Протокол «Сигма» Ладлэм Роберт
— Ложь! — вскипела Анна. — Это все ложь, до последнего слова.
Еще одна пауза, на сей раз подлиннее.
— Я знал, что это фальшивка. Но все равно, Анна, я очень рад, что смог услышать это от вас самой. Кто-то со страшной силой старается вывалять вас в грязи. Но почему?
— Почему? — Анна на мгновение прикрыла глаза. — Похоже, что я сейчас нахожусь не в том положении, чтобы определить причину. Могу только догадываться. — Она поспешно нажала кнопку отключения.
Что, черт возьми, происходит? Может быть, “Йосси” или Фил Остроу что-то надули в уши Бартлету? Она не упоминала о них; возможно, Бартлет разозлился в первую очередь из-за того, что они узнали о проводимом ею расследовании, хотя она в этом нисколько не виновата. А может быть, он завелся потому, что она не выполнила их требования выдать Хартмана.
Она внезапно поняла, что ни один из представителей ЦРУ ни словом не упомянул о Хансе Фоглере, убийце из бывшей штази. Не могло ли это означать, что “Йосси” ничего не знал о нем? Если так, то скорее всего “вольные стрелки” из Моссада не нанимали Фоглера для этой работы. Анна вынула карточку Фила Остроу и набрала его номер. Откликнулся автоответчик, и она решила не оставлять сообщения.
Может быть, что-нибудь об этом известно Джеку Хэмптону? Анна набрала номер его дома в Чеви-Чейз.
— Джек, — начала она. — Это...
— Иисус Христос! Только попробуй сказать, что ты мне не звонила! — нервно воскликнул Хэмптон. — Попробуй сказать, что ты не подвергаешь опасности своих друзей непродуманными звонками по телефону.
— А что, на твоем конце стоит подслушка?
— На моем конце? — Хэмптон сделал паузу, потом игриво хохотнул. — Нет. Никогда. Я это проверяю сам.
— В таком случае тебе ничего не грозит. У меня, на этом конце безопасная линия. Я просто не представляю, каким образом можно засечь этот звонок.
— Допустим, что ты права, Анна, — с некоторым сомнением в голосе проронил он. — Ты все еще представляешь для меня в некотором роде моральную загадку. Прошли слухи, что ты прямо-таки суперзлодейка — помесь Ма Бейкер с Матой Хари. А гардероб у тебя похлеще, чем у Имельды Маркос.
— Все это дерьмо cобачье, и ты сам об этом знаешь!
— Может быть, знаю, а может быть, и нет. Суммы, о которых я слышал, могут оказаться чрезвычайно соблазнительными. Можно запросто купить хороший кусок земли в Вирджин-Горд. Розовый песок, синее небо, все такое... Каждый день плавать под водой...
— Прекрати валять дурака, Джек!
— Небольшой совет. Впредь не принимай деревянных рублей и не сворачивай шеи швейцарским банкирам.
— Что, обо мне говорят такие вещи?
— Это часть. Причем очень небольшая. Я бы сказал, что это самый массированный обвал слухов, с каким мне доводилось сталкиваться со времен Вен Хо Ли. Если говорить честно, все это несколько преувеличено. Я все время спрашиваю себя: кому могло понадобиться бросаться такими огромными деньжищами? В России настолько плохо с наличностью, что большинство их специалистов по ядерной энергии уже давно уехали. Сейчас они работают шоферами такси в Нью-Йорке. А что можно сказать о твердой валюте в Китае? Это ведь то же самое, что и Замбия, только с атомными бомбами. Я хочу сказать, что нужно вернуться к реальности. — Голос Хэмптона, казалось, наконец-то смягчился. — Так, зачем ты звонишь? Хочешь узнать сегодняшние коды ракетных пусков, чтобы передать их красному Китаю? Тогда продиктуй мне номер, я сброшу тебе по факсу.
— Позволь мне вставить хотя бы...
— Лучше мне, — рассмеялся Хэмптон; он, видимо, уже почти совсем успокоился.
— Да, именно тебе! Прямо в... Знаешь, что перед тем, как посыпалось все это дерьмо, у меня была встреча с твоим другом Филом Остроу...
— Остроу? — переспросил Хэмптон. Голос у него сразу сделался серьезным.
— В Вене.
