после похлебки дну и сбивчиво зашептала:
– Дорогой котелок! Спасибо тебе за еду для этого животного, какой бы она ни была. Пусть ему будет сытно и вкусно, пусть убережет его от холода и наполнит бодростью. Спасибо тебе за помощь с этим, хоть я и понимаю, что просить на отряд, наверное, невежливо…
Осторожно накрыв посудину крышкой, она приложила пальцы, как учили – сначала ко лбу, затем к сердцу, – и поклонилась.
А после достала из котелка кусок сырого мяса, который оставила на том месте, где сидела.
Уходя, Марика напряженно размышляла о том, стерильно ли будет после такого питаться из котелка самой.
Но выбора не было.
Пусть зверь будет сытым, а она – целой. Этот Уровень, как ни один другой, учил быстро и правильно расставлять приоритеты.
Следующие два часа Марика беспрерывно следовала вниз.
Тропка сделалась совсем пологой и скользкой; хлюпала под ногами грязь. Мысли плавали от темы к теме и путались: то долго кружили вокруг источников света и увиденных в них непонятных символов, то перескакивали на дом – оставшуюся в Нордейле квартиру, то вовсе исчезали, позволяя брести с пустой, как рассохшаяся деревянная бочка, головой. Чувство любви к миру растворилось полностью, теперь оно казалось иллюзией: было или нет – не разобрать. Наверное, все-таки было, но сейчас помнилось слабо, как выпорхнувший за окно утренний сон, оставивший после себя сладкий шлейф волшебства и немного светлой тоскливой грусти.
Пахло отсыревшими сосновыми иглами и влажной землей; с каждым вдохом легкие будто очищались от городского смога, выдыхали скопившуюся грязь, делались светлее.
Через какое-то время небо затянуло облаками; стало пасмурно.
Иногда, чаще всего внезапно, Марику накрывало ощущение, что дикий кот следует по пятам, и тогда она нервно оглядывалась, но за спиной каждый раз оказывалось пусто. Ни рыжей шерсти, ни длинных ушей… Однако взгляд в спину оставался, и это тревожило.
Время от времени приходилось сверяться с картой – до следующего рисунка, похожего на многогранный кристалл, судя по скорости смещения точки, еще идти и идти. Едва ли она доберется туда до вечера.
Усилился ветер.
Шумно заголосил оставшийся позади лес, смешиваясь с нарастающим гулом воды – где-то впереди текла речка. В какой-то момент тропинка окончательно превратилась в сплошную чавкающую жижу, и далее пришлось карабкаться по лежащим в стороне от тропинки валунам.
К тому времени, когда она добралась до воды, которая оказалась скорее быстрым горным ручьем, нежели речкой, тело совсем вымоталось. Ноги гудели, сапоги превратились в два грязевых леденца на палочках, толстовка вымокла, волосы слиплись на затылке, исцарапанные ладони кровоточили. Камни оказались влажными и холодными – руки соскальзывали с их поверхности не хуже подошв, – и, чтобы не упасть, приходилось постоянно напрягать мышцы и держаться за поверхность всеми конечностями.
Сразу за противоположным берегом ручья виднелся луг, и Марика, бросив на него короткий взгляд, принялась размышлять, как бы перебраться на ту сторону, не намочив ноги. Сапоги сохнут долго, до ночи далеко – не раскинешь же палатку, чтобы праздно подсушиться часок-другой перед закатом? Кто знает, сколько еще идти, а время на Уровне течет странно, это она уже заметила.
Пальцы в ледяной воде моментально застыли.
Содрогаясь от холода, она быстро потерла ладони, смыла с царапин грязь, ополоснула лицо и потянулась за флягой, чтобы снова заполнить ее водой. Сейчас бы чуток посидеть, отдохнуть – и можно снова двигаться в путь.
Ветерок трепал рассыпавшиеся вокруг опущенного лица локоны.
Перед переходом придется хорошенько подвязать рюкзак, затянуть на нем все шнуры и веревки, потому как если упадет в воду, пиши пропало – добра не уберечь.
Марика повернулась и посмотрела на скользкие торчащие из воды спины камней в нескольких метрах ниже по ручью. Если она хочет сохранить обувь сухой, придется прыгать по ним.
Длинная толстая палка, похожая на изогнутую трость, выручала неимоверно. Она нашлась на берегу и теперь использовалась в качестве шеста: Марика упирала ее в каменистое дно, переносила вес на руки и осторожно выбирала подошвой очередную наиболее устойчивую точку. Шаг, еще шаг. Медленно – еще один.
Вокруг не осталось ничего, кроме шума воды, склизких неровных каменных спин и предельной концентрации на собственных движениях. Впереди три булыжника – последний почти полностью скрыт потоком.
Давай, еще чуть-чуть, ты почти сделала это!
Ступив на твердую землю, Марика шумно выдохнула от облегчения, согнулась, уперла руки в колени и какое-то время стояла так, пытаясь прийти в себя.
Ручей пройден. Дальше будет легче. Наверное.
Порывы ветра трепали капюшон, холодили взмокшую шею, бросали по плечам завязанные в хвост волосы. Палка – такая надежная и крепкая палка-выручалка – лежала рядом на траве; лучше взять ее с собой, пригодится. Горный ручей ворчливо бурлил за спиной – жертва в него не угодила.
Наконец, отдышавшись, Марика разогнулась, подняла с земли шест и огляделась, выбирая направление. Затем напряженно застыла, нахмурилась, чуть склонила голову набок и посмотрела в сторону: слева за кустом кто-то плакал.
Человек. Женщина.
– Я потеряла их, слышите? Потеряла!
Она была мокрой с ног до головы, русые волосы облепили узкое вытянутое лицо без грамма косметики. Толстовка ходила ходуном – молодая девчонка, не старше самой Марики, нещадно мерзла, вероятно, после падения в ручей. Рядом с ней, на траве, лежала знакомая дощечка с выдавленным кругом посередине – прибор для эвакуации; центральная часть кнопки горела красным.
– Что потеряли? – осторожно спросила Марика, не особенно желая знать ответ, однако выработанная за годы работы вежливость не позволила молча пройти мимо.
– Семечки! Они были во внешнем кармане, когда рюкзак упал в воду. Когда я упала в воду!
Во внешнем кармане? Дура.
Марика не нашлась, что ответить. Если человек – идиот, это надолго, но не говорить же ему об этом в лицо? Где хоть зерно рационализма? Ведь понятно, что самый ценный предмет – это семечки, так зачем же по-глупому рисковать? Сама она запихнула их на самое дно самого глубокого внутреннего кармана и для дополнительной сохранности надежно затянула веревкой.
– Рюкзак я выловила, сама выбралась, – по щекам рассказчицы водопадом лились слезы, – но семечки уплыли. Уплыли! Как же я теперь без них? Куда пойду, зачем?
Логично.
– Вот я и нажала на кнопку эвакуации. А что делать? Что? Куда я теперь без желаний? КУДА?!
Марике хотелось попятиться, отойти, попросту сбежать. Дама, очевидно, переживала стресс и была не в себе. Ее нижняя челюсть дрожала, как у подхватившей бешенство собаки, а заламываемые руки ходили ходуном.
– Послушайте, вы…
Вдруг зареванные серые глаза пристально уставились на Марику; в них появился неприятный, нездоровый блеск. Желание попятиться сделалось непреодолимым.
– У вас наверняка есть семечки! Ведь есть? И, скорее всего, не одно?
На этот раз Марика поддалась интуиции и сделала шаг назад; внутри всколыхнулась злость – не отдам.
Читать бесплатно другие книги:
