Пятая Салли Киз Дэниел
– Может, лучше подождать, пока он доиграет?
Бармен рассматривал стакан на свет.
– Чтоб Крамер сам игру бросил? Не дождетесь.
Салли настолько боялась отвлекать Крамера, что хотела вовсе убраться, без собеседования. Но все-таки пересилила себя, покрепче вцепилась в сумочку и направилась к столу. Каблуки гулко стучали по настилу танцпола, и Салли пошла на цыпочках.
Играющие подняли головы. Среди них выделялся блондин с высоким чистым лбом и такими яркими синими глазами, каких Салли в жизни не видывала. Изо рта у блондина лихо торчала зубочистка. Он походил на киношного картежника, из тех, что проникают на респектабельные речные суда и облапошивают недалеких богачей. Правда, джинсы и мятая джинсовая рубашка выбивались из образа.
– Вы – мистер Крамер? – пролепетала Салли.
Он поднял глаза над картами, безо всякого интереса оглядел Салли с головы до ног и вернулся к игре.
– Еще пять – мои, – заявил Крамер и сунул в рот сразу несколько зубочисток. Голос у него оказался мягким и низким, чего Салли никак не ожидала.
– Извините, что отвлекаю, – снова заговорила Салли. – Меня зовут Салли Портер. Я сегодня звонила насчет работы. Официанткой. Если вы заняты, я могу прийти попозже…
– Минуту подождите, – скомандовал Крамер. Подался вперед, оглядел стол, расплылся в улыбке. – Три десятки.
– Извини, Тодд, – произнес низенький человечек с тюленьим лицом. – Я малость недоглядел.
И с явным злорадством разворошил кучку зубочисток.
Крамер в ярости швырнул карты, с грохотом отодвинул стул, вскочил. Стул рухнул.
– Чертовы карты! – заорал Крамер. – Две последние игры не считаются! Как минимум две!
И он пошел прочь, на ходу выставив средний палец в адрес игроков. Салли затрусила следом.
– У них карты крапленые, – бурчал Крамер. – Как я сразу не понял!
Они с Салли дошли до бара, где Крамер указал ей на табурет и уселся сам. Салли, и без того перепуганная, теперь совсем растерялась. Уж конечно, она провалит собеседование. Я стала рваться наружу. Обычно Салли до последнего борется с мигренью, но тут она, как всегда перед собеседованием, была чуть жива от страха и сдалась моментально. Правда, успела взглянуть на часы. Старый трюк, помогающий понять, сколько времени длится провал. Салли выучилась фиксировать время, еще когда мы с ней были сопливыми девчонками.
15.45.
Ну наконец-то. Ваш выход, мисс Дерри Холл!
Хмурый Тодд Крамер глядел исподлобья, наклонив голову набок. Точно в такой же позе он изучал карты.
– Какие проблемы?
– Никаких, – весело отозвалась я. – Здесь нужна официантка, а проворнее и опытнее меня вам никого не найти. По крайней мере, среди кандидаток моложе тридцатника. Я – Злая Вестсайдская Ведьма, тот самый персонаж, которого не хватает вашему заведению.
Я поймала взгляд Крамера, закинула ногу на ногу, сверкнув бедром и улыбкой.
Он сглотнул.
– Ну вы и переключаетесь. То мышь белая, а то вдруг… Будто зажигалкой щелкнули.
– Я и есть зажигалка. Видите ли, я одно время работала фотомоделью. – Вранье, конечно. – Вот и научилась: пока на меня софит не направили – не выделяюсь. Зато уж потом… Кстати, у вас ведь и развлечения заявлены, да? Самые изысканные, так в рекламе сказано. Я, конечно, не Джуди Гарленд[4], но под настроение могу спеть или станцевать. И я чертовски хороша в мини-юбке.
– Не сомневаюсь.
– Значит, я принята на испытательный срок?
Крамер снова меня оглядел этими своими синими, чуть затуманившимися глазами. Я его заинтересовала.
– Приходите к половине шестого, пообщаетесь с моим партнером. Его зовут Элиот. Если он согласится, вы приняты. В основном вы будете работать с ним. Потому что я в нашем тандеме – молчаливый партнер. У меня другие интересы.
– Например?
Крамер вскинул брови.
– Вам-то что за дело?
– Просто интересно. У меня пытливый ум.
– Что ж. В сезон скачек я до ночи торчу на ипподроме. А в остальное время – я здесь.