Ответом ей был яростный крик:
— Что такое ты плетешь, Наварро?
— Перестань орать. Я не понимаю, о чем ты говоришь? Видимо, в ее голосе было нечто такое, что заставило Хэмптона сдержаться.
— Не пойму: или ты разыгрываешь меня, или кто-то разыграл тебя?
— Что, Остроу не прикреплен к венской конторе? — нерешительно осведомилась Анна.
— Он находится на О-15.
— Объясни, что это значит?
— Это означает, что он официально числится в списках, но на самом деле находится в длительном отпуске. Таким образом мы дурим головы плохим парням. Что скажешь, правда, дьявольская хитрость?
— А какого рода у него отпуск?
— Он уже несколько месяцев остается за штатом. Если тебе так уж нужно знать, то у него депрессия. У него уже были случаи в прошлом, но сейчас ему стало по-настоящему плохо. Так что он лежит в госпитале в Уолтер-Рид.
— И именно там он сейчас находится? — Анна почувствовала, что по ее скальпу пробежали мурашки, словно волосы вот-вот поднимутся дыбом. Она попыталась немедленно заглушить быстро нараставшую тревогу.
— Именно там. Печально, но факт. В одном из тех отделений, где каждая медсестра проходит полноценную проверку на благонадежность.
— Если я скажу тебе, что этот Остроу невысокий полуседой шатен, с бледным лицом, очки в проволочной оправе?
— То я тебе отвечу, что твое описание нуждается в повторной проверке. Остроу похож на постаревшего любителя серфинга — высокий, худощавый, белокурые волосы. В таком вот роде.
Несколько секунд оба молчали.
— Анна, черт возьми, что же с тобой все-таки происходит?
Глава 31
Совершенно ошеломленная, она опустилась на кровать.
— Что-то не так? — поинтересовался Бен.
— Я просто ничего не могу понять.
— Если это связано с тем делом, которым мы оба сейчас занимаемся, то...
— Нет. Не с ним. Вот ублюдки!
— Что случилось?
— Прошу вас, — воскликнула Анна, — дайте мне подумать!
— Ладно. — Бен с раздраженным видом вынул из кармана куртки свой цифровой телефон.
Неудивительно, думала Анна, что “Фил Остроу” позвонил ей глубокой ночью, когда было слишком поздно для того, чтобы звонить в американское посольство и проверять его права и намерения. Но в таком случае с кем же она встречалась в отделении ЦРУ?
И было ли это на самом деле отделением ЦРУ?
Кто такие “Остроу” и “Йосси”?
Краем уха она слышала, как Бен что-то быстро говорил по-французски. Потом он умолк, довольно долго слушал и в конце концов с довольным видом произнес:
— Оскар, вы гений.
Через несколько минут он снова принялся набирать номер.
— Меган Кросби, пожалуйста.
Если “Фил Остроу” является самозванцем, то он чрезвычайно квалифицированный актер. Но зачем все это понадобилось? “Йосси”, в свою очередь, мог быть настоящим израильтянином или принадлежать к какой-то другой ближневосточной национальности.
— Меган, это Бен, — сказал он.
“Кто они такие?” — Анна еле-еле удержалась от того, чтобы произнести этот вопрос вслух.
Она взяла телефон и снова набрала номер Джека Хэмптона.
— Джек, мне нужен телефон отделения ЦРУ.
— Что я тебе, секретарша директора?
— Оно находится в здании, расположенном на другой стороне улицы, напротив консульского отдела, правильно?
— Анна, отделение ЦРУ находится в главном здании посольства.
— Нет, в другом помещении. Коммерческое здание через улицу. Под “крышей” офиса торгового представительства Соединенных Штатов.
— Я не знаю, о чем ты говоришь. У ЦРУ нет ни одной конспиративной точки, кроме той, что в посольстве. Во всяком случае, насколько мне известно.
Она повесила трубку, ощущая, что в ней вновь нарастает паника. Если место, где она встречалась с Остроу, не было конспиративной точкой ЦРУ, то куда же она приходила? Обстановка, оформление — каждая деталь там казалась достоверной. Может быть, слишком достоверной, слишком убедительной?
— Вы, наверно, разыгрываете меня, — словно из-за стенки доносились до нее слова Бена. — Боже, как же быстро вы действуете!
В таком случае, кто же пытался манипулировать ею? И с какой целью? Наверняка какой-то человек или группа людей, которым стало известно, что она находится в Вене, что она там расследует и в какой гостинице она остановилась.
Если Остроу самозванец, то вся его история насчет Моссада — фальшивка. А она сама в таком случае оказалась невольной жертвой сложного обмана. Они намеревались похитить Хартмана — и она должна была доставить “багаж” прямо им в руки.
Анна чувствовала себя потрясенной и растерянной.
Она снова прокрутила в мозгу все мельчайшие подробности того, что случилось с момента телефонного звонка “Остроу” до ее ухода из помещения, в котором она встретилась с ним и “Йосси”. Могла ли существовать возможность того, что все это было одной сложной игрой?
Она слышала, как Хартман говорит:
— Отлично, только позвольте мне записать все это. Великолепная работа, детка. Потрясающая.
В таком случае история насчет Моссада со всеми ссылками на слухи и недостоверные данные была не чем иным, как сказкой, составленной из более или менее правдоподобных фрагментов! Мой Бог, если так, то сколько же из того, что она знала, было неверным?
И кто старался ввести ее в заблуждение — и зачем?
Где же правда? Помилуй Бог, где же правда?
— Бен, — сказала она.
Он поднял указательный палец, предлагая ей подождать, быстро произнес в телефон еще несколько слов, а затем защелкнул крышку, отключив аппарат.
Но за эти секунды Анна успела передумать и решила не говорить Бену ничего о том, что она минуту назад выяснила. Пока не говорить. Вместо этого она спросила:
— Вам удалось что-нибудь узнать от Зонненфельда?
Хартман начал рассказывать о своем визите к Зонненфельду. Анна довольно часто прерывала его и просила что-то пояснить или изложить более подробно.
— Значит, в итоге вам сказали, что ваш отец не был нацистом?
— Именно так, по крайне мере согласно мнению Зонненфельда.
— Были ли у него хоть какие-то представления насчет “Сигмы”?
— Он все время ходил вокруг да около. А когда речь зашла о Штрассере, явно начал уводить разговор в сторону.
— А что насчет причин убийства вашего брата?
— Очевидно, его убили из-за боязни огласки. Кто-то — возможно, некая группа — боялся обнародования имен.
— Или же факта существования корпорации. Несомненно, этот “кто-то” имеет в ней весомую финансовую долю. А из этого следует, что эти старички были... — Внезапно она умолкла. — Конечно! Отмытые деньги! Этим старперам платили. Вероятно, кто-то, осуществляющий управление корпорацией, которую они все помогали создавать.
— По-моему, это была не столько плата, сколько взятки, — добавил Бен. — В противном случае они получали бы различные суммы, оговоренную долю от прибыли.
Анна вскочила.
— Устраните получателей платежей, и больше не будет телеграфных переводов. Не будет дней большой выплаты куче выживших из ума стариков. А из этого следует, что, кто бы ни стоял за этими убийствами, он должен был извлечь из них материальную выгоду. Должен. Кто-то, наподобие Штрассера или даже вашего отца. — Анна в упор взглянула на Бена. Она не могла автоматически исключить эту версию. Даже если бы он не хотел об этом слышать. Его отец мог и сам быть убийцей — его руки могли быть испачканы кровью, — и с тем же успехом мог стоять за всеми этими убийствами.
Но как тогда объяснить сложный обман “Остроу”, псевдо-сотрудника ЦРУ? Возможно, он каким-то образом связан с наследниками скрытого от посторонних глаз огромного богатства?
— Теоретически я допускаю, что мой отец — один из плохих парней, — сказал Бен. — Но по большому счету не верю в это.
— Почему же? — она не знала, насколько далеко можно подталкивать его в эту сторону.
— Потому что у моего отца и так уже столько денег, он даже и придумать не в состоянии, что с ними делать. Потому что он может быть безжалостным бизнесменом, он может быть лжецом, но после разговора с Зонненфельдом я все больше склоняюсь к мысли о том, что он не является изначально дурным человеком.
Анна не думала, что Хартман что-то утаивает от нее, но, несомненно, его кругозор сужен сыновней лояльностью. Бен, судя по всему, лояльный человек — замечательное качество, но иногда лояльность может помешать разглядеть правду.