– Ой, я тоже обожаю рысаков. А что вы делаете на ипподроме? Для жокея вы крупноваты.
Он хохотнул.
– Один мой приятель занимается организацией особых мероприятий, например политических конференций, а также фандрайзинговыми проектами. Я разрабатываю для него рекламные трюки.
– Должно быть, неплохое развлечение.
– Вообще-то, это работа.
– А можно еще кое-что спросить? Не хочу показаться навязчивой. Просто мне любопытно.
Крамер кивнул.
– Сколько стоят эти зубочистки?
Крамер извлек зубочистку из кармана и сунул в рот.
– Сорок девять центов за коробочку. Мы покупаем их блоками.
– Я имела в виду – в игре. Вы ведь используете зубочистки вместо фишек, я правильно поняла? Так каковы ставки?
– Никаких ставок нет.
– То есть вообще никаких?
Крамер взглянул на меня как бы поверх очков. Которые у него отсутствовали.
– Я больше не играю в карты на деньги, – пояснил он, мусоля зубочистку. – Только для развлечения. Чтобы скоротать время.
– Вы не обиделись, что я спросила?
Он покачал головой. Вид у него по-прежнему был озадаченный, словно он силился и не мог меня раскусить.
– Ждем вас в половине шестого, мисс Портер.
Я решила не выпускать Салли до собеседования с Элиотом, а то она все испортит. Работа у меня практически в кармане – значит, я заслужила пробежку по магазинам. Давненько я не покупала себе платьев. Вкусы Салли раздражали меня несказанно. Вот как она умудряется на добрых два года отставать от моды? В жизни не купит платье правильной длины. Когда ни вырвешься – непременно все вокруг косятся на эти ее отстойные костюмы. Надоело, в конце концов! Я пыталась ее просвещать. Вырезала из «Санди Таймс» несколько фоток с девушками в тренде и даже записку с дельными советами приложила. Но дуреха Салли, когда все это обнаружила, чуть с катушек не съехала.
После собеседования я пошла в «Блумингдейл» и купила подходящий прикид в синих тонах. Это я надену к Элиоту. Еле втиснулась в десятый размер[5]. Значит, на ужин обойдусь творогом. Из всех нас только я слежу за фигурой, остальные лопают что попало. Мне же приходится за всех отдуваться на пробежках.
Я вернулась в «Дорогу из желтого кирпича» к половине шестого, когда уже шли вечерние приготовления. В зале включили хрустальный светильник; он вращался, разбрасывая изумрудно-зеленые блики по полу, потолку и стенам. Официантки в зеленых, расшитых пайетками, топах на бретельках и в мини-юбках разносили столовые приборы.
В покере как раз был перерыв, Тодд Крамер складывал зубочистки в пластиковый пакетик.
– Элиот появится с минуты на минуту, – сообщил он. – Подождите у него в кабинете.
– Надеюсь, я ему понравлюсь.
– Конечно, понравитесь – вы ведь женщина. Не обиделись, нет?
Я хохотнула.
– Нисколько.
Крамер провел меня в кабинет, где стены были густо оклеены фотографиями. Почти на каждой какая-нибудь смазливенькая старлетка висела на шее у жирного седого дядьки в дорогом костюме в тонкую полоску, а надпись внизу сообщала, что это – «на память доброму другу Элиоту».
Через пять минут дверь отворилась, и вошел мужчина, лишь весьма отдаленно напоминавший толстяка с фотографий. Он был строен, как молодой тополь, и одет в коричневые брюки и шелковую синюю рубашку-поло, расстегнутую у ворота. На шее болтался массивный золотой медальон, на пальцах обеих рук посверкивали перстни с бриллиантами, а волосы были выкрашены в черный цвет.
– Элиот Нельсон, – представился мужчина и, заметив мое удивление, кивнул на фотографии. – Здорово изменился, да? Весь прошлый год сидел на жесткой диете, потерял больше сотни фунтов[6]. Теперь я – совсем другой человек. Неплохо выгляжу для сорока пяти, верно?
Он расплылся в улыбке. Вокруг глаз собрались морщины, нижняя челюсть выдвинулась вперед. Мешки под глазами, двойной подбородок и дряблые щеки в сочетании с действительно стройной фигурой делали его похожим на дружелюбного бульдога.
– Вам больше двадцати пяти не дашь, – соврала я.
Не иначе, его постиг кризис среднего возраста. Надо же посочувствовать человеку. И вообще, уважаю людей, которые соблюдают диету.
– Значит, вы хотите работать официанткой, – перешел к делу Элиот. – Опыт имеется?
– Еще какой. Я обслуживала столики всюду – от забегаловок с недомытыми ложками до пафосных ресторанов. Последнее место работы – «Шальная двойка» в Ньюарке.
Элиот Нельсон кивнул.
– Ладно, возьму вас на испытательный срок. Можете начинать уже сегодня. Кажется, вы впечатлили Тодда. Вообще-то он на женщин не смотрит.
– Я не подведу, мистер Нельсон. Делаю свое дело быстро и ловко.
Он приобнял меня за талию.
– Ловко – это хорошо, а вот торопиться в некоторых случаях не нужно.
Я потрепала его по щеке.
– В смысле, ноги у меня быстрые, а руки ловкие. А еще я имею черный дан по карате.
Элиот со смехом поднял руки.
– Я пошутил. Может, как-нибудь устроим соревнования по кунг-фу. Пойдемте, я представлю вас Эви, нашей старшей официантке. Она вам форму выдаст и в курс дела введет.
Эви выдала мне зелено-желтую блестящую униформу и показала, где можно переодеться. Затем познакомила с другими официантками, поварами и подсобными рабочими и принялась «вводить в курс дела».
– Ничего сложного. Тут главное – отслеживать Элиота.
– В смысле?
– Он с тех пор, как похудел, ни одной юбки не пропускает. Ручонки у него больно уж шаловливые. Блондинки, брюнетки, толстые, худые, белые, цветные – нашему Элиоту все едино.
– Спасибо, учту.
Я хохотнула, а Эви нахмурилась.
– Небось, когда он тебя, деточка, в темном уголке зажмет, тебе не до смеха будет. У меня весь зад в синяках – так босс щиплется. Он трижды был женат, и только на моей памяти у него перебывало в любовницах семь наших официанток.
– А второй партнер такой же?
– Тодд? У него времени на женщин не хватает – все уходит на игру. По крайней мере, так было раньше. Но с некоторых пор он состоит в обществе анонимных игроков. Кто его знает – может, вектор энергии перенаправил.
– Я вам очень благодарна за информацию, Эви.
Как новенькой мне поручили самый дальний столик, и я могла наблюдать, как метрдотель приветствует и проводит на места клиентов. Эви записывала заказы, давала распоряжения бармену, затем шла за готовыми блюдами в кухню. Нетрудная работа.
Мой столик долго пустовал, но вот наконец явилась компания из шести человек – три немолодые и ворчливые семейные пары. Я сразу просекла: с ними придется проявить смекалку.
– Что будете пить?
– Водку с сухим мартини, – подмигнув мне, откликнулся один из мужчин – крупный, грузный, с мощной, как у футболиста, шеей. Наверняка в свое время занимался продажами подержанных автомобилей.
– Вычеркните, – распорядилась его «половина». – Только попробуй хоть один напиток заказать, Леонард, я сразу уйду, так и знай.
Леонард покорно кивнул и надулся с досады. Остальные не хотели пить – только есть. Но я по дороге на кухню шепнула бармену, чтоб налил в простой стакан мартини с водкой, без добавления традиционной оливки. Ловко увернувшись от Элиота, я подхватила стакан и заскользила к столу.
– Ой, что-то ваш стакан с водой какой-то мутноватый, – сказала я Леонарду. – Вот, держите чистый. – Заменив воду на мартини с водкой, я подмигнула и добавила: – Бесплатно, сэр.
Когда я вернулась с морепродуктами и мраморной говядиной, Леонард подмигнул мне и сказал, вручая пустой стакан:
– А можно еще водички?
Плату за мартини с водкой ему удалось незаметно сунуть в мой карман, и вдобавок он оставил пять долларов чаевых. Я спросила, чем он занимается. Оказалось – держит рыбный магазин.
До конца смены я порхала по залу, льстила клиенткам, флиртовала с клиентами и получала удовольствие. Из всех занятий Салли больше всего мне по душе была работа официантки. Мне все равно, где обслуживать столики – в забегаловке или в шикарном ресторане, потому что я люблю наблюдать за людьми, угадывать, кто они по профессии, откуда родом, чем живут. Вдобавок всегда приятно обнаружить чаевые и по ним сделать вывод, насколько твоя работа понравилась клиентам.