— Чего я не могу понять, — продолжал Хартман. — Все эти парни — дряхлые старики. Так зачем же утруждаться кого-то нанимать, чтобы устранять их? Вряд ли выигрыш может стоить такого риска.
— Только в том случае, если вы не боитесь, что кто-то из них заговорит, обнародует финансовую договоренность, независимо от того, что она собой представляет.
— Но если они молчали полстолетия, то что может заставить их начать болтать сейчас?
— Возможно, какое-то давление со стороны властей, которое может быть спровоцировано обнаружением этого списка. Оказавшись под угрозой судебного преследования, любой из них легко мог бы разговориться. Но не исключено, что корпорация переходит в какую-то новую фазу своего существования, переживает некую метаморфозу и ощущает себя в это время особенно уязвимой.
— Я все время слышу догадки, — ответил Бен. — Нам нужны факты.
Анна немного помолчала.
— С кем вы сейчас разговаривали по телефону?
— Со специалисткой из аудиторской фирмы, с которой мне уже не раз приходилось работать. Она выяснила кое-что любопытное, касающееся “Вортекс лаборэториз”.
Анна почувствовала внезапное возбуждение.
— И?..
— Компания полностью принадлежит европейскому химико-технологическому гиганту “Армакон АГ”. Австрийская компания.
— Австрийская... — чуть слышно повторила Анна. — Это интересно.
— Эти технологические мамонты всегда скупают малышей в своей и соседних отраслях, чтобы иметь возможность перехватить права на всякие открытия, до которых не успели добраться в их собственных исследовательских центрах. — Он сделал паузу. — И еще одна вещь. Мой друг с Каймановых островов сумел проследить некоторые из телеграфных переводов.
Боже! А ее парень из министерства юстиции так ни до чего и не докопался. Анна попыталась скрыть волнение.
— Расскажите.
— Деньги были высланы от имени подставной компании, зарегистрированной на острове Джерси, через несколько секунд после того, как поступили из Лихтенштейна, из анштальта компании, занимающейся предъявительскими акциями. Так называемая “слепая” фирма.
— Если деньги поступили от компании, это, наверно, означает, что имена настоящих владельцев где-то зарегистрированы?
— А вот это хитрая штука. Анштальтами обычно управляют агенты, часто адвокаты. По существу, это чисто фиктивные компании, которые существуют только на бумаге. Один агент в Лихтенштейне может управлять тысячами таких.
— И ваш друг способен выяснить имя анштальт-агента?
— Уверен, что может. Беда только в том, что без пыток ни один агент не выдаст информацию ни об одном анштальте, которым он управляет. Они не могут позволить себе подрыв своей репутации. Но мой друг все же занимается этим.
Анна усмехнулась. Парень заметно вырастал в ее глазах. Зазвонил телефон. Анна взяла трубку.
— Наварро.
— Анна, это Вальтер Хайслер. У меня для вас есть результаты.
— Результаты?
— Насчет пушки, которую потерял стрелок в Хитцинге. Вы же просили меня проверить отпечатки. Они соответствуют отпечаткам из цифровой базы Интерпола. Это Ханс Фоглер, когда-то он был агентом штази. Видимо, он никак не рассчитывал промахнуться и не ожидал встречи с нами, потому что не надел перчатки.
В информации Хайслера для нее не было ничего нового, но отпечатки пальцев должны были оказаться важной частью вещественных доказательств.
— Просто фантастика. Послушайте, Вальтер, у меня к вам еще одна просьба.
— Вас это, по-моему, не удивило, — Хайслер, видимо, почувствовал себя задетым. — Я сказал, что он из штази, понимаете? Это секретная разведывательная служба бывшей Восточной Германии.
— Да, Вальтер, я все понимаю и очень благодарна вам. Это очень впечатляет. — Она почувствовала, что снова начала держаться слишком деловито, даже бесцеремонно, и поспешила смягчить свои манеры. — Огромное вам спасибо, Вальтер. И все-таки еще одна вещь...
— Да?
— Одну секунду. — Она прикрыла рукой микрофон и повернулась к Бену: — Вы так и не сумели связаться с Хоффманом?
— Нет. У него никто не отвечает. Мне это кажется странным.
Анна открыла микрофон.