А вот что я не люблю, так это уборку за клиентами и всякие нудные мелочи, вроде насыпать соли в солонку, протирать салфеткой бутылочки с кетчупом, перестилать скатерти и тому подобное. Поэтому я спрятала чаевые в бюстгальтер и исчезла. Пусть теперь Салли поработает.
Вышла слегка ошалевшая Салли. Последнее, что она помнила, – начало собеседования с Тоддом Крамером. Салли посмотрела на часы. Шесть часов пятнадцать минут куда-то делись. Сейчас десять вечера, Салли наряжена в зеленую блестящую униформу – топ с глубоким вырезом и неприлично короткую юбку. Ресторан почти опустел, на столах грязная посуда, на полу смятые салфетки, остальные официантки сидят на барных табуретах, болтая ногами и подсчитывая чаевые.
– Эй, крошка! Дай-ка мне еще скотча с содовой!
Салли увидела толстяка за столиком. Ее он зовет или кого другого? Салли поднялась на нетвердые ноги, но двинуться на зов не могла – мозг не контролировал тело.
– Что, устали?
Сказано было низким, бархатным голосом.
Перед Салли возникло сочувствующее лицо Тодда Крамера. Он, по обыкновению, жевал зубочистку.
– Так, пустяки. Голова болит. Я… я… – Тут Салли сообразила, что в руке у нее блокнот для записи заказов. – Я не помню, куда дела карандаш.
– Он у вас вместо шпильки.
Тодд Крамер извлек карандаш из прически Салли и дружески стиснул ей локоть.
– Вы были великолепны. Отлично справились. Я таких проворных официанток еще не видел. Кстати, вон тот субчик, похоже, добивается вашего внимания.
Салли сделала над собой усилие, двинулась к толстяку, размахивавшему пустым стаканом. Приняла заказ на скотч с содовой. Развернувшись, чтобы уйти, она почувствовала его лапу у себя на мягком месте и, взвизгнув, уронила стакан. Он разбился вдребезги, а Салли бросилась в туалет, где долго не могла успокоиться.
Видите теперь, в чем отличие между мной и Салли? Нет, ну правда, стоит ли так пугаться обычного заигрывания? Надо было отшутиться, пофлиртовать. Мужчины это любят. Толстяк бы зато чаевых отвалил. Подумаешь, задницу пощупал. Не укусил же. Пустяк, мелочь. Но только не для Салли. Когда мужчина ее груди касается мизинцем, она чуть не падает в обморок. И вот Салли торчит в туалете, убеждает себя не бежать очертя голову с новой работы. Раньше она именно так и поступала. Ничего. Скоро доктор Эш все ей разъяснит. Он ей поможет. Салли будет без труда контролировать свой разум.
Она почувствовала некий дискомфорт, запустила пальцы в бюстгальтер и обнаружила целых сорок пять долларов чаевых. Значит, она действительно хорошо сегодня работала. Вопрос только: в чем заключалась ее работа? Тодд Крамер сказал, что не видывал более проворных официанток. Наличие чаевых это подтверждает.
Из туалета Салли вышла, несколько успокоившись. И все равно от любой малости могла потерять контроль над собой. Например, она прямо подпрыгнула, когда Элиот поинтересовался ее самочувствием. Конечно, откуда ей знать, кто такой Элиот! Тем более что выглядел он как стареющий жиголо.
– Устала чуток, – осторожно ответила Салли.
Элиот улыбнулся.
– Ну так ступайте домой отдыхать. За вас кто-нибудь из девушек уберет. Первый рабочий вечер – всегда стресс. И не волнуйтесь, мы с Тоддом решили принять вас на работу.
Значит, этот человек – один из партнеров; значит, от него зависело, возьмут Салли или нет. Как она сразу не догадалась?
Промямлив «спасибо», она следом за двумя официантками прошла в комнату с табличкой «Только для персонала». Не увидев костюма в гусиную лапку, Салли изрядно струхнула. Она стала тянуть время, поправлять прическу и все такое. Дождалась, пока эти две девушки переоделись. Они ушли, но на вешалках оставались еще три комплекта одежды: зеленый брючный костюм, синее платье и красная юбка с желтым свитером. Салли скрылась в туалете. В кабинке она сидела до тех пор, пока еще две официантки не закончили переодеваться. Теперь на вешалке болталось одинокое синее платье. Салли его натянула. Тесновато. Она очень надеялась, что платье принадлежит ей. Иначе завтра придется объясняться, а как – непонятно.