— Вальтер, не могли бы вы узнать для меня хоть что-нибудь о венском частном детективе по имени Ханс Хоффман?
В трубке молчали.
— Алло!
— Да, Анна, я здесь. А почему вы интересуетесь этим самым Хансом Хоффманом?
— Мне требуется дополнительная неофициальная помощь, — быстро ответила она, — и мне порекомендовали именно его.
— Ну, похоже, что вам придется поискать кого-нибудь другого.
— Почему?
— Примерно час назад в Sicherheitsburo был звонок от служащего одного Berufsdetektiv, которого звали как раз Ханс Хоффман. Женщина, оперативный агент из конторы Хоффмана, пришла на работу и обнаружила своего босса мертвым. Застрелен почти в упор выстрелом в лоб. И, что любопытно, у него отрезан правый указательный палец. Это не может быть тот самый Хоффман, о котором вы говорите?
Когда Анна пересказала Бену то, что ей сообщил полицейский, тот недоверчиво уставился на нее.
— Боже мой! Создается впечатление, будто они все время болтаются у нас за спиной, что бы мы ни делали, — пробормотал он.
— Может быть, вернее будет сказать: опережают нас?
Бен некоторое время сидел, массируя виски кончиками пальцев, и наконец чуть слышно проговорил:
— Враг моего врага — мой друг.
— Что вы хотите сказать?
— Совершенно очевидно, что “Сигма” убивает своих. Те жертвы, которых вы пытаетесь разыскать... У всех них есть нечто общее со мной — общий враг. Мы видим одну и ту же картину: испуганные старики, вынужденные под занавес своей жизни скрываться, жить под псевдонимами. Я уверен — они имеют некоторое представление о том, что за чертовщина происходит вокруг. Наша единственная надежда — установить контакт с кем-то из списка, кто все еще жив, кто может говорить. Некто, с кем я смог бы найти точки соприкосновения, добиться симпатии, уговорить его оказать нам помощь, ради прежде всего защиты его собственной жизни.
Анна встала и прошлась по комнате.
— Бен, это может получиться лишь в том случае, если кто-то из них еще жив.
Он долго смотрел на нее, не говоря ни слова; в его глазах можно было прочесть глубокую растерянность. Анна могла бы сказать, что ему очень хотелось полностью доверять ей, так же безоглядно, как — ей очень хотелось на это надеяться — она могла доверять ему. Потом он негромко, нерешительно проговорил:
— У меня такое чувство... Это именно чувство, самое большее — обоснованное предположение, что по крайней мере один из них все еще жив.
— И кто же это?
— Француз по имени Жорж Шардан.
Анна медленно кивнула.
— Жорж Шардан... я видела это имя в списке “Сигма”. Но ведь он умер уже четыре года тому назад.
— Но сам факт того, что на него заведено досье “Сигма”, означает, что Аллен Даллес по каким-то причинам очень заинтересовался им.
— Ну, да, давным-давно, в пятидесятые годы. Но припомните, большинство этих людей уже много лет как на том свете. Мое внимание было сосредоточено на тех, кто оказался жертвами недавней серии убийств — или тех, кто должен был оказаться в их числе. Шардан не относится ни к той, ни к другой категории. К тому же он не был основателем и не входит в ваш перечень. — В списке “Сигма”, с которым приступила к работе Анна, перечислялись имена не только первоначальных учредителей корпорации, но и много других людей. Она кинула на Бена пристальный, даже тяжелый взгляд. — Должна задать вам вопрос: почему вам пришло в голову спросить именно о нем? Вы что-то скрываете от меня?
Бен помотал головой.
— У нас нет времени на игры, — сказала Анна. — Жорж Шардан — я знаю его только как имя на бумаге. Но он никому не известен, лично я никогда не слышала о нем. Так почему же он может иметь какое-то особое значение?
— Значение имеет его босс, легендарный французский промышленник — человек, бывший одним из учредителей корпорации и присутствующий на фотографии. Человек по имени Эмиль Менар. В свое время он являлся одним из самых могучих титанов экономики. Уже в 1945 году он был стариком; он давно уже умер.
— О нем я знаю. Он основал “Трианон”, который часто рассматривают как самую первую в мире многопрофильную промышленную корпорацию, верно?