На выходе ей подмигнул Элиот.
– Увидимся завтра вечером.
Салли кивнула. У нее не было ни малейшего желания возвращаться на эту работу. Люди, конечно, приятные, но очень уж атмосфера суматошная. По крайней мере, для нее.
Глава 3
На следующий день Салли отправилась в Клинику психического здоровья на пересечении Лексингтон-авеню с Пятьдесят второй улицей. Снаружи клиника выглядела как обычное офисное здание из стекла и бетона. Медсестра Мэгги Холстон, в которой тщедушность странно сочеталась с пухлыми, как у бурундука, щеками, провела Салли в смотровой кабинет и осталась разбирать бумажки.
– Сейчас я доступным языком расскажу вам, для чего нужно и как действует лекарство, которым мы собираемся воспользоваться, – начал доктор Эш. – Во-первых, это вещество поможет нам с вами, Салли, пробраться сквозь блоки в вашем сознании. Вы вспомните то, что давно забыли. Я применю к вам прием, который называется «внушенная, или гипнотическая, регрессия возрастов». Вы вернетесь в детство, вспомните определенных людей и определенные события – и глядишь, мы с вами до всего докопаемся. Выясним, откуда у ваших проблем растут ноги.
Салли испугалась, вся затряслась. Доктор Эш сделал ей укол и велел считать от ста до одного. Добравшись до восьмидесяти восьми, Салли начала путаться, а потом и бормотать что-то нечленораздельное, будто у нее был полон рот ватных шариков.
– Нет, нет, Салли, засыпать нельзя, – предупредил доктор Эш. – Вы должны бодрствовать. Сосредоточьтесь. Давайте вернемся в ваше детство. Когда я досчитаю до пяти, вы окажетесь в том времени, когда у вас еще не бывало провалов, когда вы помнили все, что с вами происходило. Вы откроете глаза – и перед вами появится как бы такой телеэкран. Вы словно будете смотреть фильм о другой девочке, не о вас самой. Рассказывайте мне обо всем, что увидите или услышите, а также обо всех запахах, которые почувствуете. Понятно?
Салли кивнула.
– Тогда начнем. Один-два-три… четыре… пять!
Салли распахнула глаза, уставилась на телеэкран в собственном мозге и стала рассказывать.
Она совсем маленькая девочка. Ее папу зовут Оскар, он сутулый, с тонкими усиками и сонными глазами. Папа работает почтальоном. Каждый день он берет Салли с собой. Салли сама вручает письма разным тетенькам, а тетеньки гладят ее по голове и хвалят за то, что она так хорошо помогает папе. Один раз Салли даже получила кусок яблочного пирога. Пирог был горячий, только-только из духовки. Салли уронила начинку себе на зеленое платьице, но папа ее совсем не ругал за это, словно и не заметил. Он вообще мало что замечал. Всегда улыбался, прикрыв глаза, будто спал и видел веселые сны. Под конец дня, когда все письма были розданы, папа сажал Салли в пустую сумку и мчался по улице, взбрыкивая, точно настоящий конь. Салли это ужасно нравилось. Она знала, что папа ее обожает. По вечерам она засыпала под папины сказки и была уверена, что папа достает их из своей волшебной, бездонной почтовой сумки. Но однажды – Салли было тогда четыре года – папа зашел в бар «Шэмрок», посадил Салли, прямо в сумке, на барную стойку. Салли очень испугалась, ведь уже два раза папа, выпив, просто забывал ее в баре. А еще он потерял Салли в цирке на Медисон-сквер-гарден, потому что перед этим пил из своей фляжки. А еще как-то сел без Салли в поезд. Она тогда бежала сквозь толпу, кричала и плакала. Ей схватил полицейский, и Салли завопила ему в лицо: «Мой папочка потерялся! Нужно найти папочку!»
А потом папа потерял целую сумку писем – и пропал сам. Мать сказала, он напился, упал в реку Гудзон и утонул. Салли не поверила. До сих пор, увидев почтальона в униформе и с сумкой, она бросается к нему. Потому что надеется увидеть под фуражкой усталое лицо с печальными и сонными глазами, с тонкими усиками, будто карандашом нарисованными, с чудной улыбкой. Потому что папа не утонул. Он просто забыл где-то Салли, спохватился и теперь ищет, ищет ее повсюду.