— Совершенно правильно. “Трианон” — одна из крупнейших индустриальных империй во Франции. Эмиль Менар сделал из “Трианона” французский нефтехимический гигант, рядом с которым даже “Шлумбергер” казался лавкой дешевых распродаж.
— В таком случае этот Жорж Шардан работал на легендарного Эмиля Менара?
— Работал? Лучше сказать, что он дышал за него. Шардан был его доверенным помощником, адъютантом, фактотумом — называйте, как хотите. Он был не просто приближенным Менара, он был, в буквальном смысле слова, его правой рукой. Шардан попал к нему на работу в 1950 году, когда ему только исполнилось двадцать лет, и всего лишь через несколько лет новичок полностью изменил порядок капиталовложений, предложил сложный путь, гарантирующий их высокоэффективный возврат, и соответствующим образом реструктурировал компанию. Намного опередив при этом свое время. Гигантская фигура.
— Возможно, только в вашем мире.
— Согласен с вами. Но, если говорить как можно короче, дело в том, что старик целиком и полностью доверял своему молодому протеже, тот имел право определять любые крупные и мелкие детали в управлении этим колоссальным предприятием. После 1950 года Эмиль Менар нигде не показывался без Шардана. Говорят, что Шардан знал на память все бухгалтерские книги фирмы. Его можно было назвать ходячим компьютером. — Бен извлек пожелтевшую фотографию группы “Сигма”, положил ее перед Анной и ткнул пальцем в лицо Эмиля Менара. — Что вы видите?
— По правде говоря, Менар выглядит довольно усталым. И отнюдь не здоровяком.
— Совершенно верно. Уже тогда он был очень серьезно болен. А последние десять лет своей жизни он провел в безнадежной борьбе против рака, хотя до самого конца оставался все тем же несравненным гигантом. Но он умер с сознанием полной уверенности в том, что его корпорация не только останется сильной, но и продолжит свой рост, потому что в ней имеется такой блестящий молодой Directeur General du Departement des Finance — то есть главный управляющий финансами.
— Из всего этого вы делаете вывод, что Менар мог доверить Жоржу Шардану и тайну предприятия “Сигма”?
— Я абсолютно уверен в этом. Вне всякого сомнения, Шардан оставался где-то за сценой. Но ведь он был так же неотделим от Менара, как его собственная тень. Невозможно даже представить, что Шардан не был полностью посвящен в секреты “Сигмы”, какие бы цели ни преследовала эта корпорация и какими бы методами ни пользовалась. А теперь взгляните с точки зрения “Сигмы”: чтобы выжить, независимо от своей истинной цели, “Сигма” была обязана постепенно вводить новых членов взамен основателей. И Шардан не мог не играть в ней существенную роль, вероятно, в качестве члена внутреннего совета — Менар должен был позаботиться об этом.
— Ладно, ладно, в этом вы меня убедили, — нетерпеливо прервала его Анна. — Но что это может дать нам сегодня? Мы же знаем, что Шардан умер четыре года назад. Вы думаете, что после него могли сохраниться какие-нибудь бумаги, архивы или нечто в таком роде?
— Нам сказали, что Шардан умер четыре года назад, так? Как раз тогда, когда и мой брат Питер разыграл свою гибель. А что, если он сделал нечто вроде того, что и Питер: чтобы таким образом исчезнуть, уйти в убежище, спрятаться от убийц, которые, как он знал наверняка, уже были или вскоре будут отправлены к нему?
— Постойте, Бен! Вы сами строите предположения, а от них переходите к совершенно необоснованным выводам!
— В вашем списке сказано, что он погиб при пожаре, правильно? — терпеливо ответил Бен. — Так не может ли это быть старой уловкой с “обгоревшим до неузнаваемости трупом”? Как было с моим братом? Простите, не стоит позволять снова дурачить себя. — Он, вероятно, заметил скептицизм на ее лице. — Послушайте! Вы же это сами сказали. Мы имеем толпу стариков, которые убиты из-за того, что кто-то увидел в них возможную угрозу. “Сигма”, или ее наследники, или распорядители. Так давайте как следует подумаем: почему кучка старикашек, доживающих последние дни, могла рассматриваться кем-то как настолько серьезная опасность, что для ее пресечения стоило пойти на множество убийств? — Бен встал и принялся расхаживать по номеру. — Видите ли, главная моя ошибка заключалась в том, что я рассматривал “Сигму” как некий фасад, подставную организацию, а не подлинную.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, это же должно быть совершенно очевидным! Я могу привести вам сотню примеров из тех времен, которые я провел на Уолл-стрит. В 1992 году один парень выгнал своего конкурента, чтобы стать единственным главным управляющим “Тайм Уорнер”, и знаете, каким был его первый приказ на этом посту? Произвести чистку правления от реальных и потенциальных недругов. Таким образом и осуществляется управление. Вы избавляетесь от своих противников!