– Очень хорошо, Салли. Отдохните. Видите, вы все отлично помните. А сейчас скажите мне, вы видите свою мать и отчима?
Канал в «телевизоре» переключился, и перед Салли возник домишко с одной-единственной комнатой. Салли принялась рассказывать. Вечер. В доме беспорядок. Возле большой двуспальной кровати стоит ее кроватка. Большая кровать вся помята, покрывало скомкано. В дровяной печке потрескивает огонь. Мать шьет. Она растолстела и носит дома мешковатый халат. Ее темные волосы собраны в узел на затылке. По набрякшим векам видно: мать часто плачет. Слишком часто.
Салли на полу играет в куклы. Ее отчим, Фред Уант – он появился в доме совсем недавно, – выключает телевизор. Встает с плетеного кресла и говорит:
– Вивиан, убери девчонку.
Мать отвечает:
– Я устала, Фред. У меня голова болит…
Фред смотрит на нее, поворачивает козырьком назад бейсболку, которую носит всегда и везде, даже дома. Теперь на его лысой голове виден глубокий рваный шрам. Это Фреду досталось в пьяной драке.
– Я сказал, убери девчонку и ложись.
Мать роняет руки, вздыхает. Ее лицо, когда-то нежное и очень красивое, стало помятым, под глазами мешки, щеки обвисли. Лицо похоже на тесто, которое поднялось и снова опало.
Она сует шитье в рабочую корзинку, а Салли вместе с четырьмя куклами – в шкаф. Салли хнычет, потому что в шкафу темно, а она боится темноты.
«Экран» тоже темнеет. До Салли доносится скрежет – это мать приперла дверь шкафа стулом. Салли толкает изнутри, но дверь не поддается. Через несколько минут начинают скрипеть пружины, и Салли представляет, как мать с отчимом прыгают на кровати. Так вот почему ее заперли! Она сама любит прыгать на кровати, но ее за это ругают. Ей, значит, нельзя, а им можно! Наверное, это плохо, вот мать с отчимом и не хотят, чтобы Салли видела, как они занимаются тем самым, что запрещено ей.
Потом мать открывает шкаф, выпускает Салли. Отчим к тому времени уже спит. Храпит и булькает разинутым ртом. Видно, что у него выбиты передние зубы. Салли потихоньку забирается в свою кроватку.
По лицу взрослой Салли текут слезы, когда она вспоминает, как однажды мать недостаточно плотно приперла стулом дверцу шкафа. Салли удалось приоткрыть дверь, и в щель она увидела: мать и отчим, оба голые, на кровати, в желтом свете ночника. Нет, они не прыгают. Мать стоит на коленях, лицом в подушку, а Фред пристроился сзади и дергается туда-сюда. Так собаки делают. Лицо у Фреда красное от напряжения, голова кажется слишком большой по сравнению с тощим телом. А еще Фред урчит.
А потом Фред отваливается, Салли видит штуковину, которую он запихивал в ее мать, и теряет сознание.
Рассказывая об этом, взрослая Салли плакала, переходила на крик, раскачивалась взад-вперед. Пот заливал ей глаза. Затем шею и глаза пронзила боль, и Салли прямо в кабинете врача постиг провал.
Белла открыла глаза и осмотрелась. Какого черта здесь происходит? Ее взгляд упал на Роджера, она встрепенулась, облизнула губы и грудным голосом, подражая Мэй Уэст[7], произнесла:
– Привет, красавчик…
Роджер Эш вскинул брови, хотел было ответить, но передумал. Бросил быстрый взгляд на Мэгги, чуть качнув головой, предупредил: спокойно, не подавайте виду. Мэгги застыла с открытым ртом.
Белла сообразила, что находится в кабинете врача, на столе. Она повернулась на бок, подперла щеку ладонью, огладила бедро и продолжала с интонациями Мэй Уэст:
– Не знаю, что со мной стряслось, док. Впрочем, надеюсь, вы не побрезгуете как-нибудь заглянуть ко мне в гости.
Ответа не последовало. Тогда Белла бросила притворяться и расхохоталась.
– У вас вид, будто пациентка коньки откинула прямо на столе и сразу же из мертвых воскресла. Я что, заразная?
Роджер взял себя в руки. Впрочем, голос плохо его слушался.
– Как ваше имя? Мне нужно для отчета.
– Какого еще отчета? Я ни перед кем не отчитываюсь. Не привыкла.