— Но ваш парень из “Тайм Уорнер”, полагаю, не убивал своих врагов, — сухо заметила Анна.
— У нас на Уолл-стрит используются различные методы устранения врагов. — Бен криво улыбнулся. — Но, так или иначе, он их устранил. Это случается всегда, когда происходит резкая смена руководства.
— Вы хотите сказать, что такая смена произошла и в “Сигме”?
— Совершенно верно. Чистка от тех, кого, вероятно, можно было бы назвать диссидентами.
— Россиньоль, Мэйлхот, Проспери и все остальные — вы утверждаете, что все они были диссидентами? Занимали неверную позицию по отношению к новому руководству?
— Что-то в этом роде. А Жорж Шардан, как известно, обладал блестящим умом. Несомненно, он видел, к чему идет дело, и предпочел вовремя исчезнуть.
— Возможно, да, а возможно, и нет. И все равно мы остаемся в царстве самых диких предположений.
— Не совсем, — без малейшего недовольства возразил Бен. Он остановился и повернулся к Анне.
— Руководствуясь проверенным временем принципом “Иди за деньгами”, я нанял французского аудитора, который уже неоднократно работал на “Хартманс Капитал Менеджмент”. Этого волшебника зовут Оскар Пейо. Мы использовали его для работы с должниками в Париже, и каждый раз он изумлял нас быстротой и качеством своей работы. И размером своих счетов, но это уже другой вопрос.
— Спасибо, что вы держите меня в курсе ваших действий, — с ядовитым сарказмом произнесла Анна. — Очень мило со стороны партнера.
— Выслушайте меня. Человек не может жить без какой бы то ни было финансовой поддержки. Вот я и подумал: а что будет, если попробовать выследить распорядителя состоянием Шардана — посмотреть, в каком виде тот оставил свои активы, каким образом мог сохранить доступ к ним? — Он сделал паузу и вынул из кармана куртки сложенный листок бумаги. — Час назад об этом мне сообщил из Парижа Оскар Пейо.
На листочке не было ничего, кроме краткого адреса, написанного по-французски:
Rogier Chabot
1554 ruе des Vignoles
Paris 20
Анна, одновременно и озадаченная, и возбужденная, уставилась на адрес.
— Шабо?
— Готов держать пари, что это псевдоним Жоржа Шардана. Я думаю, что мы нашли нужного нам человека. Теперь проблема только в том, чтобы добраться до него раньше, чем это сделает “Сигма”.
Еще часом позже на столе Вальтера Хайслера зазвонил телефон. Серия из двух коротких звонков: внутренняя линия. Хайслер глубоко затянулся сигаретой — он уже успел с утра выкурить две пачки “Касабланки” — и взялся за третью — и лишь через пару секунд произнес:
— Хайслер.
Это был техник из маленькой комнатушки на пятом этаже.
— Вы получили бюллетень насчет этой американки, Наварро?
— Какой бюллетень? — Хайслер медленно выпускал клубы теплого дыма из ноздрей.
— Который только что поступил.
— В таком случае он, вероятно, все утро провалялся в центре информации. — Центр информации Sicherheitsburo, качество работы которого, по мнению Хайслера, не сделало бы чести даже какой-нибудь из стран “третьего мира”, сильно отравлял его существование. — Что же это значит? Или я должен узнавать новости по радио? — такой была его постоянная форма жалобы. Однажды он и на самом деле узнал о местонахождении беглеца из передачи местной радиостанции: переданный по факсу утренний бюллетень где-то затерялся по пути к его столу.
— Похоже, что она мошенница. И использовала нас. Американское правительство распространило ордер на ее арест. Это, конечно, меня не касается, но мне показалось, что кто-то должен предупредить вас.