– Речь идет о медицинской карте.
– Ладно, так и быть. Меня зовут Белла. По-итальянски – «красавица». Правда, я итальянского не знаю, это мне объяснил на конкурсе дарований один продюсер, который оччччень, ну просто оччччень мной заинтересовался…
Роджер кивал, но я-то видела: ему большого труда стоит держать себя в руках.
– Сколько вам лет?
– Восемнадцать уже исполнилось, – хихикнула Белла.
– Вы знаете, где находитесь?
Белла обвела комнату глазами.
– Я лежу на столе, вы – в белом халате. Может, это павильон на киностудии. Может, здесь снимают эпизод «Главного госпиталя».
Белла сладко потянулась, закинула руки за голову и приняла крайне провоцирующую позу.
– Ради этой роли я готова на все. Я очень разносторонне одаренная.
– Здесь не кинопавильон, Белла. Я – врач. Я пытаюсь вам помочь.
Белла рассмеялась.
– Знаешь, красавчик, мне такое уже говорили.
– Это Мэгги Холстон, медсестра. А меня зовут Роджер Эш. Я – доктор медицины в области психиатрии.
Белла резко выпрямилась.
– Что?! Я не сумасшедшая! Не трогайте меня!
– Конечно, вы не сумасшедшая. У вас есть некоторые проблемы, но я помогу вам с ними справиться.
– Нет у меня никаких проблем.
– Имя Салли Портер что-нибудь для вас значит?
Белла закатила глаза.
– Черт! Так вот в чем дело!
– Стало быть, вы знаете Салли Портер.
– Лично не знаю, только слышала о ней.
– От кого же вы слышали о Салли Портер?
– От Дерри.
– Кто это – Дерри?
– Не знаю ее фамилии. Я видела одежду Салли Портер и читала ее письма. И вот что я вам скажу: такой зануды, тупицы и тусклячки, как Салли, еще на свет не рождалось.
– Почему вы так решили?
– Дерри говорит, Салли только и надо, что торчать целые дни дома с метелкой для пыли. Она думает об одном – как бы отсудить у мерзавца бывшего мужа своих близнецов. Никогда не ходит ни на танцы, ни в кино, ни в театр. Вообще никогда! Не пьет алкоголь, не курит травку. Короче, овощ.
– Салли Портер – ваша родственница?
Белла на миг задумалась.
– Вообще-то, я не в курсе.
– Как же тогда вы можете знать про ее чувства и желания? Вы с ней контактируете? Вы появляетесь с ней в одних и тех же местах?
– Это трудно объяснить, – начала Белла. – Вот представьте, что вам приспичило в туалет, а все кабинки заняты. Вы бегаете по уборной, то к одной двери сунетесь, то к другой. Слышите, как там, в кабинках, возятся, отливают и облегчаются, а сами вынуждены терпеть… В общем, как я уже говорила, про Салли мне рассказывает Дерри.
– Получается, вы не знаете, что у Салли на уме?
– А у Салли есть ум?
– Вам известно о событиях, которые происходят, когда вы неактивны?
– Нет, я только догадываюсь. Например, в прошлом году, незадолго до развода, я обнаружила Салли на свадьбе. Я такого не ожидала – обычно развлекаюсь я, Салли из дому не вытащишь ни на какую вечеринку. Тем не менее в тот раз ее пригласили вместе с мужем, Ларри. Я активизировалась во время танца. Я танцевала с незнакомым парнем, он меня обжимал. Танцую, а сама чувствую: он уже готов, хоть сейчас в кровать прыгай. Тут-то я и сообразила, почему вообще оказалась в таком положении. Сказать вам, почему? Потому что Салли не умеет вести себя с мужчинами. Короче, я и тот парень – гость со стороны невесты – весь вечер танцевали. Кстати, невесту и жениха я видела первый раз в жизни. А парень был что надо. Решительный. Короче, мы пошли к нему в номер, он меня уложил, раздел и стал мне соски целовать. Больше я ничего не помню. Проснулась от шума дождя. Парня и след простыл. Потом уже я узнала от Дерри, что Ларри приревновал Салли, они крупно поругались. Думаю, это и стало последней каплей. Именно после злополучной свадьбы Ларри подал на развод.
– Вам известно о попытках суицида, предпринимавшихся Салли?
Белла искренне удивилась.
– Что, серьезно? Она хотела покончить с собой?
– Так вы об этом не слышали?